Текст книги "Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной (СИ)"

Автор книги: Алина Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 99 страниц) [доступный отрывок для чтения: 35 страниц]

Как, когда и почему все это кончилось, я не знаю. Я сидела с ногами на стуле, сжавшись в комочек и зажав уши даже не ладонями, почти локтями, вся в слезах, которых вовсе не замечала, трясясь крупной нервной дрожью. И голос Анхена, такой спокойный и ясный, вдруг произнес:

– Давайте двигать стол, девочки. А то я так и не успею поднять свой тост и поздравить вас с праздником.

– Вы нас уже поздравили, правда! Это самый лучший, самый сказочный Новый Год, – неслось в ответ.

Стали двигать столы ближе к дивану, передвигать стулья, делить места. А светлейший Анхенаридит ир го тэ Ставэ, весь такой опрятный, спокойный и достойный, словно это и не он сейчас пере… кусал почти десяток девчонок под самыми немыслимыми углами и ракурсами, изволил подойти ко мне. Вот только запах от него шел – смрад, меня аж снова затошнило.

– Что, в прекрасных розовых мечтах это было как-то не так? – тихо поинтересовался, опускаясь передо мной на колени.

– Да как вы смеете!.. За что?! Зачем?! – я плакала, дрожа, и не могла подобрать слов, чтоб выразить ему все отвращение к его поступку.

– Зачем тебя позвал? – невозмутимо отозвался он. – Ну, ты же сама хотела поговорить. Не ждать же тебе в коридоре. А мне надо было поесть. И – да, я так питаюсь. Я же не морщусь, когда хожу с тобой в ресторан.

– Мы не ходили в ресторан.

– Да? А что это было, кафе? Забегаловка? Не в названии суть. Суть в том, что я могу посидеть и подождать, пока ты, или кто-либо другой из людей, поест. Хотя один светоч знает, насколько отвратительны для меня многие ваши кулинарные запахи, и сколь до отвращения неаккуратно многие твои сородичи принимают пищу. Я же не морщусь, не отворачиваюсь и истерики не закатываю. Почему же ты считаешь возможным столь бурно реагировать на мое естественное желание утолить голод?

– Естественное желание? Утолить голод? Почему нельзя было просто выпить чьей-то крови? Зачем надо было устраивать это… это… Нагонять толпу озабоченных девиц и самозабвенно их удовлетворять? И да, смертельная усталость как-то плохо вяжется с повышенным сексуальным аппетитом!

– У людей, наверно, и не вяжется. Ну а я, возможно, забыл тебе представиться: я вампир, девочка, и для нас секс столь же важная составляющая понятия «утолить голод», как и кровь. Что же до «просто выпить», да, я мог бы просто выпить. Двоих. Мне бы хватило. Вот только выпить бы их пришлось до последней капли. Я был голоден, и мне требовалось очень много крови. И очень много их весьма насыщенных эмоций. Поэтому секс в меню все равно бы входил. Вот только вместо стайки счастливых девчат здесь сейчас лежало бы два трупа. Так тебя устроило бы больше? Больше соответствовало бы твоим представлениям о приличиях?

Я подавленно молчала, ошарашенная его отповедью. Его наезд был столь неожиданным и столь переворачивал все с ног на голову, что у меня даже слезы высохли, и дрожать я почти перестала.

– Пойдем, налью тебе выпить, – он взял меня за руку и повел к дивану. Тому самому, насквозь пропитанному… всем этим. Я хотела было дернуться, но он не пустил. – Девушки, мне нужно два места. Алла, пересядь вон туда, на стул.

– Анхен, пожалуйста, не прогоняй! – она почти заплакала от такой несправедливости. – Пусть уйдет кто-нибудь другой, вон, хоть Верка, ей все равно, где сидеть.

– Я должен повторить? – великосветское удивление. Словно и не он сейчас всех этих девиц и в хвост и в гриву… Хотя Аллу же он… как спустил с небес на землю, так больше и не взял, даже крови ее не пил ни капли… Это, типа, он так ей немилость свою выражает? Особо изощренным вампирским способом?

