Текст книги "Невеста для демона страсти (СИ)"

Автор книги: Алина Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Кое-кто, впрочем, о его играх с внешностью был наслышан ничуть не меньше меня. Например, его секретарь Гастон, который был представлен мне еще в первый день нашего путешествия, а потом бесследно исчез. Теперь он вновь появился, невозмутимый и деловой. Вместе с каретой, запряженной на этот раз четверкой гнедых, кучером и даже начальником личной охраны. Подчиненные Гаррета, правда, сменились, но сам он вел себя так, словно внешность его господина не играла для него совершенно никакой роли.

Отправились мы через час. Общие сборы оказались чуть более долгими и утомительными, чем ожидал мой спутник, но на моем настроении это никак не отразилось. День стоял солнечный и теплый, дорога живописно виляла меж холмов, мой конь, которого я решила назвать Громом, оказался спокойным, послушным и непугливым. Какое-то время мы ехали шагом. Подозреваю, мои более опытные спутники просто давали мне время освоиться в седле и вспомнить необходимые навыки. Затем тронули рысью. Еще через полчаса, убедившись, что ритм я выдерживаю и в карету проситься даже не собираюсь, мой рыжий граф на рыжем своем скакуне (в масть подбирал, не иначе), с криком: «Догоняй!» пустился в галоп, и луга и перелески замелькали перед глазами еще быстрее.

Обедали мы на природе, на берегу какой-то милой речушки. Порядком раскрасневшаяся, растрепавшаяся, немного усталая, но очень-очень счастливая, я сидела на одеяле, благосклонно выслушивая комплименты маркиза и вдыхая тянущиеся к нам от огня ароматы умопомрачительно-вкусного варева. Хотелось есть, да. Но не просто набить себе опустевший живот, а наслаждаться едой – медленно, неторопливо. Как наслаждалась я сейчас прикосновениями холодного ветерка к моим горячим щекам, пением птиц, журчанием воды в реке, видом широкого луга и далекой лесной опушки на том берегу.

– Окажите мне честь, графиня, – склонился над нами тот, кто отныне желал именовать себя Герхардом и настаивал на титуле «граф», – составьте компанию на небольшой прогулке. Здесь удивительно живописно, вы не находите?

– Да, разумеется, – я благосклонно подала ему руку, позволяя увлечь себя дальше под сень деревьев. – Что-то не так? – поинтересовалась, когда мы остались одни.

– Напротив, все замечательно, – улыбнулся мой спутник, разворачиваясь ко мне и мягко прижимая меня спиной к стволу мощного вяза, – просто захотелось немного побыть с тобой вдвоем. Путешествие в компании имеет свои недостатки, – и осторожно, почти невесомо, меня поцеловал. Чуть отстранился, ожидая реакции, и вновь прижался губами, уверенный, что здесь и сейчас у меня нет ни малейшего желания его отталкивать. Рыжий, как солнце, жаркий и нежный, как то же солнышко, он казался такой естественной частью этого мира, что целовать его казалось самым правильным действием на свете. Я любила сейчас весь мир, и ласку его губ, и шершавый древесный ствол за моей спиной. Глаза слепило солнце, а может быть – его кудри, а грудь горела от прикосновений его ладоней, обтянутых неизменной замшей тонких перчаток.

– Ну почему нельзя… в постели? – ворчала я между поцелуями, не слишком недовольная, впрочем, ощущая его руки у себя под юбкой, а свою ногу – уже у него на бедре. – Почему это никогда нельзя… Ау!… в постели?

Он рассмеялся, на миг замерев и давая мне привыкнуть к тому, что он уже у меня внутри. А затем задвигался – размеренно и сильно, заставляя меня вскрикивать и елозить спиной по древесному стволу.

– Но ведь так интересней, верно? – хрипло выдохнул он мне в губы.

– Не знаю, – с трудом прошептала в ответ, пытаясь справиться с дыханием, – не сравнивала.

Он опять засмеялся, и смех его искрился на солнце, слепя глаза. Или это волосы его искрились – рыжие до безобразия, до невозможности, а его смех пузырился где-то внутри моего естества, задевая самые потаенные, самые чувствительные струны, чтобы взорваться в какой-то миг, превратив меня всю в водоворот кружащих на солнце искристых пылинок.

