Текст книги "Нефритовый Грааль"

Автор книги: Аманда Хемингуэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

– Снаружи ходят слухи об одной вещи – велика она или ничтожна, мне неведомо. Именуется она Граалем Лютого Торна. Я подумал, что ты можешь знать больше.

– Здешний Лес умеет хранить тайны даже от меня, – категорично произнес человек. – Однако я слышал что-то – или видел во сне. Я слышал о мире, где деревья повсюду, и олень может бегать весь день, не встретив человеческих троп и не учуяв запаха охотника. Мир без людей. Говорят, будто Грааль открывает Врата в тот мир. Быть может, во все миры. И все же я не стал бы с ним связываться. Его защищают.

– Кто?

– Если бы я знал, я не был бы столь осмотрителен. Нельзя противостоять противнику, которого не видишь. Подобную глупость оставляю совершать Человеку.

– В твоих словах много правды, – вздохнул Бартелми.

Человек с оленьими рогами исчез, и его место заняла старуха. Со смешанным чувством жалости и ужаса Анни подумала, что ей не доводилось видеть ничего более уродливого. Старуха была наполовину лысая, из щели безгубого рта торчал, словно клык, единственный зуб, глаза так сузились, что казались почти закрытыми, вместо голоса доносилось какое-то шамканье. Бартелми окинул ее долгим взглядом и отпустил, ни о чем не спрашивая.

– Эта уже слишком стара и сонлива: вряд ли она что-то знает. Думаю, вскоре она погрузится в вечный сон – и тогда ее уже ничто не разбудит. Когда-то она была действительно могущественна. Нексата, королева полуночи и жертвоприношений. Но она слишком жадно пила то, что пьют они все – некое зелье, или молодое вино, или кровь, – и теперь ее разум прогнил. Итак…

Бартелми начал произносить очередное заклинание вызова. Пока он говорил, Анни показалось, что она расслышала позади шум – тихий щелчок, словно кто-то приподнял щеколду на кухонной двери. Она заметила, что Гувер тоже навострил уши. Обернувшись, они увидели, что дверь на кухню открыта; Анни засомневалась, закрывали ли ее когда-нибудь: Бартелми обычно оставлял ее распахнутой настежь. Да и вообще двери в Торнхилле, как в большинстве старых домов, обычно открывались и закрывались по собственной воле, приводимые в движение сквозняком или смещением древних петель. Анни по крайней мере никого не заметила. Гувер с минуту смотрел в направлении двери, подергивая ушами, потом вновь стал наблюдать за ритуалом.

В центре круга медленно вырисовывалась едва различимая фигура. У нее были светлые кудри (такой оттенок называют льняным, хотя Анни не знала точно, какого обычно цвета лен), стройное андрогинное тело и бледное, в форме сердечка лицо со слегка унылым ртом. Анни с беспокойством осознала, что, хотя по виду это был ребенок лет десяти, она никак не могла определить его пол. Наконец она решила думать о нем в мужском роде, хотя и без особых на то оснований. Дитя казалось воплощением невинности и чистоты – пока Анни не заглянула ему в глаза.

Глаза были старыми.

– Приветствую тебя, Эриост, – поздоровался Бартелми.

– Тебя никогда не интересовали подобные игры, – заметило дитя. – Что изменилось?

– Только не ты, – отозвался Бартелми. – Оборотни не меняются.

– Я не из оборотней! Я дух, древний и могущественный, высоко стоящий в иерархии. Что тебе нужно от меня, толстяк?

– Новости о чаше, именуемой Санграалем или Граалем Лютого Торна. Известно ли тебе что-нибудь о его мощи или цели?

– Милая игрушка и всем нравится. Говорят, она из иного мира и способна отворять Врата. Может быть, так и есть, а может, и нет. Но всем хочется это выяснить.

– Чаша обреталась здесь веками, – задумчиво произнес Бартелми. – С чего вдруг именно теперь возник такой интерес?

– Близится ее время, – отозвалось дитя, – когда бы оно ни настало. Никто не знает точно, но все чувствуют. Происходят перемены в структуре, части складываются, образуя единое целое. Это случится скоро.

– Насколько скоро?

– Явятся знаки и предзнаменования. Так бывает всегда. – Ребенок рассмеялся чистым, как звон серебряных колокольчиков, голосом. – Мышка бежит.

– Мышка?

