Текст книги "Невеста для демона страсти (СИ)"

Автор книги: Алина Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

С одеждой все, но про белье тоже никто не забыл. И подбиралось это белье прямо-таки с душой… Я бы даже сказала – со страстью. Потому как кроме вполне удобных и приличных комплектов, имелось в этом сундучке и такое… ох, ни одна герцогиня точно ни в жизнь не наденет. Нет, я не ханжа, и корсеты у нас еще во времена бабки моей отменили, как для здоровья вредные, а от панталон уже во времена матушкиной молодости отказались безвозвратно… Но то, что мой не-муж подсунул мне в сундучок… да пусть сам и носит!.. Хотя… Представила, как я надену все это, а он станет на меня смотреть… Лицо тут же окатила жаркая волна стыда. И низ живота окатила. Жаркая волна. И не стыда, а совсем другого чувства…

Окончательно смутилась и, захлопнув сундук, полезла в бочку. Смывать с себя дорожную грязь и ненужные мысли. Пыль в карету всю дорогу во все щели летела. А я еще в таком виде гулять отправилась. Неудивительно, что всякие конюхи пристают…

Уже значительно позже, когда вода в бочке совсем остыла, и мне все же пришлось ее покинуть, нарядившись в скромную ночную сорочку и теплый халат (да, об этом тоже никто не забыл), я неторопливо расчесывала волосы красивым резным гребнем, стремясь дать им хоть немного просохнуть прежде, чем заплетать на ночь в косы. Окно было распахнуто, ночи в июле теплые, и легкий ветерок, идущий с улицы, я надеялась, поможет мне высушить волосы чуть быстрее.

В окно я не смотрела, смотрела в зеркало. И потому на фигуру, застывшую под единственным возле гостиницы фонарем, обратила внимание не сразу. Так что, кто его знает, как долго он там уже стоял. И как долго еще собирался. Мой давний знакомец. Мой единственный знакомый в этом городе. Черноволосый конюх, бесстыже обчистивший меня во время вопиюще наглого танца!

Словно почувствовав мой взгляд, он неторопливо достал из кармана тонкую цепочку с камушком, поднял ее на уровень лица, словно стремясь рассмотреть поближе в неярком свете, чуть встряхнул, заставив камешек раскачиваться, то и дело вспыхивая отраженным светом. Затем взглянул куда-то в сторону моего окна и ухмыльнулся.

Так значит, да? Ну, хорошо, уговорил. До встречи на сеновале. Вот только кузнеца захвачу.

Наскоро скрутив волосы в узел, и посильнее запахнув халат, я уже полминуты спустя стучалась к Гаррету. В ответ промычали нечто невразумительное, что я сочла за приглашение войти, чем и воспользовалась… Чтобы тут же вылететь назад с пылающими щеками. Гаррет на сеновал не пойдет. У него уже есть – свой, отдельный. И весьма, весьма обжитой…

Начальник моей охраны появился у меня в номере буквально минуту спустя, уже в штанах и даже в рубахе, небрежно наброшенной на лоснящееся от пота тело.

– Что-то случилось, госпожа?

– Нет, – вышло немного нервно, поскольку я не знала, куда девать глаза. – Простите, что помешала, это подождет до утра. Просто тот конюх… Я увидела, что он вернулся, и хотела… Но мне не стоило врываться к вам, я сама вас отпустила… Простите.

– Вы совершенно правы, госпожа, раз он вернулся – так и до утра никуда не денется. А утром мы с ребятами решим этот вопрос, вам не стоит вмешиваться… Я могу быть свободен?

– Да, конечно, идите.

Смогла выдохнуть, только когда он вышел. Все же нахождение в одном помещении с потным полуголым мужиком, которого ты только что оторвала от весьма энергоемкого процесса… И зачем ему сразу двое?.. Нет, это мне зачем знать, зачем ему кто?

Помотала головой, выкидывая из нее всякие глупости, и вновь вернулась к зеркалу. Взяла расческу, провела по волосам. Бросила взгляд на улицу.

Он все еще стоял там. И смотрел на мое окно. И ухмылялся.

И это раздражало. Бесило. Неимоверно.

Он был вором и негодяем, и я знала это, и он знал, что я знала это. Но почему при этом он нагло смотрит в мое окно, а мне остается только злиться из-за собственного бессилия?