В имение барона Даренгтона мы прибыли часа через три. Хозяин был, разумеется, счастлив оказать гостеприимство друзьям своего дорогого родственника. Нам предоставили гостевые апартаменты (пусть во флигеле, но нас ведь не ждали), мне предоставили горничную, дабы вечером на балу я могла блистать – и я, разумеется, блистала.

Да, чуть нервничала, идя по выложенной розовой плиткой дорожке парка ко входу в дом, уже подсвеченному яркими огнями. И судорожно сжимала локоть своего спутника, хотя на него полагалось лишь невесомо опираться. Но это был мой первый в жизни бал, и пусть я входила на него не дебютанткой, которая просто обязана всем понравиться, дабы устроить свою будущую жизнь, а замужней дамой, чья жизнь от этого бала вообще никак не изменится, волнения сдержать не удавалось. Ведь это же бал. Бал! А меня всю жизнь учили танцевать – вот, собственно, для этого!

Мы влились в поток гостей, поприветствовали хозяина дома и отдали должное красоте и юности его дочери. Довольно быстро отыскали в этой толпе маркиза с супругой, и те представили нас некоторому количеству своих знакомых. Все эти знакомые, надо сказать, сливались для меня (должно быть, от волнения) в одну сплошную многоликую массу. До тех пор, пока нас не представили тетушке Луизе. Нет, тетушкой она мне, строго говоря, не была, но какой-то там родней моему папеньке приходилась. Это позволяло ей бывать у нас в имении достаточно часто, поучать нас всех (включая папеньку) в каждый свой приезд, и уж конечно лицо мое она знала прекрасно.

– Роуз! – вскричала сия почтенная дама. – Глазам не верю! Ты! Ты вышла замуж?! Графиня?! И когда только успела, я ж только в прошлом месяце видела твоего отца, он и словом не обмолвился. Что за срочность, что за таинственность?.. Оу, – она картинно изменилась в лице и взяла меня под ручку, отводя на два шага от прочих «для доверительной беседы», – я всегда говорила, матушка воспитывала тебя слишком вольно. И вот результат. Признавайся, согрешила ведь с графом-то альмарским, нагуляла ребеночка. Хорошо хоть, отец узнал вовремя, да твердость сумел проявить…

– Что?! – нет, с альмарским графом я, конечно, грешила еще в бытность его иглезским герцогом. Да и с конюхом безродным, помнится, всякое случалось. Но это было после того, как папенька твердо вышвырнул меня из дома под венец с проходимцем. Поэтому оскорбилась я сильно. И ручку тетушки Луизы от себя отбросила, словно это была покрытая слизью лягушка. – Да как вы подумать могли? Да как в ваш извращенный ум только… – да, не готова я оказалась к светским раутам. И слов правильных не находилось, и лицо удержать не получалось.

– Дорогая, – тут же галантно приобнял меня супруг, – я все же вынужден буду настаивать, чтоб от людей, подобных баронессе Сигойской ты держалась подальше. Наш бывший посол в Иглезии слишком уж часто рассказывал, напиваясь, как в молодости делил благосклонность баронессы не только с бароном Сигойским, к чему он был, понятно, готов. Но и с виконтом Дордиджем, чего он, разумеется, не ждал. А уж когда он узнал, что там еще и лакей барона Сигойского обласкан – почувствовал себя рогоносцем, не хуже законного супруга.

– Да как вы смеете?! – теперь уже тетушка Луиза безуспешно пыталась сохранить лицо. – Да будь жив барон, он прибил бы вас на месте за подобную клевету!

– В таком случае жаль, что он был в свое время прибит на месте известием о вашей неверности, – флегматично пожал плечами мой граф. – А вздумаете еще хоть раз опорочить имя моей жены своими фривольными домыслами – и виконт Дордидж не только подтвердит мои слова публично, но и мемуары опубликует.

– Виконт в отличие от вас – человек чести.

– Тем проще мне будет с ним договориться. Хорошего вечера, сударыня.

И, церемонно поклонившись, он увел меня прочь. Тем более, барон Даренгтон с дочерью вышли на центр паркета, дабы открыть свой ежегодный Летний бал торжественным полонезом. Пары чинно выстраивались за ними, и мы тоже заняли свое место среди танцующих.

– Неужели это правда? Про тетушку? – не спросить я не смогла.

– Откуда мне знать? Ее жизнь мне не интересна. До тех пор, пока она не лезет в мою.

– Она, вроде, лезла только в мою. Учитывая, что альмарского графа не существует.

– Я существую, Розззи, – невозмутимо отозвался мой спутник, сделав ударение на первом слове. – Графом ли, герцогом или просто духом – я есть. И я никому не позволю причинять тебе боль.

– Но… выходит, ты просто ее оклеветал?

– А она – тебя. Так что квиты. К тому же имена я позаимствовал из ее памяти – не выдумывать же их было? Так что, может и есть о чем тому виконту мемуары писать, – он легкомысленно усмехнулся. И попросил, взглянув на мое хмурое лицо: – Забудь о ней, Роззи. Мы же здесь ради танцев, верно?

Да, конечно, верно. И мы движемся в размеренном и величественном ритме длинной колонной через весь зал. Расходимся, чтобы пройти полукруг и сойтись вновь. И снова шествуем, шествуем…

На мазурку меня пригласил маркиз, на вальс – представленный им граф, потом была кадриль с каким-то томным шевалье, потом… потом… Я танцевала, кружилась, флиртовала. И не оставалась без кавалеров ни на один танец. Граф фон Шрок, как и положено благоверному супругу, не баловал меня своим излишним вниманием, предоставив полную свободу веселиться и развлекаться. Сам он какое-то время побаловал местных дам своим галантным вниманием, покружил по залу одну, другую, третью. И переместился к карточным столам, баловать своим вниманием кавалеров.

Не могу сказать, что я отнеслась к этому спокойно, картежника в семье я, все-таки, уже проходила, от папенькиных пристрастий радости нам всем было мало. Но тут я попыталась себя убедить, что изменчивый мой граф достает из воздуха, похоже, не только смертельное оружие, но и драгоценности с деньгами. Да еще и мухлюет, небось, при этом так, что профессиональные шулеры шапку снимут. Развлекается он так, только лишь развлекается. За счет окружающих, не за наш с ним. И нервы треплет не себе, и не мне даже, а тем наивным людям, что решились с ним за один стол сесть. Он контролирует ситуацию, он же, все-таки не человек, он… кто-то иной. Ну и… сам разберется!

И я кокетливо махнула веером, посылая многообещающий взгляд какому-то красавцу, не потому, что мне был зачем-то нужен этот образчик мужского великолепия (хотя, почему нет, нужен, танцует он дивно, я заметила), но потому, что музыка пьянила, внимание окружающих кружило голову, и я порхала по паркету, словно по воздуху.

Потенциальный кавалер проникся, и даже нашел того, кто смог его мне представить – и вот он уже кружит меня в вальсе, прижимая чуть крепче, чем надо. Всего лишь чуть, на самой грани непозволительного, почти и не придраться. И я не придираюсь, лишь поблескиваю глазами, внимая его комплиментам – да, опасно, почти порочно, но так волнительно…

Внезапный шум от карточных столов заставил сбиться с такта не только нас. Мы, впрочем, выровняли движенье, но безудержная легкость сменилась тревогой: одного только взгляда хватило, чтоб оценить, что в центре разгоревшегося скандала – рыжее мое несчастье графского достоинства. Едва дождалась окончания вальса, чтоб выяснить, в чем, собственно, дело.

– О, не волнуйся, Роззи, все просто чудно, – улыбаясь светло и открыто, заявил сиятельный Герхард. – Меня всего лишь вызвали на дуэль.

– Лис… – сердце ухнуло куда-то вниз. Сразу вспомнилось то копье, и труп на ступенях, и кровь, вытекающая бесконечно…

– Да все прекрасно, моя графиня, что ты? На диво удачно все получилось. Я, признаться, и сам подумывал с кем разругаться, а тут, представляешь, сынок того типа, что я объявил любовником твоей тетки. Решил оскорбиться. Так мило с его стороны…

– И теперь ты его убьешь? Это будет, по-твоему, мило? – стало горько. Бал мгновенно потерял свои краски. Мой муж – чудовище. Хотя, о чем я? Он мне даже не муж… Все ложь, он просто так развлекается: девочку – в жены, мальчика – на дуэль. А послезавтра он перестанет быть графом, станет кучером… или мельником. И следов не найти…

– Роззи, ну что за мрачные мысли? Мы деремся до первой крови. Чтобы как следует отдохнуть, настоящим мужчинам танцев мало. Нужна более интенсивная нагрузка, элемент риска, опасности… Не переживай, не трону я малыша. Так, чуть-чуть помучаю только – ему даже понравится.

