Текст книги "Буря (ЛП)"

Автор книги: Аманда Сан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– Томо, – сказала я, склоняясь к нему.

Чернила стекали по его рукам, окрашивая манжеты рубашки в черный цвет.

– Не здесь, – выдохнул он, закрывая глаза и глубоко дыша.

– Кэти? – позвала меня Диана, устроившись на новом месте. – Томохиро?

Я выпрямилась с лучшей улыбкой и бодро отозвалась:

– Минутку!

Она улыбнулась, думая, что минутка нужна была для поцелуя. Если бы.

Я склонилась к Томо и обхватила руками его запястья, прося чернила остановиться. Глаза Томо были черными, словно озера чернил, он задыхался и становился тяжелее, дрожа, пока чернила стекали по окну.

– Томо, – сказала я, но он терял себя. Я слышала шорох из его сумки, оставшейся рядом с ним на стуле, когти и клювы существ пытались вырваться из тюрьмы его блокнота. – Помни, куда мы едем. Мы соберем сокровища, да? Мы слишком близко, чтобы сдаваться.

Томо тихо простонал, Диана взглянула в нашу сторону.

– Все хорошо, дети?

Я тихо выругалась и появилась из-за сидения.

– Отчасти. Ему стало плохо.

– Я куплю чай, – сказала Диана, поднимаясь на ноги. – Я быстро.

– Спасибо, – сказала я, боясь того, что она увидит его в таком состоянии, вернувшись с бутылкой чая. – Давай, Томо, – тихо сказала я. – Ты мне нужен, слышишь?

– Не могу, – простонал он, мотая головой. Чернила капали с его пальцев на пол поезда. – Меня словно разрывают на части, – хрипел он.

Голос зашептал:

«Потому что близится время».

– Потому что близится время, – сказал Томо, я вздрогнула. Он тоже это слышал.

– Помни, что ты говорил, – сказала я. – Ты не должен слушаться голосов. Ты не должен слушаться снов. У тебя своя судьба, Томо. Сражайся.

Он моргал, медленно дыша. Я смотрела в его незнакомые глаза, слушая, как трясется его сумка на сидении.

– Заткнитесь, – крикнула я, ударяя по сумке. Блокнот перестал дрожать, и Томо стало легче.

– Ты в порядке? – спросила я. Он кивнул, выглядя ужасно.

– Вот, – сказала Диана, протягивая Томо бутылку зеленого чая без сахара. Он был горьким, это должно было ему помочь.

– Спасибо, – сказал он. Я в тревоге посмотрела на его руки, но чернила уже исчезли и с его ладоней, и с пола, оставшись лишь на почерневших манжетах рубашки и на окне. Его руки дрожали, я схватила бутылку, пока Диана не заметила дрожь, и открутила крышку. Диана улыбнулась.

– Плохишам становится не по себе в поезде?

Томо улыбнулся, сделал глоток чая, а потом поставил на бутылку крышку, не пытаясь закрутить ее. Он понимал, что объяснить такое будет сложно.

– Вы раскрыли все мои секреты, – сказал он.

– Почему-то мне кажется, что еще не все, – отозвалась она.

– Вы правы, – сказал Томо, а я напряглась. Он рисковал. Если Диана узнает о Ками… но, погодите. Она ему поверит? А Томо добавил. – Мне нравится готовить.

– Видишь, этого я не угадала, – рассмеялась Диана. – Пересядете, когда тебе станет лучше. Но никаких хитростей, я смогу видеть вас оттуда.

– Диана, – сказала я, шея пылала. – Ты меня смущаешь.

– Для того и нужна семья, – сказала она и направилась прочь.

Томо стало лучше, когда поезд подъехал к станции Шин-Йокогама, и на горизонте замаячил Токио, погружая нас в город, что словно пришел из будущего. Скоростной поезд остановился на следующей платформе, на станции Токио, двери раскрылись, впуская порыв ветра. Я не была здесь после приезда в Японию, когда Диана вела меня по заполненным платформам. Это место казалось лабиринтом, совершенно новым миром, который я не понимала. Был февраль, это было девять месяцев назад. Этого времени хватило, чтобы родилась новая жизнь, чтобы мир из холодного стал теплым и снова холодным.

Я не была готова к встрече с отцом, как и не была готова отпускать маму. Но время шло, ему не было дела до того, к чему я готова. У нас с Томо времени толком не оставалось.

Мы следовали за знаками к линии Яманотэ, пробираясь в толпе пассажиров по следам зеленых стрелочек. Диана остановилась на развилке, синие знаки вели направо.

– Тебе ведь на линию Собу? – сказала она Томо. – В Чиба.

– Сначала я провожу Кэти, – сказал Томо. – А потом доберусь через Йойоги.

– Хмм, – ответила Диана, улыбка получилась кривой. Она пыталась решить, хотел он поддержать или просто вел себя нахально. Я улыбнулась, чтобы она поняла, что я благодарна. Я хотела, чтобы он остался.

Она развернулась и направилась к линии Яманотэ.

Томо прижался плечом к моему плечу, склонив голову и тихо заговорив:

– Я купил билеты в тур в Императорский дворец, – сказал он. – Нужно лишь показать пропуск, когда мы подойдем к дворцу.

– Во сколько?

Он покачал головой.

– Если тебе понадобится больше времени, я пойму. Но если будешь готова, я купил их на два тридцать.

– Два тридцать? – спросила я. – И Диана не начнет тревожиться, где мы пропали?

– Понадеемся, что она решит, что у тебя с отцом все хорошо. Или скажешь, что мы отправились за чаем с пузырьками в Хараджуку. Мы ведь впервые в Токио парой, – он произнес «пара» так, что я задрожала. Японское слово напоминало английское, но произношение отличалось. Кап-пу-ру. И в английском значение слова отличалось. Обычно о других можно было сказать, что они – милая пара, но о себе так не говорили. Мы пара. Было что-то очаровательное и необычное в этом, и от этого в груди расцветало тепло.

Мы добрались до автомата с билетами – стены с экранами и кнопками, а еще радугой маршрутов поездов, что простирались по всему автомату. Мы опустили билеты, и врата пискнули, билеты появились с другой стороны, чтобы мы забрали их с собой. Этот поезд был меньше, чем скоростной, но линия Яманотэ проходила вокруг всего Токио, потому здесь было много пассажиров.

Мы должны были добраться до станции Хараджуку. Конечно, отец остановился в самом оригинальном месте, как Хараджуку, известном своей странной модой и магазинами. Он уедет с впечатлением, что японская жизнь очень странная. Жизнь в Шизуоке отличалась от Токио, как и жизнь в Олбани отличалась от Нью-Йорка. Но туристы почему-то думали, что Токио отражает и всю остальную страну, что всё в Японии такое же.

Мне было интересно, как живут на севере в снежном Хоккайдо или на юге в Фукуоке, или на тропических островах Окинава. Жизнь там точно отличалась от Хараджуку.

Здание станции Хараджуку было словно небольшая лыжная база в Швейцарии, покрытая белым и коричневым деревом, наделенная своим простым очарованием. Горизонт закрывали всевозможные небоскребы разной формы, словно мы попали в оживший роман-утопию. Я ожидала увидеть группы растрепанных подростков, что ходили по городу с едой в банках, яркие огни или что-то в этом роде. Но здесь оказались парни, чьи волосы были ярче, чем у Томо, вместо медных прядей у них были ирокезы цветов радуги, розовые уложенные шипы с синими кончиками, а девушки ходили в розовых отделанных оборками платьях стиля Лолита и в блестящих туфлях на платформе, напоминая кукол. У одной девушки была огромная звезда на щеке из маленьких стразиков. Они поблескивали на солнце, пока она шла под кружевным зонтиком, не обращая внимания на холод. Я помнила и в Олбани девушек, что были готовы мерзнуть ради красоты. В этом отличий не было.

Мы шли к улице Такешита, а слева простирался огромный парк Йойоги. Деревья были без листьев, трава пожухла, но вид напомнил мне Торо Исэки и Нихондайру своей тишиной и защищенностью, принадлежавшей только мне и Томо. Справа улица была наполнена людьми и суетой.

Я резко остановилась. Мне предстояла встреча с отцом. Я столько о ней думала. О шансе, которого у меня могло и не быть.

Диана сжала мою руку.

– Ты можешь отказаться, если хочешь.

Но я покачала головой.

– Мне нужно пройти через это.

– Дэкиру зо, – сказал Томо, отклонив голову и с уверенностью глядя на меня. – Ты сможешь.

