Текст книги "Наследница (СИ)"
Автор книги: Алина Островская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
– Да ну тебя, – отмахнулась от Евы, мечтательно улыбаясь. Ну вот зачем она мне это сказала? Больше же ни о чем думать не смогу...
Так и случилось. С нашей встречи прошло несколько дней, а я до сих пор при виде Давида только об этих словах вспоминаю, да гадаю: любит или нет?
Давид
В моей жизни происходит какая-то лютая хрень. Я прям чувствую, как перестаю быть хозяином своих помыслов, желаний, действий. Раздражение и агрессия достигли таких пределов, что выливаются через края и затапливают все вокруг. От дурного настроения страдают не только окружающие меня люди, но и я сам. А всему виной эта маленькая заноза, проникающая глубже в душу с каждым новым днём.
Поначалу про ведьму я, конечно же, шутил, а вот теперь даже не знаю... Рациональное зерно в этом имеется. Иначе как объяснить, что меня так задевают ее слова?
Не может она! Без любви!
С этим слащавым упарем, значит, может, а я что же? Рожей не вышел? И самое отвратительное в этой ситуации, что меня бесит не ее отказ, а слова. Ядовитые, кислотные, разъедающие внутренности. Выкинуть их из головы не получается, сколько ни пытался.
Почему-то знать, что именно ей я безразличен – неприятно. Может, я просто привык к тому, что любая женщина впадает в восторг от моего внимания? Поэтому ее признание меня так задевает?
Такими темпами скоро придётся к мозгоправу идти. Надо завязывать, а то я помешался.
Вырубил двигатель и оглядел дом. С таким удовольствием я в него никогда не возвращался. Все-таки осознание, что она там, под присмотром, без этого долбанного Артёма греет душу.
Тагир нашёлся. Я выпустил на него всю злость и теперь его везут на прогулку в лес. Все, эта история закончилась позитивно. Но как теперь быть с Аней? Рассказать правду? Тогда она тут же съедет и упадёт в объятия маменькиного сынка. Может его тоже в лес?
Так, Давид, тормози. Хочешь себе женщину? Завоюй ее. Нет крепости, которую невозможно взять. И что дальше? Добьюсь ее, а потом? Зачем тебе она, Давид? Реши для себя и не порть девочке жизнь из-за своих хотелок. Давай, мужик, соберись.
Вздохнул, прошёлся пятерней по волосам, немного поморщился. Кулаки сбиты в кровь после нашего продуктивного общения с Тагиром.
Дом встретил меня аппетитным ароматом еды. На кухне играла музыка, негромко шумела вытяжка и стучал нож. Отлично, значит у меня есть время привести себя в порядок. А то эти пятна крови на белой рубашке выглядят несколько вызывающе. Прошёл в ванную, закатал рукава и подставил кулаки под холодную воду. Костяшки фиолетово-синие. Сложно было себя остановить.
– Ты уже вернулся? О, боже, что с твоими руками?
В отражении зеркала я выхватил обеспокоенный взгляд и тут же ощутил прикосновение к своему плечу. Тёплое, ласковое, заботливое. Аня скользнула мимо меня и уставилась в раковину. Кровь стекала по белым стенкам и закручивалась в небольшой водоворот.
– Что случилось? – она тут же метнула взгляд к моему лицу, проверяя, нет ли на нем ушибов и ссадин.
– Все нормально. Подрался.
– Нужно обработать раны, я принесу аптечку.
– Не надо.
Но кто будет слушать? Девушка уже стрелой выскочила из ванной. Я ещё немного промыл кулаки, умылся, стянул рубашку и кинул ее в корзину для белья. Когда вышел в гостиную, Аня на диване уже развернула мобильный госпиталь.
Забавная.
– Иди сюда, садись.
Что ж, хочет поиграть в доктора, пусть поиграет. Присел рядом и окинул ее взглядом. Нарядная, с макияжем чуть ярче обычного. Она прям вот в этом шикарном платье и готовила?
– Что за повод?
– Мм? – Аня бросила на меня мимолётный взгляд, слегка нахмурилась, как бы смущаясь, и заправила локон за ухо.
– Твой наряд, укладка... все это, – пояснил, блуждая по ней глазами.
– Эммануэль готов к открытию. Это наша совместная работа и я подумала, что было бы хорошо отметить, – медленно и терпеливо проговаривала она, обрабатывая раны на кистях.
– Мы могли бы сходить куда-нибудь, чтобы ты не напрягалась на кухне.
– О, не беспокойся, – застенчиво улыбнулась она, – я не готовила. Заказала несколько блюд в ресторане и накрыла на веранде. Хотелось душевно посидеть без всего этого шума. Если ты не против.
Аня взволновано прикусила губу и подняла на меня взгляд. Эти аквамариновые глаза так странно блестели, загадочно переливались, а ее речь... она стала мягче. И вообще не покидало ощущение, что лиса со мной флиртует, заигрывает.
В груди сердце сделало несколько рваных толчков. Что же она вытворяет со мной...
– Ну, идём. Поужинаем.
Она просияла улыбкой:
– Тебе понравится.
Аня
Перед тем, как выйти на веранду, Давид взял сменную рубашку и накинул на плечи. Хвала всем богам целомудрия. Ибо спокойно смотреть на его рельефное, подтянутое тело может только... да никто не сможет! Взгляд так и липнет к прессу и широким плечам, а когда он поворачивается спиной... Накинул, но не застегнул. Пока он возился с манжетами, я тайком любовалась бронзовой кожей, кое-где исчерченной татуировками.
Аня, да возьми же ты себя в руки наконец! Когда причин его ненавидеть не осталось, ты совсем утратила контроль. Сердце бешено заходится, как будто мне четырнадцать и это первое свидание с мальчиком.
Выдохнула и перевела взгляд на небольшой столик у бассейна.
Я украсила его пионами и белой скатертью. Поставила тонкие высокие подсвечники, положила салфетки, перетянутые серебряными кольцами и в закрытых блюдах подала морепродукты. Так захотелось гребешков и крабов...
Давид многозначительно взглянул на ведёрко со льдом и бутылкой белого сухого вина, потом на высокие бокалы, свечи, цветы и, в конечном итоге, застыл на мне, придерживая пальцами манжет на одной руке. Его фирменный взгляд, выворачивающий все нутро наружу. Он медленно огладил лицо, уделив особое внимание глазам и задерживаясь на губах, потом прошёлся по шее и проследил линии фигуры. Отклонился немного в сторону, чтобы из-за стола увидеть мои ноги, и сжал челюсти, когда заметил те самые босоножки и безобидный золотой браслет. Щетинистый кадык рухнул вниз и поднялся к горлу.
– Красивые босоножки, – сдавленно проговорил он, вскинул брови, отрывая от меня взгляд, и сел за стол. Долго возился с салфеткой, потом открывал бутылку вина все это время хмурясь и специально не поднимая на меня глаз.
Его реакция льстила, а потому я покусывала губы, стараясь сдерживать довольную улыбку.
– Надеюсь, ты любишь морепродукты? Я заказала немного устриц, гребешков, крабов и всего такого, – поднимала крышки блюд, засервированных кусочками лайма и травами.
Давид бросил на меня такой красноречивый взгляд, что не понять его содержание было невозможно. Но я все равно наивно улыбнулась и удивлённо переспросила:
– Что ты так смотришь? Не любишь устриц?
– Последствий не боишься?
– Каких ещё последствий?
– Плохая идея кормить меня афродизиаками, – он откинулся на стул и положил вытянутую руку на стол. Кулак продолжал сочиться кровью...
– Закажем что-нибудь другое? Нам быстро привезут, – продолжала наивно хлопать глазами, как будто не специально организовала именно такой ужин.
– Нет. Я люблю морепродукты, – Давид потянулся к бутылке и налил в бокалы вина. – За обновление Эммануэль, – поднял он тост и залпом выпил напиток. Я же пригубила пару глотков и разложила по тарелкам еду.
– Хороший тост. Кстати, я тут обдумывала варианты открытия. Хотелось бы что-то...
– Я уже все продумал и пригласил самых влиятельных людей города. Проведём закрытую вечеринку в казино. Покажешь своих девочек во всей красе.
– Правда? Спасибо большое! – восхищённо воскликнула я.
Давид кивнул и поднял на меня озорной взгляд:
– Долги копятся. Как расплачиваться планируешь, красотка?
– Хорошо, что ты заговорил об этом, – я отодвинулась на стуле и встала из-за стола. Он тяжело сглотнул и развернулся ко мне, на секунду растерявшись. Когда я прошла мимо него на кухню и взяла увесистый свёрток со стола, он вдруг стал хмурым и настороженно-раздражённым.
– Вот. Тут хватит, чтобы покрыть все долги, связанные с Эммануэль, – я положила свёрток перед ним и заняла своё место.
– Что это?
– Деньги.
– Откуда?
– Какая разница, Давид?
– Отвечай, – прорычал мужчина. Да какая муха его укусила?
– Не стану я отчитываться, – взбунтовалась, складывая руки на груди.
– Кто. Тебе. Их. Дал.
– Я что-то не поняла в связи с чем претензия? – сощурила глаза, сетуя на испорченный ужин. Вот же козел ухоженный. Своим ослиным характером в который раз все испоганил.
– Артём тебе дал их? Вы встречались? За моей спиной?!
– Что значит «за моей спиной»? Ты мне вообще-то не муж! И сбавь тон, я не позволю на себя орать.
– Встречались? Отвечай! – у Давида на лбу от напряжения запульсировала венка. Да так быстро, в минуту ударов сто десять, не меньше.
– Даже если и встречались. Что с того? Ты со своей блондинкой, небось, каждый вечер развлекаешься, а мне что, нельзя?! – сорвалась я в ответ и рывком встала из-за стола. – Благодарю за испорченный ужин, Давид Юрьевич, – разгневанно швырнула тканевую салфетку на стол и зашагала к кухне.
– Сядь! Я не договорил!
– Да пошёл ты! Нормального отношения вообще не понимаешь!
– Я сказал: стоять! – взорвался мужчина, подскакивая со своего места. Ротанговое кресло с грохотом опрокинулось назад. Давид подскочил ко мне и в излюбленной манере схватил за запястье. Дёрнул, разворачивая к себе лицом.
– Отпусти немедленно, садист хренов, – прошипела сквозь зубы. Как же я зла на него! Настолько, что ещё капля и в душе снова полыхнёт ненависть.
– Отвечай. Ты была с ним?! – Давид наклонился, заглядывая мне в глаза. Одержимость и ярость – вот, что я в них разглядела.
– Я не твоя собственность, Тагаев. Отпусти и разойдёмся по-дружески, – отчеканила, бесстрашно глядя в ореховые глаза.
– По-дружески? – усмехнулся он.
– Хочешь остаться врагами? – изогнула бровь и дёрнула руку на себя. Нет, держит крепко, черт рогатый.
– Может хватит?
– Что хватит?
– Притворяться, что между нами ничего нет! – импульсивно проорал он в ответ и отшагнул назад.
Я непонимающе моргнула и едва выдавила слова из внезапно пересохшего горла:
– А разве что-то есть?
Давид пропустил пятерню сквозь взлохмаченные волосы и отвёл взгляд в сторону. Крылья носа раздувались, как у быка. Грудь наполнялась бешеным объёмом кислорода, но он не гасил ту бурю, что отображалась сейчас на мужественном лице. Злость, растерянность, непонимание. Все это беспорядочно мелькало в идеальных чертах до тех пор, пока не оказалось смыто решимостью. Настоящей. Мужской. Она блеснула сталью в расширенных зрачках и закалила заострившееся черты лица.
– Я убью этого щенка. Он больше никогда не коснётся тебя, – как из преисподней пророкотал его голос.
– Между нами только твоя ревность, Давид. Твое эго и самолюбие. Больше ничего! – в сердцах бросила ему голосом, дрожащим от ярости.
– Ничего?! – взревел он и в один шаг оказался рядом. Схватил мою ладонь и приложил к своей горячей груди. Там, где мощными толчками в ребра вколачивалось сердце. – Это, ты называешь ничего?! Или то, что снишься каждую ночь? Или, что забралась ко мне в голову и отравила собой любые мысли?! А, может, «ничего» – это то, как я сгораю дотла стоит лишь нам оказаться рядом?! Я безумец, Аня! Я схожу с ума! По тебе! Слышишь?! Ты причина всех моих метаний! И я не могу спокойно жить с мыслью, что ты принадлежишь другому! Прости, но мне проще сломать ему хребет. Ты меня и так ненавидишь, ничего, переживу, – размахивал он свободной рукой, выплёскивая эмоции вовне.
А мое сердце с каждым его словом разгонялось все быстрее и быстрее, как в центрифуге. А когда он умолк, я ладонью, прижатой к его груди, смяла рубашку в кулак и притянула к себе.
В одно мгновение наши губы слились в поцелуе. Искрометном. Страстном. Голодном. Я тянулась к нему на носочках и целовала с таким удовольствием, что кружилась голова. Его тепло, крепкие объятия, в которые он тут же сгрёб меня, терпкий аромат духов и осознание, что это безумие взаимно, будоражили. Распаляли.
– Аняя... что же ты вытворяешь со мной, девочка, – горячо шептал Давид, посыпая поцелуями скулы и шею. – Я же не смогу остановиться... зачем ты... все это... затеяла, – между поцелуями бормотал он.
– А я не хочу, чтобы ты останавливался..., – выдохнула ему на ушко, зарываясь пальцами в мягких прядях.
Давид на мгновение отстранился и заглянул мне в глаза, оценивая девичью решимость. Ничего он там не увидит, кроме нежности и страсти. Первобытного желания касаться и быть согретой мужским теплом. Ни одной рассудительной мысли. Только алый туман и обострившиеся инстинкты.
Тихий, утробный рык вырвался из его груди и широкие ладони тут же обхватили ягодицы. Давид приподнял меня над землей и прижал к себе. Я интуитивно обвила его торс ногами, отыскивая упрямые мужские губы. Какое же все-таки блаженство касаться их.
В таком интересном положении он вошёл на кухню и усадил меня на столешницу. По отдельности поцеловал верхнюю и нижнюю губы, с небольшим нажимом очертил их контур подушечкой большого пальца и чувственно заглянул в глаза. Мы надрывно дышали, пытаясь понять пламя, так внезапно полыхнувшее между нами. Но мысли вяло текли отклоняя попытки анализа.
Все потом... не сейчас.
– Скажи, что ты не его, – прохрипел Давид, утыкаясь лбом в мою вздымающуюся грудь. Щемящая нежность, котоподобная.
– Не его, – согласилась, словно загипнотизированная. – И никогда не была.
Давид поднял на меня изумлённый, затуманенный взгляд.
– Я с Тёмой никогда не встречалась. Он не в моем вкусе, – призналась, еле сдерживая улыбку.
– Как же меня бесит твой характер..., – рыкнул Давид и, уже аккуратно прихватывая нижнюю губу, прохрипел, – ... бесит и ужасно заводит.
Мужчина подхватил меня на руки и, совершенно точно, направился в спальню. Сквозь непрерывный поток поцелуев я не успевала паниковать. Только где-то на задворках разума слабо поднимала голову неуверенность. Но ее робкие попытки воздействовать на меня сметались ураганом желания и страсти. Мир вокруг больше не существовал. Остались только мы и та магия, что творилась между неравнодушными друг к другу людьми.
Давид посадил меня на краешек кровати, а сам опустился на корточки. Бережно, по одной снял босоножки и помассировал ступни. Поцеловал округлую косточку голени, подцепил пальцем браслет и проложил горячую дорожку до самых колен. Он не торопился, смаковал каждое прикосновение, ласку, ловил каждый вздох. Наслаждался моментом, которого так долго ждал.
Сильные руки скользили по ногам, добрались до бёдер и устремились выше, сминая под собой ткань платья. Одним уверенным движением Давид стянул с меня одежду и откинул в сторону. Щеки вспыхнули алым смущением от львиного взгляда, внимательно изучающего каждый изгиб тела.
– Было преступлением скрывать от меня это, – промурлыкал он.
– Я не скрывала. Ты сам выбирал других.
Он задумчиво хмыкнул и накрыл мои губы поцелуем. Одно касание выбило из головы мысли, одна ласка разожгла огонь внутри, один мужчина поглотил все страхи и сомнения. Я словно застряла между эфемерным чувственным и реальным мирами. Полностью растворяясь в тактильных ощущениях. А тех было много. Бесконечно много.
Горячие умелые руки гладили, ласкали, массировали все, до чего дотягивались. Губы плавили поцелуями тонкую кожу ключиц и шеи. Я только и делала, что льнула к крепкому мужскому телу и подставлялась под нескончаемый поток нежности.
Раскалённое железо струилось по венам, делая каждое нервное окончание оголенным, сверхвосприимчивым. И Давид с большим удовольствием играл на струнах моего тела, выпивая поцелуем одобрительные полустоны. Виртуоз, ни дать ни взять.
В потоке чувственных касаний я упустила момент, когда мы оказались совсем без одежды, в тесных объятиях друг друга. Осознание вдруг пролетело стрелой, слегка отрезвляя. Ни сказать, что я из тех девушек, которые боятся своего первого раза, но небольшой холодок по телу пробежал, покрывая кожу мурашками.
– Что такое? – промурчал мужчина, скользя шершавыми ладонями по животу.
– Мне нужно кое-что сказать, – прошептала ему в губы.
– Это не может подождать? – продолжал он посыпать короткими поцелуями лицо, а затем в знак своих серьёзных намерений вернулся к губам и... Как же умопомрачительно он целуется...
– Не может..., – промычала я.
Давид нехотя отстранился и вопросительно заглянул мне в глаза. Ждет, жадно разглядывая припухшие от его стараний губы. Где бы смелости набраться, чтобы сказать? Стыдно предстать перед ним неопытной девчонкой...
– На счёт три я продолжу делать то, что нам обоим так нравится и больше не остановлюсь... Раз... Ради всего святого прекрати кусать губы... Два...
Черт, а я и не заметила, как прикусила их.
– Ты теряешь время зря, малышка... Ну? Говоришь? Нет? Тогда три. Прости, я и так слишком долго тебя ждал, – Давид снова наклонился ко мне, а я зажмурилась и с колотящимся от стыда сердцем призналась:
– У меня не было.
Мужчина замер в миллиметре от поцелуя и медленно отклонился, чтобы хорошо видеть мое лицо.
– Мм?
– Не было никого, – робко повторила, считывая его эмоции. Нахмуренные брови расправились, взгляд стал мягким, тёплым, ликующим. Красивая улыбка озарила его лицо и эти сумасводящие клыки...
– Ты только моя. Была, есть и будешь, – довольно проурчал Давид и с особым упоением продолжил высекать из меня искры, стоны и вздохи.
Когда я засыпала на его груди, Давид задумчиво пропускал сквозь пальцы взлохмаченные пряди моих волос. Мне бы и хотелось спросить о чем он думает, но веки тяжелели, а приятная истома беспощадно убаюкивала. Позже, сквозь сон, я ощутила лёгкий поцелуй в плечо, а затем услышала тихое-тихое:
– Я всегда выбирал тебя.
Глава 10
Томное утро разбавило мое пробуждение тонким ароматом пионов. Я поначалу даже растерялась и не поняла, где нахожусь. Но воспоминания пылкой ночи моментально обрушились на меня, окрашивая щеки в румянец и растягивая на губах мечтательную улыбку. Распахнула глаза и подтянулось на руках, усаживаясь у мягкого изголовья кровати. Прижимая к груди темно-синюю шёлковую простынь, окинула взглядом тысячи любимых цветов, морем разлившихся по комнате. В прозрачных вазах они стояли повсюду, яблоку негде упасть.
На фоне сдержанного, чисто мужского интерьера комнаты, их бело-розовые лепестки смотрелись несколько необычно. Я провела ладонью по смятой простыни там, где должен был быть Давид, но место уже успело остыть. Давно встал.
Может и к лучшему? Приведу себя в порядок и соберусь с мыслями. Цветы однозначно дают понять, что вчерашняя ночь не была для него ошибкой, но от этого степень смущения не уменьшается. Между нами есть недомолвки и недопонимая, но, быть может, это все решаемо?
Плотнее завернулась в простынь и подошла к ближайшей вазе. Вдохнула потрясающий аромат, полюбовалась необыкновенными лепестками и прошлёпала к ванной. Шёлк скользнул к ногам и растёкся лужицей, перешагнула его и вошла в душевую кабину. В отличие от моей комнаты, у Давида был установлен тропический душ с массажем и разными режимами подачи воды прямо из потолка. После такой ночи не мешало бы немного расслабить ноющие мышцы. Нажала подходящие кнопки, комнату заполонило умиротворяющее шуршание воды, под которую я с наслаждением подставила тело.
Мысли водоворотом закручивались в голове, толкались и толпились, не давая обдумать что-то одно. Я от одного эпизода перепрыгивала на другой, потом вспоминала третий и вот так хаотично, по крупицам восстанавливала вчерашний вечер. Давид так и не сказал мне, что любит. Но разве обязательно произносить именно это слово? Он показался мне таким искренним, откровенным и оттого обезоруженным, беззащитным. Чувства к женщине для него, должно быть, слабость. Но он все равно принял их... или уже не мог себя держать.
В какой-то момент меня обдало ветерком, так что кожа покрылась мурашками, а затем горячие мужские ладони скользнули по упругому животу и мягко сжали грудь. От внезапности я вздрогнула, но не вскрикнула.
– Доброе утро, моя нежная, – Давид плотно прижался к моей спине и щелкнул кнопкой душа, ставя напор на минимум. Запечатлел поцелуй на шее, царапнув нежную кожу щетиной.
– Доброе, – улыбнулась я и откинула голову на его грудь, подставляя шею под ласки. – Спасибо за цветы, они прекрасны.
– Тебя ещё ждал завтрак в постель, но теперь я подумываю с ним повременить, – прошептал мужчина.
Из душа выбрались в состоянии любовного опьянения. У меня ноги подрагивали и норовили уронить хозяйку на пол. Но Давид предусмотрительно поддерживал меня под локоть и помог добраться до кровати. Сам он выглядел довольно бодрым и был чрезвычайно улыбчив.
– Кофе остыл, я сделаю новый.
– Нет, не уходи. Я люблю и холодный, – в подтверждение своих слов подняла кружку с подноса и сделала глоток. – Не хочется тебя отпускать прямо сейчас..., – тихонько добавила, блуждая по обнажённому торсу. Белый полотенец, обвитый вокруг бёдер придавал такой пикантности зрелищу, что глаз не отвести. Мужчина ухмыльнулся на одну сторону и присел рядом.
– Здесь ветчина, сыр, булочки и яичница с беконом. Только она тоже остыла. Но ты ведь так любишь, да? – хитро взглянул на меня и вопросительно изогнул бровь.
– Люблю...
Давид выразительно глядел мне в глаза и через несколько секунд, предварительно прочистив горло, спросил:
– Мы ведь все ещё говорим о яичнице или...? Мне просто показалось, что...
– Как странно видеть тебя неуверенным, Давид Юрьевич. Теряешь хватку, ая-яй, – свернула ломтик ветчины в трубочку и отправила в рот. Есть хотелось зверски.
– Не нарывайся, а то..., – мужчина сделал вид, будто собирается развязать полотенец.
– Сначала завтрак, а потом... хотя, тебе, наверное, надо на работу? Да и мне тоже.
– Не сегодня. Дела подождут, так что выбирай, чем будем заниматься? Ресторан? Парк? Я даже согласен на театр. А хочешь, слетаем куда-нибудь одним днём? Париж? Венеция? Лондон?
– Если сегодня объявляется внеплановый выходной, то предлагаю провести его в объятиях друг друга. Когда ещё выпадет такой шанс понежиться?
– Тогда закажем еды, посмотрим фильмы и поплаваем в бассейне?
– Что может быть лучше?
На работу мы не ходили до конца недели. Давид управлялся с делами по телефону, а я в свободное время планировала вечеринку в честь перерождения Эммануэль. Он, по правде, не давал мне его слишком много. Даже когда обсуждал какие-то сверхважные вопросы с заместителем (а у него оказывается есть нормальный бизнес без криминала) целовал мне голени и колени. Я даже подумать не могла, что его неочевидный поначалу фетиш окажется таких глобальных масштабов. Кому-то грудь подавай, а у этого ноги. Надо признать, его расслабляющий массаж ступней бесподобен. Но и цена у него соответствующая... Хотя, такую плату я готова была отдавать без торга.
Воскресным вечером, перед началом рабочей недели, мы все же решили выползти из объятий друг друга и поужинать в каком-нибудь милом ресторанчике. Меня не покидало фантомное ощущение медового месяца. Если он (медовый месяц) в действительности не такой, тогда замужем нечего делать. Если там не столько ласки, нежности, страсти, внимания и бесконечного обожания, то пусть я останусь старой девой.
Вообще, я за всю жизнь столько не улыбалась, сколько улыбалась с Давидом за эти четыре дня. И в животе щекотало, и сердце замирало, и все его недостатки вдруг стали достоинствами. Словом, влюблённость в красивого мужчину перерастала во что-то сильное. Одна лишь мимолетная мысль, что это все закончится, беспощадно выдирала сердце из груди. Может, поэтому мне хотелось насмотреться, надышаться, нанежиться и запомнить его таким. С весёлым огоньком в глазах, вечно флиртующего и заигрывающего, страстного и обольстительного... Запомнить его моим.
– Так непривычно видеть тебя в одежде, – довольно ухмыльнулся Давид, раскрывая перед собой меню.
Я состроила ему вредную мордашку. Как будто бы он все эти дни проводил в целомудренных нарядах.
– Закажем морепродуктов? – предложила, изогнув бровь.
Мужчина уставился на меня округлёнными глазами.
– В твоём предложении есть скрытый посыл?
– Возможно, – по-деловому протянула, не отрывая взгляд от красочных страниц меню.
– Ты играешь с огнём, девочка.
– А мне может того и надо, – одарила его милой улыбкой и откинулась на спинку кресла.
После наших выходных, взгляда Давида изменился. Теперь из надменного и душераздирающего, он превратился в тёплый, заботливый и вечно голодный. Мужчина смотрел на меня, как голодающий на корзину с едой. Как жаждущий на кувшин с ключевой водой. Так на меня никто и никогда не смотрел... и боюсь, что не посмотрит.
– Расскажи о себе, – попросила я, когда перед нами материализовались заказанные блюда. Давид принципиально отдал предпочтение мясу, а я взяла салат и вкусненький десерт.
– Что ты хочешь знать?
– Всё.
– Сузь хотя бы до определённых сфер, – усмехнулся он, разделывая ножом бифштекс.
– Расскажи о своей семье.
Давид на мгновение перестал интенсивно жевать, выпрямился и печально застонал.
– Что такое?
«Это все, что осталось от матери» – вспомнились его слова.
– Прости, я не хотела задавать какую-то болезненную тему..., – поспешила исправить ситуацию и накрыла его ладонь своей.
– Все в порядке, просто не знаю, что тебе ответить. Своих биологических родителей я никогда не видел. А приемная семья, в которой жил... В четырнадцать узнал, что меня усыновили и сбежал из дома. С тех пор не видел ни отца, ни мать.
– Как же ты вырос? Четырнадцать это так мало...
– Меня растила улица. Собственно, так и пошёл по наклонной. Долгая история. Не для романтического вечера, красотка, – он улыбнулся на одну сторону и подмигнул. – Давай лучше о тебе. Моя жизнь хреновый предмет для изучения.
– А я что? – задумчиво переспросила, до сих пор оценивая услышанное. Его оставила родная мать... Вот, откуда эта потребность нравиться всем и ни с кем не задерживаться. Чтобы снова не бросили.
– Что думаешь делать с отцовским наследством?
– Ты так уверен, что я его у тебя отсужу?
– Демид знает своё дело, к тому же подпись на завещании действительно подделана. Любой эксперт докажет, – он глотнул вина, глядя поверх бокала на меня.
– И что? Вот так просто ты отдашь мне все обратно? Зачем тогда забирал?
– А может я хотел, чтобы ты приехала ко мне вся такая злая колючка, пышущая ненавистью. Может меня это заводит, – он поиграл бровями и уставился немигающим взглядом.
– Так это все часть твоего плана по моему соблазнению? – подыграла ему, отмечая про себя, что он ловко сливает неудобные вопросы. Хорошо, не хочет говорить, я сама узнаю.
– Конечно. Оставила меня, понимаешь ли, одного. Убежала, не попрощавшись. Отняла полгода твоих ласк и поцелуев. Теперь придётся нагонять упущенное.
– Легко.
– Вот так просто? Может ещё ответишь, откуда деньги взяла на Эммануэль?
– Машину продала.
Он ненадолго задумался, а потом снова ожил:
– Любишь ходить пешком?
– Полезно для здоровья.
– Я так и подумал.
– Чья кровь была на той рубашке? – спросила я, дождавшись пока официант отойдёт от нас на безопасное расстояние.
– Тагира, – спустя несколько секунд сомнений, все-таки признался Давид.
– Ты его нашёл?
– Нашёл. Вам больше ничего не угрожает.
– Почему ты сразу не сказал?
– Я не хотел тебя отпускать...
– Но теперь ты сказал, значит, готов расстаться? – набравшись смелости спросила, безжалостно расчленяя бумажную салфетку пальцами. Так страшно услышать ответ, но не задать вопрос и мучиться в неведении ещё хуже.
– Теперь я надеюсь, что ты сама не захочешь уйти, – Давид тепло взглянул на меня и легонько улыбнулся.
– Чтобы меня удержать придётся внести немного конкретики в наши отношения, Давид Юрьевич.
– Анна Павловна, неужели за эти дни мы так и не конкретизировали их? Есть ещё какие-то сомнения? – уже серьёзнее спросил Давид.
– Женщины любят ушами. Даже если мы о чем-то догадываемся, то непременно хотим это услышать, чтобы точно знать. Понимаешь?
– Понимаю, принцесса. Кушай и поедем домой, я по тебе безумно соскучился.
Внизу живота томительно скрутило, пришлось глотнуть прохладного коктейля, чтобы остудить вдруг полыхнувший огонь.
– Если опасность миновала, то я могу сообщить семье о возможности вернуться в город?
– Я оплачу перелёт, – кивнул Давид.
– Спасибо, – прошептала одними губами, не веря, что в жизни, кажется, все начинает налаживаться.
После ужина мы вернулись домой и эта неторопливая ночь, наполненная трепетной лаской и безграничной нежностью, постепенно сводила с ума. Я плавилась в мужских руках, задыхалась от нахлынувших чувств и держала себя. Держала из последних сил, чтобы не сказать ему о своей любви. Мне было по-прежнему страшно. Если я признаюсь, то между нами не останется секретов, а у меня брони, в которую можно будет спрятаться в случае опасности. Останусь обнажена и беззащитна. Отдана на его суд и на его милость.
И как бы сердце ни рвалось к нему, как бы ни пела душа, я сумела удержать эти порывы. Прикусить язык и молчать. За меня говорили слёзы, молчаливо катившиеся из глаз. Давид бережно собирал их губами и шептал, шептал, шептал... Порывисто, страстно, самозабвенно. Но ни одно словно не стелилось бальзамом на душу, ведь в его речах не звучало простое и емкое «люблю».
Утро получилось скомканным. Совместный завтрак прерывался разрывающимся телефоном Давида и его раздражением на сей факт. Он цедил кружку кофе сорок минут и так не допил ее до конца. В итоге поцеловал меня в губы и пообещал вечером устроить небольшой сюрприз. Предложил остаться дома и ещё немного понежиться без него в кровати. Конечно же я не собиралась этим заниматься. У меня тоже важные дела, как минимум, встретиться с Демидом Алексеевичем и вытрясти из него всю правду. А в остальное время заняться подготовкой мероприятия для Эммануэль. Открытие в конце недели меня ужасно волновало. Все должно быть идеальным, а для этого надо качественно поработать.
Рокоссовский забрался в самый высотный бизнес-центр города. Его фирма расположились на последних этажах и позволяла из окон разглядеть потрясающую панораму. Чем я собственно и занималась, пока ожидала приема. Педантичность владельца офиса сквозила в деталях. От безупречно уложенной причёски секретаря, до идеально ровно сложённых бумаг и принадлежностей на столе. Даже декоративные подушки на диване для ожидания стояли в одинаковом положении без единого залома. Как будто на этой софе никто и никогда не сидел. Страшно представить, какие методы Демид Алексеевич использует, чтобы добиться такой вышколенности своих сотрудников.
Двери в кабинет Рокоссовского открылись, и из них вышла целая делегация деловых джентельменов. В дорогих костюмах, с золотыми часами и уложенными причёсками. Кандидаты на обложку журнала GQ. Самый вертлявый-крутлявый подмигнул мне и раскрепощённо улыбнулся. Процессию заключил Демид, схлопывающий полы пиджака и застёгивающий его на одну пуговицу. Мужчина бросил взгляд на часы, стоимостью с новенький автомобиль, и обратился к своему секретарю:
