Текст книги "Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной (СИ)"

Автор книги: Алина Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 99 страниц) [доступный отрывок для чтения: 35 страниц]

А теперь я рассматривала их с воздуха. Сады вампирской бабули раскинулись за городской чертой, на берегу неширокой речушки, названия которой я не помнила. Через сам город протекала гордая Эрата, самая полноводная река нашего края, а это был один из мелких ее притоков. Сады были огромны, поражая воображение причудливым многоцветьем и гармонией переходов. По извилистым дорожкам прогуливалось множество народа, подтверждая утверждение Анхена, что сия достопримечательность весьма популярна у горожан и гостей столицы.

Но мы приземлились в той части, где людей совсем не было, она была отделена от общественных садов густой зеленой изгородью. Неширокая земляная дорожка вела к простому деревянному дому, с креслом–качалкой на увитой цветами веранде, полосатыми половиками на входе и огромным рыжим котом, разложившим свою тушку прямо на ступеньках, и никак не реагирующим на происходящее. А из дома уже спешила нам на встречу красавица, вечно юная, стройная, и шапка ее коротких каштановых волос чуть колыхалась от ее стремительных движений. Анхен подхватил ее на руки и закружил, и сад огласился ее довольным смехом. Затем поставил и поцеловал, ну, разумеется, в губы, куда еще целуют бабушек. Или это еще одна бабушкина внучка?

– Нэри, откуда ты взялся? – смеясь, вопрошала вампирша. – Уж не думала, что ты вспомнишь обо мне еще ближайшие лет пятьдесят.

– Ну, ты не справедлива, я вспоминаю о тебе гораздо чаще, – улыбался ей в ответ Анхен (или теперь следует звать его Нэри?), не спеша выпускать красотку из объятий.

– А со своей спутницей ты меня познакомишь? – все же изволила обратить на меня внимание вампирша.

– Может быть. Если будешь себя хорошо вести, – удерживая одной рукой вампиршу за талию, другой он тем же манером ухватил меня и повел нас обеих в дом.

Рыжую кошачью тушу пришлось перешагивать, в двери Анхен галантно пропустил нас вперед, не выпуская, впрочем, из загребущих лапок. Но в тот момент, когда в дверном проеме мы с вампиршей столкнулись плечами, она вдруг довольно резво выхватила меня из рук кавалера, немилосердно пнув его при этом локтем под дых. От неожиданности он охнул и отступил на шаг, выпуская нас обеих.

– Вот и замечательно, – произнесла, развернувшись к нему вампирша, – мы и сами прекрасно познакомимся. А ты пока на веранде посиди, котику брюшко почеши, он с утра нечесаный.

– Дорогая Сэнта, позволь тебе представить, – преувеличено галантно начал Анхен, даже и не подумав заняться судьбой котика, – Лариса Алентова, студентка Светлогорского университета, очень дорогой для меня человек. Лариса, это Сериэнта Аллесана ир го тэ Рэи, моя нежно любимая (надеюсь, взаимно) бабушка.

Это ж сколько лет старушке? О, хочу быть бабушкой вампира.

– Ну вот видишь, а говорил, не познакомишь, – довольно улыбнулась Сериэнта. – Рада познакомиться, Лариса. Проходи, будь моим гостем.

– У меня к тебе просьба, Сэнта, – начал Анхен, проходя следом за нами в небольшую светлую комнату.

– О, моя книжка добрых дел на сегодня вся расписана, остались только две последние строчки.

– Моя просьба на них уместится.

– Разве? Когда это ты приходил ко мне с одной единственной просьбой? Обычно ты появляешься, только если накопишь не меньше восьми.

– Что ж, сегодня великий день, у меня их всего только семь.

– Считай, тебе повезло, мне нравится эта цифра. И почему ты не снимешь девочке боль, за что ты ее мучаешь?

– Не могу, Сэнта. Сними ты.

Она ответила ему весьма недоверчивым взглядом, но подошла.

– Лучше присядь, – попросила она меня. Я послушно опустилась на диван, она заставила меня откинуться на спинку, и впилась в меня взглядом. Глаза у нее были странные. Желтоватые….сероватые…зеленоватые…я никак не могла определить цвет ее радужки, а затем провалилась во тьму.

В себя приходила медленно, не сразу вспомнив, где я и с кем. Надо мной велся тихий разговор, но открыть глаза и рассмотреть говоривших не получалось.

