355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алина Борисова » Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной (СИ) » Текст книги (страница 13)
Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной (СИ)
  • Текст добавлен: 30 апреля 2017, 02:30

Текст книги "Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной (СИ)"


Автор книги: Алина Борисова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 99 страниц) [доступный отрывок для чтения: 35 страниц]

– Инга – секретарша твоя?

– Моя. Я с чужими секретаршами не гуляю.

– А со своей, значит, гуляешь?

– А то! – он задорно подмигнул мне, усмехаясь. И уже совсем серьезно добавил: – она ж мне самый близкий человек, Ларис. Ты сама подумай: вот ты, к вампирской ауре практически не чувствительная, и то, проведя со мной рядом пару часов, потом ни один день в себя приходишь. А она обычная девочка, у нее вообще иммунитета нет. И она со мной рядом каждый день. Ты хоть отдаленно можешь себе представить, что она чувствует? Как она меня ощущает? Секретарша вампира – страшная профессия, Лариска, очень вредная для здоровья. И вовсе не потому, что у нее кто-то всю кровь до последней капли выпьет. Вот уж что ни одной из них не грозит. Психика страдает. И сильно. Так что не обижай мою девочку всякими гнусными домыслами. То плохое, что ты можешь вообразить обо мне, я тебе прощу. Но вот за нее – могу обидеться всерьез.

– Но Анхен, я же никогда, я и видела то ее только один раз, да и то мельком.

– Это я так, на будущее. Коль уж речь зашла, чтоб больше к этой теме не возвращаться.

– А… можно…я одну вещь спрошу? – очень нерешительно начала я. – Ну, чтоб больше к этой теме не возвращаться? Мне вот просто сейчас в голову пришло…

– Давай уж свой вопрос. Уж лучше я отвечу, чем ты сама себе чего-нибудь навыдумываешь.

– Да нет, я просто… вот ты же вампир. Куратор. И ни одна девушка на свете не в силах сказать тебе «нет». Ну, ты сам в это веришь. И в секретарши ты мог бы выбрать себе… Ну, обычно начальники выбирают себе кого покрасивше, поэффектней. А у тебя же любая будет работать с радостью… – я мялась, не зная, как сформулировать. Решит еще, что я «обижаю его девочку».

– Ларис, в чем вопрос-то, говори уж прямо.

– Хорошо. Только чур, я никого не обижала! Вопрос: почему у тебя секретарша такая… некрасивая? Не в смысле уродка, просто – обычная такая, среднестатистическая… Ну, когда идешь к куратору, ожидаешь, что у него и секретарша – нечто настолько выдающееся, сражающее наповал своей красотой, что и слов не подобрать, – выговорила и взглянула на него с опаской, а вдруг все же обиделся.

А он смеялся! Просто ухохатывался, словно я такую глупость сказала несусветную, что вот прям хоть стой, хоть падай.

– Инга моя некрасивая? Среднестатистическая? – Светоч, вот уж не думала, что этот вампир может так откровенно ржать, словно в цирк его сводили. – Ну спасибо, повеселила. Тебе надо почаще позволять задавать вопросы, ты как спросишь чего… А Инга моя красавица. И краше ее я еще не встречал. Я и в самом деле мог выбрать себе самую лучшую. Я и выбрал – самую лучшую. И все кураторы по эту сторону Бездны мне завидуют.

Вот это он что – совсем-совсем всерьез? Да что он нашел-то в ней, я и лица ее уже даже не помню, только волосы эти ее обрезанные, а без волос – какая уж там красота?

– Я объясню, – снизошел вампир, глядя на недоуменное выражение моего лица. – Это просто разница восприятия. Люди видят окружающих плоско, словно картинку в журнале. Вот что на картинке уместилось – то для них и красота, или ее отсутствие. А вампиры видят прежде всего свет, ауру, кровь. Остро ощущая при этом и эмоции, и запах. И уже на это на все накладывается внешняя картинка. Мы каждое живое существо воспринимаем неким сложносоставным цветком, переливами света, цвета, запаха, эмоций и внешних контуров. И та же Инга для меня, да и для любого вампира – это потрясающей красоты цветок, столь яркий, насыщенный и светлый, что и не знаю, с чем сравнить, чтоб было понятней. А вот чтоб увидеть ее такой, как видишь ты, или любой другой человечек, это мне надо определенные усилия прикладывать, да только мне оно особо зачем? Даже живя в вашей стране я в человека не превращаюсь.

