Текст книги "Песня для тумана (СИ)"

Автор книги: Анастасия Курленёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Глава 5. Свидание с королевой

В Круахане Аэд пожелал разговаривать с Эриком наедине. И Пёрышко не противилась: вопреки ожиданиям мир людей оказался совсем не страшным. Ирландцы взирали на жительницу волшебной страны с почтительным восхищением. Ирландки… с плохо скрытой завистью. Так что пока фея купалась в лучах мужского внимания, угощалась непривычной для сидов едой и напитками, поигрывала ножкой и мысленно сравнивала Эрика с его старшим братом, сбившиеся в кружок леди Коннахта шептали: «Это же ведьма! Как король не видит? Что-то скажет аббат Клонферта, когда узнает?» – «А он узнает?» – «Завтра же на исповеди расскажу!»

– Давай определимся сразу, – сказал Аэд, осушив с гостем по второй чаше мёда, – ты мне не брат. Очередь на трон и без тебя длинная.

Эрик кивнул.

– Сдались мне твои бесплодные камни. Коннахт – беднейшее из королевств. А дома меня невеста ждёт. Дочь ярла, между прочим.

– Твоими стараниями беднейшая, – скрипнул зубами Аэд. – Твоими и твоих новых сородичей. Отца нашего сам убил? Или рядом стоял?

Одноглазый неопределённо повёл бровями.

– Когда это было?

– Шесть лет назад. Не здесь… в Лейнстере.

– Не, – Эрик опрокинул в глотку ещё один кубок. – В том году я на материк плавал. А что он в Лейнстере забыл? Свои берега бы охранял лучше.

Король Коннахта вперил в собеседника тяжёлый взгляд. Эрик оторвал у лежащего перед ним поросёнка ногу и запустил в неё зубы. Ещё горячий жир стекал на густую бороду, но викинга это не беспокоило. Как и гнев брата. Весёлая бесшабашность, поселившаяся в нём с тех пор, как Эрик потерял глаз, не оставила его до сих пор.

– Думаешь, он делал это по своей воле? Сражался за того, кто убил нашего деда? По своей воле отдал ему тебя? Аэд Финдлиат стал новым верховным королём. Он силой покорил себе Коннахт. Что бы ты выбрал на месте отца? Подчиниться, или обречь на разорение и рабство всю страну? И семью заодно?

– Выбор – для побеждённых, – неприязненно сказал викинг. Он думал о своём ярле. Ярл должен подчиняться конунгу, об этом знают все. Все, кроме Альвгейра. Конунг наведывался в фюльк всего раз, когда Эрика там ещё не было. Но мальчику рассказывали, что после разговора с вождём конунг собрал своих людей и уплыл. Дань, которую требовал, с собой не взял. Только подарки. Те, что Альвгейр захотел поднести сам.

Аэд с кривой усмешкой разглядывал брата.

– Каким бы легендарным героем ты ни был, в жизни приходится не только побеждать.

Эрик обдумал это утверждение, чуть скривился, и нехотя кивнул: вспомнил о рогатой Геро.

Король Коннахта немного расслабился и отрезал кусок поросёнка.

– Невеста, говоришь, ждёт? А женщина из страны сидов, что с тобой пришла?

– Это моя женщина! – прорычал викинг, мгновенно ощетиниваясь при воспоминании о том, каким взглядом окинул Аэд его спутницу при встрече. И, главное, о том, какой улыбкой ответила она.

Старший брат пригубил мёд из золотого кубка, пряча улыбку в усы. «Плохо же ты, викинг, знаешь волшебный народ, – подумал ирландец. – Ты пока что – её, это так. Но вздумает уйти – не удержишь».

– Мне нужно, чтобы она или ты, если сможешь, провели меня в холмы.

Викинг расхохотался.

– И себе такую думаешь отхватить? Смотри, дело опасное. – Он выразительно ткнул большим пальцем в недостающий глаз. – Это я ещё отделался легко.

– Не твоя забота, – отрубил король.