– Кто заклинал ее на крови?

– Я.

– Твою кровь я чувствую. Кто еще?

– Это важно?

– Может оказаться важным.

– Дэлиата.

– Огонь и вода? Неудивительно, что твоя кровь не легла.

– Другой у меня не было. Тогда ей помогло.

Молчание. Затем она вновь вступает:

– Что ты на самом деле хочешь?

– Сделай ей нормальную регенерацию.

– Чтобы ты мог играть вечно? Не за мой счет.

– Это не игра, Сэнта. Ну подумай сама: с ее возможностями она дохнет от каждого ветерка!

– На ее спине крайне интересный рисунок, Анхенаридит. Я должна подарить тебе возможность его подновлять? Не думала, что ты докатишься до такого.

– Это не то, о чем ты… Я сорвался! Бездна тебя забери, Сэнта, это мог быть кто угодно, хоть ты, хоть… Я просто хочу, чтобы она выжила. Раз уж ты не можешь помочь мне, помоги ей!

– Нет, Нэри. Здоровье я ей поправила, но вмешиваться в ее природу я не стану… И когда ты следующий раз сорвешься, будет лучше, если она сможет хотя бы умереть. Если хоть часть того, что я слышала о твоей жене, правда…

С чудовищным грохотом хлопает дверь. Дом пару секунд трясется от основания и до крыши, затем наступает тишина.

Через какое–то время на лоб ложится прохладная рука. Глаза открываются, во всем теле легкость, в голове ясно, как никогда. Я лежу в кровати уже совсем в другой комнате, мое белое платье аккуратно висит рядом на стуле.

– А чего хочешь ты, Ларис? – спокойно интересуется сидящая возле меня Сериэнта.

– Жить.

– С ним?

– А разве это возможно?

– Какое–то время – да.

– А потом?

– Ты же знаешь ответ. Мы – те, кого называют «вампиры». Мы и сами себя называем так столь давно, что наши собственные дети искренне верят, что это самоназвание.

– А разве это не так?

– Уже очень давно это так. Возможно, кому–то из нас искренне хотелось бы быть другими – но мы не можем. И вот мы создаем государство людей, мы сами играем в людей. Но при этом мы не перестаем быть теми, для которых люди – это пища. Если долго разговаривать с едой, сойти с ума – можно, перестать есть – все равно не получится. Анхенаридит, возможно, действительно хотел бы быть тем, кого он пытается изобразить. Но он не может. Сама природа его никогда ему этого не даст.

– Почему вы называете его Нэри?

– Потому, что все остальные называют его Анхен. Могу же я взять что–то лично для себя? – она чуть пожимает плечами и поднимается, отходя к столу. – Я думаю, ты можешь встать, Ларис, голова не должна кружиться. И я с удовольствием покажу тебе сад. Ты ведь здесь впервые?

Мы долго бродим с Сериэнтой по саду, она что–то рассказывает мне о цветах, но я так и не могу понять, что скрывается за ее дружелюбием. Анхен просил у нее…по сути – возможности для меня быть с ним, не опасаясь за свою жизнь. Неужели она могла бы мне это дать? Но она отказала, заявив, что лучше мне умереть от его руки. А сейчас – мила, добра и приветлива.

Как можно понять этих вампиров? Они так легко решают, что нам лучше бы умереть в той или другой ситуации, но вот сами, почему–то, умирать не спешат…

– Почему вы живете здесь? – спрашиваю я Сериэнту.

– Ну, возможно мне нравится, когда ароматы горячей человеческой крови смешиваются с ароматами цветов, – улыбается она, чуть пожав плечами. – А возможно, я ничуть не лучше чем Нэри, и тоже люблю бродить среди людей, притворяясь человеком. Знаешь, одно время у нас даже была такая игра. Надо было выйти в город, познакомиться и подружиться с как можно большим количеством человек, и никто из них не должен был догадаться, что ты вампир.

– А потом вы убивали их себе на ужин.