Хотя, почему только злиться? Пусть Гаррет занят, но есть ведь еще Уил, Роб и Кит… Правда, они тоже могут быть заняты… Ладно, в личные комнаты врываться не стану, но можно посмотреть в общем зале. И если они все еще там – отчего бы не попросить их об услуге, раз кто-то так упорно нарывается?

В халате, конечно, не пошла. Спокойно и тщательно переоделась. Раз уж юноша так меня ждет – подождет, пока я застегну последнюю пуговичку. В общем зале обнаружились Роб и Кит. Отхлебывая пиво из огромных кружек, они азартно резались в кости. Моему появлению не обрадовались, и заверять меня в готовности немедленно все бросить и идти за мной хоть на край света не стали.

Невольно кольнула мысль, что и их я отрываю от отдыха в неурочный час. Но, в конце концов, разве это не их работа?

– Мне нужна ваша помощь, – заявила, подойдя, стараясь держаться как можно более уверенно.

– И что же госпожа желает, – поднял на меня не слишком трезвые глаза Кит, – в это время суток?

– Госпожа желает, что бы вы сопроводили ее на конюшню. Мне надо поговорить с одним… конюхом, – последнее слово едва ли не прошипела.

– Что, вот прям сейчас?

Компания за столом похабно заржала. А я почувствовала, как мгновенно запылали щеки. В город я ходила с Уилом, про кражу рассказала потом Гаррету. И почему-то была уверена, что они все в курсе моей проблемы. А выходило, что эти двое не знали. И что они подумали про меня сейчас…

Но отступить – значит, фактически, признаться в правоте их домыслов.

– Идемте, – потребовала я. Пусть поприсутствуют при разговоре – и мне помогут, и дурные мысли из голов повыкидывают. – Этот тип украл у меня ценную вещь, и я не хочу, что бы до утра он перепродал ее кому-то еще.

– А что, эту вещь можно перепродать? – пробормотал себе под нос Роб, и они оба опять заржали. Но из-за стола поднялись, пообещав остающейся компании скоро вернуться.

Раздраженно постукивая каблучками, я поспешила на выход. Под фонарем никого уже не было. Либо наглец сбежал, либо все же ждет меня там, куда так настойчиво звал.

Широкие ворота, через которые внутрь конюшни заводили лошадей, были заперты на засов, а вот небольшая дверца в одной из створок чуть приоткрыта, выпуская наружу узенькую полоску света.

– Прошу, – Роб широко распахнул передо мной дверцу, склоняя голову в поклоне и пропуская свою госпожу вперед. Я чуть пригнулась, проходя невысокий проем. И, не успев еще толком распрямиться, услышала громкий хлопок за своей спиной.

Испуганно оборачиваюсь, пытаюсь открыть захлопнувшуюся дверь – но она не шевелится! Ее держат с той стороны или чем-то подперли.

– Роб! – испуганно кричу. – Кит! Вы что, сдурели?!

– Не будем вам мешать, госпожа, – слышу в ответ издевательский смех. И шаги. И эти шаги, как и голоса, удаляются, а затем и исчезают совсем. Какое-то время просто стою, безмолвно глядя на дверь и не в силах поверить в произошедшее: меня что… просто заперли? Те, кто должен был охранять? Они, конечно, были пьяны, но ведь не настолько…

– И все-таки ты составишь мне компанию этой ночью, да, красотка? – насмешливый голос, раздавшийся из глубин конюшни, заставил едва ли не подпрыгнуть.

Оборачиваюсь. Медленно. Попутно ища глазами что-нибудь тяжелое неподалеку. Тяжелого не нашла. А вот забытый кем-то хлыстик подбираю.

– Вооружилась? – вновь насмехается мой собеседник.

– Да, – наконец, нахожу его взглядом. Не рядом, что уже легче, а значительно дальше по проходу. Ненавистный конюх стоит возле шикарного черного коня, поставленного на растяжку, и меланхолично поглаживает ему шею мягкой щеткой.

ГЛАВА 5.

Прямо-таки идиллическая картинка. Трудовые будни.

Если бы не полночь на часах. И не запертая за моей спиной дверь. И тот факт, что еще пять минут назад этот тип прохлаждался под фонарем, поигрывая моей подвеской и посматривая на мои окошки.