Алла покорно пересела на стул, я покорно села на диван. На насквозь пропитанный похотью диван рядом с насквозь пропитанным похотью вампиром. Как завзятый хозяин застолий Анхенаридит любезно разливал по бокалам золотистую сливовицу. Посмотрел на меня, вздохнул – и отлил половину моего бокала к себе. А на освободившееся место долил мне водки.

– Я не буду это пить! – возмутилась я. Я вообще водку не пью, а уж так мешать…

– Да куда ж ты денешься, – флегматично возразил он, встал и завернул какой-то красивый тост. Что-то о Первой Звезде, указующей путь, о Первых Людях, вышедших в свете ее лучей из вечного мрака. В общем, за то, чтоб звезды на нашем пути нам всегда светили и никогда не гасли.

Спокойно поставил свой бокал, даже не потрудившись поднести к губам, и обернулся ко мне. Я в тот момент, вежливо смочив губы налитой мне алкогольной жижей, тоже пыталась вернуть бокал на стол. Но он жестко перехватил мою руку.

– Лучше сама, – предупредил он, глядя мне прямо в глаза. Я попыталась сопротивляться, но спорить с вампиром… Одной рукой он пригибал бокал все ближе к моим губам, второй обхватил меня за затылок, не давая уклониться. И все-таки влил в меня свое пойло до последней капли. Я кашляла, давясь, не в силах продышаться, протянула руку, ища, чем бы запить, и он тут же влил в меня еще и сливовицу из своего бокала.

– Ненавижу, ненавижу тебя, зачем? – бормотала я, борясь с нахлынувшим головокружением, тошнотой (уже не фигуральной, а самой, что ни на есть всамделишной), с тьмой перед глазами. Ну не воспринимал у меня организм алкоголь, нельзя мне было крепкого. Да я на любом застолье водку из своей рюмки выливала в ближайший фикус глядя прямо в глаза того, кто мне ее туда налил. Пока не нарвалась на вампира. За каким-то лядом решившего меня споить.

Из дальнейшего мероприятия я выпала полностью. Помню только, как Анхен, откидываясь рядом со мной на спинку дивана, просит:

– Спой для меня, Юленька. Помнишь, ты как-то пела? Про старый дом.

– Проклятый старый дом? – пьяно хихикнула я. Ну что еще может сгодиться вампиру?

– Почему проклятый? – не оценил шутки юмора Анхен, – Обычный. Родной. У каждого где-то есть.

Юля послушно запела, подыгрывая себе на гитаре:

– Далеко-далёко, далеко-далёко

Есть дом,

Открывает-закрывает двери-окна

Ветер в нем.

Мочит дождь золу печную,

И траву некошеную,

И тропу нехоженую

До крыльца заросшего.

Возможно, это была не первая песня, которую она пела в тот вечер, и вряд ли последняя, но я запомнила только эту. Может потому, что о ней просил Анхен. Голос у Юльки был высокий, на мой вкус – слишком высокий, но песню это не портило ничуть:

– Облетают сами синие сирени

Там весной.

Прорастают дикие коренья –

Цвет лесной.

Только вот беда –

Синяя вода

Покрывает все дороги,

Все пути туда…

^[1]

Разбудил меня щелчок выключателя. И вспыхнувший яркий свет. Болезненно моргая попыталась сесть и осознать, где я. Ну да, комната, диван, стол. Стол, впрочем, уже убран, преобразован в несколько отдельных рабочих столов в идеальном состоянии. Комната пуста, все давно разошлись, бросив пьяную меня спать на многострадальном диване. А в дверях стоит Анхен, уже не только переодевшийся в цивильное, но и накинувший пальто со своим неизменным элегантным шарфиком. Благоухающий свежестью (душ в программу мероприятий явно входил), с ясным взором и открытой улыбкой. Светлейший куратор во плоти. Прекрасный, как вампир. Да, собственно, вампир и есть.

– С Новым Годом, Лариса! С наступившим тебя 7489-м годом!

– Как наступившим?! – попыталась вскочить, но перед глазами тут же все поплыло. – Вот зачем ты меня напоил, чтоб тебе в бездне сгнить, мне ж нельзя водку, мне плохо от нее! Мало мне было твоей гастрономии, теперь еще и голова, и… есть тут где-нибудь туалет?

– Есть. В коридоре. Пойдем, провожу.