– Нет, ну что ты. Это все равно, что проиграть. Смысл в том, чтоб они никогда не узнали, что ты вампир. Самые удачные знакомства длятся годами. Потом, правда, становится неинтересно, и ты просто пропадаешь из их поля зрения…

В какой–то момент к нам присоединился Анхен, и мы бродим втроем. Об услышанном мной разговоре (или о разговоре, который мне дали услышать) не было сказано ни слова. Гуляем мы долго, и в личных садах Сериэнты, и в тех, что она открыла для публики. Среди гуляющих много молодежи, но компании, в основном, однополые, либо юноши, либо девы, влюбленные пары встречаются крайне редко.

– Сюда приезжают мечтать о вампирах, – объясняет мне Анхен. – Кто ж повезет любимую девушку туда, где она может встретить Великого и позабыть о простом человеке?

– И часто вампиры прилетают сюда мечтать об ужине?

– Ну, некоторые – так просто ножками приходят, верно, бабушка?

– Да, внучек, да любимый. А некоторым, так лететь приходится, аж из самого Светлогорска, да еще девочек всяких для отвода глаз с собой притаскивать. Ты где гулял–то, милый? Съел ведь небось кого–нибудь, пока мы делом были заняты, а, внученька?

– Да, бабуля, еще и прикопал там, под кустиком.

– Ой, спасибо, внучек, удобрение мне будет.

– Вот мало того что сами вампиры, еще и шутки у вас…вампирские, – не выдержала я. – Слушайте, а вы точно бабушка и внук, или это тоже такая вампирская шутка?

– Нет, это правда, – подтвердила Сериэнта. – Шутка в том, что я его младше. И этот мерзкий родственничек не ленился напоминать мне о степени нашего родства, даже когда мне было два года!

– Ну, даже в два ты была очаровательнейшей бабушкой, – смеется Анхен, целуя ее в щеку.

– Ты представляешь, как я могла к нему относиться? – всплескивает руками Сэнта.

– А ему тогда сколько было?

– Внучку моему? Семьдесят четыре.

Мы незаметно доходим до розария. Вернее, это я, поддавшись их настроению, не сразу сообразила, что меня окружают розы. Вампирские розы. И сразу стало как–то все равно, чья там бабушка кому дедушка. Роз было много, и они цвели, цвели… Они стелились по земле и обвивали шпалеры, стояли скромными низкорослыми кустиками и гордо красовались огромными кустами. Изящно–стройные и расхристанно–карнавальные, с бутонами по пять лепестков и по пятьсот пятьдесят пять. Всех видов, форм и оттенков, они внезапно окружили меня, и мне стало казаться, что я задыхаюсь в их ароматах

– Я хочу уйти. Хочу выйти отсюда, здесь душно.

– Хорошо, – соглашается Анхен, – идем, я знаю, где тебе понравится.

Он уверенно ведет меня через сад, нигде не задерживаясь, пока через небольшую калитку мы не выходим к реке. Сериэнта отстала, вернее – просто не пошла с нами туда, где не росло ни одного цветка. Никогда не думала, что вид выжженной солнцем травы может так меня порадовать. Мы стояли на небольшом косогоре, легкий ветерок нес от реки прохладу.

– Давай спустимся, – потянула я к воде.

– Иди одна, я подожду, – Анхен садится на траву, а я спускаюсь к реке, сбрасываю босоножки и долго брожу по прохладной воде. Это успокаивает, вода всегда меня успокаивает. Значит, он хотел для меня защиты? Он действительно за меня волновался?.. Ну, не дали, чудес не бывает. Вот розу тут подарят легко, а защиту…Зато поясницу вылечили, уже счастье…И что там было про его жену? Он все–таки женился? И ведь не спросишь, сразу ж начнет свое «девочки женятся на мальчиках, а в мою личную жизнь не лезь».

Возвращаюсь к Анхену и сажусь рядом. Он обнимает меня и целует в висок.

– Устала? Скоро полетим домой, мне вечером надо быть за Бездной.

– Ты женился? – не выдерживаю я.

– Нет, – он удивленно на меня смотрит. – С чего ты это взяла?

– Инга говорила, что ты должен жениться, родить наследника, – рассказывать о подслушанном разговоре не хотелось.

– Ты общалась с Ингой? Что еще она тебе наговорила?

– Разное. Почему она руки себе порезала, и как ты ее ножом…едва не зарезал. А правда, что она видела Владыку?

– Правда. Надеюсь, тебе повезет больше, и ты его не увидишь.

– А он тебе, часом, не родственник?

– С чего ты взяла?

– Ну, не знаю, зачем ему тебя женить?

– Я б ответил, но это будет не политкорректно.

– Как?

– Как не следует говорить про Владыку.

Я смеюсь.

– Вот поэтому ты меня и спасаешь.

– Почему?

– Сам такой.

– Какой?

– Неполиткорректный.

– Ну, это очень вольное допущение, – он тоже смеется, и целует меня в губы. Сначала легко, а потом опрокидывает на траву, и целует уже всерьез, страстно, требовательно, глубоко проникая языком. В первый момент я еще ощущаю, как колют спину жесткие травинки, но почти сразу это становится неважно, все на свете становится неважно, кроме его настойчивых губ, его рук, скользнувших в вырез платья, пальцев, ласкающих мою грудь. Я не хочу и не могу сопротивляться его ласкам. Никогда не могла. И никогда не хотела. Я если и хотела кого в своей жизни, то только его. Его ласки обжигают, поцелуи сводят с ума. И когда он резко кусает меня за нижнюю губу, я и сама не могу понять, был ли вырвавшийся у меня вскрик данью боли или желания. Тяжесть его тела несет блаженство, пальцы скользят по внутренней стороне бедра, ласкают тонкую ткань трусиков…или уже не ткань…настойчивые такие пальцы…или уже не пальцы… Его губы скользят поцелуями к моему уху, спускаются на судорожно выгнутую шею…

Внезапно ледяная вода ударяет меня по лицу, хлестко, словно пощечина. Заливает глаза, рот, я захлебываюсь и пытаюсь прокашляться.

– С–с–сэнта! – злобно шипит Анхен, поднимая от меня голову и глядя на дорогую бабулю совершенно безумным взглядом. С его волос ручьями течет вода, полностью одетым (или, хотя бы, прилично полуодетым) его не назвать даже при очень богатом воображении. Он скатывается с меня в сторону, резким жестом оправляет мне подол платья, и начинает довольно неторопливо приводить в достойный вид свои джинсы, не сводя с Сериэнты злобного взгляда.

– Хотелось присоединиться – могла бы просто сказать, – неприязненно бросает он ей, застегивая, наконец, ширинку.

Она возвышается над нами в обнимку с ведром, из которого только что нас окатила.

– Спасибо, дорогой, у меня на сегодня другие планы.

– Какого дракоса ты встреваешь, когда не просят?!

– Потому что точно знаю, что потом будут просить! – она тоже срывается на повышенные тона. – Ты сейчас премиленько развлечешься, затем бросишь мне на руки полухладный труп и растаешь в голубой дали, а мне ее с того света вытаскивай?! Это ж только у тебя у нас дела, у других дел нет, кроме как проблемы твои решать! Хочешь развлекаться – имеешь право! У себя дома и без моей помощи!

– Сэнта, перестань! Я бы не стал доводить до крайности!

– Ей расскажи, она поверит! Не мытьем, так катаньем, да, Нэри? Ты ведь никогда не сдаешься? Плохо доходит слово «нет»? Повторяю еще раз: я не стану этого делать! – и она с силой швыряет ему в голову ведро. Анхен очень спокойно ловит его и, подержав в руках несколько секунд, резко бросает обратно. Сериэнта ловит свое ведерко с не меньшей легкостью, но тут же, вскрикнув, выпускает его из рук.

– Сволочь! Ты мне руки обжег!

– А надо еще голову оторвать за твои выходки! Не хочешь помогать – не надо. Хотя бы не мешайся, куда не просят!

– А вот тогда не прилетай и не проси! – она резко разворачивается и уходит.

А я так и лежу, и не понять, все еще вода течет по лицу, или все же слезы. Даже розы ведь не подарит напоследок. Так убьет. Чтоб раньше времени не догадалась.

Анхен наклоняется надо мной, и поправляет бретельки лифчика, возвращает на место плечики платья, затем помогает подняться и притягивает к себе.

– Не плачь. Все не так уж страшно. Ведь было же хорошо? Вот и дальше все было бы хорошо. Даже лучше.

– Я не хочу умирать. Даже за «очень хорошо», – меня колотит дрожь. Не то от ледяной воды, не то от поздновато проснувшегося инстинкта самосохранения.

– Я никогда не убью тебя.

– Ты можешь не рассчитать. Или потом, когда надоест. И ты ведь, в самом деле, бросил бы меня здесь.

– Да. Это было бы идеально. Сэнта позаботилась бы о тебе лучше всех врачей галактики.

– Она не хочет.

– Она целитель, Лара. Она не может не спасти умирающего. Говорит, моя кровь тебе не подходит. Вот дала бы свою.

– Ты отвезешь меня домой? Ко мне домой?

– Ну а что мне остается? – он вновь потянулся ко мне с поцелуем, но я отвернулась, и он поймал только соскользнувшую с уха каплю.

Домой мы летели в молчании, и я никак не могла отделаться от мысли: а остановила бы нас Сериэнта, если бы на ее вопрос я дала другой ответ? Любой другой? Глава 2. Работа

Первого сентября, как известно, праздник. Вот только я никогда не видела тех, кто его празднует. Зато не раз видела тех, кто печально говорит «ох!». Вот и Варька говорила «ох!», бросая в портфель чистые тетрадки и набивая пенал карандашами. Бедные школьники, и всего–то три месяца у них каникулы, как не пожалеть!

Сама я ужасно нервничала, готовясь к первому учебному дню. Потому как для меня это был еще и первый рабочий день. И работодатель известен, и место знакомое, и суть работы в общих чертах ясна. Вот только…

Анхена я не видела с того дня, как он возил меня к Сериэнте. Тогда он молча довез меня до дома, выгрузил рюкзаки нам на балкон, и улетел, растаяв в небе красной искоркой. Думать о том, что было и о том, чего едва не было, до сих пор не хотелось. Потому что я все равно не смогу решить, что это: его искренние чувства ко мне или его очередной «смелый эксперимент»? А уж его попытку целенаправленно бросить меня на грань жизни и смерти, в призрачной надежде, что меня спасут…вынуждены будут спасти…и улучшить…старалась не комментировать даже мысленно. Мне с ним еще работать как–то вместе.

Петька поправлялся, и вроде даже не очень переживал по поводу шрамов. Он ощущал себя теперь настоящим охотником, убившим своего первого медведя. О том, что это был не медведь, а медведица, защищавшая своих медвежат, как–то не уточнялось. Как и о судьбе медвежат. Но это при беседе с людьми, от охоты далекими. При беседе же с охотниками – наоборот, подчеркивалось. Охотники – они иначе мир видят. Главное это победа. И доказательства того, что битва была нелегкой. А разъяренная медведица – это вам не шутки.

Первого числа пришла на работу даже раньше назначенного времени. Видимо, с перепуга. К счастью, Анхен уже тоже был, а то стояла бы я под дверью и выглядела крайне глупо. Не Анхен, конечно. Светлейший Анхенаридит во всей своей вампирской красе. И понеслось.

– А что, ничего приличней у тебя не было? Лара, мне все равно, как ты ходишь в свободное время, но сейчас ты официальное лицо!

– Простите, куратор, но президентский портной на меня не шьет.

– А зря. Но в магазинах готового платья тоже можно найти немало достойной одежды.

– Достойная одежда, как правило, стоит достойных денег, а ближайшая зарплата у меня, если не ошибаюсь, двадцать первого.

– Не прибедняйся. Маму с папой пока тоже с работы не выгнали. Далее. Что у тебя в ушах?

– Серьги.

– Пластмассовые?

– Это бижутерия.

– Это дешевка. Серьги должны быть неброские, но золотые.

– Я не заработала еще на золотые.

– Хорошо, считай, заработала, – он достает из кармана бумажник, не глядя вынимает из него наличность и всучает мне.

– Я не возьму!

– Возьмешь. И чтоб отговорок, что тебе на что–то не хватает денег, я больше не слышал. Ногти почему не накрашены? На лак тоже не накопила?

– Я не люблю красить ногти.

– Придется полюбить. Твои руки на виду, значит должны быть ухоженными. И не черни так страшно глаза, достаточно просто накрасить ресницы.

– Может, ты меня просто уволишь?

– Нет, буду воспитывать. Сейчас мы с тобой идем в Зал на Посвящение в студенты.

– Я там зачем?

– Меня развлекать. Лариса, если я говорю, что что–то надо делать, ты это берешь и делаешь. Без пререканий и дурацких вопросов.

– Мне плохо в этом Зале.

– Тебе везде плохо. Мне на луну тебя отправить? Идем, времени уже нет.

