Текст книги "Невеста для демона страсти (СИ)"

Автор книги: Алина Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Сумочка была, на мой вкус, простовата и аляповата, но его совершенно сразил контраст между мягким бархатом основы и гладким атласом аппликации. И мне пришлось согласиться, что к сегодняшнему наряду она мне вполне идет. Дальше был браслет с многочисленными шумяще-гремящими подвесками, который я тоже приняла, поддавшись на его уговоры. Затем его заинтересовали детские свистульки – он перепробовал их все, затем купил штук пять и почти сразу раздарил снующим вокруг детишкам. Еще ленты и украшения для меня. Красивый маникюрный набор, который я присмотрела уже сама. Куча необходимых каждой женщине мелочей, которые мне, наверно, должно было быть стыдно покупать при нем, вот только стыдно почему-то совсем не было. Мне, а вот он смотрел на это как-то странно, словно я покупаю вещи, которые мне уже вовсе никогда не пригодятся, а он не хочет портить мне настроение и об этом сообщать.

– Что не так? – все же решила поинтересоваться у этого любителя «простых человеческих радостей». – Или ты полагаешь, что я уже беременна?

– Откуда, роза ты моя белая? Ты была только со мной, а от меня сложно получить в подарок что-то существеннее купленного на ярмарке браслета.

– То есть с конем ты меня все-таки обманул?

– Почему? Он твой и ждет тебя. Но конь тоже относится к тем вещам, которые можно купить на ярмарке. А мы говорим о зарождении жизни, а с этим не ко мне.

– А к кому? К герцогу Александру Теодору Иоанну?

– А знаешь, – мой не-муж приблизился ко мне сзади вплотную и обнял за плечи, – пожалуй, это единственная вещь, с которой он справился бы лучше меня. Только я все равно ему тебя не отдам. Вот такой я страшный себялюбивый эгоист… Хочешь пирожки с вареньем? Как нет? А я уже хочу! Идем же, они так восхитительно пахнут!

Потом были пирожки, да. Наверное, восхитительные, я не очень прочувствовала вкус. Странные ощущения: жуешь, а… ничего. Еда. Съедобна. Ну, хоть Лис наслаждался.

Дальше были кулачные бои. Сначала мы просто смотрели, и не могу сказать, чтобы зрелище того, как потные мужики пытаются набить друг другу морду, меня сильно привлекало и увлекало. Но потом этот ненормальный полез участвовать – и мое отношение к происходящему резко изменилось.

Захотелось повиснуть на нем и заорать: «Не пущу! Куда тебе против этих бугаев? Ты маленький, щупленький». Помолчала, конечно. Лишь в веревку ограждения вцепилась отчаянно. Да и маленьким он, конечно, не был. А уж щупленьким тем более – мышцы у него ого-го, как бугрились. Вот только противник ему нашелся – редкостный мордоворот, в два раза шире, да на голову больше…

«Ну ладно, – уговаривала я себя, – ну, захотелось кому-то быть избитым. Радость ему от ощущений. Даже таких. Ну, пусть. Вот и посмотрим, какой он дух, и как он свое переломанное тело от земли отскребать будет, да излечивать… или восстанавливать… или оно у него вообще не сломается – оно ж ненастоящее, вроде как…»

Однако пока отскребать и восстанавливать было нечего. Куда более ловкий и верткий, Лис легко уходил от ударов противника и столь же легко наносил их сам – слишком быстрый, слишком непредсказуемый. Слишком… искусный? Да, пожалуй.

Мордоворота он забил легко, будто играючи. А впрочем, почему «будто»? Играючи и забил. Игрался он так, и откровенно наслаждался игрой. Столь же легко он одного за другим победил и следующих двух соперников. А вот потом, когда я уже совсем уверилась, что ничегошеньки ему не будет, он вдруг упал, пропустив сильный удар в лицо. Встал, пытаясь вернуть утерянное превосходство, и тут же вновь получил удар, и опять, и еще. Совсем недавно ловкий и верткий, он вдруг стал недопустимо медлительным, и просто не успевал ни закрыться, ни контратаковать. Наконец, он опять упал и уже не поднялся. Победу отпраздновал соперник.

Однако Лису, как продержавшемуся целых три боя подряд, все же полагалась какая-то награда, и ему щедро отсыпали полный кошель меди.

– Идем праздновать? – с шальной улыбкой на разбитом лице предложило это чудовище, добравшись, наконец, до меня нетвердой походкой.

– Праздновать? Что тебя избили? – нет, он вконец сумасшедший!

– Ох, Роззи, ну не мог же я без конца выигрывать, – он улыбается чуть снисходительно, словно я не понимаю простых вещей, а у самого из разбитого носа кровь течет, и шатает его так, что, кажется – скоро рухнет. – Так, немного размяться. И тихонечко уползти…

– Да, тебе теперь, похоже, только ползти, – положив его руку себе на плечо и медленно двигаясь прочь с площади, вздохнула я. Ноги ж едва переставляет. – Очень больно?

– Ага, – и почему в его усталом голосе мне чудится просто детский восторг? – Правда больно, Роуз. По-настоящему… Спасибо тебе.

– За что это? Это ж не я тебя била.

– Но ведь это благодаря тебе я смог воплотиться. Стать живым, настоящим. Все это почувствовать.

– Ты говорил, что смог воплотиться благодаря страстям моего отца, – мне, наконец, удалось довести его до бочки с дождевой водой, стоящей на углу площади. Тяжело опершись на обод одной рукой, другой он попытался умыться. Не очень вышло. Свои извечные перчатки он снимать и не думал, а от них разве что грязных разводов на лице больше становилось. Я отвела прочь его подрагивающую руку, и начала умывать сама.

– Страстей твоего отца хватило лишь на подобие герцога. Не слишком устойчивое, к тому же, норовящее распасться то от сильной магии, то от сильных эмоций. Недаром пришлось использовать маску в храме, да и тебе глаза завязывать, а то бы перепугалась… сильно…

– В карете? – вспомнила я. – Когда я искала, а тебя… не было?

– Был, Роззи, я всегда там был, – он постоял, пошатываясь, над бочкой, потом плеснул еще пару раз себе в лицо и отвернулся, предлагая следовать дальше. Я предложила плечо, но он отказался, просто взял за руку. – Одежда ж на чем-то держалась, верно? Вот только облик был уж больно изменчив, и не всегда человекоподобен.

– Э-это как еще? – так, нет, монстров я не заказывала!

– А, не бери в голову, Роуз, – легко отмахивается он. – Просто запомни: внешность обманчива. Всегда. А закрыв глаза порой все-таки можно увидеть истину.

– Только ты глаза не закрывай, ладно? Как-то ты слишком тяжело движешься. У тебя голова точно не кружится?

– Да нет, Роуз, не бойся. Все хорошо уже. Просто мы не одни. Не хотелось лишать ребят их иллюзий. Прежде срока.

– В каком смысле? – оглядываюсь. За нами шли трое. И вид их мне ну совсем не понравился. А переулок, в который мой спутник меня завел, совершенно безлюден. – Лис? – нервно сглатываю.

– Не бойся. Им всего лишь нужны наши деньги. А мне – хорошая драка, причем без правил. На крылечке вот тут постой. И вещи наши посторожи, – мне к ногам ложится мешок с нашими покупками. И тут же сверху – его куртка. Оставшись в одной рубахе, он спокойно оборачивается к преследующей нас троице: – Так что хотели, мальчики?

Мальчиками этих личностей совершенно бандитского вида уже давно никто не называл. И радости подобное обращение у них почему-то не вызвало. Оскалились. Хищно.

– Смотри-ка, наглый, – презрительно сплюнул один. – Ты, конечно, боец неплохой, кулаками знатно машешь. Но только уделали тебя, малый. Силенки-то не рассчитал, кончились. Да и мы не кулаками с тобой разговаривать будем, – ножи, блеснувшие в их руках, были вполне достойны мясников. Или охотников. На кабана с такими, должно быть, неплохо. – Сразу деньги отдашь, или мы тебя сначала чуток подрежем, да девку твою пощупаем?

– Да знаете, мальчики, вроде и денег не жаль, а не могу отказаться от хорошей драки, – улыбнувшись тепло, словно близким друзьям, сообщил этой троице Лис. – Только предупреждаю сразу: кто подойдет к моей подружке ближе, чем на два метра – убью. Без всяких шуток.

– Да кто ж с тобой, мразь, шутить-то будет? Ты сам уже, считай, мертв.

А дальше… Дальше они дрались, и это было реально страшно. Их трое, с ножами, а он один, безоружный, только что избитый, выдохшийся… Вот только не выглядел он больше ни избитым, ни выдохшимся. Вновь полный сил, ловкий, верткий, стремительный. У одного уже нож выбил, у другого, третий просто на землю полетел и не встал больше… Но первые двое останавливаться и не думали, драка продолжалась. И один из них снова поднял свой нож. Выпад – пропоротая рубаха. Крови нет. Надеюсь. Но это пока нет.

Подножка. Удержался. Сумел отпрыгнуть, отбить. Ударил сам. Рукой, ногой. Да, правил здесь не было, зато ярость, ненависть, жажда крови просто зашкаливали. Да и мастерство этих бойцов подворотни было куда выше, чем у тех бугаев, что выходили на круг честно померяться силушкой. Лис пока побеждал. Вернее – оставался не порезанным, не избитым, не убитым. Но, казалось, еще чуть-чуть – и его достанут. Он едва ушел от удара… едва… едва…

Увлекшись смертельно опасным поединком, я не заметила, когда пришел в себя третий. А когда его нож внезапно прижался к моему горлу, предпринимать что-либо стало уже слишком поздно.

– А ну, затихни, и никто не пострадает! – резко приказал бандит Лису.

– Не сметь! – рявкнул в ответ Лис, и столько злости было в его всегда насмешливом голосе, что стало жутко. Куда сильнее, чем от ножа у горла. И в тот же миг оба соперника Лиса кубарем отлетели от него в разные стороны, а прямо из воздуха в руках моего мужчины материализовалось огромное прозрачное копье, конец которого вошел в сердце того, кто посмел угрожать моей жизни, еще прежде, чем я успела испуганно вскрикнуть.

Бандит захрипел, страшно выпучив глаза. Затем копье растворилось в воздухе, и он медленно завалился вперед и съехал лицом вниз по ступеням крыльца, оставляя кровавый след. Замерев, я в каком-то оцепенении смотрела, как два оставшихся бандита поднимаются на ноги и с перекошенными от ужаса лицами пытаются бежать. Но натыкаются на что-то острое, мгновенно материализовавшееся из воздуха и вошедшее им прямо в сердце. Их тела тоже падают… как-то слишком громко в оглушающей тишине. А я все стою и смотрю.

Лис… Нет, уже не он. Стоящее посреди пустого переулка существо кажется и выше, и шире в плечах. И волосы уже не черные, а рыжие… нет, откровенно красные… или фиолетовые?.. Или… А в глазах – тьма. На абсолютно гладком, лишенном любых эмоций и примет времени лице в пустых провалах глазниц клокочет тьма, и я, кажется, кричу, потому что этот монстр идет прямо ко мне.

ГЛАВА 8.

– Тише, Роззи, тише, – и только голос знакомый. Его голос. – Не смотри. Закрывай глазки, ну же. Давай, моя славная, – он подходит вплотную, обнимает, прижимая мое лицо к своей груди. – Вот так, – он тихонько гладит меня по голове. – Моя прекрасная белая роза. Моя храбрая маленькая девочка, которая обещала быть мне верной женой.

– Т-ты… – с трудом удается произнести.

– Я, моя Роззи. Всегда только я. Не надо бояться. Внешность обманчива, я уже говорил. А истинный облик можно увидеть только с закрытыми глазами.

– Тьма… – все еще в ужасе шепчу я. – У тебя в глазах – тьма. И копье… из воздуха… просто… взяло и возникло…

– А мой голос – он разве тебя пугает? Мои руки, что гладят тебя, – они разве страшные?

Качаю головой. Или судорожно трясу.

– Ты закрыла глазки? Обнимай меня за шею – нам надо отсюда уходить, – он поднимает меня на руки и куда-то несет быстрым шагом. А меня хватает лишь на то, чтоб малодушно прижиматься к нему и отчаянно зажмуривать глаза, словно этим можно отгородиться от того ужаса, что мне довелось увидеть.

Как оказалось, слушать его рассказы – о смене облика, о его нематериальной природе, о нестабильности выбранного образа – это одно, а увидеть наяву всю эту жуткую мистику, все это колдовство за гранью реальности – это совсем, совсем другое. Я, наверное, не понимала до конца раньше, с кем связала меня жизнь, не осознавала. Теперь же…

Скрип открываемой двери, ступеньки вниз, зябкая прохлада каменного подвала, затхлый запах сырости и плесени, какие-то мешки, на которые меня сажают.

– Придется здесь, моя роза. Ходить в таком виде по городу мне не стоит.

– П-придется здесь что? – меня все еще колотит. Я отцепляюсь от него и судорожно вцепляюсь в мешки, на которых сижу. Осторожно приоткрываю глаза. Темно. Действительно, какой-то подвал, и узенькая полоска света, врывающаяся из маленького зарешеченного окошка под самым потолком, делает царящий здесь мрак чуть менее непроглядным – не более. Я вижу силуэты, контуры. И темное пятно, нависшее надо мной, – его.

– Успокаивать мою несчастную, насмерть перепуганную девочку, – он опускается передо мной на корточки, гладит мою судорожно сжатую ладонь. При этом его макушка оказывается гораздо ниже меня. И мне хватает света, чтобы видеть – она не черная, совсем. Ярко-красные волосы, по которым словно пробегают фиолетовые искры. Как же жутко! Да еще – в темном подвале, наедине. Хорошо хоть лица не вижу – он словно специально склонил голову, чтоб я любовалась только макушкой. – Разве я когда обижал тебя, розочка моя белая? Разве мучил? Разве причинял тебе боль?

Но даже его голос – такой привычный, такой знакомый, такой завораживающий: низкий, вибрирующий где-то внизу живота – не мог успокоить меня сейчас.

– Н-нет. П-пока. Н-но ты грозился.

– Когда, Роуз? – он изумился совершенно искренне.

– Вчера. На конюшне. Когда связал и обещал избить хлыстом.

– Но я же просто играл, Роззи, что ты? Мы вроде уже выяснили этот момент.

– А ты всегда… всегда играешь. И с ними тоже играл, а потом… в один момент… вдруг играть перестал, и все! А со мной… что помешает тебе однажды перестать играть со мной? Я что-то скажу, что-то сделаю… а ты вдруг разозлишься – и все… Копье… из воздуха… тьма в глазах и кровь… на ступенях. И тело падает… так медленно и жутко. И тишина…

– Разве я настолько сильно похож на безумца, Роуз? – спросил он печально. – Совершаю так много нелогичных и бессмысленных поступков? Мне казалось, нет. Этот идиот угрожал твоей жизни, а ведь я предупреждал, что это недопустимо. Заметь: заранее предупреждал. И сделал ровно то, что и обещал. Никакого «вдруг», никакого «внезапно».

– Тогда, – вздыхаю судорожно, – предупреди и меня. Что будет стоить мне жизни? За что ты убьешь меня, внезапно прекратив свои игры?

– Нет такой вещи, Роззи. Играю ли я, или я серьезен – я всегда буду беречь тебя, всегда буду любить, – он чуть потянулся, чтоб коснуться губами моих коленей – прямо через грубую ткань. Затем потерся щекой и вовсе опустил на них голову, обхватывая меня руками за поясницу. – Ты – мое самое главное сокровище. Моя жизнь. Обряд связал нас навеки. Лишь благодаря тебе я живу. Лишь благодаря тебе я живой. И я жив, лишь пока жива ты, моя Роуз. Я жив лишь тобой…

– Но, когда меня не станет… ты разве умрешь – совсем? Ты же говорил, что ты дух, и ты существуешь… – я чуть дернулась под его тяжестью. Хотелось оттолкнуть, но… Он казался таким беспомощным с головой на моих коленях, таким не страшным…

– И я существую, – подхватил он мои слова. – Как бесплотная тень, как безликий туман. Питаясь огрызками чужих страстей, что доносит ветер, да обрывками чужих видений. Это не жизнь, Роззи, это холодное прозябание.

– Ну и что же тебе помешает найти себе другую Роуз – новую, очередную? Разве мало отцов, готовых продать свою дочь незнакомцу в обмен на карточные долги? А по городским подворотням порыскать – так отдадут и за бутылку.

– Отдадут, – спокойно кивает он, – да некому будет взять. Договор, моя Роззи, – пояснил в ответ на мое недоумение. – Мой народ заключил некогда с Деусом договор. И, согласно ему, я могу связать свою жизнь с человеческой девой лишь раз в сто лет. Да и то, далеко не с каждой. Иногда проходят твои сто лет – и ты отправляешься в мир, и ищешь. А подходящей невесты нет… Я восемь лет ждал, когда ты вырастешь, Роуз.

– Ждал? Меня? Но… А если б отец отдал меня другому?

– Не герцогу Александру? – чуть усмехается мое личное чудовище. – Да какая мне разница, кто числится твоим мужем на этой земле? Он проспал бы свою свадьбу, я – нет… Хотя – с герцогом, конечно, идеально получилось, там такая кровь! И по папе и по маме! Даже у королевских деток она похуже…

– При чем здесь его кровь? – тут же пугаюсь я. В памяти вновь встает мертвое тело, беззвучно падающее на ступеньки, и кровь, что толчками вытекает наружу из раны. – Зачем тебе его кровь?

– Мне – незачем, Роззи, что ты? – он даже голову поднимает и рискует взглянуть на меня сквозь спутанные пряди непомерно отросшей челки. – Мне не нужна ни кровь, ни смерть, я питаюсь нематериальным: эмоции, фантазии, мечты, всепоглощающие страсти… Те три идиота в переулке были просто идеальным кормом: столько ненависти, столько жажды убить, растоптать, унизить! Еще б минут двадцать их подоить… Нет, надо было полезть с ножом к моей девочке! Бездарная смерть, от которой одни убытки! Их не доел, тебя напугал, облик развеял… – он садится на пол подле меня, чуть отвернувшись и обхватив руками коленки. Лицо все же прячет. Явно прячет.

– Ну и что же ты так… неаккуратно? – интересуюсь осторожно. Его рассуждения заставляют меня нервно вздрагивать. – Если ты прямо из воздуха… можно ж было сделать не копье, а щит. И не убивать, а оттолкнуть…

– Разозлился, – покаянно признается создание с сиреневыми искрами в волосах. – Не совладал… Столько злости, ярости, ненависти… Я привык их просто тянуть, а тут – испытал сам… Или, может быть, испугался. Я так хорошо все продумал, а тут… Из-за какого-то жалкого человечка – и все потерять!.. – он в некоторой растерянности качает головой, словно и сам до конца не понимает – как же это он так?

– Меня, конечно же, радует, что ты защищал не меня, а исключительно свои планы…

– Роззи!

– А что? Зато честно. Ведь мог бы красиво соврать, что за восемь лет ожидания ты безумно в меня влюбился, но… планы, – чуть усмехаюсь и обхватываю себя руками. Зябко. – Так может, ты столь же честно расскажешь, что именно это за планы? Раз уж я в них… Куда мы едем, и едем ли мы еще куда? Где мы будем жить и будет ли у нас вообще свой дом – или ты так и будешь развлекаться: то конюхом, то плотником? Я как бы твое сокровище, и связана с тобой неким обрядом – но этим самым обрядом ты связал меня с герцогом, разве нет? Ты сказал, что ты – дух, не имеющий материальной формы, но вот человеческий облик ты утратил, а материальную форму – вовсе нет…

– Тише, Роззи, тише. Ты решила вывалить на меня все вопросы разом? Так я забуду первые прежде, чем дослушаю до последних, – знакомо смеется он. Пришел, видимо, в себя, после неожиданно испытанных сильных чувств. Вернулся к привычным несильным. – Едем мы в Аденские горы, – начинает спокойно объяснять, обернувшись ко мне. – Там, в одной из закрытых долин, живет мой народ. Там будем жить и мы. Едем не спеша, останавливаясь во всех встречных городках: я наслаждаюсь человеческой жизнью, ты прощаешься с ней.

Сглатываю, мгновенно бледнея:

– П-прощаюсь? Это как? Почему?

– Потому что мы не люди и живем в своей долине совсем иначе, – он лишь улыбается на мои страхи. – И ты постепенно станешь… Получишь способности, о которых и не мечтала, возможности, которые людям и не снились, свободу, человеческой деве попросту недоступную… Обряд соединил нас, и теперь мы словно сообщающиеся сосуды: ты получаешь мои возможности, я твои, и чем дальше – тем сильнее взаимопроникновение. И именно потому, что это взаимопроникновение уже началось, полностью потерять материальную форму я уже не могу. Я вновь становлюсь собой – тем, кем был до проклятия Богини.

– Какой еще богини?

– Старой. Мы потом ее свергли, примкнув к Деусу. Но бог оказался не так силен, как хотел казаться, и проклятия снять не смог, хотя обещал расплатиться именно этим. Обманул. Ну, значит, и сам будет однажды обманут… Не важно, Роззи. Пока ты жива, я вновь буду самим собой. Ну а мой человеческий облик – это пока, чтоб тебе привыкнуть, – резко оборвал он откровения. – И его надо восстановить, пока к нам не сбежались все святые отцы округи. Они мне без надобности, и пусть это будет взаимно. Ты ведь поможешь мне, Роззи?

– Как?

– Просто, милая, очень просто, – он поднялся с пола, потянувшись ко мне. – И даже приятно, – его рука легла мне на затылок, а губы оказались совсем близко. – Вот так.

Я нервно сглотнула. Я все понимала – и чего он хочет, и что он непременно это получит. И даже то, что с ним я уже целовалась – и мне это нравилось. Но… тогда он был человеком… он выглядел человеком… он казался… А сейчас…

Его лицо было так близко, что даже полумрак не спасал. Я видела тьму, клубящуюся в его глазницах. Да я только тьму там и видела! И отшатнулась, попытавшись вырваться из его рук, уклониться от его губ. Не пустил.

– Прости, Роззи, – шепнули мне губы, казавшиеся в сумраке кроваво-красными. И сомкнулись с моими – жестко, требовательно, сминая сопротивление и буквально выпивая дыхание.

Голова закружилась, но не от удовольствия от его сказочных колдовских ласк. От нехватки воздуха, от накатившей внезапно слабости, от ужаса. Если бы я не сидела, жестко зафиксированная в его объятиях, я бы, наверно, упала, а так – просто обвисла в его руках.

– Нет, так никуда не годится, Роззи, ну что ты? – он оторвался от моих губ, взглянул изучающе в мое безжизненное лицо. – Давно ты стала падать в обморок от моих поцелуев? Это же я, Роззи. Всегда – только я.

– Да… я понимаю… просто… Я не могу! Мне страшно! Я не могу сейчас! Мне нехорошо… – одна мысль о том, что, возможно, поцелуями он ограничиваться не собирается, вызывала едва ли не дурноту. Не сейчас. Я не настолько сильная. Мне надо хоть как-то привыкнуть… Не колдун, нет. И не безвредный бесплотный дух. Настоящий демон, пожирающий человеческие страсти! И сейчас собирающийся подзакусить мной!

– Что ж, – вздыхает мой демон. Не печально, нет. Коварно! С предвкушением! – Я вижу, первый урок не усвоен. Придется нам повторить, – он взмахивает рукой, и в ней оказывается плотная черная лента. – Не люблю повторяться, но ты просто не оставляешь мне выбора.

– Ох, нет…

– Да, Роззи. Ты знаешь, что да, – и лента оказывается у меня на глазах, на мои слабые попытки сопротивляться он просто не обращает внимания. – Ты моя. И ты будешь послушной девочкой. Очень послушной, – рывок, и я падаю на мешки животом, а он заводит руки мне за спину, и в одно мгновение сковывает наручниками. Этот характерный щелчок – едва ли я скоро смогу забыть. – Ну вот, уже значительно лучше, – удовлетворенно замечает этот гад, видимо, вдоволь налюбовавшись на свою работу. – Оковы освобождают, Роззи. От ненужных метаний, сомнений, страхов. От необходимости реагировать «правильно». Вставай, моя радость. Вот так, – он тянет меня на себя, заставляя подняться на ноги и сделать несколько шагов назад. – А теперь наклонись вперед. Сильнее, – и он тянет вверх мои скованные за спиной руки. Я вскрикиваю – это больно, плечи еще от его прошлых забав не отошли – но вынуждена подчиниться. Я склоняюсь все ниже, стремясь уменьшить боль в задираемых вверх руках, пока мое тело не оказывается параллельным полу.

– Я так упаду! – панически восклицаю, ощущая свою полную уязвимость и беспомощность.

– Куда, Роззи? Я уже закрепил веревку за крюк в потолке.

– К-какую веревку?

– Ту, что привязана к наручникам. Ты никуда не упадешь и никуда от меня не денешься. Ты моя. И здесь и сейчас ты отдашь мне то, в чем я остро нуждаюсь.

– Страх и боль?

– Так уж и боль, – смеется чудовище. – Так, небольшой дискомфорт. Страсть его смоет. А страх… Да, я обожаю твой страх. Тем более, что он тебя возбуждает. Особенно в состоянии безысходности, – его руки легли мне на бедра, заставляя сделать еще один маленький шажок назад и ощутить ягодицами его весьма материальную плоть, – когда ты понимаешь, что все будет, Роззи. И тебе никуда не сбежать…

– Ты маньяк!

– Я тоже хочу чувствовать, Роззи. Осязать, обонять, ощущать, – его руки скользнули по моему животу вверх к груди, сжали ее сквозь одежду, заставив меня резко вздохнуть. – И это единственный способ. И согласись – довольно приятный способ.

Он добрался до ворота рубахи и резко дернул, разрывая. Чтобы дальше скользить ладонями уже по обнаженной коже, мучить обнажившуюся грудь, то сжимая, то ласково поглаживая соски. И заставляя меня дышать все чаще, и все реже сдерживать стоны. Тьма, беспомощность, его низкий вибрирующий голос, его уверенные, властные ласки – все это сводило меня с ума, тело отзывалось, тело помнило, оно реагировало на звуки и прикосновения. И разум уже не удерживал картинку монстра, он сдавался, он видел мысленным взором Лиса, герцога, или просто тьму – бархатную, манящую тьму, ласкающую меня тонкой замшей перчаток. Разум уплывал, поглощенный ощущениями – слишком сильными, слишком будоражащими…

А уж когда его рука, задрав мне на спину юбки, пробралась между ног – сминая, кружа, надавливая – во мне не осталось ни страхов, ни сомнений, я даже дискомфорта от своей позы более не испытывала. Низ живота сводило от желания, я ждала его, я хотела…

И я получила. Он ворвался резко, глубоко, сразу заполняя меня без остатка, заставляя резко вскрикнуть – и самой не разобрать, от удовольствия или боли. И жаждать еще, еще, еще. Каждого нового его толчка, каждого нового мига ощущения этой бесконечной наполненности, этого скольжения, этого полета… Тьма перед моим взором переливалась ярчайшими искрами, искры жгли мне глаза, жги изнутри мое тело, заставляя желать, стремиться, жаждать… И взорваться самой миллионами искр, распасться на крохотные частицы и долго безвольно парить в воздухе, оседая на бренную землю.

* * *

Очнулась я, почему то, уже в гостинице, причем совсем не в той, откуда уходила утром. Я лежала на кровати поверх покрывала, полностью одетая, хотя края разорванной рубахи разошлись в стороны, открывая грудь, а на жилетке не хватает пары пуговиц. Комната светла и просторна, окно распахнуто, в него мне виден кусочек леса. Только кусочек, поскольку у окна замер мужчина в щегольском темно-зеленом кафтане с золотым позументом на обшлагах и вороте. Он смотрел в окно, поэтому лица его я видеть не могла, лишь роскошные ярко-рыжие волосы, собранные в благородный аристократический хвост, украшенный бантом из широкой ленты. Мужчина был высок и широкоплеч, куда крупнее того, кого я привыкла именовать Лисом. Интересно, рыжие волосы – это те, которые больше не красные?

– Где мы? – произнесла негромко, приподнимаясь на кровати. Мужчина обернулся. Аристократическая бледность кожи, хищный нос с горбинкой, тонкие, словно едва прочерченные на лице, губы и изумрудная зелень глаз в окружении густых рыжих ресниц. Не красавец, но вот глаза… «Глаз не было, – тут же услужливо подсказала мне память. – Там… у него… тогда… глаз не было. Только тьма». Значит, создал. Что ж, красиво вышло.

– Постоялый двор в паре часов езды от города, – любезно просветил меня рыжеволосый до боли знакомым низким голосом. – Решил не возвращаться, раз уж все так вышло. Ни к прежнему облику, ни к прежним забавам. Да и милый городок как-то слишком резко опостылел… – он вздохнул, демонстрируя досаду, и неожиданно огорошил: – Мы едем на бал.

– Как? – я ушам своим не поверила. – Куда?

– На ежегодный Летний бал, который дает барон Даренгтон в своем имении в Холеншире в честь очередного дня рождения своей любимой дочурки, – любезно просветил меня этот… аристократ до мозга костей, судя по тому полному изящества жесту, которым он захватил, приближаясь ко мне, стул и поставил напротив кровати. Затем его рыжая светлость изволила не менее элегантно на этот стул опуститься и сложить на коленях руки в лайковый перчатках нежно бежевого цвета. В косых лучах заходящего солнца блеснули дорогие «фамильные» перстни.

Я попыталась сесть, почувствовав себя совершенно неловко, лежа в разорванной одежде перед этим щеголем. Но рука, на которую я пыталась опираться, задрожала и подломилась.

Он переместился почти мгновенно, еще прежде, чем я беспомощно опрокинулась на подушки. Пересел на кровать, подхватил меня за спину, не давая упасть.

– Тише, Роззи. Все хорошо, ты просто очень сильно устала. Я много взял, – его рука переместилась мне на грудь, бессовестно охватывая обнаженную плоть и слегка сжимая. – Но, если честно, я хотел бы взять больше, много больше, – его унизанные перстнями пальцы в дорогих, расшитых шелком перчатках, переместились к другой груди, бесстыже высвобождая ее из обрывков одежды. Чуть сжали, приподнимая, огладили, заинтересовались соском…

– Не надо, – я попыталась отстраниться. Хотя дыхание участилось, щеки запылали жгучим румянцем. Этот щеголь… это был все он же, я понимала… но он не был Лисом. Он был кем-то еще, незнакомцем…

– Что не так, моя Роззи? Почувствовала себя селяночкой в объятьях заезжего столичного ловеласа? – он не отпустил, но уложил меня обратно на подушки, нависая сверху. – Это интересные ощущения, и твой стыд… мы, пожалуй, его усилим, – оглянувшись назад, он резким движением задрал подол моей юбки, обнажая не только ноги, но и то место, которое было бы прикрыто трусами… если б они на мне еще оставались. – Так лучше, верно? – он отстранился, любуясь зрелищем. Перехватил мою руку, пытавшуюся прикрыться. – Я голоден, Роззи. Так голоден… Ты слишком быстро и надолго отключилась, я все потратил на новый облик, а хочется еще для души… Просто полежи так, я не буду трогать. Буду смотреть, – он вновь пересел на стул. – И представлять, как коварно мое сиятельство тебя соблазнило, грубо растоптало твою девичью честь и непременно бросит…

– Прекрати, – я нащупала край покрывала и завернулась в него. Стыд схлынул, как и возбуждение, осталась только усталость. Я чувствовала себя опустошенной, ничего не хотелось. Просто завернуться в покрывало и лежать. – Ты либо убиваешь, либо забавляешься… – я поморщилась, пытаясь вспомнить, что он мне говорил до того, как перешел к телесным забавам. Что-то любопытное… Бал! – Как мы попадем на этот бал? Нас разве пригласили?

– Еще нет, моя Роуз. Но уже за ужином непременнейше пригласят, – его рыжая светлость откинулась на спинку стула и закинула ногу на ногу, никак не реагируя на мое самоуправство. Видно почувствовал, что брать все равно больше нечего. – Пока ты отдыхала, я случайно столкнулся в общем зале с маркизом Робеллом, любимым дядюшкой хозяина бала. Встретив в этой глуши человека своего круга, тот был приятно удивлен, мы распили с ним на пару бутылочку вина, сыграли пару партий…

– Эти перстни, надеюсь, не с его пальцев?

– Ну что ты, Роззи, я не столь мелочен, – мягко улыбнулся мой собеседник. – Меня интересует его расположение и приглашение на бал для меня и моей супруги. А перстни я могу сделать и сам.

До ужина мне удалось еще немного подремать. А после из недр заветного сундука было извлечено платье, «достойное странствующей герцогини», а из недр местной гостиницы – горничная, способная меня с этим платьем достойно совместить, собрать мои волосы в подобающую случаю прическу и нанести на мое лицо положенную по статусу косметику. Накраситься я сумела бы и сама – в другой ситуации, не чувствуя столь явный упадок сил и не борясь с дрожью в руках. А так – приходилось просто поверить, что под строгим надзором рыжей светлости у Лиззи (как звали девушку) все вышло правильно.