Провожать ему меня пришлось весьма конкретно, потому как ноги не держали, а координация отказывала. А в туалете я долго и страшно тошнила, вызывая все новые и новые спазмы, исторгая из себя все, что только можно, лишь бы только исторгнуть еще и отраву. Наконец, вся покрытая испариной, не в силах справиться со слабостью, просто уперлась лбом в ободок унитаза, мечтая забыться вечным сном.

Не удалось. Потому как вампирам что «М», что «Ж» – все едино, им, наверно, только «В» подавай. Не погнушался светлейший за мной в кабинку ворваться, поднял на руки, куда-то понес. В коридоре было хорошо, свет почти погашен, разве что лампочка у сестры на посту светится. И не души.

Меня вернули в ту же комнату, на тот же диван.

– Полежи. И всегда у тебя на алкоголь такая реакция?

– Какая? – злобно зыркнула на этого деятеля медицинских наук. – От алкоголя все люди пьянеют, мог бы выучить за восемьсот-то лет.

– «Все люди» давно домой ушли, праздник празднуют, а выпили они этого алкоголя значительно больше, чем ты. И с унитазом никто из них не делился.

– А я маленькая еще! А ты меня спаиваешь. И растлеваешь! И не поверю я, что так вот просто! Ты это специально, ты все это специально, тебе просто нравится меня мучить! Всегда, с первой встречи! – я залилась бессильными слезами.

– Подожди, я принесу тебе лекарство, станет легче.

Ну да, мы же в больницу играем, вы же у нас доктор, конечно лекарство, сначала отравить, а потом, конечно, лекарство.

А лекарство надо было почему-то непременно колоть, и непременно в вену. И укол был весьма болезненный. Но минут через десять мне полегчало. В смысле совсем. Голова стала ясной, боль и слабость прошли. С удивлением отделила себя от дивана, ощущая, что вертикально я себя чувствую теперь столь же прекрасно, как и горизонтально.

– Что ты мне вколол?

– О, это жуткая смесь, запрещенная к использованию по эту сторону Бездны.

– А если запрещенная, то как она у тебя здесь оказалась?

– Ну, я вечно что-нибудь нарушаю. Кстати, на людях она еще не тестировалась, вот на тебе и испытаем, – и как всегда открытый серьезный взгляд. То ли прикалывается, то ли правда. А лекарство, похоже, и впрямь – вампирское, вон как быстро и чисто подействовало. Да и не колют у нас при отравлении в вену. Скорей желудочное что-то дадут.

Но это уже лирика.

– А Новый Год правда уже наступил?

– Час назад. Ну и где тебя потеряли? Дома? Или у друзей?

– У друзей. Я к Петьке обещала прийти праздновать. Меня ждут давно.

– Вон телефон, звони. Рассказывай про обстоятельства непреодолимой силы. Через час подъедешь.

– На чем? Транспорт уже не ходит.

– Ты настолько плохо обо мне думаешь? Раз уж ты по моей вине так задержалась, я готов отвести тебя в любую точку на карте.

– Да? – решила поймать его на слове. – А тогда можно это будет остров с белым песком посреди теплого-теплого моря?

– Если ты будешь очень сильно настаивать, то можно даже туда. Только учти, это будет билет в один конец, и проживешь ты там весьма недолго. Так что подумай.

Позвонила Петьке. Известие о том, что в больнице мне стало плохо, и я все еще тут, народ скорее напугало, чем порадовало. Мне посоветовали остаться до утра, потом даже собрались идти меня встречать.

– Не надо, меня обещали подвезти.

– Кто это? Знакомая бригада Скорой помощи?

– Да есть тут один, врач от бога. Вот только какого бога до сих пор не понятно, видимо проклятого.

Чуть ли не спиной почувствовала, как вампир при этих словах поморщился. А он что же думает, я ему безмерно благодарна за столь насыщенный Новый Год? Ну подумать только, сколько нового и интересного…

– Твое пальто, Лариса. Забрал в гардеробе, где оно одиноко страдало, украшенное проклятиями гильдии гардеробщиков галактики.

– Зачем? Нам же все равно вниз, – не сразу сообразила я.

– Да я на ваших машинах не езжу, – усмехнулся Анхен, – мне своя милее как-то.

Мы поднялись на крышу. Его машина блестела в свете звезд, все такая же прекрасная, какой я ее помнила. Но восторгом ее вид во мне не отозвался. На душе лежала тяжесть, а где-то глубоко внутри бултыхалась грязь, не растворенная до конца ни алкоголем, ни лекарством. Ни невозмутимым видом этого элегантного вампира – такого знакомого, такого привычного. Словно и не он это все… там…

– Давай присядем, Ларис, – он опустился на какую-то занесенную снегом приступочку и поманил меня к себе. Я послушно села рядом.

Город вокруг нас неистово праздновал. Над всеми дворами взвивались салюты, летели крики «ура», то там, то тут виднелись спешащие куда-то компании. Городской парк с этой крыши был не виден, но подозреваю, что там было в этот час особенно многолюдно и весело. А мы молчали.

– Ты готова меня послушать, Ларис? – все же начал он разговор. Неуверенно, словно так и не решив, а стоит ли вообще начинать.

– Мне ведь не понравится, верно? – почему-то ничего хорошего я от него сейчас не ожидала.

– Тебе никогда не нравится, – пожал плечами Анхен, – ни что я говорю, ни что я делаю. Но с вопросами ты все равно идешь ко мне.

– Я пришла к тебе с вопросом один единственный раз. По поводу того, за что ответственен ты и только ты. И отплатил ты мне за этот поход со щедростью просто царской! Век не забуду! И еще удивляешься, что я не жду от тебя больше ничего хорошего? После всего того хорошего, чем ты меня за один сегодняшний вечер осчастливил? – я, кажется опять расплакалась.

– Перестань уже рыдать, будь так любезна. В чем суть проблемы: тебе не предложили поучаствовать? Так подходила бы сама, мне было все равно, взял бы и тебя.

– Сволочь!

– Думаешь? Знаешь, Ларис, я давно живу среди людей. Последние лет сто я на вашей стороне Бездны бываю значительно больше, чем на нашей. Но вашу убогую, ущербную мораль, хоть убей, понять не могу.

– НАША мораль ущербна? И это мне говорит сейчас существо, у которого она вообще напрочь отсутствует?

– Ваша, Лариса, ваша. Это вы простейшие и естественнейшие эмоции и действия обернули в саван запретного деяния, которое совершать надо непременно в строжайшей тайне, непременно вдвоем и чуть ли не самих себя стесняясь. Что порочного и запретного вы нашли в естественном желании обнять, приласкать, подарить и получить наслаждение? С какого перепугу вы пришли к выводу, что пожелать приласкать можно только кого-то одного, да причем за всю жизнь. Кто и зачем вложил в твою глупую детскую голову, что видеть, как разумные существа дарят друг другу самые яркие и положительные эмоции – отвратительно? Наблюдать за скандалом, за дракой – это нормально, а за тем, как кто-то получает сильнейшее наслаждение – это, по-вашему, аморально!

– Ты все опять выворачиваешь наизнанку!

– Я говорю, что думаю. И действую, как считаю правильным. А теперь о моей отсутствующей морали. Я что, по-твоему, делаю в этой больнице? В распутстве и разврате погрязаю? Так секс с вампирами, смею тебя заверить, и насыщенней, и интересней. И безопасней: там уж точно никого не убьешь, слегка увлекшись укусом. А мальчик я – вот разве что тебе не глянулся – а для соплеменников своих весьма привлекательный, проблем с досугом не возникает. А я безвылазно сижу здесь. В вашей больнице. И спасаю жизни вашим людям. В условиях наступившего кризиса – без сна и отдыха. Понимая, что всех нам все равно не спасти, но кого сможем – по максимуму. Потому, что я могу их спасти, потому, что у меня есть опыт, потому, что я выносливее любого человеческого врача. И пользы от меня – вот в этих, кризисных условиях – тоже, соответственно, больше. Это меня отсутствующая мораль на такие поступки подвигает? Или еще какие отсутствующие у меня качества? Далее. Чем питаются вампиры? Ну?

– К-кровью, – не сразу поняла, чего он от меня хочет.

– Чьей кровью, совесть ты моя глазастая?