– Ну и что же ты лошадке спать не даешь, зачем среди ночи чистить вздумал? – интересуюсь угрожающе, медленно подходя ближе. Ситуация, конечно, крайне сомнительная, но если кто-то ждет, что я сейчас начну от страха рыдать и в закрытую дверь ломиться… Я у тебя лучше скребницу позаимствую, глядишь, удастся тебя ею в висок приложить. Если сильно ударить… А с перепугу я очень сильно могу… Надеюсь.

– Так хозяин приказал, – пожимает плечами конюх. – Мы люди подневольные. Что прикажут – тем и заняты.

– Обокрасть меня тебе тоже хозяин приказал?

– Что вы, госпожа, как можно? – он аж руки вскидывает. И смотрит так… честно-честно.

– Ах, так теперь госпожа? Не «красотка»?

– Вы такая грозная сейчас, у меня просто язык не повернется, – отвечает этот гад, подпустив легкие нотки раболепия в голос. И даже голову склоняет покаянно. Вот только насмешка прямо-таки разлита в воздухе.

– Верни мне немедленно мои вещи!

– Конечно, госпожа. Как прикажете. Вот, – он обеими руками указывает на коня и отходит от него на два шага.

– Что значит «вот»? – не понимаю я.

– Ваша вещь для прогулок верхом. Прикажете поседлать прямо сейчас, или дождемся утра?

– Во-первых, этот конь не мой, хоть и принадлежит к выезду моего мужа. Во-вторых, конь – не вещь, и уж конюху бы следовало…

– Твой, Роуз, – спокойно перебивает меня конюх уже совсем другим, вибрирующе низким голосом, – конечно же, твой.

Я чуть хлыст от неожиданности не роняю.

– Ты?.. Вы?..

– Я-аа, – тянет он так знакомо и насмешливо, что у меня последние сомнения пропадают.

Проклятый колдун, сначала ставший моим мужем, потом этим самым мужем не оказавшийся. Сначала отправивший меня в путешествие одну, потом обнаружившийся рядом под личиной какого-то прохиндея…

– Да вы!.. – злость накатывает внезапно, я даже хлыстом замахиваюсь. Стоял бы ближе – может, и треснула бы мерзавца. А так словами приходится. – Да вы вообще соображаете, что творите?! Как меня возмутила ваша хамская выходка с танцем? Как я расстроилась, потеряв единственную дорогую вещь? Как я испугалась, когда ваши люди – по вашему же приказу, верно? – заперли меня здесь среди ночи в непойми чьем обществе?.. Как мне вообще жутко находиться в том крайне сомнительном положении, в которое вы меня поставили? – злость ушла, осталась лишь гулкая пустота в душе. – Но вам ведь все равно, верно? Вы просто играетесь – со мной, с герцогом, со всеми…

– И она же еще и недовольна, – театрально всплескивает он руками. – Сама ж хотела – не то черного коня, не то черного человека, на коня похожего, не то черного колдуна, похожего на человека. Так все для тебя, Роззи, – еще один широкий театральный жест. – Хвост отращивать, уж извини, не стал. Но кто может быть ближе к коню, чем влюбленный в свою работу конюх?

– Какой черный конь?.. Что за черный человек? – пытаюсь припомнить наш последний разговор. Да, что-то он спрашивал тогда о предпочтительном облике. Но я уже засыпала. И была пьяна… Что же я там ему наговорила-то?..

– Черный конь – вот. Самый, что ни есть, настоящий. И он действительно твой. Да ты подойди, не бойся. Погладь.

Подхожу. Как не подойти к такому красавцу. Он чуть фырчит, приветствуя меня, я хлопаю его по шее, глажу, даже прижимаюсь щекой. Такой теплый, такой живой… Мой. Забираюсь пальцами в его гриву, перебираю длинные жесткие волоски. И нащупываю цепочку.

Резко поднимаю голову. Да, так и есть, моя, с маленькой бриллиантовой капелькой.

– Ну, вот зачем? – горько выговариваю ему, выплетая из гривы свою цепочку. – Зачем было устраивать эту нелепую кражу? Заманивать меня сюда, оскорблять, пугать.

– Я никогда не оскорблял тебя Роуз, – качает он головой. И в кои-то веки совсем не смеется. – Назвать красивую женщину красоткой – не оскорбление. Позвать ее танцевать – тем более.

– И на сеновал – в самый раз, – скептически хмыкаю я.

