Текст книги "Наследница (СИ)"
Автор книги: Алина Островская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
Глава 3
Май радовал теплом и яркими красками. Деревья стояли распустившиеся бело-розовыми шапкам, источая тонкий аромат цветов. Клумбы украшали тюльпаны и нарциссы, тянущиеся к солнцу, зеленела молодая трава. Жужжали пчёлки и птицы заливались звонкой трелью, радуясь отступлению холодов не меньше нашего. Люди замедлились. Сменили вечный бег на прогулочный шаг, наслаждаясь «возрождением» природы.
«Шэр» – небольшое кафе, приютившееся весьма кстати в центральном городском парке. От моего ВУЗа до места встречи пятнадцать минут прогулочным шагом, поэтому машину я решила оставить на парковке. Найти свободное место сейчас большая проблема, посему променад на свежем воздухе однозначно перевешивал чашу весов.
В «Шэр» во всю работала уличная веранда и я не смогла отказать себе в удовольствии расположиться подле искусственного озерка, пестрящего золотыми рыбками. Довольно-таки упитанными, надо признать. Плетённая мебель и подушки, зонтик, оберегающий от прямых солнечных лучей, вежливый персонал и вкусная кухня – все в этом месте идеально.
Появление Демида Алексеевича стало для меня неожиданностью. Я уже потягивала свой мохито из запотевшего стакана с зонтиком и кусочком лайма, когда из поворота на высокой скорости вывернул матовый «Мерс». Машина послушно взвизгнула тормозами у парковки для персонала и через мгновение из неё вышел довольно презентабельный мужчина. Он бережно прикрыл дверь своей красотки и застегнул на одну пуговицу идеально скроенный пиджак цвета индиго. Ловко вбежал по парадной лестнице, молчаливо кивая засуетившемуся при его появлении персоналу. Мужчина остановился, пробегая по столикам глазами, скрытыми за чёрными солнцезащитным очками.
Когда порция внимания досталась и моей персоне, я аккуратно вскинула руку вверх, обозначая своё присутствие. Ошибиться я не могла, это точно он.
Рокоссовский дал какое-то указание мимо проплывавшему официанту и направился к моему столику.
От волнения ладошки похолодели и стали влажными. Я взяла салфетку со стола и вытерла их прежде, чем Демид Алексеевич оказался возле меня и приветственно протянул ладонь.
– Добрый день, весьма признательна, что вы нашли для меня немного времени, – любезничала я, соскочив со стула и протянув ему мелко дрожащие пальцы для рукопожатия. Рокоссовский удивлённо выгнул одну бровь, подметив мой мандраж, и обхватил широкой ладонью мою руку.
– Добрый день, Анна Павловна.
– Прошу, садитесь, – пригласила я его за стол, вынимая ладонь из жаркого плена мужских пальцев.
– Сесть всегда успеем, – ухмыльнулся он, снял очки и положил их на край стола.
– Присаживайтесь, – розовея щеками тихо поправила я себя, и с нескрываемым, слишком откровенным любопытством оглядела адвоката.
Пока он устраивался на подушках с теснённым дамасским вензелем и вынимал из внутреннего кармана пиджака паркер с небольшим ежедневником, делая вид, будто не замечает моего потрясения, я с молчаливого согласия хозяина не без удовольствия подмечала детали его внешнего вида. От небрежно взъерошенной, но все же аккуратной причёски, отливающей на солнце медью, до кожаных оксфордов, несомненно дорогих, как и весь его облик. Он расстегнул пуговку пиджака, позволяя широким плечам свободно разойтись в стороны, сложил руки замком и замер, великодушно позволяя мне закончить с постыдным изучением его фактурных форм. Так, словно он привык вот к такой реакции на своё появление и выработал на неё антидот в виде снисхождения.
Справедливости ради стоит заметить, что я довольно быстро прогнала этот морок первого неизгладимого впечатления и вернула себе способность говорить и мыслить. Однако не переставала блуждать взглядом по ухоженной тёмной щетине и треугольнику загорелой кожи, выглядывающей из ворота белой рубашки, словно примагниченная.
– Как я уже говорила ранее, дело касается наследства..., – у меня получалось излагать мысли связанно, что не могло ни радовать. Не хотелось прослыть недалекой и опозорить отца. В голосе даже звучало спокойствие, а кое-где пробивались деловые, уверенные нотки. – На днях я посетила нотариуса и была потрясена, узнав, что отец составил завещание, которым все имущество, кроме дома, завещал... одному проходимцу.
– Довольно любопытно. Вы, разумеется, возмущены сией несправедливостью и намерены у этого, как вы говорите, проходимца, отсудить все ваше имущество?
– Совершенно верно, я бы хотела...
– Прощу прощения, – прервал наш конфиденциальный разговор официант, поставил Демиду Алексеевичу фирменный морс со льдом и фруктами, вежливо улыбнулся и в полупоклоне попятился назад. Рокоссовский даже бровью не повел. Полный игнор посторонних раздражителей и вовлечённость в наш разговор. Я мазнула взглядом по бордовому карманному платку, шлице рукава с четырьмя металлическими пуговицами и золотым часам, опоясывающим широкое запястье. Зачем он пошёл в адвокаты? Ему бы моделью работать. Уж слишком хорош, но при этом не слащав. Удивительный баланс красоты и мужественности. Природа знатно постаралась.
– Аннушка, вы в порядке? – позвал меня мужчина, вылавливая-таки из далёких далей. Что-то я совсем не о том думаю.
– Простите, отвлеклась... Так вот, я бы хотела оспорить завещание, если это возможно. Нотариус показал мне его, и я уверена на 99 из 100, что там подпись не моего отца.
Мужчина поднял руку и задумчиво огладил щетину на подбородке, а я заметила светлую полоску кожи на безымянном пальце. Совсем недавно разведён?
Рокоссовский многозначительно и как-то устало вздохнул. Отвёл взгляд куда-то в сторону, недолго о чем-то размышляя.
– Кто этот проходимец, говорите?
– Тагаев Давид Юр...
– Юрьевич, – закончил он за меня и отложил ручку с ежедневником в сторону.
– Да, Юрьевич, а откуда вы?.. Откуда вы знаете? – лепетала я, пока в голове с болью стыковались кусочки фактов. Ну конечно они знакомы...
– Голубушка, работа у меня такая всех проблемных людей знать, – слабо улыбнулся мужчина, подтверждая мои догадки, и тут же нахмурил брови, меж которыми молнией пролегла морщина, какая часто встречается у думающих людей.
– То есть, вы мне не поможете? – с сомнением прищурила глаза, стараясь не пропустить ни одного сигнала его тела, свидетельствующего бы о попытке обмана.
– Отчего же. Помогу. Только навещу сперва своего старого друга, поговорю. Уж очень странная ситуация складывается, – без капли притворства, совершенно откровенно и открыто ответил адвокат.
Не похоже, чтобы он лгал...
– Я уже была у него. Деньги и иные материальные ценности его не заинтересовали, – при воспоминании о предложении Давида, щеки запылали огнём и точно покраснели. Я спрятала взгляд в стакане с мохито и поспешила оттуда отпить, охлаждая жар, приливший к шее и лицу.
Демид Алексеевич приподнял густые дуги бровей, но наводящих вопросов задавать не стал.
– Присутствие фигуры Давида в споре несколько осложняет дело...
– Понимаю о чем вы, – полностью купировать дрожь в голосе не удалось и он-таки дрогнул на ударной ноте. Я сделала ещё глоток, успокаиваясь. – Но у нас нет другого выбора. Договариваться он не собирается, а если есть хоть малейший шанс выиграть это дело, то мы просто обязаны попробовать.
Рокоссовский перевёл на меня вдумчивый, умный взгляд, приложив костяшку указательного пальца к губам.
– Поступим с вами так, Аннушка. Я обсужу с Давидом эту деликатную тему, постараюсь вразумить, ну а если не получится, то тогда мы обратимся в суд. Но должен вас предупредить, что процедура довольно длительная. Пока примут к рассмотрению, пока истребуют завещание из нотариальной конторы, пока назначат экспертизу, а там лето и сезон отпусков...
– Так долго..., – как-то по-детски захлопала я ресницами, понимая, что все это время нам нужно на что-то жить. А ещё оплатить работу Рокоссовского и те долги, кстати о них... – Ну что поделаешь, будем ждать. Лишь бы толк был. Я бы хотела обсудить с вам вопрос оплаты.
– Давайте так, Аннушка, в память о приятельских отношениях с вашим отцом, я возьмусь за это дело совершенно бесплатно.
– Что вы, это неудобно... любой труд должен быть оплачен. Скажите сколько, чтобы между нами не таилось недопонимание.
Он выразительно посмотрел на меня, считал мою решимость и нежелание принимать на себя обременительные обязательства, легонько кивнул.
– Мы заключим договор и в случае победы взыщем соответствующую сумму с проигравшей стороны.
– А если нет?
– Постараемся сделать так, чтобы не было никаких если, Аннушка.
Я опустила взгляд на пальцы, теребящие все это время многострадальную салфетку, и заправила подвитый локон за ухо.
– Не передать словами, как я вам благодарна, Демид Алексеевич.
– Пока не за что благодарить. Вы получили свидетельство на дом?
– Я подала заявление, пока жду. Нотариус сказал мне, что уже объявились какие-то кредиторы. Вроде бы у отца были долги и они вынюхивают кто станет наследником...
– Ох не нравится мне этот ваш нотариус. Информация о наследственном деле конфиденциальна и не должна разглашаться направо и налево, – мужчина нахмурился и что-то чиркнул в своём ежедневнике. – Сообщите мне, если будут какие-то известия на этот счёт.
Я кротко кивнула, а мужчина встряхнул золотые наручные часы и устало вздохнул.
– Мне пора принимать хвосты у бездарей. Постараюсь в ближайшие дни встретиться с Давидом. Буду держать вас в курсе.
Демид Алексеевич вынул из портмоне купюру, оставил на столе, а на мое готовящееся возражение поднял ладонь.
– Как ни странно, именно такие незначительные акты заботы о женщине делают из мужчины мужчину, – он поднял на меня выразительный взгляд, – мне претят эти феминистические западные веяния. Они направлены на искоренение истинной сущности, как женской, так и мужской.
Мои губы дрогнули от напрашивающейся улыбки. Из его уст эти слова звучали вполне естественно и не вызывали никаких сомнений. Рокоссовский – настоящий джентельмен. И о том свидетельствует не только оплаченный за меня счёт.
Тем временем, мужчина поднялся из-за стола, легонько пожал мои пальцы в знак прощания и ободряюще улыбнулся:
– Я постараюсь сделать все, что от меня зависит, Анна. Хорошего дня.
– И вам, – тихонечко выдохнула я вслед удаляющемуся мужчине.
Да, вот это экземпляр. И что за дурочка с ним развелась?
Следующие несколько дней пролетели сплошняком. Я полностью погрузилась в подготовку к аттестационным экзаменам и наконец-то сдала свою выпускную работу. Теперь красный диплом в моих глазах обладал большей привлекательностью, потому как вопрос поиска работы стал более чем актуальным. Надежда, что алая корочка поможет мне в устройстве была пусть и призрачной, но довольно навязчивой. Поэтому я зубрила, писала шпоры и практически не выходила из комнаты, изредка спускаясь на кухню за очередной порцией кофе. Натыкалась на домочадцев, поглядывающих на меня с состраданием, перекидывалась с ними парой слов и возвращалась к своим «баранам».
Брат, переживающий трудные подростковые перемены, почти не выбирался из своей комнаты, игнорировал ужины, да и вообще закрывался в себе с каждым днём сильнее. Феде пятнадцать. Он все понимает и осознает, отчего становится в разы сложнее с ним говорить. Не то, что наша шестилетняя болтушка Маша, которая только в следующем году пойдёт в первый класс. Малышку поберегли и не сказали правду, потому скачет и щебечет эта козявка, как прежде. Только вот маме каждый раз приходится отвечать на вопрос: а когда вернётся папа?
Сложно.
Но это ее решение и мы с Федей его уважаем.
Всю ночь перед экзаменом я зубрила и повторяла, но, казалось, мозг больше не способен усваивать информацию. В одно ухо влетало, из другого вылетало и все, что мне оставалось – это положить под подушку открытый учебник и поспать хоть пару часов.
Утром я конечно же пожалела о своих ночных подвигах. И дело не только в темных кругах под глазами, которые ещё надо умудриться замазать, но и в гудящей голове. Не знаю сделала ли я лучше своим рвением к учебе? Хорошо хоть не проспала.
Освежающий душ, литр кофе, консилер под глаза и я вновь бодра, хотя бы на вид. Пока стояла в утренней пробке, постукивая по рулю в такт популярной мелодии, телефон на соседнем сидении мигнул экраном, привлекая к себе внимание.
Давид... надеюсь его звонок не дурное знамение. Схватила одно рукой телефон, засомневалась немного, но вызов отклонила. Отбросила его обратно на кресло и вернула внимание дороге. Спустя пару секунд тишины снова настойчивая вибрация. Упертый, но и я не из простых. Добавила громкости музыке, концентрируясь на предстоящем экзамене.
Пока ползла до ВУЗа по загруженной улице, совсем забыла о назойливом абоненте, терзающем мою сотовую линию. Все мысли крутились вокруг угрозы опоздания и риска не занять «козырное» место в самом конце аудитории. Так и вышло. К моему появлению в институте, осталась только первая парта. Ни шпору достать, ни в телефон подсмотреть. А ведь знала, что его звонок дурное знамение.
Ух!
Раздраженно запульнула умолкший телефон в сумку и плюхнулась на стул. Надежда только на собственную голову. Только бы ни впасть в ступор от волнения.
К счастью, спустя несколько долгих и довольно нервозных часов, экзаменационная комиссия объявила оценки. Слава богу, что у меня фамилия на «Б», а не на «Я», а то пока бы до меня очередь дошла, я бы схлопотала инфаркт миокарда. Председатель комиссии быстро зачитал оценки и это его короткое «Березовская – отлично» вознесло меня до небес.
Я справилась! Смогла!
– Кто без пяти минут дипломированный лингвист самого крутого ВУЗа страны?
– Мыыы! – радостно протянула я. Ева звонко рассмеялась и бросилась меня обнимать.
– Наконец-то можно перестать заниматься зубрежкой и как следует отдохнуть.
– И не говори, прямо гора с плеч. Давай выйдем отсюда поскорее жара неимоверная, – обмахивая нас черновиками, попросила я. Из-за нервов голова немного болела и ощущалась свинцовой. Сегодня нужно выспаться всласть.
– Девчонки, а вы на выпускной идете? – догнал нас однокурсник, когда мы с Евой в обмнимочку спускались по парадной лестнице института.
– А тебе-то что? – немного грубовато выдала Ева, но все же взглянула на парня с любопытством. И это она-то меня учила вежливости и манерам. Ну-ну.
– Как что? Хочу знать стоит ли туда идти или нет, – не стушевался парниша, прямо озвучил мысли и оголил намерения.
Ева приостановилась и заинтересованно посмотрела на него, словно увидела впервые. Да, ей нравятся напористые мужчины. Тут он попал в яблочко.
– Ну допустим я пойду и что? – она вскинула подбородок и наполнила взгляд такой фальшивой надменностью, что мне пришлось за кашлем скрывать свой сорвавшийся смешок.
– Я мог бы заехать за тобой, чтобы эти бесподобные ножки не шли пешком.
– Эти бесподобные ножки могут устать только от педальки личного автомобиля. Еще предложения, – самоуверенно парировала подруга, с азартом заныривая в эту игру для двоих.
– Так, это надолго. Я побегу, дорогая, созвонимся.
Чмокнула подругу в щеку и спешно капитулировала.
Вечерело. Зябкий ветерок пробирался сквозь тонкую ткань платья, покрывая гусиной кожей руки. Приобняла себя под локти в попытке хоть немного унять озноб и направилась к машине. Удачный все-таки выдался день. Продуктивный.
Так я думала ровно до той секунды, пока не увидела Давида, облокотившегося бедром на мою ласточку. Когда наши взгляды встретились, в груди непрерывной цепочкой заискрили электрические разряды. Очень быстро вспыхнули и тут же погасли, но усилить озноб все же успели. Я замедлила шаг, силясь унять неуместную дрожь. Еще не хватало, чтобы он заметил.
Мужчина из-под полуопущенных ресниц наблюдал за мной с застывшем выражением на лице. Идеальным выражением, надо признать. Темно-серые брюки в крупную клеточку безупречно сидели на атлетичных бёдрах, как и черная рубашка с закатанными до локтя рукавами.
Я глубоко вдохнула и нацепила на себя самую что ни на есть безразличную маску.
– Так не терпится узнать, когда я пришлю чек за газон?
Давид усмехнулся и слегка повернул голову в сторону. Лениво пробежал глазами по ногам мимо проплывающих студенток и, когда его внимание к ним перевалило за тонкую грань приличия, снова посмотрел на меня.
– Не так уж я и мелочен.
Девочки кокетливо захохотали и зашептались между собой, поглядывая на него. Не понимаю, на что он там так долго смотрел? Селедки же бесформенные, ей богу.
Инстинктивно расправила плечи и коснулась волос.
– После вопиющего предложения я разочаровалась в твоём пантеоне ценностей. И ожидаю теперь чего-нибудь из ряда вон выходящего, – устало проговорила, не повышая голоса. Город шумит, студенты смеются и болтают друг с другом, если не услышит – его проблемы.
– Что с твоим телефоном? – прозвучало строго и даже немного раздраженно.
– А что с ним?
– Я звонил тебе несколько раз.
– Ах, это был ты? – фальшиво удивилась. – Думала опять какой-то автоматический обзвон.
– Не нарывайся, Аня, – глухо предупредил Давид, не удосужившись сменить обманчиво расслабленную позу. Я-то вижу, как вена на шее вздулась.
– А то что? Посадишь меня в подвале или силой заставишь с тобой спать?
Мужчина нахмурил густые брови и не по-доброму сощурил глаза, на дне которых мерцало что-то нехорошее. «Не подавай ему идеи!» – мысленно отругала себя и закусила губу с внутренней стороны. Но где-то под рёбрами закипал взвар из досады, усталости, безвыходности, обиды и желания, нет, острой потребности вывести его из себя. Пусть знает, что я не пасую перед его мрачноватой энергией.
– Мне просто интересно узнать насколько далеко ты можешь зайти в своей безнаказанности, – я склонила голову на бок и так же, как он, сощурила глаза. – Неужели тебя так власть испортила? Почувствовал себя всесильным?
Вместо неконтролируемой вспышки гнева, он развязано так, соблазнительно улыбнулся на одну сторону:
– Нельзя испортить то, что уже испорчено. И да, ты не представляешь, как глубоко я могу зайти.
Его медовые глаза потемнели до цвета насыщенного солодового виски, а в расширенном зрачке полыхнул огонёк. Под гипнотизирующим взглядом я тяжело сглотнула и, отлаженным движением заправила локон за ухо.
– Ты хотел сказать «далеко», – поправила его севшим от волнения голосом.
– Нет. Я сказал именно то, что хотел сказать.
Обреченно прикрыла глаза, примиряясь с его пошловатой бестактностью. Ну откуда ему знать о правилах приличия или нормах морали? Он же ведёт себя как животное. Все человеческое ему чуждо.
– Если ты не за чеком, тогда пропусти. Мне пора ехать, – попыталась его обойти, поскорее сесть в машину и удрать подальше отсюда. Но стоило только шагнуть в сторону, как Давид пришёл в движение и ловко сцапал мое запястье. Жаркое кольцо мужских пальцев опалило кожу титановым браслетом. Из такой хватки не вырвешься, сколько ни пытайся. Я кинула красноречивый взгляд на место нашего соприкосновения и разозлись, оттого что мою свободу ограничивают, а желания пытаются подавить. Но опротестовать хамское поведение не успела.
Давид подтянул меня к себе, наклонился и ледяным тоном предупредил:
– Я ещё не закончил. Уйдёшь тогда, когда я этого захочу.
– Не много ли вы на себя берёте, Давид Юрьевич? – сердито изогнула брови, резко вскинула голову и замерла. Снова эти дьявольские глазища рассматривают меня слишком откровенно. Между нами так мало спасительного пространства, что без сомнений – мы дышим одним воздухом. Он выдыхает ментоловое облако, а я вдыхаю эту морозную свежесть, смешанную с терпким мужскими одеколоном.
Его взгляд неспешно прошёлся по моему лицу. Задержался на каждой маленькой родинке и сконцентрировал внимание на губах. У меня перехватило дыхание. Я затаилась, не в силах перестать смотреть на него вот так: снизу вверх, словно какая-то глупая, влюбчивая девчонка.
Давид погладил большим пальцем запястье, которое мгновение назад крепко сжимал, как бы извиняясь за излишнюю вспыльчивость.
Скинуть с себя дурманящие путы удалось не сразу, но когда его взгляд с губ вновь скользнул к моим глазами, я медленно моргнула и попыталась высвободиться. Несмотря на отсутствие ощутимого давления, его захват по-прежнему обладал недюжинной силой, ломая всякие ростки сопротивления.
– Пусти, – негромко потребовала, расстроенная очередным приступом непонятно чего. Мне противопоказано находиться рядом с ним, вылезают какие-то нелогичные побочные эффекты.
Немного обождав, он-таки убрал свою руку в карман, а я рефлекторно потёрла место, где только что сжималась его пятерня.
– Ты должна уехать.
– Что, прости?
Я ослышалась?
Он упрямо сжал челюсти, всем своим видом показывая, что повторять не собирается, и вообще-то ожидает сиюминутного тотального послушания. Архаичные замашки какие-то. Алло, мы в двадцать первом веке живем.
– Сейчас же вернёшься домой, соберёшь вещи и вместе со своей семьей уедешь к бабушке в сибирскую глубинку. Вот билеты, – он вынимает из заднего кармана брюк, сложённые вдвое бумажки.
Флёр его притягательности моментально расползся, оставив мне трезвую голову и небольшое чувство стыда перед собой. Смотри, Аня, и запоминай из-за какого козла твое сердечко екает. Дома проведёшь профилактическую беседу.
Я досадливо покачала головой, прикусив губу. Никакой помады не напасёшься с такими нервами.
– Нет.
– Аня, – предупредительно рыкнул мужчина. Удивительная все-таки способность в столь звериной манере произносить имя, где нет ни одной твёрдой буквы.
– Я уже двадцать три года Аня.
– Не ёрничай, а делай, что велят.
Пф, тоже мне султан Сулейман. Не на ту напал. Чем больше приказываешь, Давид Юрьевич, тем строптивее я становлюсь. И бешенее. Так что изначально выбрана проигрышная тактика.
– Кто ты такой, чтобы указывать мне, м?
Он не по-доброму так усмехнулся и в привычной манере отведенным кончиком большого пальца провёл по смоляной брови. Шагнул ко мне и доверительно наклонился, обдавая ароматом парфюма. Вид у него был такой, словно сейчас он раскроет какую-то страшную тайну, о которой больше никто не должен знать.
– Не забывай, девочка, кто перед тобой стоит. Всего одно мое слово способно искромсать твою жизнь на ленточки. Представь, что будет, если я приложу хоть каплю усилий.
Он говорил в полголоса, спокойно и уверенно. Точно не транслировал угрозу, а беседовал на отвлеченную тему. И мне бы испугаться или стушеваться, но гордость, засевшая в груди, подавила все лишние эмоции. Локтями распихала обиду и страх, заткнула за пояс показавшую нос ранимость. В одиночку вышла на ринг, подстегивая хозяйку щедрыми пригоршнями адреналина.
Давид отклонился и отыскал взглядом мои глаза. Не знаю отражались ли на лице все эмоции, что сейчас кипели внутри меня, но грудь от порывистого дыхания вздымалась высоко. Сердце галопом гнало от прицельных ударов адреналина, как от хлыстика жокея. Только вместо цокота копыт, шум в ушах. Словно мне к ним приложили морские ракушки.
– Чего же ты ждёшь? Валяй. Просто быть властным уродом со слабой девушкой, не так ли? Можно и поугрожать, и предложить переспать за деньги, и все имущество отжать. А че такого-то? Она сдачи все равно не даст! Не ответит! Нашёл себе заведомо слабого соперника и помыкай им, самоутверждайся на здоровье!
По окончании гневной тирады я до хруста выпрямила спину и медленно захлопала в ладоши, не сводя с него глаз.
– Поступки настоящего мужчины, ничего не скажешь. Браво.
Наш разговор на повышенных тонах стал привлекать ненужное внимание. Давид искоса посмотрел на зевак, оценил складывающуюся обстановку и на удивление спокойным тоном приказал:
– Садись в машину.
О, это с радостью! Я шагнула к своей ласточке, но мужчина преградил мне путь и добавил:
– В мою.
Я вопросительно приподняла бровь, на что Давид глазами указал в сторону своего «сарая на колёсах», притаившегося недалеко в кустах.
– Не пойду.
– *Ругается на грузинском*. Надо же было к ангельскому личику присобачить такой дряной характер, – сокрушительно выдохнул мужчина и ловким движением закинул меня на плечо.
– Что ты творишь?! Варвар! Дикарь горный! Отпусти немедленно! – требовательно шипела ему на ухо и колотила кулаками по спине.
– Мне нравится, продолжай, – весло предложил он и шлепнул по попе, туго обтянутой платьем длины миди. Я протестующе взвизгнула, испытывая всепожирающий стыд.
– На нас смотрят! Не позорь меня! Господи, как унизительно...
– Если бы не верещала, никто бы на нас не взглянул. Если бы была послушной, то не пришлось бы висеть вниз головой и кверху попой, – он ненадолго задумался, – хотя последнему факту я рад больше всего.
В подтверждение своих слов он уложил тёплую ладонь на мой неприкрытый тыл и легонько сжал.
– Упругая, так я и думал.
– Убери руки! – новая попытка высвободиться с треском провалилась. Он продолжал уверенно идти к своей машине и отпускать меня точно не собирался.
– Я не могу оставить свою машину здесь. Вдруг с ней что-нибудь случится, – обреченно озвучила мысли, надеясь вразумить своего похитителя.
– Не беспокойся, ты ее все равно не сможешь взять к бабуле.
– Провокация не удалась.
– Жаль. Твоя строптивость меня заводит.
– Извращенец.
– Ещё какой.
Давид открыл дверь и усадил меня в кресло.
– Надеюсь, ты поняла, что бежать смысла нет? – мужчина внимательно посмотрел мне в глаза. Увидел иронично изогнутые брови, руки, сложенные на груди, и решил подстраховаться. Захлопнул дверь, пикнул брелком, блокируя замки, и не торопясь обошёл «сарай» с другой стороны.
Его победный вид не мог вызвать ничего, кроме улыбки. Но я ее старательно скрывала. Меня тут вообще-то силой свободы лишили. Практически похитили.
Когда он плюхнулся на сидение рядом и завёл двигатель, я демонстративно отвернулась к окну.
–Успокоилась? – в голосе прозвучала насмешка вкупе с удивлением.
– Стараюсь тебя не заводить.
– Плохо получается.
Я злобно фыркнула. Не, ну каков нахал, а.
– Может какие таблетки пропьёшь? Пройдёшь курс у психотерапевта? Хотеть все, что двигается это не норма, – совершенно серьезно предложила я обеспокоенным голосом. Давид рассмеялся.
Вместо вспышки ярости или обиды, вместо очередной угрозы, он просто смеялся. Искренне и красиво. По-настоящему, как обычный человек. В уголках глаз собрались весёлые морщинки, а из горла вырывалось что-то такое рокочуще-мурчащее.
Я поймала себя на мысли, что не могу отвернуться. Смотрю на него с какой-то болезненной жадностью и точно знаю, что потом ни раз этот образ беззаботно хохочущего мужчины всплывёт перед глазами. А ещё – на моих губах тоже расцвела улыбка.
Блин, что со мной не так?
– Слушай, коброчка, сколько там у тебя яда? Запасы ещё не закончились? – в низком тембре сквозили остатки веселья, которые он даже не пытался спрятать. Получилось насмешливо, но не обидно.
– Для тебя всегда найдётся, не беспокойся.
– Регулярное употребление может вызвать привыкание, – задумчиво произнёс он со вздохом и как-то странно взглянул на меня.
Повисла неловкая пауза. Не знаю о чем думал он, а я вот старалась понять есть ли некий скрытый смысл в его словах. И кажется лицо стало чуть-чуть пунцовым. Аня, блин!
Он остановился на светофоре и торсом развернулся ко мне. Нахмурил густые брови, несколько секунд молча глядел мне в глаза, свесив левую руку через руль. Пальцы аккомпанировали мелодии приёмника, ритмично отстукивая по кожаной панели.
– Твой отъезд не тема для обсуждений.
– Может, если ты назовёшь мне причину будет проще вести диалог?
– Ты не услышала? Это не тема для разговора. Я так сказал. Этого достаточно.
– Ты в порядке? – я приложила к его лбу ладонь. – Жара вроде нет, но ты точно бредишь.
– Аня.
– Что Аня? Кто ты такой, чтобы без причины выгонять нас из нашего дома? Из нашего города? Решать где нам жить? Где продолжать учиться и работать? Объясни мне, я не понимаю почему должна всерьёз воспринимать твои слова. Почему моя семья должна развернуть свою жизнь на сто восемьдесят градусов только лишь в угоду твоему тщеславию? Бросить привычный лад и друзей, и ...
В один миг Давид пальцами обхватил мой подбородок и поддался вперёд так, что между нами остались миллиметры. Его губы почти коснулись моих, с которых так и не сорвались последние слова. Сердце заколотилось в груди, стремясь пробить клетку рёбер. Да так быстро, что жаркая кровь моментально прилила к шее и щекам. Мне стало душно. Словно кто-то закинул мое глупое тело под палящее солнце пустыни. От будоражащей и неожиданной близости рот слегка приоткрылся беззвучным вздохом.
Жадный мужской взгляд опустился к нему и внизу живота томительно скрутило. Я судорожно вдохнула воздух с ароматом мыла и мужского парфюма, борясь с желанием уничтожить расстояние, разделяющее нас. Это как наваждение. Никакого здравого смысла, рассуждений, морали – только голый инстинкт. Древний, как человек.
Красивые пыльцы продолжали упрямо плавить кожу подбородка в жесте полном власти и подчинения. Хищный мужской взгляд пощипывал нежную кожу губ.
– Кто я такой? – хрипло выдохнул он практически касаясь моих губ. – Если ты не в курсе, маленькая наследница, теперь я – криминальный авторитет. Это мой город и мне решать кто здесь будет жить, а кто нет.
Его слова с трудом пробирались сквозь алый туман влечения. Я слышала, но ощущала себя такой безвольной, тяготеющей к чему-то большему. Словно я маленькая комета, попавшая под влияние огромной планеты, притяжение которой преодолеть мне не по силам. Оттого остаётся только два выхода: разбиться о суровую, безжизненную поверхность или навсегда зависнуть на орбите вместе с остальным космическим мусором. Когда он смотрит на меня вот так, я просто не могу напугаться. Его слова не коррелируют, диссонируют с языком тела и взглядом.
Мне срочно нужно спасение. Глоток свежего воздуха, знамение, метеоритный дождь, хоть что-нибудь, что вернёт мне волю. Что не даст уронить лицо прямо сейчас. Пожалуйста.
И, о чудо!
Раздражённые сигналы машин сзади взорвались единым оркестром. Давид моргнул, словно как и я был заворожён нашей близостью, кинул недовольный взгляд в зеркало заднего вида, а затем на зелёный свет светофора. Нахмурился и дал по газам.
Пока машина пробиралась сквозь поток, я откинулась на спинку кресла и отвернулась к окну. Сердце продолжало бешено вколачиваться в ребра, проверяя те на прочность. Сумасшествие какое-то. Все ещё больше усугубилось, как будто не жили мы порознь полгода.
Может уехать и не такая плохая идея. Чем дальше от Давида, тем проще его ненавидеть. Но я бы хотела присутствовать на суде. К тому же, нам не на что жить здесь, а у бабули и подавно. Мне ни за что не найти там работу...
Постойте-ка.
Тело насквозь прошибла догадка. Затылок обдало жаром, а в груди медленно разлилась ядовитая чернота. Руки мелко задрожали, и я сжала их в кулаки.
А ведь в этом есть здравое зерно. Я отказалась спать с ним, поэтому он решил, будто может обстоятельствами вынудить меня прыгнуть в его кровать. Будто неспособность кормить семью сотрёт границы принципов и толкнёт к нему в объятия.