– Спасибо, что прошли со мной до конца, – сказала я. В глазах стояли слезы, цвета и силуэты начали размываться. Я пыталась сморгнуть слезы, я не предоставлю Стивену удовольствия видеть, как он ранил меня, что он важен для меня. Будет проще, если он будет мучиться в догадках. Я могла начать отношения, а могла разорвать их, но решать это буду я.

Я видела отсюда ресторан карри, где он обещал встретиться в «двенадцать часов», как он сообщил. Не знаю, почему это было так важно сейчас, ведь всю жизнь я как-то обходилась без него. Уверена, он поступил так из выгоды для себя. Я знала лишь, что он был эгоистичным. Он бросил нас, чтобы облегчить себе жизнь.

– Я встречусь за обедом со знакомыми учителями английского, – сказала Диана Томо. – Пока Кэти не передумает и не позовет меня.

– Я справлюсь, – сказала я. Может, я все же поверила в свои силы.

– Я на связи, – сказала Диана. – Я приду за тобой, как только напишешь, ладно? Обратный поезд в семь. Может, нам собраться здесь на ужин?

– Звучит неплохо, – сказал Томо.

Диана с подозрением посмотрела на него.

– Ты не будешь ужинать с семьей, Томохиро?

Он покачал головой.

– У Шоты сегодня соревнования по плаванию, – сказал он. – Вряд ли я смогу задержаться в гостях.

«Шота. У Томо есть кузен по имени Шота», – я добавила это в список вещей, которые не знала о нем. Но я хотела. Хотела знать о нем все.

– Передай привет Шоте, – сказала я.

Томо улыбнулся, прищурившись.

– Ладно.

Конечно, он не ехал в Чибу. Он прибыл сюда за Магатамой. Я ощутила укол вины. Я почти забыла о важном деле.

Диана сжала мои ладони и поцеловала в щеку.

– Ты сильная, Кэти. Ты пойдешь туда и покажешь, что Стивен потерял.

Томо кивнул, но не обнял меня, даже не взял за руку. Юки говорила, что некоторые парни в Японии стесняются так себя вести. Впрочем, это не мешало им думать об этом. А то, как он сейчас смотрел на меня, как его карие глаза мерцали из-под медной челки,… говорило все, что мне нужно было.

Если бы здесь не было Дианы, если бы не было толпы прохожих, я могла бы поцеловать его.

Вместо этого я повернулась к ресторану карри и прошла к стеклянным дверям. Я коснулась серой ручки, и дверь сама отъехала в сторону, аромат карри и тепло ресторана окружили меня.

– Погоди, – сказал Томо, я обернулась и увидела его на пороге, в его руке был сложенный листок. Я нервно взглянула на него, а Томо покачал головой. – Это не рисунок, – сказал он. – Просто… взгляни, если понадобится вспомнить, – он вложил листок в мои ладони.

– Вспомнить что?

– Что ты не одна, – он отступил на шаг, двери между нами закрылись. А за ним я видела Диану.

Я спрятала листок в карман, Томо и Диана остались снаружи. Томо был прав. Я не одна. Я справлюсь.

– Иррашаймасэ!

Работник на входе поприветствовал меня так громко, что весь ресторан узнал, что я вошла. Я не знала, почему отец выбрал именно ресторан карри. Большинство хотело попробовать в Токио известные суши или сашими, или же посетить тематические кафе. Но отец не спрашивал, куда я хочу пойти, что я люблю есть. Он только оставил Диане сообщение на ее телефоне: «Ресторан Коко Карэ, улица Такешита в Хараджуку, в двенадцать часов». Ага, очень теплое начало. Видимо, так должен вести себя отец, что оставил беременную жену с проблемной дочерью.

Я кивнула, когда работник принялся указывать мне на свободный столик, и объяснила, что пришла на встречу с отцом. Он не удивился моему японскому, может, из-за того, что я все еще говорила на нем с трудом, может, потому, что в Токио было много иностранцев, особенно в туристических районах. Эта встреча могла изменить мою жизнь, но для него все это было работой.

– Он уже прибыл, – улыбнулся мужчина, протянув руку и предлагая следовать за ним. Я прошла по маленькому ресторану к нужному столику.

Отец.

Я видела его фотографии, но в этом и состояла странность. Он выглядел так же, как на них, но и совсем иначе. Словно я сравнила бы свою детскую фотографию и нынешнюю себя. Что-то знакомое осталось в глазах, что-то в улыбке, но жизнь изменила его.

Его светлые волосы были тонкими, виски тронула седина. У него был крупный нос, но взгляд казался теплым. Он сцепил ладони, уткнувшись в них подбородком. Он был в лабораторном халате поверх одежды, и белый цвет казался неуместным в ресторане. Я не могла избавиться от мысли, как ужасно будет пролить на халат соевый соус. Он меня еще не заметил, и мне повезло, потому что я глупо пялилась на него. Он все же простой человек. Обычный человек, что ходит, дышит и живет. Он не выглядел как тот, кто бросил свою семью.

– Хай, кочира десу, – сказал официант, отец поднял голову. Он взглянул мне в глаза, я напряглась. Вот и все.

Отец вскочил на ноги, стул отодвинулся с громким скрипом. Он сбил со стола пластиковую табличку, она стукнула об пол.

– Ой, простите, – пробормотал он на английском и склонился за табличкой. Официант знаком вежливо намекнул, чтобы он вернулся на место, поднял табличку и вернулся к дверям ресторана. – Спасибо, – прокричал ему вслед отец. – Ой, аригато, – звучал он странно, словно говорил на японском с нью-йоркским акцентом. Когда Диана говорила на японском, она повторяла правильную интонацию, и я старалась делать так же.

Похоже, я прожила здесь достаточно долго, раз воспринимала его как гайдзина, словно сама не была такой.

– Кейт, – сказал он, приближаясь ко мне. Он собирается меня обнять? Он вытянул одну руку, затем вторую, нервно улыбаясь и шурша халатом. – Ох, – сказал он, словно не знал, что делать. Я тоже не знала. Но затем он обхватил меня руками в неловких объятиях. Было странно. Не ужасно, но странно, ощущение было незнакомым. И от этой мысли мне стало грустно. Я не знала чувство, когда тебя обнимает отец.

Мы разошлись, я выдавила улыбку.

– Ты только посмотри на себя, – сказал он, держа меня за руки, отступив на шаг и разглядывая меня. – Так похожа на мать. Боже, на миг я даже подумал, что это она пришла.

– Эм, – сказала я, замечая, что японцы в ресторане старались нас игнорировать. – Нам стоит сесть.

– О, да, конечно, – сказал он, обходя стол по пути к своему стулу. Он замешкался и вернулся, схватившись за мой стул.

– Все хорошо, – сказала я, желая, чтобы он остановился. – Я и сама могу.

– Да-да.

Мы сели, я открыла меню, желая сбежать отсюда. Он не вел себя угрожающе или холодно, как я себе представляла. Он волновался, словно хотел произвести хорошее впечатление. Для своей выгоды или ради меня? Я не знала.

– Я благодарен тебе, что ты пришла, Кейт, – сказал он, разглядывая меню. – Я очень рад, что ты решила прийти.

– Я тоже, – сказала я, ведь думала, что это стоит сказать. Официант прибыл и склонил голову, ожидая заказ. – Давай, ты первый, – сказала я отцу.

Он указал на фотографию кацу карри дона в меню, миски риса с овощами и свининой в панировке, подающейся с соусом. Он заговорил на японском с английским акцентом, чтобы сделать заказ:

– Ко-рей о куу-да-сай, – это не звучало ужасно, просто он произносил слова неправильно. Но он пытался. Я сделала заказ следом: карри с курицей и содовую со вкусом дыни.

– Кашикомаримашта.

Официант кивнул и отправился к кухне.

Отец уставился на меня огромными глазами.

– Ты только послушай себя, – сказал он. – Ты владеешь языком. Невероятно!

– Не очень-то и владею, – сказала я, делая глоток воды, что принес официант. – Еще не профи.

– А звучишь именно так, – сказал он. – Вау.

Я не знала, что сказать.

– И… зачем тебе халат?

Он опустил взгляд и потянул за край одежды.

– Этот? Я онколог. А ты не…? Наверное, тебе не рассказывали. У меня обеденный перерыв. Я работаю в Токийском университете над экспериментом.

– Ох, – сказала я. Мне говорили, что отец был каким-то доктором, но я не задумывалась над этим. Я думала о нем как о бросившем нас подлеце.

Воцарилось молчание. Я не знала, о чем говорить. Он был впечатлен моим японским, потому что ожидалось, что я появлюсь на свет с поврежденным мозгом? Мама была больна из-за чернильного питахайи, который съела во время беременности. И в этом был виноват отец, пусть и не намеренно. Он привез этот фрукт из Японии как сувенир, так он чуть не убил меня.

Отец тихо вздохнул, что прозвучало как шипение сквозь сжатые зубы.

– Я думал, у тебя будут вопросы, – сказал он.

Были.

– Нет.

– Ладно, – сказал он. – Я… совершил ужасную ошибку, и мне очень жаль. Я хочу, чтобы ты это знала Кейт. Если бы я мог все вернуть…

– Все в порядке, – прервала его я. Было жарко, аппетит пропал. Я хотела уйти. – И я Кэти, а не Кейт.

– Кэти, – повторил он. – Плохо дело. Просто ужасно. Я не заслуживаю прощения. Но ты здесь, и я очень-очень рад.

Я заерзала на стуле, глядя на стакан с водой. Он был здесь, а все мои вопросы застревали в пересохшем горле, я не видела в них смысла. Какая разница, почему он бросил нас? Он это сделал. Никакие ответы этого не изменят.

Официант принес мою содовую со вкусом дыни, а потом и наши карри. Я окунула вилку в соус и смотрела, как он капает с ее зубьев.

– Мне нравится это место, – сказал отец, раскладывая на коленях салфетку. – Я постоянно хожу сюда обедать, когда я в Токио. Хотя это все же бывает редко. Я никогда не думал, что в японской кухне есть карри. Большинство думают, что здесь есть только суши, да?

Я потягивала содовую, а мысли кипели так же, как пузырьки в стакане.

– Ты знаешь, что ей стало плохо из-за питахайи. Из-за того фрукта, что ты привез из Японии.

Он замер, ложка опустилась в жидкий карри.

– Это из-за тебя мы чуть не умерли.

– Знаю, – сказал он, опустив голову. – И… мне очень жаль.

– Нельзя вот так объявиться через семнадцать лет и извиняться, – сказала я и попробовала кусочек курицы. Специи наполнили рот знакомым вкусом. Благодаря Диане, я привыкла к Японии, я ощутила смелость говорить, хотя и дрожала. Я слышала, как колотится сердце в груди. Я не любила ссоры.

– Ты права, Кейт, – сказал он.

– Зачем ты это сделал?

Он открыл рот и закрыл его, уставившись на карри. Через миг он тихо сказал:

– Я виноват, и я не мог смириться с тем, что сделал с вами обеими.

– И ты просто бросил нас? Потому что так было проще.

– Знаю, – сказал он. – Если бы я мог вернуться, я бы набрался смелости остаться.

– Смелости? Из-за того, что я могла родиться больной? – я вспылила и повысила голос, но поспешила взять себя в руки. Не хотелось закатывать сцену.

Отец побледнел.

– Ты абсолютно здоровая. И мне было бы все равно, даже если бы ты была на всю жизнь прикована к инвалидной коляске, не могла бы говорить, ходить или есть этот чертов карри. Ты все еще моя дочь.

– Но ты ушел, – сказала я. – Ты не можешь этого отрицать, ведь так все и было.

– Не по этой причине, – ответил он, и из-за его взгляда мне почти стало его жалко. Почти.

Я хотела уйти. Карри казался кислым на языке. Я хотела убежать в объятия Томо и забыть обо всем. Сиротой мне было лучше.

– Оправдываться уже нет смысла, – сказала я, оставив салфетку на столе. – Важны поступки, – я встала, чтобы уйти.

– Кейт, погоди, – сказал он, протягивая в мою сторону руку. – Прошу, не уходи. Ты имеешь право злиться, но я хочу объясниться. Пожалуйста. Прошу, останься.

Я замерла, глядя на встревоженные лица вокруг. Хуже всего в Японии было закатывать ссоры у всех на виду. Этому были свидетелями окружающие, что совсем не хотели в этом участвовать. Я покраснела, ведь снова нарушила правила поведения. Я опустилась за стол, и листок, что дал мне Томо, выпал из кармана на край стула. Я схватила его негнущимися пальцами, ладони были мокрыми.

«Ты не одна», – говорил он. Я держалась за эти слова.

– Спасибо, – тихо сказал Стивен. – Спасибо, что осталась.

Я медленно развернула листок, сложенный вчетверо. Там был не рисунок, а пара предложений, что Томо написал изящным почерком.

Хитори джа наи йо. Кима га аи ни тсумаретеиру йо.

Ты не одна, – говорилось там. – Тебя окружает любовь.

И я чувствовала это тепло, проникающее в меня, укутывающее запахом ванили и мисо. Он придал мне необходимых сил.

«Томо, – подумала я. – Спасибо».

– Что там? – спросил отец, глядя на листок.

– О, ничего, – сказала я, быстро спрятав послание в карман, но палец пронзила острая боль, я удивленно выронила листок. Серьезно? Порезаться бумагой? Листок упал на пол, и я склонилась под стол, чтобы поднять его. Отец тоже потянулся за бумажкой.

Когда листок ударился об пол, сноп снежинок поднялся со страницы, они были призрачно-белыми с острыми черными краями. Под столом словно возник сугроб, снежинки кружились над страницей, падая на нее. Бумага промокала, кандзи расплывались, а снег превращался в воду.

– О боже, – прошептал отец, я застыла, испуганная происходящим.

Я схватила листок, что был холодным, как лед, и спрятала его в карман. Я опустила взгляд на карри, не зная, что сказать. Посмеяться? Притвориться, что я ничего не видела? Обвинить во всем погоду? Может, кто-то открыл дверь и… и снег залетел именно под наш стол. Я долго не решалась заговорить.

Я открыла рот.

– Я…

Глаза отца могли занять половину его лица.

– Кейт, это… вылетело из бумаги?

Я не понимала. Томо даже ничего не нарисовал. Почему это произошло?

– Не понимаю, о чем ты, – сказала я. – Это странно, но… это не было…

Отец склонился над столом, приглушив голос.

– До тебя добрались Ками? – спросил он.

И мир вокруг меня застыл. Я ничего не слышала. Ничего не видела.

Отец знал про Ками.

* * *

Я вдыхала свежий воздух в парке Йойоги, радуясь, что оказалась вне ресторана. Отец сидел на скамейке рядом со мной и смотрел, как подростки в разноцветной одежде и на высоких каблуках проходят мимо. Мы сидели так несколько минут, никто ничего не говорил.

Наконец, я завела разговор:

– Откуда ты знаешь о них? – я была слишком потрясена, чтобы сочинять ложь.

– Ты в безопасности? – спросил но. – Они знают, что ты моя дочь?

Я застыла.

– Что? Нет. О чем ты?

Он вздохнул и потер переносицу.

– Я хотел защитить вас от этого.

Подул осенний ветер, и мне стало холодно, так еще не было. Я прижала ладони к коленям, шарф был плотно обмотан вокруг шеи, закрывая даже губы. Я хотела, чтобы рядом был Томо, но я должна была справиться одна.

«Хитори джа наи йо. Ты не одна», – вспомнила я и словно услышала шепот Томо.

– Что происходит? – спросила я.

Отец поджал губы, готовя себя к тому, что хотел рассказать.

– Почти семнадцать лет назад я впервые приехал в Японию, – сказал он. – Меня пригласили для исследований, над которыми я работал. Я был еще молодым. Совсем ребенком… черт возьми. Но они работали над раком желудка и обнаружили у пациента странный штамм бактерии.

– Странный?

Он помахал рукой и продолжил:

– Да, знаешь ли, бактерия, что взаимодействует с… – он замолчал, видя мое смятение. – Не важно, с ее опухолью было что-то не так. Я издавал статьи о долгосрочных инфекциях, и они попросили, чтобы я приехал и посмотрел. Это было глупо, да. Я не знал ничего до этого. В мире всегда остается много всего неизвестного. Но они были в отчаянии из-за пациентки, – он обхватил руками голову. – Милая девушка. Ей было всего двадцать один, она была еще слишком молодой для рака.

Я заерзала, пряча ноги под скамейку и скрещивая их в лодыжках. Мне было не по себе из-за девушки, которой даже не знала, но я не понимала, как это связано с Ками. Снова подул холодный ветер, и я потянулась в карман за перчатками. Внутри кармана было мокро из-за послания со снегом.

– Целую неделю я наблюдал за клетками, пытаясь набраться смелости, чтобы рассказать остальным онкологам о своей находке, – сказал он. – Клетки… напоминали застывшие чернила.

Я уставилась на него, сузив глаза. Томо истекал чернилами, да, но это не означало, что по его венам постоянно текут чернила, а не кровь. Ками рождались с силой оживлять рисунки. Они черпали силу своего наследства, но их кровь не была при этом черной, ничего подобного.

– Это бред.

– Знаю, – сказал он. – И ее спутник так нервничал, что я начал подозревать, что он что-то сделал с ней. Я встретился сначала с ним. И он расплакался и рассказал о Ками. Я сперва не поверил, но как еще объяснить эти странные чернила? И он показал мне. Он нарисовал собаку, и я увидел, как она бежит по странице, – он не отнимал ладонь от головы. – Я думал, что сошел с ума. Он сказал, что он – Ками, а она проглотила чернила.

Как мама. Я поежилась.

– Проглотила?

– Он нарисовал сливу, – сказал Стивен. – Он работал над своими рисунками. Но она не поняла этого. Она увидела миску с фруктами и попробовала сливу оттуда.

– Она не поняла, что слива – рисунок? – удивилась я. – Она ведь черно-белая?

Он покачал головой.

– Она не заметила. Может, было темно, может, она была отвлечена. Но она ее съела.

Но с ней должно быть все в порядке. Мама выжила. И среди последователей Джуна были те, что проглотили чернила и выжили, так ведь?

Но чернила оставались запертыми во мне. Кто знал, что они могут сделать с остальными?

– Насколько я понял, чернила боролись с ее телом. Они превратились в застывшие сгустки, заражая ее так, как еще ни один врач не видел, потому они решили, что это рак. Ее спутник умолял меня не рассказывать им, но разобраться с этим. Я должен был спасти ее жизнь, даже если у него будут потом проблемы с законом, даже если все узнают о Ками. Я пытался рассказать онкологам, но они решили, что я спятил. Они уверяли, что это рак. Я не знал, что делать. Как исцелить от атаки древней магии?

Мысль о том, что случилось с ней, встала комом в горле. Добром все это не кончилось.

– Когда она умерла, ее спутник принес мне странно упакованный подарок в благодарность. Перевязанный лентой. Фрукт из Хоккайдо, так он сказал, за то, что я сохранил секрет и пытался спасти ее. Мое сердце было разбито, но я привез фрукт с собой. Как я мог отказаться?

Питахайя. О нет.

– Мама, – сказала я. – Мама съела его.

– Да, – сказал он, и слово прозвучало с ужасающей пустотой. Я посмотрела на него, а он съежился. Слезы текли по его щекам, он вытирал их рукавом халата. – Вот так, – сказал он. – Ты понимаешь теперь, что я чувствовал.

– Но я думала, он был благодарен. Он ведь понимал, что ты пытался спасти ее.

Я замолчала, вцепившись в край скамейки.

– Хочешь сказать,… он сделал это специально? С мамой?

Отец не поднял головы, лишь вытирал слезы.

– Он не был благодарен, – прошептал он. – Он хотел мести.

Слезы застилали глаза. Я даже не пыталась их остановить. Мама была отравлена намеренно, чтобы отец прошел через то же, что и тот парень.

Голос отца прозвучал хрипло:

– Я узнал, что он сбросился с крыши неделю спустя.

Все больше смертей из-за чернил, из-за силы, которой не должно быть у людей.

«Ты выжила, – зашептал голос в голове. – И теперь ты должна завершить цикл».

Я прогнала голос. Сейчас у меня были другие заботы, а не желания глупой разрушительной силы разорвать мой мир на части.

– Мне очень жаль, – всхлипывал отец. – Я не хотел вас бросать. Я уехал, потому что не мог смириться с тем, что сделал с тобой. Я был в панике. Я был еще молод. Я знал, что лекарства нет, что я ничем не помогу. Это все из-за меня. Если бы я спас ту девушку… если бы послушался предчувствия из-за странного блеска в его глазах… – он зажал руками голову и дрожал.

Я вытащила платок из кармана и безмолвно протянула ему.

– Мама всегда говорила, что ты ушел с другой.

Он покачал головой.

– Я сказал так, когда Диана застала меня врасплох по телефону. Я хотел порвать со всем. Не мог вынести того, что наделал.

Он оставил нас из чувства вины, из-за секрета, которому мы бы не поверили. Хотя это не отменяло неправильности поступка.

– Но мы не думали об этом, отец, – я пыталась сдержать свои слезы. – Нам просто нужен был ты.

– Знаю, – он вытер глаза платком. – Теперь знаю. Если бы я мог вернуть… Я бы все сделал по-другому. Точно.

Телефон в сумочке зазвенел, и этот звук заставил меня вздрогнуть. Черт. Который час? Сообщение прислал Томо, говоря, что ждет меня на станции Отемачи возле Императорского дворца. Я написала, что скоро буду.

– Это Диана? – спросил отец, я покачала головой.

– Друг.

– Значит, у тебя все в порядке? Откуда тогда та бумажка Ками?

– Здесь все отлично, – сказала я, но он смог увидеть тревогу в моем взгляде. – С Ками все… запуталось, но скоро все разрешится. Не волнуйся, – потому я и должна была идти к Томо, чтобы прекратить все это, пока чернила не навредили еще больше.

Отец медленно кивнул.

– Держись от них подальше, – добавил он. – Я многого о них не знаю, но они точно опасны. Они уже однажды разделили нас, хоть в этом была и моя вина, но… слушай. Я знаю, что это лишь встреча, и я не хочу ничего портить, но… если ты захочешь покинуть Японию, Кейт – Кэти – ты можешь остаться с нами, знаешь?

– Я могу остаться с бабушкой и дедушкой, – сказала я.

Он вяло улыбнулся.

– Знаю. Но хотя бы на летние каникулы, – он встал и схватил меня за руки, но не крепко, я могла вырваться, если бы захотела.

Но я пока еще не хотела.

– Мы живем рядом с озером, – сказал он. – Тебе понравится. Любишь купаться и рыбачить? А походы? Мы устраиваем походы каждый год, и Элисон…

– Элисон?

Он ничего не сказал, ответ и без того был ясен.

Я высвободила ладони.

– Ты бросил нас и нашел другую?

Он покачал головой.

– Прошло почти семнадцать лет. Ты хотела, чтобы я обрек себя на жизнь, полную боли и одиночества?

Да. В какой-то степени.

– Не в том дело, – сказала я. – Ты радовался этой жизни с походами и озером, пока мы с мамой боролись за жизнь. Думаешь, за ее статьи много платили? – я поднялась на ноги и сунула руки в карманы. – Знаешь, что? Зря я сюда пришла.

– Кейт, я пытался вас отыскать. Клянусь. Но твоя мама… не хотела меня видеть. Она не отвечала на мои звонки.

Я фыркнула.

– Даже странно, почему.

– Не в том дело. Я ждал десять лет до переезда. Ты хотела, чтобы я был несчастен всю жизнь?

– Я Кэти, – заявила я. – И мне плевать на твое счастье, потому что ты про наше даже не подумал.

– Погоди, мне жаль. Я… все было неправильно. Я исправлю, хорошо?

Я дрожала, в ушах шумела кровь. Я знала, что вела себя грубо, но что с того? Кто-то должен был за нас заступиться. Но его лицо так скривилось… он словно был искренен. И я ощутила угрызения совести.

– Мне… нужно время, ладно? Не так быстро.

– Конечно, – кивнул он. – Конечно. Прости. Я не хотел устраивать тебе проблемы. Я просто хотел, чтобы ты знала, что я хочу еще одну попытку. Но решать тебе.

– Хорошо, – сказала я. – С моими условиями.

Телефон снова загудел.

– Ты куда-то спешишь? – спросил он, и я кивнула. Он вздохнул, выпрямляясь и поправляя рукой тонкие волосы. – Надеюсь, я не испортил все окончательно. Я очень рад тебя видеть. Правда.

– Хорошо, – сказала я, не зная, как еще ответить.

– Если кто-нибудь узнает о том парне и его девушке… если у тебя начнутся проблемы, я тут же куплю тебе билет в Штаты, ладно? Как только скажешь, я все сделаю. Я серьезно.

– Хорошо, – сказала я и развернулась. Я не хотела обнимать его, но могла и не увидеть больше. И эти чувства столкнулись во мне. Как правильно? Как поступить правильнее?

– Ты выросла прекрасной девушкой, – сказал он. – И остаток своей жизни я буду доказывать, что ошибся в том выборе, ясно?