Текст книги "Княжна (СИ)"
Автор книги: Алина Островская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
Вино, пламенный взгляд, красивый мужчина с голым торсом, недвусмысленные намеки, в совокупности – отягчающие обстоятельства для стабильной работы самоконтроля и надлежащего исполнения договора!
– Кажется, я не совсем понимаю, – тихо лепечу, как ребёнок. Он медленно превращается в того зверя, который повстречался мне в казино. Две личности в одном флаконе.
– Если бы мне было действительно не наплевать на угрожающие пункты вашего договора, то я нашёл бы лазейку в слове «склонять». Ведь обоюдное желание не есть склонение к чему-либо, – делает паузу, позволяя переварить сказанное, – как жаль, что ваш договор для меня ничего не значит, – скучающе добавил, – он – лишь способ заполучить тебя.
Дискомфортных ощущений заметно прибавилось. В частности, из-за того, что его слова находили отклик в моем теле. Жар лавиной растекался по венам, переполняя каждую клетку. В ушах остервенело отстукивал пульс.
С трудом сглатываю.
– Что значит заполучить? – запинаясь шепчу онемевшими губами. На дне его глаз в диком, ликующем танце пляшут черти.
– Какое значение этого слова ты знаешь? – снова эта дьявольская улыбка обольстителя. Он сводит меня с ума!
Хлопаю глазами не в силах произнести и слова. Уверена, на моем лице отражается весь тот ураган чувств, переворачивающий все внутренности и выламывающий рёбра.
– Ты так невинна, – хриплый шёпот пробирает до нутра, – что даже не задумываешься о том, каким искушением являешься, – взгляд темнеет, становится опасным.
Его откровение – ушат ледяной воды. Надо было быть полной дурой, чтобы пытаться найти оправдание его недвусмысленному, как оказалось, поведению. Духовное расслабление, как же! Мысленно отвесила себе подзатыльник – что ты как ребёнок?
Приосанилась.
– Но, ты ведь говорил, что не берёшь женщин силой, – пытаюсь взывать к совести. Хоть капля-то должна быть?
– Верно, – ухмыляется и склоняет голову набок, – я просто сказал, чем бы в действительности хотел заняться, – пожимает плечами, – ты сама спросила, – салютует бокалом вина и с видом, налакомившегося молоком кота, осушает его.
Молчу, собирая разбежавшиеся мысли.
– Если ты не скажешь как хочешь провести вечер, то твоё молчание я восприму, как согласие удовлетворить мое желание, – будничный тон возвращает меня в реальность.
– Карты, – моментально выпалила первое, что пришло в голову.
– На раздевание? – кривая улыбка, озорные глаза.
– На желание.
Он заметно оживился.
– На любое? – не верит своим ушам.
– Любое приличное, – выделила интонацией слово, – желание.
Он потёр ладошки в предвкушении.
– Не так хорошо, как могло быть, но уже что-то!
Вскоре мы сидели у разожженного камина и играли в дурака. Решили, что победы в одной партии недостаточно для столь щедрой награды, так что играли до десяти. В процессе осушили ещё одну бутылку и не знаю как он, а я серьезно захмелела.
Ещё один важный вопрос, который я безустанно задавала себе: почему карты? Играла пару раз в жизни и то без особого энтузиазма. Штирлиц ещё никогда не был так близок к провалу! Но новичкам везёт. Случайно выиграла со счетом десять девять и победно вскинула подбородок, выкуси.
Но он не расстроился. Сиял, как солнышко весной. Это ввело меня в замешательство: почему не посыпает голову пеплом? Неужели поддавался?
– Я готов исполнять твои желания, – беззащитно развёл руки в стороны, хитро улыбаясь.
– Ты это специально, да?
– Нет, конечно, – еле сдерживает смех, а затем в миг становится серьёзным, – уж очень любопытно чего желают недотроги.
Глава 9
Знал бы он какие мысли посещают мою дурную голову, особенно сейчас, когда его близость не оставляет шансов здравому рассудку, не назвал бы недотрогой. Весь вечер взгляд самопроизвольно скользил по крепкой груди, широким плечами, рельефному животу, ну невозможно удержаться! Вот и сейчас, задумчиво кусаю губы, разглядывая татуированную вязь и шрамы, которых раньше не замечала. У всего этого есть своя история.
