Текст книги "Должница (СИ)"

Автор книги: Амина Асхадова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава 25.

Давид медленно оживал. Поскольку поднять его я была не в состоянии, пришлось оборудовать коридор под некое место для оказания первой помощи. Лед нашелся почти сразу, а вот обезболивающее пришлось усердно поискать в его огромной аптечке. К счастью, его голова успешно выстояла против моего удара сковородкой.

– Прекрасно. Сначала я ее спас, а затем она меня чуть не убила, – прошептал он.

Мне кажется, что Давид слег не столько от удара, сколько от неожиданного покушения в своей квартире.

Удивительно, но я все еще была жива. Только взгляд на себе чувствовала. Молчаливый и задумчивый. Поэтому сразу, как только ему стало лучше, я схватила один из пакетов, валявшихся на полу, и убежала переодеваться, пока Давид окончательно приходил в себя.

Вещи, которые Давид привез из моей квартиры, подарили мне чувство безопасности и теплоты. И я смогла вновь выйти к нему.

– И чего не сбежала? – его голос был хрипловатым.

Я застыла, встречая его любопытный взгляд.

Почему не сбежала? Сбежать – значило бросить его здесь, с больной головой. А если я не просто поставила ему шишку, а нанесла удар посерьезнее? А если бы у него было сотрясение? Или, в конце концов, если бы я его почти убила? Удар был ведь нехилый.

– Я бы не смогла жить, терзаясь сомнениями. Жив ты или нет.

– Забота? – усмехается он.

– Нет. Просто совесть, – ощетинилась я.

Давид оглядывает меня задумчиво.

– Ты совсем не похожа на свою семейку.

Поднимаюсь с корточек. Давид осторожно поднимается следом. Точнее, это я убеждаю его быть осторожным, но он упорно делает вид, что не получил сковородкой по голове несколько минут назад. Пытается казаться сильным.

– Ой! – вскрикиваю я.

Тело Давида резко повело в мою сторону. Всего за несколько секунд он фактически прижал меня спиной к стене. По его осознанному взгляду я понимаю, что он затеял это специально.

– У тебя тут рана от ее когтей.

Его рука раскручивает крышку тюбика и выжимает немного крема на палец. Я не успеваю ничего понять, как его теплый палец тут же касается моей щеки, размазывая по ней полупрозрачный крем.

Начинает немного щипать. Об ударе Вики я забыла напрочь.

– Пощечина?

Молча киваю, все еще находясь между ним и стеной. От каждого касания вздрагиваю, как ненормальная. Хочется ударить себя за это проявление страха.

– Он обижал тебя?

Глаза Давида впиваются в мое лицо, требуя ответ. Он чувствует мои дрожь и волнение.

Обижал ли его брат меня?

– Все в рамках договора, – отстраненно отвечаю я.

Прикрываю глаза до тех пор, пока все это не заканчивается. Но крем он наносит неприлично долго. И я начинаю нервничать еще больше.

– Все было добровольно? – уточняет он.

И эти уточнения вызывают во мне воспоминания, места которым быть не должно. Ведь все кончено.

Да и разве Давид – не такой же, как Артем? Почему он спрашивает все это?

– Все было в рамках договора. Иногда я его нарушала. Тогда нарушал его и он. Вот и все.

Осторожно убираю его руку и выскальзываю из тесного пространства. Не хочу быть так близко. Не хочу чувствовать его рядом.

Но одна мысль так и вертится в моей голове. Сбежать от Давида – почти невозможно, так почему бы не попробовать… почему бы не попробовать быть мудрой, поддаться этой игре и уловкам? Почему бы не попробовать влюбить его в себя?

Ведь он явно не одобряет поведение брата. Я вижу это по его глазам. Это значит, что он совсем другой.

И пусть сердце молчит. Пусть. Сейчас речь идет лишь о том, смогу ли я остаться со своим ребенком или… нет.

Давид отмирает и отводит от меня взгляд лишь тогда, когда кто-то звонит в домофон. Меня вновь бросает в дрожь, но затем я вспоминаю, что со мной рядом Давид. Все в порядке. Он должен меня защитить.

И долго ли я буду бояться? Ждать чего-то плохого? Долго?!