Что я могу ответить? Мне, конечно, хочется верить. В конце концов, тех типов он убил из-за меня. Сорвался, потому что мне угрожали. А теперь меня рядом не будет. Я вообще буду спать, дуэль же у них на рассвете.

И я ушла танцевать. Танцевать, и забыть обо всем – у меня, все-таки, первый бал. А дуэль – что ж поделать, Лис прав: мужчины во все века дрались. Да и сын виконта Дордиджа сам нарвался. Хотелось ему с моим мужем силой да ловкостью помериться – вот и пусть. Даже переживать не буду. За обоих.

До спальни добралась глубоко за полночь. Усталая, почти не чувствуя ног. Мой сиятельный супруг любезно сопроводил, но ложиться со мной как всегда не стал. Я и не настаивала – хотелось упасть и уснуть. А останется его рыжее сиятельство – еще супружеский долг исполнять придется. Нет, теоретически я, конечно, за. Но не сегодня!

Уснула мгновенно. А проснулась от дикой боли. Казалось, кто-то запустил мне руку в живот и выдирает внутренности. Сердце застыло, не в силах биться, легкие замерли, не позволяя мне сделать ни вздоха, в глазах – пелена. Я забилась в судорогах, пытаясь избавиться от этой боли, стараясь вновь научиться дышать.

– Лис… – прошептала отчаянно, ни на что не надеясь. – Лис… – почти прохрипела, – Лис…

Он не пришел и не отозвался. Не удивительно: рассвет. У него дуэль. А у меня…

Боль схлынула почти мгновенно, оставляя после себя лишь мучительную, сосущую пустоту. В глазах потемнело и я провалилась куда-то в небытие…

Нет, не в небытие. С ужасом ощутила, что проваливаюсь я буквально – сквозь собственную сорочку, сквозь постель и матрасы… Я заорала, забарахтавшись, попытавшись выбраться, сесть, удержать на себе одежду…

Морок сгинул. Я сижу на кровати (на кровати, а не в ее недрах), и сорочка на мне надета, а не просто прикрывает меня сверху. Глубоко вздохнув, я подвинулась к краю кровати и спустила ноги на пол. Схватилась за столбик, что держал балдахин… И вновь заорала в ужасе, переходя на истошный визг, срывая голос: рука свободно прошла сквозь столбик. И снова… И еще…

ГЛАВА 10.

Небо медленно розовело, даря миру все новые краски, цветы раскрывали свои сонные лепестки, одаривая вселенную ароматами, птицы искусно заполняли пространство звуком. Его сиятельство Герхард Эммануил фон Шрок, в иных обстоятельствах предпочитавший короткое и благозвучное «Лис», небрежно смахнул с рукава несуществующую пылинку, достал из кармана золотой брикет и задумчиво взглянул на стрелки часов. Увы, время еще было. Его противник не опаздывал, он просто был чуть более пунктуален и собирался явиться точно к сроку.

Лис, впрочем, тоже никуда не спешил. Просто нежными красками рассвета, да и пением птиц предпочитал наслаждаться в роще, а не в душных покоях. А то, что в эту симфонию природы вот-вот ворвется жаркий гейзер человеческих эмоций, делало ожидание еще более сладким. Он предвкушал. О, да. Он уже почти наслаждался.

