Текст книги "Точка кипения"

Автор книги: Али Найт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Глава 19

Я пробираюсь в офис Пола. Я выхожу из дома в два часа ночи, бесшумно закрыв за собой дверь. Наша спальня выходит на задний двор, поэтому он не может услышать звук отъезжающей машины. Я беру связку ключей от офиса, которую он хранит в кабинете, и паркую машину возле аллеи. На мне темная одежда, на поясе брюк болтается фонарик. Я знаю код на входе, потому что одно время работала в этом офисе. Может быть, Пол и умнее меня, но зато у меня очень хорошая память на всякие мелочи. Я ничего не забываю. Офис находится в глухом районе, это старый завод с высокими окнами и деревянным полом. Здесь даже можно представить рабочих с сильными руками, волочащих по полу чугун, который потом вывозится в город на лошадях. Столы, которые они раздобыли (слово «купили» придает банальную заурядность этому заданию, которое Лекс, в частности, считает оскорблением своего достоинства), взяты из заброшенной библиотеки университета. Люди сидят под стандартными лампами, которые свисают с высоких потолков. В углу возле кухни стоит теннисный стол, в холодильнике есть пиво. Приемная украшена цветами и яркими обоями с камышами и птицами, и за столом в стиле сороковых годов обычно сидит какая-нибудь красотка. Это своего рода место, которое просто обязано вам нравиться.

Я ввела код и открыла дверь, внутри кромешная тьма. Я не зажигаю свет и иду на ощупь, светя фонариком себе под ноги. Стол Пола находится в углу и отгорожен каким-то растением с нежными листьями. У него никогда не было отдельного кабинета, что неудивительно для человека, не выносящего одиночества, к тому же телевидение – это открытый бизнес. Я сажусь в его кресло и жду, пока глаза привыкнут к темноте. Я много раз бродила по этому офису, когда встречалась с Полом перед каким-нибудь мероприятием в городе. Мне нравилось сидеть на краю стола Пола, пить пиво и ждать, пока он закончит свои дела. А еще там стояли два старых режиссерских стула, и казалось неприличным не использовать их.

Я освещаю фонариком каждый предмет на столе. Придвигаю к себе визитницу (Сергей такой молодец, что делает карточки с контактами Пола) и нахожу букву «Ф»: флорист, Форман Кейт, Грэм Мелоди. Эта карточка написана рукой Пола. Парадокс. Он расположил свою любовницу прямо за мной. Я вытаскиваю карточку из стопки и засовываю за бюстгальтер.

Затем открываю ящики его стола и роюсь в куче ручек, степлеров и контрактов Форвуда на отличной бледно-голубой бумаге. Когда Пол с Лексом еще только начинали и их было всего двое в маленькой комнатке, Пол гораздо чаще прислушивался к моему мнению, чем это происходит сейчас. Тогда мы долго обсуждали цвет бумаги Форвуда – не могли выбрать между старым пергаментом, просто пергаментом и молочно-голубым. Молочно-голубой победил.

«Оставь это, – резко обрываю я себя, – тебя ничто не должно отвлекать».

Я хочу найти то, что Мелоди так и не подписала. На столе лежит открытка от Джесси. Один из ее рисунков приколот возле монитора компьютера. Я сижу в кресле своего мужа, и мои ноги едва касаются пола. С этого места весь офис как на ладони, а он, король в своем королевстве, наблюдает отсюда, что происходит вокруг. Справа от него прямо посредине комнаты находится стол Астрид. Она сидит лицом к Лексу, своему непосредственному начальнику, правда, он повернут при этом в профиль. Возле ее лотка с входящей почтой стоит орхидея (цветок, согласно Эдварду Баху, помогающий справиться со стрессом) и лежит тюбик дорогого крема для рук. Ее ящики закрыты на ключ. Она хранительница секретов Лекса. Приходилось ли ей брать трубку, когда Мелоди звонила Полу? Не прижимала ли она трубку к своей пышной груди и не произносила ли беззвучно «Это она», с понимающим видом соединяя их?