– Привезли еду. Открою сам, потому что курьер навряд ли переживет твое варварское нападение со сковородкой, – со смешком говорит Давид.

Опускаю взгляд, стараясь скрыть волнение. Натягиваю улыбку. Черт, как же себя ведут девушки, которые решили влюбить в себя кого-то? В свои 21 я этого не знала. Мне кажется, что я даже красиво ходить не умела, не говоря об улыбке и прочих фишках, которыми опытные девушки притягивают к себе внимание таких мужчин.

Да и возможно ли добиться такого, как Давид?

При условии, что мое сердце совсем не екает.

– Аля? Аль, ты меня слышишь?

– М? – вскидываю голову вверх.

Взгляд Давида прожигает во мне дыру. В его руках несколько больших бумажных пакетов с доставкой. Он кивнул, и я следую за ним на кухню.

– Тебе нужен отдых, Аля.

Ставит пакеты на стол.

– Поэтому ты заставил меня стирать твою рубашку?

– Не перебивай, когда я говорю.

Я замолкаю. Давид хмурится. По кухне расползаются вкусные запахи по мере того, как он выкладывает блюда на стол. Еще очень горячие.

– Есть загранпаспорт? Виза?

Качаю головой. Ни того, ни другого.

Что он задумал?

– Сделаем. Садись и ешь.

– Зачем мне загранпаспорт? – осторожно спрашиваю я, усаживаясь за стол.

Открываю контейнер, который Давид подвинул мне. Это был мясной суп. За ним еще одна коробочка со вторым блюдом, а в пакете я успела разглядеть десерты, печенья и, видимо, еда на ужин. Там была еще такая же огромная порция всяких блюд на выбор.

Он точно холост, раз не привык готовить сам. Вот только Руднев нанимал для этого повара, а Давиду проще заказать. Еще одна разница между братьями.

– Как только я решу здесь дела с организацией, мы сделаем тебе документы. Я люблю горы и экстремальные путешествия, но при твоем раскладе, – бросает взгляд на живот, – онли море, онли хардкор.

Прячу улыбку. На море я никогда не была. Вот только…

– Море?.. И что ты хочешь взамен? – кидаю взгляд исподлобья.

– А что ты можешь предложить?

Я замираю, поднеся к губам ложку горячего супа. Чайник на плите кипит. Мы смотрим друг на друга, не отрываясь.

– Ребенка здорового родишь, и мы в расчете, – слышу недовольство в его голосе, – больше мне ничего от тебя не надо.

Нет, Давид. Мы не в расчете, потому что мне от тебя надо, и очень много надо. Я хочу, чтобы ты позволил мне быть матерью для моего малыша.

– А потом? Что будет потом?! – вцепляюсь в него взглядом.

Давид продолжает есть, не удостаивая меня взглядом.

– Ты и сама знаешь, что будет потом, Аля. Ешь молча. Голова болит от тебя, причем в прямом смысле, – напоминает мне о сковородке.

И я послушно ем, но совсем не чувствую вкуса. Первое, второе, сладкие десерты... Ем и понимаю, что Давид так же жесток, как и его брат. И я совсем не уверена, что смогу добиться намеченного плана.

Мне кажется, что сбежать будет легче, чем очаровать Давида Руднева. Очаровательница из меня – так себе.

Первую ночь, проведенную в квартире Давида, я терзалась сомнениями.

За что браться? Какой путь выбрать?

Сбежать – означало подставить под удар безопасность ребенка, а завоевать доверие Давида и остаться под его крылом гарантировало безопасность нам обоим.

Глава 26. Декабрь

– Дамы и господа, добро пожаловать на борт рейса 4B7 с обслуживанием из Москвы в Мале. В настоящий момент мы являемся третьими в очереди на взлёт и, как ожидается, будем в воздухе примерно через семь минут.

Семь минут. Всего семь минут. И потом еще семь часов в полете.

– Мы просим вас пристегнуть ремни безопасности и закрепить весь багаж под вашим сиденьем или на верхних полках. Мы также просим, чтобы ваши кресла и столики перед вами были в вертикальном положении во время взлёта.

Неосознанно я вцепляюсь в руку, расположенную по соседству. Кажется, ее хозяин даже вздрагивает от моей хватки. Продолжаю слушать речь.

– Пожалуйста, выключите все личные электронные устройства, включая ноутбуки и мобильные телефоны. Во время полёта курение запрещено. Спасибо, что выбрали Туаэн Эйрлайнер. Наслаждайтесь вашим полётом!

Наслаждаться? Пока мы не взлетим, наслаждаться точно нечем, да и потом...

Я чувствую, что Давид уже подарил мне такие эмоции, о которых я нескоро забуду. Очень нескоро.

Кстати, о нем. Я не знала, было ли хорошей идеей летать на седьмом месяце беременности, но сделал документы он максимально быстро – буквально за месяц. Не знаю, какими путями ему удалось обойти всю бюрократию столь быстро, но уже сейчас в Москве остается холодный заснеженный декабрь, а мы – начинаем взлетать куда-то, где нас ждали белый песок и теплая вода.

Мы начали взлет. И тут меня пробило. Я вцепилась в его руку еще сильнее и прикрыла глаза.

– Я никогда не летала. Я вообще не хотела лететь, я не хотела лететь… Я же говорила, что мне не нужны никакие моря, – причитаю я.

Я действительно отказывалась от поездки. Кто мы друг другу для этого путешествия на море? Тем более, я все еще не верила в действительность, не верила, что Артема больше нет. И не понимала, что делать дальше, ведь только лишь отцу и матери ребенок остается нужным. А у него, еще не рожденного, осталась только мать.

Я распахнула глаза, когда меня легонько встряхнули.

– Так, прекращай.

Лицо Давида преображается. Чаще всего я вижу его хмурым, поэтому я уже привыкла.

– Ты уже в самолете. И мы уже взлетаем. Я уверен, ты забудешь о всех своих страхах, когда мы окажемся на островах. А сейчас не мешай ни себе, ни моему племяннику испытывать удовольствие от полета.

Замолкаю, даже отпустив его руку. На ней остаются следы от моих ногтей. Я даже ходила на маникюр и немного занималась спортом, насколько мне позволяла беременность. Все ради того, чтобы казаться более женственной в глазах Давида.

Меня охватывает прострация на долгие-долгие (для меня) минуты взлета, и вскоре я действительно успокаиваюсь. Слова Давида всегда действовали на меня успокаивающе.

– Позитивные эмоции будут тебе полезны, Аля. Этой поездки хотел мой брат.

– Так это он заставил меня испытывать этот ад? – пытаюсь улыбнуться, но выходит грустно.

– За адом следует рай. Кстати, ты поможешь мне решить судьбу с его имуществом, – подмигнул Давид.

– Я? – ошеломленно.

– Именно. Но об этом после, – пригвоздил Давид.

Мысль о том, что у моего ребенка никогда не будет отца, всегда наводила на меня тоску и отчаяние. Это не просто состояние печали. Это состояние страха.

А смогу ли я воспитать его одна так, как следует воспитывать мальчиков? Я даже имя для него выбрать не в состоянии, потому что стараюсь не думать о будущем, так что уж говорить об остальном?

Хотя думать было пора. Шел седьмой месяц. Я уже привыкла к своему состоянию, потому что привыкнуть к нему было легко. Дело в том, что чем больше становился срок, тем легче переносилась беременность. За исключением размера живота, разумеется. Все это было удивительно для меня, но Василиса Павловна сказала, что просто у всех это происходит по-разному.

Кстати, о ней, о беременности.

Я до сих помнила, как Вероника позвонила мне в день моего похищения и сообщила, что она беременна. После всех событий, что следовали дальше, я напрочь забыла об этом.

Вспомнить меня заставила сама Ника.

Это случилось еще осенью, когда Дикая заявилась к нам домой. Поправочка: к Давиду домой.

– Где тут туалет? Мне очень нужен!

Это было первое, что я услышала от Дикой, едва она перешагнула порог квартиры Давида.

– Есть только в спальне Давида. Но, Вероника… Вероника, там купается Давид!

Не успела. Я не успела донести это, как Ника уже ворвалась в комнату, в дверь которой я поспешно указала рукой.

И так каждый раз. Каждый раз эта бестия находила приключения на свою пятую точку, вот и сейчас ей довелось увидеть то, что не доводилось увидеть мне за все время проживания – голого Давида. Он вышел из своей ванной, но совсем не растерялся при виде незнакомой девушки в своей спальне. Только вопросительно уставился на меня, маячившей за спиной подруги.

– Ну, сами виноваты. Кто же делает только один туалет, если он находится в вашей спальне?

Ни здравствуйте, ни до свидания. Усмехнувшись, Ника невозмутимо задернула шторку и прошла к двери. А я, пунцовый как помидор, как стояла, так и осталась стоять.

Наконец, он прикрыл свое достоинство полотенцем, а я отмерла, чтобы резко отвернуться.

– Кажется, моя холостяцкая квартира превратилась в бабье гнездо.

Слышу недовольство в его голосе. Но повернуться боюсь, чувствуя себя так, будто рядом со мной Артем. А Артема я боюсь. До сих пор.

Вскоре, наконец, эта королева выходит из-за прозрачной двери. Неторопливо прикрывает дверь, разглядывая современную ванну.

– Здравствуйте, – кивает Давиду почтительно.

Усмешка вырывается из моих губ. Ника такая Ника.

– Утро доброе, – щурится Давид.

И я понимаю, что пора уходить. Давид не любил, когда кто-то нарушал его пространство. Пожалуй, исключением была только я. И лишь потому, что носила под сердцем его родную кровь.

– Вы знаете, ванную все-таки стоит переделать. Отдельный вход можно соорудить, как минимум. Все-таки скоро у вас племянник родится!

С этими словами, гордо задрав голову, Ника покидает спальню Руднева.

Я поспешно ухожу следом, а мне хочется и плакать, и смеяться.

– Ника, ты правда беременна от Макара? – тихо спрашиваю я.

Мы устроились на лоджии, попивая теплый чай с видом на холодный мрачный город. Именно Ника зачастую успокаивала меня и отвлекала от тяжелых мыслей в то время, как Давид не давал никаких гарантий, и самым страшным было, если он действительно решится отобрать у меня ребенка. Ведь это – в его силах.

Я не представляла жизнь без Дикой. Именно она обещала мне быть рядом в тот момент, когда Давид – ничего не обещал. Совсем ничего. Он сам по себе был странным человеком.

– Конечно, нет. Я не беременна, – смеется Ника.

– Тогда я ничего не понимаю.

– Я хочу проучить этого Кинконга. Он ведь так и не сказал мне, было ли что-то между нами, помнишь? Он холоден, но при каждой встрече он пытается меня задеть. А благодаря вам с Давидом мы встречаемся с ним очень часто.

Это правда, теперь Макар – постоянный гость в моей жизни.

Оказалось, что Ника все это придумала. Она специально заставила Макара думать, что она беременна от него, чтобы мужчина признался в правде. Было или нет.

Сейчас для меня, постаревшей будто на десять лет после произошедших событий, их игры казались детскими и такими глупыми. Но Ника находила что-то замечательное в том, чтобы вывести из себя столь опасного человека, как Макар.

Не знаю, что происходило между этими двоими после новости, которой его огорошила Дикая, но все последнее время, когда мне удавалось видеть Макара, я находила его в довольно мрачном состоянии.

– Аля… ты сейчас оторвешь мою руку, – до меня донесся голос Давида.

Я вздрагиваю и ловлю его пристальный взгляд на себе. Я то засыпала, то уносилась мыслями в прошлое, но мы до сих пор были в самолете.

– О чем думала?

Я пожимаю плечами и кидаю взгляд в иллюминатор, рядом с которым меня посадил Давид, но встречаю там не красивые облака, над которыми мы парили, а самую настоящую землю. Жаркую, улитую солнцепеком землю без единой снежинки, которые так горько морозили кожу в столице.

Мы прилетели на острова. На дорогие, на красивые острова с прозрачной водой и белым, как снег песком. И я даже боюсь представить, в каких долгах я находилась перед Давидом за все то, что он сделал для меня.

Вмиг одергиваю себя.

Это долгое путешествие – не ради меня. А ради своей родной крови, ведь так?

Глава 27.

– Это выглядит очень странно!

В последнее время я улыбаюсь так много, что порой аж сводило скулы, а глаза болели от палящего солнца. Вот и сейчас я щурюсь от ярких лучшей, пытаясь выцепить фигуру Давида, но он утопает в лучах жаркого палящего солнца.

Но не успеваю я его найти, как словно из ниоткуда появляется его голос. Вздрагиваю от неожиданности.

– Неправда. Это выглядит как отдельный вид искусства, – убеждает он.

Я опускаю взгляд ниже. Ну и где здесь вид искусства?

Малыш растет не по дням, а по часам. Если сейчас только седьмой месяц, то каким станет живот на восьмом, на девятом?

– Но согласен, этот вид искусства очень уж большой. А вдруг мы ошиблись, и будет двойня?

Поднимаю отвисшую челюсть и встречаю насмешливую улыбку Давида. Сегодня он в хорошем расположении духа, чего не скажешь обо мне.

В первый же день после прилета я обгорела. Это было очевидно, ведь я никогда не умела загорать, да и белая кожа сама по себе обгорает моментально. Поэтому пока я лежала в номере красная, как рак, Давид не выходил из воды. Видимо, ему тоже требовалась перезагрузка.

Я никогда не видела такой природы. Сказочно богатой, красивой, чистой. Мы находились здесь уже неделю, но я все еще не могла прийти в себя после столь кардинальных изменений в моей жизни.

Погруженная в свои мысли, я ухожу в воду чуть глубже. Она теплая и прозрачная, я вижу под ним ноги Давида. Я отдаляюсь, но он следует за мной.

– Ты снова обгоришь, – замечает он.

– Может быть, хотя бы в этот раз ты намажешь меня кремом?

– Когда ты снова обгоришь? – уточняет.

– Разумеется, – киваю, не оборачиваясь.

– Ты готова обгореть ради того, чтобы я к тебе прикоснулся?

Оборачиваюсь, рисуя на губах улыбку. Недолго смотрю в его глаза, которые тем временем ощупывают мои плечи, лопатки, волосы… Замечаю его взгляд. И подыгрываю ему.

Ведь это был мой план. Отвожу взгляд, ступая дальше, однако…

Из груди вырывается судорожный выдох, когда чья-то сильная рука хватает меня и притягивает к себе. Давид развернул меня к себе лицом, разглядывая из-под прищура.

– Что ты делаешь?! – я вздрагиваю от опасного омута в его глазах.

– Разве ты не этого добивалась? – поднимает бровь.

Я нахмурилась. Этого. Именно этого я добивалась, но разве я признаюсь?

– Эти улыбки, эти просьбы намазать тебе плечи, а то обгорела… в который раз. Походка, взгляд, твои приемы ванной в моей квартире, после которых ты не удосуживаешься выйти в чем-то более закрытом, нежели в полотенце.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Понимаю. Но пытаюсь выдернуть свою руку из его захвата и спрятаться от его пронзительного взгляда.

– Ты ведешь игру. Опасную.

– Опасную, потому что игра с тобой? – улыбка стала моим оружием.

Давид прищурился, продолжая удерживать меня за запястье. Мой живот почти касался его живота. Твердого, мокрого и горячего от солнца.

Хочется сказать ему, что мне не пришлось бы вести эту игру, если бы они сами не загнали меня в эти условия. Условия, в которых мне приходится отвоевывать право быть матерью для своего малыша.

– Я ничего не делала, – бью невозмутимостью.

– И не лезешь ко мне? И не пытаешься нарочно коснуться? Двадцать четыре на семь ты не даешь мне покоя своими женскими уловками даже несмотря на то, что ты беременна. От моего брата.

– Но моя беременность не мешает тебе поддаваться моим уловкам. Точнее тому, что подсовывает тебе твое воображение, ведь я ни в чем не виновата, – парирую я, задрав голову.

Толкаюсь вперед, задевая его твердый торс изгибом локтя. Случайно. Также случайно отклоняясь, перебрасывая волосы за плечи. Кидаю взгляд на какого-то мужчину в стороне, делая вид, что совсем забыла о присутствии Давида рядом. Я чувствовала себя глупо и наивно, скачивая соответствующие книжки из интернета, но некоторые маленькие хитрости оттуда были действительно работающими.

– Хочешь сказать, что даже сейчас ты не пытаешься коснуться меня своим полуобнаженным телом?

Скучающий взгляд, усталый вздох и понимающие слова:

– Давид, мы живем вместе. Круглосуточно. Я ни на что не намекаю, но, может быть, твое сознание играет с тобой злую шутку, подсовывая тебе соответствующие мысли?

– Аля… – сжимает челюсти.

Его не так-то просто вывести из себя, но сегодня Давид злился. Или играл. Я все еще с трудом угадывала его эмоции, но одно я знала точно: он не причинит мне зла. Он накажет молчанием или будет злиться. Может приказать, чтобы я приготовила ему еду или постирала его вещи, относясь пренебрежительно, но я всегда чувствовала огонь рядом с собой.

Огонь, который можно было разжечь еще больше. И я этим пользовалась. Ради будущего своего ребенка.

– Давид, что будет с моим ребенком?

– Ты знаешь, Аля.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Усмехаюсь. Он подыгрывает, грубо усмехаясь в ответ. А на своем запястье я чувствую усилившуюся хватку. И поглаживания – нежные, размеренные, в такт мягким волнам этой чистой воды.

– Все ради этого? Твоя игра увеличит твои возможности? Ты надеешься на лучший исход? – злится он.

Рядом слышу смех и шум воды. Мы приехали на райский остров с совсем не райскими мыслями и затеями. И мне все равно, что Давид будет думать обо мне, главное – это то, что я могу разжечь огонь. И я это сделаю.

– Ты не заставишь меня чувствовать себя виноватой, – смотрю в его глаза прямо.

Лицо Давида приближается. Он склоняется надо мной, становясь совсем близко.

– Что ты делаешь, Аля?

Я храбро встречаю взгляд Давида. Глаза один в один с Артемом.

Мягко обволакивая наши тела, вода плещется рядом, избавляя нас от знойного солнца. И я ухожу чуть дальше, остужая себя. Тогда Давид идет следом, погружаясь в воду еще глубже. Я замираю. Он совсем рядом со мной. Отступать больше некуда, дальше мой рост не позволяет идти.

– Ты представляешь, что бы с тобой сделал Артем? Если бы он только увидел… какую игру ты ведешь.

Давид склоняется ближе – неосознанно. Пользуясь этим, я шепчу прямо на уровне его губ:

– Да, но… Артема здесь нет.

С этими словами я обвила его горячую шею своими руками и без шанса на отступление коснулась губ Давида своими.

Говорят, что во время поцелуя нужно закрыть глаза, и тогда ощущения обострятся, а эмоции станут ярче. Кажется, что теперь этих эмоций мне хватит на всю жизнь. От того, что сейчас происходит, мое сердце колотится в груди как бешеное. Словно мы одни на всем острове. Словно я совершила что-то безумное, за что теперь меня будет ждать расплата.

Губы Давида – горячие, а его руки, сжимающие мои плечи, сильные. Доставляющие легкую боль. Это все, что я чувствовала.

Я не хочу этого делать, я не хочу играть его эмоциями, но я должна двигаться к намеченной цели. А на пути к цели зачастую не думают о последствиях.

Со стороны можно было подумать, что мы любящая друг друга семейная пара, которая романтично обнимается посреди прозрачной голубой воды на этом не менее райском светлом острове.

Но сначала я думала, что Давид меня оттолкнет. И семейная пара уже не будет казаться столь романтичной.

Оттолкнет, уйдет, поругает, прикажет что-то в его духе, разозлится… Но вместо этого он поддался моей игре. Он ответил на поцелуй, но сразу же перехватил инициативу в свои руки.

И дыхание у него сбилось, я почувствовала это каждой клеткой своего тела.

Я пытаюсь отстраниться под напором его поцелуя, но теперь Давид не позволяет мне выйти из игры. Я улыбаюсь – не от счастья, а просто потому, что все удалось. Как факт.

Давид злится, чувствуя мою победную улыбку, и с силой притягивает меня к себе.

Опасно.

Яростно.

Без шанса на спасение.

Так, что становится даже страшно.