Текст книги "Песня для тумана (СИ)"

Автор книги: Анастасия Курленёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Часть II. Два пути Глава 1. Дети альвов

Королева стояла в кругу камней и её лицо ничего не выражало. Лишь во взгляде глубоких, как омуты, глаз, читалось любопытство, с каким мальчишка отрывает крылья пойманной мухе.

Струн было много. Они лопались медленно, одна за другой, и каждая кричала своим, особенным голосом, полным отчаянья, раскаянья или тоски. Придворные королевы фей прекратили празднование. Настроение Мэб явно изменилось, и те, кто не ушёл по каменной дороге за границу холмов, старались говорить тише, двигаться незаметнее и ни в коем случае не попасться повелительнице на глаза.

И, тем не менее, королева наблюдала за умирающей арфой не одна. Паку некуда было уходить от своего леса, а потому он растворился в зелени листвы, слился с испуганной разрывающимися струнами тишиной, и укрыл собой Геро. Рогатая альва пристально следила за королевой, приоткрыв губы в жестокой улыбке.

Взошедшее солнце высушило брильянты в причёске Мэб, и её волосы сделались матово-чёрными, подёрнутыми фиолетовой дымкой. Королева шагнула вперёд и чуть наклонилась: струны осталось всего две. Геро кровожадно оскалилась, показав ровные белые зубки. Пак замер, словно вместе с опальным цвергом каменел и дух леса, погружая свои владения в мёртвую, неестественную тишину.

– Дз-з-зинь!

Мэб, не меняя выражения лица, протянула руку. Последняя струна слабо завибрировала, сжатая её ладонью. Но осталась целой.

Лес вокруг неё перевёл дыхание. Всё ещё не решались петь птицы, но чудовищное напряжение разрядилось, вытекло сотней ручейков, впадающих в спокойную могучую реку. Без слов, одними бликами среди дубовых ветвей, Пак сказал Геро:

– Я уже боялся, она позволит ему уйти.

Глаза альвы хищно горели. Она облизнулась.

– В мир мёртвых? О нет, это было бы слишком просто. Великий Лжец заслужил большего. Гораздо большего! Видеть, чувствовать, понимать, но быть не в состоянии что-либо изменить. Именно то, на что он обрёк прекраснейшую из королев. Бард проклят бессмертием, Пак. И выпьет чашу до дна. Никто, кроме Мэб, не может его убить, а она не захочет: слишком сильно его ненавидит.

– Или любит, – сказал Пак, но так тихо, что на этот раз его не расслышала даже Геро.

***

– Что ты наделала? – спросила Сату у всклокоченной, расцарапанной ветвями Сигрид, когда та, наконец, перестала безумно вращать глазами, а, стуча зубами о край кубка, стала глотать колодезную воду.

– П-прогнала королеву Мэб, – в ответе дочери ярла не слышалось ни гордости, ни торжества.

– А он? – Шаманка осторожно забрала у девушки сосуд. Та этого, кажется, даже не заметила.

– Сказал, что хочет меня убить, – в голубых глазах плескались усталость и удивление. Сату воззрилась на Сигрид с недоумением. А потом уголки её губ стали медленно опускаться.

– Ах я, дура старая, – шаманка прижала голову девушки к груди и тяжело вздохнула. Сигрид всхлипнула. – Только теперь, кажись, начинаю понимать…

С юной супругой Стейнсона случилась нервная горячка, так что саамка, разрываемая чувством вины, осталась при ней, а чёрный омут ярлу с молодым нойдом искать пришлось наугад.

Повезло Альвгейру. Увидев, в какой позе застыл Ульв, он насмешливо фыркнул. Но когда цверг никак не отреагировал, не на шутку встревожился.

– Эй, землеройка!

Ульв оставался неподвижен. Альвгейр схватил его за плечо… и похолодел. Попытался откинуть пряди, закрывающие лицо – они обратились монолитным камнем.

– Не смей каменеть, урод. – Ярл выглядел ребёнком, испуганным и растерянным. – Не смей оставлять меня одного! Я не удержу её на островах, даже мы с Онни не удержим!

Ульв не отвечал.

– Ах ты! – Альвгейр заехал изваянию кулаком в ухо и тут же скривился от боли: разбил костяшки в кровь. – Ты не можешь просто взять, и сдохнуть!