Дитя запело звонким, поставленным голосом:

 
Эники-беники-бам.
Мышонок бежит по часам,
Часы пробили ЧАС —
Мышонок сгинул враз —
Эники… Беники… БАМ!
 

– Весьма драматично, – вежливо заметил Бартелми. – Похоже, ты хорошо осведомлен обо всем. Верно сказано: «Средь вас юнец, что все приметит».[3]3
  Неточная цитата строки из произведения Р. Бернса «О странствиях капитана Гроуза по Шотландии».


[Закрыть] Остальные Старейшие знали гораздо меньше – или просто молчат. Быть может, ты слышал что-то о некоем водяном духе, которого также занимают эти вопросы?

– Водяной дух? – Выражение на лице духа по-детски быстро сделалось из веселого серьезным. – В водах больше не осталось духов. Последняя русалка умерла давным-давно. Ее могилу украсили водорослями, и закрыли ей глаза ракушками, и она превратилась в добычу крабов, на которых прежде охотилась. И все же ходят слухи, что где-то в самых глубоких и темных местах, вдали от Человека…

– Здешняя река не отличается ни глубиной, ни темнотой, – возразил Бартелми. – Но кто-то беспокоит ее воды.

Дитя на миг задумалось, потом запело:

 
Завеса на закате,
По реченьке волна:
По Глайду поднимается
Тварь с морского дна.
 

 
В реке зеленый локон,
Над заводью камыш:
Кто ты, что под водою
Без сновидений спишь?
 

 
Тьма взора в отраженье
Мглой комнат рождена;
Во взоре под водою —
Могилы глубина.
 

 
Ступает водной гладью —
К ладоням льнет волна:
По Глайду поднимается
Смерть с морского дна.
 

Несколько секунд Бартелми размышлял над услышанным. Потом спросил:

– Тебе известно его имя?

– Может быть, да, может быть, нет. А может быть, у него нет имени. Какой смысл в именах в глубине океана?

– И тем не менее он явился из тьмы, – заметил Бартелми. – Он бы не сделал этого, если бы не был призван; а чтобы призвать, нужно имя.

Однако ребенок уже совершенно по-детски потерял интерес к беседе, а вместе с ним и неестественную зрелость, и впал в ребячество, запев опошленный вариант какой-то детской песенки:

 
Грошовую спой песенку,
Набей в карманы ржи,
Пойди и вырви целочку
И в тесто положи.
 

 
Когда пирог разрежут.
Кровь брызнет на гостей:
Ну, чем не угощенье,
Достойное царей?
 

Мерзкие куплеты все повторялись и повторялись – тоном ликующим и насмешливым. Бартелми прошептал слова освобождения, и они постепенно затихли. Дитя превратилось в завиток тумана, из которого на миг сверкнули глаза; потом пропало.

– Что это было? – спросила Анни.

– Дух. Не суди по тому, как он выглядит: он очень стар и не обязательно мудр, зато многое знает. Он нам достаточно рассказал – если говорил правду. Твой водяной дух поднялся из моря, быть может, из самых глубин океана. Там, куда не могут проникнуть люди, еще кое-кто обитает. Человечество заполонило планету. Одни духи привыкают и наживаются на слабостях смертных – суевериях, жадности и отчаянии; другие удаляются в необитаемые уголки и таятся там, в самом сердце пустыни или джунглей. И нет места более необитаемого и пустынного, чем океанская пучина. Говорят, там Великий Морской Змей по-прежнему спит на дне, так плотно окольцевав собою мир, что прорезал Марианскую впадину. Там водятся кальмары, превосходящие своими размерами корабли, и причудливые твари, сохранившиеся со времен динозавров, и сокрытое логово Кракена. И еще – некоторые боги и богини древнего мира, коим уже давно перестали поклоняться. Я мог бы вызвать одного-двух, если круг выдержит и сами они не позабыли, кем были прежде. Видишь ли, нельзя призвать безымянный дух.

– Вы хотите призвать ту… тварь… сюда? – ужаснулась Анни.

– Нам следовало бы с ней повидаться. Именно поэтому я попросил тебя присутствовать при ритуале. Я хочу, чтобы ты опознала то, что мы увидим, – Бартелми подбодрил Анни своей привычной улыбкой, хотя на сей раз она не слишком на нее подействовала. – Как говорят, нужно знать врага в лицо. Не бойся. Круг сдержит его.

