Текст книги "Наследница (СИ)"
Автор книги: Алина Островская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Глава 9
– Аннушка? Как ваша жизнь? Никто не обижает?
Я нахмурила брови и бросила мимолётный взгляд на Давида, потягивающего коктейль у бара. Небесно-голубая льняная рубашка, была пусть и свободна, но все же обтягивала рельефные мышцы рук. Расходилась по широкому развороту плеч, не сковывая вальяжных движений, достойных монарха. Загорелые крепкие руки с вязью вен и поясом золотых часов на запястье; красивые пальцы, помешивающие в бокале чёрной соломинкой кубики льда; кольца смоляных волос, сильнее завивающихся на концах от влаги... Так и тянет их расправить пальцами. А энергетика какая? Он излучает уверенность, самодостаточность, спокойствие. Король, мать его, мира. Неудивительно, что после нашего появления в этом заведении все женщины экстренно активизировались. Теперь намечается не пенная вечеринка, а просмотр кандидаток в шоу «Танцы». Впору приглашать травматолога. Так извиваться могут только змеи...
На какое-то мгновение я даже пожалела, что попросила его отвезти меня в бар. Потанцевать ей захотелось под открытым небом. Лучше бы головой думала, в самом деле. Притащила его в оплот женского соблазна и теперь ревностно слежу за каждым мимолетным взглядом. В тайне замирая, когда мимо пропалывает, покачивая бёдрами, какая-нибудь роковая красотка. А таких тут пара десятков на квадратный метр. И все они, словно с цепи сорвались. Других мужиков больше нет что ли?
– Нет... никто не обижает, – сглотнула я, смочив пересохшее горло. – Все в порядке, – добавила в голос правдоподобной уверенности.
Впрочем, собеседник на той стороне ложь от правды отличать мастак. Но чувство такта не дало Рокоссовскому уличить меня в попытке слукавить. Вместо этого он откашлялся и перешёл к делу.
– Я подал документы в суд, Анна. Примерно через неделю будет известна дата заседания. После предварительного слушания завещание отдадут на экспертизу. Уж там-то я потороплю их. Хочу разобраться с этим делом до конца лета. Вы все ещё не желаете ходить со мной в заседания?
Снова бросила взгляд на Давида, рядом с которым присела одинокая искательница ночных приключений. Он окинул ее нахальным, оскорбительно-оценивающим взглядом с ног до головы и самодовольно дёрнул уголком губ. Ни капли уважения, как будто перед ним сгрузили кусок мяса...
– А... Давид... Юрьевич... тоже будет присутствовать? – отморожено промямлила, наблюдая за тем, как незнакомка что-то заинтересовано объясняет ему, потом эротично закусывает соломинку своего коктейля. Он скользит по ней благодушным взглядом, а потом резко переводит его на меня. В ту же секунду тело пробило током и бросило в жар, словно меня поймали за чем-то постыдным. Я резко отвела взор, свела брови, делая вид, будто довольно увлечена разговором и совершенно не следила за этой парочкой.
– Возможно, я не могу знать наверняка, – бодро ответил Рокоссовский.
Боже, я не в состоянии вести диалог... Потёрла ладошкой лоб в попытке вернуть концентрацию, но мой взгляд, словно примагниченный снова падает на наше место за баром.
И снова разряд двести двадцать, от которого на миг замерло сердце.
Впоймал меня... охотник.
Он не отвернулся. Развязно, соблазнительно ухмыльнулся, глядя сквозь собеседницу прямо на меня. Так чувственно, многообещающе и..., о боги, эти бархатные глаза в обрамлении густых ресниц заставляют забыть обо всем даже с такого расстояния. Он точно обладает ментальной силой, а иначе как ему это удаётся?
Быть может, во всем виновата атмосфера? Звездное небо, музыка, танцы, вкусные коктейли, приятная компания? Летний ветерок и конечно же мое заточение! Да, все это определённо играет роль, но и не отменяет его мужской притягательности...
– Анна вы тут?
– Да-да, простите... Я буду ходить и дам пояснения, если это нужно.
– Хорошо. Тогда до встречи.
– Всего доброго, – отстранённо попрощалась, наблюдая, как Давид перестал глазеть на меня и теперь что-то вкрадчиво объясняет даме напротив. Перед тем, как она соскользнула с моего места, он кивком указал в мою сторону, а девушка обернулась и оценивающе оглядела соперницу. Раздраженно поправила волосы, соскочила со стула и растворилась в шумной толпе.
– Не удалось уговорить девушку продлить вечер до утра? – неосознанно съязвила я, присаживаясь рядом с ним.
– Кто кого уговаривал, – хмыкнул он и сделал глоток из бокала.
– Она тебя? – картинно ужаснулась. – И почему же ты не пошёл? – рдея от звучания ревностных ноток в собственном голосе, продолжала допрос.
– «Я не такая», – отшутился Давид, а потом развернулся ко мне корпусом и проникновенно заглянул в глаза. – Ты точно держишь меня за идиота. Как можно променять твою компанию на общество той девушки? Это же, как с Мерседеса пересесть на Ладу.
– Но на Мерседес ты можешь только посмотреть, а Ладу потрогать, в салоне посидеть или взять бесплатный тест-драйв на всю ночь.
– Я ценю прекрасное. А если буду тестить что попало, то притуплю себе вкус. Наслаждение от поездки в Мерсе и Ладе разное.
– То есть, в тебе все же присутствует какая-то избирательность?
– У любого уважающего себя мужчины она присутствует. А иначе это уже какое-то психологическое отклонение.
– Есть определеннее критерии, которым нужно соответствовать, или ты выбираешь интуитивно? – не унималась я, болтыхая в воздухе ступней, опоясанной ремешками босоножки.
– За меня выбирает влечение. Если его нет, то и женщина становится безродной, как врач. А если есть..., – он многозначительными взглядом погладил мою лодыжку, прошёлся по изящной икре и застыл на острой коленке. Адамово яблоко, покрытое щетиной, подскочило вверх и упало обратно. Воздух вокруг постепенно густел и нагревался, как воск. Время текло тонкой струйкой мёда, замыливая посторонние раздражители и фокусируя все мое нутро на человеке, сидящем напротив. На дне его широких зрачков полыхал сладкий огонёк предвкушения.
Может и не надо было заводить этот разговор... Как теперь вернуть ту непринуждённость? Душно что-то стало...
– Ты танцевала для того сопляка, а для меня..., – его голос спустился на несколько тонов, приобретая завораживающие нотки, – для меня станцуешь?
Наши взгляды встретились.
Его – уверенный, властный, лишающий рассудка.
И мой – растерянный, смущенный, недоверчивый.
– Я не танцевала для него. Я танцевала с ним, – зачем-то поправила Давида. Пятерней со лба убрала локоны назад и нервно покусала губу.
– Хорошо, – согласился он, – идём.
– Куда?
– Танцевать. В конце концов, для этого я привёл тебя сюда.
Он сжал мою ладонь в своей. Большой, тёплой, сухой и... надёжной. Его уверенность и спокойствие по невидимым каналам перетекали ко мне. Лёгкое смущение разбивалось сгустком мужской, инородной энергии, и даже мысли, критикующие любой доброжелательный порыв по отношению к Давиду, на время онемели. Как же хорошо, когда тебя не грызёт совесть...
Мужчина вывел меня в центр танцпола под мигающий свет софитов и немного отстранился. В такой позе художник любуется своим особенно удачным шедевром.
– Танцуй, – тихо произнёс он. Я то ли услышала, то ли прочитала слово по упрямым губам. Меня потряхивало от лёгкого мандража, колотящегося во всем теле. Как будто это не просто дружеские танцы в баре, а что-то большее... Какая-то скрытая игра. Волнующая при этом до дрожи в коленях и холодеющих пальцев.
– А ты? – смущённо спросила, оглядывая пары, интуитивно расступившиеся в стороны.
– Я хочу, чтобы ты танцевала для меня, а не со мной, – он на мгновение сверкнул очаровательными клыками и немного запрокинул голову назад, принимая свою любимую позу. Расслабленную, со спрятанными в карманах светлых брюк руками.
Давид глядел на меня пронзительным прищуром, игнорируя окружающий мир. И последний, словно под действием его влияния начал растворяться. Остался только он, я и музыка, причём не та, громыхающая остервенелыми ритмами, а какая-то внутренняя. Заставляющая двигаться плавно, без резких движений.
Судорожно втянула воздух, наполняя до пределов лёгкие, и беззвучно выдохнула. Подумать только... собираюсь танцевать для своего... врага? Могу ли я так назвать этого мужчину? Теперь не уверена. Все сложнее, чем кажется... Если уж голова со мной согласна, то что говорить о глупом сердце, тарахтящем в груди со второй космической скоростью.
Я медленно вывела «бедерный пируэт» не без удовольствия подмечая, как мужской взгляд становится тяжелее, темнее. Как насыщается лихорадочным, жадным блеском. Ещё один плавный изгиб тела, чудом попавший в такт музыке, сопроводила поднятием рук над головой.
Давид недвусмысленным взглядом облюбовал приподнявшуюся нижнюю границу платья, и медленно обрисовал линию талии. Скользнул по выступающим ключицам к шее, погладил скулы и уделил особое внимание губам. Собирал по крупицам каждое незначительное движение и эмоцию. Впитывал, вбирал их в себя. Откладывал в памяти...
Ему нравилось то, что он видел. В этом нет и грамма сомнений. Самой считать, что ты красива и осознавать, что ты красива в глазах такого мужчины – не одно и то же. Одобрение в его взгляде, этот голод, осязаемое желание прикоснуться – вызывают довольную улыбку и призывно щекочут в животе. От осознания собственной привлекательности пьянеешь и не можешь остановиться. Хочется, чтобы он продолжал так же неподвижно стоять и пожирать одержимым взглядом, не отвлекаясь ни на секунду. Чтобы все его чертово внимание было приковано только к тебе...
Но в какой-то момент его предел терпимости оказался пройденным. Он шагнул ко мне, оплёл одной рукой талию и притянул к себе, утыкаясь носом в распущенные волосы. Сквозь слои ткани чувствовались мощные толчки сердца, будто он только что плясал чечётку, а не стоял мраморной статуей Аполлона.
– Аняяя..., – выдохнул он мне на ушко, сжимая ладонями талию. – Ты невыносимо красива, знаешь? Родись ты в шестнадцатом веке, тебя бы сожгли на костре...
– Почему? – рефлекторно подставляя шею под горячее мужское дыхание, слабо переспросила я. Черт возьми, такое блаженство, что веки сами прикрываются...
– Потому что твоя красота от лукавого... Скольким мужчинам ты уже спутала сознание?.. – продолжал он вкрадчиво нашёптывать, проводя кончиком носа по чувствительной коже за ушком.
– Вряд ли многим...
– Маленькая лгунья. Ты не можешь не знать...
– Давид, я не...
– Ты так вкусно пахнешь... Сладостью пионов, майской розой и чистотой, – мужчина запечатлел ненавязчивый, но горячий поцелуй на пульсирующей венке, посылая волны мурашек по всему телу.
– Давид... перестань..., – слабо взмолилась, понимая, что, если прямо сейчас он действительно перестанет и я лишусь его тепла, то попросту сойду с ума.
– Что? – мурлычет он. – Я и так непростительно долго сдерживал свои желания, но ты даже во сны ко мне пробралась...ведьма...
Его надрывный шёпот и это признание чувственными волнами растекались по телу. Мне было хорошо. Чертовски хорошо. Потерять голову с Давидом ничего не стоит, а вот сохранить самообладание... Хочется на все плюнуть и поддаться соблазну, но кто мне потом поможет собрать осколки сердца?
– Тобой руководит только желание? – осторожно утончила я, распахивая глаза. Розовый дурман, насланный его близостью, постепенно рассеивался. Способность соображать возвращалась медленно, но своевременно. Как хорошо, что мы не дома одни... там бы я сопротивляться вряд ли смогла.
– Желание... бешеное влечение... как будто по венам течёт лава..., – шептал он, размеренно целуя шею и очертания скулы, легонько покачивая меня в гипнотизирующем танце. – Это так сложно контролировать... Ещё чуть-чуть и точно крыша уедет.
– И все? – тихонько шепнула в ответ и немного отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза. Затуманенные, одурманенные, недоуменные. Давид вопросительно молчал, и я уложила обе ладони на стальную грудь, тяжело вздымающуюся вверх. Надавила немного, высвобождаясь из кольца крепких объятий. Он нахмурился, несколько раз моргнул, пытаясь прийти в себя, и непонимающе посмотрел на меня.
– А что ещё нужно?
– Обычно этого было достаточно, да? Твоего желания, – изумление в голосе подделать не удалось. Получилось слишком бесцветно, равнодушно. Даже не вопросительно, а как констатация общеизвестного факта. Мужчина сильнее свёл брови, стараясь понять причину, по которой девушка, только что млевшая в его объятиях, вдруг отстранилась и похолодела.
– Отправь меня, пожалуйста, домой, – наконец попросила, когда недоуменное молчание стало затягиваться. Мог бы хотя бы соврать о чувствах. Я ведь не прошу клясться мне в вечной любви, просто хочется знать, что ты нравишься, как человек, как женщина. Что в тебе прекрасны не только ноги и лицо. Что ты, пусть и слегка, но прикоснулась к его ледяному сердцу. А потрогать... нижний этаж – это не привилегия. Давид его почти всем желающим показывает.
– Я отвезу.
– Не надо. Развлекайся. Здесь много красивых женщин, ты без труда найдёшь себе пару, – голос даже почти не дрогнул, хотя комок в горле собирался самый что ни на есть основательный.
Со сцены диджея пеной разразились специальные установки и девушки весело завизжали. Ну вот, сейчас ещё будет конкурс мокрых маячек...
Давид потеряно оглянулся на женский визг и взял меня за руку. Уверенно провёл через всю толпу к выходу, подальше от чужих глаз и шума. Прижал к двери своего Мерса и разочаровано зарычал, мотая головой:
– Аня, я плохо сейчас соображаю. Поэтому объясни идиоту, что случилось?!
– Не могу я так..., – тихо бросила в ответ.
– Как так? – ощутимо зверел он все больше с каждой секундой. Кажется, получилось воплотить в жизнь любимый девиз Евы: возбудим, но не дадим! Вон, злой какой. Только мне что-то от этого не радостно совсем, а очень-очень грустно.
Я упрямо сжала губы. Сейчас ляпну про чувства и буду совсем обезоружена... нельзя выдать себя. Нельзя оставаться беззащитной перед ним. Мужчина, между тем, оттолкнулся от машины и тигром заметался из стороны в сторону. Трепал пятерней волосы о чем-то судорожно соображая, нервно потирал подбородок. Потом в один шаг приблизился ко мне и без преувеличения заглянул в самую душу:
– Скажи мне, Аня. Не молчи. Как ты не можешь?! – надрывно хрипел он, теряя над собой контроль. А у меня сердце на кусочки распадалось... Но не от страха. Его темперамент меня совсем не пугал. А от сожаления, что во мне разглядели всего лишь предмет для телесных утех. Каждой женщине, вошедшей в жизнь вот такого вот бабника, хочется изменить его. Чтобы он стал однолюбом, чтобы видел и хотел только ее. И совсем не хочется становиться в безликий ряд к тем, кто уже побывал в его постели...
– Не могу я без лю..., – мгновенно осеклась, – ... без чувств! Не хочу так! Не для меня это! – эмоционально выпалила и замерла в ожидании реакции. Может сейчас он скажет? Скажет, что хоть что-нибудь чувствует ко мне? Кроме желания подмять под себя.
Но, увы.
Он отшатнулся, словно я только что влепила ему пощёчину. Показалось даже, что оскорбился. По мужественному лицу прошла рябь какой-то смутной эмоции, а потом на нем коркой застыла маска. Непробиваемая, серая и безликая. Неужели его так задел мой отказ?..
– Садись в машину. Отвезу тебя домой.
***
С того вечера все изменилось. Между нами больше не трещали молнии, а угрюмо хрустел лёд. Ни тебе совместных завтраков и ужинов, ни разговоров, ни жарких взглядов и полунамёков, какими Давид любил меня посыпать. Он приходил поздно, уходил рано. Мы почти не сталкивались друг с другом и не общались. Неужели все это было только лишь для того, чтобы затащить меня в постель?
Хорошо, что я все же решилась принять предложение и постараться перекроить Эммануэль. Работа хоть как-то отвлекала от ноющего сердца и обеспечивала ежедневный пропуск из дома. В четырёх стенах я бы сошла с ума.
Все-таки мотивы Давида в удержании меня при себе оставались не ясны. Особенно, после нашего похода в бар. Получается, что мое заточение это вовсе не наказание, если он разрешил работать и вывел развлечься? Не случись между нами разлада, я уверена – мы сходили бы ещё куда-нибудь. Подозрений прибавилось, когда ко мне приставили телохранителей в количестве три штуки. Серьёзные дядьки, по типу тех, что сопровождали нас в аэропорт. За пределами дома они не оставляли меня ни на секунду.
Так что в голове стали рождаться соображения по этому поводу. Теряться в догадках я не собиралась, поэтому сегодня дождусь Давида и выведу его на разговор. Пусть он и утратил ко мне интерес после отказа, но все равно продолжает удерживать возле себя, и я хочу знать почему.
За десять дней работы злачное местечко любителей купить за деньги любовь перетерпело серьёзные изменения. Мне хотелось вычистить все добела, чтобы стены позабыли о том, что видели и слышали. Просила рабочих держать окна открытыми, надеясь выветрить порочный душок. Всю мебель отвезли на свалку, даже ту, что была более или менее пригодна. Оставили только папин кабинет. Его переделывать я не решилась. Сидела в его кресле, зарывшись в чеки, отчеты, дизайны, резюме от рассвета до заката.
Девочек на профпригодность проверяли вместе с Давидом. Пожалуй, это был единственный раз, когда он приехал в Эммануэль днём и мы длительно взаимодействовали друг с другом. В остальном, заявлялся к вечеру, переговаривал с мастерами, сухо интересовался нет ли у меня проблем и исчезал.
Браковал всех безбожно. Изъян находил даже в самых миловидных и молоденьких. В итоге, из всего «штата» оставил только троих. Остальные были уволены. Спустя столько времени неопределенности девочки, наконец, взбодрились. Новости об «увольнении» даже кого-то обрадовали. Определённость, пусть и такая, всяко лучше неизвестности.
Все мое время сейчас занимал ремонт и оборудование здания. Руки ещё не добрались до репетиторов и педагогов, но ничего. Пока новый клуб приведут в порядок, я штат подберу. Давид счета оплачивал молча. И чем больше их становилось, тем тяжелее мне было на душе. Поэтому сегодня я позволила себе пораньше покинуть офис и съездить к себе домой. В сопровождении трёх пар недоуменных глаз, я отфотографировала свой Лексус с одной лишь конечной целью – продать. Продать и самой платить по счетам. Вырученных денег должно хватить с лихвой.
Нащёлкав побольше фото со всех ракурсов, отправилась домой. Из-за жары голова гудела, словно в неё поместили турбину самолёта, и общее состояние такое слабое. Хотелось немного расслабиться, освежиться. Поэтому обратно ехала с мечтой о бассейне. Сделала себе прохладный коктейль, переоделась в купальник, захватила с собой ноутбук и направилась оккупировать зону отдыха.
Сперва немного поплавала, а потом, удобно устроившись на лежаке, залезла в ноутбук и стала прицениваться. За сколько же реально продать свою ласточку? Если бы ещё хватило на оплату работы Рокоссовского, то было бы вообще замечательно. Все-таки дело к первому слушанию назначили и скоро завещание передадут на экспертизу. Демид Алексеевич суетится, поторапливает всех и передо мной отчитывается. Даже как-то неудобно.
Через час поисков аналогичных предложений, я на несколько сайтов загрузила объявление, почистила историю браузера и захлопнула ноутбук. Надо убрать его подальше, пока не передумала и пока хозяин не вернулся. В кабинете Давида оставила компьютер на старом месте, надеясь, что он не озвереет, если поймёт, что я без спроса пользовалась его гаджетом.
Но судьба ко мне не милостива. На выходе из логова ледяного дракона, я врезалась в мощную грудь и, обождав пару секунд, опасливо подняла взгляд.
Черт, опять без настроения. Какого лешего он так рано домой притащился?
– Что ты тут делала?
– Искала что почитать, – промямлила и откашлялась. Так, Аня, не пасуй.
– В купальнике? – смоляная бровь выразительно приподнялась.
– Эм... ну да.
– Не нашла ничего подходящего для чтения?
– Неа.
– А «Джейн Эйр»? Я не стал убирать ее далеко, думал ты дочитаешь.
– Точно. Ее я и искала. Где ты, говоришь, ее положил?
– Да вон там на столе и лежит, – он бросил взгляд мне за спину. Хорошо хоть в своей излюбленной манере не начал рассматривать, а то бы я тут со стыда сгорела. И так стою перед ним по стойке смирно и кулаки сжимаю-разжимаю.
– Ну и, возьмёшь? – подталкивал он меня, а в глазах слабо-слабо так переливалось ехидное злорадство. Конечно, вот сейчас развернусь к нему спиной, а он тыл-то мой и облюбует. Ну и ладно. Мне за что должно быть стыдно? Там все красиво.
Вздохнула, про себя отсчитала до трёх и пошла. Быстро, стараясь не вилять бёдрами. Но как тут не вильнёшь, если у женщин строение таза такое? Иначе мы ходить не умеем. Стащила со стола книгу и резко развернулась, прикрывая ей низ купальника. А Давид даже голову на бок склонил, так усиленно разглядывал. И когда оказался пойманным за этим делом, не смутился, зато улыбнулся. Первый раз за десять дней.
– Пойдёшь к бассейну?
– Угу.
Чуть остыну, оденусь и снова приду, чтобы поговорить.
– Не замочи книгу, пожалуйста. Это все, что осталось от матери, – предостерёг он ровным тоном и отступил в сторону, освобождая проход.
Уже по пути к бассейну я вдруг решила изменить маршрут. Плавать после внезапного возвращения хозяина расхотелось. Лучше подняться к себе и надеть что-то более приемлемое и закрытое. Да и книгу так не хочется случайно намочить...
Пока сменяла купальник на платье-рубашку безостановочно продумывала линию разговора. Прорабатывала до мелочей предстоящий диалог, подбирая кучу аргументов в подкрепление своих подозрений. Чтобы у Давида даже мизерного шанса не осталось отмахнуться от меня. Но отчего-то все заготовки терялись и перемешивались друг с другом, стоило мне только покинуть пределы комнаты. Я ступала на порог, а мысли тут же разбегались в разные стороны визжа, как леди, увидевшие мышь. Приходилось возвращаться и обдумывать все сначала. И так несколько раз.
После длительной борьбы со своей трусостью, я плюнула на все приготовления и сбежала по лестнице, перепрыгивая через одну ступеньку. Быстрее начнём, быстрее закончим. Давида нашла в кабинете. Он любознательно ковырялся в ноутбуке. На какую-то долю секунды мое сердце замерло от испуга: вдруг не всю историю подчистила? Да нет, не может быть. Все точно удалено. Мужчина был так увеличен содержимым экрана, что не заметил как я появилась в дверях.
Пришлось привлекать его внимание стуком.
Он встрепенулся, оторвал взгляд от ноутбука и устремил ко мне. Вопросительно приподнял бровь, точно не ожидая моего добровольного появления.
– Нам надо поговорить, – тихо пояснила, сцепив перед собой пальцы. Он по-деловому так указал ладонью на диван, приглашая присесть, и закрыл компьютер.
Немного помявшись у входа, я прошла к кожаному честеру и устроилась на самом краешке.
– Я не могу назвать своё прибывание в этом доме заточением, поскольку ты разрешил мне работать. При домашнем аресте виновного никуда не выпускают и мучают одиночеством, а не кормят ужинами и водят на танцы.
Я ненадолго замолчала и подняла на него взгляд:
– Ты ведь запер меня здесь не из-за вредности?
Давид напряжённо молчал, выжигая во мне дыру. Диалога, похоже, не планируется. Что ж, хотя бы в монологе все мысли изложу.
– Сначала ты строишь из себя тирана и деспота, выгоняешь из города, говоришь гадости, отбираешь все имущество. И этот шаг со взятиям меня в заложницы очень коррелирует с тем образом. А потом – оплачиваешь сумасшедшие долги отца, выкупаешь мои драгоценности, помогаешь оставить и развить бизнес, даёшь мне работу, не препятствуешь суду, кормишь, поишь, развлекаешь. Можно подумать, что я просто приглянулась тебе. Поэтому ты держишь меня в этом доме... Но мы выяснили, что между нами нет никаких чувств. Если дело не в наказании и не в любви, тогда почему я до сих пор здесь?
Теперь он хмурился. По лицу эмоций не прочитать. Стена железобетонная, армированная.
– Ты приставил ко мне трёх амбалов, Давид. Зачем? Какая опасность угрожает мне и моей семье? – четко проговаривала каждое слово, губкой впитывая все эмоции на мужском лице.
В моих мыслях он должен был встать и начать что-то доказывать. Что я глупая и наивная фантазёрка. Посмеяться с этого и пойти дальше. Но Давид натужно молчал, играя желваками. А потом превзошёл все мои ожидания и ровным тоном выдал:
– Тагир вернулся. Снова открыл на тебя охоту.
Хорошо, что я сидела, а то бы так и упала. Тело похолодело от ужаса и покрылось противными мурашками. Отчаянно затошнило, да так, что пришлось зажать рот ладошкой.
– Сейчас он не в городе. Можешь так не волноваться.
– Что значит открыл охоту? – лепетала как дурочка, не веря своим ушам. В голове вдруг образовался вакуум, пустота без единой мысли. Отвратительная реакция организма на стресс.
– Желание отомстить лишает способности мыслить рационально. Он пошёл против братства, а значит будет наказан.
– Но ведь отец мёртв, неужели его жизни недостаточно?
– Твоего отца убил не Тагир, ты сама знаешь, Аня.
Я приложила ладонь ко лбу и закачалась из стороны в сторону, успокаивая себя. Думала, что все ужасы уже пройдены, что они остались позади, а получается...
– Поэтому ты отправил мою семью так далеко?
– Да. Мне так спокойнее. О твоей бабушке даже я еле узнал.
– А я тебе спутала все планы?
Он ухмыльнулся на одну сторону и кивнул.
– Господи, как же стыдно... я тебе столько гадостей наговорила, – ухватилась за голову, пожевала губу и подняла на него взгляд. – Прости, если сможешь... и спасибо, что не бросил.
– С тебя причитается, – Давид дёрнул уголком рта, – не думай, что ты отделаешься одним «спасибо».
Я выдавила слабое подобие улыбки.
– И что же теперь делать? С Тагиром? Я же не могу всю жизнь прятаться здесь... Погостила пора и честь знать.
– Дождусь, пока он вернётся в город, и отправлю его рыб кормить, – глядя мне в глаза, медленно выдал Давид.
– У-убьёшь его? – заикнулась я.
– У тебя есть идеи получше?
– Ты же авторитет, может, твоего слова хватит? Может, не обязательно грех на душу брать? – сморщилась на последних словах, когда увидела на его лице благодушно-ироничную улыбку. Что это я. Нашла за чью душу беспокоиться...
– Святая наивность, – выдохнул Давид.
– А он точно вернётся? Вдруг Тагир решил обосноваться в другом городе или стране навсегда? А я тут жить буду до скончания веков. Не дело.
– Тебя раздражает мое соседство?
– Нет. Просто... это неудобно. Ты взрослый мужчина и тебе, наверняка, хочется привести сюда... женщину и отдохнуть. А тут я. Отпугиватель противоположного пола, – опустила взгляд на пальцы, побелевшие от силы, с которой я их заламывала.
– Здесь не было и не будет никого из «противоположного пола», – он скопировал мою интонацию.
– Нет? – со сквозящей надеждой в голосе переспросила я быстрее, чем успела себя одернуть.
– Нет. И ноги твоего сопляка в этом доме не будет. Даже не проси.
Хотела ему ответить что-то в духе «не очень-то и надо», но у Давида зазвонил телефон, и он поднял трубку. Подслушивать мне не хотелось, поэтому, когда ответы перестали быть односложными, я вышла из кабинета. По обрывкам фраз я почему-то решила, что звонил Рокоссовский. Наверное, чтобы лично сообщить об иске. Надо скорее бежать к себе, пока на меня не посыпались проклятья.
Но вдогонку ничего не полетело, а вскоре бархатистый голос Давида и вовсе умолк. Может, рано я убежала? Раз мужчина решил быть сегодня таким откровенным, то надо было и про наследство на всякий случай спросить. Вдруг там тоже высшая цель замешана?
Эх, умные мысли всегда приходят с опозданием.
После случившегося разговора наши отношения немного потеплели. По крайней мере, мне хотелось в это верить. Давид снова начал улыбаться, но так отстранённо, рассеяно. Когда наши взгляды встречались воздух вдруг становился тяжелее, гуще, плотнее. Как будто над нами висло что-то нерешенное, недосказанное. Вроде бы и хотелось поговорить, я даже пару раз пыталась начать, но Давид вдруг становился хмурым, обрывал меня на полуслове и быстро ретировался.
Может, я только нафантазировала, что ему тоже есть что сказать?
Одним словом, дома царила неопределённость. Зато в клубе оставались последние штрихи. Я поработала ещё с набором девочек и теперь в нашем каталоге числилось порядка пятнадцати довольно презентабельных леди. Договорилась с педагогами, составила график посещения занятий и обдумывала как бы поизящнее заявить о клубе богатым кошелькам... Пока грызла кончик карандаша и качалась в кресле, мысли сами стремились к Давиду. Сквозь общий поток нет-нет, да выскочит что-нибудь эдакое.
Ева правильно мне сказала: влипла я по самое не хочу. Мы с ней на днях посидели в кафе, поболтали. Точнее, болтала я, рассказывая обо всем, что со мной за это время приключилось. Она слушала-слушала и со знанием дела заявила:
– Влюбилась ты, мать. Можешь даже не отрицать. Ещё раз в эту брехню не поверю. И, кстати, твой выбор мужика оказался правильным. А вот мой... Артём там уже с какой-то фифочкой на общие тусовки заваливается. Но глазёнки-то бегают... тебя ищет.
– Ой, совет им да любовь. Мне бы с Давидом разобраться, – раздула щеки и тяжело выдохнула.
– А что разбираться-то? – удивилась Ева. – Вы живете в одном доме. Он женщин не водит. Твои проблемы решает. Жаркие взгляды отпускает. Ещё и ужинами балует, – разгибала она пальцы. – Что тут думать? Брать надо!
– Пффф, скажешь тоже. Он что же, вещь какая? Хочу беру, хочу мимо прохожу? У нас с ним был разговор о... чувствах. Ему это не интересно, Ев. Он молодой, красивый, богатый, влиятельный. Зачем ему я? Даже такая офигительно крутая, если можно каждый день новую себе выбирать? Разнообразие и свобода, вместо унылого постоянства, – я раздраженно закинула трубочку в молочный коктейль и с характерным звуком затянулась взбитыми сливками.
– Ты слишком много думаешь. Надень платье покороче, белье покрасивее и иди проверяй, что там у него с чувствами. Одна ночь все расставит по своим местам. Не окажется у него наутро чувств? Ну и ладно. Ты хоть удовольствие получишь и для себя все решишь.
– Сомнительные у тебя советы какие-то, – промямлила я, багровея щеками. План подруги довольно прост, только отягчается моею ревностно хранимую невинностью. Да, папин бизнес наложил определённый отпечаток на сознание. Мне надо быть уверенной в партнёре и его чувствах. Близость просто «для здоровья» это не про меня. Так что вариант с коротким платьем отпадает. Да и спросить в лоб о чувствах я не могу. Стыдно и страшно оказаться отвергнутой. Замкнутый круг какой-то.
– Я тебе предложила 100% вариант. Но, судя по тому, что ты мне тут рассказывала целых два часа, Давид крепко на тебя запал. Это же очевидно.
– Со стороны может и очевидно. А когда сам варишься в этих чувствах и эмоциях, перестаёшь рационально соображать.
– Поэтому я здесь, подруга. Итак, по результатам изучения истории ваших отношений, резюмирую: хватит мучить ромашки. Он любит тебя, однозначно.
