Текст книги "Должница (СИ)"
Автор книги: Амина Асхадова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
Глава 41.
– Аля…
Мужские губы шепчут мое имя. Но этот человек не привык церемониться, и в следующую секунду меня отрывают от детской кроватки.
Я распахиваю глаза. Мой палец выскальзывает из ладошки Богдана. К счастью, он не проснулся. Женщину, приставленную к Богдану, я замечаю сразу. Она стоит в углу комнаты, стыдливо опустив глаза в пол. Ее руки крепко сцеплены перед собой.
– И вот ее ты приставил к нашему сыну? – шепчу укоризненно, чтобы не разбудить Богдана.
Ко мне вновь возвращается негодование. Эта женщина даже не проснулась, а ведь на моем месте проникнуть в комнату мог кто угодно. Она спала, пока Богдан ворочался и неспокойно спал.
– Свободна, – недовольно бросает Руднев в ее сторону.
Она покидает наш дом, и лишь тогда я облегченно вздыхаю. Хватка Руднева ослабевает. На часах светится глубокая ночь.
Его внимание обращается ко мне.
– Тебе нужно искупаться, прежде чем подходить к сыну. И, тем более, засыпать с ним рядом.
– Я никуда не уйду…
– Ты слышишь меня?! – он сжимает челюсти, – выполняй, что я сказал. Не перечь мне, Аля.
За несколько часов безмятежного сна я забыла о том, кто мой муж. Но его жестокие глаза напомнили мне об этом.
Я оглянулась, но Богдан мирно спал. Руднев проследил за моим взглядом.
– Впервые за долгое время он спит спокойно. Но сейчас ты должна принять душ… жена.
Пока горячая вода смывает грязь, кровь и пот с моего тела, я стараюсь мыслить спокойно. Спокойно думать о будущем, где будет Руднев, было почти невозможно, но все-таки… какой он видит нашу жизнь? Какие у него планы?
Он будет водить в дом любовниц, пока я буду иметь возможность спокойно заниматься Богданом? Или все-таки он избавится от меня? Но тогда зачем он сделал меня своей женой? Это совсем не укладывалось в моей голове.
Я вышла из душа. Чистое лицо, волосы, руки и ноги. Кожа сделалась мягкой и горячей. У меня открылось второе дыхание, ведь мне давно не было так хорошо, и это состояние было вызвано близостью к сыну.
Как все-таки мало нужно женщине для счастья – лишь бы ребенок был рядом да муж хороший, но о последнем я могла только мечтать. И хотя поведение Руднева изменилось, я все равно должна быть начеку.
Прижимаю к себе теплые штаны и футболку. Запах чистого сменного белья кружит голову, ведь мне так хочется нормальной и спокойной жизни, о которой с криминальным мужем можно только мечтать.
Тем временем Руднев ждал меня в спальне.
– Это твоя комната. Здесь будут твои личные вещи. Для нашего сына на первое время я найду хорошую нянечку, потому что тебе необходимо восстановиться.
Я открываю рот, но вспоминаю, что мужу перечить нельзя. Этому мужу – точно нельзя.
– Твоя комната временная. Хочешь ты того или нет, но мы супруги. Не хочу, чтобы прислуга выносила из дома информацию, что мы спим отдельно.
Руднев поднимается с кровати и начинает приближаться ко мне. Спальня большая, и он движется долго, но как хищник.
– И что ты хочешь этим сказать? – затаиваю дыхание, – это твоя новая игра? Новый обман? Для СМИ, для власти, для денег?
– С этим покончено, я вернул себе имя.
– Ты готов был перешагнуть через мой труп, чтобы вернуть себе имя, – напоминаю я, умалчивая про нашего сына.
Мой муж жестокий человек. Ради своей цели он готов на все, но от каждой его цели по моей коже бегут мурашки.
Ведь его следующая цель, вероятно, сама я. И я не ошибаюсь.
– Я бы хотел все исправить. Начать заново.
