Текст книги "Невеста для демона страсти (СИ)"

Автор книги: Алина Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Сгусток неведомого двинулся к нему. Медленно. Настолько медленно, что герцог не выдержал:

– Ну, что же ты? Давай!

И оно подлетело стремительно, будто решившись. Коснулось не груди, как ожидал Александр, губ. Он вздрогнул от отвращения и неожиданности, однако, уже в следующий миг его рука выхватила из сумки «ловчую сеть» и набросила на потерявшего осторожность врага.

И ничего не случилось. Сеть прошла насквозь, ударив по самому герцогу. А призрачный сгусток чуть отстранился от неудачливого ловца и рассмеялся. Значительно громче, чем смеялся прежде.

– Не выйдет, герцог, – послышался голос. Негромкий, мелодичный, девичий. – Я не твоя. Меня тебе не поймать.

– Разве? – не растерявшись, герцог немедленно вернул амулет на место. – Я пока не ловлю, я лишь не позволяю тебе выпить лишнего.

Сеть пришлось убрать с самым невозмутимым видом. Обидно. Ему обещали, что она поможет.

– Мы ведь собирались поговорить, нечисть, верно? – продолжил он, не выпуская неведомое из вида. – Так давай, проявись. Голос вон, я смотрю, уже прорезался. Давай и облик показывай. Познакомимся.

– Мы знакомы, – прошелестело в ответ, и призрак отстранился еще на пару шагов. – Немного.

Неведомая субстанция загустела, обретая формы и расцвечиваясь хоть призрачными, но все же красками. И перед напряженно ожидающим герцогом появилась дева. Совсем не та, увидеть которую он рассчитывал.

– Не смей! – с плохо сдерживаемой ненавистью прошипел Александр, а рука сама метнулась обратно за ловчей сетью. Пусть не поймать, но хотя бы хлестнуть! – Желаешь поговорить – так не претворяйся той, кем ты не являешься! Принимай свой собственный облик, Роуз, и возможно, мы сумеем договориться.

– Но я не Роуз, – чуть качнула красавица белыми локонами. – Я – Анабель.

– Ложь! – все так же возмущенно ответил герцог. – Анабель мертва, и уже давно.

– Конечно, – легко согласилась призрачная дева. – Именно поэтому ты и не смог поймать меня своей сетью. Роуз ты бы ей поймал. Она еще жива, я – нет.

– Прекрати морочить мне голову! Да, один раз тебе удалось меня задурить. Но неужели ты думаешь, что я вновь куплюсь на твое хорошенькое личико? Тем более, что оно – не твое!

– Мое, – упрямо качнула головой дева. – Я сильфа, нам не дано принимать чужой облик, – она отлетела еще чуть дальше и устроилась на широком подоконнике. Луна серебрила ее и без того нечеткую фигуру, делая ее еще более монохромной и будто сияющей. – Вот только разве ты купился – на личико?

– Ты не сильфа, – герцог только поморщился. – И ты не Анабель. Хотя, я готов поверить, что и не Роуз, – про то, что сильфы, действительно не способны принимать чужой облик, он, к стыду своему, вспомнил только сейчас. Слишком уж много совершенно новой для него информации вывалили на него в храме. И слишком уж неожиданным было увидеть Ее… Хотя – мог бы уже и понять, кто и во что с ним играет. – Ты – сыттар, да? Покопался в моем сознании, вытащил оттуда… самое дорогое и светлое, – он не признался бы в подобном никому, но какой смысл пытаться скрыть это от того, кто и так видит его насквозь? – И теперь терзаешь меня этим обликом, выжимаешь эмоции, сбиваешь с мыслей…

Было мерзко. Да, он уже знал, что сыттары – эти мерзкие демонские отродья – способны копаться в душе человека, как в своей шкатулке, вытягивая оттуда то, что пробьет человека на самые сильные, самые искренние эмоции. Но себя он считал неуязвимым. Бесстрастным. Человеком долга. Закостенелым, циничным. И потрошить его юношеские мечты – это было подло и грязно. Впрочем, подлость – их суть.

– Сыттар действительно считал тебя, – кивнула меж тем его непрошеная гостья. – И нашел твою слабость. Вот только потом он не стал притворяться ею. Зачем? Он просто прислал меня. Разве кто-то может быть Анабель лучше самой Анабель?

– Ты не Анабель, – упрямо повторил Александр, глядя, как ее тонкие прозрачные пальцы нежно расправляют прозрачные ленты на букете фиалок. – Ты – ложь! Весь твой облик ложь, начиная с проклятого букета! Почему ты с ними? Ты что, так любишь эти цветы? Так любила их в жизни, что таскала их в руках дни напролет, никогда не расставаясь?

– Нет, – качнула головой та, что упорно именовала себя Анабель. – Я даже не помню их в жизни. Не помню, рвала ли их, был ли у меня когда такой букет…

– Вот видишь.

– Но меня с ним нарисовали. И один юноша… он полюбил меня именно такой, как я была на портрете.

– Я не любил тебя, не обольщайся. И не люблю. Ты – нечисть. Зло, даже если когда-то ты и была…

– А знаешь, меня никогда не любили, – она продолжила, словно бы не услышав. – Мы жили уединенно и небогато. А я была слишком тихой, излишне скромной… Даже у моей служанки был ухажер, а я… Меня словно не замечали… Потом внезапная свадьба и Он… сыттар, да. А они не умеют любить. Они холодные и пустые. Способные только тянуть чужое, ведь ничего своего у них нет. И когда он вытянул все до последнего вздоха… Впрочем, дальше неинтересно, – Анабель чуть вздохнула. – А потом… потом мне показали тебя. Да, нарочно, специально, у Герлистэна был план…

– Герлистэн? – даже любуясь ее лунными локонами, главного он не упускал. – Твой сыттар?

– Не мой. Моему я давно не нужна. А Герлистэн коварен, ты его опасайся.

– Ну, пока твой коварный только бежит от меня, сверкая пятками… Так в чем был план?

– Если сыттар проигрывает, это не значит, что ты его побеждаешь. Это значит, ему захотелось выпить эмоций победителя, и только.

– В чем план, Анабель? – он и не заметил, что подошел к ней почти вплотную.

– Я не знаю, – очень осторожно она положила руки ему на плечи. – Но, если ты видишь его следы – он не бежит, он заманивает.

– Как заманила меня ты? – он тоже попытался ее коснуться. Ничего не почувствовал – руки свободно скользили сквозь ее видимый облик.

– Как я, – кивнул она, не отводя взгляда.

– Это было подло.

– Я знаю.

– И куда ты манишь меня сейчас? – ее он схватить не мог, пришлось схватиться за подоконник.

– Никуда. Просто греюсь, – ее глаза были слишком близко, голубые, бездонные. В самом деле бездонные, он видел сквозь них кроны деревьев, окаймлявших дорогу.

– Разве сильфы чувствуют холод?

– Они чувствуют нежность. И тепло, идущее из души.

– Во мне давно нет нежности, сильфа, – он качнул головой, но так и не отстранился.

– Может быть, но тот мальчик меня любил.

– Не тебя, образ.

– А я, по-твоему, что-то иное? Меня никто никогда не любил, только ты.

– Я не… – вновь попытался он воспротивиться.

– Я сильфа. Я тоже читаю в душах.

Ее губы шевелились так близко, что он не выдержал, качнулся вперед чуть сильнее. Звон амулета, ее болезненный вскрик, он дергается назад, она вылетает в окно.

– Ты это нарочно, – герцог нервно проводит рукой по короткому ежику своих волос. – Надеешься, я сниму амулет. Не сниму, не надейся.

– Не снимай, – она вернулась в комнату, легко пройдя сквозь стену. – Иначе он почувствует, и его лярга вновь присосется к тебе. Это опасно.

– А ты благородно не присосешься? – он усмехнулся, отворачиваясь. Смотреть ей в глаза было непозволительной глупостью, он едва не потонул в них, забыв обо всем на свете.

– Я – нет, – вздохнула она. И пояснила: – Я не могу, ты – его добыча. И ваша связь не разорвана, просто… затруднена.

– А что же ты делала только что? – не выдержал, повернулся к ней вновь. – С чего мы начали нашу беседу?

– Ну, – Анабель смутилась. Или талантливо изобразила смущение. – Я просто тебя поцеловала. Ведь по-другому ты бы не дал.

