Текст книги "Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной (СИ)"
Автор книги: Алина Борисова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 99 страниц) [доступный отрывок для чтения: 35 страниц]
– Ларка! Это ты? Да тебя не узнать! Что вампиры с людьми делают! Такая элегантная, такая красавица! Ну как ты, рассказывай. Как работа, как светлейший Анхенаридит? Полы мыть больше не заставляет? Ну еще бы, в такой–то юбке!
– Как «светлейший Анхенаридит»? – встряла Катя. – Ты ж говорила, что раз в жизни с ним и разговаривала!
– Она–то? Да она ж его секретарша. Каждый день с ним разговаривает, – сдала меня бывшая одногруппница.
– Секретарша?! – я думала, у Кати сейчас приступ приключится.
– Вот спасибо, Марийка, это было вовремя, – в конец обозлилась я. – Все девочки, это Катя, это Маша, любите друг друга, а я пошла.
– Куда, ты разве обед брать не будешь?
– Как–то уже не хочется.
Вернулась к себе, устало опустилась за стол. Глянула в книжку. Нервы, нервы, мне их, похоже, не учить, мне их уже лечить надо. Решила хоть чайник поставить.
Но дойти до него уже не успела. Потому как открылась дверь, и вошел Лоу.
Лоурэфэл Сэвэрэасис ир го тэ Аирис, он был прекрасен, словно в первый день нашей встречи. А ненавидела я его, как во второй.
Ничего не могла с собой поделать. Мне казалось, это прошло. Я смирилась, привыкла, успокоилась. А увидела его – и мне вновь захотелось его убить. Чтобы он умирал на моих глазах – долго, мучительно, умоляя о пощаде. Не просто за Лизу. Не только за Лизу. Он был словно мое воплощенное разочарование в вампирах. Живой памятник величайшего обмана по имени «Вампир». Все, во что я верила, и что оказалось ложью. Первый вампир в моей жизни. Не тронувший меня и пальцем, но разбивший вдребезги.
– Ты! – выплюнула вместо приветствия.
– Лариса? – искреннее удивление в ответ. И глаза так распахнуты. Не ожидал? Неужели Анхен ему не рассказывал? Хотя – эка невидаль, ну подумаешь, секретаршу сменил, что об этом рассказывать… А ведь он меня помнит, даже по имени. Ну, я же первая девушка, которая ему отказала. Пострадало, видать, самолюбие–то.
– Это какими ж судьбами? – он подошел ближе, разглядывая меня с неприкрытым интересом.
– Добралась до этого дивного места? Да говорят, твоими молитвами, – под пристальным взглядом серых глаз было не просто неуютно – противно. – Да что ж ты обнюхиваешь меня, словно пес? Отойди, мне неприятно!
– А ты не изменилась, – очаровательно улыбнулся он, но отошел.
– А что, должна была?
– Ну, ты же приняла предложение моего нежно любимого…друга, – пауза была весьма небольшой, но я решила развить.
– Руки и сердца? Да не поступало пока. Все думаю: что так? А оказывается, просто вы друг друга очень нежно любите.
– И ты боишься нам помешать? – тоном записного сердцееда промурлыкал Лоу. – Не переживай, мы и тебя готовы очень нежно…или не нежно… Ты сама–то как предпочитаешь? Желание дамы закон, как скажешь, так и сделаем, – и легкая такая усмешка на губах, а сам опять подходит все ближе, ближе…
– Отойди, любвеобильный ты наш! И вообще, чтоб тебе своего нежно–любимого в кабинете у него не подождать, там не заперто.
– Так скучно там, душа моя, – манерно вздохнул он, разваливаясь в посетительском кресле и небрежным жестом закидывая ногу на ногу. – И почитать–то у него нечего, один «Вестник медицины» да «Отрежь кому–нибудь что угодно»… Анхен не сказал, когда приедет?
– После обеда.
– Не знал, что он обедает, – вампир томно глянул на свои идеально ухоженные ногти. Каждым жестом ведь кривляется, тварь, не только голосом. – Да, с людями жить… и не до такого докатишься.
– Ну а ты–то к нам какими судьбами? Да еще при костюме, – его «наряд прЫнца» был мне еще слишком памятен, чтоб я спокойно относилась к любой «нормальной» его одежде. – На свадьбу, на похороны? Или ты, как у тебя водится, совмещаешь?