– А я для тебя – какой цветок? – не смогла удержаться от вопроса. Не все же мне дифирамбы его секретарше выслушивать. Достаточно уже и осознания того, что он вспоминает обо мне, только когда «Инга его» куда-нибудь девается.

– Ты? – он чуть задумался. – Ты цветок экзотический, яркий, генетически модифицированный, я бы даже сказал. И оттого свет в тебе очень неровный. То вспыхнешь красотой, а то обращаешься в ее противоположность. Ты – дитя Бездны, в тебе, как в ней – столько всего понамешано.

– И что же это в Бездне понамешано? – почти обиделась я. – Ты сам говорил, она – изнанка мира, там только смерть и тьма.

– Ну, значит плохо говорил, или ты плохо слушала. Ладно, я все равно обещал тебе сказку. Новогоднюю. Что ж, какой Новый Год, такие нынче и сказки. Слушай. Велика земля наша, и много в ней чудес. Но самое великое ее чудо равно дано лицезреть и людям, и вампирам, – голосом умудренного сказочника начал рассказывать Анхен. – И имя этому чуду – Бездна. Ошибаются те, кто считает ее просто дырой в земле, провалом на месте древней катастрофы. Бездна – это место, где себя нам являют Боги.

– Ты прости меня, конечно, Анхен, это очень красивая сказка, но вот только меня в школе учили, что богов не бывает. И как-то так хорошо научили, что не знаю, что мне теперь с этим и делать, – не могла не встрять я. Басни про богов и героев я не любила никогда, был у этого сорта литературы какой-то весьма специфический привкус. Легкий запашек полуистлевшего мозга, ибо совершенство разума несовместимо с обожествлением сил природы.

– Ну, видимо придется потерпеть, – невозмутимо отозвался вампир. – Сказка серьезная. В школе настолько серьезным вещам редко учат. Ну а Бездна… Знаешь, Бездна всегда была границей между мирами, Не только между вашим и нашим. Это еще и граница между миром Света и миром Тьмы. Мифическое место нескончаемой битвы Предвечного Светоча с Хозяином Последней Ночи. Каждый день солнце льет свои лучи в Бездну, пытаясь загнать тьму в ее глубины, но каждую ночь тьма вновь расползается по миру. И потому мы, живущие на краю Бездны, есть создания света, несущие в душах тьму. И, подобно Предвечному Светочу, мы пытаемся справиться с тьмой, и, как и он, мы справится с ней не в силах.

– Давным-давно, когда далекие предки вампиров еще не считали для себя зазорным поклоняться Божествам Солнечного Света и постигать тайны мироздания не только в научных лабораториях, – продолжал светлейший Анхенаридит свой экскурс по мифам древней бездны, – появилось в нашем языке понятие «Перекресток Миров». Таинственное место, трудноопределимое во времени и пространстве. Место, где миллиарды миров тихонько соприкасаются между собой тонкими-тонкими гранями. Место, где будущее встречается с прошлым. Место, где Боги слышат нас, а мы – Богов. В отличии от наших предков, нам нет нужды искать это место. Ибо с тех пор, как с карты мира исчезла одна из великих рек, Перекресток Миров прочно вошел в наш мир и в наши жизни. Это Бездна, Лариса. Наша Бездонная Бездна воистину не имеет дна.

Как-то даже не сразу сообразила, что на все это сказать. Сказка была какая-то… странная. Ни сюжета, ни чудесных приключений. Принцессы с драконами тоже катастрофически отсутствовали.

– А это присказка, Ларис, – понял он мой весьма слабый восторг. – А вот дальше начинается все самое интересное. Появляются главные герои. Вампир и дева. Больше тебе скажу. Конкретно ты и конкретно я. И появляются они – именно в Бездне. Погулять прилетели. Так, забавы ради. Но вампир соединился с девой на границе света и тьмы, и тем потревожил мироздание. Перекресток Миров открылся и Боги дали ответы на вопросы, которых никто из нас не задавал. А вот с ответами придется как-то жить.

Так, все, я шизею с этими вампирскими сказками.