Наступило долгое молчание, и тогда он добавил:
– Если ты позволишь.
– Начать заново? С тобой?
Вопрос вырвался из меня сам собой, как и шок, отразившийся на моем лице.
Вероятно, он шутит. Или же сходит с ума. Другого объяснения нет.
«Если ты позволишь», – сказал Руднев и, не дождавшись соответствующей от меня реакции, ушел.
Таким образом он оставил мне на размышления много ночей. Эти ночи я провела рядом с нашим сыном за чтением научных статей и книг о материнстве. Рядом со мной почти всегда была нянечка, которую привезли чуть позже нашего с Рудневым разговора. Поначалу я сопротивлялась – не хотела, чтобы рядом с Богданом была незнакомая женщина, но Наташа мне понравилась. Ей было не больше двадцати пяти, но ее опыт проглядывался в первые минуты.
Наташа подкупила меня своей ненавязчивостью, ведь первое время я запрещала ей приближаться к Богдану. Но так было лишь первое время, пока я не поняла: без ее помощи и советов мне банально не справиться.
Несмотря на то, что Наташа – мама со стажем, она выглядела молодо. Я нашла с ней общий язык скорее от безысходности, ведь в моей жизни мамы не было, и я совершенно не знала, как вести себя с маленькими детьми. Не говорить же Наташе, что все месяцы после рождения Богдана я скрывалась от его отца, а его отец тем временем «завоевывал» себе имя в криминальных кругах?
– А почему вы назвали его Богданом? – однажды спросила Наташа.
Я пожала плечами. Стояла ночь, у меня закрывались глаза, но я хотела с кем-то поговорить. А еще я хотела узнать как можно больше, ведь даже самых банальных вещей о материнстве я не знала. Я никогда не думала, что стану матерью, да еще и от нелюбимого мужчины, так скоро. И Руднев это понимал, поэтому заставил меня принять помощь посторонней женщины.
В итоге Наташа многому меня научила, и вскоре я испытала к ней благодарность. Наконец, мысли, что она или кто-то другой вновь отнимут у меня сына, оставили меня в покое. Я стала более доверчивой и спокойной. Доверчивой, но не наивной – это важно.
– Моему папе нравилось это имя, – призналась я Наташе.
Спустя время, когда я смогла справляться сама, Наташа стала спать в моей комнате, а я оставалась с сыном в детской. Я хотела быть с ним как можно больше, чтобы заполнить те месяцы пустоты и разлуки матери с ребенком.
Иногда к нам приходил Руднев. Хотя не иногда, а очень часто, и в эти минуты мне хотелось спрятаться в шкаф или стать невидимкой. Я ждала от него чего-то плохого, забывала дышать и старалась не смотреть на него, а спокойно выдыхала лишь тогда, когда он целовал Богдана на ночь и покидал детскую.
Мое состояние не осталось незамеченным. Руднев недовольно хмурился, а Наташа, если что-то и заподозрила, то виду не подавала. Вероятно думает, что у богатых свои причуды.
Рудневу не нравилась моя реакция на него. Я видела, как он недовольно поджимает губы при взгляде на меня. То ли я его раздражала, то ли он думал, как от меня избавиться. Других вариантов я не видела.
Как-то раз я спросила у него о Давиде. Тогда я подумала, что он меня убьет. Вопросы о его брате были закрыты раз и навсегда, когда я поняла, что Руднев знает о нашем поцелуе на том острове. И о том, что Давид влюблен в меня – Артем сам так сказал.
– Ты не увидишь его, пока он не женится. Совсем одурел. Или тебе не хватило того поцелуя, Аля? Тебе напомнить о нем?
– Не стоит, – пробормотала я.
– Скажи спасибо, что Давид мой брат. Только поэтому он остался жив, ведь у нас вырисовывается замечательная тенденция, Аля.
– Какая?
– Все, кто касался тебя, уже мертвы. Кроме меня, разумеется.