Близкий к отчаянию ярл обхватил цверга руками, сделал над собой нечеловеческое усилие и приподнял его над землёй.

Тащить Ульва пришлось около трети пути. Потом его свалили на повозку, и он лежал всё в той же коленопреклонённой позе, даже не как труп – как камень. Альвгейр не преминул заглянуть цвергу в глаза. Они всё ещё оставались открытыми, но, как и всё остальное лицо, казались теперь высеченными из огромного куска малахита, лишь на месте зрачков поблёскивали неуместные для этого камня золотистые искры.

Старческая ладонь ласково погладила зелёный камень.

– Мучается, сердешный.

– Он ещё жив? – встрепенулся Альвгейр. – Можно это как-то обратить?

Сату с Онни переглянулись. Шаманка сжала губы в жёсткую ниточку, её внук опустил голову и вышел из дома.

– Не знаю, – Сату поглядела на обливающуюся слезами Сигрид, мёртвой хваткой вцепившуюся в окаменевшего мужа. – Но я попробую. Иди, помоги Онни. Не мешай мне.

Альвгейр посмотрел на дочь. И снова на саамку.

– Я не буду мешать. Но останусь здесь.

Шаманка сощурилась.

– Кто он тебе, золотоволосый? Друг, враг, временный союзник? Я должна знать.

– Мне он… – ярл замялся, всерьёз задумался. – Брат. Вроде того.

– Вроде того? – хоть старуха и усмехнулась, её взгляд оставался цепким, пристальным.

– Большую часть времени мне хочется его убить, – нехотя признался Альвгейр. – Или хотя бы держаться от него как можно дальше. Ульв тот ещё змей, если ты не знала.

– Я знаю о нём больше, чем ты думаешь, золотоволосый, – сухо ответила Сату, но тут же добавила: – И ты прав: он тот ещё змей. Но я спрашивала тебя о другом.

– Мне важно, чтобы он выжил. Очень важно, – Альвгейр твёрдо встретил взгляд шаманки, которого обычно избегал.

– Из-за неё? – Сату едва заметно кивнула в сторону Сигрид. Ярл скривился.

– Нет. Из-за… её матери, может быть. Я ему остался должен… кое-что. Да не в этом даже дело… – Сату с удивлением отмечала, как золотоволосый растерян. И искренен. В кои-то веки он не бахвалился и не петушился. – Когда в фюльке восстание замышляли, когда конунг меня казнить хотел, когда Эрик туман этот проклятый припёр… Ульв всегда приходил. Я не просил его, никогда бы не попросил этого урода ни о чём, но… если цверг умрёт, я останусь тут совсем один, понимаешь? Один с… людьми.

И Сату действительно поняла. Осознание пришло ярко, как вспышка молнии: нойды путешествуют по мирам, в Верхний или в Нижний, где можно испросить совета у предка, это уж у кого предки какие. Туда ушёл Олли, там гордо несёт золотые рога Мяндаш. И людям-оленям не страшны ни бури, ни чужеземные воины, ни внутренние распри: всегда есть у кого защиты спросить, от кого ждать помощи.

Ульв показал ей Свартальфахейм, в котором родился, но она знала, что прожил Волк там недолго. А Льесальфахейм, откуда происходит заносчивый Альвгейр, так и остался недоступной мечтой, погребённой за колдовской границей холмов. Мир светлых ши там, а полукровка – здесь. Почему, Сату было не важно. Но теперь она видела, что значит для Альвгейра смерть ещё одного, пусть и тёмного, альва.

***

Худенький нескладный подросток с нездоровым цветом лица сидел на правом, обрывистом берегу реки и лениво наигрывал на тростниковой дудочке. Прямые чёрные волосы юноши были собраны в хвост на затылке, на лбу же перехвачены ремешком, как обычно делают кузнецы Свартальфахейма. Этот-то ремешок и сорвал юный светлый ши, чьи золотистые кудри свободными кольцами опадали на плечи.

– Обручи носят только девчонки! У нас так не принято.

Музыкант отбросил дудочку и вскочил, встав в угрожающую позу. Нескладность его при этом волшебным образом улетучилась, острые локти и колени двигались плавно, ярко-зелёные глаза злобно сверкнули из-под упавшей на них длинной чёлки.