Его история.
Он не шевелится, точно боится спугнуть меня, как любознательную лань. Грудь мерно вздымается вверх-вниз, он спокоен. Мое же сердце набирает обороты, норовя пробить клетку из рёбер и выскочить из груди. Медленно погружаюсь в состояние, когда действие опережает мысль. В командном центре (моей ошалелой голове) гаснет свет.
Кончиками пальцев касаюсь чёрной руны на бронзовой коже. Она пылает. Слышу его одобрительный вздох и веду дальше, обводя скандинавскую письменность, увековеченную на плече. Слева под сердцем зияет белая гладь шрама. Рана была глубокой, мне остаётся лишь теряться в догадках о причинах ее возникновения. Он терпеливо позволяет изучить себя, привыкнуть к его теплу.
Понимаю, что переступила грань дозволенного и то, что происходит между нами вышло за рамки моей работы. Адским пламенем горят устои, воспитание, договор, все этические соображения. Никогда прежде не испытывала и наночастицы того, что чувствую сейчас.
Наблюдает за мной из-под полуопущенных ресниц, но и этого взгляда достаточно, чтобы понять: он – притаившийся хищник, готовый к прыжку. Одно неверное движение и гармонично сложенная груда мышц придёт в движение, отрезая мне путь к отступлению. Осознаю, хожу по лезвию, но это лишь добавляет остроты.
Робко поднимаю взгляд, отыскиваю его глаза. В них бушует пламя, но лицо застыло камнем. Кажется, не только я на грани.
– Очень жаль, что у меня лишь одно желание, – тихо шепчу, не прерывая зрительного контакта.
В его огне искрой полыхнуло любопытство.
– Проси все, что хочешь, – низкий грудной голос, задевает струны моей души. Они резонируют, звуча палитрой чувств: от неуверенности и смятения до горячей решимости.
– Мы едва знакомы, – во рту пересохло, слова даются с трудом. Он хмыкает и на мгновение отводит взгляд, – расскажи, как это произошло? – снова касаюсь шрама на его теле.
– Это и есть твоё желание? – в голосе мелькает разочарование.
– Одно из, если позволишь, – опускаю взгляд, не выдерживая натиска серых глаз.
Сильные руки обхватывают бёдра, притягивают к себе, сокращая безопасную дистанцию до минимума, устраивают меня между ног.
Явственно ощущаю жар его тела.
– Мне известен лучший способ, чтобы познакомиться поближе, – выдыхает мне в губы.
Молчу, но не сжимаюсь в комок нервов, как в казино. Интуитивно чувствую, что он не навредит мне. Как бы мне самой себе не навредить…
– Подрался, – снова скупая кроха. Почему он не хочет рассказать о себе?
– Что за драки оставляют такие глубокие шрамы? – качаю головой. Полученная крупица информации с трудом складывается в пазл.
– Ожесточенные? – мальчишеская улыбка.
Понимаю, что большего от него не добьюсь. Пусть так.
– Что означает твоя татуировка?
– Как бездарно ты расходуешь свои желания, – неодобрительно качает головой и берет мою ладонь в свою, – отвага, сила, доблесть, добродетель, – ведёт моими пальцами по своей груди, перечисляя значения рун, – если умирать, то с честью, – строчка на лопатке.
– А эта? – спрятанные символы на внутренней стороне бицепса, – это ведь латынь? Инферно означает ад, не так ли?
Он внимательно смотрит мне в глаза, хмурит брови.
– Грешнику искупление в аду.
Его взгляд налился свинцом. Поняла, что затронула болезненную тему. Это он себя называет грешником? Мы все грешны, если так подумать. Кто не испытывал гордость, печаль, гнев, уныние?
– Хочешь чего-нибудь ещё? – горячее дыхание у моего виска.
– Да, – поднимаю взгляд и едва не касаюсь его губ.
Но не успеваю озвучить третье желание, он срывается с обрыва навстречу мне и сминает губы поцелуем. Мягким, чувственным, просящим. Если бы хотела вывернуться – не смогла бы, предусмотрительно широкие ладони крепко держат лицо, большие пальцы вырисовывают узоры на щеках, лаская.
Если бы хотела… но я не хочу.