Неожиданно я подумала о своем отце и Барбаре, крутивших интрижку в приземистом здании офиса постройки шестидесятых. Они с нетерпением ждали утра понедельника, и их желание видеть друг друга постепенно затмило опасение быть замеченными моей мамой, их страсть возрастала в задних рядах парковки и даже на проезжей части. Возможно, сейчас мы имеем более дорогую одежду, более трендовые этикетки и обеды лучшего качества, но динамика офисной жизни остается неизменной и переходит из одного поколения в другое. Возле ноутбуков отношения развиваются так же, как они развивались до них.

Мои глаза наполняются слезами. Я не могу найти ключи Астрид от ящиков стола, поэтому ищу что-нибудь, чем можно взломать их. Стол Лекса стоит в другом конце комнаты, возле окна. Там светлее, поэтому я выключаю фонарик и пробираюсь дальше. Среди его бумаг я нахожу членскую карточку в тренажерный зал, таблетки диазепама, несколько фотографий со знаменитостями, биографию Дона Симпсона, названную «Пресыщенная культура Голливуда», и больше ничего.

Я иду к столу Джона, который стоит возле туалета. Отсюда ему видны затылки почти всех сотрудников. Здесь царит идеальный порядок, блокнот чистый, ручка закрыта колпачком. Вот полная бутылка воды «Эвиан», чтобы Джон не умер от жажды. В последнее время всем так хочется пить. На его рабочем месте нет ничего личного, намекающего на неординарный характер, который у него, по словам Пола, был. Годы лечения, анонимные встречи алкоголиков и наркоманов упорядочили жизнь этого неуравновешенного из-за зависимости человека, но сделали ее бесцветной. Словно его личность и жизненный опыт высветлены добела и без химических добавок. Спортивная сумка застегнута на молнию и стоит под столом. Зажигалка лежит параллельно клавиатуре. Курение – это единственная дурная привычка, которую он себе все еще позволяет, но курит он много. Джон Форман, старший брат Пола, идет по стопам младшего, более успешного брата. Его ящики не закрыты на ключ, но в них нет ничего интересного, поэтому я опускаюсь на стул и роюсь в спортивной сумке. Рядом с носками «Адидас» и футболкой «Кельвин Кляйн» лежит соглашение между Форвуд ТВ и Мелоди Грэм. Из того, что я могу понять, читая между строк всех этих юридических тонкостей, видно, что у нее было несколько идей, которые она хотела обсудить с Форвуд ТВ. Она подписала его. Дата подписания – шесть месяцев назад. Продолжая читать, я вдруг слышу в темноте какой-то треск. Кто-то, как и я, находится в этой комнате.

Я сползаю со стула на пол. Стенки стола Джона доходят до самого пола, образуя укромное место между ящиками и стулом. Я забираюсь туда и поджимаю колени к груди. Хочу быть настолько маленькой, насколько это возможно. Сейчас у меня нет никакого желания ни с кем воевать. Доски на полу скрипят под тяжестью идущего по ним, шаги приближаются. Они тяжелые и уверенные – наверное, принадлежат мужчине. Я вижу на стене свет от фонаря, который быстро перемещается в угол. Человек поворачивает к окну в нескольких сантиметрах от меня.

Тишина. От страха мурашки пробегают по спине, и это напоминает мне лето, когда Линда поймала полевую мышь в нашем фургоне и мы наблюдали, как она съежилась под коробкой из-под хлопьев. Когда я подносила палец к ее спинке, она вздрагивала и часто дышала. Я чувствую себя такой же пойманной и беспомощной, как та полевая мышь. Моя судьба находится в чьих-то руках, и у меня нет абсолютно никакого оправдания, почему я нахожусь посреди ночи под столом в офисе, в котором не работаю. Я ужасно сожалею, что Пол разбудил меня тогда в понедельник ночью. Лучше бы он рыдал и стонал один, и я не потеряла бы покой.

Я осторожно высовываю голову, услышав удар о стул возле окна. Какой-то силуэт направляется в конференц-зал, находящийся справа от меня, поэтому я переползаю за стол Джона. Входная дверь видна даже через десять столов.

После того как мы потормошили ту полевую мышь и немного повизжали, Линда отнесла коробку из-под хлопьев в огород под дерево, и мы принялись ждать, что это несчастное создание выберется на волю. Но этого так и не произошло: бедняжку парализовало от ужаса.

Дверь в конференц-зал со скрипом закрывается, и я вижу, как темный силуэт направляется к туалету. Я, словно спринтер, припадаю к земле – входная стеклянная дверь распахивается передо мной в темноте, и я понимаю, что ее открывают снаружи.

Линде скоро надоело наблюдать за красно-зеленой коробкой с нарисованными кукарекающими петухами, и она с криком подбросила ее высоко в воздух, а я в это время с дикими воплями убегала из огорода. Я не оглядывалась назад.

Сейчас я не хочу быть полевой мышью, пассивно ожидающей своей участи.

Я уже доползла до третьего стола, когда услышала чей-то удивленный возглас и приближающиеся шаги. Слышится крик, но мои глаза устремлены только на дверь, за которой свобода. Я стучу в нее обеими руками и чувствую острую боль в запястьях, потому что тяжелая дверь вдруг отталкивает меня назад. И я падаю на пол. Моя щека лежит на деревянном полу, и я почти не дышу, а человек возвышается надо мной. Дверь не была заперта. Мой героический рывок к свободе закончился, так и не успев по-настоящему начаться.

– Ты одна? Ты одна?

Он прижимает мое лицо к полу и крепко держит мои руки за спиной. Это очень больно, и если бы мне было чем дышать, я бы сопротивлялась, но я не в состоянии ответить на его крики и требования, а он никак не может сообразить, что его слова так же непонятны, как звуки шипящего радио. Я все еще не вижу его лица.

– Как тебя зовут?

Неожиданно комната озаряется яркой вспышкой света, и прежде чем мы снова погружаемся в темноту, я вижу, что возле мужчины стоит женщина. А потом включается верхний свет.

– Проверь сзади! – командует он, и женщина бежит к туалету.

– Я не могу найти этот проклятый выключатель! – Мужчина вытягивает шею, чтобы проверить, куда она идет. – Эти архитекторы ужасные снобы! – добавляет он и поворачивается ко мне. – Ты, – его голос твердый и выразительный, – вляпалась в та-акую передрягу!

Он рывком поднимает меня на ноги, и я задыхаюсь от боли в запястьях. Это я стою в наручниках, а не Пол. Я несмело киваю, соглашаясь с ним. Ведь я действительно оказалась в той еще передряге. Полицейского сержанта зовут Ян Маккинзи, и он просто взбешен. Он так напыщен и возбужден, словно ждал этого шанса целую вечность: он поймал взломщика в офисе Пола и сейчас повезет эту мразь в полицейский участок на своей патрульной машине! Но четыре часа спустя то, что он считал шагом, ведущим к повышению, обернулось совсем другим. Его поставил на место поразительно умный адвокат, и я едва сдерживаюсь, чтобы не открыть рот, иначе моя челюсть отвисла бы от его ораторского и интеллектуального мастерства. И этот адвокат мой зять Джон, а в настоящий момент – еще и мой спаситель. Когда Маккинзи разрешил мне сделать телефонный звонок, я растерянно уставилась на десять цифр. Мне вспомнились только два номера: мамы (она мне даже не поверит!) и Пола. Несмотря на мое раздражение и злость на него, мы с ним в одной связке. Похоже, он не спал, когда я позвонила, и не был так уж удивлен, когда я сообщила, что арестована.

Возможно, сейчас его уже ничего не удивляет.

– Предоставь это мне, – сказал он, словно я была клиентом, с которым он обсуждает финансовый вопрос.

Через сорок минут приехал Джон. Работа по ночам явно подходит для него, потому что он выглядит не таким серым, как в дневное время. Я впервые убеждаюсь, что у них с братом одни и те же гены: это заметно по его высокому лбу и волевому подбородку.

Мы с Маккинзи с восторгом смотрим на него.

– Итак, объясняю: миссис Форман вошла в здание с помощью ключей и набрала код, который ей известен, – говорит Джон, переводя сердитый взгляд с Маккинзи на меня, словно мы оба какие-то тупицы.

Я киваю и опускаю глаза на стол. Маккинзи раздраженно засовывает руки в карманы.

– Я не вижу здесь никакой попытки взлома.

– К нам поступил звонок от…

– От кого?

– Этот человек повесил трубку, прежде чем мы смогли выяснить, кто это был. Он сказал, что происходит ограбление.

– Мы все должны быть благодарны бдительным гражданам, но в данном случае это неверная интерпретация событий.

Маккинзи усмехается.

– Она пряталась под столом в темноте, да еще и с фонарем!

– И это неудивительно, учитывая, что кто-то взломал дверь посреди ночи.

Маккинзи что-то бурчит.

– У нее были при себе какие-нибудь материалы из офиса? – задает вопрос Джон.

– Это не аргумент, и вы знаете об этом!

– Что она взяла из офиса?

Тот замешкался.

– Ничего.

А я ощущаю визитку Мелоди у себя на груди.

– Можно мне сказать?

– От тебя не требуется ничего говорить, – резко обрывает меня Джон. Он не хочет, чтобы у него вырвали победу.

Маккинзи смотрит на меня с неприкрытой враждебностью, и я с трудом выдерживаю этот взгляд. В последний раз, когда кто-то смотрел на меня так, это был учитель в школе. Я всегда была правильной девочкой и шла по жизни без конфликтов. Мне нравится делать приятное.

– Я звоню вашему мужу, посмотрим, что он скажет.

Он уходит, стукнув дверью.

– Здесь есть камеры слежения, Кейт, это если ты не знала. – Джон поднимает глаза на потолок. – И микрофоны.

Он улыбается. Я знаю, что он хочет сказать: «Сохраняй спокойствие, мы поговорим об этом, когда выйдем отсюда».

– И что теперь?

– Мы ждем. В полицейских участках часто приходится ждать.

Джон роется в кармане в поисках жвачки.

– Сейчас стало намного тяжелее из-за того, что не разрешают курить, – объясняет он.

Я тоже беру подушечку из маленькой бумажной пачки.

Через некоторое время возвращается Маккинзи. Снова этот враждебный взгляд в мою сторону.

– Он говорит, что вы страдаете бессонницей. Что вы часто что-нибудь вытворяете посреди ночи и что, наверное, забыли что-нибудь важное в офисе, когда были там в последний раз. – Он говорит это саркастичным голосом и, конечно же, не верит ни единому слову из того, что сказал ему Пол. – Все так отлично складывается, что даже не подкопаешься, правда, миссис Форман?

– Если у вас больше ничего нет к этой женщине, вы обязаны ее освободить.

Джон отодвигает свой стул – это сигнал, что все закончилось.

Маккинзи вынимает руки из карманов и судорожно упирается ими в бока. Даже не знаю, кого он больше презирает, меня или Джона, а может быть, нас двоих. Со мной в школе училось много детей полицейских. Их родители запомнились мне строгими и саркастичными, прямо как Маккинзи. Они неожиданно повышали голос почти до крика, если мы осмеливались прикоснуться к стерео в гостиной или порыться в их любимой коллекции музыки. Он ненавидит меня.

Джон стоит рядом, пока я подписываю кучу бумаг на высокой стойке, забираю свой фонарик, ключи от машины и мобильный телефон. Мы вместе выходим из участка через центральную дверь. Как раз начинает светать.

– Не знала, что ты заделался криминалистом.

– Это особый случай. Мы хотим избежать огласки.

– Мы?

Джон оценивающе смотрит на меня серыми глазами, его лицо ничего не выражает.

– Пол, мы, компания.

Он вытаскивает пачку сигарет, зажигает одну и удивленно смотрит, когда я забираю ее у него из рук и делаю глубокую затяжку. Потом зажигает еще одну для себя.

– То есть ты хочешь сказать, что всегда делаешь то, о чем просит Пол?

Сейчас, когда мы вышли оттуда, стыд нахлынул на меня вместе с первыми лучами солнца, и мой приступ гнева – своего рода мера самозащиты.

– Почему ты всегда пляшешь под его дудку?

Он сжимает правую ладонь и начинает рассматривать свои ногти, сигарета его торчит вверх. Между бровей появляется глубокая складка.

– Значит, вот как ты думаешь обо мне?

Джон из тех, кто отвечает вопросом на вопрос или не отвечает совсем. Как одно, так и другое раздражает меня. Я внимательно смотрю на своего зятя. Разница между тем, что я вижу и что слышала о нем на протяжении многих лет, просто разительная. Он на девять лет старше Пола, другое поколение. Он работал юристом в рекламном агентстве и однажды на приеме в Лос-Анджелесе в честь своего самого важного клиента устроил тридцатишестичасовой кутеж с раздеванием в бассейне отеля, где они остановились. Тогда он нырнул и ударился головой о дно, поэтому все закончилось в больнице. Придя в себя, первое, о чем он спросил, – это выиграли ли они сделку. Мне не довелось увидеть таких проявлений его неординарного характера. Образ Джона, выкрикивающего что-то на пляже «Венеция», блеск драгоценностей семьи Форманов, гости отеля, ныряющие за ним, просто не сочетаются у меня в голове. Мне не нравится быть в центре внимания, я не люблю, когда все глаза устремлены на меня.

– Что сказал тебе Пол, когда позвонил?

– Что Кейт чересчур взбудоражена.

Или Кейт почти добралась до правды. Представляю, что Пол наговорил Маккинзи. Он спас меня от обвинения в проникновении со взломом. Пол заступился за меня, как я заступилась за него. Услуга за услугу. Мы объединились против внешнего мира, но разрушили наш внутренний.

– Кейт, что ты там искала?

Джон выбрасывает окурок в водосток и становится передо мной. Его руки нервно подергиваются, но голос тих и спокоен.

– В лабиринте вы с Полом говорили о том, что Мелоди что-то не подписала. Я хочу знать, что именно.

Джон хмурит брови.

– И поэтому ты проникла в офис? Ты и вправду чересчур взбудоражена. – Взглянув в мое каменное лицо, он смягчается. – Она так и не подписала контракт по «Криминальному времени». – Он поднимает руку вверх, чтобы я не задавала больше вопросов. – Я знаю, что это шоу уже несколько месяцев в эфире. По поводу вещания в Британии у нас разногласий не было, а вот насчет продаж в европейские страны… – Он останавливается. – Там все сложно. Технически теперь Форвуд волен продавать идею по всему миру. К сожалению, сейчас все это выглядит как мотив и может не очень хорошо отразиться на нашей репутации. – Джон вытряхивает из кармана какой-то мусор. Такое чувство, что он сам себе противен. – Почему ты просто не спросила обо всем у Пола?

– У него был роман с Мелоди?

На секунду лицо Джона перекосилось. Но потом он приходит в себя. У него начинает пульсировать вена на виске.

– Ты что, думаешь, это он убил Мелоди?

Я уже открываю рот, чтобы ответить, но дверь участка резко распахивается и появляется разъяренный Маккинзи. Мы с Джоном сворачиваем за угол.

– Ответ за ответ.

Я быстро иду вперед, не закончив разговор.

– Кейт! – кричит мне в след Джон, но я не останавливаюсь. Через сто метров я не выдерживаю и оглядываюсь. Он по-прежнему стоит на месте и провожает меня взглядом. Но не идет за мной.

Даже не знаю, куда мне идти. Я вне себя от того, что произошло. Когда я спряталась под столом в офисе, я подумала: кто же преследует меня? Как оказалось, это не какой-то преступник, лица которого я не знаю, а мой собственный муж. Я бреду уже полчаса, не понимая, где нахожусь. «Позвонил мужчина, и звонок поступил до того…» От этих слов у меня перехватывает дыхание. Неужели Пол позвонил в полицию? Неужели он знал, что я буду продолжать искать зацепки? Неужели это он навел их на меня? Я слишком устала от этих мыслей и не могу идти, поэтому, когда мимо проезжает такси, взмахиваю рукой.

– Куда, красавица?

Пальцы водителя нетерпеливо барабанят по рулю, потому что ответа все нет. Наконец я называю ему адрес Джесси, так как даже мысль о возвращении домой просто невыносима. Двадцать минут спустя я выхожу возле ворот шашлычной и звоню в ее дверь. Мимо проносится грузовик, и я протираю глаза от пыли. Джесси сложно назвать жаворонком, и это проверка, насколько крепко она спит. Надеюсь, что не очень. Через пять минут дверь наконец открывается, и я вижу, как Джесси от удивления меняется в лице.

– Кейт, что ты здесь делаешь? У тебя все нормально?

Она открывает дверь пошире. Непослушные волосы торчат в разные стороны, но зато на ней яркое, красивое кимоно. И выглядит она сонной, но радостной.

Снизу к ее комнатам наверху ведет длинная лестница, но, вместо того чтобы подняться, она опирается о дверной проем, преграждая мне путь.

– Я могу войти?

Она медлит несколько секунд.

– Конечно.

Я поднимаюсь за ней в кухню и вижу на столе пустую бутылку из-под вина и два стакана.

– Ой, я не вовремя? У тебя кто-то есть?

Я оглядываюсь, только сейчас осознавая ее нежелание меня впускать.

– Кейт, у тебя все хорошо?

Раздается какой-то истеричный смех, и она странно смотрит на меня, а я подношу руку ко рту. Джесси явно смущена. Ее глаза то и дело возвращаются к дверям спальни.

– Там кто-то есть! Это…

Я поворачиваюсь к закрытой двери и чувствую, как Джесси прикасается к моей руке.

– Кейт, пожалуйста…

Ее теплая ладонь лежит на моем локте с каким-то сочувствующим намеком. Новый ночной наряд, картина, что висит на стене в ее коридоре, она такая же, как возле монитора Пола… Я резко толкаю дверь, и кто-то накрывается с головой одеялом. За эти дни я просто погрязла в уловках и загадках. Я хватаюсь за одеяло и стягиваю его, словно срываю пелену, которая отделяет меня от правды. И лицом к лицу сталкиваюсь с незнакомым лысым голым мужчиной. Тот факт, что это не Пол, ничуть не уменьшает моей злости.

– Вам стоило бы быть со своей женой, – шиплю я.

– Кейт…

Он выглядит таким испуганным, словно его застукала собственная жена.

– Блин, но ему правда стоит сейчас быть с ней.

– Кейт! – На этот раз голос Джесси звучит гораздо громче и настойчивее. Она оттаскивает меня назад в кухню. – Что ты делаешь?

– А что ты делаешь, мать твою?

Ее бледное лицо становится багровым. Она разъярена, и сильнее, чем я когда-нибудь видела.

– Живу своей жизнью, и если тебе это не нравится, то мне чертовски жаль!

Ее слова приводят меня в чувство. Я начинаю плакать, а она скрещивает руки на груди.

– Прости меня, я не это имела в виду.

Но она лишь внимательно смотрит на меня.

– Можешь простить меня?

Ее молчание говорит «нет» громче, чем любые слова.

– Я подумала, что это Пол!

Джесси набирает полные легкие воздуха, но прежде, чем успевает что-либо сказать, я перебиваю ее:

– Пол завел роман. Или у него был роман.

Я говорю и плачу одновременно, не в состоянии рассказать ей остальное и выложить свои настоящие страхи и подозрения. Но не только этот мужчина в спальне сдерживает меня. Рыдания в доме лучшей подруги… Интересно, способна ли наша дружба сохранить секрет, что я держу в себе? Я не знаю, настолько ли она крепкая. Может быть, рассказав об этой проблеме, я так и не почувствую облегчения.

Джесси вздыхает:

– И ты прости.

– Ты не понимаешь…

– Ты имеешь в виду, я не могу понять?

– Нет, я не это имею в виду.

– Именно это.

Враждебность вернулась, мы двигаемся в неправильном направлении.

– Я забралась в его офис, чтобы найти доказательства этого. Меня арестовали, и я провела эту ночь в тюрьме.

У меня снова начинается истеричный смех.

Матери, которых я знаю, будут ошарашены и вытаращат глаза от таких невероятных новостей, но темп жизни Джесси таков, что она считает это обычным делом.

– Ты любишь его?

Мои всхлипывания прекращаются, и я пристально смотрю на нее.

Люблю ли я? Могу ли я любить мужчину, который убил кого-то? Должна ли я? Разве любовь не безусловна? Я открываю рот, чтобы ответить, но не знаю, что сказать.

– Кажется, ты сомневаешься. – Пауза. – Если ты любишь его, борись. Если нет, уходи.

– Уходи?! – Я качаю головой. – Все гораздо сложнее.

– Вовсе нет.

Открывшаяся дверь спальни прерывает ее речь. Высовывается мистер Женатик, завернутый в старый халат Джесси.

– Адам, это Кейт.

Он робко кивает.

– Муж Кейт завел интрижку, – добавляет Джесси, объясняя, почему я здесь в такое странное время и в таком состоянии.

В эту секунду я безоговорочно ее люблю. Адам смотрит в пол, словно надеется, что там чудесным образом появится дыра, в которую он сможет провалиться. Джесси так и не поняла, что мое появление здесь сильно напоминает сцену, которую однажды закатит ему его собственная жена.

– А знаешь, Кейт, может быть, это и хорошо.

– Да как это вообще…

– Это делает Пола человеком. Он не идеален, и у него есть те же недостатки, что и у всех нас. Не пойми меня превратно, но ты сама вознесла Пола на пьедестал. И как он ни пытался, но просто не смог постоянно стоять там по стойке смирно и в конце концов упал.

Адам протягивает мне платок. Маленький добрый жест, за который я ему очень благодарна.

– Ты даже не удивляешься этому.

Я сморкаюсь и одновременно вижу, как Джесси пожимает плечами. Я замираю.

– Что?

Она откидывается назад и смотрит на меня.

– Ты знаешь что-то, чего не знаю я?

Она снова колеблется, на этот раз на секунду дольше.

– Я…

– Рассказывай!

– Да нечего рассказывать.

– Есть.

Джесси смотрит на Адама, потом переводит взгляд на меня. И делает недовольную гримасу.

– Мне казалось, что ты это знала.

– Знала что?

– Господи, Кейт, вспомни, как вы встретились!

– Все равно не понимаю.

– Он жил с Элоидой, когда встретил тебя. – Я непонимающе смотрю на нее. – Паг рассказал мне… ох, это все было так давно, сейчас это не имеет значения…

– Что именно Паг сказал тебе?

Джесси мнется, скрещивает и снова опускает руки, словно пытается найти удобное положение.

– Что ты была не первой. Он изменял Элоиде и до тебя. И не один раз.