– Анхен, скажи, а вампиры сводят людей с ума после того, как сходят сами, или это как-то одновременно происходит?

– А вот это как повезет. Не нравятся сказки?

– Заумные – нет.

– Хорошо, дитя эпохи просвещенного разума, скажу тебе проще. То, что было с нами в Бездне, из забавной прогулки превратилось в пророчество, и мне оно не нравится.

– Простите, светлейший Анхенаридит, вы врач, вы куратор, вы образованнейший вампир! И у меня просто уши начинают вянуть, когда вы так всерьез начинаете рассуждать о каких-то богах и пророчествах. Вы мне сейчас еще скажете, что наступил год конца света, потому как если все цифры его сложить, то выходит единица, а значит все едино умирать. – Цифры года пересчитывать бессмысленно, его с потолка взяли.

– ??

– Ну, надо ж было от чего-то события отсчитывать, вот и считаем от сотворения мира. А при том процессе, сама понимаешь, никто свечку не держал. Бухнули точку отсчета куда-то во тьму веков – вот и славненько. А вот то, о чем я тебе пытаюсь рассказать – вещь серьезная. И она не изменится от того только, что ты в Богов не веришь, или пророчества читать не обучена.

– А ты обучен?

– У меня всестороннее образование. И родился я задолго до того дня, как вампиры своих Богов прокляли. Я их, честно тебе скажу, тоже проклял, ну так они на то и Боги, что им наши проклятья – что журчание ручейка. Ты потеряла там шапку, помнишь?

– Трудно было бы забыть.

– Она слетела по моей вине и упала на рандэлэ.

– Куда?

– На счетчик. Измеритель. Как ты там его назвала? На фанарик. Красный. Помнишь, что это?

– Учитывая, что вокруг творится? Странный вопрос.

– Это была твоя жизнь, Лара, – произнес он очень тихо и очень убежденно. – По моей вине ты окажешься на грани. Между жизнью и смертью. И я не знаю, куда качнется тот фонарик. Я не поднял. С тобой на руках я опускаться туда не мог. А потом… я просто побоялся, Ларис. Побоялся, что вот спущусь – а шапки там уже нет, она упала. Лучше не знать. Вот я и не знаю. До сих пор, и до тех пор, пока…

Он сидел рядом со мной, усталый, сгорбленный. И во все это верил. Я чувствовала это, ощущала, вот как чувствовала, что снег холодный, а дыхание мое теплое. Он был так искренне всем этим расстроен, что мне даже стало его жаль, хотя он – Великий вампир, а я – просто дева. Плохо, оказывается, когда живешь слишком долго. Прогресс идет, а ты за ним не успеваешь. И машина у тебя летает среди звезд, а ты все там боженьку на облачке высматриваешь.

– И все равно глупо, – решительно сказала ему я. – Даже если все это сущая правда, во что я, прости, не верю. Но допустим. Ты старше, тебе виднее. Пусть. Но это моя жизнь упала в Бездну. Что тебе до нее? Ты вампир, я человек. Ты же сам мне сказал, что в год таких как я пару штук лично на тот свет отправляешь. Как нефиг делать, не особо печалясь. Сам же мне пел: слияние, трам-пам-пам. Ну вот и меня отправишь. В чем твоя печаль? В чем экстраординарность предстоящего события?

– Да сущий пустяк, дорогая. Я, видишь ли, поклялся. Там, в Бездне. Забавы ради присвоил себе имя Древнего Бога и от его лица поклялся. Смешно мне было, Ларка, весело. Вот я и пошутил. А Боги, тем более забытые и проклятые, таких шуток не прощают. Я поклялся тебя защищать, а по всему выходит, что погублю. А я устал, Лара. Я так устал губить всех, к кому почувствую хоть малейшую симпатию. Так устал быть вампиром.

Теперь уже я его обняла. И прижалась щекой к его плечу:

– Ты просто устал, Анхен. Тебе надо выспаться, и в голову перестанет лезть всякая муть. А когда вернешься назад, посмотри внимательнее: да пол университета спит и видит себя вампирами. И я уж не говорю про этих твоих подружек из больницы, на любое унижение готовы пойти, лишь бы их настоящий вампир кусанул.

– А я бы хотел их просто любить… А вынужден убивать.