– Не прикасайся ко мне, ублюдок, – презрительно выплюнул черноволосый парень, который хоть и выглядел младше, был примерно ровесником золотоволосого, невольно вздрогнувшего при последнем слове.

– Я Альвгейр эйп Аквиль! – гордо вздёрнул подбородок обитатель Льесальфахейма. – А ты… ты грязный цверг! Землеройка!

– Я-то цверг, – высокомерно подтвердил низкорослый, – и в хрустальном гробу видал ваш Льесальфахейм с его идиотскими правилами и сотнями королей и королев, роящимися, как мухи над дерьмом. В Мидгарде куда веселей.

– Так проваливай в свой Мидгард, тебе там самое место, – выкрикнул Альвгейр, и юный цверг безошибочно уловил фальшивую нотку в его тираде. А потому оскалился, как маленький волчонок, и вкрадчиво повторил слова отца, которым сам не верил ни на грош:

– Я бы с радостью, да матушке родных проведать захотелось. А они, вот незадача, живут именно здесь.

Альвгейр скривился.

– Лепреконы! Как их только здесь терпят, жалких пьяниц!

Лицо юного цверга отчётливо позеленело.

– Твой папаша тоже явно не воды хлебнул, когда на смертную бабу польстился. Я даже не представляю, сколько для такого вылакать надо было!

– Ах, ты! – ши-полукровка стремительным движением заехал насмешнику по высокой скуле. От неожиданности цверг покачнулся и упал, но тут же вскочил, сжимая в руке камень. Черты его слегка вытянутого лица ещё больше заострились, угрожающе заблестели слишком длинные для человека, да и для ши, белоснежные зубы.

– Альв-гейр, – раздельно, нарочно растягивая слоги, произнёс цверг. – Копьё альва. Интересно, какое копьё имела в виду твоя мать, когда давала тебе такое имя? – ухмылка черноволосого была явно глумливой, что только добавляло двусмысленности словам. – То есть, каждый раз, как тебя называют по имени, имеют в виду это самое… твоего отца?

За всю свою жизнь Альвгейр никогда ещё не был так разъярён. Не думая о последствиях, о том, что скажет на это бабушка-королева, или, того хуже, отец, он вскинул руки и прокричал заклятие вод. Над головой у него сгустились тучи, река, только что мирно нёсшая свои воды, вздыбилась горбом, ударилась в берег.

Цверг запустил в противника камнем. Ши легко увернулся. Казалось, что увернулся. Но камень, вместо того, чтобы лететь, как это обычно делают камни, неожиданно повернул и ударил юношу в грудь. Альвгейр резко выдохнул, но тут же выровнялся, с ненавистью поглядел на цверга и снова вскинул руки.

Подземные ручьи гейзерами взорвали землю. Река бесновалась. Одна долгая секунда, и кусок берега, на котором стоял Ульв, рухнул в воду. Альвгейр был уверен, что цверг камнем пойдёт ко дну, но тот судорожно бился и, кажется, поднимал наверх это самое дно, поэтому водный ши продолжал нагнетать вокруг него собственную стихию, немного просчитался, и вода закрутилась вокруг Ульва исполинской воронкой. Откашлявшись, тот жадно глотнул воздуха и пропел, притопывая ногой:

На подмостки выхожу,

Вниз от страха не гляжу,

Вам легко смотреть из зала,

Как на сцене я дрожу.

Ручка ходит не туда,

Ножка ходит не туда*…

Альвгейр почувствовал, что собственное тело ему больше не принадлежит. Руки и ноги дёргались, выкидывая коленца какого-то безумного танца, то и дело ударяя несчастного лбом в дерево или затылком о скальный выступ. Все попытки сопротивления бессильно тонули в накатывающих волнах дикого, звериного страха.

А Ульв почувствовал, как кто-то вывернул ему ухо.

– Сколько раз повторять тебе, паршивец, – прошипел Брокк, – чтоб ты не смел…

Бледный, как мел, Мер эйп Аквиль быстро перебирал пальцами, успокаивая реку, ручьи, разгоняя тучи.

Ульв смотрел на Брокка исподлобья, молчал и избавлять Альвгейра от издевательств явно не собирался. По счастью, помимо рассерженных отцов, тут присутствовал и седобородый старец в просторных одеждах друида. Он достал из потайных складок маленькую дорожную арфу и взял несколько небрежных нот. Альвгейр обессиленно опустился на песок. Увидев отца, попытался слабо улыбнуться, но, перехватив взгляд сапфирово-синих глаз, понял, что буря, вызванная молодым эйп Аквилем, ничто по сравнению с головомойкой, которую устроит ему Мер.