– В смысле? В основном – животных своих…

– Ай, какая умная, начитанная девочка. Садись, пять. И питаться нам требуется каждый день. Всего раз в сутки – но каждые сутки. Чтобы держать свою жажду в узде. Чтобы находиться рядом с людьми, и не мечтать вцепиться вам в горло. И не вцепляться в голодном безумии. Знаешь, почему только Высшим вампирам разрешено пересекать Бездну? Потому что только мы в состоянии контролировать свою жажду даже в отсутствии регулярного питания. До рези в животе, до красных кругов перед глазами – мы способны себя контролировать, это наша честь, это наша гордость, это наше право называться Высшими. И эта человеческая страна – наша страна, страна, созданная теми, кто не позволил себе опуститься. Да, волею Богов мы вампиры, но мы – не чудовища. До тех пор, пока мы сами себя уважаем. А мы – себя уважаем. И мы спасаем вас, помогаем вам, порой отказывая себе – во многом. Где, бездна тебя забери, ты видела животных по эту сторону Бездны?! Где они тут пасутся, в подвалах больницы?! Чем я, по-твоему, должен тут питаться, если у меня времени нет выйти воздухом подышать, не то, что до дома доехать?! И даже при регулярном питании вампиру за один раз нужно очень много крови. Гораздо больше, чем содержится в одном животном или человеке. А вампиру, которого мучает жажда, и того больше. И самое сложное – это не удержать себя от укуса. Держаться можно. Долго. Самое сложное – это остановиться, когда ты начал пить. До того, как пить в этом теле станет уже нечего. И чем более голодный вампир – тем сложнее ему остановиться. После какого-то предела – уже не возможно. Даже Высшему. Поэтому пока ты там так трогательно сокрушалась об аморалке, я больше переживал, чтобы все живы остались. И даже не поняли, чем они, собственно, рискуют. И для них для всех это осталось лишь милой сексуальной забавой. И в этом моя гордость. Моя честь. И моя мораль.

Я подавленно молчала. Я никогда не думала о вампирах так. Ну, пьют кровь. Ну, осознали людей разумными, позволили жить. Так сам говорил – у разумных и свободных кровь вкуснее, прямой резон. А тут – гордость и честь. Мы для них – возможность уважать самих себя и не чувствовать себя чудовищами? Но никто и никогда и помыслить не мог, чтоб Мудрых, Прекрасных, Пресветлых вампиров величать чудовищами. Это было какое-то невиданное кощунство, даже для меня. Вампиры всегда были для людей – несущие свет. Свет знаний, свет истины. А сами они себя, выходит… ощущают? Есть в них, значит, осознание некой неправильности – мы не пища… Или он сейчас, от усталости да голода не до конца утоленного, чего-то лишнего мне наговорил?

– Анхен, а как ты стал врачом?

– Давно… у нас только жизнь наладилась, с соседями разобрались, стадами, людьми… Бездна принесла нам подарок. Эпидемия черного мора. Люди умирали сотнями. Прости, я уж всех буду называть людьми, относительно той истории нет разницы, был там разум или нет. Смерть забирала тело. Почерневшие, разбухшие тела, сгнившие изнутри, стаскивали в огромные горы и поджигали. Лечить не могли. Лишь отделяли тех, кто уже заболел, от тех, кто возможно, еще не заразился. Бесконечный смрад. От костров, от гниющих заживо тел. Потом жгли уже живых. Чтоб меньше мучились и не заражали здоровых. Голод. Страшный, мучительный. Еще более страшный от того, что ты понимаешь, что твой народ опять стоит на краю гибели, а ты уже очень большой мальчик, и на тебя надеются… многие. А ты бессилен. Стали бороться. Создали лабораторию, пробовали, искали, создавали. Ошибались, отчаивались. Но, в итоге, победили. Нашли причину, создали лекарство. Победили эпидемию, восстановили популяцию. А я и мои коллеги так и продолжали заниматься вопросами человеческих болезней. В основном тех, что имеют массовый характер. Так что я, прежде всего, эпидемиолог. Ну а хирургия – это уже потом. Когда моя жизнь в очередной раз изменилась, и я переехал жить в Светлогорск. Здесь – это оказалось и нужнее, и интереснее. И важнее. Так что на хирурга я во многом учился у людей. Ну а потом уже и сам стал учить. Как-то так.

– Подожди, ты… ты живешь в Светлогорске? А как же – животные, стада… ты же сам говорил?..

