Текст книги "Очень эльфийский подарок"

Автор книги: Алиса Чернышова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Гэри устало прикрыл глаза.

– А если – просто предположим! – я не захочу давать никаких клятв? Не завершу этот, с позволения сказать, свадебный обряд с обязательным воровством жениха?

– Сойдёте с ума, – ответил Ирон спокойно. – Конечно, не так радикально, как под действием какого-нибудь заковыристого проклятия вроде той самой “сладости”. Но и жить нормальной жизнью едва ли сможете.

– То есть, классический выбор без выбора?

– Ну, вы всегда можете умереть, – безмятежно порадовал эльфийский принц. – Тоже выбор, как ни крути…

– Достаточно, – отрезала я. – Обойдёмся без категоричных решений в стиле экзальтированных воинов древности, которые, чуть что, кидались отрезать что-нибудь от других или себя. Ситуация действительно не так плоха, как могла бы быть. Гэри, обдумай всё, пожалуйста. Когда решишься, я переговорю с отцом, чтобы приставил тебя к посольству драконов на островах сидхе. Понимаю, что это не то, о чём ты мечтал в этой жизни. Но по сравнению со смертью или безумием звучит не так уж плохо, согласись.

– Да, моя принцесса, – Гэри улыбнулся. Это был один из его талантов: уметь улыбаться, что бы там ни было. И в эти секунды он становился на редкость красивым. Может, не внешне, но… – Кажется, с самого начала мне надо было быть осторожнее со своими желаниями. Иногда я забываю, что в магическом мире они имеют свойство сбываться.

Я покачала головой.

Мне казалось, что разговор про властную эльфийскую госпожу случился в прошлой, нормальной жизни. Которую мы все потеряли, ступив на берега сидхе-данан.

Возможно, во мне говорила усталость. Даже наверняка. Я чувствовала, что подошла к границе, что мир вокруг окончательно тает в боли и усталости.

– Сколько нам осталось до берега? – это единственный вопрос, который прямо сейчас имел значение.

– Около трёх часов, принцесса.

– Хорошо, – бросила я. – Гэри, принимай решение, но не спеши: я хочу ещё раз всё перепроверить. Пикси, если уж ты фея-крёстная, то распиши все условия, которые нужны, чтобы Гэри принёс эти ваши клятвы. Мы будем разбираться с этим, когда достигнем берега. Ирон… я хочу, чтобы к тому моменту у меня на столе лежала полная версия легенды о зёрнышке граната. Мы поняли друг друга?

– Да.

– Отлично. Деррен… погуляй. Будь добр, коль скоро ты мой раб, проверить, как там Болли с Ирлиной. И позаботиться, чтобы эльфийские подарочки ничего не натворили. Я хочу побыть одна. Не беспокойте меня до самого берега.

Развернувшись, я стремительно пошла в свою каюту.

Есть правила для принцесс.

Я усвоила их с пелёнок, впитала с молоком матери, выучила с кровью на руках.

Принцессы никому не показывают слабость, боль или страх. Принцессы всегда улыбаются.

Принцессы никогда не бывают свободны. И не владеют собственной жизнью.

Такова плата за высокое происхождение. Такова обратная сторона.

Я думала об этом, свернувшись на полу в каюте, прижав колени к груди, как беспомощный ребёнок.

– Ква? – сказал принц-лягушка.

Он выпрыгнул из аквариума и теперь смотрел на меня своими красивыми, немного грустными глазами.

– Хочешь меня съесть? – уточнила я.

Ответное “ква” получилось очень укоризненным.

– Тебе повезло, что ты не настоящий принц. Действительно повезло. Уж поверь, я знаю.

Он посмотрел задумчиво, а потом вдруг прыгнул мне в ладонь. Я почувствовала, как тоненький ручеёк магии течёт сквозь мою руку, напитывая крохами силы.

В тот же миг я ощутила лёгкое ментальное прикосновение.

“Я не принц, – прозвучал шёпот на грани сознания, – но я всё равно настоящий. Мне было страшно там, в шкатулке. Но я сам пошёл за ловцами, поверил их обещаниям, хотя в глубине души и знал, что они врут. Но остаться навсегда лягушкой было ещё страшнее”.

Я усмехнулась и прикрыла глаза. Забавно… Нужно будет обдумать это.

Потом.

А пока можно просто… поспать…

29

Ирлина

*

Ненавижу слабость.

Некоторые люди умеют быть слабыми. И извлекать из этого максимум выгоды. В силу культурных и физиологических особенностей чаще такими навыками обладают женщины, но и среди мужчин случаются потрясающие таланты на этом поприще.

Я же никогда не умела. Настолько, что более опытные девчонки постоянно пытались наставить меня на путь истинный. Мол, будь попроще, умей вовремя прикинуться слабенькой, неуклюжей, тупенькой – и мужчины к тебе потянутся. Не разговаривай с ними о себе и своих успехах, больше слушай и улыбайся. Не жди от них слишком многого, благо мужчина не должен быть красивее обезьяны, а в идеале и умнее тоже. Заставь его почувствовать себя самым-самым, всегда подчёркивай, как он тебе нужен…

Их звучало много, в общем-то, этих советов. И были они, наверное, даже мудрыми. Но я совсем не умела им следовать; возможно, именно потому мне так не везло в любви.

Я никогда не умела быть по-правильному слабой. Да и будем честны: слабость мнимая и настоящая – две разные величины. Мнимая кокетлива и красива, а вот настоящая…

Каждый шаг – боль.

Я это знала с самого начала, принцесса предупреждала. Но я не думала, что это окажется настолько больно… Так невыносимо, что крик удаётся задавить с трудом.

Мне почему-то вспомнился рассказ одной из старых ведьм. Она говорила, что однажды, в далёком-далёком мире, существовала традиция: девочкам с самых юных лет ломали ступни, перематывали их, чтобы ноги их оставались совсем крошечными; чтобы они покачивались, как осина на ветру; чтобы с детства умели быть слабыми.

Наверное, они чувствовали то же самое, что я сейчас.

Можно кого-то позвать, вот только не хотелось. Можно было бы плюнуть, встать на четвереньки и поползти – собственно, я догадывалась, что этим дело кончится. Но пока что, выдыхая сквозь зубы, делала шаг за шагом – просто чтобы доказать себе, что я могу стоять на ногах.

– Ты что творишь?! – я всё же вскрикнула, когда тёмный вихрь подхватил меня и оторвал от пола. Только мгновение спустя я сообразила, что это Ирон, а глаза его горят мертвенным зеленоватым огнём. – С ума сошла?! Почему не позвала кого-нибудь?

“Захотела пройтись”.

– Захотела? Правда? А ты, часом, не из тех, что боль любят? Но, даже если и так, то я знаю много куда более эстетичных способов. Например, воск свечи. А потом поцеловать, чтобы не болело. Захочешь – только свистни! А так издеваться над собой я тебе не позволю.

“Я всего лишь хотела встать…”

– Тебе для этого надо всего лишь позвать меня!

“Ты всерьёз думаешь, что я после прошлого разговора очень хочу тебя видеть?”

– Тогда могла бы позвать кого-то другого. Но я – самый очевидный вариант. Подумай сама: это ведь твой шанс поквитаться со мной! Заставить меня таскать тебя на руках, выполнять самые идиотские капризы. Принцесса приставила меня к тебе, так что…

Я почувствовала неожиданно не злость, а грусть. Знаю, что нельзя падать в омут жалости, не к нему. Но какой же была его жизнь, что он теперь ждёт от неё только такого?

“Я не стала бы отыгрываться на тебе, Ирон. Это низко. Я не злюсь… То есть вру. Злюсь. На тебя, на себя, на своего принца, на пикси, судьбу и мир впридачу. Но правда в том, что всё получилось, как получилось. Просто мне… больно. И вообще, это странно. У меня чувство, будто ты ждёшь наказания, чуть ли не жаждешь его, почти напрашиваешься. Но прости уж, если тебе так сильно нужно, чтобы грозная госпожа тебя отшлёпала, могу только посочувствовать. Привычка, понимаю. Но это не ко мне. Я не играю в такие игры”.

Я не целилась, правда. Но попала, кажется, даже слишком прицельно. С ведьмами, к добру или к худу, так порой бывает.

Он вздрогнул. Лицо его окаменело. Он сжал на миг руки слишком сильно, почти причиняя боль… но почти мгновенно ослабил хватку.

– Отличный удар, – сказал он очень спокойно, почти равнодушно. – Ты действительно быстро учишься.

Я прикусила губу.

Я не планировала бить.

Но теперь мы, кажется квиты. Даже жаль, что от этого ни на йоту не легче.

“Почему мы всегда видим в других отражение своих страхов, представлений и слабостей? Почему всегда судим и оцениваем по себе?” – спросила я.

Он коротко усмехнулся, понимая мои слова правильно, то есть, как предложение мира.

– Не знаю. Но вопрос актуальный, причём для нас обоих… Ладно, давай с самого начала. Ты зачем вскочила?

“Во-первых, мне действительно хотелось пройтись. Тут я не шутила. Во-вторых, не знаю, как с этим у эльфов, но людям иногда нужно справлять всякие низменные потребности. И всё в таком роде”.

– Всё в таком роде… Хорошо. Я тебя отнесу. И давай договоримся: впредь ты будешь звать меня в таких случаях, хорошо? Считай, что это мой способ искупить вину. Или мне так хочется. Как нравится, так и интерпретируй, в общем-то. Сам факт, что пока что я стану твоими ногами, буду помогать во всяких бытовых мелочах. Пользуйся.

“Я… не хочу, чтобы ты в этом помогал”.

– Почему? Это нерационально. Я сильнее людей, обладаю неплохими навыками целителя и могу о тебе позаботиться. Другим целителям на корабле сейчас немного не до того, и, положа руку на сердце, я их даже не могу в этом винить: поездка выдалась та ещё. Зато я в полном твоём распоряжеении.

Сам не понимает, что ли?

“Я… мне стыдно. Неужели сам не понимаешь?”

Н-да. А ведь, судя по искренне удивлённому взгляду, действительно не понимает. Оно и неудивительно: у большинства двуипостастных стыд атрофирован, не иначе как за ненадобностью. А уж сидхе в этом смысле вообще выделяются. Та же госпожа Дайлила вполне спокойно может расхаживать по Дворцу босиком, одетая в парочку цветочков, вплетённых в волосы. Да и понятие интимного у фейри намного более растяжимое, учитывая, что во время всяких сезонных праздников они спокойно занимаются любовью под луной, на траве. И никого не смущает, кто там смотрит. При хорошем раскладе даже пригласят присоединиться…

Они не люди, и этим всё сказано; только вот я-то человек. А Ирон, он… Ирон. Я боюсь продолжать мысль, просто чтобы себе самой не признаваться в некоторых вещах. Они и так очевидны, в общем-то, но всё же.

– Стыдно… – вздохнул Ирон. – Глупо, но иногда я забываю, что ты человек. Я мог бы сказать, что повидал в своей жизни много всякого, и ты, как бы ни старалась, вряд ли даже специально сможешь организовать зрелище, способное меня смутить или отвратить. Могу рассказать, как когда-то сам лежал окровавленной, грязной, сломанной развалиной на холодном каменном полу, и скулил, и молился, чтобы в коридоре не зазвучали шаги. Чтобы не снова… Хотя нет, пожалуй, это всё же не для твоих ушей. Могу напомнить, наконец, что при желании могу прекрасно видеть сквозь одежду и слышать, что ты делаешь за стеной – я, всё же, фейри. Но ты человек, да ещё и очень молодой. Потому давай так: ты позволишь мне за тобой ухаживать, я буду отворачиваться и отключать все чувства, когда скажешь. Как тебе идея?

Нельзя покупаться на жалость к нему. Нельзя. Но всё же…

“Это леди Тумана сделала с тобой? Она бросила тебя в темницу?”

Губы Ирона дрогнули.

– Нет, это случилось задолго до гарема. Там тоже всякого хватало, но настолько унизительно и страшно уже не было: со временем всему учишься. А тот случай… Я был молод, моложе тебя, если брать эльфийский эквивалент. И, пожалуй, наивен. По крайней мере, мне хватило глупости сначала полезть во взрослые игры, а потом раскрыть секрет своего происхождения без оглядки, просто доверившись. Это была… ошибка. И хороший, но уж очень дорогой урок. А теперь давай-ка я отнесу тебя, куда скажешь. И заодно наложу чары на твою кровать.

– Чары?

– Чтобы ты не упала. Мы скоро доберёмся до берега. И знаешь, что-то мне подсказывает, что встреча с землёй будет не самой мягкой…

*

– Вот так, – сказал Ирон мягко, укутывая меня в одеяло, – теперь тебе тут будет немного уютней.

Уютней – это, пожалуй, не то слово… Уж не знаю, что он сделал с постельным бельём, но ощущения были безумно приятными. Я будто бы куталась в мягкий, успокаивающе-прохладный хрустящий мох, пахнущий водой, лесом, свежестью, ночью, цветами… Где-то на грани слышимости застрекотали-запели цикады. Я почувствовала себя так, как будто вся грязь этого мира отступила прочь, оставив меня наедине с природой – и собой…

“Как ты это сделал?”

– А что, не нравится? Могу убрать, хотя…

“Нет, это потрясающе! Просто я не совсем понимаю, что это за волшебство. А я не очень люблю не понимать”, – особенно в свете последних событий. И если речь идёт об эльфах в принципе и Ироне в частности.

Он понимающе улыбнулся несказанному и ответил:

– Тебе не помешало бы поспать: что-то мне подсказывает, что после прибытия на берег тут станет немного шумно. А это – всего лишь небольшое пожелание спокойной ночи, но только на манер сидхе. Помогает в трудные минуты, очищает разум, ограждает от кошмаров. Полезная штука. К тому же, наглядная демонстрация.

“Чего?”

– Я подумал, что ты видела магию сидов только с одной стороны, худшей. Даже ужасной, пожалуй. Но у неё есть и другая грань…

Я невольно улыбнулась, нежась в объятьях чар.

“На самом деле, это ты мне не обязан доказывать, – заметила я. – Ведьминскую традицию тоже принято считать ужасной. Да и вообще всю примитивную магию, если уж на то пошло. Моя наставница любила говорить, что сейчас, в век расцвета техномагической артефакторики, люди вообще начали понемногу забывать, что такое настоящая магия. И насколько она ужасна. И прекрасна одновременно. В наше время привыкли к магии послушной, ручной, как котёнок, обезличенной и полностью покорной человеку. Это, наверное, правильно. Это прогресс. Но всё же такое отношение искажает восприятие. Между тем, настоящая, исконная магия всегда такая: прекрасная и ужасная одновременно. И, коль уж ты в неё вляпываешься, то в любой момент можешь получить невиданное могущество. Или умереть ужасной смертью. Причём и то, и другое одинаково вероятно. Ведьмы практикуют именно такую магию, потому не думай: я действительно понимаю”.

Ирон тихо рассмеялся, и мне почудилось, что этот звук ласкает кожу и оседает пыльцой на ресницах.

– Верно и метко сказано. Это, кстати, любой древней магии касается. Например, очень любопытно наблюдать, как эволюционируют представления о моём народе в разных мирах, особенно в тех, которые мы перестали навещать открыто. Первые столетия они боятся нас. Не забывают носить с собой железо на теле, опасаться порогов, оставлять молоко для пикси, чтобы они не обглодали пальцев, носить с собой мелкие монеты, не оглядываться на голоса, отличать подменышей… Но потом годы идут, и страх стирается из памяти поколений. Они помнят, что мы были прекрасны, волшебны, что владели любовной магией и выдавали правильных сироток замуж за не менее правильных принцев (и наоборот, собственно, тоже случалось, хотя и реже). Прошло пару столетий, и они уже забыли контекст и детали. Осталась лишь красивая мишура. Да что уж там! Даже в Тавельни в последние годы про нас всё чаще пишут романтические книги. Забавно, верно? Каких-то несколько столетий – и вот в человеческих сказках мы уже стали прекрасными, мудрыми, добрыми и волшебными. Что в принципе правда, даже пункт про доброту, как ни странно… По отношению к некоторым мы действительно бываем добры. Другой вопрос, что это лишь одна сторона правды.

Я тихо фыркнула в ответ, борясь с накатывающей волнами сонливостью. Как же хорошо… причём удовольствие не похоже на тяжёлый пыльцовый дурман, туманящий голову. Нет, скорее такое чувство может быть, когда ты долго-долго бродил в безопасном светлом лесу, чтобы после лечь подремать на поляне: уютно, сонно и свежо.

“А ты не боишься?” – уточнила я.

Кажется, мне удалось его повеселить.

– Тебя? – спросил Ирон лукаво. – Трепещу!

“Да нет, колдовать. Ты ведь по идее запечатан. Не боишься, что тебя на этом подловят? Да и вещи, которые ты рассказываешь…”

– А ты за меня переживаешь? Или надеешься, что я ошибусь? – лукавства в голосе стало ещё больше. – В любом случае, придётся мне тебя не то разочаровать, не то успокоить: то, что происходит тут, принадлежит только нам двоим. Комната надёжно укрыта высшими чарами. Есть лишь одно существо на этом корабле, которое в теории может смотреть сквозь них… Но уж от него мне нет смысла прятаться. Он-то всё равно доберётся до любой правды, если задастся такой целью. Но пока что не похоже, чтобы он по-настоящему в это вмешивался.

То, что происходит здесь, принадлежит только нам двоим… Я усилием подавила странную дрожь, которая пронеслась по телу после этих слов.

Нет уж, нельзя.

Не забывай, кто он, Ирлина. Не забывай, кто ты.

Держи себя в руках.

"Ты говоришь о Деррене?" – уточнила я.

– О том, что себя так называет, – ответил Ирон. – И я не хочу больше об этом. Тебе правда надо поспать, ведьмочка. Так что выбирай, какую сказку на ночь хочешь послушать.

Я прикинула. Интересных вопросов было много, и я с трудом выбрала одновременно и относительно нейтральный, и потенциально полезный.

"А расскажешь о своей короне? Когда вы с пикси разговаривали, мне показалось, там должна быть какая-то история со множеством интриг и тайн…"

– Э нет, – усмехнулся Ирон, нагло укладываясь рядом со мной поверх одеяла, – во-первых, это страшная сказка, а во-вторых, уж извини, она не для твоих красивых ушек. Так что придётся тебе выбрать сказочку попроще.

Да уж… Интересно, а какие сказки вообще рассказывают эльфийским детям? Что-то мне подсказывает, что, учитывая особенности культуры сидхе-данан, человек с нормальной психикой после таких историй ни за что не заснёт. С другой стороны, если уж мы заговорили о сказках…

“Так расскажи мне сказку, Ирон, – предложила я. – Свою самую любимую, которую ты обычно слушал в детстве. Или одну из любимых, на худой конец.”

На этот раз Ирон замолчал надолго. Я уж начала раздумывать, как бы замять эту ситуацию, когда он всё же заговорил.

– Эта просьба была для меня неожиданной, но в целом ты права. Так и поступим. Правда, выбор у меня не то чтобы большой…

“Что, среди сказочек, которые рассказывают феи, трудно найти что-то без убийств, расчленённых трупов и прочего?”

– И это тоже. Ладно, не суть. Слушай сказочку, ведьмочка, и засыпай… Итак, давным-давно, когда от земли было рукой подать до неба, а деревья сплошь умели разговаривать, жил на свете эльфийский принц. Он был прекрасней рассвета и ярче луны, любим семьёй и подданными, окружён уважением и богатством. Чем дальше, тем больше становилось очевидно, что растёт принц умным, хитрым и сильным юношей, который однажды сможет стать выдающимся государственным мужем. Но однажды во сне принц увидел волшебную бабочку с золотистыми крыльями, что порхала перед ним во тьме. Была она так прекрасна, что, даже проснувшись, принц долго ходил, словно очарованный. С тех пор появилась у него одна страсть, сильная и почти слепая: он обожал коллекционировать бабочек. Он ловил их, осторожно нанизывал на иглу и укладывал на бархатные подушечки. Ему нравилось смотреть, как красота, которая должна была увянуть спустя жалких несколько дней, застывает во времени – и принадлежит ему одному.

Сотни иллюзорных бабочек порхали по комнате, и я смотрела на них, погрузившись в полудрёму, и прислушивалась к чарующему голосу эльфа. Дневник под подушкой потеплел, и я догадывалась, что мой принц что-то ещё мне написал. И посмотреть бы, но слишком не хочется прерывать Ирона. Мне так нравится слышать его голос… Да и интересно, чем кончится история с бабочками…

– Годы шли, – говорил Ирон. – Принц повидал множество земель и отовсюду привозил новые украшения для своей коллекции. Тысячи прекрасных крыльев на бархатных подушечках смотрели на него со всех сторон. Но печаль вечности заключается в том, что с каждым годом всё сложнее находить что-то новое. Сколько бы миров не было освоено сидхе, сколько бы бабочек ни жило в этих мирах, рано или поздно окажется, что все они уже представлены в коллекции. Именно это и произошло с принцем. Когда он осознал ситуацию, то впал в великую печаль, которую не могло развеять никакое из земных удовольствий. Принц потерял интерес к любви, и вину, и книгам, и даже самому себе. И тогда ему снова приснилась бабочка с золотистыми крыльями. И он снова был заворожен её красотой. Проснувшись утром, он нарисовал её изображение и назначил огромную награду тому, кто скажет, где такую можно найти. И спустя несколько лет удача улыбнулась ему: один иномирец рассказал, что видел таких в одном из зачарованных дворцов своего мира. Тогда жизнь принца снова обрела смысл. Он отправился на поиски золотой бабочки, рассчитывая, что поймать её удастся легко. Но в чужой дворец его отказались пускать и на порог. Мол, золотые бабочки – местная драгоценность, а у нас вовсе осталась одна-единственная… Принца это раззадорило: он был из тех, кто получает желаемое. И не стоит за ценой. Так что он сделал достаточно: пролил крови, воззвал к возврату долгов, сплёл паутину лести и лживых слов, обвил чужие души лозой чар, привёл призрак войны из небытия… И вот уже он входил в тот дворец победителем, будущим хозяином, властителем этих земель. И ему принесли бабочку…

Ирон замолчал. Я плыла между сном явью, но не могла позволить себе уснуть: хотелось знать, чем дело кончилось.

– Бабочка была ещё жива: все знали, что принц привык сам вонзать иглу в свой трофей. Она била крыльями, а он стоял над ней, как вечный странник у финальной точки своего пути. Золотистая пыльца сыпалась на выжженные камни некогда красивого дворца. Принц всё смотрел и смотрел – на свою победу, на своё заветное желание, которое исполнилось. И что-то в нём менялось безвозвратно. А потом он сдёрнул полог и просто наблюдал, как золотая бабочка улетает прочь. Принц стоял на полуразрушенной башне, вдыхал запах гари, витающий над сожжённым им городом, и чувствовал, что мир вокруг навсегда стал каким-то другим. Он оставил за спиной лежащий в разрухе дворец. Он вернулся к себе и уничтожил всю свою коллекцию бабочек. В душе его воцарился мир… На целых полгода. Потому что ровно полгода спустя его нашли лежащим на бархатной кровати. Крылья принца были раскинуты, а грудь пронзала огромная стальная шпилька…

Ирон помолчал. Все иллюзорные бабочки рассыпались в пепел, и лишь одна, прекрасно-золотая, продолжала порхать по комнате.

– Убийцу принца так и не нашли, – закончил Ирон. – Но долго ещё слуги рассказывали о прекрасном юноше с золотыми глазами и волосами, которого перед тем видели в замке то там, то здесь… Был он или нет, знают только садовые феи. Но они не расскажут; они умеют хранить секреты. Правда затеряется в песках смерти, останется лишь сказка… О том, как опасно бывает гнаться за золотой бабочкой. О том, что золотая бабочка для каждого из нас своя.

Бабочка рассыпалась золотыми искрами.

“Ну и сказочки у эльфов, – подумала я, засыпая. – Впрочем, чего от них ещё ждать?”

*

Меня разбудило ощущение, будто началось светопреставление. Вокруг грохотало, звенело, трещало, падало. Я дёрнулась, но меня тут же удержала твёрдая рука.

“Всё в порядке, – Ирон говорил ментально, потому что во всём этом шуме что-то расслышать было почти невозможно. – Лежи спокойно. Сейчас всё закончится”.

И действительно, спустя несколько долгих секунд грохот и скрежет начали стихать, а пол с потолком более-менее определились насчёт того, кто в их паре сегодня сверху.

“Это то, о чём я думаю?”

– Да, – вздохнул Ирон. – Мы приземлились – хотя “упали” таки будет честнее. Добро пожаловать на остров принцев!

Часть 2. Остров принцев

30

Принцесса Иэ

*

– Ну и какой, спрашивается, Бездны?! – прорычала мне в лицо взбешенная хтоническая тварь. Зубы у неё были оскалены, лицо истончилось до такой степени, что сквозь кожу просвечивал птичий череп, глаза казались провалами в иной и очень тёмный мир, а волосы обернулись копной перьев…

Я испытала искреннее восхищение.

Поистине, прекрасен. А уж эмоциональный фон каков! Так и тянет облизнуться. Не будь я в столь плачевном состоянии, можно было бы перенаправить эту вкусную, обжигающую злость в куда более интересное русло…

– Ты меня вообще слушаешь? – уточнил Деррен на полтона ниже. Я вынужденно оторвалась от разглядывания мелких пёрышек у него на шее; у драконов в полуформе чешуйки там очень чувствительные. Мне стало интересно, у условных птиц так же? Как ни крути, дальние родичи. С другой стороны, Деррен всё же не птица-оборотень, а нечто иное. С третьей, как по мне, если уж браться и классифицировать его природу по стандартам многоликих, то Деррен действительно значился бы высшим оборотнем из птичьих. Ну, либо птицекрылым фейри из легенд, но наши учёные по сей день громко спорят, были такие в природе или являлись выдумкой. В нашем мире у эльфов точно появлялись только крылья насекомых, без исключений.

– Ты о чём думаешь вообще? – уточнил Деррен крайне подозрительно, но уже вполне спокойно. Полуформа стекала с него, оставляя человеческую оболочку. Жаль… Впрочем, это во мне говорит потерянный самоконтроль. Для таких игр не время и не место. Хотя когда-нибудь надо будет всё же разозлить его так же сильно…

Я позволила себе усмехнуться.

– О классификации, – говорить всё ещё было тяжело, но по крайней мере уже возможно. – Я думаю о классификации. Мне кажется, тебя вполне можно отнести к оборотням-птицам.

– Н-да? – хмыкнул он. – У тебя было такое выражение глаз, как будто ты хочешь меня как минимум сожрать.

Ну не сожрать, а всего лишь пару раз укусить, вообще-то.

– У тебя богатая фантазия.

– Ну-ну… Что же, вернёмся к делам насущным: какой Бездны, Иэ?

– Ты не мог бы конкретизировать вопрос?

Алый огонёк в его глазах заполыхал чуть ярче.

– Не притворяйся дурой. Я ведь могу разозлиться. По-настоящему.

Я прикрыла глаза, с сожалением признавая, что сеанс дёрганья хтонической твари за усы действительно стоит прекратить. Похоже, Деррен действительно очень зол. Не то чтобы я боялась за себя, но его угрозы по отношению к команде тоже вполне материальны.

– Я всё ещё не понимаю твою злость, Деррен, – ответила я спокойно. – Допускаю, тебе не вполне… понравилось состояние, в котором ты меня нашёл. Но это всего лишь издержки, на самом деле. В остальном все договорённости соблюдены.

– Правда? – надо признать, вкрадчивый тон в его исполнении получается просто отлично.

– Правда, – в моём нынешнем совершенно некондиционном состоянии невинно-недоумевающий взгляд отработать трудно, но я-то профессионал. – Ты просил меня сообщить, если я пойму, что не продержусь до берега. Я распределила магию так, чтобы продержаться. Ты угрожал убить всех на корабле, если я прекращу регенерацию крыльев. Я не прекратила. Замедлила до минимума, но формально…

– Ты замкнула магию на своей сущности. На грёбаной душе, – в его голосе снова слышались отголоски рычания. – Ты тянула собственные жизненные силы…

– Не в первый раз. Иногда нужно идти на некоторые риски, знаешь ли. Издержки должности. К тому же, в данном случае опасность была не так уж велика: не так-то просто истощить до дна драконью сущность. А у меня, к тому же, есть некоторые… личные способы выживания.

Один большой и совершенно неприемлемый личный секрет, если точнее. О существовании лозы под моей кожей не знал практически никто, потому что она была чистейшей воды компроматом. Но в некоторых (многих) моментах лоза была отличной помощницей, не раз и не два спасавшей мне жизнь.

– Ты ведёшь себя так, как будто твоя жизнь не имеет никакой ценности.

– О, я точно знаю, насколько ценна моя жизнь. Мне настолько часто называли цену, что при случае я могу даже составить прейскурант. Но у моей работы, знаешь ли, есть свои сопутствующие риски. Не более того.

Деррен зло сверкнул глазами.

– Иногда я думаю, что мне следовало бы всех на этом корабле прикончить.

– Ничего личного, но при таком раскладе я бы сделала всё, чтобы твоя жизнь стала весьма неприятным времяпровождением. И да, вряд ли это заставило бы меня стать осторожнее.

Деррен покачал головой. Он всё ещё был зол, но воздух вокруг него уже перестал вибрировать, а пространство – искривляться, как будто не выдерживало такого соседства.

– Мы вернёмся к этому разговору, госпожа моя.

– Непременно. Но давай не вот прямо сейчас? Мне жизненно необходимо расправить крылья, если быть откровенной. И, так и быть, параллельно я вполне могу послушать отчёт о том, как у нас обстоят дела. Ну, помимо того, что мы долетели и корабль восстановлению не подлежит – это как раз вполне понятно. Подробности, тем не менее, не помешали бы.

Я прикинула, что неплохо было бы встать.

План по всем параметрам отличный, но с выполнением сложнее: тело не поддавалось на провокации, даже магические. Можно было, конечно, использовать лозу, но от одной мысли о том, как она рвёт шипами мышцы, мне стало дурно. Не в этом состоянии, определённо.

– Ладно, – вздохнул Деррен, – будем считать, что ты попросила.

Он подхватил меня на руки легко и очень буднично. Я почувствовала себя так, как будто меня обнимает ласковая тьма, успокаивающая и на удивление тёплая. Но всё же…

– Ты же не собираешься таскать меня на руках на виду у всех, правда? – уточнила я вкрадчиво.

– Именно это я и планирую сделать. Возражения?

– Я – принцесса, Деррен. Их принцесса.

– И? – фыркнул он. – Ты какаешь радугой и жрёшь единорогов?

– Что?.. Впрочем, неважно. Нет, у нас не водятся единороги, и нет, я не радужный дракон… если ты это имел в виду.

– Н-да… Именно это у меня в Городе принято называть разным культурным базисом…

– Плевать. Я не могу продемонстрировать такую слабость перед ними, Деррен.

Его брови удивлённо поползли вверх.

– И что за чушь? Ты – их правительница, их хозяйка. Хочешь – катаешься у ручного демона на ручках, хочешь – пускаешь пузыри, хочешь – лежишь на пушистом шезлонге на пляже. Вся прелесть в том, что никто в этом мире не сможет тебя упрекнуть. Иначе какой смысл?

– Власть немного не так работает, Деррен. Не верю, что за те года, которыми ты эпизодически хвастаешься, до тебя это не дошло.

– За те года, которыми я эпизодически хвастаюсь, до меня дошло, что только так власть и работает. Настоящая власть, я имею в виду. Так, мой городской совет прекрасно знает: я играю по их правилам, но в любой момент могу обратить всё условно живое в своём мире в пепел, если мне это взбредёт в голову.

Вон оно что… Я устало прикрыла глаза и уткнулась лицом ему в грудь, вдыхая запах. Не человеческий и не оборотнический. Он пах холодом и пеплом.

– Ты путаешь, – заметила я мягко, – власть, скажем, так, абсолютную… с властью земной, Деррен.

– А ты путаешь чужие долги и свои, Иэ. И забываешь, что у тебя за спиной есть я.

– Пока что это только добавляло мне проблем, – усмехнулась я. – Где ужасные сущности вроде тебя, там наверняка найдутся не менее ужасные опасности, верно? Вроде твоего старого друга, Мёртвого Капитана. И что-то мне подсказывает, что он – далеко не самое страшное, что встретится мне на пути. Закон равновесия никто не отменял, знаешь ли. Не удивлюсь, если какие-нибудь твои старые друзья в итоге прикончат меня просто для того, чтобы добраться до тебя. Так тоже часто случается, не так ли? Хотя бы потому, что ни одна власть на самом деле не абсолютна. Всегда найдётся рыба позубастей.