– Это угроза? – затаиваю дыхание, ловя его жадный взгляд на себе.
– Это предупреждение.
Руднев сжал руки в кулаки, а я поспешила ретироваться с кухни. Он вновь одарил меня хмурым взглядом, а я решила впредь разговаривать с ним по минимуму и уж точно не поднимать тему о Давиде. Никогда не знаешь, что можно ожидать от Руднева...
Но какие бы цели я перед собой не ставила, приходилось вспоминать о том, что Руднев – мой муж, а я, хоть и вынужденно, его жена. Мы жили в одном доме и иногда (а это значило часто) нам приходилось сталкиваться в самых разных уголках нашего обитания.
– Ты закончила на сегодня?
Руднев поймал меня на выходе из детской. Я хотела принять душ, пока с нашим сыном побудет Наташа.
– Нет… – голос охрип от волнения, а мое тело напряглось от его хватки.
Но мой жестокий муж решил иначе:
– Ты закончила. Наталья побудет с Богданом час. За что-то я ведь должен ей платить.
Манера Руднева – думать о деньгах. Хотя нельзя обвинить его в равнодушии к Богдану, ведь почти все свободное время он посвящает ему. Как и все свободные деньги.
– Час? Зачем? – моментально напрягаюсь, пытаясь вжаться в стену позади себя.
Недовольно сощурившись, Руднев отступил. И даже убрал от меня руки.
– Пора кое-что прояснить. Одевайся, у нас на территории лес. Прогуляемся.
Гулять в лесу не хотелось. Особенно с Рудневым. Но я помнила, что мой муж – жестокий человек, и его жена не должна перечить ему. Иначе в лесу можно оказаться намного раньше, поэтому я пошла одеваться.
Глава 42.
За все время пребывания здесь я впервые покинула пределы дома. По территории, окруженной высоким забором и охраной, мы гуляли с сыном каждый день – благо, площадь округи не ограничивала нашу с Богданом свободу перемещения. К территории дома прилегал даже некоторый участок леса.
Несмотря на красоту рядом, я старалась не отвлекаться от Богдана ни на минуту, но сегодня я была рада выйти куда-то за пределы нашего обитания.
Я оделась в длинное платье – ниже колен. Волосы заплела в косу. Погода стояла жаркая.
– Ты готова?
Руднев торопился.
А еще волновался. Напряжение так и повисло в воздухе.
Я кивнула, и тогда Руднев направился в детскую – прогулка намечалась семейная, с сыном. Когда Артем сказал, что мы идем на прогулку с Богданом, от сердца отлегло. Я по-прежнему боялась находиться с Рудневым наедине.
В лесу я дышала глубоко и часто – хотелось надышаться свободой. Без охраны. Без высокого забора. Без ограничений.
Тем временем по вечерам все еще было светло, а солнышко грело легко одетое тело. Это лето проходило в заточении, но я совсем забыла об этом, отдаваясь Богдану целиком и полностью. Я возвращала потраченное время, стремясь стать ему мамой, а не быть лишь женщиной, его родившей.
Руднев тихо начал разговор:
– Наталья сказала, что ты уже в состоянии справляться сама. Ты старательна. Никто не заменит твою любовь к нашему ребенку, и я бы хотел…
– Ты, наконец, это заметил?
Говорю прежде, чем думаю. И мы оба останавливаемся в немом вопросе друг к другу. Я поднимаю взгляд, уверенная в том, что увижу в его глазах злость и агрессию.
Я никогда не смогу простить его.
И он читает это в моих глазах.
– Лучше оставить семью, чем ею рисковать, – недовольно поджимает губы, – я не знал, удастся ли мне выжить.
– Ты заставил незнакомую тебе девушку… принудил…
Руднев хмурится. Я напомнила ему о нашей первой ночи.
– Вот этого не надо, Аля. Принуждения не было. Был договор. А это разные вещи, – стреляет в меня взглядом.
Я прикрываю глаза. Лес и природа были слишком хороши для такого откровенного разговора.