И прежде, чем он нашелся с ответом, упорхнула прочь. Сквозь стену, даже ее не заметив. Он подождал какое-то время. Вновь воспользовался храмовым моноклем и внимательно осмотрелся. Нет, не вернулась.

Герцог долго рылся в своих вещах, перебирал уникальные артефакты, полученные в хранилище Храма. Так ничего и не выбрал. Достал пухлую папку с изъятыми из Архива документами. Их изучение требовало времени, а сидеть в Храме вечно он не мог. Пришлось напоминать зарвавшимся служителям Деуса, что кузен короля и второй человек в государстве имеет достаточно полномочий, чтоб решить любой спор в свою пользу.

Пододвинул колченогий табурет к грубо сколоченному столу, зажег побольше свечей и углубился в изучение материалов. Прежде он акцентировался на сыттарах. Теперь пытался понять, что такое сильфа. Нет, в общих чертах он знал. Но остается ли в них что-то от человека, когда они перестают быть людьми? И реально ли вновь вдохнуть жизнь в ту, от которой остался лишь облик? И если для ответа на первый вопрос фактов все еще не хватало, то на второй ответ выходил отрицательным: по всему выходило, что нет. С Анабель он опоздал лет на восемнадцать. Она даже не призрак, она – «дыхание сыттара», его щупальце, выброшенное во внешний мир, его пищевод. Все, что она берет у людей, она берет не себе, ему. А сама существует лишь за счет его силы.

Ее возвращения он не почувствовал. Просто понял в какой-то миг, что опять не один.

– Тебе велено следить за мной? – поинтересовался, не оборачиваясь.

– Нет, – скрываться она не стала. – В этом нет нужды, ты не настолько ему интересен.

– Почему же ты здесь?

– Потому что ты интересен мне.

– У сильф бывают собственные интересы? – он недоверчиво хмыкнул.

– Порой, – очень плавно она подлетела и уселась на край стола. Или сделала вид, что уселась. – Если им хоть немножечко повезет, и о них забудут.

– О тебе, выходит, забыли?

– Выходит. Ландалиан полагает, что я все еще с Герлистэном, Герлистэн – что я вернулась к Ландалиану.

– А ты, значит, не вернулась… – не слишком вникая в собственные слова, Александр судорожно листал свои бумаги. Где ж это было? А, вот: – Ландалиан – это Северный Ветер, верно? А Герлистэн, получается, Южный?

– Людям известно даже это?

– Не всем людям. Что это значит? Почему они Ветры?

– Не знаю. Просто имена, отражающие сущность: они – лишь потоки воздуха, там внутри – ничего нет.

– А почему Северный, Южный?

– Их восемь. Надо ж им как-то различаться.

– Хорошо, тогда сравни их меж собой. Они похожи?

– У них нет внешности, кроме той, что они себе выдумали.

– Меня больше интересует характер. Привычки. Интересы.

– Ландалиан холоден. Вымораживающе равнодушен, непреклонно прямолинеен… Его пища – тоска, отчаянье, безысходность.

– А Герлистэн? Я так понимаю, ему я обязан, – герцог раздраженно потер звездочку на ладони, – вниманием к своей персоне.

– Ему, – она кивнула, и ее белые локоны чуть качнулись в такт. – Южный Ветер, что жар пустыни – горяч, неугомонен, любопытен. Братья его не любят – он редко способен остановиться в своих желаниях. Вечно недовлен тем, что имеет, а посему – склонен к интригам и коварству. Его пища – страсти, и они будоражат его, не давая покоя.

– Страсти – в смысле «похоть»?

– Ну почему, любые страсти. Все, что горячит кровь и возбуждает чувства. Все, что вызывает азарт и заставляет умолкнуть разум.

– Зачем ему Черный замок? Раньше сыттары не брали приданого.

– Я не знаю, – она равнодушно пожимает изящными плечиками. – Прежде, в самом деле, не брали.

– А что ты знаешь? – смотрит он пристально. Бесплотный призрак с пристрастием не допросишь. Чуть надавишь – улетит или развеется. А информатор ценный.

– Не слишком много, – свою ценность она демонстрировать не спешит.

– Дорогу в долину?

– Ты не сможешь туда войти, – сильфа спокойна, но категорична.

– Вот как? А моя «жена»? Сможет?

– Конечно, – и вновь ни капли сомнений. – Я же когда-то вошла, – сильфа изящно встает. На воздух, он видит это четко. Пола она не касается. – Но лучше бы тебе догнать ее прежде, – сорвавшись с места, Анабель облетает вокруг настороженно замершего герцога – медленно, словно разглядывая со всех сторон. – Твоя защита не идеальна. Он найдет, как ее обойти. И ты умрешь.

– Разве «мужья» умирали? – сильфа остановилась за спиной, и Александру приходится развернуться. Не настолько он этому духу верит. Да и смотреть он при разговоре привык в глаза. Пусть они и призрачные. – Данные архивов свидетельствуют о другом.

– И кто же из них стал известен? Чего-то добился? Где-то служил, быть может? – теперь сильфа оказывается слишком близко. И еще подается вперед. Почти вплотную, не отводя от него своих полупрозрачных глаз. И лишь амулет между ними. Несколько сантиметров, которые она легко преодолела бы, не обзаведись он в свое время данной игрушкой. – «Мужья» – доноры силы, из них качают – они лишь отдают. Вялость, слабость, апатия. Жизнь, бесцельно прожитая в кресле, а то и в постели.

– И чем мне, в таком случае, поможет встреча с «женой»? Почему мне нельзя позволить ей уйти в долину? – лишь когда край стола впивается ему в спину, герцог понимает, что пытается не позволить ей коснуться предупреждающе вибрирующего амулета. Ей было больно прошлый раз, он помнит. Еще развеется.

– Там он сделает ее сильфой, и она станет неуязвимой, – Анабель чуть подается назад и, склонив голову на бок, с легким удивлением улыбается герцогу. Словно прочла его мысли, поняла мотивы. Лучше него самого поняла. – Здесь же твоя «жена» смертна. А смерть рвет все связи.

– Вот как? То есть, если я стану свободен от нее, я смогу достаться тебе? В этом твой интерес?

Она лишь смеется:

– Глупый. Со мной тебя тоже ждет смерть. А я хочу, чтоб ты жил.

– Почему?

– Так. Считай, мой каприз, – передернув прозрачными плечиками, она легко отлетела к окну и привычно устроилась на подоконнике. – Ты вовсе не собираешься ложиться? Сам говорил: подъем будет ранний, а день долгий… Или я тебя настолько смущаю?

– А я тебя, значит, не смущаю, – он закрыл свою папку и убрал в дорожную сумку. – Совсем?

Она снова весело рассмеялась.

– Конечно, совсем. Я сильфа, мне нет дела до человеческих глупостей.

Ему тем более не было дела до призрака давно не существующей девицы. Поэтому, неспешно поднявшись, он спокойно расстегнул и сбросил сорочку, дав возможность приставучей нечисти полюбоваться своим мощным торсом. Тренированное тело воина, рельефные мышцы, подтянутый живот с кубиками пресса – ему было чем гордиться не только перед умертвиями. Столь же неторопливо он стянул сапоги, снял чулки и штаны, встал, потянувшись во весь рост и давая возможность любопытной сильфе разглядеть себя.

Она и не думала отворачиваться или таять в воздухе. Смотрела. С интересом, но без удивления или излишнего любопытства. И ему пришлось дать себе мысленного пинка, что не девица она. Давно. Совсем. И с чего он вообще решил перед ней красоваться? Досадуя, он упал на кровать и, закрыв глаза, дал себе команду погрузиться в сон. Столь полезному навыку жизнь давно научила.

А проснулся от резкого пронзительного звука рога. Далекого, но так отчетливо слышимого.

– Вот и все, – прошептала сильфа, встретившись с ним глазами. – Прощай.

Она вскинула руки, словно безвольная пленница, пойманная арканом, и, на глазах теряя человеческий облик, спиной вперед вылетела в окно. И лишь на грубом дощатом полу еще несколько секунд красовался оброненный ей букетик фиалок. Затем без следа растворился и он.

ГЛАВА 12.

– Идем, Роззи, идем, все потом, успеешь еще насмотреться, – мой демон неумолимо тянул меня за руку сквозь бесконечную анфиладу воздушных залов с огромными, открытыми всем ветрам окнами. В эти окна то и дело залетали и вылетали те, кого здесь именовали сильфами – призрачные создания различной степени проявленности: кто-то был просто бледной белесой тенью, кто-то имел узнаваемые человеческие очертания, кому-то были не чужды краски в облике и одежде. В основном это были девушки. Нет, не так – те, кого я могла разглядеть, были девушками, молодыми, прекрасными и любопытными. Они кружили вокруг нас, беззастенчиво разглядывая меня, неизменно задевая краями своих одежд Лиса, и все напевали:

– Герлистэн, Герлистэн, ты вернулся, ты пришел… Познакомь, познакомь… Красивая… Милая… Живая!.. Она живая, живая, теплая…

– Брысь, – непочтительно отмахивался он, – Все потом.

И я то бежала за ним, то летела, не успевая переставлять ногами.

Наконец, он свернул на узкую лестницу куда-то вниз, под землю, и сильфы оставили нас, словно наткнувшись на невидимую преграду.

– Герлистэн, Герлистэн… – шелестело нам вслед. – Он повел ее туда, туда-а…

– К-куда «туда»? – как-то мне все это не слишком нравилось. – Лис? Или мне тоже теперь следует называть тебя Герлистэном.

– Хоть герцогом Александром, Роззи. Сейчас один из тех моментов, когда мне вообще без разницы.

В конце лестницы даже обнаружилась дверь. Тяжелая такая, дубовая, кованым железом обитая. И с большим навесным замком.

– В этом мире призраков кого-то останавливают запертые двери? – удивилась я.

– Да нет, просто красиво, – не останавливаясь, он легко прошел дверь насквозь и утянул меня следом прежде, чем я успела испугаться.

И мы оказались… в купальне?

Да, наверное, это помещение следовало назвать так. Огромным сводчатый грот с круглым бассейном в центре. Светящиеся каменные колонны, похожие на сросшиеся сталактиты со сталагмитами. Ниши в рост человека по периметру стен с дымящимися курильницами в каждой. И бурлящая вода в самом бассейне, от которой шел пар, похожий на дым от курильниц. Было довольно жарко, от ароматов незнакомых благовоний чуть кружилась голова.

– Идем, моя Роза. Не бойся, это хорошее место.

Он прыгнул в воду как был, не раздеваясь. И лишь вынужденно падая в бассейн за ним следом, я вспомнила, что одежд на нем нет, все лишь иллюзия, разноцветный туман. Как и на мне, впрочем.

Вода доходила мне до груди. И обжигала. И при этом вовсе не была водой. Или ею не ощущалась. Казалось, будто мы стоим в клубах горячего тумана, хотя мне и сложно смириться с мыслью, что туман может быть горячим.

– Жжется? – пытливо вопрошает мой демон. Киваю. – Это хорошо. Было б хуже, если бы ты почувствовала лишь холод.

Отпустив, наконец, мою руку, он сложил свои ладони ковшиком и, зачерпнув этой сомнительной субстанции, осторожно вылил мне на голову.

Я вскрикнула.

– Тише, моя прекрасная роза. Надо просто привыкнуть. Еще немного, – он вновь набрал полные ладони жаркой жижи.

– Н-не надо, – я отшатнулась. – Погоди, я сама, сейчас… Что мне надо этим? Умыться? Политься?

– Ну, желательно – насладиться, – знакомо завибрировал у меня в животе отзвук его невообразимо низкого голоса.

– Боюсь, это… слишком обжигающее для меня наслаждение, – возразила я, отступая от него на шаг. – Что это вообще? И зачем мне так срочно здесь купаться? Это превратит меня в сильфу?

– Что ты, Роуз, разумеется, нет. Разве я не сказал? – удивился Лис. – Прости, моя роза, замотался. Твой дорогой герцог несколько выбил меня из колеи… Это – Источник Жизни, сердце нашей Долины. Он дает силу, укрепляет здоровье, изгоняет болезни. Усиливает биение жизни в любом существе, что к нему приникнет. Источник бессмертия и власти сыттаров, предмет бесконечной зависти сильф… И способ пополнить жизненные силы одной безмерно истерзанной духами герцогини. Способ сохранить тебе жизнь, Роззи, – уточнил он в ответ на мое недоумение. – Не дать тебе потерять себя, прежде времени обратившись в сильфу.

– И чем так плохо быть сильфой? – уточняю подозрительно. – Ты всю дорогу рассказывал, что это прямо-таки замечательно.

– А разве нет? Быть свободной, летать, парить над землей со всеми ее проблемами и условностями?

– Тогда что я делаю здесь?

– Набираешься сил для поездки в прославленный Черный Замок.

– Куда?

– В замок Альк, что достался тебе от матери. Без хозяйки он не откроет свои секреты. Без живой хозяйки. А хозяйка его – ты.

– Ну вот, – стало горько, и я отвернулась и пошла бродить в горячем тумане. Впрочем, особо горячим он уже не ощущался. Приятно согревающим, скорее. – А я надеялась, ты беспокоишься обо мне. Хочешь сохранить мою жизнь просто потому, что она дорога тебе. Я – дорога…

– Роззи, – он тут же догнал и обнял за плечи. – Ты мне дорога, моя нежная, ты бесконечно мне дорога. Но пойми – твою жизнь мы не сохраним. Даже этим. При всем желании. Я сыттар, и каждый мой поцелуй приближает твое перерождение. Да, ты не будешь живой, но в своей не-жизни сохранишь и разум, и память, и чувства. И вечную молодость, и неувядающую красоту. И мои внимание и заботу.

– Но больше всего тебе нужен этот проклятый замок, – я развернулась и взглянула прямо в бездонные провалы его глазниц. – Для чего?

– Чтоб попытаться выиграть приз, моя роза. Чтоб попытаться выиграть приз, – и он поцеловал меня, прекращая все разговоры. Слишком нежный, чтоб я захотела отстраниться, слишком волнующий… привычный… любимый…

Я дернулась, когда он неожиданно погрузил меня в горячую субстанцию с головой, и все же вырвалась из его сладких, но лживых объятий.

– Что ты?.. Ты же говорил… твои поцелуи… забирают жизнь? – я и перепугалась, и все никак не могла отдышаться.

– Не здесь, Роззи, – он обезоруживающе улыбнулся. – Это единственное место, где они на тебя не влияют. Не тянут из тебя твою жизненную силу, не вливают мою. Просто дарят нежность, – он сделал маленький шажок ко мне, – наслаждение, – еще один шаг, – избавление от тревог. Единственное место, где я могу просто любить тебя, моя ненаглядная.

И он вновь заключил меня в объятья, а я больше не нашла причины, чтобы вырваться. Он целовал, и я отвечала, и целовала его сама, растворяясь в его нежности, уходя с головой в пьянящую страсть, словно в марево этого странного горячего тумана. Несет он мне жизнь?.. Или смерть?.. Сохраняет человеком?.. Превращает в сильфу?.. Я не знала, я не могла определить это, понять, почувствовать, и я просто сбегала. Хотелось верить ему, хотелось любить… И забыться в этой любви, в жарком танце невозможных прикосновений.

Наши тела сплетались – истончаясь, уплотняясь, меняя очертания, уже не удерживая формы. Мы были двумя языками пламени, свивающимися, проникающими друг в друга, сливающимися в одно и вновь распадающимися на два отдельных создания… Чтоб вновь прильнуть и вновь раствориться друг в друге. Это было безумно, волшебно, пьяняще… Он был бесконечной силой – могучей, подчиняющей, повелевающей моей слабостью. И он овладевал мною – жадно и жарко, пронзая до самых глубин естества, становясь моим внутренним стержнем – во всех смыслах – в этом пугающем мареве аморфной мягкости, тягучести и изменчивости, в мире бесконечных переливов света, цвета и формы, в бурлящем источнике неведомой мне формы жизни.

В этом странном месте, где форма перестала быть неизменной, все ощущения и эмоции обострились до необычайности, я казалась себе одним оголенным нервом, легчайшее прикосновение доводило до исступления, я теряла сознание, не выдерживая всплесков страсти. Но, стоило мне очнуться, и мы продолжали – Лис продолжал, и я вновь тонула в водовороте сладострастия, не желающая и неспособная остановиться…

– Спи, – помнится, сказал он мне когда-то потом, когда буря эмоций миновала. Когда все эмоции миновали, осталась лишь бесконечная усталость, да сладостная, томная удовлетворенность. – Теперь я за тебя спокоен. Мы вычерпали источник почти до дна, ты знаешь?

Я не знала, глаза закрывались, я уже едва осознавала, где я и что я, хотелось лишь покоя, тишины, темноты. А впрочем, последнее было не важно, я уже спала…

Проснулась одна. В роскошной спальне, так похожей на человеческую: с четкими очертаниями стен, мебели и предметов и еще более четкими ощущениями от них. Постельное белье скользило под пальцами холодным шелком, прикроватные столбики были теплым и твердым деревом, преобразованным искусной рукой резчика. Плитки пола были нагреты солнцем, глядящим сквозь огромные окна.

Или это не комната, это я стала вновь настоящей? Шлепая босыми ступнями по плиткам (и с наслаждением вслушиваясь в звуки собственных шагов) я поспешила к огромному зеркалу… Эммм… Чуть смутилась и резко рванула на себя дверцы стоящего рядом шкафа (его ребристые ручки при этом болезненно врезались мне в ладони, и я почувствовала почти восторг). Одежда в шкафу имелась. Далекая от привычной мне моды – что-то запашное, струящееся, полупрозрачное, но при этом многослойное, то есть отнюдь не столь откровенное, как мне показалось сначала. Облачилась, наслаждаясь прикосновениями ткани к коже. Вновь с улыбкой вернулась к зеркалу, покрутилась, любуясь собой, попыталась уложить волосы в простую прическу, имеющихся в наличии шпилек на что-то серьезное мне бы не хватило.

Непрестанно улыбалась. Лис (даже будучи Герлистэном) не солгал: его источник и впрямь не отобрал у меня жизнь, но вернул ускользающие от меня жизненные силы. Да, конечно, он сказал, что ему просто нужно, чтоб я оставалась живой ради какого-то, одному ему ведомого приза, но все-таки… Ну а что он должен был мне сказать? Высокопарно в любви признаться? Так все равно бы не поверила. Слова – ничто, дела…

– Красиво, – послышался мелодичный голосок от окна.

Обернулась. На широком подоконнике лишенного, как и во всем дворце, рам и стекол окна, сидела белокурая сильфа. Достаточно яркая, ее лицо и одежда еще хранили первозданные краски, однако воздушная и прозрачная, как и все призрачные девы.

– Свет жизни в твоих глазах, – пояснила она в ответ на мой удивленный взгляд. – Флер живого тепла, струящийся вокруг… Здесь давно не было живых.

– А ты? – не удержалась я от вопроса. – Ты была когда-то живой?

Она рассмеялась.

– Конечно. Мы все были. Живыми, любимыми, единственными… Твой господин уже сказал тебе, что ты – Единственная, Избранная, Особенная, Не-Такая-Как-Все-Прочие-Что-Были-Прежде?

– Нет, – я озадачилась. – А что, должен был?

– Ну, обычно они это говорят, когда берут из мира новую жертву.

– Жертву?

– А ты себя кем вообразила, королевной? Так могу разочаровать: ты такая же, как и все мы. Жертва, что приносит Дэус восемь раз за каждое столетье во исполнение древнего договора, чтобы и дальше единолично править этим миром.

Звучало мрачно, но…

– Но я не ощущаю себя жертвой. Скорее – молодой женой. Герлистэн добр и внимателен. Да, у него есть свои… странности, и этот мир – не совсем то, что я ожидала обрести в браке, но ведь я счастлива с ним. Так что мне за дело до Дэуса и его жертвоприношений?

– Возможно, и никакого, – согласно кивнула головкой моя собеседница. – Тогда тебе, наверно, не будет слишком скучно, пока твой «муж» станет общаться с другими своими «женами».

– Другими? – мой голос чуть дрогнул. Я никогда не думала про других.

– Ну да. Ведь он «женится» каждые сто лет вот уже… даже и не помню сколько, – дева легкомысленно пожала плечиками.

– Но сто лет – это больше, чем человеку дано прожить, и…

– И людей здесь нет. А сильфы бессмертны. И сто лет спустя ты будешь бессильно смотреть, как твой Герлистэн приведет другую. Следующую. Очередную, поименованную Единственной. А потом минет еще сто лет, и еще… Ты будешь бледнеть, растворяясь в воздухе, он позабудет твое лицо и имя, но все так же будет менять своих жен, выпивая их досуха и заменяя следующими жертвами Дэуса…

– Зачем ты говоришь мне все это? – улыбаться уже не хотелось. – Ты – его бывшая «жена»?

– Бывших здесь не бывает. Все – действующие, – усмехнулась сильфа. – Ты ведь уже видела их, бесконечным облаком вьющихся над долиной? Сыттаров – восемь, вот и считай. Одна восьмая всех, кого ты видела – «жены» твоего любезного Герлистэна. И каждую из них он «любил», каждой расточал комплименты, каждой обещал… Что он тебе обещал? Вот то же самое… Но про меня не тревожься, я – не его.

– А чья?

– Разве это важно?

– Не знаю, но… Надо же как-то знакомиться. Как у вас тут принято представляться?

– Да какая разница, что тут принято?! – она так возмутилась, что даже взлетела над подоконником. – Тебя что, все устраивает? Ты так любишь этого монстра, что готова отдать ему свою жизнь и душу, раствориться в толпе его безликих «жен»?

– Но… разве у меня есть выбор?

– Да ты что, совсем глупая?! У тебя есть жизнь! Ты живая еще, ты настоящая! Так не дожидайся, пока станет слишком поздно! Беги! Возвращайся назад, к людям, проси о помощи.

– Но куда мне бежать? Я его жена. Отец лично отвел меня к алтарю, он не примет меня назад, а больше…

– Чья ты жена, девочка? Разве сыттара Герлистэна? Разве ему отдал тебя отец?

– Нет… Вернее, да… Отец отдал меня Гэрлистэну, просто он не знал этого, – я совсем запуталась.

– А настоящий твой муж – тот, что пред Дэусом и людьми? Кто носит твою брачную звездочку?

– Настоящий… – я лишь горько вздохнула. – Какой же он «настоящий»? Он меня в жены не брал, он со мной не знаком даже… Как я к нему заявлюсь, что скажу? Да он же мне не поверит – ни единому слову! И хорошо, если просто с крыльца спустит, а не на костер, как ведьму, отправит…

– Ты ему, кстати, жизнь сломала, ты знаешь? – с деланным равнодушием пропела сильфочка.

– Кому? – оторопело уставилась на нее я.

– Мужу своему, – пожала она изящными плечиками. – Не думала об этом? У него планы были, карьера… Он жениться, между прочим, собирался. А его в храме изменником огласили и двоеженцем. Как полагаешь, какого это?

– Полагаю, неприятно, – согласно кивнула я, вглядываясь в свою гостью внимательней. – Вот только разве это моя вина? Разве я все это устроила? Разве я выбирала его в мужья? Разве от меня вообще хоть что-то зависело? – с каждым новым вопросом я подходила к окну все ближе, и под конец просто уперлась в подоконник, с которого она предусмотрительно слетела прочь, и теперь висела в воздухе метрах в двух от меня. – Так почему же ты обвиняешь в его сломанной жизни меня? Даже ты – хотя утверждаешь, что попала сюда совершенно так же, как я – обвиняешь во всем меня! Так с чего мне ждать, что герцог сочтет иначе? И откуда ты, кстати, знаешь, кто мой муж и чем он занят?

– Следила, – недовольно буркнула она, растеряв былой напор.

– За кем, за нами?

– За герцогом Александром. Что ты на меня так смотришь? Герлистэн твой приказал, вот я и следила.

– Почему это он тебе приказал? – что-то не сходилось. – Ты сама мне сказала, что ты – «не его». А «его» здесь – сотни душ летает. Так с чего бы ему приказывать чужой сильфе?

– Его, не его – какая разница? – раздраженно отозвалась моя собеседница. – Мой господин твоему что-то задолжал, вот и расплатился моими услугами. А зачем да почему – не дело сильфы вникать в интриги сыттаров. Ты интересуешься совершенно не тем! И думаешь не о том!

– И о чем же я, по-твоему, должна думать? – раз уж она освободила мне подоконник, я решила на нем устроиться. Было высоковато – я, оказывается, была в башне, на одном из верхних ее этажей. Но высота меня не страшила, а вид из окна открывался воистину великолепный.

– О своем муже, – наставительно поведала сильфа. – О своем настоящем муже, который вот уже сколько дней без отдыха ищет тебя по всем дорогам королевства. Разве тебя не учили быть верной женой? Разве ты не знаешь, в чем твое женское предназначение? Ты должна облегчать жизнь своего мужа, а не усложнять ее. Наполнять ее комфортом и уютом, а не проблемами и неустроенностью.