– Да чего там? – передёрнул плечами Эрик. – Просто иди за туманом. Туда, где он расступится, тропинку покажет. А, вот ещё. Не знаю, важно это, или нет…

Он порылся в мешочке, висевшем на поясе, и протянул Аэду четырёхлистный клевер, который вручил ему Пак. Листочек выглядел свежим, будто только что сорванным. Ирлендец лучше представлял себе ценность этого предмета, так что произнёс с искренней благодарностью:

– Да, это важно.

Король Коннахта считался христианином, а потому у священного дуба Кромма собирались в глубокой тайне. Аэд неуверенно карябал руны, то и дело косился на Пёрышко. Но фея в рунической магии разбиралась не больше, чем болотный огонёк, которым, по сути, и являлась, а потому лишь улыбалась обольстительно. Король, возможно, ответил бы тем же, даже невзирая на могучие руки Эрика, по-хозяйски обнимающие фею, но сейчас его гораздо больше интересовало происхождение девушки, чем её сдобные формы и многообещающие взгляды. «Маленькая моя Аластриона! – тоскливо думал Аэд. – Ты была самой внимательной, самой усидчивой и сообразительной, тебе лучше всех нас давалась тайная наука жрецов. Как же мне тебя не хватает! Нет и не будет мне прощения за то, что не смог тебя уберечь». Эрик между тем мысленно возносил молитвы всем богам, о которых мог вспомнить, чтобы король Коннахта не узнал, какую роль сыграл его брат в смерти его сестры. По крайней мере, до тех пор, пока они с феей не уберутся с этих проклятых берегов.

– Почему викинги нападают только на монастыри? – спросил ирландец, продолжая терзать ножом крошащуюся сухую землю. – Ваши боги враждуют с христианами?

– Не знаю, – простодушно отозвался Эрик. – Я у богов не спрашивал. Для этого ярл есть. Но он говорит, что гоняться по лесам за ирландцем будет только самоубийца.

Король Коннахта довольно осклабился.

– Монастырь же – это курица, каждый год несущая золотые яйца, – продолжал викинг. – Поэтому разрушать их нельзя. Зато удобно грабить. Много золота, много украшений и драгоценностей. Всё в одном месте, рядом с морем. Высадился, забрал, уплыл. Да и монахи ходовой товар. На невольничьем рынке никто не купит язычника-ирландца. Он перегрызёт горло хозяину, даже если у бедняги из спины будет торчать стрела, а из живота меч. А христиане привыкли терпеть. Подчиняться. Стоять не коленях. Не велика разница, перед кем.

Король слушал викинга и криво ухмылялся. «Недооцениваешь ты христиан, – думал он, искоса поглядывая на грубоватого и простоватого морского разбойника. – Аббат Армага по влиянию, богатству и количеству людей, подчиняющихся его приказам, равен королю. Да что говорить, такого короля, как я – зависимого, разорённого, сидящего на истощённой неплодородной земле, он многажды превосходит. Не будь у церкви внутренних разногласий, они уже давно подмыли бы под себя и Ирландию, и викингов… а, впрочем, я даже слышал, что кто-то из них уже вербует отряды норманнов, чтобы обуздывать непокорных правителей. Это умно. Викинги лучше вооружены и куда лучше организованы, чем местный разношёрстный сброд».

Аэд почти совсем сдался: и рун он как следует не помнил, и Бельтайн давно уже прошёл… с отчаяния даже собрался полоснуть себя золотым серпом по руке или ноге. Вдруг, дерево пропустит ту кровь, что разверзала грань между мирами уже дважды? Но выполнить своё намерение не успел.

Густой туман стелился по земле, сильно напоминая крадущегося хищника. Пёрышко и викинг глазом моргнуть не успели, как вязкая, непрозрачная пелена окутала короля. А потом он исчез.

Сам Аэд тумана даже не заметил. Хотя странности всё же были. Во-первых, куда-то подевались его спутники. Во-вторых, вместо подножия дуба он оказался совсем в другом месте, которое, впрочем, тоже было хорошо знакомо. И аббат Клонферта очень рассердился бы, если бы узнал, насколько хорошо принявший христианство король знал каждый камешек на этой тропинке, ведущей к полуразрушенному, заросшему кругу камней.

А в-третьих, вместо раннего лета тут была осень. Не та благодатная пора свадеб, когда над поселениями витает крепкий запах мёда и спелых яблок, так что можно подумать, будто волшебство сидов перенесло тебя на благословенные острова. Нет, то была промозглая дождливая пора, серая, унылая и холодная. В такое время как подарка ждёшь наступления зимы и настоящих холодов – только бы не видеть это свинцовое небо, не томиться бесплодным ожиданием.

Аэд шёл по тропинке и зябко кутался в плащ, почти не глядел под ноги. И чуть не упал, споткнувшись. Замер от удивления.

Развалины стояли на месте. И в то же время казались не совсем правильными. Менее разваленными, чем он их помнил. Камни покрыты отшлифованными мраморными плитами, пробивающиеся сквозь кладку заросли бесследно исчезли. В центре круга лежит большая разбитая арфа. Серебряная, и, кажется, у неё должно быть три ряда струн. Но уцелела лишь одна.

Впрочем, долго разглядывать инструмент Аэд не стал. Его внимание привлекла женщина, сидевшая на ближайшем из камней.

Если бы кто-то попросил короля её описать, у него бы не вышло. Она была… ни на кого не похожа. Черты лица странно неуловимы, будто отражение на бегущей воде. Аэд не смог бы сказать, стара она или молода, красива или безобразна, он даже не мог понять, как она одета: что-то тёмное, бесформенное, окутывало её устало опущенные плечи, тяжёлыми скользкими складками падало к ногам. Король остановился, не решаясь заговорить. Он хотел поклониться, поприветствовать женщину в учтивых и изысканных выражениях. И не мог. Откуда-то он знал, кто перед ним. И правитель Коннахта оробел, как ребёнок.

– Подойди, Аэд мак Конхобайр, – произнесла Мэб. – Не бойся. Ты пусть и отдалённый, но потомок сидов. Король, сохранивший частицу веры в народ холмов. Ты имеешь право находиться здесь.

Всё ещё не решаясь заговорить, Аэд приблизился и встал на колени рядом с повелительницей фей.

– Я знаю, зачем ты пришёл, – произнесла она, и каждое её слово падало, будто пожухшие листья с деревьев. – Тебе больно видеть, как страдает Ирландия, раздираемая на части викингами и христианами, как её дети гибнут от набегов норманнов или по приказу одержавшего победу правителя.

– Верховный король… – несмело начал Аэд.

– Верховный король предал вас, – прервала его Душа Ирландии, и в первый раз в её голосе промелькнул огонёк, слабая искорка гнева. – Потому что оказался трусом. И сбежал, вместо того, чтобы нести бремя ответственности. Я не могу заставить его вернуться.

Аэд догадался, что они с волшебницей говорят о разных верховных королях, но перечить ей не осмелился.

– Моя королева! Но мы гибнем! Если и вправду среди нас есть твои потомки, помоги нам! Или новые боги поработят нас, а захватчики отнимут наши земли. Они уже за это принялись! Норманнским рыцарям надо много платить. Мало кому это по карману. Зато им очень легко обещать титулы и земли, которые они отобьют у ирландцев!

Король запнулся, замолчал в изумлении. Вот только что он моргнул – и вместо королевы Мэб перед ним оказалась обычная женщина. Ещё не старая, но уже и не молодая, она куталась в накидку, зябко поводя плечами. Тёмные волосы щедро присыпаны серебром, а на лбу и в уголках губ залегли скорбные морщины. Аэд долго смотрел, как женщина перебирает бахрому потёртой шали. И тихо произнёс:

– Могу я… я и народ Коннахата… Можем мы чем-то помочь тебе, госпожа?

Она поглядела на него и улыбнулась, как улыбаются ребёнку.

– Спасибо, что спросил, мальчик. Но боюсь, что нет. Вы изгнали волшебство из своего мира. И не только волшебство. Ты говорил о новом боге, что угрожает вас покорить? Он был здесь. Стоял на том же месте, где сейчас стоишь ты. И плакал. Потому что совсем не хотел творщегося теперь Его именем. Убеждал, что говорил совсем о другом, его всего лишь неверно поняли. А, неверно поняв, записали… и отсюда пошли все неприятности.

– Друиды никогда ничего не записывали.

– Друидов больше нет, – седеющая женщина, сидевшая на месте королевы, потёрла друг о друга руки и дохнула на них, будто не могла согреться. – Никого больше нет. Ни великих сидхе, ни фоморов, ни богов. Вы остались одни.

– Но, моя королева…

– Я потратила слишком много сил, – сказала она и опустила голову. – И остаток их отдам на то, чтобы вернуть тебя, мальчик, откуда пришёл. Границы больше нет, и наши миры вновь живут каждый по своему времени, с каждым мгновением разбегаясь всё дальше. Если бы ты только знал, как я устала… – произнесла она совсем тихо.

Аэд встал, расстегнул золотую брошь и бережно укрыл королеву фей своим плащом.

– Прости нас, – так же тихо сказал он.

Королева ласково улыбнулась.

– Прекратите грызню между собой. Объединитесь под рукой одного короля, пусть он уже не будет великим магом, но пусть он будет один. Если вы сможете забыть о внутренних распрях, ни викинги, ни христиане, ни чужие боги, ни чужое оружие будут вам не страшны. Мои потомки резвы мыслью и богаты доблестью – уж кому, как не мне это знать. Но обрести величие Ирландия сможет лишь если будет едина.

Аэд кивнул, принимая совет, хотя сердце его болезненно сжалось: король не верил, что напутствие Мэб может быть осуществимо. Она, возможно, это поняла по его лицу. А, может быть, прочла прямо в душе, но ничего не сказала, а лишь тяжело вздохнула, как вздыхает мать, отправляя сына на войну, с которой, она знает, тот уже не вернётся. Королева легонько потянула мужчину за рубаху, он наклонился, и Душа Ирландии поцеловала короля Коннахта. В лоб.

А в следующее мгновение он уже стоял перед священным дубом. Растерянный, бледный и всё ещё сжимающий в руке листок четырёхлистного клевера – символ удачи. Четыре листка на одной ножке. Если когда-нибудь Коннахт, Лейнстер, Мунстер и Ульстер снова смогут объединиться…

Аэд мак Конхобайр горько усмехнулся. Увы, такое невероятное волшебство возможно лишь при участии великих сидхе.

***

Сигрид хмурила брови, но при этом нерешительно покусывала кончик косы.

– Пап, – Альвгейр попытался обнять дочь, но та отстранилась. – Пап, Ульв хочет с тобой поговорить.

Ярлу упрямо вздёрнутый носик дочери очень не понравился: что-то его кровиночка задумала. Но выяснять это он будет потом. Альвгейр резво, как юноша, взбежал на крыльцо и скрылся за дверью. Сигрид подошла к Онни, так и стоявшему перед прогоревшим погребальным костром. Шаман разложил его тут же, перед домом, и теперь наблюдал за белой бахромой пепла, взмывавшей к хмурящимся небесам. Девушка подумала, что нужно выразить сочувствие по поводу смерти его бабки, но не решилась. Молодой нойд выглядел скорее задумчивым, чем убитым горем. Сигрид краем ухом слышала его разговор с отцом и догадалась, что Сату каким-то образом отдала жизнь, чтобы вытащить Ульва с того света, а Онни об этом решении знал.

– Что ты будешь делать теперь? – деловито спросила дочь ярла.

– То, зачем сюда приплыл, – бесстрастно отозвался нойд. – Я должен удостовериться, что туман королевы больше не вернётся.

– Хорошо, – серьёзно кивнула Сигрид и взяла Онни за руку. – Я с тобой.

***

Проклятый цверг стал тенью себя самого. Альвгейр видел его раненым, больным, даже мёртвым! Но никогда ещё – таким жалким. Ульв привалился к стене грузно, как мешок с картошкой, сероватые веки устало опущены, дыхание тяжёлое, неровное, на лбу испарина, под газами круги.

– Паршиво выглядишь, – честно сообщил ярл. Ульв не съязвил, не буркнул ничего в ответ. И это беспокоило ещё сильнее. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем бард вяло пошевелился и произнёс:

– Отвези меня на Изумрудный остров.

Альвгейр подошёл и присел рядом. Чуть наклонился вперёд, внимательно осмотрел мраморно-бледное лицо. И уверенно произнёс:

– Ты рехнулся, землеройка. Мэб тебя двумя пальцами в мелкий песочек сотрёт. Ты же сейчас беспомощный, как дитя.

Ульв нехотя приоткрыл глаза и даже скривил губы в жалком подобии прежней ухмылки.

– Она может убить меня в любой момент, когда пожелает. Всегда могла. У неё моё сердце.

Альвгейр витиевато выругался, но вдруг замер, задумавшись:

– Постой! Сердце? Твоё… проклятие? Сработало?

– Более чем.

После этого Ульв терпел довольно долго, минуты три, но, наконец, не выдержал и процедил сквозь зубы:

– Прекрати ржать, как лошадь.

Но ши-полукровка и не подумал остановиться. Напротив, он хохотал так, что вскоре пришлось вытирать слезинки в уголках глаз.

– Ты… цверг… влюбился в великую сидхе? В королеву фей? А что так мелко? Почему не в королеву разноцветной страны?

На мгновение Альвгейру показалось, что в потухших глазах полыхнула знакомая изумрудная ярость. Но цверг обессиленно уронил голову, глухо произнёс:

– Ты должен мне, ярл. За Хельгу. Я не спрашивал, почему ты выбрал именно её. Отвези меня к женщине, которую я люблю. И это будет последний расчёт между нами.

Альвгейр хмыкнул.

– Хельга… тебе ничего не стоило спеть ещё одну балладу. Тебя хлебом не корми, дай поголосить. И ты ничем не рисковл. А Мэб… она ведь бешеная, как Кенн Круах. Может быть, даже хуже. Пустит драккар ко дну, и всех, кто на нём, заодно.

– Дались вы ей, – зло огрызнулся Ульв. – Много чести! Высади меня в лодку, если боишься. К берегу прибьёт.

Ярл, привыкший считать себя викингом, скрипнул зубами.

– Ишь, смелый какой! Что же ты с её острова сбежал, цверг?

***

– Почему же ты не сбежал с моего острова, цверг? – спросила Мэб, с любопытством разглядывая барда. – Разве ты не боишься смерти? Я не покидаю пределов Ирландии. Уходи, и проклятье не сбудется ещё неограниченно долго.

Ульв взял королеву за руку. Он нежно поглаживал её пальцы, разукрашенные серебристой паутинкой кружева, сплетал со своими.

– Люди Мидгарда каждый день рискуют жизнью, моя королева. По сотням вздорных причин. Например, просто, чтобы пощекотать себе нервы. А у меня, – Бард отцепил нитяное колечко и откинул кружево, прижался губами к женскому запястью, – у меня причина гораздо более веская, – продолжил он после паузы. – Я хочу смотреть на тебя. Слышать твой голос. Прикасаться к тебе, – бард обрисовал высокую скулу великой сидхе движением скульптора, наклонился ближе, – вдыхать аромат твоей кожи… – вкрадчиво-нежный тембр голоса завораживал даже змей, но Мэб только насмешливо изогнула бровь.

– Люди верят, что у них есть бессмертные души. И что они рождаются вновь, а долгоживущие альвы просто перестают существовать. Думаешь, оно того стоит?

Ульв поцеловал её руку ещё раз и отстранился. Даже отступил на шаг. Произнёс совершенно другим, обыденным, тоном:

– Ничто не берётся из ниоткуда и не исчезает в никуда. Я хочу быть рядом с тобой. Даже если ради этого придётся умирать ежедневно – я хочу.

– Зачем ты убил того друида? Того, что тебя проклял? – без всякого перехода осведомилась королева.

– Я его ненавидел, – не задумываясь, ответил цверг.

– И?

– Разве этого не достаточно?

Мэб обняла себя руками за плечи, задумчиво склонила голову набок и разглядывала барда из-под полуопущенных ресниц, поигрывала длинными ногтями, будто стимфалийская птица – перьями. Ульв залюбовался ею и вздрогнул от неожиданности, когда за спиной у повелительницы фей разверзся холм.

– Идём, – сказала она и прошествовала внутрь.

Бывать здесь Великому Барду приходилось. Это был сид Кенн Круаха, золотого бога. Один из самых обширных и богатых, застроенный беломраморными дворцами, щедро убранный золотом. Сейчас, после кончины хозяина, и холм казался мертвенно пустым. Молчали обезвоженные фонтаны, притихли птицы, рабы, жрецы и слуги покинули гулкие стены. С деревьев облетела листва, цветы опустили головки и закрыли чашечки. Лишь белый туман весело стелился за изящными ножками Мэб, путался в полах чёрного плаща Барда.

Королева неторопливо плыла по залам дворца мёртвого бога. Ульв следовал за ней, отставая на пару шагов. По тому, как уверенно Мэб выбирает дорогу в хитросплетениях коридоров, он заключил, что и повелительнице фей бывать тут не впервой.

Шествие закончилось у массивных дверей. Вернее, это теперь, когда великая сидхе возложила на резные ветви дуба узкие ладошки, он понял, что это двери. Прежде же Ульв считал это нагромождение вырезанных из дерева, высеченных из камня и льда фигур чем-то вроде алтаря или священного изображения. Тут были олень, волк и вепрь, ворон слетел на могучие ветви дуба, медведь выхватывал лосося из-под орехового куста, в пологий берег ткнулась носом лодка…

Стена дрогнула и отворилась. Ульв прикрыл веки ладонью, спрятал лицо – золотое сияние ударило по глазам. Мэб шагнула внутрь, туман ринулся за ней, облетел стены, приглушая краски.

В сокровищнице Кенн Круаха было много восхитительных вещей: легендарное оружие, волшебные кольца, делавшие владельца неотразимым или, напротив, невидимым, чудесная колесница, в которой когда-то каталось по небу солнце, жезл знания, древо разума и…

– Котёл Дагды, – сказала Мэб, небрежно уронив руку на невзрачную с виду посудину. – Им можно накормить любое количество голодных. И каждый найдёт внутри блюдо себе по вкусу.

Котёл действительно казался глубоким. Ульв заглянул внутрь и поморщился.

– Пахнет не очень аппетитно.

– Там сейчас яд, – невозмутимо заявила королева. – Пары, кстати, тоже ядовиты, так что отойди оттуда.

Ульв повиновался и встал поодаль, ожидая объяснений.

– Догадываешься, что это? – спросила Мэб и взялась за деревянную рукоять, торчавшую из котла.

– Половник? – пожал плечами Бард. – Тоже какой-нибудь волшебный?

– Это копьё, – повелительница фей скользнула ладонью вдоль древка, но не только не вынула оружия, а наоборот, помешала им зеленоватую жидкость, будто пытаясь притопить поглубже. – Когда-то оно принадлежало царю Персии. Тогда его хранили на дне озера. Но потом Туата де Даннан выкрали его и отдали Лугу… Прекрасное копьё. Сослужило неоценимую службу в битве при Маг Туиред. Им одним можно уничтожить целую армию.

– В яде его вымачивают ради большей смертоносности? – подошёл поближе заинтересованный цверг, но Мэб жестом остановила его.

– Нет. Как раз наоборот. Его хранят так, потому что у нас нет подходящего озера. Достаточно священного и глубокого. Видишь ли… это копьё не успокаивается никогда. Даже после того, как битва закончена, ему хочется убивать. Ему хочется убивать всегда. Бывало, что оно разрушало город, которое было призвано защищать.

– Я понял, моя королева, – Ульв склонил голову. – Я… – он запнулся, не решаясь продолжить. – Я не позволю себе стать чем-то вроде этого копья.

– Надеюсь, – холодно произнесла Мэб. – Где мне взять столько яда, чтобы держать тебя в узде?

– Пусть лучше котёл кормит голодных, – Бард протянул королеве руку. Его глаза зеленели нежностью весенней листвы. Она улыбнулась в ответ и обняла его за шею.

– Идём, голодный. Я тебя покормлю.

– Чем же? – хрипло спросил Ульв, смыкая руки на её талии. Взгляд его волчьих глаз и в самом деле сделался хищным и жадным. Но Мэб лишь усмехнулась, а в следующее мгновение уже стояла в другом конце зала, у самого выхода.

– Обещаниями.

***

– Ешь! – Сигрид сердито ткнула ложку с успевшим подостыть бульоном в упрямо сжатые губы.

– Я не голоден, – безучастно отозвался супруг. Пока он говорил, девушка ловко влила содержимое ложки в утративший неприступность рот. Ульв с равнодушным видом проглотил и отвернулся. По крайней мере, попытался это сделать.

– Если ты не будешь есть, – строго, как больному ребёнку, выговаривала Сигрид, – никогда не поправишься!

– Я умер, – буркнул Ульв, и, будто монетка на дне колодца, в его голосе блеснула искорка раздражения. Девушка обрадовалась даже этому: холодное равнодушие мужа пугало. – От этого я уже никогда не поправлюсь.

– Глупости, – сварливо надула губки Сигрид. – Ты, может, и окаменел немножко, но я молилась Фрейе, а Сату… Сату… Ульв, ты снова со мной, вот что! Не смей говорить, что она пожертвовала собой зря!

Девушка покосилась на сидящего поодаль Онни, словно просила поддержки. Но молодой нойд промолчал.

Ульв вяло пошевелился и встретился с саамом взглядом. Уголок тонких губ нервно дёрнулся.

– Мне жаль твою бабку, нойд. Но она действительно ушла зря.

Онни снова ничего не ответил. Он разглядывал лежащего на постели мужчину, будто тот был диковинным камнем или незнакомым растением: с интересом, но без участия. На безмятежном лице не отразилось ни гнева, ни жалости. Сигрид же вела себя прямо противоположно:

– Я тебя выкормлю! – зло выкрикнула она и даже встряхнула мужа за рубашку. Голова Ульва дёрнулась вперёд, но тут же снова безвольно откинулась назад. – Как телёнка молоком, слышишь?

– Не ори, – поморщился Ульв, за что немедленно получил ещё одну ложку бульона. Закашлялся, но всё же проглотил. Долго лежал с закрытыми глазами, будто собираясь с силами. Сигрид же сжимала в руках его ладони. Лихорадка закончилась, Ульв больше не потел и не метался. Его тело сделалось холодным, как лёд. – Сату отдала мне свою жизнь, это так. Ей оставалось ещё лет десять или около… но мне этого и на месяц не хватит.

– Мы… – голос Сигрид дрогнул. – Мы что-нибудь придумаем. Или… ещё кого-нибудь найдём. Отец захватит трэллов! Если… тебе нужно…

Ульв брезгливо скривился. А Онни, наконец, подал голос:

– Ему не нужно. У него своя жизнь есть. Новая. Длинная. Обширная, как океан – я и берегов не вижу. Только руку протяни.

Ульв скривился вторично.

– Для того, чтобы разгонять жизнь по телу, нужно сердце. Моё больше не бьётся. Подарок Сату вытекает из меня, как вода сквозь решето.

– Для этого ты просил отвезти тебя на Изумрудный остров? – спросил шаман, пристально глядя на лежащего. – Чтобы найти своё сердце? И снова заставить его биться?

– Нет, – голос Ульва звучал так безжизненно, что Сигрид решила снова его потрясти, растормошить… или хотя бы бульоном напоить до отвала. – Просто хочу увидеть её ещё раз. Прежде, чем опять начну каменеть. Теперь можно. Я мёртв. И безопасен.

– Ты… – бледность Сигрид наводила на мысли о белом мраморе, – снова… и ничего не будешь чувствовать? Не войдёшь в чертоги Вальхаллы, не будешь пировать с боевыми товарищами? Просто станешь камнем?

– Я никогда не сражался с оружием в руках, – с лёгкой тенью насмешки отозвался Бард. – В Валгалле меня никто не ждёт.

– Но за Морем ждут, – возразил шаман. – Или куда уходят такие, как ты?

– Моя смерть принадлежит моей королеве так же, как и моя жизнь, – глухо ответил Ульв, разглядывая бревенчатый потолок. – Она не пожелала позволить мне уйти. Поэтому, когда тело начнёт каменеть, сознание останется метаться между воспоминаниями и кошмарами.

– Как ты можешь так спокойно об этом говорить? – содрогнулась Сигрид. – Как ты можешь… любить ту, что обрекла тебя на страдание?

– Причинять боль это будет только первые несколько десятков лет. Потом я сойду с ума, и будет всё равно.

Сигрид страстно захотелось ударить мужа по лицу. Как знать, может, оплеуха выбьет из него подобные мысли?