– Так, стоп, в смысле? А кто мне тут рассказывал про вампирскую честь, про то, что все должны быть живы?

– Должны, да не у всех выходит. Вот есть там, к примеру, одна хорошая девочка, Алла.

– Блондинка? Крашеная?

– Блондинка. Крашеная. Это ее не портит. Наоборот. Нравятся мне блондинки. А у вас такой цвет натуральным не бывает. У вампиров бывает, а у вас нет. Белый-белый, как снег.

– Ты ж лето любишь.

– И лето тоже. Вот и Аллу – любил. Недолго, правда, кровь у нее не слишком ароматна, чуть приторна, на мой вкус. Разлюбил. Бывает. И у вампиров, и у людей. Обычное дело. Вот только девочка теперь горит. Мозг выгорает безвозвратно. От слишком близкого контакта со мной, слишком тесного, слишком эмоционального. Такое случается при близком общении людей и вампиров. Не со всеми, но бывает. Поэтому долго вампиру с человеком общаться нельзя. Я даже секретаршу себе постоянную завести не могу, каждые несколько лет менять приходится, лишь бы не видеть, как дорогой тебе человек выгорает, тает, оставаясь лишь оболочкой… Есть такое правило: за собой убери. Люди не должны бояться вампиров, не для того мы это государство создавали. И если человек сгорает по моей вине, я обязан лично отправить его на ту сторону Бездны. Хоть слиянием, хоть в стада, хоть на продажу. Вот и Алла – не справляется. Еще недели две я смотрю, как идут у нее дела, и если улучшений не увижу – она отправится писать заявление, что жаждет отдать мне свою жизнь. Она и жаждет. Вот хоть прям теперь. Да только кровь ее мне не вкусна, а значит в слияние я ее не возьму. Горло перережу, подарю друзьям, не знаю, не решил.

Нет, моему состраданию к бедным вампирам точно есть пределы. Я отстранилась от него столь явно, что он даже усмехнулся:

– Не дрожи, тебе не светит. У тебя иммунитет хороший. Не сгоришь.

– Я и не боюсь, – взглянула на него с презрением. – Ты хоть понимаешь, насколько омерзительную вещь ты мне сейчас сказал?

– Не знала, что вампиры убивают? Это вроде было первым, в чем ты нас обвинила.

– Тебе на нее плевать, Великий. Ты сидишь тут, сокрушаешься, что устал людей убивать. А на самом деле – тебя просто процесс утомил. Если б кто другой их за тебя приканчивал – вот было б счастье. Эта Алла из-за твоей минутной прихоти жизни лишается, из-за недоразумения, что волосы в белый цвет покрасила, а ты ее – даже поцеловать на прощание брезгуешь?! Друзьям отдашь на забаву?! Да ты же мразь, Великий!

Я вскочила. Меня опять трясло, из глаз текли слезы, да что ж с того.

– Не смей! – он даже голоса не повысил, а чувство было, что к земле придавил, настолько там ощутимо угроза звучала.

– А иначе что? Убьешь? Ну так убей, тебе можно, ты же вампир! Да и пророчество у тебя опять же удобное. Убей. Знаешь, я все думала, – спешно продолжила я, торопясь договорить прежде, чем он заставит меня замолчать. – Все думала о той девочке, что ты рассказал. Что перерезала из-за тебя вены. Все думала, как же так, она же любила тебя, как ты мог допустить? Если она не могла больше жить, то почему она не умерла, зацелованная тобой, выпитая до последней капли крови? Если так тебе ее жаль, как ты мог допустить, чтоб она умерла просто так, а не задыхаясь в твоих объятьях от блаженства?

Он открыл уже рот, пытаясь что-то сказать мне, но я не позволила ему встрять:

– А теперь я знаю: ей было противно! Она, может, и любила тебя, но ей было противно! Ты был ей омерзителен, и она сбежала, предпочла вылить свою кровь в помойное ведро, лишь бы не в тебя! Потому, что даже самое склизкое помойное ведро по сравнению с тобой – золотая чаша! И не от любви она с собой покончила, не тешься! От ненависти! Она так сильно ненавидела себя за то, что полюбила такую дрянь, что жить с этим не могла! Кровь в жилах сворачивалась! Вот и вылила, лишь бы не тебе, ублюдку, достаться!

