Текст книги "Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной (СИ)"
Автор книги: Алина Борисова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 99 страниц) [доступный отрывок для чтения: 35 страниц]
Года два–три? Это мне даже универ не успеть закончить. Что, все бросать, и бежать рожать ребенка от первого встречного? И ненавидеть потом всю жизнь – и этого ребенка, и этого встречного?.. Или плюнуть и забыть, мне бы вон Варьку вытерпеть, на что мне сдался еще и собственный вечно вопящий младенец? Но ведь когда–то потом мне, наверно, захочется… всем ведь когда–нибудь хочется – семью, детей…
– Нет, этот вариант не подходит, – прервал мои раздумья Анхен. – И речь даже не идет о том, что ни в мои, ни в ее планы дети сейчас не входят…
Опа как! У него, оказывается, планы на отсутствие–присутствие у меня детей! И они определенно важнее моих!
– … Но даже если я завтра же найду потенциального отца ее будущему ребенку, – невозмутимо продолжал меж тем светлейший куратор, – и заставлю их заниматься воспроизводством немедленно…
– Анхен, а вот как бы ничего, что я все это сейчас слушаю?! – такого я уже молча снести не смогла.
– Ничего, Ларочка, ничего, – его моя вспышка не смутила. – Ты не к словам придирайся, ты суть послушай. Я всего лишь говорю об объективно самом быстром способе сделать тебя беременной. Потому, как ждать, пока ты встретишь свою большую и чистую любовь – даже мне времени может не хватить, помру от старости.
– Не смей надо мной смеяться!
– Да не смешно пока. Так я закончу. Я всего лишь пытался сказать о том, что даже если пытаться забеременеть ты начнешь уже сегодня, и будешь заниматься этим ежедневно и неустанно, не факт, что успеешь родить за два оставшихся года.
– И откуда такие выводы? – невозмутимо интересуется Сэнта. Она уже отошла от меня и присела в легкое плетеное кресло в дальнем углу комнаты. Рыжий кот, неизвестно когда проникший в комнату, с независимым видом валялся в двух шагах от нее, повернувшись хвостом к хозяйке.
– Поговорил с родителями. Лариса родилась через пять лет после того, как они впервые «задумались о ребенке». Три выкидыша. Крайне тяжелая беременность, практически вся – под наблюдением врачей. Других детей в семье нет, хотя им всегда хотелось. А у Ларисы мутации гораздо сильнее, поскольку врожденные, а не приобретенные, как у ее отца.
– Так. То есть ты, наконец, нашел мне время сказать, что «дитя крови» у нас – урожденное? То–то я удивляюсь, при чем здесь Дэлиата?
– Нет, она, конечно, над колыбелькой стояла, кровью истекая.
– Сам себя не обмани однажды. О чем еще ты мне не рассказываешь?
– Множество вещей, дорогая. О строении солнечной системы, к примеру. Не интересует?
– Пока не очень. Но буду знать, к кому обратиться.
– Сэнта, девочка должна иметь возможность рожать детей. Даже если она никогда ей не воспользуется.
– Да? И вот очень интересно, зачем? Что хорошего ждет этих детей, если они унаследуют способности матери? И что хорошего ждет тебя, если станет известно, что ты выводишь тут очень странную породу?
– Я не вывожу…породу! – прежде невозмутимый, Анхен вдруг разозлился. – Я просто хочу, чтоб она перестала мучиться! И имела возможность прожить нормальную полноценную жизнь!
– И ты дашь ей прожить эту жизнь?
– Разберемся. После. Что ты можешь сделать с деторожденьем?
– Я могу сделать настой, который раз и навсегда закроет вопрос деторожденья и связанных с ним мучений. И для девы с ее наследственностью это было бы самым правильным вариантом. А если ей так уж захочется ребенка – возьмет приемного. Люди и так наплодили их больше, чем в состоянии вырастить.
– Этот вариант не подходит, Сэнта. Вырезать матку я в состоянии и сам.
– Вот и вырежи.
– Нет. И если ты не хочешь стать моим врагом, ты сделаешь то, о чем я прошу.
– Ты не понимаешь, о чем ты просишь. Такие изменения нельзя произвести локально! Будут задеты другие органы, другие функции!