Знакомое дыхание тропических фруктов и его тепло дурманят голову. Что-то лопается внутри меня и я отвечаю на поцелуй. Робко, неуверенно, но, между тем, эмоционально. Вкладывая все те чувства, что он вызывает во мне. В животе щекочет пёрышком и сердце трепетно стучит, пропуская удары.
Время вокруг нас остановилось.
Все стало неважным, бесцветным, есть только он, я и нечто большее, чем просто поцелуй двух людей. Мужчины и женщины.
Касаюсь его небритой щеки ладонью и он льнет к ней, как бездомный пёс, жаждущий человеческой, хозяйской ласки. Отрывается от моих губ и посыпает поцелуями пальцы, ладонь, запястье с видом загнанного зверя. И было в этом жесте больше правды и откровения, чем во всех его словах. В этом жесте был весь он, без масок, притворства, без прикрас. Сердце болезненно сжалось от осознания того, насколько он одинок. Насколько одинокой была я до той встречи в казино.
Вернулся к моим губам, разгоняя по телу горячие, пульсирующие волны. Вопреки всему, все происходящее между нами казалось мне правильным. Его тепло родным, ласки желанными и сам он, словно становился частью меня.
В какой-то момент, тяжело дыша, он остановил наш поцелуй, прислонившись своим лбом к моему. Прикрыл глаза, нахмурился, восстанавливая сбившееся дыхание.
– Вечер окончен, – шепчет мне в припухшие губы, – беги, моя маленькая княжна, пока не передумал. Я ведь не железный…
Тариэл
Она ушла, но ее тонкий цветочный аромат все ещё дразнил, побуждая сорваться вслед за ней. Долго оставался сидеть в том же положении, подобно безжизненному монументу, воспевающему мою выдержку и силу воли. Пришлось приложить титанические усилия, чтобы оторвать от ангела свои загребущие лапы. Усилия, рвущие жилы.
Закрыл глаза, воспроизводя в памяти ее робкие прикосновения и вкус мягких, податливых губ. Как трепетала в моих руках. Такой хрупкий и нежный цветок. Вспоминать – все, что оставалось мне.
Наваждение какое-то.
Тру виски, лоб, взлохмачиваю волосы.
Пытаюсь убедить себя, что все сделал правильно. Она перебрала с вином и наутро не простила бы меня, воспользуйся я ее беспомощностью. А как хотелось…зверь почти сорвался с цепи.
Но в какой-то момент до меня снизошло откровение, развеявшее дурманящую пелену желания: я хочу ее не так, как остальных женщин.
Нет, неправильно.
Я хочу только ее, а других не хочу. Хочу не только тело…
Это новое, совершенно чуждое мне чувство. И оно пугает до чертиков.
Выключил свет, погасил камин. Добрался до бутылки виски – мне нужен компаньон. Плюхнулся на диван, разглядывая заснеженный лес, мерцающий в свете полной Луны. Перебирал в памяти наши встречи. Самопроизвольно улыбнулся.
Все пошло через… заднее коромысло! С каждым днем сильнее увязаю в меде ее голубых глаз, в блеске золотых волос, в шелке сливочной кожи. В ее непорочности, чистоте.
И нет мне спасения. Я пропал.
Несколько часов боролся с нестерпимым желанием подняться к ней. Мой вечерний компаньон лишь подливал масло в огонь, вместо того, чтобы охладить пыл. Оттолкнёт – уйду, а если нет…
Залпом осушаю стакан и поднимаюсь с дивана, полный решимости. Но в один миг взгляд цепляется за крошечную, едва заметную красную точку, тлеющую глубоко в лесной чаще. Она постепенно становится ярче и наконец затухает.
Хмель моментально выветривается.
На несколько километров в округе нет ни одной души. На часах три ночи и вряд ли житель ближайшей деревни так далеко забрёл, чтобы покурить. Наклоняюсь к столу. В нише на его дне спрятан Макар. Холодная гладь идеально ложится в руку, приятно успокаивая. Пульс оглушительно стучит в висках.
Почему сейчас?
Я столько времени искал смерти, искал кого-то, кто убьёт меня и займёт это проклятое место, но никто не смел бросать вызов мне. Напуганные свирепостью и жестокостью приемника Грегора все молча сидели по норам, содрогаясь при звучании моего имени. В любой другой момент я был бы рад смельчаку. Но не сейчас, когда в моем доме спит Адель. Что станет с ней, если я проиграю эту битву?
До боли в глазах вглядываюсь в темноту: один ли пришёл непрошеный гость? Поднимаю сиденье дивана и достаю охотничий нож. Начищенная до блеска сталь отражает скудный свет. Выстрел может напугать девочку, несмотря на глушитель, лезвие же немо.
В доме безопасно. Стекло бронированное, замки на дверях прочные, не вскрыть. Разве что болгаркой целиком полотно вырезать. Но незаметно это сделать не выйдет. Ещё одно преимущество окон: я – вижу то, что происходит снаружи, но они не видят то, что происходит внутри. Здесь прикрыт тыл, но устраивать резню, где мирно спит моя княжна, не стану.
Накидываю куртку. Выскальзываю на улицу через дверь чёрного хода. Морозно и очень темно. Лунный свет едва пробивается через плотные, снеговые облака, звёзд не видно. Тихо крадусь к фасаду дома, снег под ногами оглушающе скрипит.
Всю дорогу мучает лишь один вопрос: как они узнали об этом доме? Вариант один. В моем окружении завёлся крот. Хорошо бы оставить гостя живым, допросить, но держать его негде. Не думаю, что моя хрупкая девочка оценит кровавое месиво и методы получения информации, которые я использую.
Моя девочка.
У гаража я встретил смельчака. Он ковырялся в проводах, подготавливая небольшую взрывчатку к установке. Как банально. Приставил ствол к его башке, он поднял руки вверх.
– Повернись. Медленно.
Невысокий, щуплый парень развернулся ко мне лицом. Дуло Макара скользило по его голове, сминая потрепанную шапку. Смотрит испуганными глазами из-под круглых очков. Не похож на бандита, стремящегося завладеть титулом криминального авторитета. Больше смахивает на голодного студента.
– Кто такой?
– Я всего лишь наёмник, – запинается, голос дрожит, – мне хорошо заплатили.
– Имя.
Он не успевает ответить. Жгучая боль пронзает затылок, на мгновение теряю ориентацию в пространстве. Конечно, сосунок не мог быть один. Пошатнулся, разворачиваясь к нападавшему. Этот больше походил на головореза. Здоровый, лысый, ухмыляется, сверкая золотыми зубами.
– Мясник из Тартара, большая честь лично познакомиться, – давно не слышал это прозвище, крепче стиснул зубы, ощущая как с затылка капает горячая кровь.
– Бесславный способ ты выбрал, чтобы занять мое место, – киваю на взрывчатку, – в наших кругах за это уважать не станут.
– Так я и не для себя стараюсь. Твоё место расстрельное, а мне жить охото, – глупый, гоблинский смех.
– Знаешь о моем прозвище, стало быть в курсе что я делаю с неугодными людьми? Хочешь жить, а сюда пришёл.
– А кто же не в курсе? – разводит руками. – Я подготовленный, – за его спиной вырисовываются ещё два мордоворота. Это уже похоже на правду. А то даже обидно как-то, послали дохляка и лысого болтуна тягаться с Таро. Парни заряженные. В руках стволы, чувствуют себя уверенно. Они пришли за моей головой, но я не могу позволить себе такую роскошь, как смерть.
Не сегодня.
Выхватил нож и молниеносным движением метнул в парня, возвышающегося по правую руку от лысого. Лезвие скользнуло по шее, вспарывая сонную артерию. Тот захрипел, заваливаясь на каменный пол гаража, отчаянно сжимая кровоточащие горло. Не поможет. Шансов выжить у здоровяка нет. Такого поворота ребята не ожидали. Пользуясь секундным замешательством рывком подлетаю к лысому хук с левой, апперкот в нижнюю челюсть. Он шатается, выплёвывая золотые зубы. Беру в захват его руки, разворачиваю к себе спиной, прикрываясь безвольной тушей, потому как третий направляет ствол в нашу сторону и жмёт на курок. Хлопок разрезает ночную тишину, пуля входит в упитанное (а я думал накаченное) тело. Болтун падает замертво.
Разбудят девочку, идиоты.
На фоне нашей потасовки слышу, как студентик блюет, забившись в уголок. Согласен, зрелище не для слабонервных.
Ошалелые глаза третьего мне уже никогда не забыть. Выбиваю ногой ствол из руки, он достаёт нож. Понимает, что шансы уйти отсюда живым резко упали. Так что отчаянно кидается на меня с холодным оружием. Успеваю отскочить, но лезвие все же вспарывает куртку. Он не отступает. Выпад за выпадом, подбирается ко мне ближе. В глазах читается животный страх.
Ещё одна попытка пырнуть меня в живот не удаётся, перехватываю руку, разворачиваю нож в его сторону. Он покрывается испариной, трясётся. Сопротивление бесполезно, предупреждал же.
– Не надо, я все расскажу, – хрипит от перенапряжения.
Решаю сохранить ему жизнь. Достаточно на сегодня смертей. Выхватываю свой Макар и с силой бью по голове. Он теряет сознание и плюхается к ногам мешком с картошкой. Обыскиваю, забираю оружие.
– Пощадите, – в слезах всхлипывает студент весь в своей рыготне. На такого и рука не поднимется.
Связываю обоих и кидаю в багажник. Переночуют здесь, а утром их заберёт Дато. Выхожу из гаража, закрываю ворота. Весь пол в крови, два жмурика, мычание из багажника. Аделине сюда нельзя…
Вхожу в дом.
Разбудили все-таки, поганцы. Бросается ко мне с испуганными глазами.
– У тебя кровь, – бледнеет, стягивает куртку и я понимаю, что меня все-таки задело.
– Ерунда, – отмахиваюсь.
– Ты себя слышишь? Нам надо к врачу!
Что она так переживает? Смотрю на свой живот. А-а-а, ну теперь понятно. Справа зияла глубокая рана на пол живота, кровь течёт, кожа вывернута наружу. Адреналин обезболил, вот и не заметил. Проклятье.
– Ну же, поехали, ты потерял много крови!
– Ты водить умеешь? – понимаю, что она права. Кровь течёт не переставая, накатывает слабость. Надо срочно зашить рану.
– Нет.
– Я не доеду. Рану нужно зашить. Возьми аптечку на кухне.
Она моментально срывается с места. Закрываю дверь на все замки. Ещё одного набега ордынцев мне не отбить в одиночку. Возвращается быстрее, чем я добираюсь до дивана. Ныряет мне под руку, помогая идти. Усаживает на мягкие подушки, сама опускается у моих ног. Морщит нос, шипит.
– Рану нужно промыть, – смотрит твёрдо, решительно. Откидываюсь на подушки, предоставляя себя ей. – Будет щипать, потерпи.
Аккуратно обрабатывает порез спиртом. Жжет адским пламенем.
– Все, можешь зашивать, – протягивает мне иглу с ниткой.
– Нет, ты.
– Я юрист, а не врач. Да я даже не швея! – с жаром отзывается. Руки трясутся, бледная, но держится стойко. Тот взрывоопасный студент обрыгал бы уже весь дом. Устало закрываю глаза. Обильное кровотечение даёт о себе знать. Она больше не спорит. Читает вслух «Отче наш», в сотый раз дезинфицируя иглу и нить. Бог мне не поможет…
– Приступаю, – поднимает глаза, выискивая признаки жизни на моем лице. Слегка киваю.
– О Боже, не дай ему умереть, – взывает к всевышнему, я горько усмехаюсь. – Может выпьешь? Чтобы немного обезболить.
– Нет, – боль, как попытка искупления греха за очередную смерть на моих руках.
Она поджимает нижнюю губу и делает первый стежок. Острые ощущения волнами разбегаются по телу, раздражая каждую нервную клетку. Так мне и надо. Смотрю на шёлк волос, ангельское лицо. Как не повезло ей встретиться с таким, как я. Ухоженные руки с длинными ровными пальчиками уверенно держат иглу, раз за разом прокалывая кожу и делая аккуратный стежок.
Она не пытает меня расспросами, не истерит. Собрала волю в кулак, стараясь спасти человека, который того не заслуживает.
– У тебя хорошо получается. А говорила не швея, – подмигиваю и слегка улыбаюсь, когда она отрезает нитку и начинает старательно бинтовать мой живот. Обработала разбитую голову, кулаки я не дал – и так заживут.
– Поговорим позже, тебе нужно отдыхать, – строгий взгляд голубых глаз. Помогает мне лечь, сама садится у изголовья.
– Нет, иди ко мне, – подтягиваю к себе и кладу голову на колени. Она не сопротивляется. Запускает руку в волосы, мягко перебирая их, второй гладит по спине. Каждое движение сочится заботой, нежностью, состраданием. Если бы я не был уверен, что уже приговорён вечно гореть в аду, то подумал бы, что попал в рай.
Несмотря на ноющую боль, время остановилось. Ничего больше не существовало и не имело значения, кроме ее касаний, тепла, мерного дыхания. Тихонько запела, убаюкивая меня. Чистый, красивый голос. Ангельский, как и вся она.
Падал в объятия сна думая о том, что больше не представляю своей жизни без неё.
Наигрался и забыл, называется.
Аделина
Руки все ещё тряслись. Я только что зашила чёртову Марианскую впадину, разверзнувшую свои пучины на его животе. На пальцах осталась засохшая кровь, как напоминание о моем личном подвиге. Страх за его жизнь толкал к решительным действиям, запрещая мешкать.
Все позади.
Перебираю пальцами короткие, мягкие волосы, глажу по спине. Жалею его, лишь догадываясь о той боли, что пронзает крепкое тело. Тихонько пою колыбельную, что когда-то пела мне мама, надеясь хоть немного приглушить боль. Молюсь, чтобы у него хватило сил выжить и внутренние органы не были задеты. Мысль о том, что могу потерять его, разбивает душу на миллион мелких осколков.
Он мертвенно-бледный, потерял слишком много крови. Глаза закрыты, сопит, кажется, уснул.
На задворках разума назойливо мельтешит мысль о том, кто он такой. Гоню ее прочь, потому как боюсь правды. Она разрушит иллюзию и тот хрустальный замок мечтаний, что я успела возвести. Не уверена хочу ли знать, что произошло этой ночью. Но точно знаю, что слышала выстрел. Перевела взгляд на счесанные в кровь кулаки. Страшно подумать, что с тем человеком или людьми, о которых они сбиты. Предчувствие нехорошее, но лучше не фантазировать понапрасну.
Что я знаю об этом человеке? Вероятно, он хозяин подпольного казино, раз переодевался в кабинете. Это незаконно, следовательно, он как-то связан с криминалом, либо за его спиной стоят большие люди в погонах. Да, наверняка кто-то его «крышует». Обычному жулику не позволили бы наживаться на незаконном бизнесе, не позолоти он ручку кому надо. А что произошло ночью? Конкуренты? Вполне возможно. Азартный бизнес приносит огромные деньги. Да! Вот почему он так богат. И шрамы на теле результат выяснения отношений с желающими наложить лапу на золотую жилу. Ну вот, все сошлось.
Кусаю пересохшие губы. Голова идёт кругом. Понимаю, что сейчас ничего не имеет значения, кроме биения его сердца. Все подождёт.
Остаток ночи не спала, прислушиваясь к размеренному дыханию. Когда не удавалось уловить звук, сердце цепями сковывал ледяной страх, и я изо всех сил напрягала зрение, разглядывая широкую грудь: в темноте вздымается ли? Каждый раз испытывала сумасшедшее облегчение при ее движении – живой.
За окном разыгралась стихия. Ветер завывал, резкими потоками бросая в окна пригоршни снега. Закручивал крупные хлопья вихрем, создавая снежные столбы. В любое другое время, я была бы рада такой погоде, но не сейчас. Ждала утро, как второе пришествие, в надежде вызвать врача, скорую, такси, Виолетту в конце концов, хоть кого-нибудь, кто мог бы помочь ему или того, кто мог отвезти в больницу. Но погода отрезала нас от цивилизации, по крайней мере до тех пор, пока не почистят дороги. Запрещала себе паниковать. Страшно боялась, что недостаточно продезинфицировала рану и пойдёт воспаление. Надо бы уколоть антибиотики, но где их взять и что колоть? Надежда лишь на сильный мужской организм.
Ближе к утру его дыхание участилось, жилка на шее, которую удалось разглядеть в первых лучах солнца, билась слишком часто. Приложила руку ко лбу – у него жар. Аккуратно, насколько это возможно, вскользнула из-под головы мужчины, заменяя свои колени подушкой. Отправилась на кухню в поисках хоть чего-нибудь, что может помочь. В аптечке нашла таблетки для понижения температуры – ими смогу сбить жар, но ненадолго. Под руку попались новые кухонные полотенца, взяла их для компресса. Градусник, чашка и стакан с водой, чтобы запить лекарство.
Возвращаюсь в гостиную, он лежит в том же положении, в котором я его оставила. Бедность сменилась несвойственным ему румянцем, лоб покрыла испарина – последствия жара. Не хочется его будить, но лучше выпить таблетку сейчас, чем когда температура подлетит до небес. Мягко касаюсь волос, он тут же открывает глаза.
– Ты горишь, – оставляю руку на лбу. По сравнению с его кожей, моя ладонь кусок льда.
Он расплывается в блаженной улыбке.
– Чувствую тебя по-настоящему, – убирает руку со лба, прислоняя к губам, – боялся, что это очередной сон.
Видимо, он в бреду.
– Выпей это, – приподнимаю ему голову, подношу стакан с водой, кладу таблетку на открытую мужскую ладонь, – надо сбить жар.
Он задумался лишь на секунду и проглотил лекарство.
– Два, четыре, пять, семь, ноль, один. Позвони Дато, – вкладывает мне телефон в руку.
– Хорошо, на вот, поставь, – отдаю ему градусник. Смачиваю полотенце и кладу на лоб. Он слушается. Лежит с закрытыми глазами, не шевелится.
Ввожу вверенный мне пароль и телефон сам открывает смс в What’s app. Фотография девушки. Очень красивая. Красные губы на пол-лица, вторую половину занимают глаза, изогнулась в искушающей, призывной позе, аки кошка, чёрное кружевное белье, из того же кружева поясок прикреплённый к чулкам. Подписала фото: «соскучилась по тебе, милый». Имя контакта – Аня.
Унимаю сердечную боль, выхожу из мессенджера – не хорошо читать чужие письма, но эта смс открылась сама. Как послание-предупреждение с небес, наверное. Несмотря на обиду горечью разъедающую душу, звоню контакту с подписью Дато. Абонент быстро отвечает:
– Чего не спишь в такую рань, Таро? Девочка недостаточно тебя вымотала? – хрипло смеётся.
Очень интересно. Прочищаю горло, мне неловко после такого говорить с незнакомым человеком.
– Здравствуйте, меня зовут Аделина, – собеседник осекся на полуслове, едва не вывалив на меня очередную сальную порцию лишней информации. Он в один миг стал серьёзным и учтивым.
– Давид, приятно познакомиться. Что с Таро? – довольно быстро соображает.
– Он серьезно ранен. Я не врач, но выбора не было, так что зашила рану как смогла. Сейчас у него поднялась температура, нужно уколоть антибиотик или ещё что-то. Тут метель замела все дороги, скорая не проедет. Помогите, – последнее слово надрывно шепчу, сдерживая слезы. Это нервное.
– Могу с ним поговорить?
– Сейчас, – тихонько шмыгаю носом, стираю тыльной стороной руки одинокую слезу. Подношу телефон к мужчине, он приоткрывает глаза. Несколько предложений на незнакомом языке и он жестом показывает, чтобы говорила дальше я.
– Вы поможете?
– Я найду доктора. Не дай ему умереть, Аделина, – отключается.
Прекрасный совет! Сама-то я не догадалась. Вынимаю градусник – тридцать восемь и пять. Сменяю компресс на голове, смачиваю пересохшие губы. Он снова спит.
Сижу на коврике у дивана, вознося молитвы всем святым. Через полчаса вибрирует телефон – Дато. Отвечаю.
– В течение часа к вам приедет доктор. Посмотрит что как, если совсем плохо заберёт в больницу.
– Спасибо большое! – меня накрыло пятнадцатиметровой волной облегчения. Продержаться осталось не так долго. Тариэл изредка приходил в себя, смотрел на меня затуманенным взглядом, точно проверял на месте ли я и вновь проваривался в бездну.
Как и обещал Давид, примерно через час на пороге дома топал ногами высокий черноволосый мужчина, стряхивая снег с ботинок. Подскочила к двери, как ошпаренная. Он не один. Ещё несколько здоровенных мужчин воровато оглядываются по сторонам возле снегоходах. Страх по коже прокатился верхом на мурашках, поднимая на дыбы каждый волосок. Успокаиваю себя тем, что Тариэл сам доверился Дато, значит все будет в порядке.
Спешно справляюсь с замками и открываю дверь.
– Здравствуйте! Мы вас очень ждём, – думаю о том, спросит ли доктор о причинах такой раны и что в таком случае отвечать?
– Доброе утро, – окидывает меня цепким взглядом и шагает внутрь. Мужчина взрослый, за пятьдесят, в строгом чёрном пальто, брюках со стрелками и голубом пуловере. Чёрные волосы с проседью аккуратно зачёсаны назад, лицо свежевыбритое. Взгляд темных, как ночь, глаз умный, обстоятельный, взвешивающий. Высокие скулы и твёрдый подбородок наделяют его особой притягательностью. В руках огромный кожаный чемодан. Надеюсь в нем найдётся то, что нужно.
– Сюда, – приглашаю к дивану, на котором уже не спит Тариэл.
– Артур, старый черт, – улыбается наш больной и протягивает руку доктору.
– Таро, – сдержанно кивает и жмёт руку. – Снова пришёл спасать твою задницу. Стабильность – признак мастерства, – лёгкая улыбка проявляет носогубные складки.
– Не трепись попусту, посмотри, что там у меня. Так хреново давно себя не чувствовал.
– Мне нужно вымыть руки, – обращается доктор ко мне и я показываю на дверь санузла. Через несколько минут Артур уже разматывал, пропитанные кровью бинты. Кусала губы, нервничая как никогда в жизни. Наконец показалась зашитая мной рана. Сейчас она выглядит ещё хуже, чем ночью. Или мне это только кажется?
Доктор цокает языком и качает головой.
– Кто шил-то тебя? Не сам ведь?
– Я шила, – виновато пискнула, – время шло на минуты, медлить было нельзя. Простите, я первый раз, – прижала пальцы к губам, усмиряя панику.
Он окинул меня колким ледяным взглядом. Зажмурилась, ожидая услышать грязные ругательства врача.
– Молодец, хорошо справилась, – мягкая улыбка. – Видела бы ты, как он однажды себя зашил. Будто мешок штопал. Пришлось перешивать, чтобы сохранить товарный вид, – хлопает по-свойски Тариэла по плечу. Тот морщится.
– Все было не так плохо, – возражает больной, пристально разглядывая меня. Видимо, подействовало жаропонижающее.
– Внутренние органы не повреждены?
Любопытный взгляд.
– Сдох бы уже, если так, – о, как я люблю чёрный юморок врачей.
– Утром у него был жар.
– Это ничего, просто реакция организма на повреждение. Сейчас поставим ему укольчик и все будет хо-ро-шо, – открывает свой необъятный чемоданчик, выискивая нужное лекарство.
Колет антибиотик в вену.
– Полегче, жжёт же, – вскидываю брови в удивлении. Шила его на живую он даже не пискнул. А тут от укола в вену шипит.
– Прости, Таро, привык, что мои пациенты никогда не жалуются, – стал вводить лекарство медленнее.
– Почему? – вдруг вылетает у меня.
Он одаривает насмешливым взглядом.
– Я – патологоанатом.
Ну, разумеется. Как же сразу не поняла.
Уходя оставил таблетки, поскольку уколы делать я не умею. Велел следить за его питанием, давать больше жидкости и заставлять пить лекарство. У выхода обронил:
– Вы храбрая девушка, но не стоит за него так беспокоиться. Его просто так не убьешь, живучий, гад, – окидывает с ног до головы долгим взглядом, – и чертовски везучий.
Накинул пальто и был таков.
Глава 10
Обратила внимание, что здоровенных мужиков на улице уже не было, как и одного из снегоходов. Кто они и зачем приезжали? Закрыла дверь на все замки. От встречи с врачом остались положительные впечатления, хоть и возникли новые вопросы. Зашивал себя сам? Какая должна возникнуть ситуация, чтобы человек сам себя зашивал?! Что-то мне подсказывает, что я слишком приземлённо мыслю, когда думаю о нем, как о простом хозяине казино (да-да, такая картина вырисовывается, что подпольный азартный бизнес кажется детской игрой в песочнице). Но моей девичьей фантазии не достаточно, чтобы сделать новые предположения. Возвращаюсь к «больному». Он лежит довольным котом, улыбается. Не похож на человека, у которого меньшего суток назад через порез чуть внутренности не повыпадали.