– И на сеновал, – не на миг не смущается это чудовище. – Я же позвал, а не затащил. По сути – просто выразил восхищение понравившейся женщиной, сказал, что она нравится мне настолько, что я хотел бы быть с ней близок, – он чуть улыбается. Мягко, кончиками губ. И на лице конюха эта улыбка смотрится куда естественней, чем на лице герцога. – Здесь нет оскорбления, Роззи. Только восхищение твоей красотой.

Неожиданно он оказался совсем рядом. Да, я, вроде, видела, как он приближался: медленно, неспешно, в такт собственным словам. Но вот очередной его шаг – и он вдруг так близко, что сложно дышать. Пытаюсь сделать шажок назад, но только упираюсь спиной в бок лошади. Та недовольно переступает с ноги на ногу.

– А ваши люди? – раз уж отступать некуда, приходится нападать. – Ведь это вы приказали им запереть меня здесь, верно? Вы позволили им обращаться со мной, словно с падшей женщиной! Насмехаться надо мной, оскорблять – прилюдно, на всю гостиницу!

– Насмехаться? – он хмурится и даже делает маленький шаг назад. – Такого я им не позволял, и они за это ответят. Я действительно распорядился проводить тебя сюда, если ты пожелаешь. И заблокировать дверь. Но мысли и языки распускать при этом не требовалось! Ни одному человеку не позволено обижать мою женщину, Роуз. И этим двум придется горько пожалеть о содеянном. Им крайне повезло, что они нужны мне еще живыми. Но вот их невредимость больше не требуется.

– Невредимость им нужна, чтоб выполнять свою работу, – осторожно заметила я. Таким он меня пугал. Пусть бы лучше смеялся.

– А все, нет у них больше работы, они не справились, – усмехается мой собеседник. – Герцогиня сбежала сегодня с конюхом. Бедный герцог, так жаль, так жаль. Что люди скажут?.. Видно, совсем оказался негоден в постели…

– В постели? – хмыкаю в ответ я, вспоминая наш вчерашний вечер на постоялом дворе. – Ну да, что было, то было – только по головке погладить и сумел, как до постели дело дошло…

И тут я осознаю, что он сказал. И холодею.

– Да вы что?! Что значит, сбежала? Да вы понимаете?.. Да я же…

– Тихо, Роззи, тихо, что ты? – он обнимает меня так стремительно, что я просто не успеваю отстраниться. Одна рука ложится мне на поясницу, другая прижимает голову к его плечу. – Что тебе за печаль до той герцогини? Ты – не она. Ее вообще не существует. Она – миф, фантом, легенда, которую мы дарим с тобой дорогому герцогу.

– Неправда, она – я, – пытаюсь вырваться, пытаюсь спорить. – Вернее, я и есть герцогиня, меня огласили так в церкви, я жена герцога, вашими же стараниями, вашей ложью, но я стала женой герцога…

– Нет, Роззи, нет, – чуть качает он головой, не выпуская меня. – Все не так. Женой герцога стала некая Роуз Элизабет Ривербел.

– Но это я – Роуз Элизабет Ривербел! – твержу с отчаяньем.

– Ты-ы? Вот это сборище имен? – в его голосе вновь ирония. – Забудь, маленькая. Они отныне отдельно, ты – отдельно. Я уже забрал тебя из этой нелепой реальности, где все кичатся статусами и благородством, а сами торгуют своими дочерями, словно тюками сена. Ты больше не дочь графа и не жена герцога, не дворянка, не крестьянка, не горожанка.

– Но кто я тогда?

– Ты Роуз. Роза. Моя прекрасная белая роза. Моя подруга, моя сообщница, моя женщина. Моя.

– Но я не хочу!

– Чего, Роззи?

– Быть чьей-то сообщницей. Женщиной без имени, без положения, без репутации. Изгнанницей, преступницей… Я выходила замуж – просто замуж, чтобы быть верной женой своему мужу, матерью его детей…

– Ага, ага, ага. Только ты не выходила – тебя выдавали. Отдавали, и мнения твоего об этом браке не спрашивали. Тебя отдал мне из рук в руки твой отец – и по законам этого мира он имел полное право распорядиться твоей судьбой подобным образом. А значит, я вправе владеть тобой. И вправе решать, какой будет твоя судьба отныне, – спокойно сообщил мне тот, кто не был тут конюхом так же, как и не был мне мужем. Или все-таки был? Ведь отец отдал меня именно ему. – Разве это я придумал, что женщина не выбирает себе судьбу в этом мире? Это всегда делает за нее мужчина – отец, брат, муж, любовник. Вот я и выбрал, Роуз, – ты будешь счастлива. Свободна от всех их глупостей и ограничений…

– Свободна? Не имея ничего? – я, наконец, вырвалась из его объятий. Или он отпустил?

