Текст книги "Нефритовый Грааль"

Автор книги: Аманда Хемингуэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

– Натан, – донесся снизу мамин голос, – пора спать!

– Мне тринадцать лет, – запротестовал Натан, спрыгивая с подоконника. – Я уже большой.

– Ты ужасно дряхлый, – согласилась Анни, – и тебе необходимо спать, особенно в период учебы. Спускайся немедленно.

– Иду.

* * *

Улегшись в постель, Натан легко погрузился в сон, несмотря на все проблемы, маячащие где-то на границах помыслов. А потом, в какой-то момент, туман сна расступился – и мальчик перенесся в свет. В свет другого мира, в пылающий закат с прожилками цикламенового облака над озером расплавленного золота, что разлилось по краю неба. Натан смотрел с вершины башни – наверное, самой высокой в городе; другие шпили и верхушки посверкивали далеко внизу, отражая пылающее солнце. На площадке соседнего здания он заметил двух привязанных крылоящеров – издали они казались маленькими; еще один взмыл в воздух между ними. Один за другим, по мере того как сгущалась тьма, в окнах зажигались огни, карабкаясь по домам все выше и выше вслед за тенью; и вот уже каждое здание было опоясано сияющими цепочками, и подвижные маячки далеких кораблей перемигивались зеленым, синим или розовым. Потом незаметно для себя Натан перенесся внутрь башни и опустился в некоем подобии лифта. Проплыв сквозь закрытые двери и через знакомую уже галерею с изогнутыми колоннами, Натан попал в полукруглую комнату. Только теперь за окнами стояла непроницаемо-черная ночь; щиты закрывали почти весь полукруг стекла. Человек в белой маске – правитель, диктатор, президент, кем бы он ни был, – сидел за столом спиной к двери. Вошла женщина. Что-то в ее внешности потрясло Натана, и лишь минуту спустя он осознал причину. На женщине не было маски.

– Возможно, дневной свет еще не совсем померк, – не оборачиваясь, предостерег ее человек. – Не стоит ходить с незащищенным лицом.

– Свет уже погас. – Ее голос звучал спокойно и отличался от голосов наездника и голографического изображения в лиловой сутане единственной, но существенной деталью: в нем не было покорности.

Теперь Натан видел гостью в профиль и невольно подумал, что она удивительно красива. Волосы ее скрывал белый головной убор наподобие мантильи; женщина была облачена в белую тунику и брюки, а кожа имела бледно-золотистый оттенок, в нашем мире присущий людям Востока. Линии подбородка напомнили Натану очертания головы Нефертити, что он видел на репродукциях; однако шея женщины была длиннее, а когда она повернулась в его сторону, пропорции лица показались ему немного другими, хотя мальчик не мог объяснить себе, в чем состояло отличие. Миллиметр здесь, миллиметр там слегка искажали черты, хотя не умаляли их красоты.

– Да и вообще, – продолжала женщина, – какая разница? Я почти не боюсь смерти – даже солнечной смерти, иссушающей все живое. Медлительность времени утомляет меня. Если бы я могла найти смерть, я распахнула бы ей свои объятия.

– Не надо так торопиться разрушить свою красоту, – сказал человек, оборачиваясь, чтобы взглянуть на женщину. – Я по-прежнему испытываю наслаждение, любуясь ею, а в нынешней жизни осталось мало наслаждений.

– Чтобы быть красивой, нужен мир, в котором быть красивой. Однажды, в далекие дни юности и надежд, ты писал мне в письме о том, что само мироздание существует ради меня. Земля, луны, солнце, море были созданы лишь для того, чтобы обрамлять твою прелесть. А теперь земля заражена, и солнце отравляет море, а три луны Эоса наливаются красным. Без мироздания, без места для существования – я ничто. Грандир, ты так умен: сотвори для меня мир, в котором я могла бы жить.

– Я не способен творить миры, но возможно… какой-нибудь удастся взять. Наберись терпения, Халме, и еще какое-то время прячь лицо от дневного света. Я обещаю, что найду для тебя мир.

Женщина по имени Халме подошла к окну и сдвинула щит; тот скользнул в сторону, и Натан убедился в правдивости ее слов: там, в небе, висела громадная луна, почти полная – и красная; а с восточной стороны от нее, также будто залитый кровью, маячил месяц.

– Задвинь щит! – приказал человек. – Луна слишком яркая. Возможно, она опасна.

Гостья неохотно подчинилась. Чем дольше Натан смотрел на нее, тем прекраснее она ему казалась – как будто глаз постепенно привыкал к необычным пропорциям лица; с этих пор женщины его мира всегда будут казаться ему малопривлекательными. Он наблюдал за ее уходом: Халме двигалась стремительно и вместе с тем удивительно грациозно; белые края мантильи развевались за ее спиной. Натан был совершенно уверен, что Халме – ее имя; однако, решил он, Грандир – скорее обращение, как «господин» или «превосходительство». Пока он размышлял об этом, мир вокруг переменился.

Правитель в маске шел вверх по лестнице. Лестница двигалась, как эскалатор, но по спирали, кружа и кружа внутри цилиндрической шахты, и человек поспешно шагал по ней, словно раздраженный малой скоростью подъема. Наверху оказалась круглая комната без окон: в этом мире архитекторы явно предпочитали изогнутые формы. Единственным источником света служили прозрачные сферы – одни гладкие, другие состоящие из сегментов, – как бы подвешенные в воздухе. Однако, приблизившись, Натан не заметил никаких нитей или проволоки, которые бы их удерживали: шары просто парили, недвижимые или кружащие по орбите.

Правитель прошел в середину помещения – туда, где на одном месте медленно вращался шар немного больших размеров, чем прочие, и состоящий из множества сегментов. Лучи света вырывались из него и таяли в темноте, не достигая стен. Человек протянул к шару руку и произнес единственное слово: «Фиа!» Белая вспышка озарила комнату – так ярко, что Натан на миг ослеп, хотя то был всего лишь сон; потом сияние вернулось внутрь сферы, а над ней, будто проекция на потолке, возникло изображение.

Поначалу Натану оказалось нелегко разобрать, что оно показывает, тем более что мальчик смотрел снизу вверх; наконец он понял, что видит крышу (и даже может различить черепицу) с квадратной дырой – открытым чердачным окошком; затем появились мальчик и девочка; они смотрели и указывали пальцами куда-то за пределы изображения, вниз, на шар. Прошла минута или больше, прежде чем Натана озарило. Ведь это он сам – они с Хейзл, глядящие на звезду, которой не должно быть…

* * *

Натан проснулся глубокой ночью; сон, отпечатавшийся в сознании, не спешил терять яркость. Мальчик тихо-тихо встал и, прокравшись вниз, к кладовке между полками, забрался по лесенке в Логово. Распахнув окошко, он увидел звезду – только теперь он знал, что это вовсе не звезда, а шар, светящий и в этом, и в ином мире, зоркое око человека, всегда прячущего лицо. Ангел-хранитель или страшная угроза? Единственный способ все выяснить – продолжать видеть сны. А вдруг это лишь фантазия, плод подсознания, объясняющий то, чего он не в силах постичь? Ведь если сон – правда, тогда почему правителя, столь могущественного и явно стоящего на пороге космической катастрофы, из жизни всего множества миров вдруг заинтересовал он, Натан?

Закрыв окно, мальчик вернулся в кровать. Но вопрос неотступно следовал за ним, вгрызаясь в разум, не давая уснуть: невообразимое, не имеющее ответа почему.

* * *

Целых две недели Натан никак не мог найти времени, чтобы обо всем рассказать Хейзл.

– Когда начнутся летние каникулы, будет проще, – уверял он. – Мы сможем проводить больше времени вместе – чтобы найти пропавшую запрещающую бумагу и разобраться в этом вопросе.

– А разве в нем можно разобраться? – с сомнением спросила Хейзл. Днем звезды не было видно, однако друзья терялись в догадках: означает ли это, что и она их не видит. – Что ты намерен делать?

– Я кое-что придумал. Надо разыскать человека с пляжа. Раз его считают незаконным иммигрантом, значит, наверняка где-то удерживают. Я сделаю вид, что готовлю внеклассное задание по просителям убежища в Англии: в таких случаях люди всегда готовы помочь. Как только мы его найдем, он сможет ответить на некоторые из наших вопросов.

От внимания Хейзл не ускользнуло, что мальчик заменил «я» на «мы».

– А как ты собираешься с ним общаться? Ведь он не знает английского.

– Во сне я говорю на его языке, – пояснил Натан. – Быть может, услышав его речь, я пойму ее. Мы как-нибудь найдем способ поговорить. Обязаны найти.

Уяснив задачу, ребята отправились за советом к Анни. Она была искренне рада, что подростков так волнуют насущные проблемы современности, но мало чем могла помочь.

– У меня внеклассное задание, – объяснил Натан. Ему не хотелось врать матери, но и открыть правду он не решался.

– Наверняка существует иммиграционная служба, – предположила Анни. – Загляните в телефонный справочник.

Ничего похожего в справочнике не оказалось. Поразмыслив еще, Анни предложила поискать среди подразделений министерства внутренних дел. Там значилось некое управление по вопросам иммиграции и гражданства; правда, дозвониться до него так и не удалось.

– Разумеется, в выходные оно закрыто, – сказал Натан, обращаясь к Хейзл. – Придется тебе попробовать на неделе. Я не могу много звонить со школьного телефона.

Сомнения одолевали Хейзл сильнее обычного. Она нервным движением закрыла лицо занавеской волос – по детской привычке, от которой до сих пор не избавилась.

– И что я им скажу? Ведь это государственное учреждение!..

В конце концов Натан решил попросить Анни.

– Ну, если это школьное задание, – предположила она, – то ты вполне можешь позвонить из Ффилде.

– Предполагается, что мы должны выполнять его в свободное от занятий время, – объяснил Натан, чувствуя себя ужасно неловко. – Мне просто хотелось бы выяснить, как связаться с тем человеком…

– Я постараюсь помочь, – пообещала сыну Анни.

* * *

В понедельник утром она отвезла Натана в школу и сразу по возвращении домой взялась за телефон. К трем часам дня она начала ощущать растерянность, озабоченность и не свойственный ее натуре гнев. Министерство внутренних дел – «строящее надежное, справедливое и терпимое общество», согласно его собственной саморекламе, – оказалось совершенно бесполезным. Когда наконец после множества длинных гудков, долгих минут ожидания, заполненных классической музыкой, и автоматических сообщений, в управлении по вопросам иммиграции и гражданства все же взяли трубку, ей отказались предоставить какую бы то ни было информацию.

– Моему сыну дали внеклассное задание в школе! – возмутилась Анни. – Он хочет знать, как функционирует наше государство, чем мы помогаем беженцам и людям, попавшим в беду.

Служащая сдалась под напором Анни и удалилась на десять минут – советоваться с начальством; вернувшись, она сообщила, что надлежит письменно обратиться в другой департамент – управление по связям.

– Могу я поговорить с вашим начальником? – спросила Анни.

Оказалось, что нет.

– А могу я узнать номер телефона, по которому надо звонить в то управление, что вы назвали?

– Его нельзя дать, это конфиденциальная информация.

– Я добросовестный налогоплательщик, – заговорила Анни избитыми фразами (хотя она платила очень немного, исходя из маленькой зарплаты), – я плачу вам зарплату. Вы работаете на меня. И вы не имеете права отказывать мне в ответе.

Тоном человека, давно привыкшего к подобного рода тирадам, служащая ответила, что ее винить бесполезно, она ни в чем не виновата.

Анни положила трубку, затем подняла снова и набрала телефонную справочную, где ей без всяких проблем дали «конфиденциальный» номер. В управлении по связям, однако, заявили, что нужно написать в иммиграционное управление. Потом она попыталась действовать через члена палаты общин от своего округа и даже через Скотланд-Ярд – и никто не мог разъяснить ей процедуру обращения с незаконными иммигрантами, не говоря уже о том, чтобы помочь найти конкретного человека. В конце концов Анни оставила телефон в покое, сварила себе кофе и вошла в Интернет. Там она обнаружила названия различных организаций по поддержке просителей убежища, действующих на юго-востоке Британии. Записав очередную порцию номеров, Анни решила продолжить телефонную атаку завтра.

Во вторник ей повезло больше. Группы поддержки в отличие от бюрократов отнеслись к ее вопросам с энтузиазмом и охотно поделились имеющимися данными. Беседуя с представителем благотворительной организации в Гастингсе, Анни наткнулась на истинное сокровище.

– Человек на пляже? – переспросила Джиллиан Сквайерс – женщина, взявшая трубку. – Человек-загадка? А чем он заинтересовал вашего сына?

– Натан услышал о нем по радио, – объяснила Анни. – Конечно, я как мать необъективна, и все же у моего сына действительно сильно развито чувство социальной ответственности. Когда я ему рассказала, как обращаются у нас в стране с иммигрантами, он очень расстроился. – Потом лукаво добавила: – Подозреваю, что Натан сам выбрал тему для своего школьного исследования. Понимаете, он всегда размышляет о тех или иных вещах, а не просто выбрасывает их из головы.

– В какой школе он учится?

– При аббатстве Ффилде. Я не так много зарабатываю, он учится по бесплатной стипендии.

– Я знаю эту школу. У нее достойная репутация. – Казалось, Джиллиан Сквайерс заколебалась. – Давайте поступим вот как. Безусловно, я не имею права давать подробную информацию о ком-то без его разрешения. Я поговорю с этим человеком. Я имела с ним дело. У него потрясающие умственные способности: прибыв сюда, он не знал ни слова по-английски, но стал запоминать язык с удивительной быстротой. Если он захочет, я дам ему ваш номер телефона и попрошу связаться.

– Это было бы великолепно! – воскликнула благодарная Анни. – Вообще-то… я думала, что он сидит где-нибудь в тюрьме.

– Нет. Просителей убежища сажают в тюрьму, лишь если они совершают преступление. Тюрьма дорого обходится: государство вынуждено кормить и содержать заключенных. Дешевле выбросить человека на улицу. Им всего лишь нужно сразу по прибытии зарегистрироваться как просителям убежища – предполагается, что они знают, как функционирует система.

– Если даже я не могла это выяснить, – возмутилась Анни, – то как могут они?

– В том-то и дело.

Закончив разговор, Анни твердо решила каждую неделю откладывать чуть-чуть денег с еженедельных хозяйственных трат – для пожертвований. Ведь не только Натану нужно учиться, подумала она.

В выходные Анни обо всем рассказала сыну.

– Твой человек с пляжа еще не звонил, – сообщила она, – но, возможно, позвонит. Нужно просто ждать. Если он не захочет с тобой разговаривать, мы его не заставим: даже если бы и могли, это было бы нечестно.

* * *

Заручившись разрешением Бартелми, Натан, Джордж и Хейзл всю субботу прочесывали Торнхилл в поисках пропавшего документа. Двое последних не то чтобы горели энтузиазмом, однако перспектива отведать стряпни хозяина дома перевесила нежелание трудиться. Ко второму завтраку Бартелми сам испек печенье с корицей и шоколадной стружкой, а на обед пожарил рыбу; за ней последовали его собственного приготовления земляничное мороженое и глазированные сдобные булочки к чаю. В промежутках между приемами пищи дети простучали панельную обшивку в надежде, что в ней найдутся полости, перерыли антресоли и некоторые из наиболее темных кладовок.

Бартелми не стал показывать им тайник в дымоходе, а Натан не стал о нем упоминать, сообразив, что сама информация о его существовании – не для всех; зато они нашли другой шкаф, спрятанный под лестницей, достаточно просторный даже для того, чтобы туда поместился человек. А на чердаке друзья раскопали неполный комплект ржавых доспехов, сундук старомодного тряпья, потемневшее столовое серебро и набор фарфоровых супниц, которые в свое время, должно быть, составляли часть гораздо более обширного сервиза. Хейзл пришла в неописуемый восторг от муфты из серого меха – шиншиллы, как определил Бартелми, – хотя прекрасно понимала, что носить меха аморально. («Такая разновидность крысы», – пояснил он, чем, с одной стороны, умерил ее муки совести, а с другой – привлекательность самой муфты.) Еще исследователи обнаружили предмет, называемый астролябией, – некое наподобие старинного телескопа, и модель планетной системы – по идее, Солнечной, однако Бартелми заметил, что либо она весьма неточна, либо изображает вообще другую систему. И повсюду были бумаги: в коробках – больших и маленьких, в комодах, в давно не открывавшихся ящиках письменных столов. Натан нашел пачку любовных писем столетней давности, перевязанных выцветшей лентой, коричневые фотокарточки жеманных викторианских девиц, открытки с обнаженной натурой времен какого-то из Эдуардов, меню, списки покупок и одежды, сданной в прачечную. И нигде ни намека на запрещающую бумагу!

– На прошлой неделе Ровена перерыла все внизу, – сообщил Бартелми. – Она наверняка просмотрела книги, так что в них можете не заглядывать.

– Если бумага не в Торнхилле, – нахмурился Натан, – у вас есть предположения, где еще она может храниться?

– Ровена тоже меня об этом спрашивала, – ответил Бартелми. – Я предложил ей навести справки о семейном адвокате, при котором в последний раз применялся запрет, – она сказала, что такое было в конце девятнадцатого века. Конечно, вам все это покажется ужасной тягомотиной. Быть может, есть какой-нибудь тайник в лесах, например, на месте прежнего дома.

– Но ведь никто не знает, где оно! – возмущенно воскликнула Хейзл.

– А кто сказал, что будет легко, – спокойно отозвался Бартелми.

Поиски в лесу они решили оставить на завтра и разошлись по домам. Хейзл несла подаренную Бартелми муфту.

– Ничего страшного, если ты будешь носить старые меха, – успокаивал подругу Натан. – Вот покупать новые – неправильно.

По возвращении в книжную лавку Натана ждала дурная весть.

– Звонила Джиллиан Сквайерс, – сообщила Анни. – К сожалению, человек с пляжа не пожелал с тобой общаться. Он не захотел ничего слушать о внеклассных заданиях. Жаль, мой милый. Понимаешь, думаю, не следует на него давить. У того человека и так нет ни дома, ни денег, он в отчаянии: жизнь у него и без нас не сахар. Так что давай не будем ему ее усложнять.

«Да уж, – думал Натан, – жизнь не сахар, еще бы. Начать с того, что он оказался в чужой вселенной».

– Не возражаешь, если я сам позвоню миссис Сквайерс? Обещаю, что не стану донимать ее. Я лишь хочу выяснить… как функционирует система.

– Полагаю, тут нет ничего дурного, – все еще несколько сомневаясь, сдалась Анни.

Вечером, когда стемнело, Натан выбрался к чердачному окошку, чтобы взглянуть на звезду – это стало почти ритуалом, исполняемым каждый раз, когда он приезжал домой. Мальчик позаимствовал у Джорджа бинокль, но в него не удавалось разглядеть ничего нового. Натан представил себе затемненную комнату с вращающимися сферами и шаром в самом центре, из множества сегментов которого вырывался и затухал свет. Потом – изображение на потолке: его лицо, и взгляд, устремленный на звезду, быть может, именно теперь, в этот самый миг, – и белая маска, изучающая его снизу. Все это было невероятно.

И все-таки Натан верил. Сон и явь переплелись слишком тесно, чтобы их отвергнуть. Он обязан поговорить с человеком на пляже, человеком из иного мира…

* * *

С разрешения Анни на следующее утро Натан позвонил Джиллиан Сквайерс.

– Извините за беспокойство, – вежливо начал он. – Мама сказала, что человек с пляжа не захотел со мной общаться. А не могли бы вы передать ему от меня кое-что? Вам мои слова покажутся немного странными, однако они впрямь важны. Если он не захочет говорить со мной и тогда, больше вопросов не будет. Только передайте ему…

– Я не знаю, что еще могу сказать, – любезно, но без энтузиазма ответила миссис Сквайерс.

Натан убедился, что мать его не слышит, и продолжил:

– Не могли бы вы передать ему, что я – тот, кто вытащил его из моря? Пожалуйста! Только это.

– Передать ему?.. Удивительно! Твоя мама ничего подобного не упоминала…

– Она и не знает, – торопливо заговорил Натан. – Я хотел сказать, что ее там не было. Я… правда не могу все сейчас объяснить. Ну, пожалуйста, скажите ему то, о чем я прошу.

– Ты все выдумал? – В голосе женщины зазвенел металл.

– Если так, – резонно возразил Натан, – то выдумка не помогла бы мне, верно? Ведь тогда человек с пляжа знал бы, что все происходило иначе? Он не захочет звонить мне, если это неправда.

– Верно, – согласилась миссис Сквайерс. – Отлично, я передам ему твои слова. Хотя…

– Спасибо, – поблагодарил Натан. – Большое вам спасибо.

Он повесил трубку, и в тот же миг в комнату вошла Анни.

* * *

Потянулась неделя школьных занятий и ожидания. Натану снилась чаша, змеящиеся узоры, что расползаются, отделяясь от кромки, и шипение – шипение над самым ухом. Он проснулся, дрожа в лихорадке, и ощутил чувство стыда от того, что так восприимчив к собственному сну. Чтобы успокоиться, мальчик попытался поразмыслить, где может быть спрятана запрещающая бумага, и согласится ли человек с пляжа с ним разговаривать, и что сказать ему, если согласится. Наконец он принялся думать о вечеринке, на которую Хейзл хотела с ним пойти, – о вечеринке с дискотекой и о том, какой ужасной она окажется. Вдруг ему придется танцевать: девчонки станут сбиваться в стайки и хихикать, а Джейсон Викс будет подпирать стенку с ухмылкой на лице. Неприятная картинка, нарисованная воображением, как ни странно, подействовала на Натана успокаивающе. В мысли о Джейсоне Виксе было что-то благоприятное для нервной системы. Он мог разобраться с Джейсоном Виксом. Викс, дискотеки и хихикающие девчонки – все они были частью этого мира. А вот другими мирами – мирами сна и тьмы – управлять было значительно труднее.

В субботу позвонил человек с пляжа. Анни неуверенно передала трубку Натану.

– Спрашивает тебя.

Натан взял трубку. Он старался говорить спокойно, хотя сердце бешено колотилось. Вот оно. Теперь его видениям предстоит испытание на истинность.

– Алло, – сказал он в трубку.

– Миссис Сквайерс передать мне, ты говоришь, что вытащить меня из моря. – Человек говорил хотя и с необычным акцентом, но удивительно бегло для того, кто учит английский лишь несколько недель. – Я думаю, невозможно. Как ты сделать это?

– Точно не знаю, – отозвался Натан, отчаянно желая, чтобы Анни вышла хоть на несколько минут. – Я спал и во сне увидел, как тонет человек. Я должен был его спасти. Я схватил его за руки и дернул на себя – и мы очутились на пляже.

– Что ты несешь? – проговорила Анни одними губами.

– Потом, – прошептал Натан, не представляющий, как будет отпираться.

На другом конце провода иммигрант из другой вселенной продолжал говорить:

– Да. Именно так все и произошло. Ты возник из воздуха, как ангел в старинной легенде. Потом принес сюда. Почему? Здесь чище, некоторые люди добрые, но общество – оно не современное. Отсталое.

– Я знаю, вам тут все должно казаться странным, – ответил Натан. – Я ничего не мог поделать. Нам пришлось отправиться сюда. Здесь мой дом. – Помолчав немного, мальчик продолжил: – Мне нужно так много у вас спросить. Мы можем встретиться?

– Важно… да. Ты найдешь меня или я тебя?

Усомнившись в том, что Анни отпустит его одного в Гастингс, Натан предложил новому другу сесть на поезд до Кроуфорда, затем на автобус и доехать до Иде, добавив, что готов оплатить гостю дорогу. Договорившись о встрече в следующую субботу, Натан повесил трубку; его слегка била дрожь. Вот человек из иного мира, которого он спас, сам не понимая, как именно, и перетащил за собой в невольное изгнание; теперь наконец они увидятся. Он узнает многое о том, другом, мире, и его обитателях в масках, и о правителе, который за ним следил, и крылатых ящерах, и разговоре о заражении, и…

– И что все это значит? – потребовала объяснений Анни.

Целую минуту Натан молчал.

– Я не могу рассказать, – произнес он. – Извини. Кое-чего я пока не понимаю и должен… сам во всем разобраться.

– С историей о том иммигранте связано что-то большее, чем внеклассное задание, так?

– Так. Пожалуйста, не расспрашивай меня, мам! Я не хочу лгать тебе, но и правду сказать не могу.

Вглядевшись в лицо сына, Анни прочла в нем мольбу. И внезапно в приступе паники спросила:

– Ты не делаешь ничего незаконного? Я понимаю, что таким людям нужна помощь, но ты не станешь ради них ввязываться во что-то запрещенное?

– Конечно, нет. Мам, я же не идиот. Если хочешь, могу поклясться.

Анни коротко покачала головой, лишь отчасти чувствуя облегчение.

– Этот человек тебе чужой, – заметила она, – и, тем не менее, у вас с ним какие-то тайны.

– Я все объясню, когда смогу, – пообещал Натан и добавил: – Если смогу.

– Мне следовало бы положить всему конец прямо сейчас…

– Нет!.. Я не делаю ничего дурного, – запротестовал Натан, искренне надеясь, что так оно и есть. – Пожалуйста, мам, поверь мне.

– Тебе-то я верю, – Анни подчеркнула первое слово, – но ты слишком юн, чтобы я доверяла твоим суждениям.

* * *

Анни решила не препятствовать встрече сына с просителем убежища. В тот вечер в одиннадцать она забрала Натана и Хейзл с вечеринки, заметив: «Вы не должны возвращаться домой одни в столь поздний час, даже если в деревне все спокойно». Когда они проводили Хейзл до дома, между матерью и сыном воцарилось молчание, которое никто не решался нарушить первым. Натан страдал: ему никогда не доводилось ощущать подобной отчужденности. Он понимал, что причиняет Анни боль, она же видела, как мальчик превращается в подростка – скрытного и враждебного; и это разрывало ей сердце. Ночью, лежа в постели без сна, она слышала, как сын поднимался в Логово, но так и не набралась смелости, чтобы окликнуть его и отправить назад в комнату. Чуть позже по звуку шагов на лестнице Анни определила, что Натан вернулся и лег, однако еще долго не смыкала глаз, погрузившись в свое одиночество; она и не подозревала, что сын тоже не может уснуть.