Буквально выплюнув последнее слово ему в лицо, я поняла, что попала. Даже умудрись я ударить его, след от моей ладони не оставил бы на его бессмертном лике такого явственного отпечатка.

– Что, угадала? – злорадно бросила ему вдогонку. – Не провожай. Спасибо за чудный вечер!

Буквально грудью налетела на дверь и бросилась вниз по лестнице. А он так и остался сидеть там, под звездами, среди огней чужого и не нужного ему праздника.

Уже выходя из дверей больницы вспомнила, что так и не спросила у него о том, ради чего, собственно, приходила. Почему он поставил мне запрет на донорство? Что не так с моей кровью? Возвращаться, понятно, не стала.

* * *

Домой добралась уже под утро. Хотя целенаправленно шла именно туда. Шла, рыдала, злилась, останавливалась, пытаясь отдышаться и успокоиться. Все казалось, сейчас догонит. Догонит и… не знаю, страшно не было. Злость была, и безрассудство безумное: ну, пусть убьет, а мне, быть может, еще удастся его ударить. Хотя бы словом! Как я ненавидела его в ту ночь! За то, что слушала, за то, что поверила и даже пожалела. За то, что он умел так говорить, что казался нормальным. Мудрым, добрым. Любящим. Не влюбленным, нет, любящим нас, людей, как нас в школе про вампиров учили: «и возлюбили вампиры людей, как дражайших чад своих…»

Вокруг праздновали. Веселые, шумные компании постоянно попадались мне навстречу, и одинокая девушка в слезах вызывала и недоумение, и дискомфорт, и желание утешить. Понятно, что ни первые, ни вторые встреченные мной молодые люди сквозь мое отчаянье не пробились, но где-то, как-то… И вот уже меня угощают сидром, и я смотрю, как запускают фейерверки, и меня даже кто-то обнимает. А может, и целует. Помню, что почему-то я оказалась в парке, и шумною толпой мы катались с огромных ледяных гор, и опять были фейерверки, и сидр, и поцелуи. Губы на своих губах помню, лица ни одного. Меня целовали или я целовала? Вот только смеялись все, и я со всеми – ведь праздник же! И все кружилось, кружилось… А потом помню полупустой стылый автобус, возможно уже не первый на своем маршруте. Остановка, дом, подъезд. И Тема на скамеечке. Ждет. Сказать, наверно, что-то хочет. Да не пошел бы он!

– Да, гуляла! – заявила прежде, чем он успел раскрыть рот. – Нашла парней, которые целоваться умеют лучше, и с ними гуляла! И сидр у них вкусный! И горы ледяные! И… видеть тебя не желаю! Никогда! Ни единого более дня! Ни минуты!

И громко хлопнула дверью подъезда. Ну, если этот придурок влюбленный еще родителей мне напугал, и они там морги опять обзванивают…

Родители спали. Тихонько раздевшись, тоже рухнула на кровать. Надо как-то выспаться. Вечером же еще торжественное собрание в университете. Ага, посвященное отбытию куратора ир го тэ Ставэ на родину предков. Ладно, он же нам за место себя другого куратора обещал. Аж генерального. В смысле – всего университета. Ну, посмотрим на генерального. А то что ж это, уж полгода, как я школу закончила, а у меня только два вампира знакомых. Надо расширять кругозор.

Провалилась в глухую тьму без сновидений, и было мне счастье. А потом, видно, перевернулась во сне на спину, и что-то твердое впилось мне в затылок. Не вполне еще проснувшись, повела рукой: что там за лишняя деталь ко мне в кровать свалилась? Пальцы нащупали холодную гладкость металла, потянули, силясь убрать из-под моей головы эту штуку. И тут же я ощутила, что тяну себя за волосы. И проснулась окончательно. Вспомнила.