– А раньше ты имела все? – невозмутимо поинтересовался тот, кто сегодня изображал конюха. И – дабы не выходить из образа, видимо – начал спокойно и деловито отвязывать коня. – Да даже платья, которые ты носила, принадлежали твоему отцу, и он был волен снять их с тебя в любой момент, – сообщил он мне, не отвлекаясь от своего занятия.

– Раньше у меня было мое доброе имя, – раздраженно бросила ему в спину. Да что ж он все выворачивает!

– Но отец сменил его тебе, как только ему приспичило. Не слишком интересуясь, на что, – лишь легкое пожатие плеч и, взявшись за недоуздок, он тянет коня в денник, а мне приходится отходить, потому что разворачивающийся в проходе огромный конь – это аргумент. – Так зачем тебе цепляться за имена, которые тебе давали и дают другие?

– Но за что мне еще цепляться? За что? – я чувствую почти что отчаянье. Как бы он не играл словами, он был прав в одном: у меня никогда не было ничего своего, начиная от вещей и заканчивая правом на собственное мнение. И сейчас – больше, чем когда бы то ни было.

– За кого, – задвинув за конем дверь, он закрывает защелку. – За меня, – оборачивается и глядит мне в глаза, не скрывая веселья. – Я сегодня настолько красив, что грех и не подержаться. Так как насчет сеновала, Роз-зи? Ты ведь, собственно, за этим пришла?

– Я пришла за своей подвеской. И за объяснениями вашему поведению… Не подходите! – его улыбка стала откровенно хищной, и потому пугала.

– Ну почему же? – он сделал маленький шажок в мою сторону. Я попятилась. – Я еще столько всего могу объяснить, – еще один шажок, и я снова пячусь. – На ушко. А уж как я хорошо объясняю жестами…

– Не трогайте меня! Я не хочу!

– Не хочешь чего, Роз-зи? – его улыбка настолько откровенна, что я мгновенно краснею. Но все равно отступаю.

– Не хочу быть с вами, когда вы такой! Не хочу участвовать в ваших играх! Не хочу изменять герцогу… – он резко подается вперед, и я с визгом отпрыгиваю – … с конюхом! Это недостойно и мерзко!

– Зато очень сладко, Роззи. Уверен, тебе очень… очень понравится, – он вновь стремительно кидается ко мне, и я не выдерживаю, бросаюсь прочь. Дверь заперта, да и дорогу к ней перегораживает разыгравшийся в очередной раз лже-конюх, поэтому бегу в другую сторону, вдаль по проходу, куда – не важно, лишь бы прочь…

Но он нагоняет, и буквально вжимает меня в ближайшую стену.

– Пустите! – я пытаюсь оттолкнуться от стены, оттолкнуть его.

– Попалась, Роз-зи, опять попалась, – довольно шепчет он мне на ухо.

А я лишь беспомощно упираюсь лбом в стену, признавая поражение.

– Значит, не хочешь с конюхом, да? – и горячие губы обжигают шею.

– Не надо, – шепчу отчаянно. – Это пошло.

– Дворянская гордость не позволяет? – еще один поцелуй, заставляющий меня вздрогнуть.

– Нет… Да! Да, не позволяет! Да, у меня еще осталась гордость и…

– И с кем же ты хочешь, маленькая моя гордая Роззи? – этот низкий, завораживающий шепот сводит с ума. Его горячее дыхание опаляет ухо. – С герцогом?

– Нет! – его уверенность, что я хочу, раздражает. Но я… я чувствую его так близко, всем телом. Я тону в звуках его колдовского голоса. И не вижу, наконец, этого дурацкого мальчишку-конюха. И я помню, что он делал со мной вчера…

– Так с кем же ты хочешь, Роззи? – вновь шепчет. И вновь целует меня в шею. И я вновь вздрагиваю от того жара, что мгновенно разливается по телу от прикосновения его губ.

– С вами! – выкрикиваю отчаянно. – Только с вами! С настоящим! В вашем подлинном облике!

– Мой подлинный облик видно лишь в полной тьме, Роуз, – негромко вздыхает мой искуситель. – Жаль, мне казалось, тебе понравился Лис… Что ж, значит снова тьма. Идем, – он отстраняется и тянет меня за руку.

– К-куда? – я так пугаюсь, что даже заикаться начинаю.

– Во-он туда, Роззи, – кивает он на верхний ярус, идущий над денниками. Там и в самом деле хранили сено. – Вверх по лесенке.

– Да вы что? – пытаюсь я вырваться. – Зачем? Ну, пошутили про сеновал – и хватит. В конце концов, у меня есть номер в гостинице, вы – мой муж и…

– Номер в гостинице? – коварно усмехается он. – Роззи, да ты зовешь меня в свою постель? Какая, однако, решительная женщина…

– Не смейтесь! Прекратите, наконец, надо мной смеяться! – нервы у меня все-таки сдают. – Устроили из моей жизни цирк с чертями и радуетесь? Да отпустите, наконец, меня! – хлыст, который я все еще нервно сжимала, вдруг оказался очень кстати, и я хлестнула его наотмашь по той руке, которой он сжимал мою.

– Ай, – вырвалось у него негромкое, и его пальцы разжались. – А ведь больно, Роуз, – сообщил он мне с каким-то задумчивым удивлением в голосе. – Действительно больно, – он задрал рукав и с любопытством оглядел розовую полоску воспаленной кожи. – Значит, так это бывает?.. – чуть покачал головой, опуская рукав. И переключился на меня: – Значит, таковы ваши забавы, герцогиня? – в голосе вновь усмешка, и она просто сочится ядом. – Пороть на конюшне провинившуюся челядь? Даже лично не брезгуете?

– Простите, – испуганно пячусь, отбрасывая хлыст. – Я не хотела. Просто не надо было меня пугать. И тянуть туда, куда я не собираюсь. Вы воспользовались моей беспомощностью в карете, но это не значит, что теперь я буду согласна…

– Ты плохо слушала меня в карете, Роззи, – мягко перебивает меня лже-конюх, но от его мягкости – мороз по коже. – Очень плохо и совсем невнимательно. Ты не герцогиня, девочка. Ты – всего лишь рабыня, проданная мне по сходной цене одним зарвавшимся графиком. А я – твой господин и повелитель. И если я желаю иметь герцогиню – ты будешь герцогиней. А если я желаю куртизанку – ты будешь куртизанкой. И будешь моей – там, тогда и столько, сколько я захочу.

– Не надо так со мной, – прошу испуганным шепотом. – Пожалуйста.

– А я предлагал тебе игру помягче, Роуз. Ты же не захотела. Решила устроить порку проштрафившихся слуг, – он улыбнулся, но глаза блеснули недобро. – Так я не против, Роззи, можно сыграть и в это. Вот только пороть, – тут он делает резкий рывок вперед и вновь хватает меня, – буду я.

– Нет! – да, я кричу, я паникую, пытаюсь вырваться из его захвата, но куда там.

– Наверх, – приказывает он, подтолкнув меня к лестнице на сеновал. – И быстро, не то стану хлестать по пяткам.

Лезть куда-то в панике по приставной лестнице – это форменное самоубийство, если ты в длинном платье с тремя не менее длинными нижними юбками. И я оступаюсь на первом же шаге, наступив на подол. Он ловит, прижимая меня спиной к своей груди. К счастью, к несчастью – не знаю.

– Платье мешает, да, Роззи? – интересуется вкрадчиво. – Так его можно снять. Оно нам, в принципе, вообще больше не нужно, – его руки змеями тянутся с моей талии вверх, ладони обхватывают грудь, чуть сжимают, словно напоминая о его правах на меня, затем поднимаются к вороту и резко дергают. И я с ужасом слышу треск раздираемой материи.

– Не надо! – пытаюсь прикрыться руками.

Но его это не останавливает. В несколько рывков он сдергивает с меня разорванное платье, затем рвет завязки нижних юбок, помогая и им упасть к ногам.

– А вот теперь наверх, красотка, – я получаю ощутимый шлепок по попе. К счастью, ладонью, а не хлыстом. Но и ладонью оказывается обжигающе больно, и я, взвизгнув, спешу наверх по лестнице – не потому, что он так велел, но потому, что это единственный открытый мне путь сбежать от него.

