Текст книги "Должница (СИ)"

Автор книги: Амина Асхадова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Эпилог. Спустя 3 года

– Давид! Пожалуйста, присматривай за Богданом.

– Мамочка, ты можешь не волноваться. Дядя Давид учит меня плавать!

Я улыбаюсь. Сын так подрос – лишь на несколько лет, но сколько же мужества появилось в этом мальчике.

А ведь ему всего четыре года.

Что ж, я очень надеюсь, что Богдан никогда не узнает, при каких обстоятельствах он появился на свет. Это слишком печальная правда.

– Аля, присоединяйся к нам!

Голос Давида так и манил зайти в море – в теплое, прозрачное, лучистое море. Но даже спустя годы я помнила, чем закончилось наше последнее с Давидом погружение в воду, поэтому я вежливо отказываю.

Вскоре после произошедшего на сентябрьском вечере, когда мы с мужем и Богданом еще не обосновались в нашем новом доме на югах, у нас с Давидом состоялся откровенный разговор.

– Я любил тебя, Аля. Возможно, я люблю тебя до сих пор, но уже другой любовью. Родственной, братской. А в свое время я тебя действительно любил… но не смог пойти против брата. Я знал, что он жив и что он непременно вернется за тобой. Ты должна понять: братская война – она хуже смерти. И никому бы не принесла любви. Даже нам с тобой, Аля.

– Я бы не смогла полюбить тебя в ответ, Давид. Я была беременна от другого мужчины, а это многое значило в наше время. Не вини себя. Ты правильно сделал, что не разжег братскую войну.

Да, тот поцелуй на острове был мимолетным порывом слабости, и мы оба это понимали. Давид давно стал дядей, а скоро станет и отцом – они с женой Асией ждут долгожданного малыша.

И мы с мужем безумно рады за них.

Со смерти Руднева прошли годы, но о нем говорили до сих пор. Шептались в СМИ: писали в газетах, упоминали по телевизору и размножали порой недостоверную информацию в интернете. Целые статьи, которые поднимали рейтинг – чем же еще повысить спрос? Фамилия Руднев до сих пор утраивала их охваты, а мне доставляла лишь боль от воспоминаний.

От тех воспоминаний, что хотелось забыть. Но это частичка нашей жизни. От нее не сбежать, не избавиться.

Андрей так сказал.

Я поднимаюсь на второй этаж и уже из окна еще раз беспокойно поглядываю на сына. На берегу все порядке: Давид и Богдан не заплывают далеко.

Как же все-таки хорошо иметь дом у моря. Несколько шагов – и твои ноги утопают в теплом песке. Еще шаг – и ступни обмывает теплая прозрачная вода. Солнце делает кожу бронзовой и дарит заряд любви.

Здесь мой дом. Здесь положено начало новой жизни, новой любви – любви, а не жестоким играм. Здесь живет новая семья.

Папа, мама и сын. Андрей, я и Богдан.

Толкаю белую дверь, за которой давно играли лучи солнца, и захожу в спальню.

Загорелое мускулистое тело раскинулось почти на всей кровати. И так всегда: и ночью, и днем. Нет, у нас огромная кровать, и места нам хватает, но и мужчина мой огромный. Кровать нужно чуть побольше, я считаю, и поэтому давно уговариваю мужа на покупку.

Но каждый раз он мне отказывает, аргументируя это неприличными, но весьма приятными словами:

– Хочу чувствовать тебя каждую ночь. Рядом. Сжимать в своих руках – такую маленькую, такую хрупкую. А купим кровать побольше, и что? Будешь убегать от меня на самый край. Я тебя знаю, Аля, тебе лишь бы сбежать…

После его слов во мне поднимается табун мурашек и бабочки в животе заставляют смеяться. Смеяться как когда-то раньше: наивно, сказочно, по-доброму.

Вот и сейчас, стоило мне только прилечь на край кровати, как его сильные и загребущие руки тут же схватили меня в охапку и утащили на самую середину.

– Ай! Ты горячий, не хочу в жару! – кричу я, пытаясь вырваться из его варварских объятий.

– Мм… где ты была? – шепчет он сонно, – я скучал, Аль.

– Я давно проснулась, накормила всех. Уже наш сын и Давид с Асией проснулись, а ты все спишь! – возмущенно толкаю его в бок.

– А что мне делать? Я гол как сокол. Моя жена работает, уже не первым миллионом крутит… При таком раскладе у мужчины опускаются руки, знаешь ли, – парирует он.

– Перестань паясничать. Тоже мне, бедный миллионер, – смеюсь я.