– Но ведь вы сказали, что нельзя вызвать дух без имени, – с некоторой надеждой проговорила Анни.

– Таково правило. Потому мне придется сделать то, что делают в подобных случаях все волшебники.

– Что именно?

– Сжульничать.

Бартелми возобновил вызов, и теперь Анни узнала имя: Рианна. Рианна Сарду.

– Таково имя, которое носил дух и, быть может, носит до сих пор, – пояснил Бартелми. – Так просто его не отбросить. Когда он явится – если он явится, – ничего не говори. Просто наблюдай.

Дух отозвался. Туман внутри круга, сгустившись, стал превращаться в столп, подобный тому, что поднялся перед Анни из речной воды. Точно так же он стал медленно обретать форму и лицо, похожее и одновременно не похожее на Рианну. Волосы струились подобно водорослям по течению, и длинное одеяние беспрестанно колыхалось множеством складок, а почва под ногами находилась в постоянном движении, словно вода.

Дух произнес:

– Я сказала, что сама решу, когда с тобой связаться. Не смей меня вызывать таким образом. И не пользуйся именем женщины. Это заставляет меня принимать ее облик. – Существо говорило голосом Рианны, но с неким чуждым ему эхом.

– Каким именем хочешь ты, чтобы я вызывал тебя? – вкрадчиво спросил Бартелми.

Анни подумала, что дух не в состоянии ясно увидеть, кто находится за крутом, хотя определенно хорошо слышит.

– Кто ты?

– Тот, кто призвал тебя.

– Ты не имеешь права! Я не собираюсь являться на зов первого встречного волшебника, который способен нацарапать круг. Отпусти меня!

Не обращая внимания на гнев духа, Бартелми продолжал:

– Что тебе нужно от мальчика по имени Натан?

– Ты не вправе задавать мне вопросы!

– Что тебе известно о Граале Лютого Торна?

– А тебе? Грааль – замок, мальчишка – быть может, ключ к нему. Врата можно открыть. Мы думали, они закрыты навечно для всех, кроме умерших смертных, но их можно открыть. Ты то, другое, верно? Другое ничтожное человеческое существо, которое считает себя Одаренным, хватается за случайную силу. Ты не понимаешь, что значит сила. Погоди только, пока я отворю Врата, и тогда я покажу тебе силу. Ты знаешь, как я сильна даже теперь? Меня не сдержит твой маленький крут.

Запрокинув голову, дух воздел руки, растворяясь в потоке воды; та взметнулась ввысь словно гейзер, ударилась о потолок и выплеснулась в комнату. Крик Анни затих, когда в лицо ей ударила струя злобы.

Бартелми произнес одно-единственное слово – негромко, но четко: это была Команда. Рука его простерлась вперед в жесте отрицания. Выплеснувшаяся вода собралась обратно в жидкую колонну, которая с бульканьем уменьшилась и наконец совсем исчезла. Над промокшими полом и мебелью, волосами и одеждой поднялся пар и устремился в крут, исчезнув внутри, словно его поглотил воздух. Анни никак не могла отдышаться. Гувер принялся отряхиваться, хотя мех его уже высох.

– Да уж, – заметил Бартелми. – Ладно, на сегодняшний вечер достаточно. Немного беспокойнее, чем я ожидал. Именно с этим духом ты встретилась?

– Да. Он думал, что вы – кто-то другой, верно? Во всяком случае, поначалу. Значит… его вызывал кто-то еще?

– Я и прежде это подозревал. Вопрос в том, кто именно.

Беседуя с Анни, Бартелми одновременно вытянул руку вперед ладонью вниз. Мерцающий круг исчез. В комнате воцарилась кромешная тьма, и Анни поняла, что за сдвинутыми занавесками незаметно наступила ночь. Бартелми зажег свет и принялся подтирать с пола остатки порошка.

– Эффи Карлоу? – спросила Анни.

– Возможно.

– Если не считать того, что она мертва, а дитя намекнуло, что утопил ее именно водяной дух. И тем не менее он считал, что его призывает некто конкретный.

– Совершенно верно.

Бартелми достал из буфета бутыль и немного налил из нее в бокал. Жидкость была темно-бордовой, почти черной, с сильным фруктовым ароматом и еще более сильным запахом спирта. Он подал напиток Анни, и та осторожно его пригубила. Щеки у нее зарумянились.