Напрасно я думала опрокинуть лестницу, как только доберусь до верха, – она оказалась прибита гвоздями к верхней площадке. Бежать, скрыться – куда? Здесь не слишком просторно, а он поднимается за мной следом почти мгновенно. С хлыстом и моей порванной одеждой в руке.

– Мы же не хотим, чтоб это случайно нашли, верно? – все так же спокойно, вкрадчиво. А я оглядываюсь затравленно, ища убежище. Но прятаться здесь некуда. А он наступает

– Вы обещали показать мне истинный облик! – кричу в отчаянье. Пытаюсь придумать хоть что-то, что может его остановить. – А так вы не можете! Так неправильно! Конюх не может пороть герцогиню!

– А что в тебе осталось от герцогини, Роззи? – ухмыляется он, отбрасывая на сено мою одежду. – Нижнее белье? Так это ненадолго, поверь, совсем ненадолго.

Я вскрикиваю от ужаса и пытаюсь забиться куда-то меж тюками сена. И тут же ощущаю на талии его руки, резкий рывок – и он выдергивает меня обратно.

– Не-ет, Роуз, сбежать не выйдет, – зловеще шепчет он мне в ухо. – Давай-ка посмотрим, что у нас тут, – продолжая удерживать меня одной рукой, второй он расстегивает крючки на моем бюстье. – Вот так, давно хотелось взглянуть, – бюстье падает на пол, а я в отчаянье прикрываю грудь руками.

– Не надо!

– Руки, Роуз, – рычит лже-конюх.

– Нет! Не надо, я не хочу!

– Опять наручники, да? Я знал, что тебе понравится, – не знаю, откуда он их достает, но на моем правом запястье один мгновенно защелкивается. – Идем-ка сюда, – он легко подтягивает меня к одной из стоек, поддерживающих крышу, прижимает к ней грудью и защелкивает второй наручник так, что мои руки теперь обхватывают столб.

– Так что, приступим, Роуз? – оставив меня у столба, негодяй подбирает отброшенный при погоне за мной хлыст.

– Нет! – я кручусь вокруг стойки, чтобы не оказаться к нему спиной.

– Правда нет? – усмехается он, поигрывая хлыстиком и делая вид, что собирается обойти меня справа. А взвизгиваю, и отпрыгиваю влево. – А если так? – он медленно и с легкой усмешкой на лице движется влево. Я, конечно, тут же пячусь направо. – Чего-то не хватает, верно, Роззи? – замечает он, поглядев на мои судорожные перемещения. – Погоди, я сейчас.

И, отбросив хлыст, он спускается вниз по лестнице, оставляя меня одну. Я выдыхаю, обхватив столб обеими руками и прижавшись к нему лбом. Еще не сейчас. Он сделает это со мной еще не сейчас. Деус, ну за что?

Дергаю руки, пытаясь выскользнуть из наручников, тяну, изо всех сил поджимая большой палец… Нет, бесполезно. Четко мой размер. Хоть и обшиты изнутри гладкой кожей с какой-то мягкой набивкой, защищающей кисть от жестких ребер металла, вытянуть из них кисти невозможно. Что остается? Перепилить цепью столб? Наверное, года за два… Сломать его ударом колена? Пытаюсь разок, и понимаю, что коленку я сломаю быстрее.

– Ты там не скучаешь без меня, Роззи? – слышу ненавистный голос снизу.

– Нет! Мне тут прекрасно без вас! А вы коня еще не дочистили! Раз уж взялись конюха подменять, так не стоит халтурить. А то вернется парень завтра на работу…

– Какой парень, Роуз? – по лестнице он поднимается как-то слишком уж быстро. Вроде, только что внизу был.

– Ну, конюх. Лис, – я настороженно слежу за его перемещениями, стараясь не оказываться к нему даже боком. – Чей облик вы сейчас украли.

– Так я не крал, Роззи, – он приближается к моему столбу с молотком и огромным гвоздем в руках. Хватается за цепочку наручников и резко поднимает мне руки вверх. Да так, что я аж на носочки взлетаю. И тут же отпускает. – Я его придумал. Сам. Без образца, – примерившись, он начинает заколачивать гвоздь на том уровне, куда только что задирал цепочку. – Создал облик с утра пораньше, пришел к хозяину, нанялся на работу. И пока ты весь день бездельничала, катаясь в роскошной карете, я этих самых лошадок чистил. И распрягал, и запрягал, и седлал, и расседлывал, и корма им задавал, и денники вычищал.