– А ведь когда-то был мультимиллиардером, – парирует он.

Муж был прав. В то время, когда он лишился всего состояния и начинал строить его с нуля, я уже закончила университет, открыла целую сеть школ по обучению иностранному языку и заработала свой первый миллион. Да и после инвестирования у меня появился азарт, а затем и опыт. Эти два фактора приносили хороший дополнительный доход.

– Ты все давно себе вернул. До копейки – все, что у тебя исчезло вместе с именем.

– Это правда. Терять не страшно, когда умеешь возвращать.

Муж довольно потягивается, поглаживая мой живот, а затем вмиг хватает меня за бедра и оказывается надо мной. Абсолютно обнаженный и неприлично возбужденный. В считанные секунды его загорелые руки приподнимают мое платье до бедер, а сам он толкается вперед и овладевает мной – безоговорочно, резко, сминая в простынях мое податливое тело.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Андрей… – кусаю губы от нетерпения, толкаясь мужу навстречу, – Андрей, я люблю тебя.

Его горячие руки касаются моей груди, вырывая из нее благодарные стоны. Его губы овладевают моими. Наши ноги переплетаются, а его толчки, тяжелые погружения в меня становятся резче, грубее, глубже.

– Андрей!

Я вскрикиваю, вцепляясь в его плечи от неистового наслаждения, и выгибаюсь дугой, подставляя его теплым губам напряженную грудь.

Слышу его рык. Андрей делает последние толчки, а затем заполняет меня всю, без остатка.

И долго-долго целует, не позволяя мне выбраться из-под него. Губы кусает. Грудь собственнически сжимает.

– Ой… – я испуганно ойкнула, а затем рассмеялась, – ты меня пугаешь, когда ты такой…

Долгие минуты муж расслабленно поглаживает влажное бедро, нагло задирая легкое летнее платьице, которое теперь точно придется переодевать. Даже не снял – сразу овладел…

Андрей поглаживает именно там, где снова начинает расти желание. Я подаюсь ему навстречу и обвиваю его бедра ногами. Чувствую его теплоту и прилив желания.

– Я пугаю тебя?

– Да, когда ты такой дикий. Резкий. Как он…

– А ты думаешь, я имя сменил и перестал им быть?

– Андрей…

– Артем. Давай хотя бы в постели я буду Артемом, Аль?

Он нежно касается моих губ своими. Я не поддаюсь, размышляя о своем.

И тогда Андрей настороженно выдает:

– Или из-за моего настоящего имени ты вспоминаешь плохое?

– Нет, что ты. Все давно в прошлом. Просто имя Андрей поселилось в моем сердце. И ты поселился в нем. Артему там места нет.

– Прости, Аль. Это я все никак не привыкну, когда в постели ты называешь меня Андреем. Тридцать лет был Артемом, и теперь…

– Знаешь что? – завожусь я, – тогда нужно было другое имя подбирать на том сентябрьском вечере! И лишь затем умирать.

С этими словами я шутливо отталкиваю мужа и уворачиваясь от его настойчивых поцелуев. Артем, который Андрей, смеется.

– Ничего, ты тоже жару дала. Элиной назвалась… – хрипло шепчет Руднев.

– Ну, мне с тем именем не пришлось жить всю оставшуюся жизнь, чтобы скрываться от СМИ. А вот ты теперь до конца дней своих Андрей. Андрюша. Андреееей…

– Ты издеваешься, – констатирует муж.

Я смеюсь. Заливисто и громко, откидывая голову назад.

– Андрей… О да, Андрей… – шепчу, касаясь обнаженной кожи мужа.

Андрей целует меня. Совсем не мягко, отнюдь не нежно, распаляясь с каждой секундой. Мой издевательский смех и шутливые стоны наслаждения дразнят его, я чувствую его желание.

Такие мужчины, как Руднев, не умеют быть мягкими. Не хотят. Не учатся.

А их жены других полюбить уже не могут. И не хотят.

Обвиваю шею Руднева и ныряю пальцами в его густые волосы. Он поддевает пальцами бретельки моего платья, чтобы в следующую секунду снова коснуться губами моей груди.

Я откидываю голову на подушки, а из губ вырывается очередной уже не шутливый стон.

И тогда шутки заканчиваются. В постели мы становимся теми, кем были.

– Боже, Артем…

Море, солнце, тепло. Рядом мужчина, с которым мы прошли огонь, воду и медные трубы. И жизнь – настоящую, суровую, жестокую. И смерть, как ее логическое завершение.

Переезды, бегство, рождение ребенка.