Но вот, наконец, все в сборе. Правила оглашены, предложения об извинениях отвергнуты, оружие выбрано. Лис небрежно скидывает кафтан на руки своего слуги, и, оставшись лишь в сорочке и камзоле, неспешно движется в центр отведенной для дуэли поляны. Его противник, молодой виконт Дордижд пылает праведным негодованием невероятно красиво и аппетитно. Просто лапочка! Не волнуйся, малыш, первая кровь на этой дуэли прольется очень, очень не скоро…

Лис отсалютовал противнику, встал в позицию, сделал резкий выпад – разумеется, мимо. Тут же ушел в оборону, почти раскрылся очередным неудачным выпадом и «чудом» избежал удара… От виконта повеяло удовлетворением, его нервное напряжение чуть спало – видно, оценил, что противник ему вполне по силам, более того, что противник в определенных моментах откровенно слаб… Конечно, слаб. Вот, видишь, даже споткнулся и «чудом» на ногах устоял. И опять едва удар не пропустил… А вот теперь стремительная контратака, и «чудом» уцелел уже виконт, едва не лишившись при этом глаза…

Лис наслаждался. Он танцевал, его шпага пела, тело впитывало эмоции раззадоренного виконта, становясь все более сильным и настоящим с каждой выпитой каплей. Он чувствовал пот, стекающий по виску. И прилипшую к спине батистовую сорочку. Ощущал небольшие неровности стельки в правом сапоге. Нет, ему все это не мешало, ему просто нравилось ощущать. Уходя от очередного выпада противника, он даже позволил себе упасть – просто ради удовольствия перекатиться по жесткой земле, ощутив спиной все мелкие и крупные камни, бугорки и выбоины. И даже чихнуть от забившейся в ноздри пыли. Не изобразить чихание, нет – просто чихнуть…

Конечно, он вскочил быстрее, чем противник сумел воспользоваться своим преимуществом. Разумеется, вновь слегка припугнул его, опять чиркнув шпагой перед самым виконтовым носом. Даже позволил себе чуть-чуть пропороть ему левый рукав – самую малость, а то не дай Деус, у виконта там какая царапина, которую он поспешит выдать за первую кровь. Эту бурю эмоций, эту смертельную страсть к победе над мнимым врагом Лис хотел бы пить бесконечно. Ну, или хотя бы до тех пор, пока виконт будет в состоянии эту страсть испытывать, ведь усталость, увы, притупляет любые страсти…

Он вновь отступал, виртуозно разыгрывая суетливость и неуверенность и едва не облизываясь от того азарта, которым делился с ним его взвинченный до предела соперник… И вдруг задохнулся, ослеп, оглох – мгновенно и абсолютно. Дикая, совершенно потусторонняя боль пронзила внутренности – и никакого отношения к удару шпагой эта боль не имела. Да и не почувствовал бы он сейчас любой удар… Он, собственно, и не почувствовал. Шпага виконта, не встретив сопротивления на своем пути, проткнула ему легкое за миг до того, как он безвольным кулем повалился на землю.

Очнулся он быстро, фактически сразу. Наваждение прошло, он вновь мог видеть, слышать, ощущать, дышать… Вот дышать было… больно, и кровь пенилась на губах, и какие-то люди склонялись над ним, закрывая небо. Что-то говорили наперебой, чего-то боялись и рвали пуговицы его любимого песочного камзола.

– Лежите, граф, лежите, врач сейчас будет…

– Не стоит… – Лис тяжело закашлялся. – Не страшно… У меня свой… – попытался, было, привстать, но голова закружилась, и пришлось вновь бессильно откинуться на землю. Все же у полного очеловечивания были свои недостатки. Рана его, разумеется, не убьет, исцелиться не сложно. Но ведь не при всех же, его методы исцеления слишком уж кардинальны для почтеннейшей публики. Сначала надо добраться до выделенных ему покоев.

– Гастон, – окликнул он слугу, – помоги.

С помощью верного секретаря почти удалось подняться (было бы значительно проще, если б не приходилось при этом отбиваться от множества рук, пытавшихся его удержать), но тут его сердце пронзил бесконечный ужас, а где-то в глубинах черепа завибрировал отчаянный женский крик.

– Роззи, – обреченно прошептал Лис, наконец осознавая произошедшее. И отчаянно рванулся к ней, позабыв про «смертельную рану» и «тяжелое состояние». К счастью – вместе с раненым телом, хотя это уже действительно – чудом.

* * *

– Роззи! – дверь распахнулась, и в спальню ворвался Лис. – Все вон! – рявкнул он на сбежавшихся на мой крик служанок. – Гастон, лошадей, карету – мы немедленно уезжаем!

Несколько шагов от двери и до кровати он проделал без свойственной ему плавности, рывками. И тяжело повалился возле меня на колени. Я в тот момент уже тоже сидела на полу – перепуганная, дрожащая – сцепив в замок неостановимо трясущиеся руки.

– Тише, Роззи, тише. Испугалась? – он улыбнулся так уверенно и спокойно, что я на миг поверила – все в порядке. А потом заметила кровь, запекшуюся на его губах и подбородке, пропоротый и залитый кровью камзол в районе правой груди, слипшиеся от пота и посеревшие от пыли волосы.

– Ты… Тебя ранили? – тут же снова пугаюсь я. – Ты что, умираешь? Это из-за этого я?..

– Ну что ты, Роззи, что ты? Я бессмертен. Я разве не говорил? – вновь спокойно улыбается он, и тонкая струйка крови вытекает из уголка его рта и спускается к подбородку. – А это просто дуэль, я ж рассказывал: мужчинам надо иногда подраться. Не обращай внимания, – он протянул руку в перепачканной перчатке и осторожно накрыл мои ладони.

– Не чувствую! – я в панике шевельнула руками. – Не чувствую тебя, видишь?! Не соприкасаюсь! – я резко дернула руки вверх, и они легко прошли сквозь его ладонь, как прежде проходили сквозь прикроватный столбик – даже не почувствовав преграды на своем пути.

– Прости, моя роза, это моя вина, – чуть вздохнул мой раненый граф, не выказав ни малейшего удивления, – полез к благородной даме в грязных перчатках. Сейчас исправим, – и очень медленно и аккуратно он сдернул перчатку со своей правой руки.

Я ожидала… чего-то. Не знаю, но его маниакальное желание всегда и везде оставаться в перчатках, породило у меня стойкое подозрение, что там, под ними… Там была ладонь. Обыкновенная, человеческая, мужская ладонь: светлая кожа, проступающие сквозь нее синеватые вены, сеточка «линий судьбы»… Он протянул мне ее, и я мгновенно схватилась, ни на миг не задумавшись, как хватается за любую соломинку утопающий… нет, увязающий в жутком, нереальном болоте…

Рука была настоящей! Я держалась за нее, ее ощущала. Моя ладонь не проходила ее насквозь! Рука была теплой, надежной, крепкой. Не веря себе от счастья, я ухватилась за нее и другой рукой, я сжала его ладонь изо всех сил, я навалилась на нее едва ли не всем весом. Его ладонь лишь чуть дрогнула, качнувшись в воздухе, но удержала меня!

– Встаем, Роззи, – он осторожно потянул меня наверх. – Все хорошо, ты же видишь? Все в порядке.

Закусив губу и не отрывая напряженного взгляда от его лица, я очень медленно поднялась, держась за его руку, словно, словно за последнюю опору во вселенной. Ноги дрожали после пережитого кошмара, и я не доверяла ногам, я доверяла только его руке в моих руках.

Но тут он пошатнулся, бледнея еще сильнее, и мы оба едва не упали.

– Ой, прости, – я перестала давить на его руку, выровнялась и помогла устоять ему. – Прости, ты же ранен… Тебе, наверное, надо лечь. Все очень плохо?

– С раной? Нет, обойдется. Не вовремя просто. Идем, тебе надо одеться. Нам придется уехать отсюда. Немедленно, Роззи. Время терять не стоит.

Не выпуская моей руки, он подвел меня к сундуку с одеждой, что стоял возле одной из стен. Открыл крышку свободной рукой (той, с которой так и не снял перепачканную землей и кровью перчатку), достал оттуда широкий плащ, укутал меня в него, накинув на голову огромный капюшон, полностью скрывший мое лицо, и тут же потянул к выходу: – Идем!

– Погоди, а обувь? И ты сказал одеться, а я под плащом в одной сорочке.

– Все потом, моя Роззи, нам просто дойти до кареты.

– Но, Лис… – пытаясь хоть немного затормозить его, я схватилась свободной рукой за дверной косяк. Попыталась схватиться – рука прошла его насквозь. И отступивший было кошмар вновь заставил меня зайтись в истошном визге.

– Не трогай, Роззи, не надо, – попросил Лис спокойно и деловито, словно заботливый папа не в меру шебутного ребенка, давно привыкший к непоседливости своего сорванца. И, не замедляя движения, потащил меня к выходу из флигеля.