– Это ты не понимаешь, видимо, в чем пытаешься мне отказать!
– Она человек, Анхен, не вампир. Не надо переносить на людей вампирские беды. У них их нет!
– Вот и у нее пусть не будет!
– Может, ты спросишь мнения Ларисы? Это ее организм, ты не находишь?
– Я не собираюсь ее ни о чем спрашивать! Ей 19 лет, у нее мозгов, как у курицы! Тем более, что ты сейчас наговоришь ей с три короба, запугаешь побочными эффектами, и она с радостью с тобой согласится! А смотреть, как она страдает всю оставшуюся жизнь, придется мне! А я на такое уже достаточно насмотрелся, тебе не кажется?!
Никогда прежде не слышала, чтоб он позволял себе говорить на повышенных тонах. Прежде, когда он злился, то наоборот, начинал говорить подчеркнуто тихо. А тут, кажется, сам воздух в комнате накалился. И уже было все равно, что они при мне, но без меня, решают мою судьбу, что меня обозвали безмозглой курицей и лишили права голоса. Хотелось только, чтоб они, наконец, умолкли. Даже кот не выдержал и слинял, когда начались эти безумные крики.
– Да открой ты уже окно, не мучайся! – раздраженно бросила Сериэнта, не снисходя до ответа.
– Нет необходимости. И Лариса замерзнет, – Анхен явно попытался взять себя в руки.
– Там не так уж холодно, – тем не менее, Сэнта встала, достала из шкафа плед и бросила мне.
– Да? – усмехнулся Анхен. – Что ж она тогда так дрожит?
– На тебя любуется. Голодный вампир в прыжке – то еще зрелище. Как правило – последнее.
– Я не голоден.
– В глаза не бросается. Пойдем, провожу до машины. Может, хоть дождь тебя промочит, можно будет нормально с тобой разговаривать.
– Я и сейчас нормально разговариваю.
– Выйди, я сказала!
Как ни странно, вышел. Не говоря ни слова, даже не взглянув в мою сторону. Сериэнта ушла за ним, и дом укрыла столь желанная мне тишина. Завернувшись в плед, я лежала, ожидая возвращения вампиров. Мыслей уже не было. Только усталость и страх. Они решат мою судьбу и ни о чем не спросят. Как и всегда. Как и со всеми. Только все не знают этого, а я знаю. И все равно – ничего не могу сделать.
Сначала вернулся кот. Запрыгнул в кресло, где только что сидела его хозяйка, и развалился там с самым блаженным видом. А минут через десять пришла и Сэнта. И сообщила, что Анхен улетел. Вот так, молча. Даже не попрощавшись. Ну а что, собственно. Я же курица без мозгов. И вообще, он со мной не разговаривает, сама напросилась. Поддержал, конечно, когда совсем загибалась, и больше некому было, но при первой же возможности сдал в добрые руки. И улетел.
Знать бы еще точно, что руки эти добрые, и до чего они там договорились.
Меж тем Сериэнта распахнула настежь окно и уселась на подоконник.
– Тяжело, – улыбнулась она в ответ на мой взгляд. – Сильный запах крови, да еще в замкнутом помещении… Бьет прямо в мозг. А его твой запах и в обычные–то дни с ума сводит. Удивляюсь, как вы вообще до меня долетели. Он же чуть не сорвался сейчас, без всяких шуток.
Как долетели? В багажнике меня устроил с комфортом, и шторкой отгородился, чтоб отдыхать мне не мешать. А чтоб его когда мой запах с ума сводил… Что–то не припомню. Вот в Бездне разве что. А потом он всегда себя контролировал. И хорошо, если только себя. Так с ума не сходят. А сейчас… не знаю. Я не ощутила, что это из–за меня. Казалось – просто ругаются. Но вампирам видней, наверное. Они же друг друга чувствуют.
Да и не так уж важно уже. Улетел и улетел. Со мной–то теперь что?
– Ну и что? – задумчиво проговорила Сэнта. – Спросить мне тебя, что ты сама обо всем этом думаешь, или и время не терять?
– А что, разговор с человеком для вас – это просто потерянное время? – обиженно отозвалась я. Подумать только, я так прониклась к ней в прошлый приезд, когда она меня о моих желаниях спросила.