Немного нервно отцепила от волос его заколочку и уже даже размахнулась, чтобы запустить ее куда подальше. А потом остановилась. Взглянула внимательно на этот кусок драгметалла. Благо на улице было уже совсем светло, свет зажигать не потребовалось. Строгая простота формы. Изысканная сложность рисунка. Холодная белизна основы. Разбегающиеся по всем направлениям теплые солнечные лучи. И все это словно в узел связано тонкой черной нитью. В голову невольно лезли глупые вампирские сказки о битве солнечных богов с демонами Бездны, что-то было там о созданиях света с душами, охваченными тьмой. Вот как-то примерно это мне в тот миг и примерещилось. Его светлая солнечная душа, мечтающая о листве и птицах, повязанная путами смерти. Обреченная убивать. Сама почти уже мертвая, но все же… все же… Местами, сполохами мелькают золотые лучи, и можно почти поверить. В чудеса. В сказку. В любовь. В Сэлисэна и Елену. Ведь зачем-то он сидел со мной на той крыше. Гулял в парке. Катал в Бездну. Рассказывал все то, о чем, наверно, далеко не всем людям рассказывают. Как он сказал мне тогда? Чтобы я вспоминала о нем то хорошее, что он все-таки смог для меня сделать? Было бы подло утверждать, что хорошего не было. И пусть он мерзавец и негодяй, распутник и убийца. Он просил меня принять этот подарок в память о том хорошем, что я сумела в нем разглядеть. И я приняла. И приму. Вот этот маленький кусочек его светлой души, затянутой черной нитью порока. В память обо всем хорошем, что у нас было.

И я крепко сжала вампирскую заколку в ладонях. И снова уснула, прижимая ее к себе – крепко-крепко. А когда проснулась, решительно заколола ей свои волосы.

– Выспалась, душа твоя беспутная? – приветствовала меня на кухне мама. – Вы зачем с этим негодником Артема обидели? Не хочешь встречаться – так и скажи, что дураком-то парня выставлять?

– Что? – только и смогла выдать я. Артема обидела, да, было дело. Но никаких негодников, вроде, в дом не тащила, одна пришла. Или мне совсем уж память отказывает?

– Что «что»? Поздно дурочку-то строить, знаю я все. Артем ее бегает, ищет, нас на уши поставил: пропала, потерялась, нету! Про больницу что-то. Я в больницу-то сразу позвонила, быстро выяснила, что такая пациентка к ним не поступала, даже с жалобами не обращалась. Хорошо я догадалась Петьке вашему дурному позвонить. Он, конечно, тоже молодец, пытался дурачка со мной разыгрывать. Ну, да со мной не забалуешь, я ж его с детства как облупленного. Признался, что у него ты прячешься. Не хватает духу Теме в лицо всю правду сказать, вот и выдумали всю эту круговерть. Тебе самой-то не стыдно? Артема обманула, нас едва на уши не поставила, еще бы: ночь на дворе, ребенка нет нигде! А если б я не догадалась Петьке позвонить?

А если б Петька не догадался тебе соврать? Вот уж, да уж, был бы праздник! Надо будет хоть позвонить, спасибо сказать, спас семью от убийств и инфарктов.

– Ты хоть с Темой объяснись, нехорошо так. Не по-людски, – продолжала разглагольствовать мамочка.

– Да объяснились мы, он меня у подъезда ждал. Все, что возможно, мы друг другу уже сказали, – странно, еще вчера я и не думала порывать с Артемом. Казалось, мы пара. А сегодня я чувствовала только облегчение от того, что больше не надо с ним видеться, общаться, иметь какие-то общие планы. Я и не заметила, когда он стал меня тяготить, а, оказывается, тяготил.

– А с Петей у тебя что? – не успокаивалась мама. Ну да, ей же мою жизнь надо знать, как свою. Как-то она порой путала, где граница проходит.

– А что с Петей? Благодарность Пете. С занесением в личное дело. Выручил. Даже спас. Кстати, – поспешила я увести разговор на другое, – я тут вчера после зачета куратора нашего встретила. Спросила его про твою нумерологию. Светлейший вампир сказал, что все фигня. Точка отсчета взята условно, так что цифры складывать бессмысленно, они случайные, реальное количество прошедших лет не отражают.

– Да? – заинтересовалась мама. – Ну может, вампирам виднее. А ты что же, вот прям так подошла к куратору и спросила?

– Ну, мы же с ним знакомы…

– Погоди, погоди, это что же, тот самый? Ну, который кровь твою? Анхен, верно?

– Да не пил он моей крови, сколько ж можно повторять! Не пил! И не просил даже. Кстати о крови. Где у нас папа?