– Лис, я… – сообщила ему севшим от ужаса голосом, перестав визжать, – я, кажется, в пол проваливаюсь. Вязну в нем.

– Не вязнешь, Роззи, это просто твои страхи. Спокойнее, паркет не сможет тебе навредить.

– Но Лис…

– Не здесь, моя радость. Ты ведь понимаешь – не здесь.

Карету подогнали к крыльцу практически сразу. Спрыгнув с козел, Гастон и кучер ринулись мимо нас в дом, видимо, за вещами. Поэтому дверцу – свободной рукой, на которой перчатка все еще оставалась – открывал нам Лис:

– Прошу.

А я взглянула на тоненькие ступеньки, которые он, нагнувшись, расправил, на тонюсенький пол кареты – и отпрянула в ужасе:

– Я не смогу, Лис! Я провалюсь! Я пройду это все насквозь!

– Тихо, Роззи, тихо. Это моя карета. Она удержит. Я обещаю, – он легонько потянул меня вперед. – Давай, милая, шаг, другой…

Она удержала. И подножка, и сама карета. И даже сиденье показалось мне достаточно жестким и материальным. Я тут же ощупала его обеими руками, пользуясь тем, что Лис отпустил меня. Бархат нежно ласкал мои ладони, не пытаясь поглотить их. Под гладким шелком обивки стен я чувствовала твердое, абсолютно непроницаемое дерево. С облегчением выдохнула. Наверно, впервые за это утро.

– Вот видишь – все хорошо, – улыбнулся мне Лис, с трудом опускаясь напротив. – Осталось дождаться вещей – и можно ехать, – он устало откинулся на спинку и прикрыл глаза. Тут же закашлялся, и кровь вновь потекла по подбородку. Не открывая глаз, он стер ее тыльной стороной ладони. Благо, натянутая на эту ладонь перчатка была и без того перепачкана кровью. Сейчас, когда ужас из-за произошедшего со мной чуть отступил, я видела, что выглядит мой спутник просто ужасно. Черты лица его заострились, кожа словно пожелтела, под глазами залегли глубокие тени.

– Твоя рана, Лис, – нерешительно начала я. – Я могу чем-то?..

– Просто не визжи больше, ладно? – попросил он устало. – Слишком громко выходит. Мне кажется, у меня голова от этого визга взорвется.

– Попробую, – я опустила руки на колени и сцепила пальцы. Несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь изгнать панику из мыслей – она мне сейчас не поможет точно. – Только объясни мне, наконец, что происходит. Хотя бы в двух словах, если тебе тяжело говорить.

– В двух словах, – кивнул в ответ Лис. – Твой законный муж попытался расторгнуть ваш брак.

Я судорожно расцепила руки и взглянула на правую ладонь: звездочка была. Правда, она стала странной – не рисунком на ладошке, как было прежде, но сияющим из глубины ладони неярким светом. Будто она провалилась внутрь моей ладони, и я вижу ее сейчас сквозь кожу.

– Нет, у него не вышло, – даже не открывая глаз Лис, казалось, видел, чем я занята. – Привязка осталась, волю Дэуса не отменить колдовскими плясками. Но герцог закрылся. Не только я, даже ты не можешь более дотянуться до его жизненных сил, – он вновь закашлялся, достал из кармана камзола платок и поднес ко рту. – Это не смертельно, Роззи, – продолжил он, и я не сразу поняла, что он обо мне, а не о себе. – В наших планах практически ничего не меняет, просто чуть сокращает… ознакомительную часть, – он попытался ободряюще мне улыбнуться. Получилось не очень.

– Все готово, господин, можем трогать, – раздался снаружи голос Гастона.

– Трогай, – позволил Лис и вернулся к беседе. – Помнишь, я говорил, ты преобразишься? Получишь новые возможности, недоступные людям, станешь во многом подобной мне?

– Стану призраком? – уточнила холодеющими губами.