– Да нет, конечно, не по адресу обижаешься. Просто я в любом случае буду вынуждена сделать так, как повелел наш Прекрасный Принц, поскольку с Принцами, а, тем более, с Прекрасными, как известно, не спорят, – ирония в голосе была, а вот радость не ощущалась.
– Ну, прошлый раз же вы отказались. Причем без всяких споров.
– Потому, что в прошлый раз это была блажь, и он знал это не хуже меня. Потому и не настаивал. Ну а теперь – это слишком больной вопрос. И если я посмею ему отказать – он реально сживет меня со света. А я бы еще пожила. Какое–то время.
– А почему это для него столь больной вопрос?
– А это он сам тебе расскажет, если захочет. А мы с тобой давай сперва о делах, – Сэнта спрыгнула, наконец, с подоконника и прикрыла окно. – Не сильно я тебя заморозила?
– Ничего. Вы дали мне достаточно теплый плед.
– Ну что ж. Тогда слушай. У меня огромный опыт лечения вампиров. У меня весьма обширный опыт лечения людей. Но с проблемой, подобной твоей, я еще не сталкивалась. Хуже я тебе не сделаю, это точно. Но вот что с мертвой кровью у тебя сцеплено что–то еще, я даже не сомневаюсь. Переплетение потоков у тебя весьма сложное. Разбираться буду долго. Не гарантирую, что обойдемся без побочных эффектов. Но наладить тебе репродуктивную функцию, скорее всего, мне удастся.
– Хорошо, – только и смогла ответить я. А что еще скажешь.
– Это хорошо, что все–таки хорошо, – согласилась Сэнта. – Пойдем, покажу тебе твою комнату.
Комната была небольшая, оформленная подчеркнуто просто. Минимум мебели, никаких украшений на стенах. Вот только на столе стоял огромный букет хризантем. Что в вампирской традиции означают хризантемы, спрашивать не хотелось. В конце концов, они же не для меня. Они тут просто стоят, комнату украшают.
Ощущая мою нервозность, Сериэнта пообещала, что в ближайшие дни я буду только отдыхать, поскольку тело мое к переменам еще не готово. Я подумала об одном, но оказалось, не все так просто: кормить меня в ближайшие дни тоже никто не собирался.
А я от голода тут не умру под красивые разговоры о необходимости всеобщего очищения организма?
– Не переживай, – ободряюще улыбнулась мне Сэнта, но не слишком–то меня этим взбодрила.
А потом напоила какой–то дрянью, и реальность уплыла, оставив меня в зыбком межмирье, где–то между сном и явью, в краю неясных теней и неоформившихся желаний. Я вроде видела комнату, и могла, при необходимости, перемещаться по дому, но при этом с трудом осознавала кто я, где я, что происходит вокруг. Мной владела апатия, и большей частью я либо лежала, либо сидела, безразлично глядя перед собой, без мыслей и ощущений. Временами появлялась Сэнта, но смысл ее действий и слов ускользал от меня, она неизменно поила меня своей отравой, и, хотя на вкус напиток был отвратителен, желания протестовать у меня не возникало. Никаких желаний не возникало, и множество дней слились в один, а потом я потеряла даже его. Вокруг меня клубилась серая равнодушная ночь.
А однажды я открыла глаза, и увидела солнце, льющееся в окно, и разглядела в подробностях комнату, где провела столько дней, и даже заметила, что на столе по–прежнему стоит букет хризантем, вот только уже не розовых, а ярко–желтых. И подумала, что цветок такого солнечного цвета едва ли обозначает что–то плохое.
Я чувствовала себя слабой, но ни сил, ни желания лежать в кровати у меня не было. Поэтому встала на ноги и, пошатываясь, пошла искать Сериэнту.
А Сериэнта варила кашу. Застыв в дверном проеме, я некоторое время молча любовалась этим дивным зрелищем. Потом она обернулась и предложила мне сесть.
– И чему ты так удивляешься? – поинтересовалась она. – Что, если я готовлю тебе лекарства – это нормально, а если еду – из ряда вон? И только потому, что там конечный продукт жидкий, а здесь – нет? Процесс–то примерно одинаков. Да и потом, – продолжила она, ставя передо мной тарелку. – Кормлю же я как–то кота. С голода пока не помирает.
Вот уж кому не грозило. Когда он запрыгивал на стул, ножки у стула мучительно дрожали. Выше котяра не залезал никогда. Справедливо полагая, что падать вместе с проломившимся под его весом предметом мебели с большей высоты будет значительно больнее.
– А как его зовут? – решила поинтересоваться я. Все же столько дней в одном доме. – Ну, кота?
– Рыжим зовут. Или Толстым. Кому как нравится. Я обычно Кошмаром зову.
– Потому, что он кошмарно толстый?
– Потому, что он кош по имени Мар, – с достоинством представила своего кота вампирская бабушка. – Ты кушай, Ларис. Тебе сейчас надо сил набираться. Организм изменения принял, но при нехватке жизненных сил может пойти откат. Поэтому еще недельку поживешь у меня, я хочу убедиться, что восстановление идет нормально.
– А сколько я уже у вас живу?
– Двенадцатый день сегодня. И можно уже на «ты», мы же не на симпозиуме, – она улыбнулась, провела рукой по моим волосам, и занялась своими делами.
Ну а каша оказалась вполне съедобной, и даже вкусной, но имела странноватый привкус. Подозреваю, без добавления лекарственных трав неизвестного мне назначения, дело не обошлось.
В отличие от промелькнувших мимо моего сознания первых двенадцати дней, всю следующую неделю я провела вполне осознанно, ежедневно общаясь в Сериэнтой и не испытывая при этом дискомфорта. Практически не испытывая.
Я так никогда и не узнала, где она держит своих животных, и насколько конкретен ее интерес к тем людям, что бродят в ее садах. Никто из вампиров за все время, что я жила там, ее не навещал.
Она была со мной неизменно мила и доброжелательна, позволяя мне ощущать себя ее дорогой гостьей, развлекая беседой и прогулками по саду, даря или одалживая мне кучу всевозможных мелочей, которые бывают необходимы в повседневной жизни, но которых я была лишена, словно бесприданница, потому, что кто–то так спешил от меня избавиться, что даже не дал мне возможности заехать домой и собраться.
Она старалась, она честно старалась казаться моей подружкой, но она была вампиршей, и иногда ее прорывало.
К примеру, готовила мне она всегда сама. И готовила на удивление хорошо и разнообразно. Никогда не пробовала то, что готовит, но не было случая, чтоб еда была недоварена или переварена, недосолена или пересолена. Никогда не повторялась, каждый раз предлагая мне что–то новое. Но ни разу не накормила меня мясом. Я осторожно поинтересовалась как–то, а нельзя ли это изменить, наивно полагая, что ей все равно, а мне чем дальше, тем больше хотелось хоть сосиску какую укусить…
– Ларис, а давай ты, хотя бы пока живешь в моем доме, не будешь скатываться до состояния животного, – неожиданно резко отозвалась на мою просьбу Сериэнта. – Для разумных существ употребление в пищу мяса неприемлемо и аморально.
– Д-да? – с усилием приподняла я отпавшую челюсть. – А пить кровь других разумных существ – это вот самый раз, так?
– Нашла, чем себя оправдывать, – фыркнула вампирша. – Мы пьем кровь живых. Это энергия жизни, животворный источник. А вы пожираете трупы, в которых уже процессы разложения запущены. Назвав вас, при таком подходе к питанию, разумными, вам здорово польстили, ты не находишь?
Я, кажется, обиделась. Она искренне не поняла, на что.
В другой раз, гуляя с ней по саду, все еще буйно цветущему, несмотря на позднюю осень, я имела глупость высказать вслух свою смутную фантазию о том, что если во мне столь много вампирской крови, что я в некотором роде гибрид, то, быть может, наши виды не настолько уж несовместимы. Если их кровь моим организмом не только не отторгается, но и меняет мою генетику, то, быть может… ну вот чисто гипотетически… я, ну, или такие как я могли бы иметь с вампирами совместное потомство… Раз человеческая кровь животворяща, а их настолько мертва, что зачатие для них столь часто оказывается невозможным…
– И что будут жрать эти детки? – неожиданно грубо перебила меня Сериэнта. – Мясо с кровью? Так низко мы пока еще не падали. То есть, сначала они выпьют и сожрут свою мамочку, а потом ими отужинает собственный папочка, слегка обозлившись на смерть супруги? Нет, я, конечно, в курсе, что людям детей своих не жалко, но мы же не такие выродки!
– А какие вы выродки? – завелась в ответ я. – Сами жрете нас, не задумываясь, а при этом все такие благородные, от ушей и до хвоста, все такие разумные!
– И кто же меня в этом обвиняет? Не ты ли у меня пару дней назад колбаски просила? Ту колбаску что, из древесной коры крутят? Или тебе перед той коровой стыдно и ты ее по имени помнишь, косточки схоронила и цветы на могилку таскаешь? Так я, заметь, не предлагаю вам с теми коровками спариваться для улучшения популяции, хотя, возможно, коровьи мозги и улучшили бы ваши насквозь гнилые головы!
– Не смей меня оскорблять! Ты утверждала, я твой гость, а существа разумные с гостями себя так не ведут!
– А с хозяевами, значит, можно, – раздраженно фыркнула Сериэнта. – Дети от людей, это ж надо же! А что ж сразу не от волков? У них тоже весьма здоровая популяция. Мало нам детей–вампиров, давай будут еще и внуки–оборотни! Давай, смешивай нас с грязью уж до конца, а то, глядишь, мы еще не полностью измарались! Что мы тебе сделали такого, что ты нас настолько ненавидишь?
Я развернулась и побежала, роняя слезы и не разбирая дороги. Долго рыдала в каком–то гроте, не в силах прийти в себя от того презрения, которым меня сейчас окатили. Что они сделали, святые и благородные, что они сделали? Благодетельствуют же исключительно, как не согласиться!
И ведь это лучшие из них, не могла я не понимать. И Анхен, и Сериэнта были из тех, кто относился к людям гораздо доброжелательнее многих своих соплеменников. Как же тогда относятся к нам те, другие? Глава 4. Смерть
Сериэнта плела мне косы. Не две банальные косы, какие я всю жизнь заплетала себе по утрам, торопясь сначала в школу, затем в универ, а теперь и на работу. Нет, она плела мне какие–то замысловатые бесконечные косички, вплетая одну в следующие десять. Это больше походило на макраме, чем на плетение волос, но я не возражала. Сэнта была в благодушном настроении и рассказывала мне сказки.
Старинные вампирские сказки о Детях Леса, не строивших себе иных домов, чем те, что дарованы богами. Лес был им домом, давая и кров, и одежду, и пищу. И они танцевали на залитых светом полянах, славя животворящее солнце, открывающее перед ними пути жизни, и парили в небе под звездами, и луна–хранительница серебрила им кожу, щедро делясь памятью предков.
И были там деревья–великаны, и были маги, способные договориться с деревьями. И где–то в вышине единый ствол делился на многие, своими сложными переплетениями образуя комнаты и переходы, срастаясь с другими деревьями, создавая бесконечные дома и дворцы, живые – для живых, ведь в каждом доме–дереве билось свое сердце.
И были маги, способные говорить с рекой, и маги, способные укротить огонь, и были те, кто слышал богов отчетливей, чем слышал друзей, и те, кто способен унять любую боль.
– И дева с волосами цвета меда там пела песни на невнятном языке, – неожиданно добавила я, вспомнив то потаенное, заветное, что однажды показали мне, уж и не знаю, за что.
– Что за дева? – удивилась Сериэнта, сбиваясь со сказочного настроя.
– Не знаю, ты мне расскажи, – пожала я плечами. – Ее Анхен помнит. Наверняка и ты ее знала.
– Я многих знала. А количество дев, которых в состоянии помнить Анхен, вообще не поддается учету. Нравятся ему человеческие девы, вот и возится с вами, что с котятами.
«А сама ты что со мной возишься? – беззлобно подумала, но благоразумно промолчала. – Из страха перед Анхеном? Прости, не поверю». К ее античеловеческому снобизму я уже немного успела привыкнуть. Тем более, что он у нее с поступками не всегда вязался.
