Текст книги "Отпусти меня (СИ)"

Автор книги: Анастасия Малышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Кивнув самой себе, я высушила волосы и, чуть завив их на концах, оделась в узкие джинсы и клетчатую рубашку. А что – одновременно мило и просто. Самое то для того места, которое я собиралась посетить. Немного косметики, чтобы скрыть бледность – и вуаля! Конфетка снова была в красивой упаковке.

Когда я уже была готова обуваться и выходить из дома навстречу своей новой жизни, в дверь неожиданно позвонили. Странно, мы с Кариной вроде не договаривались, что поедем вместе, а больше никто прийти и не мог. Ну да ладно, значит, сэкономлю на дороге. С этими мыслями я распахнула дверь – слова приветствия застряли у меня в горле. Вместо этого послышалось бульканье, а после сдавленное:

– Ты?

Так, кажется, новой жизни придётся подождать. Например, того момента, когда я обзаведусь новым сердцем. Ибо старое уже нахрен ничего не выдерживало. Особенно – вида Михаила Олеговича Павлова на пороге моей квартиры.

– Привет, – негромко произнёс он, делая шаг и бесцеремонно проникая в моё жилище.

– Ага, – выдавила я, глядя на него с некоторой долей опаски.

Нет, ну нафиг, точно женщину заведу! Она меня, по крайней мере, не будет доводить до сердечного приступа одним своим видом! У мужиков в этом плане было гораздо больше шансов и возможностей.

Машинально я отметила, что Док выглядел малость помято. Так, словно не только у меня в последние дни были проблемы со сном. И, судя по его чуть бегающему взгляду, Павлов не брезговал подпитываться кофеином.

– Я много думал! – заявил мужчина, делая шаг ко мне.

– Эм…я тебя с этим поздравляю, – кивнула, выставляя вперёд руку, не давая ему приблизиться, – И о чём же, позволь поинтересоваться?

Облизав губы, Миша вздохнул и спросил:

– А ТЫ помнишь, что сказала мне тогда?

Я вздрогнула так, словно меня ударили. Он использовал запрещённый приём, и прекрасно знал об этом. Потому что – ну, конечно, я помнила. Каждую секунду, каждое слово – произнесённое, как им, так и мной. Удивительно, что Миша их не забыл. Он в тот день очень торопился, уходя.

Сглотнув, я коротко ответила:

– Да.

– Сможешь повторить? – допытывался мужчина.

Вот же гад! Он бил меня моим же собственным оружием. Миша смотрел на меня с долей вызова, но при этом в его глазах я видела так же что-то другое. Искорку веселья, нежности – и надежды. И я сама не заметила, как мой язык произнёс ту самую фразу:

– Я сказала, что если ты поймёшь, что совершил ошибку – мои двери будут всегда для тебя открыты…

Кивнув, словно он до последнего сомневался, Миша мягко взял меня за руку и, чуть отведя её в сторону, подошёл ко мне вплотную. У меня перехватило дыхание – он был слишком близко, так, что от аромата его кожи у меня кружилась голова. Кажется, слезть с этой наркоты будет гораздо сложнее, чем я думала.

– Мне понадобилось очень много времени, чтобы понять это, – негромко произнёс мужчина, – Иногда я бываю невероятно туп. Например, как в тот день, когда решил, что смогу жить без тебя. Ты просишь отпустить тебя, но я не могу. Пытаюсь – не выходит. Так что, ты возьмёшь свои слова обратно или всё же откроешь свои двери для меня?

Он говорил это мягким голосом со своими неизменными бархатными нотками, при этом мягко поглаживая мою ладонь. И я чувствовала, как моя решимость откреститься от всего и завести женщину тает. Потому что это был он – Миша Павлов. Мужчина, которого я любила тогда, и которого продолжала любить, несмотря ни на что.

Сглотнув, я вдруг вспомнила, что уже опаздывала в другое место. Лукавая мысль прокралась в мою голову, и губы сами растянулись в улыбке. Предвкушающей. Сжав его пальцы, я подтолкнула его в сторону выхода с коротким:

– …поехали.

– Куда? – недоумевающим тоном спросил Док.

– У моей мамы день рождения сегодня. Я обязана быть на этом празднике жизни. Хочешь, чтобы я простила тебя – пройди это испытание. Победишь дракона – я, так и быть, рассмотрю твоё предложение.

И ошарашенный взгляд Павлова был настоящим бальзамом для моего сердца. Шрамы на котором, кажется, начали затягиваться…

Глава двадцать третья

– Куда ехать, помнишь? – спросила я Мишу спокойно, когда мы сели в машину.

– Конечно, – кивнул мужчина, – Но ты уверена, что это стоит делать?

На это я лишь пожала плечами:

– Если ты хочешь быть со мной – тебе всё равно предстоит снова завоевать любовь моей семьи.

– Это понятно. Но начинать вот так – заявляясь на день рождения твоей мамы… Это нагло даже для меня.

– Хм… ну, если ты настаиваешь, – протянула я чуть насмешливо, – Если ты испугался, то я, конечно же, не смею настаивать…

Как я и думала, мои слова подействовали на Дока. Он всегда был чуточку тщеславным и самоуверенным, я же в какой-то момент научилась давить на это. Помнится, он хвастался тем, что никогда не боялся знакомиться с родителями и заявлял, что лишь от меня зависело, когда я представлю их друг другу – он, дескать, готов всегда. К слову, тут Павлов не врал – он правда с честью выдержал это испытание, произведя на мою маму хорошее впечатление. А отчим, который сам родился и вырос в Казахстане, тут же нашёл в земляке отличного собеседника, который во многом разделял его взгляды и вообще, они словно говорили на одном языке. В общем, я гордилась тем, что Миша так ловко вписался в нашу семью.

И, чтобы всё получилось, мужчине нужно было выдержать это снова. С учётом того, что он сделал – испытание явно было посложнее предыдущего. Но я почему-то не сомневалась – Док перед трудностями не спасует. Он вообще был не из таких людей. Вернулся же он, после того, как я его прогнала.

Приехали мы довольно быстро – уже спустя двадцать минут машина притормозила перед симпатичным синим забором, за которым прятался родительским дом. Отмечать было решено в беседке на заднем дворе, потому что никакой ресторан не мог заменить домашнего барбекю, летнего солнца и бадминтона. Ну и всего того, что наверняка придумала Карина.

Которая, к слову, первая выбежала меня встречать. И, узнав машину, а также её обладателя, лишь хмыкнула.

– А я всё гадала, притащишь ты его с собой или нет, – отметила Близняшка, целуя меня в щёку, – Не самая лучшая идея, сестрёнка. Мама ведь не в курсе?

Я покачала головой:

– Это было спонтанное решение. Можно сказать, секундный порыв.

– Да уж, знаю я твои порывы, – покачала головой сестра, – Ладно, все уже на заднем дворе, так что иди туда и осторожно подготовь матушку к ещё одному гостю. А ты, – кивнула она Павлову, – За мной.

– Куда? – поинтересовался мужчина.

В его голосе звучало не опасение, но настороженность. Его можно было понять – с сестрёнки станется засунуть его в подвал, приковать к трубе цепями и пытать. Просто так, от скуки.

Карина закатила глаза. Схватив мужчину за руку, она потащила его в сторону дома:

– Да не съем я тебя! На кухню. Поможешь мне. Так сказать, начнёшь зарабатывать бонусные очки.

Миша оглянулся, посылая мне вопросительный взгляд, но я лишь пожала плечами. Он знал, куда ехал. Так что, ему оставалось лишь терпеть. Я же, тряхнув головой и нацепив на лицо самую милую из имеющихся у меня улыбок, поспешила на задний двор – поздравлять именинницу.

Там действительно собралась вся наша семья – отчим Сергей вовсю прыгал возле мангала. Ему вторил Вадим, а мама развлекала маленькую Алину. Внучку свою она обожала и сокрушалась лишь об одном – что она у неё была одна. На этих словах она всегда бросала в мою сторону выразительные взгляды, которые я упорно игнорировала – идею заводить детей я похоронила вместе со своей большой любовью.

Подойдя к сидящей в плетёном кресле маме со спины, я наклонилась и, обняв её за плечи, с улыбкой произнесла:

– С днём рождения, мамочка!

Вздрогнув, она обернулась и выдохнула:

– Маша, напугала. Знаешь же, что я терпеть не могу, когда ко мне подкрадываются со спины.

– Ага, я тебя тоже люблю, – хмыкнула я, целуя родительницу в щеку, – Привет, Егоза, – подмигнула я племяшке.

Та тут же бросилась ко мне на шею, и я охнула – эти трёхлетки были ужасно тяжёлыми. Прошли те времена, когда я могла держать малышку одной рукой. Хорошо, что это была не моя обязанность, а моей сестрёнки. Она наверняка накачала такую бицуху, что могла и мужика зашибить. М-да, похоже, зря я отпустила с ней Мишу.

Кстати, о нём…

– Мам, ты только не ругайся, но я пришла не одна, – осторожно, пробуя на вкус каждое слово, произнесла я.

Матушка удивлённо вскинула брови:

– И с кем же? С Дашей?

– Нет. Это…мужчина, – отозвалась я уклончиво, решив подбираться издалека.

– Батюшки! Ты что, наконец-то познакомилась с кем-то новым?! – всплеснула мама руками, – Это же чудесно! Лучший подарок на день рождения!

– Ну, не с таким уж и новым, – протянула я, лихорадочно думая, как бы вывалить на неё новости.

Но, как и всегда, всё решилось за меня. Потому что с громким:

– А вот и мы! – на сцене появились новые действующие лица, а именно – Карина с тазиком салата и Миша, который тащил большую кастрюлю с, судя по всему, картошечкой по нашему фирменному, семейному рецепту.

Глядя, как мама сперва непонимающе хмурится, а потом на её лице мелькает тень узнавания, и следом губы сжимаются с тонкую нитку, я поняла – денёк будет тот ещё…

*****

Стоило Мише и Карине скрыться в доме, как девушка обернулась и, наставив на мужчину указательный палец, заявила:

– Значит так, давай мы с тобой сразу расставим точки на «и»! ты мне всё еще не нравишься. А вот моя сестра – да, и даже очень. И я желаю ей счастья. Вряд ли она будет им наполнена, если ты свалишься с сердечным приступом от гневного взгляда нашей матушки. Так что сегодня я на твоей стороне.

– Эм…спасибо… – кивнул доктор.

Михайлова отмахнулась:

– Пока ещё не за что. День только начался, и я тебе гарантирую – он будет, как минимум, интересным. Надеюсь, обойдётся без драки.

– А ты умеешь задать нужный настрой, – отметил Павлов.

Он проследовал за Машиной сестрой на кухню и послушно принялся чистить уже сваренную в мундире картошку.

– То ли ещё будет, – отозвалась Карина, нарезая овощи, – Но, как говорит мой муж «Главное в нашем деле что? Правильно – не ссать!».

– Твой супруг очень мудрый. Я сам предпочитаю пользоваться этой аксиомой.

Девушка поморщилась:

– Так, ты мне тут не умничай. Лучше запоминай. С Серёжей говори о футболе – это его козырёчек. Обязательно спроси, играет ли он до сих пор, он ответит «да» – и тут уже подключай фантазию. Можешь даже загуглить какие-то термины, если тебе это поможет.

– Карина, ты ведь помнишь, что я уже знаком с ним?

Та в ответ смерила его пренебрежительным взглядом:

– Ага, и еще мне известно, как он относится к тебе после того, как ты бросил дочь его супруги. Мне продолжать?

– Я имел в виду немного другое. Я знаю, что он футболист и в курсе, на какие темы с ним общаться. Лучше подскажи, как мне выжить? А уж о чём говорить – я разберусь.

Чуть подумав, Карина усмехнулась:

– А ты молодец, в обиду себя не даёшь. Хочешь выжить? Всё просто. Держись меня. Ну и Маши. Мы защитим. И ещё – на вопросы мамы не ведись. Она будет тебя провоцировать, не позволяй ей это. Заберется в твою голову – и всё, считай, мы тебя потеряли.

– Хорошо, я запомню это, – кивнул Миша с самым серьёзным видом.

– Молодец, – резюмировала девушка, подхватывая тазик с салатом, – А теперь, раз мы это выяснили – пойдём. Перед смертью, как говорится, не надышишься.

Когда они появились на заднем дворе, встретили их, мягко говоря, прохладно. Нет, Карину все были более чем рады видеть – особенно Алина, которая тут же кинулась помогать матери. Но Михайлова кожей ощутила ту порцию холода, которой одарили Павлова. Исходил этот поток, разумеется, от именинницы – рыжеволосая женщина смотрела на доктора так, словно он был её персональным, кровным врагом. Хотя, обидевший её ребёнка не мог быть никем другим.

Вздохнув, Михайлова подтолкнула его:

– Помни – не ссы. Всё обойдётся.

Кивнув, мужчина приблизился к Машиной маме и, искренне улыбнувшись, произнёс:

– Здравствуйте, Оксана Павловна. С днём рождения. Выглядите прекрасно.

– Я в курсе, – процедила та сквозь зубы, – Ты что тут делаешь и почему не забыл дорогу в наш дом?

– Мама, – мягко произнесла Маша, касаясь плеча женщины, – Я его пригласила. Миша…

Женщина резко обернулась:

– Вы что, снова вместе?!

– Ну…не совсем, – покачала головой её медноволосая дочь.

– Но мы работаем над этим, – вставил свои пять копеек Павлов.

Карина с Машей едва сдержались, чтобы не застонать в голос. Этот человек упорно копал себе могилу. Причём делал это не банальной лопатой – нет, он пригнал самый настоящий бульдозер, чтобы управиться максимально быстро и качественно.

– Вот как, – процедила Оксана Павловна, – Как это…мило…

Никто из присутствующих не поверил в искренность её слов. Но именинница, к слову, и не пыталась этого добиться. Нет, она смотрела на мужчину, который когда-то разбил сердце её дочери и лишил её возможности еще разок стать бабушкой – и мечтала о том, чтобы использовать его как пиньяту. А именно – подвесить на верёвке и избить битой до такой степени, чтобы содержимое вывалилось на лужайку. Да, характером дочери точно пошли в неё.

Сергей и Вадим, почувствовав, как накалилась обстановка, решили вмешаться.

– Вы принесли гарниры. Замечательно. Мясо почти готово, – сообщил отчим девушек, подходя к ним и пожимая руку Мише, – Привет, давно не виделись.

– Здравствуйте, – ответил Док, предварительно поставив кастрюлю на специальную подставку.

– Как жизнь? – спросил Вадим с вполне искренней и доброжелательной улыбкой.

Между мужчинами завязалась непринуждённая беседа, и они незаметно отошли к мангалам. Маша поняла, что Павлова увели из зоны обстрела и с облегчением выдохнула. После чего повернулась к недовольной матери и попросила:

– Только не убивай его, пожалуйста.

Раздражённо хмыкнув, женщина ответила:

– Маша, я не понимаю тебя. Почему он? Неужели нет других?

– Для меня – нет, – негромко призналась девушка, – Я люблю его. И привела сюда только для того, чтобы и вы это поняли.

– То есть, вот с ним ты в итоге видишь своё будущее? – резюмировала Оксана Павловна.

Но её дочь покачала головой:

– Я пока ничего не решила. Он просит дать ему шанс, я согласилась подумать только, если он переживёт этот вечер. Но я вас прошу – не убивайте его.

Карина обняла сестру за плечи:

– За меня можешь быть спокойна – пока ты не попросишь, я не достану из своего тайничка биту. И ядовитые шпильки в волосах я заменила на обычные. Всё для тебя.

Улыбнувшись, Маша бросила матери полный мольбы взгляд. Та, чуть подумав, всё же кивнула:

– Хорошо, я постараюсь. Но стопроцентной гарантии не дам.

Рыжая кивнула:

– Большего и не надо. Идёмте к столу. В конце концов, мы тут собрались по прекрасному поводу.

Дальше всё шло на более чем позитивной ноте. Вся семья и незваный гость расположились за столом, который ломился от самой разной еды. Карина кормила Алину и параллельно всячески развлекала мать. Маша ей вторила, мужчины о чем-то беседовали между собой. Всё это периодически прерывалось какими-то общими историями, тостами или музыкой, которая лилась из установленного на крыльце дома приёмника.

Маша наблюдала за всем этим и понимала, что ей хорошо. Её близкие рядом, Миша живой и кажется, никто не собирается ему вредить. Еда вкусная, она действительно отдохнула, солнышко ласково припекало – что еще было нужно для счастья?

Ответ она узнала очень скоро. Заиграла медленная песня и к рыжей подошёл доктор.

– Потанцуем? – с улыбкой спросил он.

Чуть покраснев, Маша всё же кивнула и позволила ему утянуть себя на лужайку. Его примеру последовал Сергей, пригласив именинницу, Вадим же сделал выбор в пользу своей младшей любимой женщины. Впрочем, Карина не расстроилась – она без зазрения совести променяла танцы на шашлык и рёбрышки.

Миша, обняв девушку за талию, мягко кружил её, касаясь губами его волос. Он чувствовал себя отлично – у него на душе царило удивительное умиротворение, несмотря на то, что Машина мама, кажется, не теряла надежды убить его взглядом. Хорошо, что он уже давно сделал себе прививку против подобных выходок.

– Мне кажется, всё проходит более чем хорошо, – негромко сказал Павлов девушке на ухо.

По Машиной спине побежали мурашки от этого вкрадчивого шёпота. Сглотнув, та ответила:

– Не зарекайся. Ещё даже торт не вынесли. Всё может измениться за секунду.

– Я всё же верю в лучшее, – отозвался Михаил, – И знаешь – мне очень нравится проводить так с тобой время. Я даже подумываю о том, что нам с тобой точно нужен будет дом.

– Хватит, – сдавленно выдохнула рыжая, – Не делай этого. Не строй планы. Я пока не дала своего ответа.

– Прости, – мягко попросил Док, осторожно целуя её в макушку, – Просто крайне сложно запретить себе мечтать, когда ты рядом.

Маша ничего на это не ответила. Вместо этого она чуть крепче обняла мужчину, прижимаясь к нему, и вдохнула аромат его кожи. Ей тоже было тяжело остановить поток мыслей, который правил балом в её голове. Потому что всё это снова стало слишком реально – их жизнь. Совместная. Где были только они вдовеем. Поначалу. А позже их становилось уже больше…

Когда музыка стихла, рыжая осторожно выпуталась из Мишиных объятий и сделала шаг назад, в сторону дома:

– Я до дамской комнаты. Не теряйте меня.

Павлов кивнул и вернулся к столу. Но не успел он попытаться завязать беседу с сидевшим неподалёку Вадимом, как услышал недовольное:

– Ты мне не нравишься.

Повернувшись, он наткнулся на суровый взгляд Оксаны Павловны. Сомнений, что она обращалась к кому-то другому, не было. Поэтому, Миша кивнул:

– Я это понимаю.

– Будь моя воля – ты бы никогда не оказался снова даже близко рядом с моей дочерью. После того, что сделал, – продолжила женщина.

Да, было бы глупо думать, что его так просто простят. И мужчина был готов к тому, что на него будут смотреть, как на врага и грозить различными карами. В конце концов, это была Машина семья – люди, которые любили её и желали ей счастья. Но и сам Павлов был одним из этих людей. Он готов был сделать всё, чтобы девушка не просто улыбалась, а чтобы она не знала, что такое горе. И при этом верила ему.

– Я знаю, что поступил неправильно. И мне за это стыдно.

Оксана Павловна поморщилась:

– Ой, вот только не надо всех этих слов. Знает он. Ничерта ты не знаешь. Тебя не было рядом с ней, когда ты ушёл. Ты не видел её.

Сглотнув, Миша произнёс:

– Простите. Я не могу изменить того, что сделал тогда, но могу пообещать, что потрачу всю оставшуюся жизнь на то, чтобы попытаться исправить это.

Женщина какое-то время изучала его, рассматривая снизу вверх. Док чувствовал себя насекомым, попавшим под микроскоп. Не самое приятное ощущение. Но он терпел, потому что понимал – ему важно не только завоевать Машу, но и вернуть доверие её семьи. Она любила их, и без благословения родных не смогла бы быть по-настоящему счастливой с ним.

Наконец, мать рыжей заговорила. Медленно, подбирая слова:

– Знаешь…я хочу пожелать тебе только одного. Чтобы твой ребёнок никогда не оказался в подобной ситуации. Нет, пусть он влюбляется, и даже пусть ему разбивают сердце, ведь это закаляет. Но не так. Я желаю, чтобы на пути твоих детей никогда не встречались люди, которые, уходя, прихватят с собой и их души. Потому что, видит Бог – нет ничего более страшного для родителя, чем видеть, как больно его ребёнку – и не иметь возможности помочь ему. Потому что это та боль, от которой нет лекарства, и никто не поможет пройти через это. Это можно только переждать, переболеть – и попытаться снова жить.

Слова женщины, произнесённые таким спокойным, но вместе с тем холодным тоном, заставили Дока поёжиться от внезапного озноба. А та, будто не замечая, продолжила говорить, словно желая добить его….

*****

Два года назад

Нужно было успокоиться. Просто успокоиться. Девушку трясло – так, что челюсть сводило, а в груди крутило так, словно кто-то включил огромные лопасти. Дышать больно. Стоять трудно. Жить невозможно. Первый раз в жизни её руки дрожали настолько сильно. Девушка подумала – может, где-то есть источник тока? Ведь не могло так трясти тело.

Маша очнулась, сидя на полу и заходясь в рыданиях. Она не понимала, сколько прошло времени – вроде вот только она провожала ЕГО взглядом в окно, и вот уже сидела, прислонившись к стене и пытаясь унять дрожь. И сделать вдох – это было очень важно. Потому что – как жить без кислорода? С другой стороны – а стоило ли вообще пытаться?

ОН ушёл. А её накрыло. Это было похоже на волны. Маша делала что-то – механически, отключив голову, просто чтобы руки были чем-то заняты. А потом вдруг она снова находила себя сидящей на полу, сжимающей грудь руками и пытающейся сделать вдох. Выходило у неё не очень – внутри словно зияла огромная дыра, и её было нечем заполнить. Она рыдала – некрасиво, в голос, захлёбываясь, а в голове пульсировала лишь одна мысль. «Как же больно». И как сильно ей хотелось, чтобы это прекратилось. Потом её отпускало ненадолго, но следом за первой волной приходила вторая. И всё начиналось заново.

Маша пыталась лечь спать, но у неё не получалось – чувство, будто она задыхалась, снова возвращалось. Поесть тоже не выходило – любая мысль о пище вызывала тошноту. Маша словно горела.

Она позвонила маме, но когда та взяла трубку, девушку хватило лишь на жалкий всхлип.

– Маша? Что случилось? – голос женщины звенел от волнения.

Собравшись с силами, рыжая выдавливает из себя:

– Он ушёл, мам.

– Кто ушёл? – явно не поняла Оксана Павловна.

– Миша, – сорвалось с губ девушки вместе с очередным рыданием.

– Не поняла. Что произошло?

– Он…он сказал…что не любит меня.

Каждое слово обжигало, будто огнём, но Маша сглотнула, словно надеялась, что это поможет.

– О, Господи, – только и смогла вымолвить её мама.

– Он ушёл, мам. Он совсем ушел. Мне так больно, что нечем дышать. Я пытаюсь сделать вдох, но у меня на груди будто лежит груз, – рыдала Сергеева, не в силах больше сдерживаться.

– Я знаю, моя хорошая, знаю. Это больно. Но всё пройдёт. Тебе просто нужно это пережить. Переждать. Перетерпеть.

Женщина пыталась подобрать слова, которые бы смогли успокоить её ребёнка. Она повторяла, как сильно любит её, и что всё обязательно будет хорошо. Помогало это мало – её дочь только сильнее заходилась в рыданиях. Она, словно заведённая, повторяла:

– Он ушёл. Мне так больно.

И у Оксаны Павловны сердце кровью обливалось от того горя, что испытывал ей ребёнок. Она заставила дочь вызвать такси и приехать к ней. А после – прижала её к себе, позволяя рыдать у себя на груди. Её домашняя футболка быстро промокла насквозь, но женщина ни слова не сказала – ведь это была всего лишь ткань. Если бы это могло помочь – она отдала бы дочери все свои лучшие наряды, чтобы та заливала их какими угодно жидкостями. Увы, это явно бы не помогло.

Когда спустя несколько часов ребёнок всё же успокоился, Оксана Павловна насильно накормила её супом, потому что понимала – Маше нужны были силы. Та вяло ковырялась в тарелке, но хотя бы больше не плакала. Так, лишь изредка шмыгала носом. Женщина говорила что-то, сама не замечая, что именно – просто какие-то шутки, истории. Что угодно, чтобы Маша отвлекалась. Это могло, но ненадолго – когда отчим повёз её домой, девушка поняла, что снова плачет. Тихо, неслышно – по её щекам просто бежали слезы. Она не пыталась их вытирать. Бесполезно. Серёжа пытался её как-то подбодрить, но он мужчина, и не мог понять до конца, какие чувства обуревали женское сердце.

А дома пришёл новый приступ. Сергеева сползла по стенке, рыдая в голос, и судорожно заставляя себя дышать. Потому что всё вокруг напоминало о нём. Ведь он был там, в её крепости.

И словно сам воздух другой, и, чуть подумав, Маша поняла, в чём было дело. Её вещи. Одежда, которая уже была у него, и которую он привёз, пропахла им. Его домом, его квартирой. И Маша сидела на полу, зарывшись в неё носом, глубоко дыша, а после убрала её в пакет и спрятала. Потому что боялась, что рядом с другими её вещами запахи смешаются, а после вовсе пропадут. Глупо, но она держалась за это, как наркоман, которому резко, в один день, пришлось соскочить с иглы.

Мамин суп не задержался в желудке, и девушка избавилась от него, чувствуя, как тугие спазмы сжимали желудок и горло. Так было даже лучше – ВСЁ лучше, чем невозможность дышать. И эти слезы – они были везде. Маша уже устала плакать, но они всё равно текли, и их было не остановить. Она снова позвонила маме, и та приехала. Она провела с дочерью всю ночь, гладя её по волосам и убеждая поспать. Та пыталась, честно. Ей хотелось этого – провалиться в забытье, ведь там ей было хоть немного, но легче. И дыра в груди казалась чуть более терпимой. Но ещё страшнее ей было просыпаться, потому что не хотелось открывать глаза в этом новом мире. В котором рядом не было ЕГО.

*****

– Она завтракала чаем, йогуртом и валерьянкой. Обед, в принципе, был таким же. Потому что ничего, кроме жидкости и лекарств, её желудок удержать не мог. Маша больше не плакала – кажется, после той ночи слёз у неё больше не осталось. По крайней мере, мне она их не показывала. Но я знала, как ей было больно. Она отдалилась от нас. Перестала приезжать. Не только ко мне – Карину она тоже стала сторониться. Сперва я не могла понять, почему, ведь мы-то её ничем не обидели. А потом поняла. На своей свадьбе, когда во время своей речи она всё же проронила несколько слезинок. Маше было больно смотреть на чужое счастье. Каждый раз у неё при этом был такой вид, словно её обманули. Пообещали что-то, но в последнюю секунду отобрали. Оставили ни с чем.

– Я всего этого не знал, – произнёс Миша.

Его голос звучал глухо, а взгляд был направлен вниз, на зелёную траву. Каждое слово, что произносила эта женщина, било его, словно пощечина. Потому что он представлял себе всё это. В красках. Его Машу, которая сломалась. Из-за него. И которая пыталась починить себя сама. Пережить его предательство.

– Ещё бы, – хмыкнула Оксана, – Да и даже если бы узнал – неужели это что-то бы изменило? Нет, ты бы всё равно ушёл. Так что мой тебе совет, если решил снова поиграться – откажись от этого сразу и уходи. Не издевайся над человеком. Вы, хирурги, конечно, умеете обращаться со скальпелем, но резать сердце дочери я больше не позволю.

Миша хотел было что-то ответить, но не успел – рядом оказалась младшая Сергеева, которая первым делом спросила:

– О чём разговариваете?

*****

Разумеется, я слышала их беседу. Не всю, но мне хватило и части, чтобы понять – дело плохо. Вид Миши только подтвердил мои опасения – он выглядел, как нашкодивший щенок. Похоже, маменька пропесочила его по первое число. Ну, класс. Только этого мне не хватало – здоровенного, взрослого мужика, снедаемого чувством вины. Спасибо, блин, мама.

Остаток вечера прошёл без эксцессов. Ну, почти. Когда Павлов, попрощавшись со всеми, пошел к машине, я, подчинившись молчаливому приказу мамы, чуть задержалась. Стоило мужчине оказаться по другую сторону заборы, наша именинница заявила:

– Мне всё это не нравится! Всё ещё!

– Что – это? – поинтересовалась я, даже не пытаясь скрыть то, насколько сильно меня утомили все эти разговоры.

– Я видела, как ты на него смотришь! Маша, не смей! Не вздумай снова с ним сходиться! Я никогда не одобрю этот союз.

Боги, как же я устала! От всего – отношений, который выжимали из меня все силы, друзей и родственников, пытающихся дать мне очень «нужный» и «дельный» совет. И мне точно не помешало бы проверить голову на предмет седых волос – чувствовалось, что они таки появились.

Отбросив все эти мысли, я произнесла максимально твёрдо:

– Мама. Не надо. Не заставляй меня сейчас приводить аргументы.

– Какие, например? – хмыкнула родительница.

Ох. Окей. Сама напросилась.

– Такие, что Сережа уходил от тебя сколько раз? Три, кажется? – припомнила я ей её личную драму, – Метался, не зная, как лучше поступить – остаться с тобой или вернуться к бывшей жене.

– То было другое. Его хватало на неделю максимум. Этот же пропал на два года. Ты была убита! – воскликнула мама.

Но я лишь резонно отметила:

– Как и ты. Неважно, сколько его не было – это в любом случае ранило. Но ты простила Сергея. Карина с Вадимом тоже несколько лет то сходились, то расходились. Давайте признаем, что это кредо женщин этой семьи – прощать своих мужчин. Потому что мы их любим, и они делают нас счастливыми.

– Что верно, то верно, – хмыкнула стоящая рядом Близняшка.

– Поэтому, что бы я не выбрала – уважайте мое решение. В конце концов, я уже выросла и за свою жизнь отвечаю только перед самой собой.

С этими словами, обняв маму и поцеловав в щеку сестру, я поспешила в машину, где меня уже ждал Миша.

Всю дорогу Павлов молчал, лишь судорожно сжимал руками руль и смотрел на дорогу. Да уж, похоже слова маменьки неслабо его проняли. Вот и что мне с ним было делать? Совета спросить не у кого – значит, нужно было справляться самой.

Когда иномарка остановилась возле моего подъезда, я негромко спросила:

– Зайдёшь?

Мужчина кивнул и мы поднялись в мою квартиру. Не задерживаясь на пороге, я прошла на кухню и поставила на плиту чайник. Затем достала кружки и чай. За всеми этими манипуляциями я не заметила, как на кухне оказался Миша. Что моё уединения прервали, я поняла только когда услышала негромкое:

– Прости меня.

Обернувшись, я нахмурилась:

– За что? Что ты успел натворить за те две минуты, что я оставила тебя одного?

Док покачал головой:

– Ты знаешь, о чём я.

Вздохнув, я кивнула. Да, отрицать очевидное было глупо. Павлов извинялся – в очередной раз – за проступки двухгодичной давности. Если бы его «прости» были деньгами – я бы уже выстроила небольшой коттедж за городом. С бассейном.

– Я просто так и не поняла одного – почему ты ушёл тогда? – отозвалась я после недолгого молчания.

– Испугался.

Против воли мои брови взлетели вверх:

– Что, прости?

– Я струсил, – повторил Док, – Мы планировали так много всего, что я просто…зассал. И решил, что проще дать задний ход. И…вот.

Я задумчиво хмыкнула. Да уж. Это не то, чтобы облегчало ситуацию, но хотя бы немного объясняло её. По себе знаю – тяжело с возрастом менять привычный уклад жизни. Сама была такой же – всё новое пугало меня, и я крайне неохотно вписывала в свой график что-то новое.

Нет, это не оправдывало Павлова – он поступил отвратительно и не по-взрослому. Но тот факт, что он открыто признался в трусости – это подкупало. Или просто я хваталась за соломинки.

В любом случае, я пожала плечами и ответила:

– Ну, я могу сказать лишь, что ты был не одинок.

– Что, прости? – переспросил доктор.

– Не только тебе было страшно.

– Серьёзно? – кажется, у мужчины возникли сложности с восприятием информации.

– Ну, конечно, – кивнула я, – Это же совершенно другая жизнь. Что-то новое, неизведанное. Естественно, меня пугали перспективы. А вдруг бы не получилось? И мы бы развелись? А если бы у нас уже были дети? Но, видишь, в чём разница – я была готова рискнуть.