– Разве я призрак, Роззи, что ты? Я могу быть материальным, могу не быть им. У тебя тоже пробуждаются эти способности. Из-за выходки герцога – слишком быстро, ты не готова, – он вновь вынужден был прерваться. Его силы явно кончались, голова безвольно склонилась к самой груди. Лис попытался глубоко вздохнуть, тут же снова закашлялся. – Не успела привыкнуть ко мне, осознать, нагуляться, – упрямо продолжил он, вновь поднимая голову, но так и не открывая глаз. На его сомкнутых веках лежали тени, и оттого веки казались впавшими, словно под ними больше не было глазных яблок, только бездонные провалы. И мрачное темное пламя, пляшущее в этой бездне. – Но это не страшно, ты справишься. Я тебя научу. Мы едем сейчас ко мне… Ко мне домой, ко мне на родину… В мою долину. Там не надо будет притворяться человеком. Можно быть собой и учиться новому… Ты не бойся, там тоже бывают балы. И красивые платья. И влюбленные кавалеры… И никаких ограничений, условностей… Можно просто быть, – он вновь взял паузу, чтобы собраться с силами. – Ты попробуй сейчас отдохнуть. Уснуть, быть может. Я уйду… на какое-то время. Это тело… слишком сильно ранено, надо менять. Закрой глазки сейчас, хорошо?

– Хорошо, – согласно кивнула я, закрывая глаза. Расслабленно откинулась на спинку, демонстрируя послушание. Замерла на миг. И резко распахнула их снова.

Опоздала. На мгновение, но опоздала. Окровавленная перчатка еще только падала на пол, одежда сиятельного графа Герхарда безвольной кучкой тряпья оседала на скамейку, а вот самого его уже не было в карете, и лишь дрогнувшая шторка на окне могла бы подсказать мне, куда он делся.

Я бросилась к окну, отдергивая шторку и выглядывая наружу. Ничего. Никого. Нет, была дорога, по которой мы неслись с бешенной скоростью, были распаханные поля по ее сторонам, был лес вдалеке. Еще были горы, эти лесом покрытые, и дорога вела нас именно к ним.

А вот того, что могло бы быть… кто мог бы быть… Лисом, лишенным материальной оболочки (Дэус, неужели это я сейчас серьезно?), разглядеть, увы, не удалось. Он просто исчез, оставив меня одну, и дав на прощание самый нелепый совет, какой только возможно: поспать. Да я только проснулась, если вдруг он не в курсе. Я в шоке, я в ужасе, я перевозбуждена. Я не хочу проваливаться сквозь пол и проходить сквозь стены. Я не призрак, я живая! Я… я даже не умирала еще, за что мне так?!

Он вернулся не скоро, и я не заметила его возвращения. Не потому, что спала, прислушавшись к его совету. Просто сидела, сжавшись в комок в уголке кареты самым неаристократическим способом: задрав ноги на лавку и обхватив руками колени, и безумным взглядом рассматривала противоположную стенку.

– Вот и я, моя радость, – прозвучало негромко. Он, кажется, устроился рядом. Но я не спешила поворачивать голову, чтобы проверить это. Мало ли, что я там увижу.

– Твои волосы вновь отливают красным? – уточнила у него осторожно.

– В какой-то мере. Некоторые сказали бы, что фиолетовым. Кто-то умудряется разглядеть отдельно синий и сиреневый. Еще лиловый, фуксия, марон…

– Не надо. Это… Это нормально? Для вас, для всех? И я тоже теперь буду?.. – немного нервно вытянула свою прядь, придирчиво оглядела – нет, вроде, каштановая. Только тут сообразила, что волосы не только не уложены – они не причесаны даже, и начала судорожно прятать их обратно под капюшон.

– Ро-оззи, – мягко протянул мой спутник своим чудовищно низким, вибрирующим голосом. – Не надо так волноваться. Цвет не изменится, пока не захочешь, это не проблема.

– А в чем проблема? – по-прежнему упрямо глядя в противоположную стену, я обхватила себя руками за плечи. Холодно. А мне казалось, что духи не чувствуют. Значит, я еще не совсем дух?

– Проблема в том, что ты боишься меня. И себя. Давай исправлять, – его рука осторожно легла мне на плечи. Она была теплой, почти горячей. Вторая неторопливо потянулась к завязкам плаща. Распутала их, несмотря на мою трусливую попытку от нее отбиться. – Не надо, Роззи. Тебе станет лучше, вот увидишь. Иди ко мне, – скинув с моих плеч тяжелый плащ, он потянул меня к себе на колени, вынуждая устроиться на нем верхом, лицом к лицу.