– Я, дорогая, еще не решил. Сама–то куда посоветуешь?
– Я посоветую домой.
– К тебе? Ты меня приглашаешь? Да это ж всегда пожалуйста! – издевается и не скрывает.
– К тебе. А при полете над Бездной потерять управление и навернуться на самое дно!
– Да, это вариант, – преувеличенно серьезно кивает головой вампир. – Но знаешь, не совсем удачный.
– А что так?
– Да тело потом достать будет сложно. Ты ж мне хотела могилку организовать. А так у тебя выйдет не могилка, а кенотаф.
– Что?
– Пустая могилка. Ты хоть словарик на досуге, что ль, почитай. А то что ж я язык лучше тебя знаю!
– Лоурэл! – в дверях нарисовался Анхен. Ну слава светочу, я уж думала, мне еще час тут с этим уродом моральным препираться!
– О, светлейший куратор! Как отобедали? – сероглазому красавцу было по–прежнему весело. – Что это было? Свинина, запеченная в говядине? Или утка, нашпигованная бараниной?
– Человеческий ливер, в основном. Сырой и сильно попорченный.
– Всегда знал, что у тебя дурной вкус. Анх, а подари мне девочку!
– Если вкус у меня дурной, значит и девочка никуда не годится. Пойдем, в кабинете поговорим.
– Не-е, хочу девочку! – в голосе появились откровенно капризные нотки. И не поймешь, то ли издеваться продолжает, то ли всерьез клянчит. Но с места не сдвинулся. – Анхен, подари, все равно ведь не пользуешься! Тем более, девочку я выбирал, так что девочка нормальная, к тому же с ней не скучно. Подари, а? Ну, или, хочешь, давай меняться?
– Да? – Анхен неторопливо прошел через приемную и присел на край моего стола. – И что же ты мне предложишь? За девочку?
– Ну, – Лоу красиво задумался, – я вот тут одну дивную штуку недавно нашел. Табличка с благожелательной надписью. Дом украшала когда–то. Там, правда, наречие не местное, но ты ж вроде читаешь иероглифы? Ну, я могу перевести, в крайнем случае. Забавная надпись. Там желают десять тысяч лет мира и тысячу осеней радости без горя. Хочешь? Над кроватью повесишь, красиво получится.
– Тысячу осеней радости без горя? Это в дурдоме что ли? – фыркнул Анхен. – Не, я уж лучше так поживу – и с горем и с радостью. И уж лучше у меня в кровати будет что–то живое и теплое, чем над кроватью старые черепки.
– Это не черепки, а красивый керамический диск!
– Не сомневаюсь. Себе повесь, – он встал и направился в кабинет. – Идем, Лоу, разговор есть серьезный.
– Прости, дорогая, не судьба, – среброкудрый мерзавец огласил приемную притворно – горестным вздохом и прошел в кабинет.
– Лара, не уходи никуда, ты мне сейчас понадобишься, – буднично сообщил мне куратор, прежде, чем закрыть дверь.
Я сидела. Какое–то время просто сидела, не в силах пошевелиться. Было чувство, что на меня вылили ведро помоев, и я жду, пока липкая грязь хотя бы стечет. Девочку ему подари. Поменяй на старую надпись. Идиотскую. Потом в голове словно звякнуло что–то. Понадоблюсь я ему. Им. Двоим, там, в кабинете.
Ну нет уж! Перетопчутся. Я вскочила и вылетела вон. Бежала. Не знаю, куда–то. Лишь бы не окликнули. Не остановили, не вернули. Не заставили. Плакала. От ужаса, от жалости к себе, от ненависти, от отвращения. Он все решил. Он все решил, и сделает, как захочет. Сначала здесь. Потом домой к себе отволочет, и там… Во что он превратит меня там? Ведь не то, что не спросит, даже не проинформирует предварительно. Просто сделает. Все, что захочет, все, что в голову только придет…
Ноги принесли меня в Главное здание. Наверно, потому, что оно у нас было – башня. Высокая такая башня, символ тяги человечества к вершинам знания. Ну и подражание вампирским башням, куда ж без этого. Я бросилась в лифт. Он шел до десятого. Доехала, перешла в другой, и снова выше, выше. На последнем этаже забралась с ногами на широкий подоконник в конце коридора, уселась, обхватив коленки, и долго плакала, глядя в окно.
Высоко? Да нет, я летала и выше. Страшно? Уж точно не высоты. Интересно, если броситься всем телом на стекло, я его пробью? Наверное, да, уж если мяч окно разбивает… И осколки…сверху…если повезет, мне даже падать не придется, осколок в горло вопьется сразу – и все. Вниз только тело полетит. Ну а не повезет – что ж, буду падать. Я ведь уже падала когда–то. В Бездну. С ним. Это страшно. Я помню. А жить? Не страшно? Как жить мне дальше, если он все уже решил? Не сейчас, так завтра, не с этим, так с тем? И ведь самое горькое – я хотела бы с ним. С ним – хотела бы. Но не так… не так!
Наверное, я рыдала слишком громко, потому что в какой–то момент рядом раздался голос:
– Эй, ты что? Не плачь так, не надо.
Я обернулась. Рядом со мной стоял парень. Самый обычный. С непрозрачным пакетом в руках и некоторой тревогой во взгляде.
– Давай–ка слезай, – тон был весьма дружелюбный. – Оно того не стоит, правда. Забудь.
Забыть. Я вздохнула. Тут единственный шанс забыть – это головой в стекло.
– Давай помогу спуститься, – он осторожно протянул ко мне руку. Правда боялся, что спрыгну? А я? Спрыгну? Глядя в его глаза – такие обычные, человеческие – наверное, нет. Это мне от вампиров плохо. А он был человек, простой, ничем не примечательный. И от него явственно несло алкоголем.
Замыслы архитекторов были весьма возвышенны и глубоко идейны. Но здравый смысл внес некоторые коррективы. И потому к знаниям тянулись на нижних этажах башни. Ну а на верхних располагалось общежитие. А в общежитии – там всякое бывает.
– И где у вас наливают? – поинтересовалась охрипшим голосом.
– Да у Лехи в 05-ой днюха, – он явно повеселел, помогая мне спуститься. – Второй день уже празднуем. Хочешь – пошли, я как раз за добавкой бегал, – он потряс пакетом, и там явственно звякнуло.
Напиться? Напиться – это мысль. Пьяные девы глубоко несъедобны. Пьяные девы – они вообще омерзительны. Вампирам. Ну а у нас – человеческая вечеринка.
Во второй день вечеринки я вписалась легко. Всем уже многое все равно, новые лица радуют. Мне наливали, я не отказывалась. Вот только кроме водки у них ничего уже не было, я требовала разводить ее хотя бы соком, но сока тоже уже не было. Разводили водой. Минеральной. Газированной. Сначала. Потом – не помню. Вернее, помню, но смутно.
Когда в комнате явственно запахло вампиром, я обнаружила себя на кровати. С кем–то. Или с кеми–то? И не то, чтобы совсем одетой. Но, в общем, еще даже и не раздетой. Юбка вот осталась. И то, что под юбкой. Кажется. Ну, такого же я бы не пропустила? Наверное…
– Не помешаю? – светлейший куратор даже улыбался, вот только светел не был. А протрезвела, кажется, не только я.
– Кто–нибудь в этом свинарнике в состоянии открыть окно, при этом туда не вывалившись? Я могу обходиться без воздуха какое–то время, но мне все же приятней, когда он есть, – вампир неторопливо прошел по комнате, выбрал себе стул и уселся на него верхом, сложив руки на спинке. Кто–то дернулся и открыл окно.
А теперь нас будут выбрасывать туда по одному, отрешенно подумала я, пытаясь застегнуть блузку. Но пуговицы упорно не попадали в петли. Остальные замерли, что кролики перед удавом.
– Ну а теперь давайте знакомиться, – все с тем же спокойствием и легким таким презрением продолжал куратор. – Хозяева помойки кто?
– М-мы, – раздалось несколько робких голосов.
– Любопытно. Я, знаете ли, домашних животных у себя развожу. Так вот у них в хлеву чище. А в университете они не учатся. Несправедливо, вы не находите?
Тяжелое молчание, опущенные головы, пунцовые щеки. Унизить их сильнее он бы не мог. Мы же люди. Мы привыкли гордиться, что мы не животные.
– Я вот думаю, может мне вас местами поменять? Зверюшки мои в университете поучатся, а вы пока по загону побегаете, хоть хмель из головы выветрится…
Недооценила я светлейшего. Может и сильнее. Про то, чтоб животным в наши дни статус человека присваивали, я никогда не слыхала и сильно сомневалась. А вот людей человеческого статуса лишить могли. За тягчайшие преступления, несовместимые с обликом человека и гражданина, суд лишал подсудимого права именоваться человеком, и его отдавали вампирам, за Бездну. В стада.
Пригрозить таким наказанием за пьянство в учебное время было сильно. Ну, хоть не в окно.
– Что касается вас, светлейшая дева, – добрались и до меня. Кто б сомневался. – Я весьма неплохо отношусь к сексу, в том числе и случайному. Но я крайне плохо отношусь к пьяному зачатию. Знаете почему? Дети потом уродами родятся. И их убивать приходится, чтоб популяцию не портить. Так вот вы своего ребенка с тремя ногами и одной мозговой извилиной убивать будете сами, ножик в руке держать я помогу.
– Тварь, – злобно плюю в его сторону, меня трясет, организм готовится отомстить мне за все.
– Да, – невозмутимо отзывается Анхен, – человек, доводящий ситуацию до подобного исхода, называется именно так.
Он встает, оглядывает публику, выбирает одного из парней, явно более трезвого, чем большинство, и подходит к нему.
– Возьмете такси и отвезете деву домой. Сдадите с рук на руки родителям. Или детям, кого в доме найдете. И передадите, чтоб до понедельника близко ее к университету не подпускали. Держите деньги.
– Простите, светлейший куратор, но этого много.
– Не думаю. Учитывая, что она сейчас затошнит вам всю машину, вам еще придется добавить свои. Надеюсь, более не увидимся, – он величественно выплывает.
А вечеринка молча объявляется закрытой. Гости, пряча глаза, исчезают. Хозяева делают попытки убраться в комнате. Я с провожатым иду в такси. Волю вампира не оспаривают.
До понедельника я как–то просуществовала. Утешала себя тем, что Лоу уже точно уехал, и из дома меня никто никуда не увез. Ни в пятницу, ни в субботу. Утешение выходило слабое, потому как в понедельник… я даже представить боялась, что будет в понедельник. Но на работу все–таки пришла.
Анхен сидел, легонько раскачиваясь, в моем кресле и ждал меня.
– С добрым утром. Рад, что ты вспомнила, наконец, о своих обязанностях.
Голос спокоен. Нейтральный такой, словно у лектора по микробиологии.
– Вы же дали мне отгулы до понедельника. Я просто вас послушалась.
– Слушать и слушаться меня надо было чуть раньше, – он неторопливо встает и подходит ко мне. Снимает с плеча сумку, бросает в кресло. Берет меня за предплечье. Какой–то миг смотрит в глаза. И мне даже мерещится в его взгляде сожаление.
А потом он резко дергает мою руку назад и вверх, выкручивая и дергая ее так, что я кричу от обжигающе резкой боли. И отпускает. Рука падает плетью, а я падаю на колени. Не перед ним, просто болевой шок, и ноги не держат.
– Руку, – слезы катятся из глаз, и с трудом удается не выть в голос. – Ты ж мне вывернул…
– А ты думала как? Ты ведь только по–плохому у нас понимаешь, – спокоен. Стоит и смотрит. Высший Судия, бесстрастный и непогрешимый. – Я просил тебя. Специально сказал. Ты нужна, есть дела, срочные, надо сделать. И что я получил в ответ? Пьяный загул в компании первых встречных уродов?
– Мне больно…пожалуйста, – тяжело дышу и раскачиваюсь, стараясь не закричать. – Вправь мне сустав…пожалуйста, Анхен…больно…
– Здесь целый корпус врачей. Кто–нибудь вправит. Я предупреждал, что на работе ты работаешь. Предупреждал, что не потерплю неподчинения.
– Анхен, пожалуйста… хватит…не надо…
– Я был тебе не хорош. Друзья мои аморальны. А совместный досуг с пьяными ублюдками – самое то. Пытаешься с вампирами жить по морали людей, а с людьми – по морали вампиров? Наоборот не хочешь попробовать? А то, знаешь ли, ни те, ни другие не примут.
– Анхен… – боль уже затмевает все, – Анхен…
Снизошел. Склонился, еще один резкий рывок, вспышка боли – и сустав встает на место.
– Приведи себя в порядок. Через полчаса у меня встреча. Чтоб сидела у себя за столом и улыбалась, – разворачивается и уходит в кабинет.
Встать получается не сразу. С мыслями собраться еще сложнее. Дохожу до стола. Сажусь. Беру чистый лист бумаги. Начинаю вставлять в машинку, но раздумываю. Печатать мне ничего не велели. Еще заинтересуется. Пишу от руки: «Ректору Светлогорского… Заявление. Прошу освободить от занимаемой должности…». Число, подпись. Какое–то время смотрю на лист. Затем усмехаюсь, беру другую ручку. В верхнем левом углу летящим кураторским почерком рисую: «Согласовано». И ставлю его красивую многосоставную подпись. Пусть хоть на долю секунды почувствует, каково это – когда все решили за тебя.
Оставляю заявление на своем столе, беру сумку и иду на выход.
– Далеко? – раздается из кабинета, стоило мне открыть дверь.
– В порядок себя приводить, – злобно бросаю в ответ, не скрывая эмоций, и выхожу прочь. Есть только одно место, где я буду в порядке. Называется – «как можно дальше отсюда». Минут десять или пятнадцать у меня есть. За это время какой–нибудь автобус да подъедет. Глава 3. Болезнь
Автобус подошел практически сразу. Не мой, какой–то. И я поехала. Куда–то. Маршрут был долгий. Автобус шел через весь город, петляя знакомыми и не очень улицами, увозя меня все дальше. Или не дальше. Можно ли быть достаточно далеко от вампира? Того, который считает эту страну своей, ежедневно порхает по этой стране, словно бабочка и, по–любому, знает ее лучше, чем я? Денег у меня с собой немного, из документов – один студенческий, на дворе – осень. Уехать–уехать–уехать, а дальше? Когда наступит вечер, и мне не хватит даже на гостиницу? Что я стану делать одна на пустой темной улице? На какое конкретно место приключений себе искать? То самое, для которого вампир был не слишком хорош? И смысл тогда бегать? Люди тоже умеют насиловать. И убивать. И избивать, я уверена, у некоторых тоже неплохо получается. Мир, конечно, не без добрых людей. И, возможно, мне, напротив, помогут. Приютят, обогреют, накормят. Дадут работу и ни о чем не спросят. В сказках, к примеру, так всегда и бывает. Вот только я‑то не в сказке.
Я долго каталась на автобусе. На этом, потом на другом, затем на третьем. Все думала. Нет, смысла нет. Если он захочет – он найдет. Куда бы ни убежала. И даже спасет от всех тех бед и проблем, которые я к тому времени себе наживу. Было бы даже странно не нажить без денег, знакомых и опыта самостоятельной жизни. И опять у нас будет вампир на белом коне с хорошо замаскированными черными шерстинками. И я – в слезах умиления и благодарности.
Нет, он у меня найдет ровно то, что потерял. И пусть сам думает, что ему делать с результатом. Я не заяц, всю жизнь от него бегать. Пусть либо отпускает, либо убивает к дракосу. А я не буду. Ничего уже не буду. Я устала.
Я вернулась домой. Анхен меня там не ждал. Ну и славно.
– Ты не собираешься на работу? – поинтересовалась утром мама, видя, что я игнорирую будильник.
– Нет.
– Тебя уволили? – мама попыталась изобразить, что хватается за сердце.
– Я сама уволилась.
– Лара?! Да ты что? Как ты могла?!
Бедная мама, недолго она мной гордилась. Такая карьера, такое внимание со стороны вампира – честь, несказанная честь, и мне, и семье. Это вам не просто за Бездну забрали не пойми зачем. Я ежедневно нужна Великому. На работе. Я умная и красивая, я избранница. А теперь, выходит, что? Не справилась? Не подошла?
– Пока могла – работала. Больше – не могу.
– Лара, что значит «не могу»? У всех бывают сложности. Работу из–за этого не бросают, тем более такую. Понятно, что у него высокие требования. Так надо же стремиться. Надо пытаться соответствовать, а не бежать, от того, что у тебя не получается.
– Боюсь, ты не очень представляешь, о чем говоришь.
– Я прекрасно представляю! Да за такой шанс, что выпал тебе, любой душу продаст, не задумываясь.
– И ты согласна, чтобы дочь у тебя была – без души? Сильно же ты меня любишь.
– Да это же просто так говорится, не придирайся к словам.
– Это не просто. Это еще так и делается. Он вынимает из меня душу, препарирует ее, режет, калечит. Однажды просто ампутирует, и все – ты этого хочешь?
– Давай ты не будешь фантазировать. Если тебя попросили сделать что–то, к чему ты не привыкла – это еще не значит, что у тебя душу вынули. Потерпи, и ты сама увидишь, что приобретаешь куда больше, чем теряешь.
– Поздно. Я это уже сделала.
Она спешила на работу, и потому разговор получился короткий. Он возобновился вечером. Потом еще одним вечером, и еще. Мама сожалела о моей глупости и нетерпимости. Папа не вмешивался. Анхен не приходил.
Я не ходила на лекции, я вообще никуда не ходила. Просто сидела. Ждала. Прошла неделя. Пошла другая. Вампир не появлялся. Родители все настойчивей интересовались моими дальнейшими планами. Не было планов. Какие могут быть планы, если все планы на меня – у него. Я не верила, что он забыл обо мне. Он ждал. И я тоже – ждала.
Он появился через две недели. Очень удачно, Варька в школе, родители на работе. Позвонил в дверь. Конечно, я не открыла. Легла на кровать, отвернулась носом к стенке. Начала прокручивать в деталях нашу последнюю встречу. Боль. Унижение. Холодный расчет в его глазах. И предпоследнюю. И Лоу, который менял меня на какую–то вещичку.
Он открыл дверь ключом. Я не особо удивилась. Чтоб светлейшего куратора двери когда останавливали! Не оборачивалась. Лежала и вспоминала. Парк. И кто–то тонет в пруду под его равнодушным взглядом. Зима. И воздух застывает в комнате от его ненависти. И я глохну от собственных криков. И боль закольцовывается, и больше уже ничего не надо.
Садится на кровать. Спокойный, уверенный, правильный.
– И как ты представляешь свою дальнейшую жизнь?
Молчу. Пытаюсь вспомнить, в тот день, когда он избивал меня, верхняя пуговичка на его рубашке была застегнута или расстегнута.
– Хорошо, ты не хочешь у меня работать, но зачем бросать учебу?
Не помню. Глаза его черные помню, и волосы были не заколоты. А рубашка…помню, что классическая была, и ни к штанам, ни к сапогам не подходила…
– Лара, посмотри на меня!
Я смотрю на обои. Я столько часов в своей жизни смотрела на них, но так и не смогла определить, что за цветы там нарисованы. Может, догадаюсь сейчас?
Он наклоняется, берет меня за плечи, поднимает, переворачивает.
– Лариса, ты сейчас одеваешься, и мы едем в университет.
– Нет.
Он пытается поймать мой взгляд. А я вновь пытаюсь вспомнить. Когда я тонула, застряв в байдарке, было ли мне страшно? Ледяная вода ласкает кожу. Не обжигает, нет. Просто мир вокруг…другой. Можно было не дергаться и остаться.
Он отпускает меня и идет к шкафу. А я падаю обратно на кровать. Вы же хотели послушную куклу, куратор. Одевать, раздевать, в позы правильные ставить. Желание вампира – закон, играйте.
Выбирает там какую–то одежду, возвращается ко мне.
– Мы все равно поедем, Лара.
Не сомневаюсь. Вот только без моей помощи. А я ухожу бродить в сады Сериэнты. Люди там пропадают, вот и я пропаду. Без вампиров, просто. Вспоминаю извилистые дорожки, беседки, увитые цветами, гроты, где тихонько журчит вода. Вот так забрести, заблудиться…и уснуть…
А куратор умеет не только раздевать. Одевать у него тоже получается. А причесывать? Косы ж он, кажется, не плетет? Или наврал? Не плетет. Расчесывает и закалывает в хвост. Вампирской заколкой по вампирской моде. Кукла его, имеет право. А в садах Сериэнты все еще лето. И солнце светит, и ароматы цветов кружат голову. Вот только розами пахнет…напрасно. Не люблю этот запах. Слишком нежный, сладкий…лживый…
Он ставит меня на ноги.
– Идем.
– Нет.
Я падаю. До конца не успеваю, он подхватывает на руки и несет. Сажает к себе в машину, привозит в университет. Вновь пытается заставить меня идти. Я падаю, повиснув на его руке.
– Я не буду.
– Тебе придется.
– Нет.
Вновь несет на руках. Мне все равно, мне уже все равно. Я уже заблудилась в ее садах, и вьюнки оплели мне руки, и бабочки сидят на моих плечах. Если я шевельнусь – они улетят.
Он относит к себе в кабинет и сажает в кресло.
– Присядь. Давай спокойно поговорим.
Он отходит, и я сползаю на пол.
– Нет.
Лежу щекой на паркете, изучаю рисунок. Ведь это ж, наверно, годичные кольца. А из какого дерева сделан паркет? Не знаю, никогда не интересовалась. А вот он, наверное, знает. Он же у нас все знает про цветы и деревья. Вот только не скажет. Потому, что я не спрошу, а сам он не догадается.
Он вздыхает, садится в кресло.
– И долго это будет продолжаться?
– Сколько захотите. Надоест – убьете.
– Лара, прекрати это.
– Нет.
Молчит. Смотрит. Мне все равно, мне уже все равно, я пытаюсь определить, сколько лет было дереву, из которого сделали ближайшую к щеке дощечку.
– Лариса, давай серьезно. Ты, вообще, еще хочешь быть врачом?
– Нет.
– А что ты хочешь?
Молчу. Хотите здесь вы, куратор. Мне зачем, у моих желаний нет шансов против ваших.
Пауза.
– Ты мне можешь хотя бы объяснить, что на тебя нашло? Что это была за дикая выходка?
– Ваша? Природная жестокость, наверное. И многовековая вседозволенность.
– Несомненно. Один вопрос, если можно: а каким языком мне тебе объяснять недопустимость твоего поведения? Я что, плохо с тобой обращался? Мучил тебя, бил, насиловал? Оскорблял, быть может? За что мне такой подарок? Ты подвела меня с работой, ты опозорила меня перед гостем… Он, кстати, очень веселился, просил благодарность тебе вынести от его имени: его давно так никто не развлекал.
– Я рада.
– Я вижу. Ответь на мой вопрос, пожалуйста.
Молчу. А уборщица халтурит – пылинки есть. И как же ей не совестно, светлейшего ж вампира кабинет.
– Лариса!
– А ты бей. У тебя хорошо получается. Я буду плакать, умолять остановиться, со всем соглашусь. Заодно и расскажу. Вот все, что хочешь услышать, то и расскажу, и даже теми словами, какие потребуешь. Главное бей, не останавливайся.
– Лариса, перестань, я не собираюсь тебя бить. Я поговорить с тобой хочу.
– Хоти.
– Лариса!
– Бей.
Он опускается на пол, приподнимает меня, прижимает к своей груди. Там слишком тепло, я помню. Ухожу на дно, ныряю в омут, за заколкой. Вода холодна, бурлит, крутит, и дно неспокойно – муть, взвесь. И солнце не пробивает, не разглядеть, а руки совсем замерзли, и не могут ничего нащупать.
– Лариса, поговори со мной, пожалуйста, – он обнимает меня, кажется, гладит. Глупый. Я же на дне. Вокруг вода. Холодная.
Он смотрит мне в лицо. Ждет. Хоть какой–то реакции. Я не закрываю глаз, не отворачиваюсь. Я просто смотрю на него сквозь толщу вод. Истоки Верьи – в ледниках Западных гор, она не прогревается даже летом. Он наклоняется и целует. Сначала очень легко, едва касаясь, затем раздвигает языком губы, зубы… Я не сопротивляюсь, просто не отвечаю. Мне в рот льется ледяная вода, но я не захлебываюсь, я давно уже не дышу. Я на дне. Здесь везде вода.
Он отстраняется, ничего не добившись. Думал, я буду желать его тела вечность? Я на дне ледяной реки. Здесь не бывает желаний.
– Лариса, перестань, вернись ко мне, – пытается достучаться вампир. – У тебя уже даже губы холодные. Возвращайся, так можно здорово заиграться.
– Нет.
– Почему ты сбежала, Лара? Тебя Лоу чем–то обидел?
– Ты.
– Я? Я защищал тебя, берег, пальцем тебя не тронул.
– Тронул.
– Я предупреждал, что надо слушаться. И это было после того, как ты сбежала с работы в пьяный загул. А я спрашиваю о том, что случилось до.
– До уже не важно. Либо я человек, либо вещь. Людям не причиняют боль. Вещи не чувствуют. Ты выбрал вещь. Возьми.
– Давай ты сядешь. Не надо лежать на полу.
– Нет.
Он сажает меня в кресло. Еще и придерживает, чтоб не соскользнула обратно.
– Теперь бей.
– Лара, прекрати делать из меня монстра.
– Хочешь, чтоб я здесь сидела – бей. Можешь руку опять вывернуть. Тоже больно.
– Перестань.
– Бей.
Он отходит. Садится в свое кресло. Я сползаю на пол, вновь прижимаясь щекой к паркету.
Он молчит. Ждет. Над нами плывет тишина. Зато слышен шум голосов в коридоре, множество шагов. И кто–то дергает ручку двери в приемной. Напрасно. Все личные разговоры здесь проходят только за закрытыми дверьми. Вампиры не выносят сор на люди. Впрочем, тот, кто дергает ручку, едва ли понимает, что вампирам есть, что скрывать.
Вампир молчит и ждет. Надеется, я одумаюсь? Зря. Меня качают холодные воды, и мне уже не нужно прилагать усилий, чтоб удержать перед глазами картинку. Я уже река, я теку. Долгий путь, от истока к устью, и другой рекой, и еще одной. А в конце меня ждет Бездна, все реки впадают в Бездну. Я тоже река, и когда дотеку, буду падать долго, долго, долго…
– Что мне делать, Ларис? Как с человеком я говорить с тобой не могу – мне не пробиться в твой мозг. Я пытаюсь говорить с тобой, как с вампиром – но ты не хочешь меня слышать. Мои слова для тебя вообще ничего не значат. Я прошу помочь мне – ты уходишь. Прошу объяснить – ты закрываешься в кокон, не оставляя мне даже эмоций. Как я могу тебя понять? Как мне до тебя достучаться?
– Бей.
Это не кокон, это вода. Сам же научил: чтобы поверили – надо чувствовать. А я чувствую только воду, только воду…
– Хорошо, я обещаю тебе, я даю тебе слово: я больше никогда не причиню тебе боль. Не притронусь к тебе и пальцем. Теперь мы можем поговорить?
– Ремень, кнут, плетка, монтировка…
– Я дал тебе слово, Лара. Моего слова достаточно любому вампиру. Любому человеку. И только ты опять не желаешь меня слышать.
– Я не поеду к тебе домой.
– И это причина? Ты пойдешь в грязную ночлежку с субъектами, чьих лиц не видишь, а имен не знаешь, а мой дом тебе претит?
– Я не поеду к тебе домой. Куда и с кем я решу пойти – не твое дело.
– Ты ищешь самостоятельности не там, где нужно. Лучше б жила у меня, училась вести хозяйство. Сколько можно за маму прятаться?
– Я к тебе не поеду.
– Допустим.
– Дай слово, что не заставишь и не увезешь силой.
– Сядь в кресло, как это принято у разумных существ, и я скажу тебе, в чем я готов дать тебе слово.
Сажусь. Он какое–то время смотрит на меня, потом начинает:
– Ты возвращаешься в университет. Я скажу в деканате, что ты болела. Ты возвращаешься на работу…
– Я не буду…
– Будешь. Работать. И если что–то в этой работе тебя станет не устраивать, ты будешь говорить об этом мне, а не бежать встревать в очередные неприятности. А я даю тебе слово, что ты не будешь жить в моем доме. Мы договорились?
– Я не хочу у тебя работать.
– Это не обсуждается. Ты остаешься.
– Я не буду.
– Не будешь что? Работать? Так детство кончилось. Твоей семье нужны деньги. Тебе – приучаться к дисциплине и ответственности за свои поступки. И при этом иметь возможность продолжать учебу.
– И чем я должна платить? За твои деньги и мои возможности? Кровью и плотью? Я не буду.
– Работой секретаря. Я не могу все делать сам. Мне нужен помощник. У тебя неплохо получалось. И, кажется, я не просил твоей крови.
– Мне подождать, когда возьмешь без спросу? Или когда ты выменяешь меня своему дружку на календарик? Или просто затащишь в кабинет и бросишь под своих гостей?
Он вздыхает. Тяжело, устало.
– Ларис, вот за что ты считаешь меня сволочью? Мне казалось, мы все давно обсудили. Я не привык повторять дважды, моего слова обычно хватает. Мне над столом тебе плакат повесить? Так есть подозрение, что ты и читаешь не лучше, чем слышишь… Я не вымениваю своих людей. Как и своих вампиров. Ни на календарик, ни на что другое. И тот же Лоурэл знает это лучше, чем кто бы то ни было.
– Что, часто предлагает поменяться?