– Стремление к продолжению рода – это естественный процесс. И я закрепил его в рамках нашего договора. Ты согласилась.
– Ты говоришь о сыне так цинично, – кидаю взгляд на мирно спящего Богдана, – как говоришь о состоявшейся сделке с деловыми партнерами. О бизнесе. О деньгах. Но ведь это жизнь, понимаешь? Жизнь, которую ты подверг опасности. Оставим договор. Что было после его рождения? Ты ведь разлучил младенца с его матерью…
– Замолчи.
Закрываю рот, так не договорив. И отступаю на шаг. Отхожу к Богдану, вцепляясь в коляску, как в спасательный круг. Наш сын сладко спит, из моего в нем только губы, в остальном – он полная копия своего отца. Но я все равно люблю его – и глаза его светлые, и просматривающийся волевой подбородок, и брови густые.
«И ведь можно любить ребенка, испытывая такие противоположные чувства к его отцу…»
Мы с Рудневым молчим. Он тяжело дышит – правда легко не дается.
Я перегибаю палку. На эмоциях делаю то, за что могу поплатиться. Строю из себя смелую, а затем прячусь за сына – лишь бы остаться с ним. Лишь бы не разлучили вновь.
Или это жизнь с Рудневым делает меня такой? Заставляет прятаться за сына, чтобы иметь возможность быть с ним рядом? Быть мамой. Воспитывать его. Чтобы не разлучили еще раз.
– Ты боишься меня? – вздыхает Руднев.
Я молчу.
Молчание тоже оказалось золотом.
– Я задал вопрос, Аля. Где твоя смелость?
Я поднимаю взгляд, но опасности в его глазах не вижу. Только насмешка во взгляде и полуулыбка на губах. Он справился со своими эмоциями.
– Ты хотел разговора, но здесь я не имею право на голос. Ты хотел покорности – получай. Я завишу от тебя. Я… ты рад, да? Ты рад, что я готова на все, только бы меня не разлучили с сыном вновь?
Не замечая влаги на собственных глазах, я пытаюсь задержать его взгляд на себе.
– Ты груб. Ты жесток. И, если бы не Богдан… – осекаюсь.
Под пристальным взглядом заставляю себя вновь замолчать.
– Я вижу, ты не готова к этому разговору.
Распахиваю глаза. Руднев по своему красив, но для других женщин. Для меня он по своему уродлив, и я не уверена, что спектакль в семью может что-либо исправить.
– Тебе не нужен был сын. Тебе нужно было оружие. Деньги. Власть. Ты рисковал нами… да черт со мной, ведь у нас не было любви, но наш сын!
Его жестокие глаза впились в мои. Его красивое лицо было покрыто туманом моих слез, и оттого красивое лицо постепенно преображалось в уродливое.
– Это цена нашего воссоединения. Я жив. У моего сына и у тебя, моей жены есть крыша над головой.
– И полная зависимость от тебя, – цежу я.
– У тебя есть имущество, – парирует он.
– Но нет права распоряжаться им. Одно твое слово и меня закопают вот здесь, – давлю ногой в сухую землю, – или вот здесь! – втаптываю в землю другую ногу.
– Ты видишь во мне монстра, – усмешка касается его сухих губ.
– Ты – и есть монстр.
Громко сглатываю. Земля втоптана в нескольких местах, куда я с силой поставила ногу. Прямо здесь меня сейчас и закопают.
Я осмелела. И даже слишком.
Пора ждать наказания.
– Что мне нужно сделать, чтобы ты перестала шарахаться? Что ты хочешь, Аля?
– Что я хочу?
Он, правда, это спрашивает?
– Что. Ты. Хочешь? – прищуривается.
– Свободу.
Выпаливаю и вмиг замолкаю.
Много. Много взяла на себя, Аля.
Глава 43.
– Что. Ты. Хочешь? – прищуривается.
– Свободу.
Руднев убирает руки в карманы брюк. Шумно вбирает в себя воздух. Ему всего чуть больше тридцати, а выглядит он старше. Его взгляд прожжен жестокостью и такими же жестокими годами, что сделали из него того, кто он есть.
– Ты еще юна для таких разговоров. Отправляйтесь с Богданом домой. И научись думать, прежде чем говорить, Аля.
Он уходит вглубь леса.
Но мои слова догоняют и бьют его в спину.
– Я повзрослела. Еще в нашу первую ночь, в отеле. И когда рожала нашего сына. И когда пережила твою смерть… которой не было.
– А ты бы хотела, чтобы она была?
Вспоминаю его совет – думать, а потом говорить, поэтому думаю. Его пронзительный взгляд напоминает мне о том, что надо слушаться.
– Не думаю, что в случае моей смерти Давид смог бы защитить тебя и нашего сына. Сколько бы ты не целовалась с ним, Аля.
Руднев усмехается и уходит дальше, в лес. Уверенный в том, что я вернусь в дом, а не сбегу. Он прав: охраны здесь столько, что даже лишний шаг сделать невозможно. Я в ежовых рукавицах.
– Я не смогла.
– Что? – удивляется он, оборачиваясь.
– Не смогла переспать с твоим братом. Хотя он был заботлив и нежен со мной.
– Ты закапываешь его все глубже, Аля, – его взгляд темнеет, – и ты совсем не умеешь выбираешь мужчин.
Не умею. Ни Кирилла, ни Руднева. Да и с Давидом не повезло, чего уж говорить об Игоре.
– Ты относишься ко мне как к глупой девочке. Еще юной и маленькой. Вот только это не мешает тебе жестоко обходиться со мной, – набираю побольше воздуха в грудь, – но я хочу, чтобы ты знал. Я не переступила через себя, и с Давидом у нас был только один поцелуй. А Игорь… все могло бы закончиться тем, что ты перехватил бы меня в участке полиции, и я бы никогда не встретила Игоря с его мотивами и дальнейшей аварией. Но в таком случае я бы не узнала, что он – тот самый человек, что сочинил эту историю. Историю нашей жизни.
– Что?
Руднев приблизился ко мне в считанные секунды, заставив меня отшатнуться.
– Говори, что ты знаешь.
– В один момент мне удалось прочитать переписку в его телефоне. Ахитов – это просто исполняющий Игоря. И еще там была цепочка имен. Помимо Кирилла, Ахитова, Вики и Игоря там были еще люди.
– Почему ты не сказала мне это раньше?
Он бы сполна поиздевался над Игорем в подвале перед тем, как убить.
Только бы знать раньше, что Одинцов – это человек, который возродил нашу историю. Кирилл и Вика были подосланы им. Я узнала это в последний момент.
– Назови мне их имена.
Я отступила на шаг. Напор Руднева пугал. Я взволнованно облизала губы. Вновь я полезла туда, куда лезть – опасно.
– Они все хотели твои деньги. А вот Игорь должен был занять твое место.
– Я знаю это, девочка. Говори имена остальных, – глаза Руднева горели местью.
Он хотел расправиться с остальными. В одиночку они не представляли для нас угрозу, но месть – это любимое блюдо Руднева. Он жестоко расправился с Ахитовым, он убил моего парня и казнил Игоря, а свою бывшую жену отправил в бордель. Я не знаю участи Давида, который посмел меня коснуться, но и моя участь оказалась незавидной.
– Сначала я хочу знать отведенную мне роль. Ты так легко расправился со всеми, кто воспользовался нами, но что ты сделаешь со мной?
Руднев вынимает руки из карманов и потирает свое лицо. Он выглядит уставшим и более взрослым, чем в нашу первую встречу. Это непростое время изменило его.
– Я зол на тебя, Аля. Ты моя женщина. Ты должна была сидеть и ждать меня, но вместо этого ты связалась с Одинцовым.
– Я не могла смиренно ждать, пока мне вернут сына, – скрещиваю руки на груди, – и за это ты преподал мне урок. Ты заставил меня смотреть на смерть Игоря.
– Я хотел, чтобы ты знала: так будет со всеми, кто пойдет против меня.
– И со мной?
– А ты пойдешь против меня?
Я истерически усмехаюсь и делаю глубокий вдох. Игра в одни ворота. Разговор потерял смысл.
– Ты не представляешь, что я пережила. Игорь стал моим спасением в то время, когда ты был для меня дьяволом. Так, когда же вновь ты превратишься в дьявола? Ведь в твоем мире нет места для спокойной семейной жизни. Это все маска. Сними ее!
В одну секунду Руднев завладевает моей рукой. Заряд тока проходит по телу, побуждая меня дернуться. Стать подальше от этого человека. Сбежать.
Но он не позволяет.
Держит мою ладонь в своих руках. Крепко.
И больно, когда я начинаю сопротивляться.
Шум безмолвной борьбы продолжается до тех пор, пока я не вырываюсь в попытке отбежать к сыну и уйти в дом. Руднев больше не владеет моей рукой, вот только бегство длится недолго, и вскоре я оказываюсь позорно прижатой к дереву.
– Хватит бегать, Аля!
– Отпусти меня. Не трогай.
Птицы шумели. Вдалеке дятел делал свое дело. А мы шумно дышали, оба уставшие от борьбы и сопротивления.
– В моем мире нет места доверию. И я виноват в том, что не поверил тебе в нашу первую встречу…
– О, не нужно оправдываться, – цежу ему в лицо.
– …нам нужно было сплотиться, а не перекрываться договором. Тем более, что ребенок не ограничится договором, это нечто объемнее и больше. Дороже. Ты почувствовала это, Аля. Сейчас наша жизнь вышла за рамки чертового договора, потому что, как минимум, я не смогу разлучить ребенка с его матерью.
– Ты же не любишь оправдываться и извиняться?
– В каком месте ты услышала оправдание или извинение?
– Раскаяние? – изгибаю бровь.
– Ничуть. Констатация факта.
Замолкаю. Факты у него не добрые.
– Хватит, Артем. Нам нужно решить, как жить дальше, а не вести эти разговоры. Они не для нас, понимаешь? Мы упустили момент объяснений.
Руднев прищуривается.
– Я не хочу жить, как на минном поле. Не хочу не знать, когда ты взорвешься. Я каждый день жду, что ты вновь вышвырнешь меня из жизни Богдана. Я не смогу забыть. Не хочу вертеться в твоем жестоком мире. Ты взрослый мужчина. Артем… пожалуйста.
Шепот растворяется в холоде его глаз. Я отвожу взгляд к мирно посапывающему Богдану. Спиной чувствую жесткое дерево, к которому меня прижимают его руки. Он до сих пор решает вопросы силой. Такова природа Руднева.
– Все будет хорошо. Теперь все будет хорошо.
Не верю!
Отталкиваю его от себя, насколько это возможно.
Делаю несколько шагов подальше и осторожно предлагаю:
– Мы будем жить отдельно, но ты сможешь видеться с ним. Ты найдешь себе женщину под стать, а я же… я девчонка, которая не должна была встречать тебя в этой жизни. Наши судьбы не должны были пересечься. Я не хочу, чтобы наш сын рос в нелюбви. Потому что любовью здесь даже не пахнет…
В его глазах показалось что-то, похожее на отчаяние. Лишь на секунду. Показалось?
– Я понял, что тебе нужно. Свобода? – бросает напряженно.
Я задерживаю дыхание. Я ведь говорила об этом прямо. А он понял только сейчас.
Мужчины…
– Я дам тебе свободу. В извращенной форме, но какая есть. Большего не проси, Аля.
Спросить об извращенной форме свободы я так и не успела, ведь на следующий день наш разговор затуманился совсем другими событиями…
Имя которым – Вика.