– Через пару минут подоспеет ужин, а потом вызовем такси и отправим тебя домой.

* * *

Позже, когда Анни ушла, Бартелми сидел в кресле при свете свечи (ему нравилось зажигать свечи, они успокаивали) и сквозь щель в шторах любовался мерцанием случайно забредшей в поле зрения луны.

– Он отозвался на имя Рианны Сарду, – заметил Бартелми, видимо, обращаясь к Гуверу: больше в доме никого не было. – Однако первой должна была откликнуться на зов сама Рианна. Разве что она не могла…

Глава девятая
Буря и натиск

Натан осторожно закрыл заднюю дверь за собой и Хейзл, однако не рискнул опустить крючок: звук был бы слишком различим среди остального шума. Даже щелчок задвижки на двери в гостиную подверг их опасности быть обнаруженными. Пробравшись в дом, дети затаились на кухне и осмелились выглянуть только тогда, когда Бартелми и Анни были поглощены ритуалом и не замечали ничего вокруг. Верный Гувер не тявкнул и даже не вильнул хвостом. Теперь Натан и Хейзл, прокравшись через сад, выскочили в лес, слишком потрясенные увиденным, чтобы замечать темноту или возможную опасность. Стоило ребятам добраться до дороги, как тени кинулись за ними в погоню; однако Натан и Хейзл не забыли прихватить с собой талисманы, так что преследователям пришлось довольствоваться лишь возможностью дышать детям в спину.

– Он волшебник, – вымолвила Хейзл, когда дети оказались на достаточном расстоянии от дома. – Настоящий волшебник. Я о твоем дяде Барти. Или ведьмак.

– Нет, для ведьмака он слишком толстый. Ты где-нибудь видела толстых ведьмаков?

– Он в-волшебник, – повторила Хейзл. Язык ее заплетался на словах, как будто те были чередой непреодолимых препятствий.

– Твоя прабабка была ведьмой, – напомнил подруге Натан.

– Да, но все было… иначе. Она умела лишь привораживать да нашептывать проклятия: все это мелочи, ерунда, вовсе не такое…

– Какая разница, ведь ты все равно не веришь в магию.

– Можно подумать, у меня есть выбор, – проворчала Хейзл.

Некоторое время друзья шли молча. Позади на пустой дороге тени играли с ними в «бабушкины следы», затихая, когда Натан оборачивался.

– Они там, – проговорил он. – Гномоны.

Дети почувствовали, как страх тянется к ним, стараясь достать, но не может завладеть их умами, и без того переполненными всякими проблемами. Друзья лишь чуть прибавили шагу.

Когда они наконец выбрались из леса, Хейзл спросила:

– А что за история с женой Майкла и почему твоя мама узнала того духа? – Девочка по-прежнему не желала ни с кем обсуждать собственную встречу с головой из плошки.

– Мама далеко не все мне рассказывает, – ответил Натан, ощущая беспокойство.

Впрочем, и он делился с ней отнюдь не всем.

– Всегда они так, – мудро заметила Хейзл. – Моя мама мне вообще ничего никогда не говорит.

– Твоей маме не приходилось сталкиваться со злобными водными демонами, – тут же нашелся Натан.

– А может, приходилось. Я же говорю, она мне ничего не рассказывает…

Натан не слушал.

– Почему она мне не сказала? Неужели она по-прежнему думает, что меня надо оберегать от всего? Я же в состоянии позаботиться о себе даже в других мирах…

– Так вот почему ты так странно обгорел, – поддразнила Натана Хейзл.

– Ну, иногда я, конечно, совершаю ошибки. Если честно, меня до смерти пугает то, что сейчас со мной происходит. Нет смысла пытаться защитить меня – это просто бесполезно. Мне нужно большее. Но было бы неплохо, если бы она мне хотя бы просто доверяла.

Хейзл не нашлась, что ответить, – да Натан вроде бы и не ждал ответа; он был слишком поглощен собственными мыслями. Через некоторое время мальчик вдруг спросил:

– Что это?

– Что «что это»?

– Это.

Хотя лес кончился, до ближайших домов было еще далеко. Некто – или нечто – пробирался сквозь кустарник, шелестя травой и раздвигая ветви. Что-то скрывалось под густой листвой и спутанными стеблями – больше и материальнее гномона. Наконец стебли трав раздвинулись: на краткий миг показалось лицо, едва различимое в темноте. Но дети догадались, кто это.