– Мне привозят. У меня здесь дом, специально оборудованный так, чтобы никого не тревожить, соседи и не догадываются. Существует специальная служба сервиса, она решает все вопросы, связанные с питанием. Но, опять же, в больницу я их вызвать не могу, есть определенные границы приличий, хоть ты в них мне и отказываешь.

– А почему ты живешь здесь?

– Видимо, чтобы не тратить по два часа утром и вечером, мотаясь через Бездну. У меня здесь работа, если ты еще не догадалась.

– Нет, я имела в виду…

– Я понял, что ты имела в виду. Но вампиры крайне редко обсуждают с людьми то, что находится по ту сторону Бездны.

– Даже если это именно то, что привело их на эту сторону?

– Особенно если это именно то.

– И много вампиров живет в нашем городе постоянно?

– Крайне мало. Двое. Остальные наведываются по делам. Бывают, задерживаются на неделю, на две. Но многие и в этом случае предпочитают на ночь возвращаться в Илианэсэ.

– Куда?

– В Город. Люди почему-то думают, что он у нас один и у него нет названия. Нас не так уж мало, чтобы нам хватило для жизни всего одного города.

– Но, он хотя бы столица?

– Столица. И старейший город нашей страны. По мне – так и самый красивый, хотя есть и другие мнения.

– И тебя оттуда изгнали, – пришло мне вдруг в голову. Уж и не знаю, отчего. Видно, песня та вспомнилась. Тоскует о доме – а живет здесь. Тот город красивейший – а живет здесь. Вампиры здесь постоянно не живут – а он живет. И сам сказал, что вечно все нарушает. Вот, видно, донарушался. И кровь он сегодня пил – вряд ли они все до единой контракты подписывали…

– Что? – Анхен расхохотался так искренне, что невольно почувствовала себя дурочкой. – И как тебе в голову такое пришло? Я живу здесь, потому что у меня здесь есть дела. И далеко не все эти дела я готов обсуждать со студентами. А в Илианэсэ я езжу отдыхать. Когда дела мне это позволяют. Или когда дела моей родной страны оказываются важнее дел в стране людей. Кстати, вот как раз сегодня ночью я вас покидаю. Не то, чтобы надолго, но какое-то время меня не будет.

– А как же… завтра же… праздник. Торжественное собрание в университете, нам объявили, что куратор непременно будет выступать.

– Да выступит завтра перед вами куратор, куда ж он денется. Вот Генеральный куратор и выступит, надо ж и ему как-то развлекаться. А я завтра собираюсь спать. В Илианэсэ завтра будет тихо, город практически вымрет. Потому как только ленивый к вам не потащится. Первого января, кстати, самая высокая плотность вампиров на душу населения. Все кураторы по всем направлениям обязаны присутствовать в своих подопечных организациях, являя воочию дружескую заботу и участие. Кстати, единственный день, когда в нашем университете можно лицезреть кураторов всех факультетов одновременно.

– Как же всех, а ты?

– А я возьму, и не приду. Спать хочу, Лариска, хочу спать. Даже вампирам иногда это требуется. Так что вы свой День Голодного Вампира как-нибудь без меня отпразднуйте.

– День кого? – я не удержалась и хихикнула. Никогда не слышала такого названия новогоднего праздника.

– Шутка такая. Вампирская, – усмехнувшись, объяснил мне Анхен. – Потому как «в день, когда люди стали свободными, вампиры остались голодными». Боялись многие, что перемудрили мы с вашей Свободной Страной, и в результате на наши земли вернется голод… У нас… был… очень страшный период в истории… многие его помнят. Не все были за вашу независимость, байка про Дракоса не на пустом месте возникла. Принцев, правда, среди оппонентов замечено не было. Да и принцесса, помнится, не возражала… Но все обошлось: вы живете, мы живем, еще и процветаем. А шутка осталась.

– Принцесса? У вас все-таки есть настоящая принцесса? И принцы?

– Ребенок ты у меня, Лариска. Все-то тебе принцы, принцессы, драконы… Это ж очень давно было. Нет уже… той принцессы, – он вздохнул, вспоминая что-то свое, и явно не собираясь делиться. Но я уже ухватилась, словно за ниточку. Кто ж откажется узнать про принцессу?

