Текст книги "Невеста для демона страсти (СИ)"

Автор книги: Алина Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 2.

Из моего горла вырывается судорожный вздох. Слишком громкий и слишком нервный, чтобы остаться незамеченным.

– А вот теперь все-таки страшно, верно, Роуз? – тут же отзывается мой мучитель.

– Отпустите. Пожалуйста. Клянусь, я не трону больше повязку, – я не кричу, я не требую, я стараюсь остаться спокойной. Стараюсь хотя бы говорить спокойно и рассудительно. Мой… (муж? похититель? хозяин?)… визави – все же он не совсем нормален… в общепринятом смысле. И, быть может, он ничего такого (какого? еще знать бы) не планирует, просто хочет напугать, заставить слушаться. И паниковать попросту рано.

– Не надо клятв, милая, я знаю, что ты не тронешь. У тебя это просто больше не выйдет, верно? – его голос, такой низкий, что отдельные звуки вызывают легкие судороги где-то внизу живота, немного насмешлив. В нем есть толика одобрения, капелька любования, и просто океан предвкушения.

– Но ты права, в твоем наряде надо действительно кое-что подправить, – добавляет мой немуж и негерцог после небольшой паузы. – Все же официальную часть мероприятия мы с тобой уже отыграли, – я ощущаю его руки в своих волосах, он вынимает булавки, которыми крепилась к прическе вуаль и стягивает с моей головы это тяжелое покрывало. – Вот так уже гораздо лучше, верно? У тебя очень красивые волосы – такой насыщенный каштановый цвет, почти шоколад. Не стоит прятать их под вуалью.

– Еще у меня очень красивое лицо, – самоуверенно добавляю я. Не то, чтобы я считала себя первой красавицей, но что не скажешь, чтобы договориться с маньяком. – Вам понравится, я уверена.

– И я уверен, моя нежная розочка, и я тоже уверен, – его пальцы (по-прежнему в перчатках) мягко обводят контуры моего лба, и я чувствую на щеках его горячее дыхание. Его лицо так близко, что я невольно жду прикосновения его горячих губ. Но нет, лишь холодный и гладкий атлас его перчаток касается моей кожи. Чуть ласкает основания волос, скользит ниже, и обводит по контуру повязку, погрузившую меня в беспросветную тьму, – по верхнему краю, по нижнему… Я жду, когда его пальцы скользнут мне на затылок и развяжут ненавистный узел… Жду напрасно. Они рассыпаются едва ощутимой паутинкой по моим щекам, очерчивают подбородок, ласкают шею – так легко, приятно, невесомо, вызывая волны мурашек, разбегающиеся от его обтянутых атласом пальцев. И я невольно запрокидываю голову, подставляя ему горло, словно давая разрешение на эту ласку, будто прося его не останавливаться.

Мне страшно – быть настолько беспомощной, целиком в его власти. И мне нужна эта ласка, это свидетельство того, что он меня не обидит, не причинит мне зла, не сделает больно. Ведь если ласкает – значит, не бьет, верно? По крайней мере, прямо сейчас.

Его палец перемещается мне на губы, обводит контур – сначала невесомо, едва касаясь, затем уже с усилием, надавливая…

– Перчатки могли бы снять, – отдернув голову, насколько это возможно в моем положении, заявляю этому наглому типу. Он бы мне еще в рот их засунул! – Негигиенично, знаете ли.

Он тихо смеется. Беззлобно, словно над милой шуткой. Или над забавной зверушкой, попавшейся в его силки.

– Ты не понимаешь, о чем просишь, моя красавица, – мягко отказывает он мне в моей просьбе. И тут же предлагает альтернативу: – Но я могу коснуться губами, если попросишь.

Молчу. Чтобы не раздразнить, на всякий случай.

– Так ты попросишь? – снова его горячее дыхание обжигает щеку. Его губы я почти ощущаю… или мне только кажется, что ощущаю. – Это будет приятно.

– Не надо, пожалуйста, – шепчу едва слышно, сама удивляясь, куда вдруг пропал голос. И почему близость его губ так действует на меня.

– Это твоя просьба? – овевает меня его горячий шепот.

– Да.

– Хорошо, считается. Я ведь не оговаривал, что именно ты должно просить, – невозмутимо заявляет это… создание, по недоразумению принятое мною за мужа. И его губы касаются моих.