– А она не человеческая, она вампирская, – вот не дам себя сбить. Кто мне еще расскажет, не Анхен же. – Стрижка короткая, но не совсем как у тебя. Челка такая длинная, что и глаз почти не видно. А одежду не разглядела. В листве мелькнуло что–то светлое, не то рукав, не то подол.
– Это в какой же еще листве? – подозрительно покосилась на меня Сериэнта. – Я тебе сейчас древние сказки рассказываю, при чем тут какие–то девы? Тогда и вампиров–то в природе не было.
– Не, Сэнта. Прости, не сходится. Ты мне сейчас рассказываешь сказки без картинок, А Анхен когда–то показал картинку, не снисходя до сказок. А она на твои сказки один в один ложится. И деревья–великаны, и сердце в каждом бьется. Вот только он сказал, что это его воспоминания. Значит и дева там была – та, что он лично знал. Не человеческая дева. И ты в те времена наверняка жила уже тоже. Хочешь сказать – вы не были тогда вампирами? В смысле – не называли себя вампирами? Потому, что не пили кровь?
– Что еще он тебе показывал? Или рассказывал?
– Так, обрывки, недомолвки. Про второе солнце, принесшее боль, про Древних и Новых. Так ты мне объяснишь? Раз уже начала.
– Да это не я начала. Я просто рассказывала сказку. Это наш дорогой авэнэ влез с конкретикой. Вот уж не думала, что он подобными воспоминаниями станет с человеком делиться.
– Но раз уж поделился… ответь, Сэнта! Ну тебе ведь интересно самой об этом. Ты же сама начала, хоть и в виде сказки.
– Ну и что мне тебе рассказать? Да, это были мы. Беспечные Дети Леса, не знавшие боли. Для нас было неприемлемо срубить дерево, не то, что убить животное. В то время не было людей, и нам не нужна была их кровь. Нам солнце давало энергию жизни, земля кормила своими плодами… А та дева… Не так уж и сложно догадаться. Если она – в сердце его воспоминаний о мире, который для нас сейчас мнится – раем. Она так и осталась в том навеки ушедшем раю. Это его боль, не стоит ее ворошить. И не называй ее вампиршей, он обидится страшно. Про тех, кто не увидел второго солнца, так говорить не принято.
– А что… что все–таки случилось с первым? И почему об этом говорить не принято?
– Ну, кому же захочется исповедовать перед низшими свою боль, свой позор, свой стыд? Да, мы выжили, приспособились, создали новую цивилизацию и по праву ею гордимся. Но в сердце любого Древнего лежит боль. Боги прокляли нас слишком жестоко, вывернув наизнанку то, чем мы когда–то были.
– Но за что?
– За стремление поковырять пальчиком мирозданье. За научно–технический прогресс вместо познания мудрости Божьей. За отказ от предначертанного пути и предложенных даров. Мы и сами умели летать – зачем нам понадобились машины? Мы могли договориться с деревьями – зачем было строить самим? Природа дарила нам изобилие материалов – зачем было изобретать собственные? Мы так жаждали все улучшить. Усовершенствовать. А в итоге погасили собственное солнце. Искорежили и убили собственный мир, – Сэнта тяжело вздохнула и замолчала. Она давно уже не плела мне косы. Смотрела в окно. На свой бесконечный и сказочный сад. Раскинувшийся посреди степей. До ближайшего леса отсюда – лететь и лететь. – Боги сочли, что за такое нас и убить было мало. Вот и не убили. Кого–то. Не думаю, что они выбирали. Полагаю, им было уже все равно… Знаешь, Лар, а давай–ка мы съездим в город, – Сериэнта решительно встряхнулась. – Ну их в Бездну, эти старые сказки. Хоть столицу посмотришь. А то столько живешь у меня, а в Новограде и не была.
К поездке в город она подошла весьма основательно. Мало того, что она в меня поиграла, как в куклу, перемерив кучу вещей из собственного гардероба под рассуждения о том, что мой наряд и не по сезону и не по погоде. А я что? Я привычная уже. Вечно ты у этих вампиров где–то между куклой и котом, и пока ты прощаешь им это допущение – с ними можно как–то общаться. Ну а мне с Сериэнтой пару дней осталось прожить, к чему мне портить их бесплодными попытками что–то доказать? Да и выданный мне голубой плащик был более чем симпатичен. И мне действительно шел.
Сама же Сэнта предпочла коротенькую юбочку «под вампиршу», едва прикрывавшую коленки, из–под которой выглядывали очень изящные сапожки на шнуровке, короткую приталенную курточку ярко–желтого цвета и…ой, мама!.. еще и парик с длиннющими человечьими косами точь в точь в цвет ее настоящих волос. Довершали наряд очки с темно–желтыми стеклами и полностью скрытая вампирская аура.
Нет, я, конечно, уже догадывалась, что вампироманов вампиры придумали, чтоб легче было свои странности прятать, но увидеть еще и ее этакой Антонией… Кстати, а как мне ее теперь величать?
– Светлана, – представила она мне свою «человеческую ипостась». – Можно просто Света.
При таком маскараде я уже решила, что в город мы поедем на автобусе. Тем более, что его конечная располагалась прямо напротив центрального входа в Сады. Но она удивила меня еще раз, усадив в машину. Самую обычную, человеческую. И заняв место водителя.
– А я думала, вампиры слишком презирают человеческую технику, чтоб на ней ездить, – не смогла не поделиться я своим удивлением.
– А ты всех вампиров по одному снобу не ровняй, – фыркнула Сериэнта, которая уже десять минут, как Светлана, бодро выруливая на дорогу. – С хорошим механиком и человеческая техника прекрасно работает. А в некоторых случаях так и вовсе незаменима.
А Анхену его снобизм и на автобусе проехаться не мешает, почему–то мелькнула обиженная мыслишка. Но я тут же себя одернула. Что мне за него обижаться?
Новоград удивил даже не количеством людей – количеством машин. Причем именно личного транспорта. Здесь его было на порядок больше, чем в Светлогорске. Так что не так уж мы, наверно, и выделялись на своей машине. Наверное, попадали в местную категорию «золотая молодежь». Хотя машинка у Сэнты была – самая что ни на есть рядовая. Нам встречались и более экзотичные экземпляры. А народ…народ поразил не количеством. Скорее – более свободным стилем одежды. И Сэнтина короткая юбочка смотрелась здесь вполне обычной, такие носили тут многие, явно не считая наряд «вампирским». И прически короткие тоже встречались здесь значительно чаще, чем в Светлогорске. И совсем короткие, и до плеч, как было у Инги. И тоже без намеков на попытки поиграть в вампиршу. Просто так они тут носили.
Ну а город – большой, красивый. Мы колесили по улицам, гуляли по бульварам, я полюбовалась через решетку на Президентский дворец, невольно вспомнив о том бале, куда он поехал с Евой. И в который раз уже задалась бессмысленным вопросом: а взял бы он меня с собой, если бы мы не рассорились? Побывали на красивейшей площади перед Музеем Человечества. Правда, внутрь Сэнта идти отказалась, заявив, что там слишком скучно. Но зато мы поднялись на смотровую площадку на его башне, и пока я восхищенно обозревала окрестности (весь город был отсюда, как на ладони, и даже Сады виднелись вдали расплывчатым зеленым пятном), Сэнта, которая Света, безбожно флиртовала с какими–то молодыми мальчишками. Наблюдать за этим было довольно забавно. Ровно до того момента, когда на попытки выпросить у нее телефончик, она предложила им встретится ровно через неделю в Садах Сериэнты под кустом из самых алых на свете роз.
– Сэнта! – возмущенно выдохнула я, совсем забыв, что она нынче Света.
– Да что ты переживаешь, – посмеялась она, не обратив внимания на мою оговорку. – В Садах цветы рвать запрещено. Строго–настрого.
– А срезать?
– Ну, это уже входит в категорию «уход за садом», – красавица откровенно забавлялась, но думать о том, куда заводят ее обычно такие забавы, было страшно.
К счастью, ребята признались, что сами они не местные, и уже завтра будут вынуждены покинуть город.
– Ну, нет – так нет, – кокетливо улыбнулась им Сэнта. – Найдем других.
А потом она повела меня в ресторан.
– Коль уж я тебя дома трупами не кормлю, хоть здесь вдоволь отъешься.
– А ты будешь сидеть и презирать меня за плохой вкус, – не поверила я в ее благодушие.
– Не, я сегодня добрая-а, – мечтательно протянула она. – А уж демократичная-а. Я вообще чаю выпью.
И ведь действительно, заказала себе чай. И даже действительно пила его. Очень медленно, меленькими глоточками. Так, что я успела съесть целый обед, прежде, чем она справилась с одной чашкой.
– Знаешь, – сказала она мне еще в самом начале этого странного обеда, – а мы ведь очень долго не верили, что это с нами навсегда. Думали, что еще сможем, что если себя приучить – то сможем вновь есть твердую пищу. Сможем вернуться…обратно, стать такими, как прежде. Мой муж… он так и не смог смириться, что стал вампиром. Заставлял себя есть. А организм уже не в состоянии переваривать твердую пищу, боль, дискомфорт, промывание желудка… Но он пытался вновь и вновь. По крошке в день. Думал, постепенно разработает… Нечего там разрабатывать. Все атрофировалось за ненадобностью. А потом он умер. Просто не захотел так жить. Многие умерли… уже потом. Когда поняли, что за жизнь нам теперь уготована… А мы еще успели родить сына. На крови, но еще в надежде… Вот сын–то его и подкосил. То кровавое безумие, что владеет урожденным вампиром. От запаха человеческой крови они теряют разум. Совсем. Единственный способ его вернуть, удержать – причинить сильнейшую боль. И мы вынуждены воспитывать собственных детей, регулярно вырывая из безумия – болью, регулярно причиняя сильнейшую боль тем, кто нам дороже жизни. И тогда они вырастают…похожими на нас. Не совсем, как мы, но похожи. Очень. И нам кажется, что свет еще есть. И мы однажды найдем свое третье солнце.
Она цедила свой чай. Со стороны – милая такая девочка с косичками. Чья–то мать. Чья–то вдова. Чья–то бабушка.
– Сэнта, а у тебя нормальные внуки есть? Ну, которые родные. По прямой линии.
– Нет, мой сын еще не женился.
– А что, без женитьбы детей не бывает?
– Нет. Женитьба, собственно и есть факт зачатия ребенка. Либо объявление о намерении его зачать. К сожалению, у нас дети не родятся случайно. Секс – это просто секс. Для удовольствия, не более. Зачатие – это более сложный обряд. Секс туда тоже входит, но его одного не хватит. На это идут лишь те, кто твердо решил, что ему это действительно надо. И далеко не все из них добиваются результата. И объявление о намерении так и остается несбывшейся мечтой.
Мне принесли второе. Сэнта взглянула на отбивную, но промолчала, даже не поморщилась. Просто сделала еще один маленький глоток.
– Сэнта, а вот все–таки объясни мне, – попыталась сформулировать то, что мучило меня уже давно. – Вот у вас же семьи, дети… Как сюда вписывается секс с людьми? И групповой секс? С чего? Когда вы стали такими извращенцами? Как вообще такое возможно?
Сэнта улыбнулась. Посмотрела на меня, как на дитя.
– Ну это же очень просто. Разве Анхен тебе еще не объяснил? Ну хотя бы то, что при наличии разницы культур, крайне невежливо себя объявлять правильным, а другого извращенцем.
– Сэнта, пожалуйста, не играй сейчас в слова. Для меня это важно. То, что я знаю о ваших традициях, приводит меня в ужас. И я не думаю, что Анхен сподобится мне что–то объяснять. Он просто ставит перед фактом. А для меня это неприемлемо. Я даже понять это не в состоянии, не то, что принять.
– Не переживай так. Я попробую объяснить. Рассуждая о нормах и приличиях, ты забываешь одну простую вещь: мы разные. Не просто разные народы, но разные биологические виды. И наше сильное внешнее сходство совсем не помогает нам понять друг друга. Скорее мешает, заставляя думать, что раз внешне похоже – то и внутренне должно быть примерно так же. Простой пример: ты ведь знаешь, что вампиры эмпаты. Да и не только ты, факт общеизвестный. Но ты когда–нибудь пробовала сделать следующий шаг и подумать: а как это влияет на наши межличностные отношения? Могут ли вообще, при наличии столь значительного отличия в восприятии, отношения внутри нашего народа быть полностью подобны отношениям внутри вашего?