– Анхен, ну что такое для вампира давно, ты вон тоже давно живешь… Анхен, а она красивая была? Ну, принцесса.

– Легенды об этом умалчивают, – он равнодушно пожал плечами.

– А при чем тут легенды? – не сдавалась я. – Ты же сам сказал: «помнится», значит, вы с ней одновременно жили. Вот трудно тебе сказать?

– Да, она была красивой, – снизошел он до ответа. – Но среди дев моего народа я встречал и краше. Удовлетворена?

– Почти, – любопытство во мне только разгорелось. – Анхен, а ты был в нее влюблен? Ну, в принцессу?

Я не ожидала, на самом деле, что он ответит. Он на личные вопросы еще никогда не отвечал, а сегодня так и вовсе прямым текстом сказал, что не станет.

– Нет, Лариса, я не был в нее влюблен, – очень спокойно сообщил мне вампир и, положив мне руку на плечо, добавил, – Просто горько… Знаешь, она была очень красивая, а потом… словно лампочку вывернули. И осталась только тьма. А какая во тьме красота?.. Вот только маленькие девочки любят слушать исключительно красивые сказки. Про красивых принцесс. И чтоб непременно с красивым концом.

Он чуть усмехнулся, легонько прижимая меня плечом к своему плечу. В его жесте не было никакого подтекста, вернее, было ощущение, что он подпускает меня сейчас чуть ближе не к телу, к душе.

– А ты мне расскажешь красивую сказку? – поддаваясь своим ощущениям, попросила я. Все-таки он меня уболтал. Заставил забыть обо всем плохом, что еще десять минут назад казалось важным. Над головами у нас горели звезды, такие яркие сейчас, где-то вокруг, бурля и переливаясь, тек праздник по домам и улицам. А я и Анхен, на этой крыше, как на вершине мира, и словно время замерло, и он обнимает меня – чуть-чуть, ни больше, ни меньше, ничего лишнего, пошлого… Да я сама была внутри сказки.

– Красивую? – переспросил вампир. – Красивой сказки у меня сейчас не получится, к сожалению. Придется рассказывать некрасивую. Но это чуть позже. А пока у меня есть для тебя красивый подарок.

Он отпустил меня, сунул руку во внутренний карман пальто и, достав оттуда нечто, вложил это мне в раскрытые ладони.

– С Новым Годом, Лариса! Уже неделю ношу с собой, все надеялся, удастся найти время тебя поздравить. А ты нашлась сама. Значит, судьба.

– Что это? – у меня в руках лежал цилиндр белого металла, сантиметров десять в длину и четыре-пять в диаметре. Вся внешняя поверхность его была прихотливо инкрустирована металлическими проволочками различных оттенков желтого, сквозь которые шла причудливой вязью тонкая черная нить.

– Помнишь, в парке ты спрашивала, носят ли вампиры серебряные заколки? Не так давно ездил домой – нашел ее там, для тебя, – он чуть вставил внутрь цилиндра пальцы, развел их – и цилиндр с легким щелчком распался на две половинки, обнаружив внутри несколько рядов зубчиков, чтоб плотнее цепляться за волосы.

– Так это она? Та самая? Погоди, ты же говорил, что она из платины, и инкрустация на ней тоже очень дорогая… Я не могу это принять, это же… ты сам говорил, их делали для Высших вампиров…

– А еще я не раз говорил, что очень не люблю, когда со мной начинают спорить. С колыбели не приучен. Какой уж есть, прости, – он взял из моих рук заколку, встал, обошел меня сзади. И, сведя две моих косы в одну, сколол их на уровне шеи своим подарком. – И если я делаю тебе этот подарок, значит я абсолютно точно уверен, что я могу себе позволить подарить, а ты принять этот маленький сувенир. Совсем не обязательно кому-то рассказывать, кто тебе его дал, и из чего он сделан. Это будет наш с тобой маленький секрет. Мне очень хочется, чтобы ты носила ее, Лариса, правда. В память о нашей прогулке в парке, о полете в Бездну, об этой ночи. Обо всем хорошем, что я все-таки смог тебе подарить, несмотря на твою нелюбовь ко мне и моему народу. Ты примешь его?