– Узник! – громко прошипела Хейзл. – Он нас выслеживает.

– Он кого-то выслеживает, – поправил ее Натан.

Целенаправленно, хотя он и сам не представлял, с какой именно целью, мальчик направился к зарослям кустарника: лицо исчезло. Листва вздрогнула и замерла.

– Вот и все, – объявил Натан, как будто только и хотел, что напугать существо. На самом деле он очень встревожился. Оно должно было броситься прочь, а не оставаться поблизости от места своего длительного заключения, шпионя за людьми, которых даже не знает. И еще… зачем его заточили? Кто? И когда? Похоже, отыскать ответы на все вопросы в ближайшем будущем шансов не было. Натан повернулся к Хейзл: ему не терпелось скорее вернуться домой, и к тому же внезапно проснулся голод: как будто пиццу они ели сто лет назад.

Хейзл вернулась домой довольно поздно – а Анни еще позднее; Натан уже лежал в постели, читая книгу. Они пожелали друг другу спокойной ночи. Анни ужасно устала, но долго не могла уснуть, прокручивая в голове события того вечера. Натана же моментально накрыло забытье; погрузившись на сей раз в более или менее обычный сон, он несколько раз просыпался глубокой ночью, как будто подсознание проверяло, на месте ли его хозяин.

* * *

На следующей неделе наконец, состоялось долгожданное слушание по делу Эффи Карлоу. Как гласил вердикт, «смерть наступила в результате несчастного случая», и инспектору Побджою поручили другое дело.

– Я знаю, что вы хотите заниматься делом той пожилой леди, – сказал инспектору помощник старшего констебля, – но исходя из того, что у вас имеется, вы никогда ничего не докажете, даже если кто-то из родственников действительно столкнул ее в реку. Если мы добьемся признания вины, основываясь на косвенных уликах, любой сообразительный адвокат опровергнет его через десять минут.

– Девочка знает больше, чем говорит, – продолжал упорствовать Побджой. – Она намекнула, что миссис Карлоу убили на чердаке, а потом оттащили и бросили в реку. Мне бы бригаду экспертов, чтобы прочесать местность мелкой гребенкой…

– Сожалею. Мы больше не можем терять время и силы на это дело. Ограбление в Хеверли-холле сейчас важнее. Похищено полмиллиона в георгианских серебряных монетах и антикварные украшения, а в придачу еще куча всякой живописи, включая одно полотно Констебля и одно – Тициана, правда, сомнительного. Возможно, ограбление заказное, а судя по характеру взлома сигнализации можно сказать, что это были настоящие профессионалы.

– Сэр Ричард Викхэм, не так ли? – спросил Побджой. – Два года назад посвященный в рыцари за заслуги перед страной – то есть за то, что здорово нажился? На торговле оружием, если я не ошибаюсь?

– Я смотрю, вы уже выполнили домашнее задание, – сухо заметил помощник. – Викхэм – важная персона. Лично я не питаю к нему особых симпатий, да и вряд ли он вызывает их у кого бы то ни было. Но у него очень большое влияние.

– Что делает его гораздо важнее, чем какая-то безымянная и неимущая старушка из богом забытой деревеньки, – добавил Побджой.

– Вы знаете, как обстоят дела, – сказал помощник. – Не то чтобы вам улыбалась удача в данном деле. Даже если вы добьетесь, чтобы девочка указала пальцем на одного из своих родителей, суд, как всегда, вряд ли примет во внимание показания несовершеннолетней. Вспомните провал дела об убийстве Дамилолы Тэйлора. Кроме того, вряд ли найдется ребенок, готовый предать собственных отца или мать.

Побджой едва удержался, чтобы не спросить помощника старшего констебля: «Полагаю, сэр, ваши сыновья еще не достигли подросткового возраста?»

– Займитесь делом Хаверлей-холла, – подытожил помощник. – Мы уже не сможем вернуть сэру Ричарду похищенного, зато по крайней мере прищучим парней, которые совершили ограбление, пока они не обчистили кого-нибудь еще. Да, я понимаю, что вы хотите остаться на этом вашем предполагаемом убийстве, но придется с ним расстаться. Деньги правят миром, нам с вами обоим это хорошо известно.

