Текст книги "Буря (ЛП)"

Автор книги: Аманда Сан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Томо смотрел на картину с расширившимися глазами.

– Его здесь нет, – сказал Ишикава. – Кусанаги пропал.

– Как это пропал? – спросила я, глядя на свиток. Как мог старинный рисунок показывать нынешнее состояние Кусанаги? – Император ведь использует сокровища для церемонии? Он бы заметил его пропажу.

– Настоящий пропал, – сказал Томо. – Пропал шестьсот лет назад.

Я уставилась на них так, словно у каждого было по две головы.

– Объясните?

– Рисунок, – Сатоши указал на табличку рядом со свитком. – Это император Антоку. Его сбросил клан Минамото, одна из самых сильных семей самураев в истории Японии.

– Ками? – спросила я.

– Возможно, здесь была и война Ками, – сказал Томо. Его голос звучал устало. Все было связано с ками, с его судьбой.

Я прищурилась, разглядывая картину.

– И император Антоку – маленькая тонущая фигурка?

– Он тогда был еще ребенком, – сказал Ишикава. – А фигура побольше, как тут сказано, это его бабушка. Она столкнула его с обрыва, чтобы изобразить самоубийство.

Я чуть не подавилась.

– Что, прости?

Томо кивнул.

– А что еще им было делать? Целая армия загнала их к краю.

Будто нужно было сразу прыгать с обрыва. Я не могла этого даже представить.

– И… сколько ему было?

Ишикава вгляделся в табличку.

– Семь. Он был внуком Тайры но Кийомори.

– Семь? – желудок сжался. В семь лет он даже не понимал, что происходит. Я могла представить, как он держится за руку бабушки, доверяет ей, а она кричит ему прыгать в воду. От этой мысли я поежилась.

Томо нахмурился.

– Здесь говорится, что она выбросила и сокровища в океан. Зеркало выловил один из клана Минамото, а камень Магатама вынесло на берег. Но меч утонул.

– Но… меч, что использует император… – сказала я.

– Копия, – сказал Ишикава. – За шестьсот лет они его, конечно же, сделали. И он, наверное, хранится в Токио.

– Зеркало тоже не было оригиналом, – сказала я. – Нам нужно попасть в Токио и забрать меч.

Томо заправил волосы за уши.

– Даже если он и там, он не подходит. Это не Кусанаги но Тсуруги. С зеркалом все иначе. А копия меча не вырежет ками из тела, – он сжал кулаки. – И все это было напрасно.

Сатоши похлопал Томо по плечу.

– Юуто, не говори так.

– Я знал, что не стоит верить, что у меня есть шанс, – мрачно сказал он. – Я все тот же сын демона, ненавидевшего весь мир.

Во мне закипал гнев.

– Не говори так, – сказала я. – Мы так далеко зашли, должен быть выход.

– Но его нет, – заявил он. – У меня нет выхода, Кэти. И не было никогда. Все эти попытки были лишь пустой тратой времени.

Слова больно жалили, я пыталась сдержать слезы. Без Кусанаги нельзя было остановить Тсукиёми. И было лишь вопросом времени, когда он захватит Томо, когда Джун захватит Японию.

Ишикава заметил боль на моем лице.

– Юуто, – сказал он, глядя на меня. – Возьми себя в руки, чудак.

Но Томо скривился.

– В том-то и дело, Сато, – сказал он. – Я не могу. Я собираюсь… Я… – он опустился на колени, прижал ладони к полу храма из темного дерева. – Я собираюсь потерять себя, – прошептал он.

Я села на пол рядом с ним и обхватила ладонями его руку, прижимаясь ухом к его плечу.

– Я тебе не позволю, – сказала я. – Мы найдем выход.

– Без Кусанаги выхода нет, – сказал он. И поднял голову, а я увидела слезы, блестящие на его глазах, он пытался их сдержать, пытался удержать власть над собой. – Брось меня, Кэти. В этот раз по-настоящему. Навсегда.

Я закрыла глаза, заставляя себя думать. Сны не вели бы нас сюда, будь здесь тупик. Разве чернила в нас не понимали бы, что это невозможно? Как нам получить меч? Его не было здесь шестьсот лет. Если он все еще на дне океана, не стал ли он бесполезным? Он мог рассыпаться, заржавев, покрыться водорослями и кораллами. Как таким мечом вырезать душу ками?

– Погоди, – сказала я. – Разве ты не можешь его нарисовать? Копия не сработает, но если ты его нарисуешь, у него будет сила ками, так ведь? Он будет живым, как твои рисунки.

– Она права, Юуто, – сказал Ишикава. Он вытянул руку из-под крыши, чтобы поверить, идет ли еще дождь, а потом закрыл свой зонтик. – Ты ведь можешь нарисовать свой Кусанаги?

– Вообще-то у меня плохой опыт в рисовании оружия, Сато.

Ишикава коснулся плеча, где его задела пуля.

– Думаешь, нужно напоминать?

Томо смотрел на пол и думал.

– Кэти… помнишь, что случилось со мной, когда во мне первый раз проснулись чернила?

Танака рассказывал мне, когда я только перешла в Сунтабу. Я кивнула.

– Ты нарисовал кандзи «меч» для клуба каллиграфии, – сказала я. – И линия сорвалась со страницы и порезала твое запястье.

– Думаю, это был Кусанаги, – сказал он. – Чернила всегда хотели этого, с первого рисунка. Они всегда хотели напасть на кровь Тсукиёми во мне. Потому в кошмарах мне шептали, что я был убийцей, что я был демоном. Они говорили это не мне, Кэти. Они говорили это Тсукиёми. Но если я не смогу нарисовать меч, не умерев при этом… – он покачал головой, уткнувшись подбородком в колени.

– Тогда нарисуй Орочи, – я не успела остановить эти слова.

Ишикава шлепнул зонтиком по моей руке.

– Балда.

– Орочи?

Ишикава закатил глаза.

– Ты думаешь, что восьмиглавый змей его не убьет?

– Но меч – один из его восьми хвостов, – сказала я. – Если получить меч оттуда, он не порежет тебя во время рисования.

– И ты все равно забываешь, что это змей. И у него восемь голов. Восемь.

– Сато, хватит, – сказал Томо. – Это имеет смысл. Аматэрасу ведь упоминала Орочи… И я тогда подумал: почему мне так страшно? Откуда этот страх в сердце? Орочи давно погиб. Я должен был знать это, но… Я догадывался, что это будет.

– Ои, маттэ йо, – возмутился Ишикава, вскидывая руки, зонт свисал с его запястья. – Погоди-ка. Ты собираешься нарисовать восьмиглавого монстра из ужасной легенды? – Томо молчал, глаза Ишикавы расширились. – Нет, нет, нет. Это добром не кончится. Ты забыл своего дракона в Шизуоке? Пистолет, что выстрелил в меня? Страшную морду демона и крылья, что появились у тебя, после чего ты упал на улице? Твои силы нестабильны, Юуто. Ты не выживешь, нарисовав Орочи.

Томо медленно поднялся на ноги и вышел из-под крыши на мокрый гравий.

– Ты прав, Сато, – тихо сказал он. – Я нестабилен, потому не смогу нарисовать Орочи.

– Томо? – я подошла к нему, держа в руках зонтик.

Его лицо не дрогнуло.

– Потому я попрошу Такахаши.

Я не сразу смогла сформулировать слова, услышав, что он сказал.

– Что, прости?

– Ты совсем с ума сошел? – спросил Ишикава. – Такахаши не будет рисовать Орочи, меч из которого остановит его.

Но Томо уже шел к выходу из храма, к станции Джингу-Маэ, собираясь домой.

– Он с ума сошел, – сказал мне Ишикава.

– Точно, – я побежала следом.

Томо не ждал моего вопроса.

– Такахаши – единственный известный мне Ками, сил которого хватит на такой рисунок, – сказал он. – Он стабилен, его рисунки покидают страницы. А он должен сойти со страницы.

– Да, но в нашу прошлую встречу он угрожал тебе, – сказала я. – Он не будет тебе помогать, если это не будет выгодно ему. А Кусанаги – средство спасти тебя и остановить его.

– Тогда я дам ему то, что он хочет, – сказал он, словно это было так просто.

– Например?

Он остановился и опустил билет в щель в металлический воротах станции Нагоя. Двери со звонком раскрылись.

– Я еще не знаю. Придумаю по пути, ладно?

– Он не может просто нарисовать меч? – спросила я.

– В этом я ему не доверяю, – сказал Томо. – Он использует его против нас, так? Но Орочи боролся с Сусаноо. Не думаю, что он будет на стороне Такахаши. Надеюсь лишь, что меч от него мы получим раньше него.

– Чистое самоубийство, – вмешался Ишикава. – Ты ведь понимаешь?

Мы добрались до поезда и прислонились к дверям, пока говорили.

Томо пожал плечами.

– Может, Такахаши удастся уговорить нарисовать его в цепях или спящим…

– А если в состоянии опьянения? – предложил Ишикава. Я вскинула брови. – Что? Так Сусаноо победил настоящего Орочи. Напоил его и отрубил головы.

– Мило, – сказала я. – Ты такое можешь?

Томо кивнул.

– Нарисовать Орочи может лишь Такахаши, хоть я и не хочу этого, – двери поезда открылись, мы прошли в него. – Всегда были Аматэрасу, Тсукиёми и Сусаноо. И даже сейчас мы не сможем это закончить без потомка Сусаноо.

– Опасно, – сказал Сатоши.

– Да, – сказал Томо. – Но это единственный возможный выбор.

Я молчала, поезд подъехал к станции, мы пересели в скоростной поезд, идущий в Шизуоку.

Пришло сообщение от Дианы. Я сглотнула панику, надеясь, что она поверила, что я с ночевкой у Юки. Та знала, что меня нужно прикрывать.

В сообщении говорилось: «Уехала в магазины с Канако», – с ее учительницей-подругой. – «Юки может приходить домой, если хочет», – укол вины пронзил мое сердце, но я не могла ничего поделать. Я набрала Юки и прижала телефон к уху. Гудки шли, я услышала голосовую почту. Я закончила вызов.

– Звонишь тете? – спросил Томо.

Я покачала головой.

– Юки.

Ишикава слишком широко улыбнулся, переигрывая.

– Проверяешь прикрытие?

Щеки Томо порозовели, но он улыбнулся.

– Заткнись.

Ох. Отвернувшись, я снова набрала Юки. Возьми трубку и спаси от этой неловкости.

Гудок оборвался, но ответил голос парня.

– Моши мош?

Я не сразу поняла, чей голос слышу.

– Танака?

Голос зазвучал робко:

– Ох… привет, Кэти-чан. Что случилось?

– Я… почему у тебя телефон Юки?

– Ох, эм… – послышался шорох, словно он споткнулся. Вдали раздался крик ворона. – Юки в ванной. Ты позвонила снова, и я подумал, что это срочно. Ты в порядке?

Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

– Порядок, – сказала я. – Перезвоню позже.

– Да, хорошо, – отозвался он. – Ага, хм… Да.

– Танака, погоди, – сказала я. И не знала, что сказать. – Можешь… побыть рядом с Юки сегодня?

– Доушита? – спросил он тихо и с тревогой. – Что происходит?

– Не знаю точно, – сказала я. – Но мне спокойнее, если ты будешь с Юки.

Он молчал, словно хотел задать еще вопросы, но не стал этого делать.

– Без проблем, – сказал он. – Можешь на меня рассчитывать.

– Спасибо, – я закончила разговор, не зная, что затронула. Могло всему быть невинное объяснение. Наверное. Но не было времени думать об этом. У нас есть проблемы серьезнее. Зная, что Юки и Дианы там не будет, я успокаивалась, хоть нас и ждала опасность.

– У тебя все еще есть номер Такахаши? – спросил Томо.

Я сжала телефон.

– Да.

– Напиши ему, что мы встретимся в Альпах Минами.

– Где?

Томо забрал мой телефон и набрал название, после чего вернул его.

– Он поймет, где.

– Я тоже иду, – сказал Ишикава.

Томо покачал головой.

– Это слишком опасно.

– Я не боюсь этого придурка, Юуто. Я иду с тобой. И ты меня не остановишь.

Я отправила сообщение, руки дрожали.

Джун был мне другом. И я молилась, чтобы он вспомнил об этом.

* * *

Мы ехали на другом поезде из Шизуоки, домов становилось все меньше, город оставался позади. Перед нами выросли горы, высокие, почти как Фудзи, и все были покрыты деревьями, что весной будут зелеными. Холодный воздух гор проникал в окна.

– Альпы Минами, – сказал Томо. Это место было популярным для восхождения, как он объяснил, но не в холодную погоду. Я знала, о чем он думает. Здесь не будет людей. Я крепче укуталась в шарф, мы вышли из поезда и оказались среди природы.

Мы шли около получаса, пока не перестали видеть станцию, пока не осталось ничего, кроме деревьев и угасающего солнечного света между ними. Путь меж деревьев привел к поляне, и мы оказались вдали от всего, что знали, оказались перед Альпами Минами.

Осенние леса окружали поляну, горы тенями нависали, мир словно умирал. Летом здесь было зелено, на ветру покачивались полевые цветы. Зима почти уничтожила все это, холод уже пробирался в меня. Все было на грани смерти, держалось за последнюю слабую надежду, за последнее дыхание. Всего один вдох.

Фудзи возвышалась вдалеке, как и другие острые пики, что закрывали угасающее солнце. Было сложно представить, что утром мы были в Исэ, в обед – в Нагое, где мы съели лапшу кишимен и не смогли отыскать последнее сокровище.

Солнце сядет через час, и здесь будет еще холоднее.

– Думаешь, он придет? – спросила я, Томо прислонился к ближайшему кедру.

– Он не пришел бы ради меня, – сказал Томо, касаясь затылком ствола дерева. – Но придет ради тебя.

Жар покалывал шею.

– Это не так. Мы ведь узнали, что он использовал меня из-за чернил во мне, так? Я ничего для него не значу.

Ишикава вздохнул и похлопал меня по плечу. Я скривилась, синяк еще болел.

– Грин, – сказал он, качая головой. – Когда ты уже научишься?

– Научусь?

– Ты значила для него достаточно, – сказал Томо, прикрыв глаза.

– Это не… Ты не можешь этого знать, – но Джун всегда был добрым, хоть поступал ужасно и говорил страшные вещи, но нежность они не убивали. В нем оставалось что-то теплое и знакомое, потому я и не могла называть его далекой фамилией Такахаши.

Такахаши Джун. Его имя означало мост, что был таким высоким, что его невозможно было перейти. Но первая часть означала пользу, каплю такого нужного дождя в пустыне. Каплю, что спасет мир от жажды. Или слезу, что оставит след на щеке.

Я поежилась. Высокое имя для высокой мечты, он и стремился высоко. Пришло время упасть на землю.

Ишикава вытащил телефон и искал в Интернете что-нибудь о Кусанаги и Орочи, но ничего полезного не находилось.

– Сусаноо сражался с Орочи, чтобы защитить чью-то дочь, – сказал Ишикава. – Монстр уже съел семь девушек, и родители просили его спасти последнюю. Он превратил ее в гребень и украсил им свои волосы.

– Отлично, – сказала я. – Каждая мечтает превратиться в гребень.

– Почему бы и нет?

Я закатила глаза.

– Забудь.

Ишикава закрыл телефон и спрятал его в карман.

– Ты странная, Грин.

И тут Томо закричал и рухнул на траву. Мы подбежали к нему, подхватывая под руки.

Послышался шелест, мы оглянулись.

– Не сейчас, – прошептала я. Но уже слышала стоны голосов, чернила в Томо пробуждались. И во мне раздался голос. Он сказал тихо и терпеливо: «Джикан дэ гозаимасу».

Пришло время.

* * *

Томо с каждым вдохом становился все тяжелее, словно тонул. Он закашлялся, и чернила черными каплями упали на траву.

Из леса вышла фигура в искусном кимоно сливового и лавандового цветов, подвязанном золотым оби. Она завязала волосы в узел, нить с лиловыми маленькими цветами покачивалась, пока она шла.

Это была Икеда, но я не сразу поняла. Я видела ее до этого только в школьной форме или в куртке и на мотоцикле. Плечи она обернула пушистой белой накидкой, чтобы защититься от холода грядущей зимы, такую в январе девушки надевали на день совершеннолетия. Она была элегантной. Но споткнулась, увидев Томо на четвереньках, а нас, отчаянно пытавшихся ему помочь.

– Что случилось?

– Чернила, – сказала я. Черные струйки стекали по его рукам и капали на землю. – Он теряет себя.

Джун появился следом за ней, он был в черном мужском кимоно, что было на нем в тот день, когда он узнал правду о своей связи с Сусаноо. Он выглядел по-королевски, словно принц, его светлые пряди и серебряная серьга были единственным признаком современности. Когда он поднял руку, чтобы заправить пряди челки за ухо, рукав кимоно съехал, открывая знакомый черный браслет с серебряными шипами.

Они с Икедой словно были из другой эпохи, из другого мира. Они выглядели как божества. Словно ками.

– Кэти, – нежно сказал Джун, его голос был лишен гнева, в отличие от разговора на станции. – Ты в порядке?

Томо схватился за сердце и закричал.

– Ясно, – сказал Джун. – Глубоко дыши, Юу. Успокойся.

– Отстань, – рявкнул Ишикава.

Я покачала головой.

– Помоги, Джун, – попросила я. Плевать на взгляд Ишикавы. Какая разница, кто поможет Томо?

Джун опустился рядом с ним на траву.

– Юу, ты меня слышишь? Не уходи. Вернись к нам, – он взглянул на меня ледяными глазами. – Что его подтолкнуло к этому?

– Не знаю, – сказала я. – Мы ждали тебя какое-то время. Ишикава читал про ками, и Томо вдруг упал.

– Что он читал?

– Про Сусаноо и гребень, – отозвался Ишикава. Джун нахмурился.

– Историю Орочи?.. – я кивнула. – Орочи родился из ненависти Тсукиёми к Сусаноо. Это подстегнуло его память.

Ишикава издал смешок и скрестил руки на груди.

– Или почувствовал тебя. Не понимаю, Такахаши, ты угрожаешь Юуто, но помогаешь, когда рядом Кэти. Как это?

– Как я и сказал с самого начала, – ответил спокойно Джун. – Юу не должно было существовать, он опасен для всех нас. И он близок к концу. Если он не вернет власть себе, то мы вряд ли уйдем отсюда.

– Томо, – сказала я, прижав ладонь к его спине. – Прошу, – ладонь ощущала жар, я словно касалась кипящей воды. Я отдернула руку, а по спине его текли чернила, превращаясь в крылья, он закричал.

– Потому вы позвали Джуна? – крикнула Икеда. – Знали, что будет опасно, и вовлекли нас?

– Еще минуту назад он был другим, – завопила я. Жар растекался в груди, деревья и поляна подернулись рябью перед глазами.

– Только ты не начинай, – сказал Ишикава, его пальцы вцепились в мои руки. Я попыталась стряхнуть это чувство, избавиться от текущей силы.

– Точно, – сказала я. – Дай ему блокнот. Сила растет. Его блокнот, Сатоши!

Ишикава залез в сумку Томо и вытащил черный блокнот и ручку. Я забрала их у него, открыла на чистой станице блокнот, где быстро нарисовала бабочку. Ее крылья едва затрепетали, но мое сознание очистилось, мир снова был устойчивым. Я придвинула блокнот к Томо, вложила ручку в его ладонь. Я не знала, что ему стоит нарисовать, потому помогла набросать похожую бабочку. Ручка скользила, руки Томо были покрыты ручьями чернил. Облако из сотни бабочек взлетело из лужи чернил, трепеща бумажными крыльями с шелестом и треском. Джун пригнулся, а они взмыли в небо, одна задела крылышком его щеку, оставив длинный порез под левым глазом.

Он вскрикнул и прижал ладонь к порезу, кровь проступила на коже.

Томо задыхался, его глаза и пульс вернулись к норме, но лицо было бледным, как бумажные бабочки. Икеда вытерла кровь Джуна лиловым платком, что вытащила из сумки.

– Я… в порядке, – сказал Томо, но я видела румянец на его щеках, ведь Джуна он встретил на земле, чуть не потеряв контроль. Выбора почти не было. Джун видел, как все плохо.

– А что за наряды? – спросил Ишикава, указывая на кимоно Икеды и Джуна. – Похороны что ли?

– Концерт в школе, – сказал Джун. Я попыталась представить, как он играет на скрипке, а Икеда – на пианино. И в то же время он был лидером банды Ками, собирал армию, хотел захватить мир, уничтожал якудза, ведь не мог принять вину за убийство своего отца. Его мир смешался, а мне все еще было его жаль.

Томо медленно встал, на волосах его поблескивал пот.

– Такахаши, – сказал он. – Ты пришел.

Джун ожесточенно посмотрел на него.

– Да. И, судя по твоему состоянию, ты нашел сокровища. Прости, что не помог в Исэ Джингу. Был занят.

– Промывал мозги? – фыркнул Ишикава.

Джун с мрачным видом улыбнулся.

– Ох, поверь, они сами ко мне идут. Все Ками, что были изгоями. Все Ками, что страдали от галлюцинаций из-за рисунков, что были никем из-за родства с божествами. И ты будешь удивлен, увидев, сколько их звало лидера, – он указал на Томо. – И теперь у моих ног и Юу.

– Ты знал? – спросила я. – Историю сокровищ?

Джун кивнул.

– Камень – любовь, обращенная в ненависть. Зеркало показывает правду в отчаянии. А меч вырезает прошлое из будущего.

Мысли путались. Аматэрасу говорила иначе. «Камень отмечает. Зеркало показывает правду. Меч все спасает». Почему Джуну сказали другое? Но в сказанном мне правды было больше.

– Если ты все знаешь, – сказал Томо, – то должен знать и то, что меч утерян уже давно.

Джун вскинул брови.

– Утерян? Нет, я не знал.

– Откуда тогда тебе знать значение сокровищ? – спросила я.

– О нем рассказывали в моей семье, как часть тренировок Ками. И это повторялось в моих кошмарах, как и в ваших.

– Такахаши, – Томо с каменным лицом смотрел на него, готовясь задать вопрос.

Мое сердце оглушало биением. Пусть он нам поможет. Пожалуйста.

– Юу?

– Ты давно просил меня присоединиться к тебе. Но я знаю, что ты хочешь меня остановить.

Джун улыбнулся, и холод улыбки пугал.

– Я видел твой потенциал, тебе лишь нужно было совладать с силами. Но правда в том, Юу, что потомок Тсукиёми, потомок гнева, что чуть не разрушил мир, может быть лишь угрозой нашему существованию. Твою силу нельзя обуздать, ею нельзя управлять. Это бесконтрольное пламя.

Голос Томо был ровным и решительным.

– Тогда ты знаешь, что только Кусанаги меня остановит.

Джун медленно кивнул.

– У тебя есть три варианта. Тьма может захватить тебя, уничтожить всех, кто тебе дорог, – он посмотрел на меня, но я отвела взгляд. – Ты можешь умереть, и твоя сила и угроза уйдут с тобой, мир будет спасен. Или Кусанаги может сделать тебя слабым, закрыть в тебе чернила на время.

– На время? – спросил Ишикава. – Разве не навсегда?

Джун покачал головой.

– Есть лишь один способ заставить Ками молчать вечно, – сказал он. Я поежилась. – И ты свой выбор сделал, Юу. Кусанаги. Но он утерян.

Томо заправил волосы за уши и отклонил голову.

– Есть способ его получить.

– Рисунок убьет тебя, – сказал Джун. – Тебе еще повезло, что тебя не пристрелил пистолет, что ты нарисовал для Ханчи, или дракон в Торо Исэки. Я удивлен, что ты все еще не умер от кошмаров, честно говоря, – он покрутил серьгу. – Признаю, твоя воля сильна.

– Такахаши, – Томо глубоко вдохнул, сжал ладони в кулаки. Он чуть склонился. – Нарисуй Орочи за меня.

Глаза Икеды расширились, она ожидала реакции Джуна, глядя на него. Я задержала дыхание, прося, молясь, что он согласится.

Джун рассмеялся, и этот звук не сочетался с угасающим солнцем, был слишком резким среди опустевшей природы.

– Ты не осмелился просить меня нарисовать Кусанаги, боясь, что я обращу его против тебя, но просишь нарисовать демона? Что будет, если меч будет у меня? Ты все равно хочешь использовать его на себе. Какая разница, кто ударит? Или ты боишься, что я одним тобой не ограничусь?

Глаза Томо вспыхнули.

– А ты остановишься?

Джун замолчал.

– Наверное, нет. Не ты один унаследовал кровь демона. И никто не помешает мне, если Кусанаги будет у меня.

Томо снял куртку и бросил ее на землю, показывая Джуну голые руки.

– Ты не можешь остановить меня без меча. И ты знаешь, что времени нет, – чернила капали из его шрамов, словно кровь. – Я требую. Нарисуй Кусанаги и ударь им меня. Или я все разрушу.

Джун уставился на него.

– Ты этого не сделаешь. Здесь Кэти.

– У него нет выбора, идиот, – сказал Ишикава.

– Закончим, – сказал Томо. – Раз и навсегда покончим с этим.

Голос Джуна стал тихим.

– Я не могу.

Я выдохнула.

– Джун, прошу.

Икеда скривилась из-за моего обращения, но это не задело Джуна.

– Кэти, прости. Я не могу сделать то, что он просит.

– Что такое? – возмутился Ишикава, Джун вскинул руку.

– Я не могу его нарисовать, – сказал он, – потому что я не наследник Тсукиёми.

Я замешкалась.

– Не понимаю.

– Кусанаги сделан из хвоста Орочи, – сказал Джун. – Орочи родился из ненависти Тсукиёми ко всему миру. Сила этого меча, сила уничтожать чернила, идет из Тсукиёми. Во мне нет его крови. Если я нарисую Кусанаги, он будет лишь пустой оболочкой меча. Бесполезной подделкой.

Томо глубоко вдохнул.

– Тогда помоги победить Орочи. Я нарисую его, но одолел его Сусаноо. Если я нарисую что-то, настолько опасное, я… я не…

Джун улыбнулся.

– И пусть гордость не мешает тебе, – сказал он. – Ты не сможешь управлять этим рисунком. Я знаю. Ты куда сильнее в кендо, чем я, Юу. Ты знал? Но я всегда побеждал в наших дуэлях. Знаешь, почему? – он поднял руку, чернила золотыми искрами полетели в небо, превращаясь в ленты в воздухе. – Потому что у меня есть контроль. Потому что я всю жизнь учился управлять силой, принимал силу. Я не боюсь больше своих предков. Я не боюсь смерти. Я принц, Юу, я – божество. Я превзошел тебя во всем.

– Ты ничем не отличаешься, – сказала я. – Только произошел от Сусаноо. А его сбросили с Небесного моста на землю. От него отказались, – я подождала, пока слова дойдут до Джуна, но его лицо не изменилось. – В Томо есть сила ками солнца и луны. Если ты принц, тогда он – император.

Глаза Икеды вспыхнули.

– И как он помогает своей империи? Улицы полны голодных и страдающих. Юу лишь прячется в своей комнате, пытаясь отрицать чернила в своей крови. Я тоже Ками. Я знаю, как кошмары сковывают сердце, когда пытаешься жить. Но я не убегаю. Никогда не убегала.

– Икеда, – сказал Джун. – Юу пришлось убежать. С самого начала он был обречен. Демон не может принести добро. Он может лишь увянуть и умереть.

В горле першило, сердце колотилось в груди.

– Джун, прошу. Помоги победить Орочи.

– Ты знаешь, что просишь погрузить мир в ад?

– У нас нет выбора.

Джун поджал губы, размышляя.

– Если у вас будет Кусанаги, – сказал он через миг, – вы обратите его против меня. И попытаетесь меня порезать.

Никто не ответил. Так и было.

– Я помогу тебе, Юу, – что? Я словно его не расслышала. – Но при условиях.

Томо ничего не сказал, чернила стекали по его рукам.

– Кусанаги принадлежал Сусаноо. Я оставлю меч себе, когда ты закончишь вырезать из себя чернила. Ты не ударишь меня им, не будешь пытаться остановить.

Я застыла. Если мы не остановим Джуна, мир развалится на клочки. Банды уже сражались, вскоре все перерастет в гражданскую войну, и по прихоти Джуна появится новый мир, где он управляет жизнью и смертью. Конечно, он говорил, что делает так из чувства правосудия, защищая слабых, но я уже видела, что власть одурманила его. Он убивал якудза, но они были людьми. Людьми. Он убивал, чтобы получить желаемое. Как можно отдать мир ему?

Джун хотел нам помочь, потому что его единственный соперник, равный ему, исчезнет, ничто не будет ему мешать. Но если мы не получим Кусанаги, Томо обречен, все станет хуже. Что сделает Тсукиёми, пробудившись полностью? Разрушит мир? Они с Джуном будут сражаться, а что останется после них? Холодный изорванный мир.

Томо издал смешок, этот звук напугал меня.

– Ты боишься меня даже без чернил? Как я смогу помешать тебе, если лишусь силы оживлять рисунки?

Джун злился, щеки его порозовели.

– Я не боюсь тебя. Надоел. Я мог сейчас наращивать мощь, а стою посреди поляны в горах, теряя время. Ты словно надоедливая муха, Юу. Перестань жужжать перед лицом.

Глаза Томо вспыхнули опасностью.

– С Кусанаги любой противник-Ками будет повержен. И я буду сражаться с тобой с Орочи, но после этого меч будет моим, а ты оставишь меня в покое.

Голос Томо был низким и решительным.

– Вакатта.

Мы с Ишикавой переглянулись, Икеда смотрела на Томо с удивлением. Он согласился?

Джун рассмеялся.

– Ты блефуешь, но я помогу тебе. Я покажу тебе, что у тебя нет сил помешать мне, – он потянулся к блокноту и ручке Томо и придвинул их к нему. Томо поймал их, и я увидела, что его руки все еще дрожат.

Бабочек не хватило, чтобы успокоить его. Он не мог рисовать.

– О, и еще одно условие, – сказал Джун.

Паника сдавила горло. Что еще он попросит?

– Атама во сагетэ.

Томо сузил глаза.

– Да ладно, – пробормотал Ишикава. – Это подло.

– Нет, – сказал Джун. – Так должно быть. Выкажи уважение, отродье Тсукиёми. Преклони голову.

Он хотел сломить гордость Томо, унизить его. Я сжала руки в кулаки.

– Да что с тобой такое? – закричала я. – Чего ты хочешь? Жизнь Томо так же тяжела, как и твоя. Почему ты наказываешь всех за свои ошибки?

Но Томо опустился на колени и прижался к земле.

Я покачала головой. Это слишком. Слезы застилали глаза, в венах пылал гнев.

– Томо, не надо.

Томо прижал ладони к холодной земле и коснулся лбом травы. Я сморгнула слезы.

Ишикава фыркнул.

– Легко кланяться, когда это ничего не значит, – сказал он. Но я видела негодование на лице Томо, горечь и обиду. Я видела это, когда он сел с блокнотом на коленях, когда нажал на ручку и занес ее над пустой страницей.

«Гнев Тсукиёми знает прекрасно, – зашептал в голове голос. – Его гнев вырвется, и мир утонет в нем».

Джун отступил на шаг, ткань его хакама шуршала, он сцепил руки перед собой. Икеда стояла рядом с ним, призрак Аматэрасу, что посещала меня в моих снах. Вдали небо светилось оранжевым и лиловым, солнце скрылось за горами.

– Рисуй, – сказал Джун.

И когда рука Томо легла на страницу, я поняла, что потеряла его. Его глаза стали пустыми и чужими, стали озерами чернил. Голоса ками слышались на ветру. Он нарисовал изгиб спины монстра, длинные хвосты дракона или змея. Он набросал светло-серым первую голову, добавил длинные рога и шипы, обвел ее четче, дорисовывая пасть. Рисунок не выглядел опасным, пока он не нарисовал глаз, и этот глаз ящерицы принялся озираться, следя, как Томо рисует дальше.

Тонкие драконьи шеи переплетались, словно змеи, на странице. Я не понимала, почему он не может нарисовать их более безобидными. Зачем было рисовать зубы такими острыми, что они вгрызались в страницу? И что будет с цепями, которые он должен нарисовать, или бочками сакэ, куда нужно будет опустить головы? Но Томо потерялся в рисовании, он не мог думать. Да и как? Он никогда не рисовал что-то, что было настолько опасным. Казалось, что все предыдущие рисунки вели к этому, словно все это время он никак не мог облечь в форму свои кошмары.

«Посмотри на него, – раздался шепот во мне. – Такой он на самом деле. Это вся правда о нем».

Я видела улыбку на его лице, мрачную гордость за такое ужасное творение. Может, об этом и говорила Аматэрасу. Познать себя… понять, что часть Томо рада тьме. Он говорил мне, что ему нравилось ощущение, когда поток чернил смывает его, и его не волновало, утонет ли он в нем.

Я не поверила тогда. Но теперь, видя, как он сам бросился в этот черный океан, я понимала, что это правда.

«Теперь ты видишь ту же угрозу, что и Такахаши Джун? Такой Томо. Он все время боролся, но это было бесполезно, ведь внутри он темный, борьба его не спасла бы».

«Я вижу», – подумала я. Он был добрым и человечным, но был и темным, демоническим. Я видела угрозу. Сейчас я ясно ее видела.

Крылья ворона стекали на спину Томо, пока он рисовал. Рога появились на его голове, завиваясь и возвышаясь над медными волосами.

«Он поглотит мир», – предупредил голос. И я поверила. Теперь он уже пугал меня.

Низкий стон раздался над поляной. Закат, но темные облака закрывали остатки света. Мир затрясся, и я чувствовала дрожь в сердце.

Икеда сильнее укуталась в белую накидку.

– Джун, – она перекрикивала гул. – Он должен остановиться.

– Это не из-за рисунка, – крикнул Джун. – Он признал себя. Тсукиёми завладел им. Надеюсь, он дорисует, пока еще не будет поздно.

– Поздно для чего? – завопила я, стоны в воздухе поглощали остальные звуки. Ишикава вцепился в плечи Томо, его ладони почернели, когда он попытался встряхнуть его и привести в чувство.

– Тсукиёми захватит его раньше, чем мы получим Кусанаги. Мы не сможем остановить его, – закричал Джун. – Он разрушит мир.