Идем. Благо, идти далеко, светлейший начальник может продолжать свои поучения и по дороге.

– Просто сядешь в Зале, и будешь сидеть. Хочу взглянуть, как на тебя все это действует. Постарайся сама спокойно разобраться в ощущениях. Что именно ты видишь, слышишь, чувствуешь. Старайся не вникать в то, что конкретно я говорю. Только ощущения. Если действительно станет плохо – закружится голова, возникнет тошнота и тому подобное – выходи. Но именно физически плохо, а не потому, что тебе смысл фразы какой не понравился.

– Зачем тебе все это?

– Ларис, если ты собираешься жить в этой стране, надо учиться жить по ее правилам. Даже если эти правила негласны и тебя не устраивают. А для этого надо точно знать – что ты можешь, а чего нет.

– Тебе просто нравится меня мучить. В рамках очередного эксперимента.

– Да не мучаю я тебя, когда ж ты это поймешь?!

– На нас люди смотрят, куратор, а вы забыли натянуть всепрощающую улыбку Великого и Мудрого.

– Я тебя отечески поучаю.

– Так вы теперь в отцы мне записываетесь? У вас отцы всегда с дочерями на травке валяются?

– Нет, только при наличии взаимной симпатии. Что–то еще о вампирских обычаях?

– Да нет, на сегодня спасибо, хватит.

Мы подходим к Залу.

– А вот теперь улыбка. Тебе тоже, кстати, не помешает.

У меня выходит кривовато. Еще бы, после устроенной на ровном месте выволочки, да в ожидании предстоящего мероприятия. Ладно, все не голодных вампиров ублажать, пересижу как–нибудь. Ну а светлейший Анхенаридит стал воистину светел, доброжелателен, обаятелен, прекрасен! Живое воплощение всепонимающей вампирской любви и неземного великолепия. И зачем ему Зачарованный Зал, он и так любого зачарует!

Он застревает при входе, здороваясь и раскланиваясь, я прохожу в Зал и пытаюсь отыскать местечко поближе к выходу. Но первые ряды все заняты. Еще бы, все ждут вампира, возможно, первого в своей жизни, и жаждут разглядеть его поближе. Ну, или чтоб он их разглядел.

Наконец с краю, ряду в шестом нахожу незанятый кусочек скамейки.

– Можно? – интересуюсь у сидящей там девчонки.

– Да, конечно, садись, – она оживляется. – Меня, кстати, Катя зовут. А тебя?

– Лариса.

– Здорово, что мы здесь будем учиться, правда? Знаешь, я до последнего не верила, что пройду. А ты легко поступила?

– Да нет, не очень, – кажется, меня приняли за первокурсницу.

В Зал, в компании пары профессоров, входит Анхен. Целует в щечку Еву, поднявшуюся со своего места ему навстречу, полуобняв ее за плечи что–то недолго с ней обсуждает, затем проходит и занимает свое место в президиуме. Зал, как–то не сразу, но в какой–то момент завороженно замирает, провожая его глазами.

– Ой, это же… – шепчет взволнованно Катя, – это же настоящий вампир, смотри, смотри!

Этот? Этот не настоящий, очень хочется ответить мне, это он так прикидывается. Но отвечаю корректно:

– Это наш куратор. А светлейшая дама, с которой он столь нежно обнимается, – декан.

– Как он может ее целовать, она же старая, – неприязненно сообщает мне новая подружка. Даже как–то обидно за Еву становится. Она не старая, она пожилая, и выглядит в свои шестьдесят с лишним – дай светоч каждому.

– Ну, по возрасту–то все ему ближе. Он у нас вроде тоже – не молоденький, – не смогла удержаться от шпильки. Интересно, а он нас отсюда слышит?

Гул. Ближайшая сиреневая панель напряженно вибрирует. Бездна, как я умудрилась сесть прямо под этим вампирским кошмаром? Но светлейший куратор вроде молчит? Ага, и посматривает на меня с легкой усмешкой. То есть это лично мне приветик? Чтоб лишнего не болтала? Отвечаю максимально вежливой улыбкой и чуть склоняю голову в поклоне. Великий чуть приподнимает одну бровь. Интересуется результатом воздействия? Чуть пожимаю плечами. Ну вибрирует. Жить можно.

– Такое чувство, что он смотрит прямо на меня, – взволнованно шепчет Катя.

– Просто в зал. Я думаю, тут многим так кажется. Просто очень хочется, чтоб так оно и было, вот и мерещится.

Меж тем светлейшая Ева поднимается за кафедру и открывает собрание.

– Интересно, а он со студентками знакомится? – Катю мало заинтересовала Ева.

– Только в экстренных случаях на голодный желудок.

Панель надо мной снова гулко завибрировала. Вот и ясно, кто у нас еще декана не слушает. Интересно, а она одна вибрирует, или это я только ближайшую слышу? Начала оглядываться, присматриваясь к другим панелям. От них вроде ничего. Или уже вообще ничего не гудит? Взглянула на вампира. Вновь вопросительно приподнятая бровь. Тихонько киваю на ближайшую панель и поднимаю указательный палец: одна? Он опускает глаза: да.

– Ты что, никогда не хотела познакомиться с вампиром? – не может успокоиться Катя. Вот не повезло ж с соседкой. Интересно, а во время Его речи она тоже будет болтать?

– Подруга моя хотела. Очень сильно.

– И что?

– И познакомилась.

– Счастливая. И как ей?

– Мне говорили, что понравилось. Но они могли перепутать. Подозреваю, что больше понравилось им.

– Кому им? – не понимает Катя. – А подруга что говорит?

– А подруга ничего уже не говорит, ее ж за Бездну забрали, а оттуда даже писем не присылают.

– Как романтично, – вздыхает девчонка, не отрывая плотоядного взгляда от куратора. – Интересно, а какой он в постели?

– Сонный, – недовольно буркаю я. Вот действительно, что ж их не кидать–то на диваны охапками, если они только об этом и мечтают? Катя вперивает в меня недоуменный взгляд.

– А, ты о сексе? – поправляюсь я. А то возмутится сейчас кто–нибудь, что репутацию его порчу. – Ну, кровожадный, наверно. Он же вампир, ему положено.

Катя сладострастно вздыхает. Глаза с поволокой вновь устремлены на Великого. А я вновь слышу легкий гул. Ненавязчивый такой. И не отсюда. Ближайшая панель «молчит». Начинаю прислушиваться и оглядываться. В углу. Анхен вновь вопросительно поднял бровь. Киваю на дальний угол. Вопрос не снимается. Светлейший куратор желает точнее?

– Крайняя правая по задней стенке, – шепчу негромко. Вампирские очи опускаются. Ответ услышан и засчитан.

– Что? – недоуменно косится на меня Катя.

– Нет, ничего, это я так.

Наконец, слово получает куратор, и тишина становится абсолютной, даже Катя больше не болтает.

– Здравствуйте! Я рад приветствовать в этом Зале… – ну да, он рад, он счастлив, он всех нас любит. Ему даже говорить об этом не нужно, так улыбка его нежна и искренна, так очи его неземные сияют. С первых его слов гул оглушает, панели словно взрываются, мне кажется, сам воздух дрожит от вибраций. Я с трудом слышу, что он там вообще говорит. А говорит ведь какую–то туфту про то, как он счастлив наблюдать, как новая плеяда талантливых и жаждущих знания врывается в наши дружные ряды. Да, у нас тут все дружные, не в бровь, а в глаз. Самый дружный – Общественный Совет, там вообще все как один, мысли друг у друга не читают только потому, что не интересно, они и так там у всех одинаковые.

А зал гудит, и я никак не могу от этого отрешиться. Неприятно. С трудом пересиливаю желание вскочить и убежать. Голова не кружится, тошноты нет, в обморок не падаю, значит, надо терпеть. Ну могу же я это вытерпеть, самой уже интересно. Слышу его с трудом, словно мозг отказывается воспринимать информацию, и звуки пролетают мимо, мимо…

Смотрю на куратора. Красив. Не чертами лица даже, скорее его выражением, всем своим обликом, элегантным и строгим, вдохновением в речах и взоре. А в джинсах он мне все равно нравится больше. Ему, видать, без галстука ленивей изображать Великого Учителя, может просто общаться. Жаль, что вампиры не такие красивые, какими кажутся. Жаль, что он не такой красивый. Хотя – вот Петьку же спас. А зачем ему Петька? Ну я – ладно, интерес у него ко мне. Гастрономический, научный, кто ж разберет, главное есть. А Петька ему на кой? И в Пахомовке тогда – и навестить, и не обидеть… Женить его на мне решил и посмотреть, какие дети получатся? Все равно много лишних телодвижений… И что там Сэнта намекала на его жену? И почему он утверждает, что не женат?..

Когда ж он закончит–то уже, меня этот гул с ума сведет скоро! Устало опустила голову на руки и прикрыла глаза. Гул утих. Сначала стал еле слышным, затем исчез совсем. А куратор продолжал вещать. Поднимаю голову, пытаясь понять, что происходит. Анхен смотрит на меня с беспокойством. Неужели решил, что плохо стало, и сжалился? Пожимаю плечами: да нет, жить пока буду. Он отводит взгляд, продолжая рассказывать о том, что врачи нашей стране нужны только самые лучшие, и ради того, чтобы стать достойным и нужным своей стране, следует отдать все свои силы, позабыв про сон и отдых. Ведь мы же хотим, чтоб страна у нас была самая лучшая? Значит, каждый из нас и должен быть – лучшим. Страна состоит из таких, как мы.

Интересно. Значит, камень может молчать, может говорить. Они им управляют: хотят – посылают волну воздействия, хотят – нет. Причем избирательно, на любой из камней.

– И последнее, – произносит светлейший куратор, и я едва от радости не подпрыгиваю – последнее! – Порой у некоторых студентов возникает вопрос: а как можно лично со мной познакомиться?

Я хмыкаю. Не вынесла душа поэта. А подслушивать, оно вообще того, вредно.

– Познакомиться со мной не сложно. Я веду практику по хирургии на старших курсах. К себе в группу беру только самых лучших. Посредственные и ленивые хирурги никому не нужны. Станьте лучшими из лучших, и вы не только лично со мной познакомитесь, но и операции начнете делать под моим руководством.

Интересно он им жажду познания его на жажду познания профессии перенаправил. Весь такой строгий и неприступный. А с кем ему надо, он и сам прекрасно познакомится, вот уж не сомневаюсь.

– На этом у меня все, и я с удовольствием вновь передаю слово нашему уважаемому декану светлейшей Еве Градовой.

Зал сотрясают аплодисменты. Анхен склоняет голову в легком поклоне, а панель надо мной вновь начинает вибрировать. Теперь уже я удивленно вскидываю брови. Вибрация переходит на следующую по направлению к выходу панель, затем дальше, дальше – вплоть до двери. Так я могу идти? Радостно вскакиваю, попутно отмечая, что уважаемый декан на время речи куратора из зала выходила, а заходит только теперь, обмениваясь с выходящим вампиром дружеским кивком.

– Ты куда? – тянется ко мне Катя.

– В хирурги записываться, – ляпаю, не подумав.

– Я с тобой! – она подхватывает сумку и тоже начинает спускаться.

– Сиди, я ж пошутила!

Куда там! Она выскакивает из Зала следом за мной.

– И кто тут у нас? – с усмешкой комментирует наше появление поджидающий меня Анхен. – Неизвестный с хвостом? Хвост я не приглашал.

– З-дравствуйте, – глупо улыбаясь, лепечет Катя.

– Здравствуйте, дорогая студентка первого курса. Мероприятие еще не закончено. Вернитесь, пожалуйста, в зал. Я, кажется, довольно подробно описал тот единственный случай, в котором вы могли бы меня заинтересовать.

– Я просто… – Катя жутко краснеет. Анхенаридит, с подчеркнуто дежурной улыбкой, молча указует ей на Зал. Она туда буквально сбегает.

– Лариса, и чтобы это было в последний раз. Твоя задача оставлять их всех по ту сторону двери, а не тащить ко мне в кабинет.

– Я не тащила, она сама.

– Они все будут сами. У тебя сейчас столько подружек появится – отбою не будет. Учись их осаживать. Их не должно быть ни в моей приемной, ни в ближайшем к ней коридоре.

– Я постараюсь.

– Ты сделаешь. Если ты в себя не веришь – кто в тебя поверит? Держи ключи. Сбегай в буфет, купи что–нибудь к чаю. И впредь следи, чтобы всегда что–то было. В десять у меня совещание, кто придет раньше – пусть ждет. Кто по другим вопросам – не сегодня. Запишешь, кто и что хотел. И вежливо пообещаешь позже с ними связаться. Все, беги, поговорим ближе к вечеру.