– У вашего мальчика действительно недюжинный талант, – обратился друид к коренастому цвергу, всё ещё державшему сына за вывернутое ухо, которое уже покраснело и разболелось. – По нему школа бардов плачет.

– Ремень по нему плачет, – процедил Брокк. – С пряжкой из сырого железа. Весь Свартальфахейм извёл. Да и в Мидгарде… что ни год – переезжать приходится.

– Думается мне, – довольно погладил бороду друид, – перед нами будущий филид. А то, кто знает, может, и…

Оба цверга одинаково поморщились, так что, наконец, стали похожи на отца и сына.

– Тьфу на вас, – нелюбезно огрызнулся Брокк. – Не надо из моего волчонка менестреля делать. Просто научите его… ну, я не знаю… обращаться с этим. С этим… всем. Чтоб… контролировать умел.

Друид снова погладил бороду и где-то там, в её глубине, ехидно усмехнулся. Правда, этого никто не увидел.

– Сделаю, что смогу, многоуважаемый Советник Брокк. А дальнейшее… не от меня зависит.

Вечером того же дня Ульв сидел, с ногами взобравшись на роскошно убранную постель в гостевой спальне дворца Льесальфахейма, и мстительно царапал ножом украшенный тончайшей резьбой столбик, поддерживающий балдахин. Ничего более оригинального или разрушительного юноше в голову не приходило. Ульв не оторвался от своего занятия, даже когда в комнату вошёл Брокк и со вздохом опустился рядом с сыном. Старший цверг сокрушённо молчал, младший упорно продолжал уродовать мебель. Наконец, Ульв не выдержал и злобно прошипел:

– Так вот, зачем мы сюда приехали! Сразу бы так и сказал. Нашёл, мол, способ от тебя избавиться, собирай манатки. А то матушка! Родичи! Она их хорошо, если раза три вспомнила-то за всё время.

– Не смей так говорить! – строго осадил его Брокк, и Ульв слегка напрягся, ожидая затрещины. Но вместо этого отец сграбастал подростка в охапку, как будто тот был совсем ещё ребёнком, и прижал к себе. – А главное, не смей так думать.

Ульв что-то неразборчиво засопел, спрятав лицо под чёрной чёлкой.

– Я и сам не в восторге от этих струнодёров, – снова вздохнул Брокк. – Но что делать, сынок, если ты таким уродился… гхм…

– Дефективным?

– Талантливым, – мягко произнесла невысокая рыжеволосая женщина, узкое лицо которой чем-то неуловимо походило на хитрую лисью мордочку, и опустилась на другую сторону кровати.

– Мам! – Ульв высвободился из объятий отца и прильнул к женщине. Она ласково погладила его по щеке. – Ну я же не виноват! Почему я не родился нормальным цвергом? Или хотя бы нормальным лепреконом?!

Оба родителя слаженно фыркнули.

– Благодарение всем богам, – прогудел в бороду Брокк, – что ты не родился ни тем, ни другим.

– Я на вас даже не похож, – пожаловался Ульв, и, секунду поколебавшись, добавил: – Иногда я думаю, что я вообще не ваш сын, а человеческий подменыш.

– Глупости какие! – всплеснула руками мать. – Думаешь, я приложила бы к груди человеческого детёныша?!

– Так многие делают.

– Мальчик, ещё слово в таком духе, и я тебя выдеру, – строго сказал Брокк. – Не посмотрю, что уже грунты пластами двигать начал, – и тут же усмехнулся, добавил с одобрением и нежностью: – Здорово ты, того, Альвгейра проучил. Помню, от меня Меру тоже раз досталось…

– Нашёл, чем хвастаться, – хлопнула мужа по руке рыжая лепрекониха, и снова обратилась к сыну: – Что же по поводу подменышей: тут ты отчасти прав.

Ульв вздрогнул, а мать поспешила разъяснить:

– Это у людей дети похожи на отцов и матерей, где и как их не расти. А на альва откладывает отпечаток волшебство того места, где проходит его детство. Потому и выходят подменыши лицом и статью подобными на людей, в чьей семье им приходятся жить, будь они на самом деле ши или троллями. Ты рос среди людей, вот и похож на них лицом сильнее, чем мы с отцом, ничего удивительного в этом нет.

– А голос? – обиженно возразил Ульв. – Вы ведь из-за него уехали из Свартальфахейма. Из-за того, что я… ну…

– Резонировал сильно, – поморщился Брокк. – Хорошая акустика, с тем и строили.

– Послушай, сынок, – мать погладила его по волосам и лукаво улыбнулась, – не думаешь же ты, что у тебя в роду только цверги да лепреконы? Мой дед по отцу – лесной альв, по матери – дин ши. А его бабка, говорят, была сиреной. Кровь, пусть и дальняя, сказывается.

Ульв удивлённо уставился на мать.

– А… почему ты раньше никогда не говорила?

– Было бы чем гордиться, – буркнул Брокк, чистокровный цверг до камня костей, чем заслужил от жены сердитый взгляд.

– Да как-то к слову не приходилось, – ласково сказала мать, укладывая голову сына к себе на колени. – Никто ведь не заставляет тебя становиться филидом или даже бардом, если сам не захочешь. Но поучиться ведь можно?

– Опыт за плечами не носить, – подтвердил Брокк. И задумчиво добавил: – Может, они тебя за пару лет так достанут, что сам голосить бросишь.

Ульв только вздохнул и уткнулся матери в колени.

Когда родители покидали спальню юного цверга, было уже совсем поздно. Брокк пропустил жену вперёд и задержался на пороге:

– Но ты бы, сынок, с Альвгейром полегче. Я знаю, он тот ещё засранец. Но его отец спас мне жизнь. Не забывай об этом, если ты цверг.

– Ты ему тоже жизнь спас, – буркнул Ульв.

– Я ему – один раз, а он мне – дважды, – сообщил Брокк и подмигнул. – Разницу чуешь?

Ульв, пусть и нехотя, кивнул.

***

Безупречные черты лица благородный ярл Мер эйп Аквиль унаследовал от своего не менее благородного отца – доблестного дин ши. От него же потомку досталась и аристократичная осанка, и врождённые повадки высшего фейри. Маленький Мер умудрялся выглядеть царственно, даже слизывая с пальцев вишнёвое варенье, которое, сидя в кладовке, за неимением ложки зачерпывал прямо руками.

С возрастом этот эффект только усиливался, и уже несколько десятилетий королева сидов поглядывала на сына, не баловавшего двор частыми визитами, без былого неодобрения – наследник появлялся редко, но производил неизгладимое впечатление, особенно на гостей. Альвгейр же перед отцом просто благоговел.

Вот и сейчас он входил в наполненную светом и воздухом залу, где ожидал его Мер, с трепетом, которого не испытывал на пороге самых почитаемых святилищ Льесальфахейма, и у него дух захватило от восхищения. Ярл светлых альвов стоял между невесомо-хрупких, будто отлитых из тончайшего фарфора, колонн. Его плащ цвета топлёного молока оттенял матовость кожи, золотые кудри драгоценной рамой обрамляли возвышенное лицо, с которого известнейший художник Мидгарда писал образы богов. За один взгляд колдовских, манящих сапфировых глаз слабохарактерные короткоживущие готовы продать водному ши душу.

Высокородный эйп Аквиль был невыразимо прекрасен, неприступен… и молчал.

Эту казнь Альвгейр почитал наихудшей из всех возможных. Ему уже приходилось сталкиваться с отстранённым высокомерным выражением на лице родителя. Разочаровать отца юный полукровка боялся сильнее смерти, а потому не выдержал, и очень скоро нарушил этикет, заговорив первым:

– Отец, я не виноват! Этот цверг, он…

Мер прервал его одним небрежным жестом. Небесно-голубая ткань рубашки мягкими волнами-складками набежала на запястье, потонувшее в пене кружев.

– Меня не интересует. С поведением юного Ульва будет разбираться его отец. А я не намерен выслушивать, как ты ябедничаешь. Достаточно того, что я видел: ты подрался, и ты проиграл.

Альвгейр задохнулся от стыда и волнения, он готов был провалиться сквозь землю, да только с землёй очень уж ловко управляются проклятые цверги.

– Я вижу, – сказал высокородный Мер эйп Аквиль и повернулся к сыну спиной, – что влияние моей матери оказывает на тебя пагубное воздействие.

У Альвгейра пересохло во рту.

– Я привёз тебя в Льесальфахейм учиться родовой магии, раз уж ты мой сын, – продолжал Мер. – И что я получил? Заговаривать воду ты умеешь, да, но когда и как применять эти умения, у тебя ни малейшего понятия.

Альвгейр покрылся холодным потом и побледнел. Мер обернулся. Юноша, ожидающий следующих слов отца, словно приговора суда, как будто со стороны увидел и себя, застывшего в неловкой позе, ссутулившегося, старающегося казаться меньше, или вообще исчезнуть из поля зрения, и высокородного ярла. Каждое его движение было исполнено достоинства, плечи разворачивались так, будто это вода переливалась по плавно изогнутой поверхности. «У меня никогда так не получится, – сам себе сказал полукровка-ши, – хоть всю жизнь с танцмейстером тренируйся».

– Ни малейшего, – повторил Мер, глядя сыну в глаза, и тем самым возвращая его в реальность. Альвгейр судорожно сглотнул и вернул отцу взгляд: затравленный и испуганный.

– Я отправляю тебя в Мидгард, – сообщил водный ши таким тоном, будто только что выкачал из слов всю подвластную ему стихию. – Надеюсь, ещё не слишком поздно.

Несколько секунд Альвгейр был совершенно растерян. Но всё время молчать тоже не следовало, а не то отец решит, что его сын совсем идиот. И будет, возможно, не так уж далёк от истины.

– Вы… отсылаете меня к семье матери, милорд?

– Можешь и к матери, – Мер повёл плечами, отчего мягкие складки воротника ещё выгоднее (хотя это и казалось уже невозможным) подчеркнули идеальную форму ключицы. – Если выяснишь, кем она была – я не возражаю, можешь её родичей поискать.

Ещё несколько секунд Альвгейр хлопал длиннющими, плавно изогнутыми, как у отца, ресницами.

– Я надеялся, вы мне откроете её имя, милорд.

– Я бы с радостью, – усмехнулся вдруг Мер. – Если б знал, обязательно бы тебе сообщил.

– Она скрыла своё имя от вас, милорд? – несказанно удивился Альвгейр коварству неизвестной родительницы.

– Ну отчего же, – Мер прислонился к колонне, задумчиво потеребил завязку плаща, – может, и не скрыла. Даже наверняка говорила. Но я, признаться, отчётливо не помню, даже сколько женщин у меня в ту ночь было. Три? Или пять? Если пять, то, кажется, две пары близняшек. Нет, это бы я, наверное, запомнил. Скорее, просто…

– Вы были пьяны? – в ужасе воскликнул Альвгейр.

– Как последний лепрекон, – кивнул высокородный эйп Аквиль. – И даже больше. А чего ты ожидал, мальчик? Трезвый на празднике урожая – шпион. А я шпионом не был, я был почётным гостем.

– Но… – Альвгейр был настолько шокирован родительскими откровениями, что даже перестал на время переживать из-за предстоящей ему самому участи, – как же королева Рива говорила, что ваша любовь к смертной женщине была так велика, а скорбь после её смерти так ужасна, что вы…

Мер театрально закатил глаза.

– Всю эту чушь я наговорил твоей бабушке потому, что она совершенно извела меня требованиями выполнить, наконец, свой долг перед народом, выбрать себе жену из благородной семьи и подарить роду эйп Аквилей наследника. А я ещё слишком молод, чтобы похоронить себя заживо рядом с бессмертной супругой, как это сделала моя благородная мать, всю жизнь мечтавшая о большой чистой любви и тихо ненавидевшая твоего деда.

Мир юного полукровки-альва разбился вдребезги. Его безупречный благородный отец, на которого в Льесальфахейме молились, как на идола, оказался… оказался… Альвгейр осёкся, даже мысленно не решаясь этого произнести. А Мер продолжал добивать сына подробностями:

– Я о тебе и не узнал бы никогда, как о большинстве твоих братьев и сестёр…

– Братьев? – Альвнейр задыхался, как рыба, вытащенная на берег. – Сестёр?

– Не надо смотреть на меня, как на диво морское, – мелодично рассмеялся Мер. – Это же смертные! Ты только поглядел в её сторону, а она уже забеременела. Не то, что долгоживущие, которым надо блюсти фазу луны, температуру воздуха, магический фон и Двалин знает ещё какую ерунду, чтобы зачать, наконец, вожделенное чадо. Дети, воспитанные людьми, не обладают магией. Из них получаются такие же смертные, как и их матери, разве что чуть более красивые, умные и талантливые, чем прочие. Ладно, от светлых альвов – более красивые, от тёмных – более умные, чтоб и то, и другое, редко бывает, так что баланс не нарушается.

Пока Альвгер стоял, как громом поражённый, Мер продолжал:

– Так вот, я бы никогда о тебе и не узнал, если бы не Брокк. Цверги просто помешаны на культе семьи. С продолжением рода у них такие же сложности, как у всех альвов, но тёмные им особенно озабочены. И совершенно не понимают шуток на этот счёт. Видел бы ты Брокка, когда у них родился Ульв! Почтенный цверг ликовал так, будто одним махом выковал Гуингнир, Брисингамин и Драупнир. Дёрнуло меня тогда сказать: будь у меня тоже сын, я бы разделил твой восторг. А он больше года потратил, тебя уже от груди отлучили, но нашёл. Я спросил у него только где и когда, городок тот смутно припомнил… вода подтвердила, что ты мой сын, королева получила долгожданного наследника, я – свободу, все были счастливы.

На глаза Альвгейра навернулись слёзы.

– Ну-ну! – Мер грациозно приблизился и похлопал юношу по плечу. – Не расстраивайся. Рано или поздно, ты должен был узнать.

Альвгейр сокрушённо кивнул, пряча лицо.

– Я дам тебе с собой одно письмо, – мягкие нотки в голосе Мера немного растопили лёд, сковавший сердце юного полуальва, – к конунгу, который мне кое-чем обязан. Он возьмёт тебя в свою дружину.

Альвгейр поднял голову.

– Дружину?

– У них это называется хирд, – уточнил Мер, невесомым движением приподнимая подбородок сына, заглянул в такие же синие, как у него самого, глаза. – Тебя там научат… постоять за себя, а также тому, как следует говорить, как молчать… в общем, быть мужчиной.

Золотая рыбка надежды заплыла в грудь Альвгейра и забилась там, цепко пойманная в сети. Так, всё-таки, ему не всё равно? Юный ши готов был разбиться водопадом, лишь бы заслужить ещё одну такую улыбку отца, увидеть, как появляются ямочки у него на щеках.

– Я не посрамлю ваше имя, милорд! – с жаром воскликнул Альвгейр и встал на одно колено, будто приносил клятву.

– Это хорошо, – пробормотал Мер, гадая, удастся ли ему вырвать обратно собственную руку, или распереживавшийся отпрыск всё-таки запечатлеет на ней восторженный поцелуй, – но только вслух его не стоит произносить. Как правило, я путешествую по Мидгарду инкогнито. И тебе советую.

Ярл водных ши ещё не успел как следует оправиться от разговора с сыном, а его уже перехватила собственная мать. Королева Рива с присущей действующим монархам тактической сноровкой отрезала Мера на стрельчатой галерее и зажала в угол беломраморной беседки.

– Ты слишком суров с ним! – воскликнула любящая бабушка, уже который год старательно игнорирующая сомнительное происхождение долгожданного внука. – В конце концов, что такого мальчик натворил? Намочил штанишки какого-то цверга? И за это отсылать ребёнка на съеденье дикарям?

– Альвгейр уже не ребёнок, – нейтральным тоном сообщил Мер, искоса разглядывая королеву.

– Не смей равнять его на век короткоживущих! – немедленно взвилась высокородная фейри.

– И не думал даже, – невозмутимо склонился над её узким запястьем почтительнейший из сыновей. – Сегодня я убедился, что ваш внук, миледи, не терял времени под вашим неусыпным надзором, и в достаточной мере овладел родовой магией, чтобы находить ей практическое применение. Я восхищён вашим искусством, позволившим сделать из моего сына достойного представителя нашей семьи.

Королева порозовела от удовольствия.

– Да, он делает успехи, наш маленький Альвгейр. Но, – тут же спохватилась она, – в Мидгарде слишком опасно! Что, если его убьют?

– Ваш недостойный сын всегда возвращался невредимым, миледи, – смиренно произнёс Мер, глядя на мать преданными глазами комнатной собачки.

– Ты… высокородный ши, – резонно заметила Рива. – А мальчик, всё-таки, наполовину человек…

– И запросто берёт в руки смертельное для меня железо, – мягко сообщил Мер, одарив королеву такой обворожительной улыбкой, что она невольно на неё ответила.

– Я нижайше прошу вас, миледи, позволить Альвгейру маленькую прогулку в Мидгард. Молодому наследнику полезно будет немного порезвиться, прежде чем он займёт своё место у вашего престола и сочетается браком с какой-нибудь достойной особой, которую ваше мудрое сердце для него изберёт…

Рива окинула сына задумчивым взглядом. На выразительном лице Мера лежала печать несчастной любви и горечи потери. Королева тихонько вздохнула.

– Ладно, пусть…

***

Закрытый экипаж уносил Брокка и его рыжеволосую супругу от гостеприимных стен Льесальфахейма, и салон казался непривычно просторным, потому что в прошлый раз они сидели тут втроём. Виона вздохнула.

– Я уже скучаю по нашему мальчику.

– Я тоже, – признался Брокк. – Как подумаю, что ему предстоит, аж зло берёт! Струнки эти, песенки, тьфу! У парня такой удар с левой! Даром, что по комплекции в лепреконов пошёл…

Виона поморщилась и немедленно нашла в сложившейся ситуации свои плюсы:

– По крайней мере, там будет кому за ним приглядеть. Этот друид… производит впечатление серьёзного мастера.

Брокк пробормотал что-то неразборчивое про длиннобородых, которые примазываются к славе.

– Что-что? – Виона наклонилась к мужу, чтоб лучше слышать.

– Я говорю… – но закончить Брокк не успел, потому что именно в этот момент крышу экипажа пробили ноги высокородного Мера эйп Аквиля, приземлившегося аккурат в объятия цверга.

– Вот проклятье! – воскликнул он. – Я надеялся, что с этой стороны старушка Виона.

– Что?! – воскликнули супруги, а Виона ехидно добавила: – Это я-то старушка?

– Это в Мидгарде так теперь говорят, – отмахнулся Мер, уселся между цвергом и его супругой и обнял сразу обоих.

– Вы только посмотрите на нас! Снова все в сборе! Снова вместе! И! Самое главное! Никаких детей на горизонте! Как в старые добрые времена!

– Ну это ладно, – пробурчал Брокк, отпихивая от себя ши, – ноги тебе не жаль, а крышу-то зачем ломать было?

Мер принял придворный вид и назидательно произнёс:

– А невместно высокородному ярлу водных ши Меру эйп Аквилю, сыну и наследнику королевы Ривы, отбывать в одном экипаже с Советником королевы лесных ши Брокком, ибо при теперешней сложной дипломатической ситуации это могут счесть за…

– По-мидгардски сказать можешь? – перебил его Брокк.

– Отвали, так надо, – охотно перевёл Мер.

Брокк запыхтел, Виона рассмеялась.

– Как ты там своего малого, не сильно приложил? – пробасил, наконец, цверг. – Ему от волчонка и так досталось.

– Ничего, ему полезно, – легкомысленно отмахнулся Мер. – В Мидгард отправил, а то в этом курятнике из мальчишки того и гляди истинного водного ши сделают.

– Самокритично, – фыркнула лепрекониха со сложной родословной.

– Цыц! – рассмеялся светлый альв, воздевая вверх палец. – Я совершенно уникален. А мой юный отпрыск недостаточно крепок духом, чтобы пройти мой тернистый путь самостоятельно. Птица Альвгейр, увы, относится к гордому виду ежей.

– Главное, чтоб моргенштерном не кончил, – ухмыльнулся Брокк, подмигивая светлому. Мер широко улыбнулся.

– Всё будет хорошо. В конце концов, он ведь мой сын. Я проверял. Больше того, ты сам проверял.

– В крайнем случае, Ульв за ним присмотрит, – рассудительно сказала Виона. – Он у нас очень ответственный.

– Надеюсь, мой наследник не останется после этого калекой или слабоумным, – нарочито забеспокоился ши. – Это ведь надо! Ваш парень – без пяти минут Великий Бард! Как вам столько лет удавалось это скрывать?