Текст книги "Наследница (СИ)"
Автор книги: Алина Островская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Горькое осознание развязало язык. Мама всегда учила: не обязательного говорить то, что думаешь. Иногда надо придержать козырь в рукаве. Но это так сложно, когда из тебя рвётся вулкан слов...
– Стыдно.
– Что стыдно? – удивился он.
– Стыдно, что я раньше не догадалась.
– О чем?
– Ты отправляешь нас в это захолустье, чтобы я не смогла содержать себя и мою семью. Чтобы потом на коленях приползла к тебе в мольбе поиметь меня за кусок мяса? Так получается?
Он кинул в мою сторону мрачный, предупреждающий взгляд и плотно сжал челюсти. Но меня уже было не остановить.
– Одним выстрелом – двух зайцев, да? Будь я за тысячу километров дело с наследством проще всего замять. Кому-то занести, кого-то напугать, где-то подтасовать. Никто не помешает тебе заграбастать все имущество Березовских и, как вишенка на торте, – я, промаринованная голодом и нищетой. Невесело хмыкнула и, немного обождав, продолжила.
– Только знаешь что? Я лучше землю грызть буду, но с тобой не лягу.
Смерила его презрительным взглядом и выскочила из машины, пока горел красный цвет светофора. Не забыла и со всей силы шандарахнуть дверью. Ему назло. Знаю, как он бесится, когда вот так небрежно относятся к машине.
Глава 4
Брести вдоль шумного шоссе мне не понравилось. Мало того, что вонь выхлопных газов въедалась в кожу и волосы, так ещё и светлая ткань платья, казалось, посерела от дизельных испарений. Благо испытание быстро закончилось и я шмыгнула в спокойную лесопарковую зону. Прогуляться не мешало бы, только после шоссе я напоминала себе работника автосервиса. Во всяком случае пахала точно так.
На каблуках пройти пару километров до машины оказалось непросто. На середине пути пришлось снять туфли и шлепать по брусчатке босиком. Теперь и пятки будут, как у трубочиста.
Но это все мелочи в сравнении с желанием Давида сослать мою семью в Сибирь. Узурпатор, блин. Зато путь преодолевала на чистой ненависти и злости. Хорошее топливо, экологичное.
С облегчением уселась в свою ласточку и поцеловала кожу руля.
– Прости, девочка. Меня Бармалей с собой уволок. Я не по своей воле тебя оставила.
Урчащий звук двигателя немного успокоил и до дома добралась почти на автомате. Усталость от нервного перенапряжения накрывала лавиной. Все, о чем я мечтала по пути – расслабляющая ванная с лавандой и много сладкой клубники. А получила – «сарай» Давида, припаркованный у входа в особняк.
– Ну неееет! Нет! Ты шутишь? – простонала я и стукнулась головой об руль. Перевела взгляд на икону, эргономично вписавшуюся в панель под встроенными часами, и трагично вопросила: – за что мне это наказание?
Выбралась из машины и раздраженно зашагала к входной двери. Весь короткий путь упрямо просила: «Избавь, Боже, от козлячей рожи». Но дверь мне открыл Давид. Стало быть, недостаточно хорошо просила.
– Уже вернулась? Быстро ты, – сухо констатировал мужчина, встряхнув часы на запястье.
– Ненавижу, – прошипела я, протиснулась мимо него и тут же скользнула в ванную, хлопнув перед любопытным мужским носом дверью. Включила кран, заполняя комнату умиротворяющим шумом воды. Придирчиво осмотрела себя в зеркале, помыла руки и промокнула лицо влажным полотенцем, унимая жар полыхающих щёк. Взбила пятерней завитые локоны, покрутилась вокруг своей оси, в поисках подтверждения его слов про упругий тыл. Черт возьми, ещё утром платье не казалось таким облегающим. А сейчас облепило, как вторая кожа! Попыталась оттянуть ткань, но она со шлепком вернулась на место, принимая округлые формы ягодиц.
Ну и пусть!
Пусть хоть слюной захлебнётся в нашей гостиной. Почему я должна упрощать ему существование?
Теперь в глазах заблестел азарт. Опасно, конечно, с бандитом в такие игры играть, но и я не пальцем деланная. Тем более, что мой отъезд к бабуле вопрос почти решённый, судя по его визиту. Ну вот и пусть потом по ночам вспоминает да конфузится, как неопытный подросток.
Из сумочки вынула помаду и подкрасила губы, вытерла припыленные ступни влажным полотенцем, расправила плечи и смело вышла из укрытия.
За дверью меня никто не караулил – уже что-то. Мамин голос приглушенно лился из столовой. Не кричит, не скандалит, не умывается слезами.
Гхм. Значит ли это, что я рано разволновалась?
– Всем привет, – бодро поприветствовала домочадцев. Федя скукоженный, как сухофрукт, с преувеличенным интересом разглядывал свои пальцы, мама наливала чай, а Маша... Маша пригрелась на коленях у незваного гостя и озорно болтыхала ногами.
– Можно тебя поздравить? – ласково улыбнулась мама, подняв на меня глаза.
– Да, – кивнула я.
– Отлично?
– Угу.
Давид перевёл на меня сосредоточенный взгляд и я немного стушевалась. Обсуждать при нем свои успехи в учебе мне хотелось меньше всего. Это слишком личное что ли.
– Ты сегодня сдавала экзамен? – уточнил мужчина, но ответить я не успела.
– Очередная пятёрка и точка в вопросе получения красного диплома, – с гордостью похвалилась мама.
– Вот как, – он задумчиво кивнул, – стало быть, на носу выпускной?
Я села напротив него и сквозь милейшую улыбку протянула:
– Не твое дело.
– Аня, – цыкнула мама, – как ты разговариваешь с дорогим гостем?
– Дорогим? С этого места поподробнее.
– Дядя Давид привёз мне вооот такую коробку сладостей, – Маруся развела маленькие ручки в стороны, показывая размер подарка, – а ещё куклу. Сейчас покажу, – она скатилась с мужских колен и вприпрыжку понеслась к себе в комнату.
Я укоризненно сощурила глаза. Малую подкупил, а что же остальные?
– Федя, а ты чего молчишь? – понадеялась я на поддержку брата. Он сгорбился ещё сильнее и упрямо поджал губу. Говорить не собирается. Хорошо.
Мама уселась рядом со мной и поставила на стол поднос с пирожными.
– Ну что ты, доченька, такая неприветливая. Мы наконец-то познакомились с твоим спасителем. Я давно хотела, – щебетала мама, сверкая напряжённой улыбкой.
Что-то тут не так. Я же ей рассказывала о подделке завещания? Рассказывала. Тогда какого, простите, хрена?
Похоже этот вопрос молнией промелькнул в моих глазах и тенью ошеломления лёг на лицо, потому как мама поспешила объясниться. Она пододвинула ко мне стопку бумаг и продолжила мягко стелить.
– Вот, посмотри, дочка. У Паши, оказывается, были долги. Большие. А Давид... Юрьевич выкупил их и готов отдать нам все бумаги.
– Какое благородство, – иронично фыркнула я и скрестила руки на груди, – только уверена, всему есть цена.
Ореховые глаза Давида застыли на моем лице и таинственно заискрились. В них плясал тёмный, нехороший огонёк предвкушения.
– Я бы не назвала это ценой. Скорее просьбой, – между тем не прекращала разжёвывать для меня ситуацию мама. Да что он с ней сделал? Поёт в его честь дифирамбы, словно он герой какой, а не последний негодяй.
– Завтра вы уедете к Нине Алексеевне. Это мое условие, – ровным тоном, вполголоса подвёл черту Давид перед мамиными попытками подстелить соломку.
– Урааа! Мы к бабе едем! – взвизгнула Маруся, прижимая к себе красивую куклу.
– А ты, Федь? Тоже рад? – перевела на брата раздражённый взгляд. – Рад бросить привычный уклад и укатить в глубинку?
Он прочистил горло, выпрямился и так по-взрослому посмотрел на меня, что я даже немного растерялась.
– Аня, не устраивай концерт. Не позорь отца, – его голос перестал ломаться где-то полгода назад и теперь звучал так, будто брат все время говорит, уткнувшись лицом в пустую коробку – «бу бу бу». По крайней мере я слышу именно так.
– Ты знаешь правила. Он..., – Федя осекся и тут же уважительно исправился, – Давид Юрьевич не обязан что-то предлагать нам взамен. Пока мне не стукнет восемнадцать, наша семья остаётся без покровителя и обязана подчиняться ав..., – брат бросил взгляд на увлечённую куклой Машу и подобрал более нейтральное слово, – главному.
– Мне не нравятся эти разговоры, молодой человек. Ты что удумал, м? – возмутилась мама и подорвалась с места. – Идём, Марусь, я тебе мультики включу.
Пока она уводила детские уши от серьёзных разговоров, я переваривала слова Феди. Он что, собрался идти отцовским путём?
– Ты не посмеешь, – предупреждающе прошипела я, позабыв о стороннем наблюдателе нашей маленькой семейной трагедии.
– Не позорь, – сурово потребовал брат, отсекая любую возможность обсуждения своего решения. Я, словно иначе на него посмотрела. Младший брат, похоже, уже не такой маленький, каким я привыкла его считать. – Мы исполним требование авторитета и будем благодарны за погашение долгов.
Я бросила гневливый взгляд на Давида, полагая, что его морда сейчас должна просто лопнуть от радости. Но никакого веселья или злорадного ликования не увидела. Он с непроницаемыми выражением лица смотрел на Федю, не посылая окружающим совершенно никаких эмоций. Полная блокада, щит, броня, называйте как хотите. Как будто дементоры из него высосали всю радость и оставили безжизненный, безучастный кусок... человека.
– Федя! – полушёпотом прокричала мама, ворвавшись обратно в столовую.
– Не сейчас, ма. Проводим гостя и поговорим, – Федя протянул несуразную подростковую руку к авиабилетам и подгрёб их ближе к себе. – Благодарим за помощь. Завтра нас здесь уже не будет. На мою ответственность.
Давид молча кивнул, принимая решение брата, и встал из-за стола. А я сидела не в силах пошевелиться. Как в дурном сне. Должна что-то предпринять, но тело одеревенело и пустило корни в пол. Мысли такие вялые, как будто вместо мозга – густой кисель.
– А что будет с домом? – спросила осипшим голосом, когда Давид почти скрылся в проёме столовой.
– Не беспокойся, я присмотрю за ним, – бросил он через плечо.
И тут энергия смертоносной волной хлестанула обратно в тело, словно кто-то убрал заслонку. Меня обдало жаром, точно кто-то опрокинул на макушку ведро кипятка. Сердце на миг замерло, сжалось в точку, а затем гулко затарахтело, как старый двигатель в допотопном запорожце.
Присмотрит? А не пытается ли этот благородный индюк отобрать у нас и дом тоже? Мысль острая, ядовитая жалом крепко-накрепко воткнулась в самое сердце, отравляя бурлящую кровь.
Как можно быть таким бездушным гадом?
Я бросилась вслед за мужчиной и нагнала его только на улице, у машины. В груди закручивался яростный вихрь, кислотой опаляя и перемешивая внутренности. Горечь обиды саднила горло и щипала в носу. Как угораздило меня влюбиться в это чудовище?! Ненавижу! Ненавижу за все, что он делает со мной!
– Как ты так можешь? За что? Объясни мне, я не понимаю! Неужели дело в деньгах? Разве мало того, что уже есть у тебя? – от собственного бессилия прокричала ему в широкую спину, крепко стиснув кулаки. Сквозь расплывающуюся пелену накативших на глаза слез, я увидела, как он медленно выдохнул и развернулся ко мне.
Холодный взгляд скользнул по лицу и сосредоточился на глазах. На заострившихся скулах сердито заиграли желваки. Его так раздражает мой жалкий вид? Я смахнула злую влагу и надрывно вдохнула, унимая дрожь. Держись, Аня! Поплачешь потом.
– Мало, – низкий, хрипловатый голос циничным ответом до крови расцарапал мою душу.
– Алчный ты ублюдок! – со всей ненавистью выплюнула ему в лицо и бешено заколотила кулаками по твёрдой груди. – Зачем ты только появился в моей жизни! Все испортил! Все! Ненавижу! – меня десятиметровой волной захлестнула истерика. Обещание не плакать рассыпалось на мелкие кусочки, как тонкое стекло, и из глаз брызнули слёзы. Я отчаянно глотала их, продолжая отбивать кулаками бесчувственную мужскую грудь. Давид сопротивления не оказывал. Стоял истуканом, пялясь на меня отрешенным взглядом. Ему совершенно плевать на то, что я говорю!
Мне хотелось уколоть его, сделать ему больно, задеть, пробить эту глухую стену безразличия. Чтобы он хоть как-нибудь отреагировал. Получить хоть какой-то отклик. И тогда с языка слетели слова, назойливо крутившиеся на его кончике.
– Ты даже лучшего друга убил ради власти! Как так можно, скажи! Скажи! Как можно быть таким бессердечным?!
И реакция не заставила ждать. Он сомкнул огненные браслеты пальцев на моих запястьях, подавляя этот неуемный каскад мелких ударов в грудь и поток отчаянных возгласов. Наклонился к моему лицу и устрашающе прорычал:
– Я такой, какой есть. И другим не стану. Не тешь себя иллюзиями, девочка.
Мужчина прошёлся излишне развратным, оценивающим взглядом по моей талии, груди, губам и развязно ухмыльнулся:
– Цену я озвучил, маленькая наследница. Не хочешь уезжать завтра, тогда аванс я готов принять уже сегодня ночью. Только тебе придётся очень постараться, чтобы я захотел тебя себе оставить.
Он отпустил мои запястья и открыл дверь в машину. На секунду задержался и, не оборачиваясь, добавил.
– Надень красное белье, кружевные чулки и распусти волосы. Я люблю раскрепощённых женщин.
Хлопнул дверью и был таков.
Я широко распахнутыми глазами смотрела, как его машина уезжает с нашей территории, не веря своим ушам. Вот так да? Придётся постараться, чтобы меня оставили? Как вещь? Как игрушку? Кроме, как для плотских утех, я больше ни для чего не гожусь? Только чтобы было где хозяйство погреть? Словно я для него одна из... ух!
Меня колотил озноб. По щекам градом текли беззвучные слёзы и я не могла понять саму себя. Почему так больно? Разве на моем пути прежде не встречались отвратительные люди? Встречались. Много раз. Но никогда от их поведения мне не было так больно. Мучительно больно. Словно без наркоза кто-то рвёт мне грудину, стремясь добраться до глупого сердца и безжалостно сжать его в кулаке. Ну и пусть, может оно перестанет трепыхаться, как пойманная пташка, от одного его взгляда.
Я всхлипнула, проводив взглядом его машину, скрывшуюся в лесопосадке. Серое вещество вопреки моему желанию прокручивало на репите состоявшуюся сцену, и я вдруг споткнулась о собственные мысли.
Влюбилась? Я влюбилась? В этого монстра?
Ладонями стёрла дорожки слез и на слабых ногах пошла вдоль дороги. Новое признание требовало осмысления, холодного анализа. Но как слабый росток симпатии, проклюнувшийся полгода назад, вдруг успел распуститься. Я ведь его не поливала, не ухаживала, не заботилась. Или это сорный побег? Непривередливый, а потому живучий и вонзающий корни глубоко в почву, отравляющий все вокруг?
Точно, это он. Не может психически здоровая девушка полюбить деспота и тирана, а вот влюбиться – пожалуйста. Хорошо, что влюблённость явление временное. Пройдёт, как насморк. Лечи – не лечи, а семь дней потерпеть придётся.
Фух, полегче стало. Ещё весна, гормоны пошаливают. Нужно просто на кого-нибудь переключиться и все пройдёт. Ага, как тут переключишься, если завтра улетаешь в глухую деревню среди бескрайней тайги?
А что если... я не полечу? Сбегу с самолета и затаюсь дома у той же Евы? Получу диплом, схожу на выпускной, найду работу, сниму квартиру?
«Он узнает, что я не села на рейс».
Ну и что? Сменю номер и не буду шляться в области его владений. Хм, а это мысль. Город большой, вряд ли у него получится меня найти. На крайний случай перееду. Ему ведь это нужно? Чтобы на его территории и духа Березовских не было? Так запросто.
Настроение чуточку улучшилось. Размышления тотчас заполнились бунтарской идеей побега. Теперь я неосознанно продумывала детали, делала пометки и составляла список нужных на первое время вещей.
Через четверть часа со спокойной душой проводила багровый закат и вернулась домой. Мама паковала вещи, малявка сказала возле неё с новой куклой, а Федя по своему обыкновению сидел в комнате.
На столе все так же сиротливо лежала стопка долговых бумаг. Я села на стул и подтянула ее к себе. Интересно, сколько же папа задолжал?
Сколько?! Протерла глаза и ещё раз пересчитала ноли, каждый помечая графитной точкой. Откинула карандаш в сторону и закрыла ладошкой приоткрывшийся в ужасе рот. Здесь гораздо больше, чем можно было выручить, если продать дом. Но что там говорил этот мерзопакостный нотариус? Долг соразмерен наследственной доле? Тогда почему так много? Я встревожено впилась глазами в текст документов, перечитывая каждую мелкую строчку, и наткнулась на каллиграфичную подпись мамы под страшным словом «поручитель».
– Мам, – глухо позвала я ее, протолкав колючий ком в горле.
– М? – она подошла ко мне и поцеловала в макушку. – Что-то нашла?
– Ты знала, что ты поручитель по этим долгам?
– Нет, – наивно заморгала она большущими глазищами.
– А сумму долга знаешь?
– Нет, но я спросила у Давида не слишком ли неподъёмная сумма. Он ответил, что вполне приемлемая для него.
– Мам, ну подпись-то тут твоя? – я потрясла бумагами в воздухе и со шлепком кинула их на стол. Мама извернулась и посмотрела на затейливые закорючки.
– Моя, – тихонько выдохнула она, прочитав то самое слово, от которого у меня волосы зашевелились на голове. – Ты же знаешь, я всегда не глядя подписывала то, что давал мне твой отец, – поспешила она оправдаться.
– Что бы было с нами, не погаси Давид наши долги? – прошептала я, переполненная противоречивыми эмоциями. Встала, не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос, и поплелась к себе. Ненадолго задержалась у двери брата, но войти не решилась. Пока не время говорить о моем желании остаться. Возможно потому что я начала в нем сомневаться. Наш отъезд – не слишком-то большая плата за погашение столь внушительного долга.
Я вместе с ногами забралась на мягкую кровать и закусила костяшку на большом пальце. Ужасная привычка, но когда нервничаю, так проще сосредоточиться.
Совесть заворочалась в районе солнечного сплетения, укоризненно поглядывая на меня. Слишком много противоречивой информации поступает о Давиде. Нужно подумать.
Хотел бы он заработать на нашем горе, разве стал бы тогда оплачивать долги? Очевидно, что нет. Зачем тогда ему дом? Даже если выручить за него хорошенькую сумму, она не покроет и половины расходов. Зато украденная часть наследства вполне. К тому же папин бизнес... специфичный, но довольно прибыльный. Может, все дело в нем? Давид Юрьевич устал платить путанам и решил завести своих собственных? Дескать, чтоб всегда под рукой были?
Укол обиды защемил истерзанное сердце. Я попыталась избавиться от навязчивых мыслей, накрывающих лавинным потоком, но оказалось слишком поздно.
Снова перед глазами всплыла полуобнажённая блондинка с запрокинутой назад головой и атлетичная фигура Давида в непозволительной близости с ней. От горечи видения запершило в горле, но фантазия продолжила рисовать то, что я так и не увидела, трусливо сбежав к себе.
Невыносимо... невыносимо думать, как он касается других женщин. Невыносимо думать, что эта близость может доставлять ему удовольствие.
Нет! Не могу!
Я выхватила из-под покрывала подушку, уткнулась в неё лицом и отчаянно зарычала. «Ты не должна ревновать. Не должна!».
– Но я похоже ревную, – прошептала в сгущающуюся темноту комнаты. Пусть и тяжело себе в этом признаться. Откинула со лба волосы назад и медленно выдохнула. Нет, уезжать не вариант. У бабули я даже отвлечься не смогу, буду все время думать о нем. А здесь... здесь жизнь бьет ключом и хорошо, если не по голове. Хотя, я даже на это согласна. Лишь бы не испытывать эти глупые, неуместные чувства к человеку, у которого вместо сердца заледенелый камень.
Удовлетворённая принятым решением, я поплелась в ванную. Отмывать с себя смог и копоть большого города.
Вылет Давид выбрал ранний. Видимо, чтобы поскорее избавиться от нас. До двух ночи я собирала нужные вещи, а потом ворочалась в кровати до самого утра, снедаемая размышлениями. Полудрём заполнялся эпизодами минувшего дня, не позволяя хоть немного отдохнуть. Которые сутки без здорового восстановительного сна должны были сильно влиять на настроение, но я проснулась воодушевленной. Окрылённой. План побега детально продуман, Ева предупреждена, а значит вскоре я буду свободна.
Волоча за собой дорожный чемоданчик, мельком заглянула в комнату брата. Полупустая. Он собрал свои вещи и вместе с остальными завтракал внизу.
Медленно втянула носом воздух, собираясь с силами. Предстоит сложный разговор.
– Всем доброго утра, – я расположила багаж возле входа и заняла своё место за столом. Домочадцы мне нестройно ответили и продолжили вяло ковырять свой завтрак.
– Я решила, что с вами не поеду, – мама закашлялась, поперхнувшись глотком кофе, и потянулась за салфеткой. Федя медленно опустил чашку на стол, из которой не успел отпить.
– Как не поедешь? – осипшим голос спросила мама, наивно хлопая глазами.
– Вы не волнуйтесь, он не узнает. Я все продумала. Отец Евы совладелец авиакомпании, которой мы должны улететь. Он распорядился, чтобы я числилась в списке пассажиров.
Мама тяжело сглотнула и метнула взгляд к хмурому лицу своего сына.
– И как ты здесь будешь одна?
– Через неделю я получу диплом и найду работу. Здесь это сделать реальнее, чем в бабуленом Усть-Урюпинске. Сниму квартиру и буду обходить территорию Давида стороной.
– Ты же понимаешь, что это бредовая идея? – подал голос брат.
– Чем же?
– Он узнает, что ты не уехала. И каким будет наказание за непослушание мне даже страшно подумать.
Я самоуверенно фыркнула.
– В этот дом я не вернусь, а вы улетите. За что наказывать?
– А долг? – вскинулась мама.
– Бумаги у нас. Он не сможет ничего потребовать.
– Не знаю, дочка, – мама нервно разглаживала салфетку на коленях, – этот Давид страшный человек. Ему и пальцем шевелить не надо, чтобы загубить жизнь несмышлёной девчонке.
– Это я-то не смышлёная?
– Ты, раз в миску к коту лезешь.
Возразить я не успела. Раздался требовательный звонок и мы одновременно оглянулись на входную дверь.
– Кого-то ждём? – встревоженно пискнула мама и медленно встала. Ещё один долгий звонок, казалось, с большей степенью раздражения придал ей ощутимого ускорения.
– З-здрасте, – напуганное и довольно невнятное прилетело из холла. Затем звук тяжёлых шагов и в столовую ворвался детина не меньше двух метров ростом. Просканировал нас взглядом терминатора и загробным голосом обьявил:
– Пять минут на сборы. Жду вас в машине.
После озвученного приговора у меня внутренности коркой льда покрылись. И интеллект как будто упал до тридцати незавидных единиц. Потому что я захлопала глазами как дурочка и промямлила:
– Как это ждёте?
Верзила на меня взглянул с трудно скрываемым раздражением и, не удосужившись ответить, вышел вон.
Федя усмехнулся.
– Полагаешь, тебе удастся незаметно удрать?
Я состроила ему вредную мордашку и подскочила к окну. Укрываясь тюлью, аккуратно выглянула из окошка. Да, стоит, ждет конвоир фигов. О чем-то по телефону разговаривает, наверное, своему хозяину отчитывается. Здоровый мужчина, а прыгает перед Давидом на задних лапках, как выдрессированная собачонка.
Тьфу, смотреть тошно!
Я зло отдёрнула шторку и закусила согнутую костяшку на большом пальце. Что делать? Прямо сейчас удрать к Еве не вариант, надо ехать в аэропорт. Придётся оттуда как-то выбираться. Но не пойдёт же он нас до самого самолёта провожать, в самом деле?
Как же я ошиблась!
Без сопровождения никого из нас не выпускали даже в «м/жо». Оказывается, утренний мордоворот был не один, он ещё и приятелей с собой притащил. В общем, мало того, что ехали мы до воздушной гавани, как крупные шишки, с сопровождающим кортежем, так ещё к каждому члену семьи приставили собственного отморозка. По-моему скоромному мнению, мне повезло в этом плане меньше всего. Самый лютый и совершенно нелюдимый кончено же достался Анечке. На его квадратной морде глухой «покер фэйс» ничем не пронимался. Я даже в какой-то момент подумала, что он того... калека на голову, раз обращённую речь не внимает. Но со своими товарищами мой личный кошмар беседовал свободно, пусть и немного. Стало быть, не отвечать на мои вопросы и игнорировать реплики – его тактика работы и осознанный выбор.
Что ж, надеюсь за мой побег тебя как следует отчитают, или вообще, уволят!
Вот с таким дичайшим настроем я вошла в зал ожидания и осмотрелась. Котелок варил, как у того парня из фильма после чудо-таблеток. Мне нужно всего лишь выйти из здания, а там у аэропорта уже ждёт Ева. Предвкушение скорой свободы подстёгивало, как никогда.
Я снова скользнула взглядом по залу, наткнулась на двухметровый шкаф в чёрном костюме и испуганно отшатнулась:
– Тьфу ты, шайтан. Отойди от меня. Своими громадными лёгкими весь воздух высасываешь, дышать нечем.
У глыб функция эмоций априори не предусмотрена, так что на этом ровном лице ничего не дрогнуло. Стоит дальше, со сложенными впереди руками, и высверливает во мне дыру. И не надоело же в одну точку пялиться. Я выразительно посмотрела на него, приподняв брови. Дескать, жду сиюминутного удовлетворения своего требования.
Ни-че-го.
– Ну и бог с тобой, окаянный, – снисходительно выдохнула и отвернулась от раздражающей физиономии. Не отвлекайся, Аня. Ищи выход. До объявления посадки небольшие двадцати минут, за это время надо что-то придумать. Я нервно покусывала губы, каждый раз ощущая карамельный вкус помады. Взгляд бесцельно бродил в поисках хоть какой-то зацепки, как вдруг телефон в руке коротко провибрировал. Смс от Евы.
«Ты как?»
«Засада, он меня чуть ли ни над унитазом держать готов, лишь бы из вида не упускать».
Две галочки загорелись синим и подруга вышла из мессенджера. Молчит. Минуту – две – три. Снова дисплей загорелся.
«Я папе позвонила. Тебя на предполётном досмотре забракуют и заберут в служебную комнату».
«И как это поможет? Мне надо, чтобы терминатор точно знал, что я села в самолёт».
«Не тупи, Ань, поменяешься с сотрудницей одеждой. Она вместо тебя по коридору в самолёт войдёт».
Я еле удержалась, чтобы не взвизгнуть от радости. Закусила нижнюю губу, сдерживая расплывавшуюся улыбку, и прочистила горло. Надо не забывать показательно скорбеть по своей городской жизни. Глубоко и искренне.
Побродила ещё немного по огромному залу ожидания, повздыхала, сходила в дамскую комнату, чисто чтобы побесить своего конвоира. А потом уселась рядом с мамой, подперла кулаками подбородок и принялась отсчитывать минуты до побега. Волнительно, черт возьми. И сердце колотится, как после стометровки.
Наконец женский голос обьявил посадку на наш рейс, и внутренности ухнули в пропасть, оставляя после себя неприятную тошноту. Я незаметно сжала ледяную ладошку мамы и ободрительно улыбнулась. Ничего страшного не произойдёт, даже если меня поймают и силой усадят в самолёт. Значит, найду способ удрать из глубинки, но у бабули точно прозябать не стану.
Через рамку металлоискателя прошли Маша и Федя, за ними, выпотрошив сумку, шагнула мама. Я поставила на движущуюся дорожку ручную кладь и приготовилась к представлению. Пока мой паспорт проверяли, у компьютера двое сотрудников горячо о чем-то начали спорить.
– Проблемы? – нарочито встревожено поинтересовалась я, краем глаза выхватывая силуэты мордоворотов. Их дальше этой рамки не пустят, так что им оставалось лишь наблюдать за маленьким спектаклем со своих козырных мест.
– Будьте любезны, откройте вашу ручную кладь, – обратился ко мне сотрудник аэропорта с подозрительным выражением лица.
– Конечно, – я быстро расстегнула молнию сумки и распахнула ее так, что в образовавшуюся дыру можно было без труда просунуть голову.
– Боюсь, я вынужден пригласить вас на досмотр, – угрюмо констатировал молодой человек.
– Что это все значит? – возмутилась мама, а потом заметила, как я усиленно подмигиваю ей одним глазом, и немного успокоилась. Однако экспрессию не сбавляла. – Какой ещё досмотр?
– Ничего особенного, обычная формальность, – деликатно разъяснил сотрудник и взял меня за локоток. Я по инерции двинулась в его сторону, быстро перебирая ногами.
– Молодые люди, а вы куда? Без билетов нельзя, – послышалось за моей спиной, и я мысленно возликовала. Выкусите, амбалы тугодумные. Если вас впустили в зал ожидания без билета, это ещё не значит, что пустят в самолёт. Так-то.
Теперь, когда я оказалась повернутой к ним спиной, на лице расцвела торжествующая улыбка. Осталась самая малость – не облажаться.
В служебном помещении меня уже ждала сотрудница аэропорта. Когда я вошла, она как раз снимала фирменную накидку и аккуратно складывала на диван. Я быстро окинула ее взглядом и отметила, что ростом мы примерно одинаковым, да и цвет волос довольно-таки схож. Хорошо, что мне в голову не пришла идея сделать утром завивку. Высокий куль на голове повторить гораздо проще, чем пышные локоны.
– Здравствуйте, Анна? – весёлыми глазами сверкнула девушка. Цирк с переодеванием ее явно забавлял. Что ж, рада разнообразить серые рабочие будни.
– Это я, спасибо, что согласились мне помочь.
Провожатый поставил мою ручную кладь на пол и, смущенный, вышел в соседнюю дверь. Хорошо, а то я думала он так и будет смотреть на девушку, смело стягивающую с себя синие брюки.
– Поторопитесь, ваш хвост довольно настойчивый. Вон, уже кому-то звонит, – осторожно выглядывая в сетчатое окошко, протараторила девушка.
– Звонит это плохо. Очень-очень плохо! – испуганно закивала и стянула с себя джинсы. Через несколько минут мы полностью обменялись одеждой, и теперь я наскоро собирала куль на голове своей спасительницы.
Придирчиво осмотрела.
Да, немного комплекциях у нас разная, но это заметно лишь тем, кто хорошо меня знает. А церберы сегодня впервые меня в глаза увидели. Так что проблем быть не должно.
Я переложила из ручной клади все содержимое, запихнула туда подушку с местного диванчика, для объема, и затаила дыхание. Мой двойник смело открыл дверь и тут же по касательной направился к воздушному коридору. Глаза мамы на мгновение округлились, а потом приняли прежний вид. Она благосклонно потянула руку к незнакомой девушке, как к родной дочери, что-то радостно заговорила и увела все наше семейство вглубь коридора.
Фух. Я больше всего боялась, что кто-то из родни меня выдаст. Предупредить их возможности не было. Мордовороты все время над душой стояли.
Перевела взгляд на того нелюдимого калеку, что за мной присматривал. Стоит хмурится, говорит по телефону. Что-то его лысая черепушка пытается сообразить, но, видимо, безуспешно. Сзади девчонка, один в один, как я. Постояли ещё немного и умотали в закат своей топорной походкой роботов.
Облегченно выдохнула и набрала смс Еве.
«Ты супер. Подожду, пока самолёт взлетит и выйду».
«Ок, тебя проведут служебными ходами. Чемоданы не забудь, лягушка путешественница».
«Что бы я без тебя делала».
«Коз доила и ягоды собирала. Только попробуй теперь со мной на выпускной не пойти. С потрохами сдам».
«Не сдашь. Ты же меня любишь».
«Люблю. Но и потанцевать хочется».
«И мне. Знала бы как».
«Жду».
Примерно через пятнадцать минут в комнату вернулся тот смущенный парень и отвёл меня к складу, где готовят багаж к погрузке в самолёт. Там сиротливо стояли два моих чемоданчика на колёсах, увидеть которые я была безумно рада. На первое время это единственные мои пожитки. Не хотелось бы их просто так профукать. Ещё через десять минут, натянув козырёк бейсболки до самого носа и оглядываясь по сторонам так, словно только что заложила бомбу, я прошла по парковке воздушной гавани и плюхнулась на переднее сидение красненького Порша.
