Текст книги "Наследница (СИ)"
Автор книги: Алина Островская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Глава 13
... два месяца спустя...
начало сентября
В клубе грохочет музыка, каждым суровым басом отбивая нервы, как кусок стейка. В такт биту у меня подёргивается глаз. Растираю лицо свободной от чёток рукой и тянусь к бокалу с виски. Крупный глоток ледяной, но в то же время опаляющей жидкости растекается в пищеводе греческим огнём. Надо было чего-нибудь съесть...
– Дато, смотри какие цыпочки. Ах, горячая какая, – с видимым акцентом выдаёт Заза, блестящими глазами снизу -вверх разглядывая танцовщиц, наворачивающих восьмёрки у его носа.
– Ну же, брат, сегодня мой день рождения. Можно лицо и попроще сделать, – грохочет Эрик, усаживая на свои колени девушку.
– Хочешь приват, красавчик? – мурлычет одна из танцовщиц и, призывно изгибаясь, усаживается на меня верхом.
На ее штукатуреном лице мелькает свет софитов, что делает ее облик менее настоящим. Как будто кукла ожила и пытается залезть ко мне в штаны. Прикрываю глаза и расслаблено откидываюсь на спинку дивана VIP зоны. Усталость, постоянное напряжение, нервотрёпка и непреходящая бессонница берут своё. С исчезновением Ани я утратил вкус к жизни. Утратил способность чувствовать, закаменел и сам себе напоминал монолитную бетонную стену. Бездушную машину, исполняющую определённый цикл действий каждый день. Встряхивало меня только в моменты, когда казалось, что призрачный след Ани все же взят. Что осталось протянуть руку и разгадка окажется на ладони. Но нет. Ни одной зацепки за два месяца поисков. С ее именем и фамилией никто не уезжал, не уплывал, не улетал.
Я решил, что она покинула город на машине. Проверял все направления, но результатов никаких. Девушка, как сквозь землю провалилась. Полтора месяца бессонных ночей и безостановочных поисков. Как одержимый, я искал ту, которая не хотела, чтобы ее нашли. Вместо того, чтобы поговорить, она оставила для меня записку, в которой ясно дала понять: между нами все кончено. Вот так просто, без объяснений причины Аня просто ушла из моей жизни, напоследок саданув дверью.
Поначалу я не мог поверить в это, продолжал упорствовать и искать, чтобы взглянуть в эти ведьминские глаза, чтобы убедиться в правдивости записки. Друзья глядели на меня с сочувствием, помогали во всем, но из раза в раз задавали вопрос: зачем ты ее ищешь? Все указывало на то, что она добровольно уехала. Разве собирала бы она вещи, если бы ее похитили? Разве писала бы записку? Нет. Это ее решение, которое я не мог осознать.
Может, друзья и правы. Даже получилось это как-то принять. Но мотивы... мотивы остались не ясны. «Она женщина, Дато. У них все на эмоциях. Не ищи в ее поступке логики» – твердил мне Эрик.
Я бы и с радостью, но взгляд сам скользит по толпе в ее поисках. Любая женщина, схожая с Аней по типажу, заставляет на секунду замереть сердце, а потом выливает на меня разочарование.
Не та. Снова не та...
В наш дом я больше не возвращался.
Танцовщица, между тем, расстегнула несколько пуговиц на рубашке и ладонями скользнула по груди, задев цепочку. В одну секунду я перехватил ее за запястье и крепко сжал. Девушка обиженно охнула и сфокусировала кошачьи глаза на кольце, не успевшим обзавестись хозяйкой.
– Так ты не свободен, – понимающе протянула она, улыбаясь.
Я стряхнул ее с коленей и застегнул рубашку, пряча золотой обод украшения. Осушил залпом стакан с виски и поднялся с места. Нужен свежий воздух, тошнит уже от баров и клубов. Попытки Эрика и Зазы вернуть меня в строй в данном случае неэффективны. Гораздо лучше помогает работа.
– Я покурить, – кинул всполошившемуся Эрику и вышел из клуба. Щелчок зажигалкой, яркий всполох пламени, глубокий вдох. В кармане завибрировал телефон. Вынул его и отошёл подальше от шума клуба.
– Чего примерный семьянин не спит в столь поздний час?
– Аню нашёл? – игнорирует мою иронию Таро.
– Нет..., – новая затяжка, – я уже две недели не ищу. Хватит. Нужно приходить в себя.
– Сдался, значит? – подначивает Таро с усмешкой.
– Она изначально этого хотела. Что ж... Давай не будем об этом. Как Адель? Узнали кого ждёте?
– Нет. Она принципиально не спрашивает у докторов. Скажи, брат, а Аня твоя блондинкой же была? – не унимался друг.
– Была, – киваю, зажав сигарету губами.
– А сейчас, значит, уже не блондинка? – настойчиво уточняет Таро.
– Я че-то не понял, в связи с чем допрос? – сощурился от едкого дыма и швырнул окурок в урну. Таро умеет завладеть вниманием.
– Видел я твою Аню всего один раз и тот ночью, но сегодня мне показалось, что похожая девушка сидела в кафе на набережной в Ливорно. Только твоя блондинка, а та... не знаю, как цвет назвать, – сокрушительно вздохнул он. – Темнее была, короче.
– А ты не подошел? Не спросил?
– У нас с Адель был как бы семейный ужин. Да и девушка уже уходила, было странно за ней бежать. Тем более, что о совпадении я подумал уже после. Вначале глаз просто зацепился за неё. Слишком уж выделяется среди остальных. А уже потом сопоставил образы и крепко призадумался. Вот не спится теперь, обдумываю цвет чужих волос. Чувствуешь глубину нашей дружбы?
Я усмехнулся. Сердце заколотилось в надежде. Италия? Почему именно Ит...
Сука... Ах ты, кусок дерьма. На чужое позарился?
– А она одна была? – проталкиваю слова сквозь ком в горле.
– Нет, с каким-то мужиком..., – виновато признаётся Таро. Как будто это он крутил хвостом перед мордой Моретти.
– Завтра вылетаю к вам в гости. Ждите.
Аня
Вырваться из удушливого внимания Амадео, все равно что шагнуть из пустыни в густой хвойный лес. Прохлада холодит лицо, свежесть наполняет лёгкие и от избытка кислорода кружится голова. И неважно, что вместо тайги я на самом деле стою в дамской комнате. Для меня здесь так же свежо, как и в девственном лесу. Включила холодную воду и промыла ладони, выдавила немного мыла и с остервенением стала тереть их тыльную сторону. Неужели в высшем свете не знают, что целовать незамужней даме руку – дурной тон? Слюнявят и слюнявят без конца, фу. Тошно.
Когда тонкая кожа на кистях зияла краснотой, я досадливо вздохнула и опёрлась руками на столешницу раковины. Медленно подняла взгляд и посмотрела на своё отражение. Щеки и шея пылали, но не от смущения, а от злости. Для меня в последнее время ярость стала нормальным состоянием. Вместо ожидаемой подавленности меня на кусочки расщепляла ненависть к Ольховскому, Моретти и всем причастным лицам. Грязный шантаж, выводит меня из себя и вынуждается быть резкой, дёрганной, заведённой. Амадео заводит моя строптивость и неприступность, а меня выворачивает от каждого его прикосновения. Я даже есть перестала, чтобы легче переносить эти недолгие встречи.
Недолгие лишь потому, что я сама сбегаю от Моретти. Выполнила бы уже давно это проклятое задание, да только как уйти целой из логова зверя? Амадео заманивает меня к себе с самой первой встречи, и, поступись я принципами, уже вернулась бы на родину с исполненным долгом, но без чести. Зато с осязаемой ненавистью к себе. После такого вообще живут? После предательства себя?
Старательно вывела помадой контур губ и смахнула пальцами несколько обсыпавшихся крупинок туши. Сначала Ольховскому мои оправдания были понятны. Мол я не тороплю события, чтобы мое неожиданное появление не казалось странным. Моретти знает, что мы с Давидом были вместе, и не поверит в мою быструю переориентацию. Все-таки таких мужчин, как Тагаев, просто так из головы не вкинуть. А уж из сердца...
Амадео только распаляли эти невинные прогулки, взгляды и робкие прикосновения. Ему казалось, что все по-настоящему. Ольховский довольно хвалил меня после каждого такого «свидания», а я возвращалась к себе в квартиру и терлась мочалкой до покраснения кожи. Примерно как сейчас. Но теперь этот ублюдок решил, что достаточно подготавливать почву. Что пора бы и переночевать с Моретти и, когда он будет в ванной, отснять нужные документы. Мое возражение подавилось очередной угрозой... И вот теперь я здесь. В дамской комнате пятизвездочного гостиничного комплекса в сердце Флоренции. Пытаюсь унять сбившееся дыхание и накатывающую тошноту, потому что не знаю, как смогу пережить предстоящее унижение. Да никак... Нету у меня шансов на нормальную жизнь, но может хоть у Давида они будут.
Поправив волосы и убедившись, что выгляжу по-прежнему идеально, покидаю свою гавань спокойствия. Моретти устроил празднование в честь открытия новой гостиницы на берегу моря в Версилии. Торжественный вечер во Флоренции, а уже завтра на три дня он приглашает всех в новые апартаменты на побережье. Столько времени под одной крышей с ним я не выдержу. Мне нужно достать эти проклятые бумаги сегодня или броситься в море. Хватит с меня мучений. Прикусываю губу, пробираясь сквозь толпы наряженных и надушенных гостей. Где-то среди них бродят люди Ольховского и пристально следят за мной. Докладывают своему господину достаточно ли я сладко улыбалась и в должной ли степени заинтересовала Моретти.
В должной, можете не сомневаться. Его преисполненный похотью взгляд может прочесть даже самый неискушённый. До боли заламываю пальцы на руках: все-таки теплится надежда, что мне удастся отделаться малой кровью. Пока не знаю как, но что-то придумаю, обязательно.
– Вернулась моя синьорина, – протянул Амадео и по-хозяйских уложил ладонь на поясницу. Да, ему нравилось показывать всем, что я с ним. Нравилось ловить заинтересованные взгляды других мужчин, а потом сильнее прижимать к себе мое бедро. Как будто так он повышал значимость в собственных глазах. Мне по большом счету плевать. Когда мы не наедине, я могу позволить себе не быть слишком напряжённой. Пока вокруг нас люди – я в безопасности. Все, что он может – коснуться губами моей щеки, невзначай задеть обнаженную ключицу, поправляя непослушные волосы, и смотреть. С вожделением и жаждой. От всего этого я могла бы отмыться вечером, но не сегодня. Эти мысли вынуждают держать спину неестественно ровно, натянуто и фальшиво улыбаться, ощущать себя скованной цепями.
В попытке отвлечься от гнетущих мыслей, подхватываю у мимо проплывающего официанта бокал с шампанским и делаю глоток. Рядом щебечет стайка светских дам, пока их спутники обсуждают важные дела. Я переключаю внимание на их разговор, цедя маленькими глотками сладкий напиток. Ничего интересного: мода, салоны красоты, жалобы на домработниц и кухарок, усталые вздохи.
Когда мужчины возвращаются к нам и на талии вновь чувствуется тяжёлая рука Амадео, вдоль позвоночника вдруг расползаются крупные мурашки. Я хмурюсь и передёргиваю плечами, пытаясь скинуть с себя это странное ощущение. Но ничего не происходит, мурашки расползаются по оголенным плечами и спине, виднеющейся из выреза платья. Переминаюсь с ноги на ногу, сглатываю. Хочется истерично озираться по сторонам в приступе лихорадочно страха, но я же леди. Подношу к губам бокал и поверх него скольжу по лицам гостей. Что меня так обеспокоило? Нехорошее предчувствие копошится под кожей, словно рой муравьев. Я судорожно обвожу зал взглядом, пока не спотыкаюсь о знакомый облик. Сердце подскакивает к горлу и застывает на несколько мгновений, пока мы открыто смотрим друг на друга. Давид делает шаг мне навстречу и кровь стремительно приливает к лицу и шее. Становится душно, во рту пересыхает. В висках стучит пульс, отнимая возможность сосредоточиться. Что мне делать? Как себя вести? Я же выдам себя, выдам! Как он нашёл меня? Зол... он чертовски зол. Взгляд безжалостно препарирует.
Амадео смеётся и крепче прижимает меня к себе. Давид спускает глаза к руке, обнимающей мою талию, и крепко стискивает челюсти. Плохо. Все очень плохо!
Пока я судорожно пытаюсь сообразить как исправить эту ужасную ситуацию, Давид неумолимо сокращает расстояние. Я знаю, что он сделает. Его кулаки сжаты, кожа на них натянулась до побеления, а глаза... они темнее ночного неба. На нас надвигается не человек. И говорить с Амадео он не станет. Будет бой, в результате которого вскроется мой внезапный побег из города. Моретти тоже не дурак, он непременно заподозрит неладное. Миссия провалится и что тогда?
Наклоняюсь к виску Амадео, коротко и застенчиво предупреждая:
– Подышу свежим воздухом.
Итальянец, увлечённый разговором с партнёром, удовлетворительно кивнул и невзначай огладил ладонью полушарие ягодицы. Кровь отхлынула в ноги, оставляя лицо мертвенно бледным. Перевожу осторожный взгляд на Давида. Того, кажется, уже потряхивает. Он нетерпеливо пробирается сквозь гостей, распихивая их буквально локтями.
От свалившегося стресса ноги слабые и непослушные. Приходится приложить максимум стараний, чтобы сделать шаг в сторону выхода. Не сводя глаз с сурового лица, я отхожу от компании Моретти и иду к резной двери. Давид приподнимает брови и сдвигает их к переносице. Скорость бурения толпы немного замедлил, оценивая мои намерения.
«Идём со мной» – шепчу одними губами. Он понял. Это видно по его лицу, просветлевшему лишь на один миг. Мужчина переводит взгляд на Моретти, сжимает и разжимает кулаки, взвешивая свои последующие действия. Желание стереть Амадео в пыль не так сильно, как выяснить отношения со мной. Поэтому он сменяет устрашающий курс и устремляется к выходу.
Выдохнув, цокая набойками туфель, я добираюсь до двери. Снаружи тихая итальянская ночь холодит разгоряченные щеки. Мне предстоит, пожалуй, самый сложный разговор в жизни. С чего начать? Как правильно объясниться? Давид не заслуживает всего того, что я сделала. Он должно быть ненавидит меня до белых пятен перед глазами.
Мои метания длились недолго. Спустя какие-то две минуты наэлектризованную кожу пробил озноб, поднимая дыбом волоски. Тело вдруг одеревенело и пустило в землю корни: ни вздохнуть, ни пошевелиться. Все мое нутро устремилось назад, за спину, над которой разъярённым зверем нависал Давид. Терпкий аромат парфюма, подхваченный невидимыми вихрями ветра, защекотал ноздри. Я незаметно поглубже вдохнула его и от накалившего удовольствия прикрыла глаза. Оказывается, я скучала сильнее, чем позволяла себе думать.
Исходящий жар от крепкого мужского тела бесцеремонно забирался под одежду. Ласкал и гладил, пощипывал и опалял. Грудь высоко вздымалась от участившегося дыхания. Я боялась. Боялась увидеть в ореховых глазах отвращение, презрение, ненависть. Боялась найти в них подтверждение своим переживаниям.
Почему он молчит? Стоит позади и уничтожает меня своей мощной энергетикой. В голове так и звучит его голос: «Как ты могла, Аня? Я же доверял тебе». Молчаливое нравоучение и порицание, хуже скандала. Лучше бы он кричал, крушил все вокруг, обвинял. А эта разъедающая тишина меня закапывает глубоко в землю.
Не могу!
Резкий разворот, и я почти упираюсь в широкую грудь. Давид обманчиво расслабленный, руки в карманах чёрных брюк, белоснежная рубашка расстегнута на две пуговицы. На шее блестит золотая цепочка, которой не было в последнюю встречу. Неуверенно запрокидываю голову и в ужасе отыскиваю его глаза. Темные, глубокие мерцают чем-то недобрым...
– Не молчи, – едва выдавила из себя слова. Горло сковал болезненный спазм. Я так скучала по нему и вот он здесь, рядом. Из крови и плоти.
Давид продолжает молчать, поглаживая нечитаемым взглядом мое лицо. Он вырисовывал невидимые узоры от бровей к глазам, ниже по своду скул и фокусировался на губах, которые с каждым мгновением начинали сильнее дрожать.
Может вот оно – мое спасение? Жизнь даёт мне второй шанс? Возможность исправить чудовищную ошибку?
– Умоляю, не молчи... Скажи хоть слово..., – шёпотом взмолилась я, прикрыв веки. Солёная слеза выступила из внутреннего уголка глаза и медленно покатилась к губам.
Жаркое прикосновение пропустило через все тело мощный электрический разряд. Каждая клетка ожила и воспряла, точно цветок после длительной засухи. Как же не хватало его тепла и умопомрачительного аромата кожи...
Большим пальцем Давид стер влагу с моей щеки и вновь отстранился.
– Похудела, – наконец сжалился он надо мной. Я робко распахнула глаза и с жадностью нуждающегося впилась взглядом в любимое лицо. Нахмурила брови, пытаясь осознать сказанное.
Очевидное замешательство сподвигло Давида ещё на пару слов, которые воспринялись мной с большим пониманием.
– С расстояния в несколько метров я без труда разглядел твои позвонки. Так нельзя, – рокотал его голос, приятный до мурашек. Пусть в нем и сквозило раздражение, но не было той холодности и отстраненности, которой я так боялась.
– Это потому что я не могу есть, – так же сдавленно прошептала, продолжая тонуть в глубине его красивых глаз.
– Совесть мучает? – игриво изогнул он бровь и насмешливо взглянул из-под густых чёрных ресниц.
Губы затряслись сильнее. Пришлось закусить их и зажмуриться, чтобы слёзы не хлынули водопадом. В последний раз я плакала два месяца назад в самолёте. Тогда мне казалось, что вместе с влагой из меня вышли все эмоции. Отсюда такая отстранённость к происходящему.
– Любишь его? – вдруг в лоб спросил Давид, взглядом вынимая из меня душу.
Я отрицательно замотала головой, отчаянно глотая слёзы. Нет, конечно нет! Как могу я любить кого-то, кроме тебя? Он молчал несколько секунд, пристально разглядывая меня. Словно решал: кто перед ним? Его Аня или чужая предательница, о существовании которой он не хочет больше знать.
– Ты поедешь со мной. Но сначала я разберусь с ним.
– Нет! Пожалуйста! Умоляю тебя, так нельзя. Они все узнают..., – затараторила быстро и горячо, не заметив как мёртвой хваткой вцепилась в предплечья Давида.
– Они? Кто они? – голос Тагаева приобретает ледяные тона. Ещё несколько предложений в таком духе и милый цветочный балкончик превратится в дрейфующий айсберг.
Во второй раз за вечер кровь отхлынула от лица, вызывая слабость и головокружение. Прислонилась лбом к твёрдой груди, удерживая равновесие.
– Я все объясню, пожалуйста... не спрашивай ничего сейчас.
– Жду тебя сегодня в Фиренце, Аня.
От неожиданности я вскинула голову. Он хмурился и играл желваками.
– Но не думай, что это спасёт твоего хахаля от мучительной смерти. Только отсрочит ее.
Давид мягко выпутался из моей хватки и через несколько секунд исчез, оставив после себя оглушающую тишину. Встреча с ним, как ушат ледяной воды. Как прозрение. О чем я вообще думала, когда соглашалась на сделку?
Горько усмехнулась и провела пальцами под глазами. Тушь качественная оказалась, не растеклась смоляными разводами по лицу.
Судорожно вздохнула.
Ни о чем я не думала. Мне было страшно за человека, которого люблю. Откуда взяться здравым мыслям, если на тебя давят гранитной плитой? Если ты ощущаешь себя сапёром. Одно неверное движение, – и жизнь беспощадно размажет тебя по асфальту. Нужно было решать быстро, на горячую голову, пока эмоции бурлили в крови. Не было времени пораскинуть мозгами, все взвесить. Отсюда ошибки, но пока не фатальные, ведь так?
– Ты не себя уговаривай, Аня, а его, – горько усмехнулась и стёрла новую слезу.
Все, надо брать себя в руки. Ольховский моим побегом будет недоволен, но пусть выскажет свои претензии Давиду в лицо. Выскользнув в зал торжества, вытянула шею и отыскала глазами Моретти. Нужно всего лишь сделать больной вид, он отпустит. Обязательно.
Состроив кислую мордашку, я коснулась плеча своего спутника.
– О, синьорина, ты так бледна. Тебе плохо? Надоела вечеринка? – обеспокоено забормотал Амадео, хмуро вглядываясь в мое лицо. Словно столь ярая пристальность поможет ему разобраться в очередной причине моего побега.
– Должно быть, съела что-то несвежее, – продолжала гримасничать и приложила к животу ладонь. – Я бы хотела уехать к себе домой, если это возможно.
Амадео мягко улыбнулся и ласково провёл по моим волосам.
– Не сегодня, красавица. Мы договаривались провести эту ночь вместе, значит так тому и быть. А раз тебе нехорошо, то мы немедленно отправимся ко мне на виллу.
Амадео спустил ладонь к талии и стал быстро прощаться с собеседниками.
– Но... это же твой праздник. Ты не можешь бросить гостей, – дрожащим голосом бормотала, с испугом наблюдая, как Моретти пожимает руки.
– Могу, fragola, ещё как могу...
Простившись с ближайшим окружением, итальянец подхватил меня под локоть и повел к машине. Я вертела головой из стороны в сторону, не хуже совы. Где люди Ольховского? Где Давид? Уже уехал или стоит где-то поблизости? Господи, пусть будет так.
Тошнота подкатывала самая настоящая. В ушах отчаянно барабанила кровь, мысли разбегались и не желали подкидывать идеи для спасения. Между тем, дорогущая машина Амадео плавно передвигалась по городу и вскоре добралась до огромного особняка.
– Ты такая зажатая, детка. Расслабься, я ведь не кусаюсь, – подбадривал мужчина, лаская взглядом каждую чёрточку на моем лице. В животе сворачивался тошнотворный ком. Если он продолжит в том же духе, то меня очень убедительно стошнит в его гостиной. Интересно, после подобного инцидента он по-прежнему будет считать меня неотразимой?
Амадео стремительно вышагивал по широкому холлу к мраморной лестнице, увлекая меня за собой. Он так торопился, что даже не снял обувь. Из входной двери пулей пролетел к лестничному проему, даже не предлагая осмотреть дом.
– Амадео... я ведь правда себя неважно чувствую, – вращала кистью в его сжатой ладони, отвоевывая себе мнимую свободу. Но мужчина крепче стискивал ее и широко улыбался.
– То голова болит, то настроения нет, то не готова... Анна, в чем дело? Ты боишься меня? Я не сделаю тебе больно, обещаю.
Я озиралась по сторонам и судорожно пыталась придумать хоть что-нибудь, что поможет мне переубедить его. Присутствие Давида в Италии придавало какой-то скрытой уверенности и четкого осознания, что я не могу допустить роковой ошибки. Не могу подпустить Моретти слишком близко.
– Ты прав. Мне нужно немного расслабиться. Может, выпьем вина? Поговорим? Покажешь мне дом, – я перестала сопротивляться и мягко улыбнулась мужчине. На насильника итальянец похож не был, но мало ли. Мариную его уже два месяца, у любого так крыша уедет. Если сейчас он скажет «нет», то придётся принимать крайние меры. Ваза на декоративной тумбочке выглядит достаточно тяжёлой, чтобы лишить сознания, но, при это, не отправить его за черту.
Амадео немного подумал и вздохнул.
– Бутылочка красного не помешает, а дом покажу утром. В солнечном свете он выглядит гораздо интереснее.
Мужчина перестал тянуть меня к предполагаемой спальне и мы спустились в гостиную. Справедливости ради, стоит сказать, что Амадео не так плох, каким показался с первого раза. Не отбитый на всю голову. Есть у него стержень и внутренние правила, которые он неукоснительно соблюдает.
Наверх мы поднимались так быстро, что хозяин дома даже не удосужился включить свет. Зато теперь щелкнул выключателем, готовый отыскать бутылочку дорогого вина. Когда тёплое свечение разлилось по комнате, я даже вскрикнула. Посередине гостиной стоял Давид с вытянутой перед собой рукой. Движение большого пальца сопроводил щелчок предохранится.
– Убери от неё руки, – низкий голос Тагаева стал выражено грудным. Глаза переливались лихорадочным блеском, все мышцы подобраны, как перед броском. Увидев его, я испытала облегчение и новый прилив тревоги одновременно. Мой обман завёл слишком далеко.
– Не стану спрашивать, как ты обошёл охрану, – по-русски хмыкнул Амадео. – Но надеюсь дорогу ты запомнил, потому что тебе здесь не рады.
– Последнее предупреждение, итальяшка. Убери руки от моей женщины, или твои мозги разлетятся по комнате.
– Твоей? Ты сам ее бросил, а теперь решил отобрать у меня?
Мужчины вцепились друг в друга взглядами. Уступать ни один не собирался, разговор постепенно переходил на повышенные тона.
– Что значит бросил? – недоуменный ореховый взгляд скользнул ко мне. Сердце бешено заколотилось в груди, ладошки похолодели, словно меня застали на месте преступления. Светят огромным прожектором, одну меня отделяя от темноты.
– Аня, ты не хочешь ничего объяснить? – уже настойчивее потребовал Давид, продолжая держать пушку нацеленной на лоб Амадео.
– Она тебе ничего не должна, Дато. Убирайся из моего дома, – по-итальянски горячо размахивал руками Моретти.
– Аня, – прорычал Давид, на мгновение отпустив фигуру итальянца из фокуса. Этих временных капель хватило, чтобы Амадео вытащил пистолет и направил его на Давида.
Я испуганно охнула, неосознанно отпрыгивая от Моретти и занимая место между ними. Со стороны они выглядели, как дуэлянты. Вытянутые руки, оружие в пальцах, уверенность в глазах и женщина, право на которую они отстаивают.
– Я лагала вам обоим! – выкрикнула и крепко зажмурилась, будто это помогло бы мне исправить ситуацию. Мои слова сродни выстрелу, оглушили присутствующих на миг погружая нас в тишину.
Не раскрывая глаз, дабы не утратить смелость, я быстро заговорила, выкладывая неприглядную правду.
– За пределами этого дома за тобой, Амадео, следит фсбшник, одержимый идеей поймать на горячем и упечь за решётку самого изворотливого итальянца. Ему интересен трафик оружия: поставщики, таможенники, водные пути, склады, фамилии подельников, – все, что позволило бы распутать хитросплетения и устроить взятие с поличным. Я здесь для этого.
Повернулась к Моретти и заглянула в ошарашенные глаза.
– Он вынудил меня, – извиняющимся тоном проговорила я. Почему-то вину я ощущала не только перед Давидом. – Девушка, с которой ты был у нас на вечеринке, на самом деле работала под прикрытием. Но когда ты не очаровался ей в должной степени, выбор Ольховского пал на меня..., – за моей спиной скрипнули зубы Давида. Развернулась к нему лицом и продолжила: – Полковник приехал тем вечером, когда мы семейно ужинали дома. Привёз твою рубашку. Ту самую, которую я не смогла отстирать и выбросила в мусор. С кровью Тагира. Показал постановление об аресте и предупредил, что если я не соглашусь на его условия, то тебя посадят в тюрьму... надолго. Разве могла я поступить иначе? – горло перехватило колючей проволокой, а потому получалось только шептать. Если продолжу говорить, точно расплачусь. От облегчения... Я призналась, но вопреки ожиданиям, небо на землю не упало. Зато с плеч скатилась пара тонн. Они развернулись, возвращая спине красивую осанку.
Мужчины напряженно молчали. Обмозговывали. Пистолеты по-прежнему находились в боевой готовности, но нависшая угроза постепенно утрачивало густоту. Амадео опустил оружие первым. Щелкнул затвором и небрежно кинул макар на тумбу.
– Ты успела передать ему какую-то информацию?
– Нет, – закрутила головой, покусывая губы.
– Посажу гаденыша в контейнер и пущу в кругосветку. Без еды, воды и разумной компании, – устало вздохнул мужчина и растер висок.
– Есть идея получше. – заявил Давид, пряча свой огнестрел за пояс брюк. Злость ещё клубилась возле него, мелькала на дне расширенных зрачков, но помимо неё появились облегчение, капелька азарта и вызов. Он не испугался возможности загреметь в тюрьму, а принял ее как данность, подстегивающую к решительным действиям.
– Отплатим ему той же монетой.