Нежно. Совсем не так, как во время свадьбы. Тогда он был властным и покоряющим. Сейчас – словно дразнил. Обжег невесомым поцелуем правый уголок моих губ. Затем левый. Отстранился, словно давая мне возможность почувствовать холод там, где только что был иссушающий зной. Вновь приник, забирая в плен верхнюю губу, чуть посасывая ее, мимолетно проводя по ней языком… Прикосновение языка было странным. Не неприятным, нет, вовсе. Но что-то с ним было не так… Не могу рассуждать. На миг отстранившись, его губы вновь приникают к моим. Теперь в плен его ласк попадает моя нижняя губа, он играет с ней, чуть посасывая, прикусывая, тут же зализывая языком и вновь начиная ласкать обжигающе горячими губами.

Его руки обхватывают мой затылок, словно стремясь удержать меня, не дать отстраниться. Но я даже не пытаюсь. Я – муха в его паутине, и яд, проникший, должно быть, в меня с поцелуем, уже начал действовать: мое дыханье сбивалось, голова кружилась. В абсолютной тьме и пустоте, куда он поместил меня своими цепями и своей повязкой, реальными были только его губы. И они избавляли – от страха, холода, неизвестности. Да, возможно, они дарили мне ложное тепло и ложные надежды, но сейчас я хотела обмануться.

– Вы ведь позволите мне, – проговорила, задыхаясь, когда его губы оторвались от моих и скользнули ниже, дабы обжечь поцелуями обнаженное, беззащитное горло, – позволите мне обнять вас? Чтоб я могла познакомиться с вами – хотя бы на ощупь…

Не пробудь я в абсолютной тьме так долго, я бы, наверное, никогда не решилась произнести подобных слов. Ведь для благовоспитанной девушки подобное поведение немыслимо. Список допустимых приличиями прикосновений сведен к минимуму и объятия в них, понятно, не входят. Если бы я видела его сейчас перед собой – в строгом военном мундире или роскошном светском костюме, не важно, – зримая реальность удержала бы меня от подобного постыдного желания.

Но я была во тьме – вне рамок, приличий, привычных очертаний реальности. Я была не просто беспомощна, мне мучительно не хватало информации – любой. Его внешность, телосложение, жесты, выражение лица – все, что угодно могло бы мне, казалось, помочь составить более внятную картину происходящего. Он не вернет мне зрение, я уже поняла. Но хотя бы на осязание я могла надеяться?

– Рано, милая, – шепчет, отрываясь от моей шеи, мой мучитель. – Не спеши. У нас с тобой будет еще столько времени, чтоб познакомиться ближе. Пока мне нравится так, – и его горячий язык очерчивает мне ключицу. Затем к ней приникают губы, и я ощущаю медленные, нежные поцелуи, вновь заставляющие меня дышать поверхностно и порывисто.

– Какое маленькое декольте, – замечает несколько отстраненно, когда вместо горячих губ моей кожи касаются холодные пальцы, обтянутые идеально гладким атласом.

– Вы выбирали мне это платье, – выдыхаю в ответ, пытаясь вернуть себе ускользающее спокойствие.

– Что делать, пришлось следовать моде, – вздыхает он с мнимой печалью в голосе. – Одень я тебя на свой вкус – тебя вряд ли пустили бы в церковь. Но ведь в церковь нам больше не надо, верно? – его пальцы, устав кружить над декольте, опускаются ниже, сжимая мне грудь сквозь тонкую ткань.

– Не надо, – испуганно выдыхаю я, меньше всего думая в этот момент о его предыдущих словах.

– Какая послушная девочка, – удовлетворенно посмеивается в ответ этот гад, вновь сжимая мне грудь – несильно, хотя и чувствительно. И приятно, неприлично, но ведь приятно!

– Да, излишней пышностью форм тебя родители не наградили, – продолжает он невозмутимо, словно речь идет не обо мне, а о лошадке, которую он выбирает на рынке, – но и с тем, что есть, можно очень неплохо поработать, – моя вторая грудь так же оказывается в плену его бесстыжих ладоней.

– Прекратите говорить обо мне так, словно я вещь! – его слова неприятны, и так контрастируют с тем удовольствием, которое дарят руки, что прикосновений уже не хочется. – Отпустите! Хватит надо мной издеваться! – я пытаюсь от него отстраниться, но мои возможности крайне ограничены.

– Какой тон, герцогиня, – в его голосе лишь восторг. – Вошли в роль супруги его высочества? Рановато, он пока в Магбуре, с важной дипломатической миссией. И еще просто не знает, что вы у него есть.

Выпустив из захвата всю грудь, его пальцы начинают настойчиво кружить в районе сосков, и мне кажется, будто маленькие молнии простреливают меня насквозь, от ноющих от его прикосновений напряженных вершинок и до самого низа живота, наполняя мое тело жаркой истомой.

Но коварные пальцы резко сжимаются, болезненно сдавливая, и я кричу, не в силах сдержаться.

Он тут же подается вперед и ловит мой вскрик губами, топит его в поцелуе – настойчивом, но нежном. И боль растворяется, тем более, что жесткий захват сменили легкие успокаивающие поглаживания. От того, что творят его губы, кружится голова, грудь отзывается томлением и буквально требует новой ласки, и так сладко тянет внизу живота.

– Видишь, как плохо мне перечить, маленькая герцогиня? – интересуется мой мучитель, отстраняясь. – Я могу дарить не только ласку, учти это.

– Мало чести издеваться над беспомощной девушкой, – то, что я с трудом могу отдышаться после его поцелуев, не делает меня согласной с ним по основному вопросу.

– Честь? – он только смеется. – У меня вообще ее нет, малышка, я ж не герцог. Все, что я делаю, я делаю либо из корысти, либо из удовольствия, – его пальцы неожиданно касаются моих лодыжек и поднимают мои ноги ему на колени. – Впрочем, в твоем случае я совмещаю, – сначала на пол летит одна моя туфелька, затем другая.

Мое сердце отчаянно пропускает удар: что еще он задумал? Мне не нравится эта поза, слишком шаткая, слишком беспомощная. Слишком неприличная – запоздало понимаю я. Отсутствие зрения мешает мне сразу оценивать ситуацию здраво, а ведь у меня теперь коленки, должно быть, на уровне его груди и…

Нет, только не это! Его пальцы медленно ползут вверх по моим ногам. Дергаюсь, пытаясь вернуть ноги на пол. Его пальцы мгновенно охватывают мне лодыжки мертвой хваткой.

– Хочешь, чтоб я привязал и ножки? – интересуется вкрадчиво. Этим низким, завораживающе низким голосом, от которого у меня и так мурашки, а если еще и мурлыкающих ноток добавить – у меня внутри вообще все дрожать начинает.

– Не надо, – с трудом выдыхаю пересохшими от волнения губами. Он же не станет… Не станет трогать меня еще и там!

– Давай договоримся, Роззи, – продолжает мой похититель вкрадчивым полушепотом, – ты не убираешь ножки с моих колен, а я не заковываю их в кандалы.

– А у вас и для ног, – нервно сглатываю, – кандалы предусмотрены? Чем же вы занимаетесь обычно в этой карете? Или это у вас тюремный вариант?

Смеется.

– Свадебный, Роуз. Это – свадебный. Я подготовился, как видишь. Дорога дальняя. Было бы глупо потерять это время впустую, – его руки освобождают одну мою ногу и вместе принимаются за вторую. Чуть приподняв, он ласкает мою стопу – медленно, нежно, оглаживает каждый пальчик, свод стопы, пяточку… Как хорошо, что на мне чулочки, иначе его ласки совершенно свели бы меня с ума!.. Но насколько ярче были бы ощущения, не разделяй мою кожу и его пальцы это тонкое полотно… Деус, о чем я думаю?

Перепугавшись – даже не его действий, а своей реакции на них – я судорожно дергаюсь, пытаясь отнять у него свои ноги. И лишь когда пятки по инерции неожиданно резко ударяются о мое сиденье, я понимаю, что натворила. И почему он даже не попытался меня удерживать.

Пару секунд я, замерев, жду его реакции. Но ничего не происходит. Тишина. Ни шороха. Ни дыхания.

– П-простите, – нетвердо выдыхаю в пустоту, желая даже не прощения, а вообще услышать хоть что-то. Или хоть что-то почувствовать. Остаться совсем одной в этой совершенной, непроглядной тьме оказалось слишком страшно.

Ответа нет. Я жду, напряженно вслушиваясь. Но ничего – ни шорохов, ни звуков.

Но ведь должно – шелест его одежд при малейшей перемене позы, шепот его дыхания… Не слышу. Слышу мерные удары копыт о сухую утоптанную землю, резкие окрики кучера, свист бича. Слышу негромкий скрежет рессор, заставляющих карету раскачиваться, а пассажиров постоянно чуть подскакивать на сиденье – дороги в королевстве ровны, но не идеальны. И скрип колес тоже слышу, и даже ветер, со свистом проносящийся мимо… Внутри тихо.

– Вы все еще здесь? Почему вы не отзываетесь? – да, сама понимаю, что глупо, куда он мог деться из несущейся во весь опор кареты, но в моей тьме ничего не реально, и кажется, что привычные законы мирозданья просто перестают действовать.

Ответа не дожидаюсь. Опять. И это невыносимо.

Проклиная себя за непоследовательность, тянусь мыском правой ноги туда, где были его колени. Да, предлагаю ему сама… Просто неизвестность – это очень страшно, а так… Хотя бы будет понятно, что он делает. Он мой муж в глазах Деуса, он имеет право…

Нога нащупывает лишь бархат сиденья. Скольжу мыском чуть вправо… влево… Пусто! Пустая скамья!

Не веря, потянулась вперед, сползая со своей скамьи и вставая на ноги. Стоять, выгнувшись назад, да еще в трясущейся от быстрой езды карете, было не слишком удобно, пару раз меня повело то вправо, то влево. Но куда же я упаду, я ж привязана! Вот только руку потянула сильно. Вскрикнула, болезненно морщась.

И этот гад тут же нашелся! Вот только не там, где я его мучительно и безуспешно пыталась нащупать! Нет, он возник у меня за спиной, на том самом сиденье, с которого я только что с таким усилием поднялась! Как и когда он сумел проникнуть туда, да еще так, что я этого не почувствовала, сказать невозможно, но его руки внезапно обхватили меня за талию, притягивая назад, на сиденье, а горячие губы обожгли мою шею возле самого позвоночника.

Я снова вскрикнула, теперь уже от неожиданности, и подалась назад, стремясь ощутить его хотя бы спиной. Ничего не почувствовала. Только руки его скользнули от талии вверх, удержав меня за плечи и не дав откинуться и зажать его между собой и стенкой кареты. Впрочем, по моим ощущениям, там и так было не слишком-то много свободного места, чтобы он мог разместиться там, да еще столь неощутимо.

– Одиноко? – горячий шепот мне прямо в ухо. И опаляющий жар его дыхания, и губы, прихватившие на миг мою мочку.

И жар, мгновенно разливающийся по моему телу. И стон, который я не в силах сдержать.

– Как необдуманно, Роуз, – продолжает нашептывать он. – В этой тьме можно и потеряться.

Еще один жаркий поцелуй в шею. Руки, скользнувшие мне на грудь.

– Тебе ведь лучше, когда я рядом, верно? – вновь поцелуй, короткий, но горячий, возле самого края волос. – Тебе ведь нравится, что я есть, – его руки мягко массируют мне грудь сквозь тонкое платье. Это приятно, а вместе с поцелуями в шею – вообще головокружительно.

Но я помню, что его пальцы могут быть жесткими. И жестокими. И от этого холодок страха бежит по моей спине.

– Не делайте мне больно, – прошу я его, – пожалуйста.

– Ты сама себе сделала больно, – вздыхает он. И следующий поцелуй – мне в плечо. То, которое потянула. – А ведь о чем я кого-то просил?

– Я случайно. Я не хотела, – стоило мне вспомнить, что именно он обещал сделать, если уберу ноги с его колен, как от страха начинает подташнивать.

– Так боишься? – чуть удивляется он. – Не стоит, я не обижу. Просто поцелую еще – вот так, – его губы вновь скользят по моей шее, спускаются дорожкой поцелуев по позвоночнику. Всего лишь настолько, насколько это позволяет вырез платья, но даже это сводит меня с ума, заставляет выгибаться в его руках. – Вот видишь, – вновь жаркий шепот возле уха. И поцелуй, вырывающий еще один мой судорожный вздох. – Тебе не надо меня бояться. Не надо бояться того, что я делаю с тобой, – его руки спускаются ниже и начинают мягко оглаживать мне живот. Очень ласково, очень нежно. Вот только спускаясь порой так непозволительно низко…

Хотя – кто же ему не позволит?

– Так на чем мы остановились, когда одна трусливая девочка попыталась сбежать? Ах, да, ножки. Я хотел рассмотреть твои красивые стройные ножки. А ты не дала. Нехорошо, не находишь?

– А давайте мы вместе на них посмотрим? – осторожно предлагаю ему я. – А то не очень честно выходит…

Смеется. Прямо у меня над ухом. Так тихо, так будоражаще.

– Интересное предложение. А ведь мне оно может понравиться, не боишься?

Не понимаю просто, почему мне этого надо бояться.

– Я боюсь темноты, – признаюсь ему честно. – Она вокруг так давно, что мне кажется, что я уже ослепла. Нет – что я в этой темноте растворяюсь. Теряю себя.

Молчит, хотя я опять ожидала смеха. Вновь целует мне шею – долгим, задумчивым поцелуем. И руки его замирают на моем животе, чуть сжав его.

– А это правильное чувство, Роуз, – наконец отзывается он негромко. – Привыкай. Реальности нет. Нет ничего, кроме того, что мы чувствуем. Живи ощущениями. Впитывай их всей кожей. Бери от них все краски, все переливы оттенков. Я не делаю тебе больно, маленькая. Я дарю тебе наслаждение. Приучайся пить его.

– Вы пугаете меня.

Вот теперь смеется.

– Страх – неплохой усилитель вкуса.

Миг – и я теряю его. Его руки исчезают с моего живота, его горячее дыхание больше не щекочет мне шею. Я резко отклоняюсь назад – но его там нет. Оттолкнувшись ногами, сажусь как можно глубже и касаюсь спиной стенки кареты – стенки кареты, жесткой, несмотря на обивку, а вовсе не горячего человеческого тела, которое должно, просто обязано было там быть!

– Потерялась? – судя по направлению звука, он снова прямо передо мной. Судя по интонациям – весьма доволен собой и произведенным эффектом.

– Как вы это делаете? – получилось чуть резче, чем следовало, но моим нервам далековато до идеала.

– Я говорил, реальность – ничто, – невозмутимо отзывается мой мучитель. – Но ты думаешь не о том. Мы ведь с тобой договорились взглянуть, что ты прячешь под всеми своими юбками.

– Вы снимете мне повязку? – интересуюсь упрямо, хотя его пальцы уже смыкаются на моей правой лодыжке и вновь поднимают мою ножку ему на колени.

– Сниму, – легко соглашается он. – Но не повязку. Мы начнем с другой детали твоего туалета.

Стремительное движение его руки – и тяжелые юбки съезжают куда-то на бедра, а мою ножку скрывает от его взоров только тонкий белый чулочек. Хотя – не уверена, что «скрывает» в данном случае правильное слово. И губы, прижавшиеся к моей коленке в жарком поцелуе – лишнее тому подтверждение.

– Нет, малышка, – продолжает он невозмутимо, оборвав поцелуй, – чулочки мне нравятся, чулочки снимать не будем. С чулочками мы сейчас совсем другую вещь сделаем…

Я слышу легкое позвякивание металла и мгновенно холодею, пытаясь вырваться:

– Нет!

– А ведь я предупреждал, что так будет, верно? – вырваться не дал, легко удержав мою ногу одной рукой. – И даже рассказывал, что нужно сделать, чтоб этого избежать, – холодный металл охватывает лодыжку, и я вздрагиваю, услышав характерный щелчок. – Выбор твой.

Судорожно выдыхаю сквозь стиснутые зубы, пытаясь успокоиться и не поддаться панике. Ничего. Ничего он мне не сделает, он же обещал. Обещал не делать мне больно. Ну, потрогает везде, а это стыдно, конечно, но ведь он мой муж. А жена принадлежит мужу и должна… Даже если достался такой, и говорит… В храме нас венчали…

– Расслабь ножку, Роуз, я натяну цепь… Расслабь, я ведь все равно натяну… Вот так, чуть на себя коленочку…

Деус! Деус, за что? Теперь моя стопа где-то на уровне его головы, коленка смотрит вверх и вправо, раскрывая меня самым постыдным образом, я сижу на самом краешке скамьи, едва удерживаясь на нем из-за тряски кареты, а этот гад уже берется за вторую ножку! И что, что я должна делать? Биться в истерике, призывая на его голову проклятия? И оно поможет? Да этот гад, который точно мне не муж (муж бы не стал так позорить собственную супругу) лишь посмеется своим тихим, завораживающим смехом и придумает что-нибудь еще ужаснее. В наказание, да. Он придумает мне очередное извращенное наказание!

– Вот так, моя девочка, – удовлетворенно заявил мой мучитель, когда и вторая моя нога беспомощно повисла на цепи. – А теперь можно подумать и о лишних деталях туалета. От чего бы нам избавиться, как полагаешь?

– От вас? – наверное, это со страху я заявила ему такое. – Скажите, если я избавлюсь от вас, я получу большое наследство? Как-то не хотелось бы обратно к папеньке.

Смеется. Ну конечно, я его смешу – беспомощная, связанная, бесстыже раскрытая его взорам.

– За наследством – это не ко мне, Роуз. Это к герцогу Александру Теодору. Вот только ты аккуратней его убивай, ладно? Он большой человек, расследование начнется…

– Так может, вы мне и способ подскажете? Аккуратный?

– Деус! – он, смеясь, целует мне ножку чуть выше коленки. – Какого монстра я разбудил в этой милой девочке, – еще один поцелуй немного выше предыдущего. – И не жаль тебе герцога, Роуз? – вновь поцелуй, обжигающий жаром внутреннюю сторону бедра. – Он же тебе совсем ничего не сделал, – его губы добрались до границы чулочка и коснулись моей обнаженной кожи. Слишком высоко. Опасно. Жарко.

– Он венчался со мной, – запрокинув голову и пытаясь сдерживать дыхание, вновь становящееся слишком глубоким, выдыхаю в ответ, – в вашем лице. Или вы – в его.

Он, меж тем, не отвлекаясь на выслушивание моих суждений, покрывает поцелуями мою вторую ножку. И его руки не отстают от губ – ласкают, гладят, вызывая дрожь в теле и путаницу в мыслях.

– Благодаря ему я сейчас здесь, – упрямо пытаюсь я продолжать, не поддаваясь эмоциям. – И все, что вы делаете сейчас со мной, – тоже благодаря ему.

– И вот это? – он целует на самой границе трусиков. – И вот так? – повторяет он поцелуй на другой ножке, но все в такой же опасной близости от самого сокровенного. – И за этот жест ты тоже поблагодаришь его? – его пальцы неожиданно проходятся по ткани. По тонкой полоске ткани, расположившейся у меня между ног.

– Прокляну, – испуганно выдыхаю я. Касаться меня здесь – это… Это слишком! Слишком смущает… и пугает… и будоражит… Деус, я даже не думала, что это место настолько чувствительно!

– Герцога? – его пальцы снова скользят там, неспешно, уверенно, обводя контуры и рисуя замысловатые узоры. – Прокляни, Роуз, прокляни, я не против. Ах, он поганец! – его ладонь охватывает всю промежность, пальцы чуть надавливают, исторгая из моего горла толи всхлип, толи стон.

Я чувствую скольжение грубой ткани внутренними сторонами разведенных бедер – это он приподнимается выше, чтоб опалить мне губы очередным поцелуем – медленным, чувственным. Одной рукой он придерживает меня за затылок, чтоб непрестанное раскачивание кареты не заставило наши губы разомкнуться, другой продолжает поглаживать между ног, нащупав там место настолько чувствительное, что я совершенно теряю голову. Мне не стыдно и мне не страшно, я забыла, кто я и кто он, где мы, зачем мы здесь – все неважно, кроме его губ на моих губах и его пальцев, ласкающих меня там.

Я не сдерживаю очередного всхлипа, и его язык проникает мне в рот – так резко, что это напоминает стремительное нападение змеи. Тут же исчезает – и снова стремительный выпад, и еще, а после – просто головокружительные скольжения, к которым я пытаюсь приноровиться, поймать его, сжать, ощутить хоть что-то во всей полноте. А он ускользает. Он вроде здесь, но опять ускользает. И даже губы его отрываются от моих, и я тянусь за ними, не желая отпускать, стремясь только к одному – продолжить.

– Горячая у меня девочка, – хрипло шепчет он, позволяя мне коротко коснуться его губами, и вновь отстраняясь. – Ты ведь знаешь, что я сделаю с тобой, да, Роззи? – его пальцы, кружащие по моей промежности так конкретны, что просто не возникает сомнений, о чем он.

– Нет, – выдыхаю испуганно. Или все-таки предвкушающе? Потому что я знаю, знаю… Ну, примерно. Мне в общих чертах рассказывали. Только это надо делать ночью, на супружеском ложе, на котором потом рожать, а здесь, так… – Вы же не станете… Вы же не будете это сейчас…

– Нет, моя птичка, – легко соглашается он, – конечно же нет… Сначала я сниму с тебя трусики, – добавляет, выдержав паузу, достойную лучших актеров королевского театра. – Я ведь предупреждал мою девочку, верно? Лишние аксессуары в этом наряде только помеха. Перегружают ансамбль. Портят общую идеальную картину, – его руки скользят мне на ягодицы, захватывают тонкую ткань и резко дергают в тот момент, когда раскачивающаяся на ухабах карета заставляет меня очередной раз чуть подпрыгнуть.

Я успеваю только вскрикнуть, а трусики уже на бедрах. Треск разрываемой ткани – и они спадают с меня, скользнув прощальной лаской по ногам.

Я не просто замираю – я даже дыхание задерживаю от ужаса. Тонкая ткань была, конечно, слабой защитой, но хотя бы от его взоров она меня защищала. А теперь я, полуопрокинутая на сиденье, с ногами, широко разведенными и задранными выше головы, раскрыта полностью, а он смотрит. Смотрит. Да, едва ли он отвернулся.

– Прекрасная белая роза, – негромко произносит мой мучитель после паузы, показавшейся мне вечностью. И я не сразу понимаю, о чем он. – Тысяча и один лепесток, что создали твои юбки вокруг маленькой заветной сердцевинки, – поясняет он тоном, в котором сквозит любование. – И сама сердцевинка, состоящая из таких нежных, таких желанных лепестков.

– Вы извращенец, вам говорили? – хрипло выдавливаю, осознав, на что он так поэтично любуется.

– Да, часто, – спокойно соглашается этот тип. – Просто в наш век разучились ценить первозданную красоту… Как думаешь, Роуз, тебе будет приятно, если я поцелую тебя туда?

– Нет! – я думала, он просто не сможет смутить меня еще больше. – Что вы? Это же…

– Это приятно, Роззи. Это просто очень приятно.

И он в самом деле поцеловал. И, не отстраняясь, начал ласкать – языком, губами. Меня бросило в жар, удовольствие тягучими волнами расходилось от той точки, что он так умело будоражил своими безумными прикосновениями. Бесконечная тьма перед глазами кружила вихрями бездонного космоса, и яркие, нереальные звезды вспыхивали то и дело – не то перед моим незрячим взором, не то в глубинах моего тела. Они жгли меня, распаляя все сильнее, порождая жажду большего, поднимая все выше к неизведанным, недостижимым прежде вершинам. И я хотела туда, я рвалась – все выше, выше…

Он отстранился, вызвав мучительный стон.

– Нет!.. Вы не можете… Не должны… Не исчезайте… – умоляла я почти в беспамятстве, потому что знала – он может, может. Просто сделать полшага назад и перестать быть. Моя вселенная ограничена осязанием, то, чего я не чувствую – не существует.

– Сейчас, моя девочка. В этот полет мы отправимся вместе. Я с тобой.

Его левая рука обхватывает меня за поясницу, его правая… Он снял, наконец, перчатку? Хоть одну… Не перчатку – понимаю уже в следующий миг, когда его естество – большое, горячее – вдавливается в меня медленно, но неотвратимо. Наваждение схлынывает, он раздвигает собой мою плоть так сильно, что хочется кричать от боли, кажется, он просто разорвет меня, там не может поместиться столько! Со мной, видимо, что-то не так, я не гожусь для этого, я слишком маленькая… Или это он слишком большой? Но это несовместимо, мы не подходим…

Он остановился на миг, дойдя до преграды, чуть потянул ее, отступил. И резко ударил, сметая ее и врываясь в меня до совершенно немыслимых глубин, наполняя меня собой, нет, переполняя меня. И замирая, давая мне возможность хоть немного привыкнуть к его присутствию.

– Сейчас, Роззи, – хрипло шепнул он мне, – сейчас опять будет хорошо. Чуть-чуть потерпи, и ты вновь почувствуешь.

Чувствую. Его толчки внутри меня – сначала медленные, осторожные, а затем все быстрее, резче. Пружинящая на рессорах карета задает ему ритм, и он ловит его, сливая все движения в одно, а боль уходит, боль давно ушла, есть лишь жар нетерпения, и стремление вновь подняться к звездам, и ураган, взметающий меня ввысь, и взрыв сверхновой, за которым приходит тьма. Ощущений нет. И я тоже не существую.