– А в суде они играют роль? – полюбопытствовал Побджой.

– О да, – вздохнул помощник. – Обычно в парике и мантии.

* * *

Поскольку Хейзл и Джордж еще учились, в начале каникул Натан оказался предоставлен сам себе. Он сел на автобус до Чиззлдауна и отправился повидать Эрика: тот все еще подрабатывал у Ровены Торн. Друзья спустились к подножию холма, что дал название деревушке, и перекусили сандвичами, приготовленными Анни. На меловой поверхности склона прямо над их головами был вырезан громадный символ – менее известный, чем лошади или великаны в прочих местах, поскольку это был лишь узор; к тому же никто не знал, что он символизирует. Знак состоял из линии, пересеченной дугой и заключенной в круг.

– В моем мире, – сообщил Эрик, – это древний символ великой магии.

– Что он значит? – тут же загорелся Натан.

Эрик пожал плечами в своей чудной манере.

– Кто знает? Это большая тайна.

Радостное волнение Наташ тут же улетучилось.

– Может, просто совпадение? – предположил он. Как со «Звездными войнами», и силой, и магическими способностями поэзии – Натану уже начинало казаться, что Эрик во всем видит некий смысл.

– Что такое… совпадение? – спросил изгнанник.

Наконец преуспев в долгом и трудном объяснении, Натан перешел к рассказу о последнем сне: с пещерой, пустыней, чудовищем, несостоявшимися расхитителями гробниц и дикими крылоящерами. Эрик был одновременно восхищен и обеспокоен.

– Правильное место, – решил он. – Должно быть, Санграаль, меч, венец спрятаны там. Ты не видеть?

– В пещере было темно хоть глаз выколи, – признался Натан. – Я вообще ничего не видел. А ты знаешь, кто были те расхитители?

Эрик помедлил с ответом.

– Быть может, просто воры, – наконец произнес он. – Хотя, возможно, и нет. Это группа, как вы говорите, бунтовщиков? Они утверждают, будто Грандир не сделает ничего, чтобы спасти нас, бросит умирать всех, кроме избранных, так и не раскрыв заклинания первого Грандира. Мятежники могли попытаться похитить сокровища и самостоятельно сотворить заклинание.

– А им бы удалось? – спросил Натан.

– Нет. Никто не в силах сотворить заклинание. Его тайна утеряна. Возможно, у них есть какие-то предположения. Это незаконно, но я думаю, многие попытаются, если у них появится возможность.

Натан согласно промычал.

– Что им терять?

– Закон строг, – сказал Эрик. – Многих сажать в тюрьму.

Натан подал другу еще один сандвич, и они заговорили о крылоящерах.

– Их шкура очень плотная, – объяснил Эрик. – Защищает от солнечной смерти. И еще особенные веки на глазах: всегда закрыты и невидимы…

– Прозрачные? – догадался Натан.

– Ящеры видят сквозь них. Прозрачные. Я запомню.

Натан заметил, что Эрик впрямь все запоминает. Каждое новое слово заносится в память лишь однажды.

– Давным-давно люди поймать диких крылоящеров, изменить гены, сделать их крупнее, сильнее и послушнее. Некоторые дикие еще остаются там, хотя многие умереть. Теперь нет достаточного количества животных, чтобы они охотились.

– А почему дикие ящеры помогли людям? – спросил Натан.

– Потому что они очень умны, – неуверенно предположил Эрик. – Как дельфины здесь.

Натан удивился, что Эрику известно о дельфинах.

– Помогать людям – признак интеллекта? – спросил он. Разумеется, всем известно, что в прошлом дельфины спасали тонущих матросов, так что Эрик привел довольно удачную аналогию.

Друзья покончили с обедом, и Натан отправился в обратный путь до Иде. В лавке он встретил Майкла, который предложил как-нибудь покататься на лодке («Да, пожалуйста!» – обрадовался мальчик) и оставил их наедине с матерью.

– Что вы с дядей Барти задумали вчера вечером? – поинтересовался Натан как можно невиннее. Ему не хотелось ни самому обманывать мать, ни слышать неправду из ее уст. Мальчик испытывал чувство вины за то, что тайком подглядывал за Анни предыдущим вечером. И все же, ощущая, как сны завладевают им больше и больше, Натан решил, что должен знать все – в особенности то, что взрослые не хотят ему рассказывать.

– Просто ужинали, – ответила Анни, чувствуя себя ужасно неловко из-за необходимости обманывать. – И беседовали.

– Обо мне?

– Нет. – В конце концов, почти так оно и было. – Представь себе, ты не единственная тема для беседы в моей жизни. Мы обсуждали денежные вопросы. Как вести магазин и все такое.

– Раньше вы никогда не обсуждали подобные вопросы с глазу на глаз, – заметил Натан.

– Обсуждали. Просто ты не замечал.

«Она не собирается ничего мне рассказывать, – подумал мальчик. – Я должен знать, а она не говорит. Может быть, признаться, что я был там?»

«Не знаю, стоит ли ему рассказывать, – мучилась Анни. – Все это касается его напрямую. Но ведь он еще так юн… Я хочу оградить его, уберечь, по крайней мере до тех пор, пока он не повзрослеет. Чем больше он знает, тем больше захочет еще узнать – пока наконец не спросит о своем отце…»

Она ничего не сказала.

Он тоже.

* * *

Натан точно знал, что ночью увидит сны – не праздные сны блуждающего разума, но сны души, сны об ином мире. На сей раз он все почувствовал еще до того, как начался сон: скрутившее желудок ощущение падения, погружения в туннель черного, вращающегося пространства. Вокруг тучами клубилось нечто темное, мимо проносились звезды, кажущиеся крохотными (хотя он каким-то образом понимал, что они огромны) и стирающиеся в огненную пыль на невидимых отмелях Времени. То тут, то там на его пути возникали планеты, сверкающие океанами и материками, увитые гирляндами циклонов и антициклонов.

Пролетев сквозь туннель, Натан внезапно вынырнул в слепящий свет; огромное солнце затмило собой менее крупные звезды. Мальчик зажмурился. И тут он очутился на твердой поверхности и открыл глаза: оказалось, что он смотрит на край письменного стола. Стол в полукруглом кабинете Грандира. Натан сидел под ним, скорчившись, окончательно обретший плоть и видимый, а в нескольких футах спиной к нему стоял Грандир, слушая доклад человека на голограмме.

На голопроекции (мальчик был уверен, что верно назвал изображение) был забавный плоский головной убор, а над прорезями для глаз на черной маске возвышались желтые стеклянные пузыри, придавая ей злобный вид. Цельное одеяние также оказалось черным, сшитым из гладкого блестящего материала, напоминающего кожу, перчатки с накладками на пальцах были перехвачены металлом на суставах, а через плечо висело какое-то оружие. Уверенная манера речи незнакомца выдавала в нем военного.

– По происхождению он из Ингорута, – говорила голопроекция. – Он утверждает, что его имя Держин Заморк, что проверяется по компьютерам. Однако наши записи перепутались после последнего проявления саботажа, так что генетический отпечаток могли подменить. Поскольку континент теперь отрезан, у нас нет возможности проверить его подлинность.

– Не важно, – отозвался Грандир. – Его имя не имеет значения. Он неосальвационист, больше нас ничего не интересует. Что он сообщил о своей организации?

– Не так много, сэр. Эти люди работают в ячейках, практически изолированно от других деятелей, чтобы при подобных нынешним обстоятельствах группировка не пострадала. Он даже не знает, кто снабжал его данными и отдавал приказы.

– Стандартный метод, – безразличным тоном произнес Грандир. – Я бы сам так сделал, будь я молод и изобретателен. Эти люди относительно умны. Вы нашли имплантат?

Последовала пауза – некое замешательство, как будто голопроекцию застали врасплох.

– Я… да, сэр. Он оказался на позвоночном столбе у основания черепа. Но…

Грандир не стал поощрять голопроекцию к продолжению рассказа какими бы то ни было словами. Он просто ждал.

– Мы не можем запустить его, сэр. Он сконструирован так, чтобы работать лишь в окружении живой ткани. Его ткани. Если бы у нас имелся телепатический сканер…

– Как тебе хорошо известно, подобное оборудование большая редкость. Последний сканер остался на Кворусе и был утерян, когда отрезали планету. Какую дозу сыворотки правды вы ввели?

– До номера семь включительно, сэр. Похоже, его тело обладает естественным иммунитетом, возможно, стимулированным с помощью активирующего заклинания.

Очередная пауза затянулась.

– Вы хотели бы допросить его сами, сэр?

– Нет. Как насчет женщины?

– С ней все оказалось еще труднее. Ее уровень сопротивления выше, чем у него. Плюс те же проблемы с имплантатом. Она даже не назвала нам своего имени, хотя нам удалось добиться этой информации от Заморка. Он называет ее Кванжи Лей. Говорит, что ее тренировали как практора третьего уровня.

– Ясно. Она могла узнать расположение пещеры с помощью магии. Знание имеет защиту, однако подобные заклинания снимаются. Очень хорошо. Больше не нужно никаких расспросов. Они очень старались ничего не узнать о тех, кто ими управляет. Поместите их в Глубокое Заточение.

– На какое время? – последовал вопрос голопроекции.

– На неопределенное.

«Это те двое, которых я видел в пустыне, – думал Натан. – Именно о них идет речь. Они спаслись от монстра, чтобы попасть под арест по возвращении в Аркатрон».

Голопроекция начала таять, и Натан закрыл глаза, изо всех сил желая перенестись вместе с ней, вызывая в памяти образы двух налетчиков. Тянулись бесконечно долгие мгновения: ничего не происходило. Мальчик услышал удаляющиеся шаги Грандира и, открыв глаза, увидел, что правитель стоит у окна, вглядываясь в щель между двумя щитами. «Еще миг – и он обернется, – понял Натан, – потом вернется к столу. Здесь нет больше никакого убежища, и мне не выбраться. Он обнаружит меня…»

* * *

Тьма поглотила мальчика так быстро, что он даже не успел этого осознать. Зато перемещение снова тянулось медленно, хотя и без ощущения космического полета. Натан пробивался сквозь окутавшее его пеленой забытье, стремясь вернуть сознание, ощущения, самого себя. Всякий раз, как ему казалось, что он вот-вот проснется, его обволакивал новый слой сна, толкая в очередную пропасть. Наконец он предпринял усилие и разорвал пелену, тонкую, словно тень, – и очутился на свету.

Только это был свет не эосианского солнца, а мягкое свечение, не имеющее (как поначалу показалось Натану) ни источника, ни границ, ни формы. Постепенно окружающее пространство начало обретать очертания. Мальчик попал в круглую комнату без окон и дверей, с гладкими молочно-белыми стенами и полом. Высота помещения в два раза превышала диаметр, а потолок был словно отлит из непрозрачного стекла. В самом центре, блестящая, как отполированный мрамор, высилась черная массивная колонна. Натан сидел, повернувшись к ней спиной. Откуда-то сзади послышался голос желтоглазой голопроекции:

– Вы находитесь в Глубоком Заточении, в яме С00437С. Период вашего пребывания не определен. Это все.

Послышался звук шагов, легкий свист раздвижной двери. Колонна оторвалась от пола и поползла вверх, исчезнув в отверстии стеклянного потолка, которое затем закрылось. Натан повернулся.

Женщина была здесь: она сидела, прислонившись к стене, поджав под себя одну ногу и вытянув вперед другую. Натану сразу же бросилось в глаза, какой расслабленной и спокойной она казалась. Женщина подвергла себя смертельной опасности в напрасной попытке узнать тайны пещеры, едва не погибла, а теперь ее бросили в тюрьму на неопределенный период времени – и все равно она не теряла самообладания. В яме оказалось тепло, поэтому одеяние, напоминающее плащ без рукавов, было расстегнуто; под ним женщина ничего не носила. Тело ее поражало необычайной поджаростью и мускулатурой. В нем отсутствовали изгибы и округлости, характерные для женщин родного Натану мира: насколько он мог судить, бедра незнакомки были узкими, а грудь едва-едва выделялась. Женщина не могла не заметить гостя – в этом пространстве было невозможно спрятаться, – но, похоже, ее не волновало ни его присутствие, ни собственная полунагота. Лицо узницы не отличалось особенной красотой – даже, как догадывался Натан, по меркам Эоса: сплошные изгибы и утлы, прямые линии и кости, лиловый блеск во взгляде, напомнивший Эрика (правда, у него глаза были светлее, скорее аметистового цвета). Казалось, предназначение этого лица – выражать быстроту реакции, волю и огонь; однако теперь внутренние часы, по-видимому, были настроены на отдых. Женщина изучала Натана без тени любопытства или каких-либо эмоций и наконец произнесла: