Текст книги "Княжна (СИ)"
Автор книги: Алина Островская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Глава 1
– Доченька, – мама пригладила волосок, непослушно торчащий из моей туго сплетённой косы, – ты у меня такая красивая, – она улыбается и вокруг глаз собирается паутинка из морщин. – Сегодня твой первый день в новой школе, будь умницей. – Она поцеловала меня в щеку, выпрямилась и слегка подтолкнула к белой металлопластиковой двери. Из-за срочного переезда мне пришлось сменить старую школу на новую посреди учебного года. Шестой класс, я уже взрослая. Внутри все колотится, волнуюсь перед встречей с новыми одноклассниками. Черно-белая школьная форма сидит идеально. За спиной огромный рюкзак с учебниками, в руке сменка.
– Детки, знакомьтесь, наша новая ученица – Аделина Разумовская, – представила меня классу Галина Петровна – наш классный руководитель. На меня посмотрели два десятка пар глаз, я залилась румянцем, потупила взгляд. Вероятно, учительница ожидала более тёплого приема, но ни одна ляля, (как позднее выяснилось, так она любила называть своих учеников) не одарила новенькую улыбкой. Женщина прочистила горло, нарушая гнетущее молчание.
– Занимай, Аделина, свободное место, – она кивнула на парту в самом конце класса, за которой никто не сидел. – Тема сегодняшнего урока «Деепричастный оборот». Галина Петровна повернулась к доске и нацарапала сегодняшнее число. Я послушно поплыла к своему месту, но не дойдя несколько шагов споткнулась об чью-то подножку и чуть не рухнула навзничь. Класс взорвался смехом. Щеки запылали ещё сильнее и я поспешила занять своё место. Классный руководитель призвала к порядку и продолжила разжёвывать тему урока. Мне было так неловко. Еле совладав с собой, достала учебник и тетрадь. Все новенькое. На белоснежном листе каллиграфическим почерком вывела «Двадцать первое марта. Классная работа». Урок пролетел незаметно. Прозвенел звонок и все ринулись собирать вещи, не намереваясь терять и секунды долгожданной перемены.
– Звонок для учителя, – взвизгнула Галина Петровна и грозно посмотрела из-под очков. – Домашнее задание… Петров, записывай, я же проверю!
Вскоре класс поглотил шум и бедную «русичку» уже не было слышно.
– Новенькая значит, – ядовито прошипела моя новая одноклассница.
Подняла на неё недоумённый взгляд. Чем я ей не приглянулась?
– Аня, не трогай ее. Она ж аристократка. – Выплюнула мне вторая девочка.
– Из Франции приехала, – активно закивала третья.
– И мне приятно познакомиться, – натянуто улыбнулась и начала собирать портфель, давая понять, что разговор окончен.
Аня смахнула мой дневник на пол, тот с грохотом упал и прокатился по видавшему виды паркету.
– Я такая неуклюжая, – прикрыла она рот ладошкой. – Ну, сама поднимешь.
Класс снова разразился дурацким смехом.
– Пошли отсюда, нечего на неё время тратить, – махнула на меня рукой вторая девочка, которую, как позже выяснилось, звали Яна. Дети засобирались и вышли в коридор. Я себя контролировала. Мама учила меня: леди владеют своими эмоциями и контролируют свои поступки. Сделать ничего не могла, но никто не запрещал мне думать. И в мыслях я таскала эту выскочку за волосы по всему классу.
Мое вливание в коллектив не задалось. Одноклассники плевали мне на портфель, разрисовывали ручкой белую блузку, подсовывали пауков и прочую мерзость, объявили всеобщий бойкот. Чем я им не угадала – не знаю. Неприятно, конечно, но до их пакостей мне дела не было. Я сразу просекла, что умом мои товарищи по цеху не блещут и относилась к ним снисходительно. Как к больным. Эта школа разительно отличалась от того места, где я училась во Франции. Отец отдал меня в лучшее учебное заведение и мое развитие было на голову, если не на две выше, чем у моих новых одноклассников.
Думаю, не нужно говорить, что я была круглой отличницей. Прилежной девочкой-припевочкой. Уже в шестом классе мои одноклассницы стали краситься, курить и выпивать, привлекая к себе внимание мальчишек. Я – нет. Мальчишки из моего класса меня совершенно не интересовали. Они глупые и противные. Ради них не то чтобы пить и курить не начала, я бы даже пальцем не пошевелила.
Так и осталась изгоем до выпускного включительно. Перебралась за первую парту, внимательно слушала учителей, выполняла домашку. Тем временем, мои одноклассницы на уроках красили ногти, плели друг другу косы и обсуждали парней. Со временем от меня отстали и я стала невидимкой.
До одного случая.
Девичье сердце, тем более в таком сложном (переходном) возрасте не может быть пустым. Своё я отдала одиннадцатикласснику Егору Орлову. Он казался мне идеальным. Весёлым, умным, обаятельным. Когда мы случайно встречались в коридорах школы или столовой он игриво мне подмигивал. Мое сердце пело. Хотя где-то глубоко в душе понимала, что это невозможно, ведь он старше меня, подумать только, на целых пять лет! Близился май, последний звонок и осознание, что его я больше никогда не увижу. Но, как-то раз совершенно неожиданно обнаружила на парте листок. Он оказался письмом. От Егора. В нем парень писал, что я нравлюсь ему и он хочет встретиться после школы. Мне трудно было поверить своему счастью. Обратил внимание на меня? Я ведь для него ещё совсем малышка. Нет-нет-нет. Раз старшекласснику понравилась, значит взрослая! Окрылённая прочитанным, выпорхнула из школы и полетела к нему. За углом одного из домов, расположенных возле школы была образована негласная курилка. Туда он меня и позвал. Это первое, что должно было насторожить, но я отбросила назойливо мельтешившие тревожные мысли. К тому же, он действительно оказался там. Курил вместе со своими одноклассниками. Я подошла к нему на ватных ногах и уставилась во все глаза, разглядывая. Какой же он красивый.
Заметив меня он сделал ещё одну затяжку, медленно выдохнул сизый дым и спросил:
– Чего тебе, княжна?
Княжна… как ласково и нежно звучит. Я протянула ему свёрнутый вчетверо листочек. Он прочитал и рассмеялся мне в лицо.
– Ты серьёзно? Малышка, не пора ли тебе мультики идти смотреть?
Его друзья с сигаретами в зубах выхватили листок и пустили по кругу. Ржали как дурные.
– Егор, на малолеток потянуло?
– Да у неё же ни сисек, ни жопы.
– Смотри, посадят.
– Если ради малой ты бросишь Элю, то можно я ее подберу? Ох, и сладкая она у тебя.
К общему «ржанию» подключился и Егор. Я осознала, как ошиблась в нем. Вовсе он не умный и обаятельный. Самый обыкновенный, такой же как и все. Высокомерный и наглый. Не щадящий чужих чувств. А мог ведь не выставлять меня посмешищем.
Словно не хватало мне издевательств старшеклассников, за моей спиной материализовались мои одноклассники. Аня победно сверкала глазами, заливаясь как и все лошадиным ржанием. Какими жестокими бывают дети в этом возрасте.
В тот день мое сердце стало сочиться кровью. Раны на нем не затягивались, кровоточили постоянно. Время шло, жизнь наносила удар за ударом, закаляя. И я не заметила, как оно превратилось в обескровленную сушку.
Глава 2
– Аделина Константиновна, прошу, ваши подписи здесь и вот здесь, – директор приюта, в котором жила последние два года моя маленькая сестра, тыкала толстым пальцем по бумаге. Дородная женщина лет пятидесяти, с завитыми волосами цвета бурака, большим блестящим носом, поросячьими глазками и усиками над тонкой верхней губой. Сколько же нервов эта мымра мне помотала. Я оставила размашистую подпись, с облегчением понимая, что мои мытарства по всем инстанциям опеки наконец окончены. Сегодня заберу свою златовласку.
– Вот и сла-а-вно, – протянула мымра, забирая у меня бумаги. – Вы как раз успели вовремя. Злата заинтересовала бездетную пару из Германии…, – окинула меня оценивающим взглядом и добавила, – может все-таки передумаете? Златушке в Германии (читай, в достатке) будет лучше, чем с вами (читай, в нищите). Я за неё очень беспокоюсь (читай, хочу получить премию за пристрой ребёнка иностранцам).
Я брезгливо поморщилась.
– Со мной ей будет лучше, – встала и вышла из кабинета жабы, не прощаясь. Мама бы меня поругала за такое поведение. Но ее с нами больше нет. А эта… Татьяна Борисовна всю кровь выпила. Я безошибочно знала куда идти. Навещала мелкую каждый день. Дойдя до нужной комнаты, тихонько приоткрыла дверь. Дети спали – тихий час. Злата сладко посапывала во сне, волосы разметались по подушке, ротик приоткрыт. Не зря родители ее так назвали. Волосы – жидкое золото.
– Златушка, – шепотом позвала сестренку, поглаживая по головке.
Она приоткрыла глазки, сонно проморгала и растянула ротик в улыбке.
– Ты пришла.
– Вставай, моя хорошая, мы уходим, – сколько раз я представляла этот момент. А он оказался ещё слаще, чем в мечтах.
– Но нам же не разрешают уходить из здания, – непонимающе хлопала заспанными глазками, цвета ясного неба.
– Я забираю тебя навсегда, – ласково улыбнулась сестре.
Малышка смотрела на меня не мигая. В ее детском взгляде было столько осознанности, зрелости, сколько не бывало порой и у взрослого. Умудрённая коротенькой жизнью. В голубых блюдцах собрались слёзы и немые ручьи покатились по осунувшимся щекам. Она не всхлипывала.
– Соберу вещи, – тихонько шепнула сестренка и вытерла мокрую дорожку рукавом выцветшей пижамы.
Я помогла ей спуститься с двухъярусной детской кроватки и на секунду задумалась. При поступлении в детский дом, ребёнку коротко остригали волосы. Раньше они спадали подвитыми локонами до лопаток. Отец так любил перебирать их пальцами, говорил на ощупь точно шёлк. А цвет был мамин. Больше никогда не позволю их никому обрезать!
Малышка спешно опустошала свою тумбочку, собирая немногочисленные пожитки в пакет. И тот все же остался полупустым. Я помогла сестренке переодеться и поспешила убраться из этого ужасного места, опасаясь, что Жаба Борисовна передумает и не отдаст мне сестру.
– Готова? Давай помогу спрятать мишку.
– Нет, – шепнула малышка, – ей нужнее. Злата тихонько подошла к девочке, спящей на нижнем ярусе кровати, и положила игрушку. Ребёнок завозился, приобнял медведя и повернулся на другую сторону. – Теперь ты будешь охранять ее. А мне пора.
Я улыбнулась. Моя Злата осталась тем же милым ребёнком, детский дом не сломал ее, впрочем как и меня. Выбравшись на улицу, вздохнула полной грудью. Почувствовала себя увереннее. В одной руке пятилетняя сестренка, в другой пакет с одеждой, которую можно выкинуть. Не буду ждать, пока заработаю на новую. Залезу в заначку и обновлю Злате гардероб. Так и пошла, хлюпая и скользя по растаявшей массе снега и льда. Душу согревала мысль, что нам есть куда идти, я продала фамильные драгоценности и купила однушку на окраине города. А ещё тепло моей Златы. Единственного родного человека на этой земле.
Через пару часов мы наконец доплелись до своего гнёздышка. Ноги гудели, руки устали от тяжести ребёнка. Она промочила сапожки (чертовски старые) и я несла ее, чтобы сестренка не простыла. Узкий коридор встречал затертыми обоями, вешалкой в виде трёх крючков и старого зеркала, оставшегося от прежней хозяйки. О том, что оно видело я старалась не задумываться. До нас здесь жила старушка с сыном алкоголиком. Старый потёртый линолеум с прорехами посередине, тускло поблескивал в свете одиноко свисающей лампочки. И не скрыть эти дыры мебелью… Зато мне удалось избавиться от затхлого запаха, удушающего каждого, кто пытался войти в этот дом. Прямо по коридору расположилась крохотная кухонька не больше восьми квадратных метров. Две тумбы, раковина, электрическая переносная плита, мини холодильник и раскладной стол с двумя табуретками – вот и вся обстановочка. Слева по коридору ванная комната, если так можно выразиться, четыре квадрата. Потрескавшаяся голубо-белая плитка и старая сантехника, которую я надраивала несколько раз. Поморщилась, вспоминая в каком ужасном она была состоянии. Но мама говорила: не зазорно убирать грязь, зазорно жить в грязи. Справа единственная жилая комната. Небольшая. Те же содранные, в некоторых местах, обои и старый линолеум. Для сестры я купила новую кровать, и стол, обустроила «игрушечный» уголок. Органам опеки понравилось. Для себя оставила старый скрипучий диван. Несмотря на свою потрёпанность, квартира дышала чистотой. Я не могла привести ребёнка в грязную халупу. Малышка молча осматривала наш новый дом. Я закусила губу, вспоминая семейный особняк в Париже и коттедж в Москве. Сестренка не успела пожить во Франции, родилась здесь, в России. Но родовое гнездо было ничуть не хуже французского поместья, поэтому роскошное жилье ей было знакомо.
Злата внимательно осмотрела квартиру и повернулась ко мне.
– Зато наше! И мы вместе! – ее личико озарила улыбка и я прижала сестру к себе. Спасибо, Господи, теперь все наладится.
Глава 3
Сестренку я пристроила в сад. Пришлось вынуть несколько красненьких купюр из заначки, которая осталась от продажи украшений. Спасибо маме, она открыла банковскую ячейку на мое имя. В день моего восемнадцатилетия, на пороге детского дома, в котором я коротала последние два года, появился солидный мужчина. Представился помощником нотариуса, в производстве которого находились наследственные дела моих родителей. Он передал мне конверт, плотно запечатанный и расписанный ручкой в местах склейки. Когда из его уст вылетело слово «мама», на глаза навернулись слёзы и сердце больно защемило. Идти мне было некуда и я забилась в угол одного из самых дешевых кафе, чтобы прочитать письмо.
«Доченька! Моя маленькая принцесса! Сегодня день твоего совершеннолетия и я поздравляю тебя с этой датой. Это важный рубеж в жизни каждого человека. Мне горького оттого, что я не рядом. Что не могу обнять, поцеловать и сказать как сильно тебя люблю. Ведь, если ты читаешь это письмо, значит меня больше нет.
Я прошу тебя быть сильной. Не забывать то, чему мы учили тебя с отцом. Оставаться верной себе. Всегда.
Прости меня, доченька, но я не смогла сберечь наше состояние. Я вынуждена переоформить всю недвижимость и опустошить банковские счета, так требуют люди, убившие твоего отца. Это плата за вашу с сестрой безопасность. К сожалению, мне не удалось узнать кто за этим стоит…
К этому письму приложены документы, с помощью которых ты сможешь получить доступ в банковскую ячейку. Там небольшой подарок.
Уповаю и молю Господа, что ты не получишь и не прочтёшь это письмо. Что твое совершеннолетие мы отпразднуем вместе. А если нет – поцелуй от меня Злату.
Я на небесах, с твоим отцом. Чаще смотри на небо и мечтай, а мы приглядим за тобой.
Берегите друг друга. С любовью, мама».
Каждое прочитанное слово резало острым ножом. Горло давило комом, слёзы заливали деревянный стол и капали в кружку с кофе. Я поднесла письмо к трясущимся губам. Вдохнула аромат маминых духов, уже едва уловимых. В конверте аккуратно сложено лежали банковские документы. Дата открытия ячейки за день до смерти мамы. Она чувствовала… А может ее гибель это тоже убийство?
Тот день я провела на могиле родителей. На последние деньги купила живых цветов и прорыдала до позднего вечера в обнимку с холодной твердостью надгробных плит.
В банковской ячейке меня дожидались фамильные драгоценности: украшения с бриллиантами, сапфирами, жемчугом, изумрудами, – и пачка с банкнотами. Видимо то, что маме удалось сберечь. На первое время этого было достаточно. Но я очень экономила, пытаясь не тратить лишнего. Не могла позволить себе остаться без гроша за душой.
На мое удивление, я быстро распрощалась с мечтой об учёбе за границей, без лишних сожалений. По итогам вступительных экзаменов, я все же прошла на бюджет и поступила на юридический факультет. Выбрала заочную форму обучения, чтобы совмещать с работой. Для меня было важно получить образование. Я привыкла развиваться и учиться.
Не станет открытием, что юную леди без образования и опыта не очень-то хотели принимать на работу. Сколько вакансий я пересмотрела, сколько собеседований прошла…. В итоге, выбрала гипермаркет поближе к детскому саду Златы и устроилась туда кассиром.
Сегодня у меня выходной, а на повестке дня посещение следователя, занимавшегося делом об убийстве отца. Мне показалось важным сообщить ему о письме мамы. Ведь люди, на которых теперь оформлена наша недвижимость и есть преступники, разве нет?
Отыскать нужный отдел полиции стало делом непростым. Серое угрюмое здание, спрятанное от потока прохожих, приютилось во дворе многоквартирных домов, казалось, доисторической эпохи. Плоский козырёк венчал флаг, на железной двери герб и табличка «Отдел полиции N 5 Октябрьского района». Рядом с входом соответствующий контингент. Запах умопомрачительный. Я протиснулась мимо девушки с низкой социальной ответственностью интенсивно жующей жвачку и группы молодых людей, судя по всему, подравшихся и не успевших опохмелиться. Последние сопроводили меня жадными взглядами, словно я была банкой с рассолом или таблеткой аспирина. Поспешила прошмыгнуть внутрь, внутренне содрогаясь от внимания компании. На входе бравый дядька в форме, такой же опухший, как ребята на улице. Бульдожьи щеки поросли недельной щетиной, малюсенькие глазки глубоко посажены, отчего сердечные круги под глазами кажутся ещё темнее. Шею не видно за вторым, нет… за третьим подбородком. Форма плохо сходится на животе, того и гляди пуговицей выстрелит в кого-то. Толстыми пальцами держит карандаш, разгадывая кроссворд. На улице пахло лучше. Там хоть воздух свежий, а здесь ни одного окна не открыто.
– Доброе утро! – широко улыбнулась, но осталась незамеченной. Простите, мне к полковнику Таймазову, – пискнула, потоптавшись у рамки металлоискателя и поняв, что внимание сотрудника полиции надо ещё привлечь.
Он нехотя оторвался от своего занятия и с явным недовольством посмотрел на меня. Думаю, в его мыслях пронёсся поток самых крепких ругательств – так красноречив был его взгляд.
– Назначено? – буркнул он и его щеки смешно затрепыхались.
– Новые обстоятельства по делу, – вытянулась по струнке, ответственно заявляя.
– Паспорт, – выдохнул он и меня обдало тошнотворным запахом самых дешёвых сигарет, лука и недавно выпитого спиртного. Я сделала вид, будто поправляю волосы, на самом деле, прикрывая нос рукавом свитера, пропитанного моими духами. Не французскими, самыми обыкновенными, недорогими.
Вынула из паспорта любовно свернутое письмо мамы и протянула документ мужчине.
– Без обложки, – недовольно гаркнул он качая головой и я поспешила снять ее, обнажая красную книжечку.
После недолгих манипуляции с моим документом, вернул его и нажал на кнопку. Пропускной пункт загорелся зелёным.
– К-кабинет не подскажите?
Толстопуз смерил меня недовольным взглядом.
– Пятый.
Я замялась. Он посмотрел на меня: «чего ещё?».
– А как туда пройти? – виновато прошептала, бледнея под взглядом, наливающихся гневом глаз.
– Прямо по коридору лестница, затем на второй этаж, справа вторая дверь, – выпалил на одном дыхании сверкая желтыми, как у коня, зубами.
– Спасибо, – снова пискнула и поспешила избавить мужчину от своего общества. Ну а себя от его аромата.
Найти кабинет оказалось просто. Сложнее проскользнуть мимо блуждающего туда-сюда контингента, и не упасть в девичий обморок от вида человека в наручниках, сопровождаемого конвоем. На двери кабинета под номером пять красовалась золотая табличка «Полковник Таймазов А.А.». Постучала и, услышав разрешение войти, шагнула внутрь.
Для этого обшарпанного места, кабинет следователя оказался довольно приличным. Просторный, без лишней мебели. Большой стол, кожаное кресло, пару стеллажей с томами уголовных дел. Ощущение, словно шагнув в эту дверь, я очутилась в чьём-то уютном домашнем кабинете. Контраста добавила и вуаль парфюма, окутавшая все вокруг: морская свежесть с древесными и цитрусовыми нотками. Жадно вдохнула аромат, позволяя ему вытеснить из легких зловоние, оставшееся в коридоре.
– Доброе утро, чем обязан? – степенно прозвучало с противоположной стороны комнаты, выдёргивая меня из брезгливых размышлений. Я подняла взгляд на источник звука и поразилась своей невнимательности. Как можно было разглядывать интерьер, когда перед глазами застыла такая картина? Высокий, широкоплечий мужчина стоял, повернувшись ко мне спиной, и с отеческой любовью поливал, буйно разросшиеся цветы на подоконнике. Вроде бы, полковник полиции, следователь, а с такой нежностью приподнимал широкой ладонью длинные листы, оголяя основание стеблей.
Я невольно улыбнулась.
– Доброе! Меня зовут Аделина Разумовская, я пришла по делу…
– Знаю я, по какому вы делу, – перебил меня следователь, дотошно разглядывая слегка пожелтевший листок фикуса.
Он не спешил отрываться от своего занятия, а я, как заворожённая, смотрела на перекатывающиеся под белоснежной рубашкой мышцы. Наконец, он закончил с цветами и неожиданно резко развернулся в мою сторону, словно случайно вспомнил, что вообще-то не один в кабинете. На долю секунды мне показалось, что в его взгляде проскользнуло особое любопытство.
– Прошу, присаживайтесь, госпожа Разумовская, – он указал мне на стул с мягкой обивкой, а сам, лёгким движением, накинул на плечи китель, висевший до этого на спинке кресла.
Я послушно опустилась на краешек стула и чинно сложила руки на коленях.
– Ну, с чем пожаловали? – начал Таймазов, пристально сверля глазами.
– Мне недавно исполнилось восемнадцать, – сама не поняла, зачем это сказала, но увидев в его взгляде полыхнувшее замешательство, запылала щеками и поспешила исправить ситуацию, – я хотела сказать, что в день моего совершеннолетия получила письмо. От мамы.
Следователь приподнял брови в удивлении. Мол, что в этом необычного и полезного для следствия?
– Она умерла два года назад, – тихонько прошептала я, поясняя.
– Соболезную, – он поднялся и принялся перебирать дела, сложенные на полке.
Пока он был занят поиском нужного тома, я украдкой попыталась рассмотреть его. Какой-то он неправильный правоохранитель. Вот тот бульдог у входа – правильный, а этот, совершенно не вписывается в мое представление о полицейских. Во-первых, где живот? Это что ещё за рельефное безобразие, обтянутое хлопковой тканью, вместо шара? Да и вообще, он статен, высок, опрятен. Не пьян и не с похмелья! Рубашка и брюки отутюженные – ни одного залома. Наверное, жена все утро гладила. Взгляд скользнул на правую руку, а она-то без кольца. Мысленно одернула себя, о чем ты вообще думаешь? Неосознанно вернулась к его рукам – красивые длинные пальцы, крепкая ладонь, широкое запястье опоясано часами. Адель! Он же намного старше! Ну и что? Я же только смотрю… Мне самой за себя стыдно, но эстет внутри мурлычет от удовольствия. Устремила взгляд на свои сцепленные в замок пальцы. Надо отвлечься. Во-вторых, он довольно учтив, хотя бы поздоровался, в отличие от бульдога – продолжался мой внутренний монолог.
Тем временем, Таймазов достал увесистый том уголовного дела и с характерным шлепком кинул на свой стол. Я, поглощённая внутренней борьбой с приличной и не очень приличной мной, подскочила на стуле.
– Чего-то боитесь? – прищурил миндалевидные глаза, обрамлённые веером пушистых черных ресниц.
– Просто задумалась… – подняла взгляд на следователя. Он нависал над столом, опираясь на обе руки и открыто рассматривал меня. В светло-карих глазах мерцал огонёк, полные, красиво очерченные губы, изогнуты в полуулыбке. Точёные скулы и упрямый подбородок покрывает ухоженная смоляная щетина. Волосы «небрежно» уложены.
– Так что там с письмом?
Я положила на стол свёрток бумаги и подвинула к нему.
– Мама пишет, что переоформила всю недвижимость на людей, что причастны к убийству отца.
Таймазов взял свёрток и принялся быстро разворачивать его.
– Пожалуйста, аккуратнее, – вскрикнула я и поймав недоумённый взгляд, уже едва слышно, – это немногое, что осталось от мамы.
– А что же сразу-то она в полицию не обратилась, – ворчал, бегая по строчкам глазами. – Надо же все усложнять. Самой вести дела с опасными людьми.
– Я думаю, ей угрожали расправой со мной и сестрой, – принялась защищать маму.
Он тяжело вздохнул и вернул письмо.
– Не думаю, что убийцы настолько глупы, чтобы оформлять недвижимость на себя. Но проверить стоит. Это дело уже столько тянется…, – достал из ящика стола бумагу и ручку, – пиши.
– Что писать?
– Начни с адресов домов, квартир. Машины были? Марку, модель, номера, что-нибудь помнишь?
Я отрицательно покачала головой.
– Ничего, сам узнаю, – вздохнул.
– А можно мне с делом ознакомиться? – поинтересовалась, не поднимая головы. В столбик аккуратно выписывала адреса.
Он молча подвинул ко мне сшитую кипу бумаг.
– Вроде бы ничего не забыла, – отдала листок с адресами. Следователь внимательно прочитал и нахмурился.
– Оставьте свой номер для связи.
Я дописала телефон и подписалась «Разумовская Адель».
– Адель, – покатал он на языке, – красивое имя. Необычное.
Мужчина вогнал меня в краску и я поспешила спрятать глаза в ворохе бумаг. Он едва слышно хмыкнул себе под нос.
– Дело большое, за один день не осилишь, – он явно забавлялся тому, с какой дотошностью я изучала документы.
– Значит, прийду ещё, – заявила не отрываясь от чтения.
– Чай, кофе?
– Нет, благодарю.
Вопреки ожиданиям Алана Алимбековича (увидела полное имя и отчество следователя в документах), через пару часов весь том дела был мной проштудирован. К моему глубокому сожалению, ничего нового выудить не удалось. Пересматривая документы, я надеялась, что они натолкнут меня на новую мысль. Появится хоть малейшая зацепка… но, увы. Топчусь на месте.
Три года назад отец погиб от взрыва в собственной машине. Я уверенна, что тот, кто изготовил и прикрепил взрывное устройство лишь наёмник. Отца заказали, но кто?
– У всех деловых партнёров алиби…, – пробормотала вслух.
– Не расстраивайся. Может проверка недвижимости станет свежей струёй в этом деле и, наконец, появятся зацепки, – поддержал меня полковник.
– Может и так. Во всяком случае, буду ждать новостей.
Я засобиралась.
– Спасибо, Алан Алимбекович. Всего доброго. – Слабо улыбнулась, ввергнутая в пучину размышлений.
– Можно просто Алан, – вкрадчиво предложил. – До встречи, Аделина, – загадочно улыбнулся он.
Что значит просто Алан? Перейти на «ты»? Я так не могу, он ведь старше меня! Да мы и не особо знакомы… Погоди, он сказал до встречи? До какой ещё встречи?
Щеки полыхали огнём, когда я пулей выскочила из кабинета и врезалась в мужчину, собиравшегося войти внутрь. Мельком взглянула на него, рассыпалась в извинениях за свою неуклюжесть и поспешила исчезнуть. Почти бежала по длинному коридору, каждой клеточкой ощущая тяжёлый взгляд, устремлённый мне в спину.
Вынырнув из затхлой духоты здания, облегченно вздохнула. Лицо до сих пор пылало, и мне казалось, что от соприкосновения холодных потоков воздуха с моей кожей, образуется пар. Февраль удивлял своей переменчивостью. Вчера солнце ласкало теплом, превращая белоснежное мерцающее покрывало в грязную кашицу, а сегодня снова прихватил мороз, образовывая колдобины на дорогах. Ноги переломать можно! Погода – женщина, что тут ещё скажешь. Натянула ворот свитера до самого носа, чтобы согреться. И спрятать дурацкую улыбку, не сползающую с моего лица… Настроение приподнятое. Безусловно, очень приятно, когда тебе уделяют внимание. Внутри начинает все мелко дрожать, доставляя особое, ни с чем не сравнимое удовольствие.
С небес на землю меня спустила мелодия, раздавшаяся из глубин маленькой сумки. Нырнула рукой внутрь, стараясь нащупать телефон, но тщетно. Попадалось все: блеск для губ, крем, салфетки влажные и сухие, паспорт, солнцезащитные очки, маленький флакон с духами, таблетки от головы… Господи, да где же он? Ещё немного и я отыщу в ней дракона! Обрадовалась, нащупав прохладную гладкость. Наконец-то. В последний момент успела взять трубку:
– Да, алло? – прижала сотовый плечом к щеке, застёгивая змейку. Блин, подкладку зажевало. Да что ж такое-то…
– Привет, Аделька! – радостно раздалось с той стороны.
– Привет, Лен, – поздоровалась с коллегой, если так можно выразиться.
– Выручай, дружочек, подмени меня, пожалуйста! – взмолилась без лишних прелюдий.
– Когда? – я все ещё боролась с замком. Кто их только придумал!
– Сегодня смена с часу до шести вечера, а на ночь я сама выйду.
– Хорошо, подменю тебя, – без тени сомнения согласилась. Деньги лишними не бывают.
– С меня магара, – радостно взвизгнула Лена и отключилась.
До смены оставалось полтора часа. Как раз за это время добегу, мужественно преодолевая все неровности (мягко говоря) дороги. Прямо бег с препятствиями какой-то.
По пути к магазину прикупила шаурму, пытаясь утихомирить голодное урчание в животе. Ела ее и вспоминала наши семейные ужины со всеми изысками и деликатесами. Видела бы меня мама, что я в рот кладу…
Гипермаркет, в который мне чудом удалось устроиться, работал двадцать четыре на семь. За ночные смены больше платили, но их я себе позволить не могла. У меня маленькая Злата. Работала максимум до шести часов и бежала, сломя голову, за сестрой. Благо детский сад в пятнадцати минутах, если нестись рысью породистого скакуна. Продуктовый встретил меня теплом и ароматом свежей выпечки. Желудок снова заворчал, навевая воспоминания о французских круассанах с клубничной и шоколадной начинкой, эклерах, хрустящем багете… Как же хорош был багет в пекарни господина Оливье!
– Аделька! Не ожидал тебя сегодня увидеть, – просиял Андрей, заметно выпрямляясь и расправляя плечи. Он работает здесь охранником.
– Добрый день, я вышла на смену Лене, – вежливо улыбнулась, в который раз подмечая, что парень проявляет ко мне недюжинный интерес.
– Наверное, опять на свидание собралась, – предположил парень, стряхивая с формы невидимые пылинки.
Я пожала плечами. В новый коллектив хоть и влилась, но в сплетнях участвовать отказалась, так что о подробностях личной жизни коллег, осведомлена не была. А вот Андрей, судя по всему, был в курсе событий. Пока отмечалась в журнале жужжал мне в уши о новом ухажёре Ленки. Вежливых кивков и заинтересованных хмыканий, с моей стороны, было достаточно для поддержания «разговора». Вот у кого точно – язык без костей.
– А ты когда в последний раз на свидании-то была? – не совсем тактично, как по мне, поинтересовался Андрей.
Внимательно посмотрела на нашего бравого охранника. Не худой и не толстый, не красив, но и не страшен. Не глупый, но и умом не блещет. Ни рыба ни мясо, одним словом. Снисходительно выдохнула.
– Никогда, – отозвалась я, и его глаза засияли азартом. Точно в его руки попали несметные богатства или информация особой важности. Смекнула, что знать теперь об этом будет весь магазин. И даже те, с кем я никогда не пересекалась из-за разного расписания смен. Что ж, мне стесняться нечего. Разве есть в этом что-то зазорное?
– Хочешь, я буду твоим первым? – сально улыбнулся парень, имея в виду свидание, но меня передернуло. Ну вот, у него ещё и юмор плоский.