Ненависть и примирение – пусть и нестандартное, с масками и ложью, но тот сентябрьский вечер позволил нам сблизиться.

Андрей и Элина.

Артем и его жена, имени которой никто не знал. А даже если и знали, то называли просто «женой Руднева».

Нам понадобились маски, чтобы друг друга понять и принять. Новые духи и другого цвета глаза, чтобы заново влюбиться. Перчатки, чтобы заскучать по прикосновениям. Парики и чужой голос для эпатажа.

И убийство – прощальный подарок моей сестры. Благодаря этому подарку мы с Рудневым, едва сблизившись, друг друга потеряли. Все СМИ кричали о его смерти – теперь уже первой и последней.

Окончательной.

Навсегда.

Он исчез для всех, и даже для нас с Богданом он пропал на много-много месяцев.

Я тосковала по Андрею. Именно так я называла своего жестокого мужа – Андреем, потому что Андрея я полюбила. Не Артема, а именно того мужчину, другого.

Андрея не было в моей жизни восемь месяцев. Больше всего сын скучал по отцу – ведь ему не объяснишь, что папа пропал не просто так. Папа избавлялся от криминальных сетей, чтобы больше не подвергать свою семью опасности.

И я набиралась терпением. Ждала.

Не Артема ждала. А Андрея.

Училась, работала, оформляла наследство, полученное от «смерти» мужа, а по вечерам разговаривала с Натальей и изредка встречалась с Давидом. Рядом с ним Богдан меньше скучал по отцу.

Но я ждала. Я знала, что Андрей вернется, и мы будем вместе.

Артема я ненавидела, но Андрея я смогла полюбить, и мне было неважно, что физически это был один и тот же человек. Многое в нашей жизни играет психология, осознание другой действительности, ее построение и ее принятие.

Для настоящей жизни это так важно.

Думаю, что, если бы хоть однажды Андрей причинил мне боль, я бы вспомнила о том, что он и есть тот самый Руднев Артем – влиятельный и жестокий мультимиллиардер.

Но за все годы счастливой семейной жизни он не посмел опорочить свое новое имя. Он не причинил мне боль.

И постепенно я привыкла к мысли, что если я люблю Андрея, то значит, что я смогла полюбить Руднева. Да, я не хотела это признавать, но я полюбила своего мужа.

И в секунду осознания этого я стала женой Руднева уже добровольно.

Под настойчивые поцелуи я возвращаюсь в реальность.

– Богдан не зайдет?

– Нет, Давид учит его плавать… ммм… Ай! Ты что, меня укусил?!

Я дергаюсь в мужских руках, кидая взгляд полный недоумения. На груди остался красный след от «супружеского» укуса.

– Чтобы я не слышал его имя между стонами на этой постели, – прежний Руднев сжимает меня в руках, продолжая играть с моим телом.

Я улыбаюсь. Ревнивый муж. У меня очень ревнивый муж.

От моей улыбки Руднев злится еще больше. Я смеюсь, забавляясь его ревности, хотя раньше могла бы испугаться.

Моя улыбка распаляет мужа еще больше, и тогда он резко переворачивает меня на живот, заставляет прогнуться в спине и, давно вновь возбужденный, погружается внутрь моего тела.

…Наступил сентябрь, и не было абсолютно никакого повода для того, чтобы встретиться с нашими родными людьми. За эти годы мы стали одной большой семьей. И для того, чтобы нам всем собраться, повод не нужен.

Давид и его жена Асия приехали несколько дней назад, осталось дождаться лишь Нику и Макара. Они должны приехать сегодня.

Снова накинув платье, варварски снятое с меня Рудневым, я спустилась вниз. За столом нас уже ждали Давид и Богдан, которые тут же начали рассказывать об успехах своих заплывов.

– Только прошу: один в воду не ходи, – обращаюсь к сыну.

– Холосо, мама.

– Не беспокойся, я поговорил с ним об этом. Где Андрей? – уточняет Давид.

– Сейчас спустится, – прячу улыбку.

Утро началось обыкновенно.

Да, теперь в нашей семье Артема принято называть Андреем. Все документы Богдану пришлось переделать, чтобы Руднев официально был отцом своего ребенка.

Я включила телевизор и занялась приготовлением завтрака. Шашлыки были замаринованы до вечера и ждали оставшихся гостей.

– Принято считать, что Авдеева Аля стала женой мультимиллиардера Руднева не по доброй воле. На встречах она почти не появлялась, словно муж насильно удерживал ее дома. А сына они и вовсе скрывали. Кстати, где сейчас находится наследник Руднева Артема Ильясовича?

В диалог вступила вторая ведущая программы:

– Было известно о том, что он отбирал у жены ребенка и ради этого намеревался сделать ее недееспособной…

– Переключи, – металлический голос Руднева оглушил похуже новостей.

Давид взял пульт и выключил телевизор вовсе.

Я ведь знала, что такое может произойти, ведь споры о Рудневе не умолкали: они ворошили наше белье и никак не успокаивались, пытаясь поднять себе рейтинг. Порой – ложью.

Хорошо, что Богдан пока не интересуется телевизором и интернетом, ведь иначе я даже не знаю, как объяснить ему то, что транслируют в свободном доступе. Артем тоже не знал, поэтому каждый раз злился и переключал новости.

Мы привыкли к кричащим заголовкам и жестоким фразам о нашей с Рудневым прежней жизни, поэтому вскоре, вновь счастливые и беззаботные, мы собрались за столом. Наступил вечер.

Братья вынесли на песок, ближе к берегу, столик. Укрепили его, обнесли шатром и добыли свет, а мы с Асией накрывали стол. Когда мужчины ушли жарить шашлык, приехали они – моя дорогая Дикая и Макар, ее уже законный муж.

– Послушай, Кинконг, я сама решу, в чем мне ходить! – заверещала подруга.

– Эта юбка слишком короткая. Иди переодеваться, – рявкнул Макар и заставил жену выполнить его приказ.

Все дружно улыбнулись. Мы с мужем привыкли, а вот для Асии, верной и послушной супруги Давида, такие отношения были в новинку.

Хоть Макар давно и стал мужем Вероники, а точнее в один прекрасный день насильно затащил ее в загс, подруга оставалась в своем репертуаре. Даже не представляю, какой сильной должна быть любовь Макара, чтобы уживаться вместе с Дикой.

Поздно вечером мужчины, стоя у костра, выносят вердикт:

– Жены, садимся за стол! Богдан, шашлык готов!

–Ура! Ура! Ура! – сын ураганом проносится мимо меня и занимает место в уютном шатре.

Вид на наш скромный, но большой и красивый дом обескураживал. Он отделан в белых и в коричневых оттенках, как я и хотела. Мы построили его вместе с Рудневым.

Давно за горизонт опустилось солнце, показались звезды на ночном небе, послышались приливы воды – совсем рядом, у нашего чистого берега. И ветерок с моря немного завывал в шатер.

Стол был набит угощениями и мясом. Традиция наших сборов появилась еще несколько лет назад, как только мы пригласили друзей на новоселье.

–А я…беременна.

За столом воцаряется тишина.

Десять секунд.

Тридцать.

Я улыбаюсь неуверенно и совсем не рвусь с поздравлениями, ведь лицо Вероники преображается от радостного к мрачному – с каждой долей секунды.

Что? Почему?

На лице Макара усмешка, больше напоминающая жестокую, нежели радостную от той новости, что он станет отцом. Я совсем не понимаю этих двоих.

– Снова меня разыгрываешь? Очередной развод, дорогая?

Мое терпение лопается, когда Ника всхлипывает и заливается плачем.

– Макар! По-твоему, это развод? Что происходит? Почему ты так груб с ней? – упираю руки в бока, заставляя Макара нахмуриться.

Его расслабленная поза сходит на нет, и через весь стол он подается вперед к Нике.

– Ты не лжешь мне?

Я недоумеваю. Неужели Вероника так часто говорит об этом?

Хотя был один такой случай, когда Вероника просила подыграть мне после их первой встречи. Говорила, что Кинконг должен помучиться.

Но сейчас было непохоже, что она врет.

Было похоже, что у нее истерика.

– Не лгуууу… – Дикая заревела, – я действительно беременна, Кинконг ты чертов!

Все стало еще более непонятным.

– А чего плачешь тогда?!

Макар злится, но еще и беспокоится. Вижу, как он взволнованно накрывает ее руку своей.

– Ника… так поздравляем вас, – пытаюсь улыбнуться, целуя подругу во влажную от слез щеку.

Асия и Давид переглядываются. Я мысленно машу на них рукой: здесь даже знающие толком ничего не понимают.

– Ты беременна и плачешь? Ты не хочешь от меня ребенка?

Макар заводится не на шутку, даже я уже взволнованно поглядываю на них.

Наконец, Ника перестала всхлипывать. Заплаканными глазами обвела весь стол и начала бормотать:

– Прощай свобода. Привет соленые огурчики и рассольники. Баклажаны в два часа ночи. Лишние килограммы. Истерики, гормоны. И женихов больше не будет… посмотрите на него! – кидает взгляд на мужа, – этот Кинконг же всех распугает. Он и раньше собственником был. Теперь вообще дикий станет. Вы посмотрите на его улыбку, уже радуется власти надо мной…

Она начинает реветь пуще прежнего.

– Ууу, ненавижу этого Кинконга…

Всхлипывает. Вытирает слезы и снова начинает реветь. Жестами показываю Макару, что надо бы успокоить жену – нервное, потом привыкнет к новому положению. Все через это проходили.

Будто читая мои мысли, Руднев подает голос:

– Вероника, я все понимаю. Нервы, новое состояние, но вспомни, в каком положении в свое время была Аля. Ты рядом с ней и рядом не стояла.

– Артем… – шепчу я.

– Здесь все свои, – успокаивает муж, – но вы помните, какие события преследовали нас с женой. Я был полным ублюдком, подвергая ее опасности ради власти. И все равно остался без денег. Без власти. Остался с семьей. Это о многом мне жизнь сказала. А твой Макар не лезет в это дерьмо, он надежный, твою мать, мужик. Какого черта ты здесь слезы льешь?

– Артем… – укоризненно шепчу я.

Несмотря на грубость, Ника успокоилась. И всхлипывать перестала. Даже слезы утирает уже, с волнением поглядывая на меня.

– Да, вы правы, – ее последний всхлип, – но соленые огурчики… а у вас есть соленые огурчики?

Мы с мужем переглядываемся.

И весь стол прыскает со смеху.

– Я, правда, очень хочу их.

– Ну вот, истерика прошла, огурчики тоже, остались рассольники и баклажаны в два ночи, – улыбается Асия, – готовься становиться отцом, Макар.

Я говорю Макару, где у нас находятся «соленые огурчики», и под всеобщее веселье он уходит на поиски.

– Ты привыкнешь, Ника, – Асия по-доброму тронула ее за руку, – я привыкла. Аля привыкла. Но первая беременность всегда вызывает страх, волнение и неуверенность. А смогу ли я? Может, я вообще не умею быть матерью? И все в таком роде.

– Ты до сих пор так думаешь? – вытирает слезы Ника.

– Пока не рожу, только об этом и буду думать.

Давид целует жену, поглаживая ее небольшой животик. Я присаживаюсь к мужу на колени, обнимая его за шею. Богдан сидит в одном шаге от нас, строит песочные замки.

И жизнь, кажется, больше не бурлит, но на самом деле такие дни бывают очень редко. Сейчас гости уедут, начнутся другие заботы – и школа, и бизнес, и любовь…

– Богдан, смотри, у тети Вероники скоро будет малыш. Или малышка. Друг или невеста, – смеюсь я, поглаживая руку подруги, – все будет хорошо, солнце. Обращайся ко мне. Я помогу советом.

– Спасибо, Аль… – шепнула она.

Богдан появляется из ниоткуда и гордо заявляет:

– А моя мама тоже мне скоро сестренку подарит.

Я удивленно смотрю на сына. Руднев, в свою очередь, переводит взгляд на меня. За столом снова воцаряется тишина.

– И ты мне не сказала? – Руднев свел брови к переносице.

– Я… я…

Муж вмиг собирается в намерении сжать меня в своих объятиях, но я вовремя выставляю перед собой руки.

– Нет же, я не беременна!

Мы все дружно переводим взгляд на сына. Он загадочно улыбается, поглядывая на нас с папой.

– Вы сегодня утром в комнате целовались. Дядя Давид сказал, что после поцелуев появляются дети…

Детский голосок был полон ожидания, и я улыбнулась. Вот дядя Давид… всему научит.

Давид опустил взгляд, а муж разочарованно вздохнул:

– Сынок, ты больше так не шути с папой.

– Папа, но я хочу сестренку!

– Папа тоже этого хочет, но все вопросы к маме, – смеется муж.

Я улыбаюсь и смущенно отвожу взгляд. В минуту, когда я подумала: «А почему бы и нет?» судьба уже все сделала за нас.

В моей жизни судьба сыграла большую роль, убирая из нее ненужных людей и приводя только тех, кто будет меня неистово любить.

Все в моей жизни случилось так, как должно было случиться. Я довольна собой.

И поэтому буквально через несколько недель Артем с благодарностью осыпал мое тело поцелуями, занимаясь любовью так, словно я была чем-то хрустальным и невероятно ценным для него.

А ведь я просто была беременна. Снова.

Конец.