– Но зачем? – интересуюсь изумленно, со страхом отслеживая, как он отбрасывает молоток, и вновь берется за цепочку.

– Мне это нравится, – пожимает он плечами. И резким движением надевает цепочку на гвоздь. Я взлетаю вверх, касаясь пола лишь кончиками пальцев. И вжимаясь всем телом в столб. – Вот так, – он мягко поправляет мне грудь, чуть приподнимая и разводя в стороны. Слегка массирует, и замша его перчаток скользит по коже так нежно, так завораживающе.

Он обходит меня сзади, медленно скользит пальцами по спине – от плеч и до поясницы. Мягкие ворсинки перчаток чуть щекочут, и мурашки разбегаются по всему телу, и не понять – от нервного напряжения в ожидании чего-то страшного, или от того, что его прикосновения, несмотря ни на что, мне приятны. Ведь пока он гладит – он не причиняет мне зла.

– А как вы оказались здесь с утра? – я отчаянно пытаюсь отвлечь его разговором. – Выехали с постоялого двора еще вечером? – пусть гладит дальше, пусть забудет, к чему все эти приготовления.

– Не совсем, – отзывается неопределенно. И возвращается к тому, что интересует его. – Трусики тоже снимем, Роуз, – он берется за край и тянет их вниз, и я ничего, совсем ничего не могу с этим поделать. – Пороть ведь полагается по попе, верно? Так не стоит прятать ее под тканью.

– Не надо пороть!

– И чулочки сегодня не нужны, – продолжает он спокойно, словно и не слыша моих отчаянных возражений. Неторопливо распускает подвязки, и чулки съезжают по моим ногам. А он снимает их полностью и отбрасывает прочь. – Вот так уже лучше, Роуз, – он берет хлыст и выпрямляется, чуть махнув им в воздухе.

Я вздрагиваю, услышав звук, с которым страшная черная палка вспарывает воздух.

– Приступим? – чуть усмехается на это мой мучитель. Протягивает руку и касается кожаным наконечником хлыста моей груди. Поглаживает болезненно напрягшийся сосок сверху, снизу. Переходит на мое плечо, скользит вверх по руке до кисти, перескакивает на другую руку, неторопливо опускается по ней вниз – и начинает играть с другой грудью. Поглаживает, обводит круги вокруг соска, легонько шлепает по нему, заставив меня резко втянуть в себя воздух. Место удара чуть покалывает, но он ударил не жесткой палкой, а лишь кожаной петелькой на конце – это даже не удар, шлепок, почти не больно, только страшно до ужаса. Но что будет, когда он ударит всерьез? Я же не выдержу…

Чуть погладив меня по растревоженной груди, хлыст поднимается выше, скользит по шее, меж тем как мой мучитель заходит мне за спину. И медленно, просто адски медленно ведет кончиком хлыста по спине – от шеи и до копчика, пересчитав каждый, буквально каждый мой позвонок. Я обмираю, забыв как дышать. Прикосновения кожаного наконечника разве что чуть щекотали, но липкий ужас от того, что вот сейчас… сейчас он замахнется и ударит, сводил с ума.

– Да сделайте уже это! – кричу, не выдержав этой пытки ожиданием.

– Даже так? – чуть удивляется он. – Ну, как скажешь.

Хлыст отрывается от моей спины. Чуть прижимается к попе, словно примериваясь, куда обрушить удар. Затем следует короткий замах, и хлыст со свистом рассекает воздух.

Ору. Отчаянно, изо всех своих сил, переходя на истошный визг… И с недоумением замолкаю. Удара не было.

– Промахнулся, – сообщает мне эта тварь с легкой усмешкой. – Повторим? – и он вновь прижимает хлыст мне к ягодицам. – Попасть мы планируем примерно вот сюда…

И вновь короткий замах, страшный свист вспарываемого хлыстом воздуха…

Я уже не кричу, лишь сжимаюсь и отчаянно зажмуриваюсь…

И удара не следует. Опять.

– Прекратите, – выдыхаю отчаянным шепотом. – Все, хватит, я не могу больше.