Он стоял у меня за спиной, ничем меня не касаясь, и я не могла обвинить его в том, что он заставляет меня принять его дар, гипнотизируя взглядом или подавляя мою волю путем прикосновений. Он, действительно, просто дарил. И, похоже искренне.

– Да, Анхен, я приму, спасибо! Я правда, очень благодарна и польщена, что ты помнишь, о чем мы говорили и… спасибо. И это не правда, что я тебя, или вообще вампиров не люблю, я… просто… есть какие-то вещи, которые я ни принять, ни оценить не в силах, но есть и то, что мне в тебе, например, очень нравится, а уж значение вампиров для нашей жизни и культуры я и вовсе…

– Еще немного, и ты признаешься мне в любви, – прервал мои сбивчивые излияния Анхен. – А еще и дня не прошло, как кричала, что ненавидишь. Ты поаккуратнее с эмоциями, ладно? Для меня будет достаточно, если ты станешь скалывать свои косы моим подарком и, прежде чем сказать или подумать о вампирах какую-нибудь гадость, вспомнишь обо мне… что-нибудь хорошее. Я сейчас очень о многом тебя прошу?

– Нет, я… мне будет приятно носить ее, правда.

– Спасибо. Только не бросай ее где ни попадя. Хоть в сумке носи, если уж на голове надоест.

– Ладно. А у меня нет для тебя подарка.

– Ну вот чтоб у тебя хоть когда для меня хорошее было! – смеясь воскликнул он. – Попробую пережить. Ты не замерзла? Отвезти тебя к друзьям или еще посидим?

– Посидим, – ответила, не задумываясь. Новый год я уже пропустила, да и сколько их уже было и еще будет, а вампир, согласный беседовать со мной в новогоднюю ночь на крыше мира – только один, и эта ночь у меня с ним – одна единственная, второй не будет.

Он вновь сел рядом со мной, и снова легонько обнял:

– Ты только скажи, когда станет холодно, хорошо? А то мне-то просто приятно сидеть здесь в тишине, под звездами. А ты можешь и замерзнуть. Сегодня холодно?

– Нет, совсем не холодно. Смотри, снег почти липкий. А ты изменения температуры совсем никак не ощущаешь?

– Совсем никак. Только через людей. Могу почувствовать, если человеку очень холодно, или очень жарко. Но это когда уже отклонения на грани критических, а так… Что снег, что дождь… Но больше я люблю все же лето: зелень листвы, пение птиц. Осталось от далеких, позабытых времен. А что любишь ты?

– Зиму, наверное. Здесь столько всего: лыжи, коньки, снежные горы, снежные крепости. Новый Год, опять же, самый сказочный праздник.

– А я Новый Год не люблю. Слишком уж он надуманный, официальный. И елка ваша эта. С чего кто решил, что это вечнозеленое дерево, символ «вечно юного стремления к самосовершенствованию»? По мне, так это мертворожденное дерево, оно скорей способно символизировать старость и смерть.

– Правда? А какой же праздник ты любишь?

– Из человеческих? Майский День, конечно. Это и искренне, и красиво, и душевно. Да и береза – дерево замечательное, трепетное, действительно отражает всю красоту юности, с ее мечтами и надеждами.

– Но, Анхен… Майский День – это же… для молодежи праздник, на него даже люди старше тридцати уже почти не ходят. Не думала, что его вампиры посещают.

– Вампиры и не посещают. Это было бы не вежливо, веселье было б уже не то. Но иногда, когда никто не видит… чего не бывает, – он улыбнулся, и так тепло мне стало от его улыбки. Вот только…

– Анхен, я все же не понимаю. Вот ты сидишь тут со мной, рассуждаешь о деревьях и праздниках. А вокруг Новый Год. Неужели тебя никто не ждет, не звали на праздничное веселье?

– Так вампиры не празднуют, это ваш праздник, а из людей… Будь все хорошо, я бы Ингу мою в ресторан отвел, с ней бы и отметили. Мы в том году в «Новый век» ходили, там неплохая программа была новогодняя, Инге понравилось. А в этом году и я из больницы вот только что ушел, да и то – волевым решением, их бы воля, так они меня еще год из операционной не выпускали. И Инга моя уехала, мама у нее заболела серьезно, а там городок маленький, лекарств не достать, да и просто помощь нужна.