Мама лишь плечами пожала, мол, не настолько у нас большая квартира, чтоб потерять. Явно слегка обиделась, что я пошла что-то лично с ним обсуждать. А я как-то побоялась при ней, явно она мне не ответит, еще и всполошится по-глупому.

– Папа, а ты не знаешь, в каких случаях ставят запрет на донорство? Полный запрет?

– Мне казалось, это все знают. В случае наличия у человека неизлечимых болезней, которые он может передать через кровь.

– И чем таким неизлечимым я могу быть больна?

– Ты? И не мечтай. Здоровье у тебя железное, нам с мамой даже в детстве жаловаться не приходилось. Так что откосить от сдачи донорской крови на законных основаниях тебе не удастся. Хотя, если честно, я не понимаю, зачем тебе это. Это ж людям, не вампирам. Люди, да тем более тяжелобольные, тебе чем не угодили? Мы что же с мамой, эгоистку вырастили?

– Ты не понял, – я устало вздохнула. – Я не мечтаю его получить. Мне его уже поставили. Полный запрет на донорство. Безоговорочный.

– Как поставили? Кто? Почему? – папа, похоже, был ошарашен не меньше моего.

– Как – молча. Прихожу сегодня в лабораторию, а мне сообщают: «не имеем права у вас взять, ваша кровь закрыта для использования». Представляешь, у всего курса нашего взяли, а у меня – не имеют права.

– Погоди, но это же врач должен решать, надо идти к твоему терапевту, спрашивать. Возможно, это просто ошибка какая. Ты когда кровь сдавала последний раз?

– Да ходила я… к врачу, который это решил. Да он все «потом, потом». Ну а потом мы… поругались так страшно, что вряд ли он мне теперь скажет. А я вряд ли пойду еще спрашивать.

– Лариса, ну ты как ребенок. Поругались, не пойду. Это ж с твоим здоровьем проблемы. А если ошибка – так тем более обидно, она тебе полжизни перечеркнуть может. Ну хорошо, не хочешь – давай я пойду, будем разбираться с твоими анализами. Что за врач-то? Из районной поликлиники или из вашей, студенческой?

– Из больницы.

– А больница тут при чем? Вы ж там практику проходите, а не лечитесь. У вас там брали анализ крови?

– У меня – брали.

– Что значит у тебя? Только у тебя? Почему? Так, ладно, не тяни кота за хвост, что за врач, как зовут, где его можно найти? Праздники кончатся, пойдем разбираться. Поругалась она. С врачами не ругаться надо, а решать проблемы, связанные со здоровьем.

– Зовут его Анхенаридит ир го тэ Ставэ, а найти его можно… При желании можно его найти. Вот только потом до конца дней своих будешь жалеть, и что искал, и что нашел, и что вопросы задавал. Не связывайся, папа, не скажет он. Да и вообще, он на меня сейчас злой, наверно, страшно. Я ему нынче ночью столько всего наговорила, он за всю свою вампирскую жизнь, небось, столько гадостей о себе не слышал! – под конец не удержалась, аж рассмеялась удовлетворенно, вспомнив его лицо – словно сапогом ему по физиономии въехали.

– Вампир? – вся папина решительность улетучилась. – Тот самый? А ты точно уверена, что это он?

– Да, он и не отрицал. И потом, это он у меня кровь брал.

– Ты ж говорила, что не брал.

– Я говорила, что не пил. А шприцом из вены в пробирку – да, брал, причем лично. Сказал, что будет делать анализ по своим технологиям, человеческие его не устроят, там каких-то параметров не рассматривается. И теперь – вот. Как думаешь, что это может быть?

– Честно говоря, дочка, я даже не знаю, чем тебя успокоить. Зная его интерес к тебе, могу предположить только одно.

– Что?

– Ты только не пугайся, это не более, чем мои домыслы, я по вампирам не специалист, но…

– Да что?

– Боюсь, он закрыл твою кровь, чтобы сохранить ее для себя.

– В смысле? – не очень поняла я.

– Есть такое понятие, как «экстренное донорство». У вампиров существует своя Служба Крови, их задача – сохранить жизни тем, кого кто-то из их сородичей выпил слишком сильно, не собираясь убивать. В этом случае Служба Крови доставляет на место происшествия так называемого «живого донора», делается экстренное переливание из вены в вену. Иногда донор заказывается заранее, если у вампира есть предчувствие, что он не сможет вовремя остановиться. Но и в случае экстренного вызова они прилетают очень быстро.

– Погоди, а «живой донор» – это кто? Он откуда берется?

– А «живой донор», дочка, это абсолютно любой человек Страны Людей, причем используют его обычно под гипнозом, так, что он даже не знает, что его куда-то возили и он служил донором.

– Как?

– А вот так. Знаешь, что такое Гора Вампиров? На самом деле? Это лаборатория. Всеобщая база крови всех жителей нашей страны. Вампиры не признают наши понятия о группах крови. Для них это очень грубо и примитивно, они в нашей крови ощущают очень тонкие нюансы, и при переливании «своим, любимым» пытаются эти нюансы воспроизвести и сохранить. Поэтому в лаборатории на Горе абсолютно всем жителям нашей страны, достигшим совершеннолетия, делается анализ по их методикам. Данные заносятся в базу. Когда требуется донор, оператор смотрит, чья кровь максимально подходит пострадавшему, выбирает того, кто территориально ближе, и вот уже человек становится донором, сам о том не догадываясь.

– А при чем здесь я?

– При том, что кровь на Горе ты не сдавала, не забыла?

– То есть меня в базе нет?

– То есть ты в базе уже есть. Твой Анхенаридит позаботился. Твою кровь он наверняка послал именно туда. Вместе с запретом на донорство. Подозреваю, это, в первую очередь, запрет на «живое донорство». Всю твою кровь он явно присмотрел для себя и не жаждет делиться. Я не знаю, какие сказки он тебе рассказывает, но он имеет на тебя виды, и весьма серьезные. Будь с ним, пожалуйста, очень аккуратна. Не спеши за Лизой. Ты мне живая дорога.

– Да не собираюсь я… И потом, все равно не сходится. Если он не хотел, чтоб меня как «живого донора» использовали, так зачем мою кровь в базу посылать? Нет ее там – так и не используют.

– А тебе он как донора искать будет? Если нет в базе твоей крови, то с чем сравнивать? Очень даже сходится. Он не хочет, чтоб как донора использовали тебя, но для тебя донор должен быть найден в считанные секунды.

Я ошарашенно молчала. Воистину, страна свободы. Чем больше узнаю о вампирах, тем страшнее в ней жить.

– Погоди, а ты откуда все это знаешь? – вдруг пришла мне в голову мысль. – Только не говори, что в книжке прочитал, все равно не поверю.

– Да так, – папа вдруг смутился. – Приходилось сталкиваться. Давно. Ты еще не родилась.

– То есть? Ты хочешь сказать… Ты ведь не был «живым донором», иначе ты б не запомнил. Донора искали для тебя, верно? И это была не разовая связь, ты знаешь слишком много подробностей. Ты был… У тебя была… – даже взрослые дочери порой не могут сказать такое в лицо своим отцам.

– Была, – признал папа, тяжело вздохнув. – Мне бы не хотелось вспоминать. Было слишком больно, когда мы расстались. Я бы пошел за ней через Бездну, не задумываясь. Я даже умолял ее об этом. Но она не взяла. Сказала, самое ценное в жизни – это не любовь. Это дети. И у меня они могут быть. Мне потребовался не один год, чтобы понять, что она права. Береги себя, девочка. Всегда помни, что у тебя тоже могут быть дети. А твоему папе станет совсем уж незачем жить, если еще и без тебя.

Глава 7

Палач

Торжества были назначены на пять. Сумерки только близились, но вся территория университета переливалась огнями гирлянд. Все до единой елки вдоль дорог были украшены, а сами дорожки – усыпаны конфетти. Я влилась в факультетские двери вместе с шумной толпой студентов, гардероб был, как водится, переполнен, но настроение волшебного праздника витало над всеми.

Беломраморные ступени парадной лестницы украшало с десяток выстроившихся по бокам нарядных елок, словно указующих нам путь, а на вершине нас ждали распахнутые двери Зала Торжественных Собраний. О, вот и сбылась моя мечта: мои сказочные двери раскрылись, готовые явить свою тайну! Правда, будучи открытыми, сами двери несколько терялись, мне очень нравилась их строгая элегантная красота, а теперь она была не видна. Зато я вошла, наконец, в этот таинственный Зал.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю