Текст книги "Точка кипения"

Автор книги: Али Найт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Глава 36

Должно быть, уже утро, потому что О’Шиа стоит перед открытой дверью камеры.

– Пойдемте, Кейт, раунд второй.

Я следую за ней и Самуэлсом по коридору, страстно желая выйти отсюда. О’Шиа предлагает мне чашку чая, которую я с благодарностью принимаю. Сегодня она надела бледно-розовую блузку с круглым воротничком. Она снимает жакет и аккуратно вешает его на спинку стула. На ее рукавах такие отутюженные стрелки, что можно порезаться. Мне это нравится. А потом появляется Тео, весь помятый. И я вижу, что О’Шиа с осуждением смотрит на него.

– Расскажите мне о своем браке, Кейт.

– У нас был очень удачный брак.

– Был? Что же изменилось?

– Я нашла его с окровавленными руками, несущим бред, вот что изменилось!

– Значит, еще две недели назад брак у Форманов был идеальным?

Неужели такой короткий промежуток времени? Неужели все это произошло за шестнадцать дней? В это сложно поверить.

О’Шиа поворачивается к Самуэлсу, который протягивает ей «Дэйли Мэйл».

– Это то, что вы называете удачным?

Она раскрывает газету на развороте, где в центре помещена большая фотография Маркуса, крепко обнимающего меня возле канала на глазах у детей. Она сделана в тот день, когда он переправлял нас через канал.

«Жена руководителя программы „Взгляд изнутри“ обвинена в убийстве Мелоди» – это заголовок.

«Как в сюжете телевизионной драмы, которую мог создать ее муж, Кейт Форман, жена создателя „Взгляда изнутри“ Пола Формана, арестована по обвинению в убийстве Мелоди Грэм, 26 лет. Слухи о любовной связи между одним из самых успешных и влиятельных продюсеров британского телевидения и Мелоди послужили мотивом для убийства и последующего ареста, и эти драматические события показывают, что не все так хорошо, как кажется, в браке влиятельного телемагната.

Маркус Дютуа, 22 лет, специалист по обрезке деревьев, живет на барже возле роскошного лондонского особняка этой пары. Все эти события вызвали удивление соседей и сотрудников телекомпании Форвуд».

Я не могу читать дальше, и мой взгляд перескакивает на фотографию Астрид, большую даже, чем фото Мелоди. В статье приводятся ее слова: «Кейт казалась такой милой женщиной, немножко похожей на любимую тетушку, но ее отношения с Маркусом шокировали меня, она повела себя неподобающе…» Ниже Астрид называет себя исполнительным ассистентом Пола.

– Это ужасно!

Меня переполняет отчаяние.

Бедный Маркус! Обычное проявление доброты истолковано превратно, и теперь его личная жизнь обсуждается на страницах газет.

О’Шиа складывает газету и убирает в сторону.

– Проблема в том, Кейт, что почти все в этой истории выглядят невиновными. Но как же шарф и нож в канале? С моей точки зрения, здесь все ясно. Это вы, он или оба.

– Этот водный канал знают все! Одно время на этой барже был офис Форвуда, поэтому многие люди с работы знали, как туда добраться.

Я испытываю горькое удовлетворение, когда вижу, как О’Шиа и Самуэлс обмениваются взглядами.

– У них была там бухгалтерия, до того как они переехали в новое здание, потому что стало совсем тесно. Поэтому кто угодно мог выбросить нож.

– Вы хватаетесь за соломинку, Кейт.

– Да! Потому что у невиновного нет всех ответов! У меня нет всех ответов, но я знаю, что не убивала ее! Больше я ничего не могу сказать.

После получаса тщетных попыток заставить меня открыться, признаться или расколоться меня отвели назад в камеру, где я провела еще три часа, слушая пьяный бред, проклятья, а потом еще и пение из соседней камеры. Через два часа после того, как утихли пьяные крики, вошел Тео.

– У меня есть замечательные новости. Вас отпускают.

– Что?

– Она ненормальная, этот инспектор уголовного розыска, – добавляет он, качая головой. – Это непопулярное решение. Они могут следить за вами, куда бы вы ни пошли.

– Я думала, что доказательств было предостаточно.

– Они не уверены, что это не ваш муж. Его алиби оставляет достаточно времени для убийства. Это маловероятно, но все же возможно.

– Наверное, мне нужно радоваться, но когда он узнает, что я на свободе, то наверняка будет считать, что проиграл мне.

Тео пощипывает бакенбарды, размышляя над ответом.

Глава 37

Полицейский в униформе открывает дверь участка, и я следую за ним через фойе, где пара пожилых людей, сидя на стульях, ожидает своей очереди.

Я не решаюсь пройти через парадную дверь, но Тео заверяет меня, что прессе неизвестно, в какой именно участок меня забрали. Мы выходим и прищуриваемся от яркого дневного света, но никто не провожает нас взглядами. Тео дает мне свою визитную карточку. Он хочет представлять мои интересы в суде. Я знаю, он считает, что это дело дойдет до суда, если только я не настолько умная, чтобы найти то, что поможет снять с меня обвинения.

Мне необходимо поговорить с Лексом. Он в ту ночь был в баре и встречался с Мелоди перед ее смертью. Он хотел поговорить со мной раньше, а сейчас он залег на дно, и я хочу узнать почему. В его телефоне включена голосовая почта. Я звоню Саре и разговариваю с Джошем и Авой, глотая слезы. Потом трубку снова берет Сара и убеждает меня, что они в порядке. Я окликаю такси, и теперь все мои мысли переключаются с детей на Лекса. Я планирую до посинения ждать возле его дома, пока он не появится. Но через два часа мне становится холодно и скучно. Пол присылает мне сообщение, что он забрал детей от Сары. Он просит меня вернуться домой, но сначала мне нужно получить некоторые ответы. Я прикладываю замерзшую руку к дорогой и модной деревянной двери. Три массивных замка блокируют вход. Мне просто необходимо попасть внутрь и узнать все секреты и причины, а я не могу войти. И тут у меня возникает идея.

В половине восьмого вечера я вхожу в офис Форвуда. Пришлось несколько раз позвонить в дверь, прежде чем мне открыла девушка в форме уборщицы.

– А Роза есть? Роза, уборщица?

Она понимает только одно слово, которое имеет для нее значение, и открывает дверь. Как я и предполагала, в офисе никого нет. Редко кто остается здесь после семи вечера. Я обхожу мусорные корзины и подхожу к тучной женщине с пылесосом.

– Роза!

Она поворачивается и выключает пылесос, вытирая руки о фартук.

Ей требуется секунда, чтобы вспомнить, кто я такая.

– А! Миссис Форман, все есть хорошо?

Она улыбается, показывая кривоватые зубы, и я выдавливаю улыбку в ответ. Боже мой, она же не знает! Каждый вечер она чистит множество корзин с выброшенными в них бумагами, собирает скомканные листы со столов, но никогда их не читает, никогда не следит за новостями. Большинство сотрудников с ней не разговаривают, и почти никто не знает ее в лицо, она просто часть армии рабочих. Она понятия не имеет о скандале, разразившемся здесь, о том, что я стала печально известной и что ей следует избегать меня.

– Дети? Хорошо?

Я кладу руку ей на плечо и киваю. Затем открываю сумочку и достаю бумажник.

– Смотри, новая фотография.

Эта фотография сделана около двух месяцев назад; мы выглядим как замечательная, счастливая и любящая семья. Роза улыбается.

– Прекрасно! Вам повезло!

– Роза, мне нужно кое-что очень важное.

Я говорю медленно, потому что она плохо знает английский. Она понимающе кивает.

– У тебя есть ключи от дома Лекса?

Женщина хмурит брови.

– У тебя есть ключи от его дома?

Я жестами показываю, как поворачивается ключ в замке.

– Да, миссис Форман, я убираю в его доме.

Я восторженно киваю. Джон когда-то говорил мне, что Лекс старается провести все свои расходы через учетные записи, чтобы платить меньше налогов, включая личную уборщицу. Добрый старый Джон.

– Я знаю. Можешь дать мне ключи? Завтра у него день рождения, мы устраиваем вечеринку с сюрпризом в его доме.

Роза ничего не понимает.

– Вечеринка. Я испеку торт, приготовлю много еды, потом мы погасим свет, а когда придет Лекс и откроет дверь, мы все выпрыгиваем – сюрприз! – Я жестикулирую, как в плохом водевиле. – Могу я взять твои ключи и вернуть их позже?

Проходит несколько секунд, прежде чем Роза переводит все сказанное, и улыбка появляется на ее лице.

– А, миссис Форман, хорошая идея!

Она подходит к вешалке, где висят ее сумка и пальто, и, порывшись немного, достает связку ключей. Они поблескивают на моей ладони, и я чувствую первый импульс к действию.

Дверь Лекса открывается бесшумно, стальные петли на ней работают намного лучше, чем на моей, которая всегда скрипит после дождя. Я не была здесь раньше. Лекс никогда не приглашает гостей домой, или, может быть, эти вечеринки проходят без меня. Я поднимаюсь по лестнице и вхожу в комнату наверху. Здесь просторно: низкие кожаные диваны, встроенные светильники, на стенах огромные, но странные произведения современного искусства, на полу коврик из воловьей кожи. Дальше следует кухонная зона а-ля бар. Из кухни доносится неприятный запах, Розе не помешало бы нанести сюда визит.

Я изучаю мозаичную плитку и прохожу мимо ванной. Ничего необычного здесь нет, но в небольшом шкафу за туалетом я нахожу несколько зубных протезов. О господи! Лекс знает, что двадцатипятилетних это смутило бы даже больше, чем предложение съесть целую гору сливок.

Я начинаю получать удовольствие от своего проступка. Откупориваю бутылку пива из холодильника и принимаюсь рассматривать разбросанные на столе бумаги в поисках чего-нибудь интересного. Я нахожу замечательные наработки Лекса: его идеи соединяются стрелочками, на полях написаны комментарии, вопросительные знаки прерывают еще не до конца сформулированные мысли. Толстая папка с контрактами, договор купли-продажи с CPTV. К некоторым страницам приклеены стикеры, и много-много страниц с подпунктами и дополнениями. Его корзина для бумаг полна исписанных листов, и я роюсь в них, а потом вдруг замечаю какой-то пульт на столе. Я поднимаю видеокамеру, до сих пор находящуюся в коричневой упаковке, и верчу ее в руках. Это цифровая камера последней модели. Здесь же лежат нераспечатанные кассеты к ней. Я отбрасываю упаковку и кладу все в сумочку. Лекс не будет возражать, если я все это позаимствую.

Вдруг из спальни доносится шум, и я замираю на месте. Звонит мобильный телефон. Он звонит долго, а я стою неподвижно в чужой квартире, мои глаза прикованы к неплотно прикрытой двери. Когда звонок прекращается, наступает гробовая тишина. Он здесь, и меня охватывает чувство вины за то, что я вторглась в его личные владения. Но в квартире не слышно присутствия другого человека. Я подхожу к спальне и аккуратно, одним пальцем, толкаю дверь, глядя, как она беззвучно открывается внутрь.

А неприятный запах идет от тебя, Лекс!

Он как-то неестественно лежит поперек кровати лицом вверх. Одна из его кроссовок упала с ноги и валяется на ковре подошвой вверх. Переборов страх, я заставляю себя сделать шаг в комнату. Лекса ударили по голове чем-то тяжелым и тупым. Взгляд у него застывший и ничего не выражающий. Вокруг шеи дважды обмотана белая веревка с обтрепанными краями. Черные кровоподтеки видны почти по всей его шее. Он сопротивлялся до конца.

Я подпрыгиваю от неожиданности, услышав сигнал входящей голосовой почты. Мое дыхание учащается, я в панике, и это подстегивает меня к действию.

Я не вижу телефон и понимаю, что Лекс лежит на нем. Я просовываю руку ему под спину, но при этом смотрю на дверцу шкафа, избегая его глаз. Затем вытягиваю телефон, но клавиатура заблокирована, а значит, я не могу раскрыть его секреты. Я протираю телефон и бросаю тут же.

Я стою в растерянности, не зная, что делать дальше. Лекс, Лекс, дай мне знак, подскажи, что здесь произошло! Я пытаюсь посмотреть на эту сцену глазами следователя. В квартире убрано, кровать застелена, нет ни чашек, ни пепельниц, ни полупустых бутылок, ни вина, ни следов кокаина. Я проверяю посудомоечную машину. Она загружена чашками, тарелками и ножами, стаканов для вина нет. Сушка пуста. Я смотрю, не осталось ли следов каких-нибудь исчезнувших предметов на пыльных поверхностях, но Роза хорошо выполняет свою работу. Ничего нет.

Ты впустил сюда того, кого знал, причем очень хорошо знал, если провел в свою спальню. Я оглядываюсь в поисках чего-нибудь тяжелого, чем могли ударить Лекса по голове, но орудие убийства, по всей видимости, унесли с собой. Интересно, могли ли его бросить в канал? Чем тебя ударили, Лекс? Удар не убил тебя, лишь оглушил. Ты понимал, что вскоре случится.

Лекс, прости мои подозрения и мою самоуверенность! Теперь я смотрю на нашу аварию другими глазами: невиновный испуганный мужчина, сражающийся с тенью. Я стою еще несколько минут в надежде, что что-нибудь прояснится, но увы…

Я закрываю дверь и протираю ручку рукавом. Здесь, в коридоре, я слышу музыку из соседней квартиры и женский смех. Людям нравится жить в таких квартирах в центральной части Лондона. Держу пари, что не нужно много усилий, чтобы завлечь женщин по такому адресу. Но мне нужно уходить. Только отойдя на полмили, я делаю анонимный звонок с таксофона на номер 999. Еще через пять минут я падаю на мокрый тротуар и начинаю реветь – отчасти из-за шока, что мне пришлось все это обнаружить, но также из-за своей неимоверной глупости.

Я оставила бутылку пива рядом с его ноутбуком, и на бутылке моя слюна.

Глава 38

Джесси открывает металлическую калитку своей студии, с трудом справляясь с замком в темноте.

– Знаю, это неприятно, но за углом грабанули один магазин.

– Мне казалось, эти слова не употребляют еще с девяностых.

– Ага, как «кореша» и «братаны».

Я не знаю, позарился ли бы какой-нибудь грабитель на одну из картин Джесси, но мне наплевать на это. Она здесь, и это единственное, что имеет значение. У меня было мало времени на размышление, что же делать дальше. Я не могу идти домой, как бы мне ни хотелось увидеть своих детей; полиция схватит меня как первого подозреваемого в убийстве Лекса.

– Как ты? Вы разобрались с Полом?

Я молча смотрю, как она крутит пальцем у виска, когда мы поднимаемся по лестнице в ее студию.

– Ну же, Кейт! Ты думала, что у него роман.

Такое чувство, что время открутили назад. Роман. Как странно это сейчас звучит и как далеко мы уже ушли от этого.

Джесси так погружена в свой креатив, что не в курсе последних событий, как и уборщица-иммигрантка, недавно приехавшая в страну. Мы входим в мастерскую, и я швыряю свою сумочку, а сама падаю на лакированную скамью рядом с обогревателем.

– Между прочим, у меня деловая встреча через полчаса. Я понимаю, что это поздновато, но она не могла выкроить другое время. Поэтому, если тебя это не пугает, мы можем встретиться позже.

– Лекс убит.

Джесси замирает с холстом в руке.

– Я только что нашла его тело. Полиция подумает, что это я его убила, они уже думают, что это я убила Мелоди.

У нее такой же вид, как и тогда на рассвете: на лице непонимание, рот раскрыт.

– Почерк одинаковый в обоих случаях…

Я умолкаю, понимая, что рассказывать придется с самого начала. Джесси часто моргает, ее брови приподнимаются и опускаются, пока она пытается переварить услышанное.

– За что? – спрашивает она наконец. – За что убили Лекса?

– Понятия не имею. Он, должно быть, что-то узнал.

– Что он узнал, Кейт? Думай!

– Я не знаю.

Я смотрю на хрупкие ногти Джесси, когда она прикрепляет холст, вижу заусеницы и сухую кожу рук, обветренных в холодной мастерской. Руки могут многое рассказать о человеке. Ногти Мелоди были голубоватыми и не гармонировали с ее платьем. Руки Пола – теплые и нежные; все, что они делали, – это переключали кнопки презентаций.

– Что-то по-настоящему важное, за что его сочли нужным убить.

Джесси прислоняет холст к стене, вытирает руки о свои перепачканные краской брюки и кладет их на колени, крепко сжимая, словно хочет защититься от услышанного.

– Ты действительно думаешь, что это сделал Пол?

От отчаяния я начинаю кричать:

– Я не знаю! Но что мне еще остается думать! Порша подтвердила его алиби…

– Порша Ветерол?

– Она самая.

– Именно с ней у меня деловая встреча. Мы пытаемся решить проблему с заказом Раифа. Он ему не нравится.

– А-а…

– Он настоял на том, чтобы увидеть его, когда я только начала работу. Он захотел увидеть мою работу в процессе, чего я никогда не позволяю, но Порша уговорила меня, и вот теперь он хочет, чтобы я внесла изменения, хотя картина еще даже не закончена. Они считают себя кровавыми Медичи, отдающими приказы всем вокруг!

– О боже! Я замолвлю за тебя слово перед Поршей. А я-то думала, что для тебя это отличный заказ.

– Ну, в свете стремительного взлета моей карьеры, как говорят американцы, это уже выглядит как инвестиция для Раифа, а он все равно не рад.

– Где она?

Джесси подходит к дальней стене мастерской и снимает ткань, закрывающую холст. Картина в обычном ее стиле, основные цвета переходят один в другой, глаза в форме блюдца на бледно-розовом лице. Наброски серого костюма Раифа, гигантские искривленные плечи. Это искусство, требующее внимания, оно отличается от акварели на стене ресторана.

– Почему у него была такая реакция? Он ведь знал твой стиль.

– Ему не понравилось то, что я написала.

«Подпись» Джесси – это слово или фраза, парящие в пространстве рядом с головой того, кого она рисует. На этой картине изумрудная надпись танцует рядом с лицом Раифа: «Зеленая-зеленая трава».

Звонит телефон Джесси.

– Я быстро, – говорит она, замечая мой тревожный взгляд. – Это Порша.

– Мне нельзя ни с кем встречаться…

– Ты уверена? Не хочешь расспросить ее относительно алиби для Пола?

Мы обмениваемся понимающими взглядами.

– Не говори ей о Лексе, – прошу я. – Я не уверена, что об этом уже все знают.

– Я приведу ее сюда.

Она берет ключи и исчезает за дверью. Спустя несколько минут они заходят в комнату.

Увидев меня, Порша громко восклицает, наигранно заключает меня в объятия и целует в обе щеки, как будто бросает вызов мнению толпы.

– Боже мой, через что они заставили пройти тебя и твою семью! – Я стою молча, и она продолжает: – Я знаю, это тяжело, но ты не должна все это читать. Помни, что это всего лишь развлечение за твой счет. Тем не менее мне кажется, что Пол долго тянул резину. Вам нужен кто-то, кто мог бы представлять вашу семью и выступать в ваших интересах. Сейчас вам нужен профессионал. – Она садится, открывает сумочку и достает телефон. – Вы крутитесь так и этак перед журналистами, но пора взять все в свои руки. Я знаю отличную фирму с превосходной репутацией, чей босс – мой старый друг. Ты должна ему позвонить. Сошлись на меня, пожалуйста. – Она достает из сумочки кожаный блокнот, вырывает лист и пишет какие-то цифры. – Это твоя сумка? – Она подсовывает под нее листок. – Пришли его счет в мой офис.

– Хочешь выпить, Порша? – спрашивает Джесси, и Порша берет стакан воды.

Ее изящные туфли и дорогой брючный костюм выглядят странно в этой грязной мастерской. И ее автомобиль с откидным верхом могут угнать за несколько секунд, но она, по-видимому, не особенно переживает.

– Если нужна будет моя помощь, просто позвони.

– Почему ты подтвердила алиби Пола?

Порша не вздрагивает, просто поворачивается и смотрит на меня. Она привыкла к неудобным вопросам.

– Я подтвердила его алиби, потому что я его встретила. Я так понимаю, ты хочешь узнать как можно больше о том, что произошло с Полом в ту ночь, когда была убита Мелоди?

– Да.

– Понятно.

– Почему вы встретились?

Порша отпивает маленький глоток воды и оглядывается в поисках, куда бы поставить стакан, потом ставит его на пол. Она делает паузу, обдумывая свои слова.

– Знаешь, Кейт, я часто думала, что же ответить, если ты спросишь об этом, но лучше всего просто сказать правду. Тебя впоследствии не смогут уличить во лжи, если скажешь правду.

От страха у меня мурашки пробегают по спине.

– Мне хотелось бы назвать тебе точное время, но я не могу на сто процентов быть уверенной, в котором часу мы встретились.

– И в котором?

– В десять тридцать. Может быть, в десять сорок пять.

Джесси с изумлением смотрит на меня. Ей трудно вспомнить день, когда что-то произошло, а уж часы и минуты…

– Мы разговаривали в моей машине, потому что шел дождь. Это была очень короткая встреча.

Порша поднимается со скамьи и медленно обходит ее.

– А почему ты…

– Я главный исполнительный директор компании, оборот которой два триллиона фунтов стерлингов в год. Я капитан корабля, которым многие хотят управлять, прости за такое сравнение. С момента продажи первой части Форвуда Пол стал акционером CPTV. Голоса акционеров важны при выборе правления и руководства компании. Мне хотелось узнать мнение Пола.

– Почему вы не рассказали обо всем в самом начале? Почему Пол держал это в секрете?

– Боюсь, тебе самой придется спросить его об этом. Я не хочу гадать, но думаю, что встреча ночью в машине звучит немного… вульгарно. Когда полиция задала мне конкретный вопрос, я все подтвердила. Я также догадываюсь, что и Лекс не знал о нашей встрече…

– Почему нет?

– Лекс и Пол – равные партнеры в Форвуде, но с учетом грядущих изменений…

– Что-то меняется?

– Это пока гипотетически. Я хотела, чтобы Пол был на моей стороне. Я верю, что он восходящая звезда. Чувствую, что в будущем мы могли бы сработаться. Если честно, я считаю, что лучше бы в правлении был он, а не Лекс. – Порша переводит взгляд с меня на Джесси. – Учредители часто теряют контроль над своими компаниями. Власти ставят преграды, и альянсы меняются удивительно быстро. Таков бизнес. Я бы уже давно потеряла работу, если бы не учитывала этого.

– Это незаконно?

Порша смеется.

– Не смеши меня! – Она подходит к портрету Раифа. – За все эти годы я поняла одну тенденцию: те, кто не имеет ни малейшего опыта в ведении бизнеса, отзываются о нем очень витиевато, а это в основном журналисты, сценаристы в Голливуде… или художники. – На лице Порши играет победная улыбка. – А правда в том, что это долгий, кропотливый процесс. – Она долго рассматривает картину, потом тихо смеется. – Так вот из-за чего вся суета! Она мне нравится, Джесси, правда. Но чтобы продолжать работу, тебе надо быть решительной, а еще пойти на компромисс. Это правило для всех сделок – как в бизнесе, так и в искусстве.

У Порши красивый голос, мягкий и мелодичный, но одновременно немного властный. Когда она говорит, ее хочется слушать. Представляю, скольких мужчин она покорила.

– Даже художникам приходится порой идти на компромисс.

– Я не пойду на это! – выпаливает Джесси.

– Расторгнешь контракт – и ты мертва как художник.

– Пол был пьян, когда вы встречались той ночью?

Порша поворачивается ко мне, озадаченная, что я упорно гну свое.

– Нет, я этого не заметила. – Она снова поворачивается к Джесси. – Мы все много работаем. Ты, Джесси, тяжело трудишься здесь, в этой мастерской, где, как я догадываюсь, слишком холодно зимой и душно летом; Кейт моет слишком много посуды и удивляется, как часто та бьется; я верчусь в офисе. Мы все хотим оплаты за свою работу. А оплата бывает в разной форме…

– Ты назначила ту встречу? – настойчиво продолжаю я.

– Да.

– Как? Каким образом ты это сделала?

– Я не помню точно. Наверное, мы просто условились.

– Вот почему я ненавижу договоренности! – стонет Джесси. – Или покупай то, как видит это художник, или уходи.

– Он и купил твое видение, – успокаивает ее Порша. – И только строчка вверху не устраивает Раифа. – Она указывает на слова на холсте. – Это надо изменить.

– Значит, он не идет на компромисс, – вмешиваюсь я.

Порша печально смотрит на меня.

– Когда у тебя есть власть, это и не нужно.

– А что означает «зеленая-зеленая трава»? – спрашиваю я, поднимаюсь и подхожу к холсту.

Джесси оживляется.

– Это из песни Тома Джонса о человеке, тоскующем о прошлом, о древнем дубе и траве у родного дома, который ожидает смерти в камере и вернуться домой не сможет никогда.

Я поворачиваюсь к Порше, и мы обмениваемся взглядами.

– И какое это имеет отношение к Раифу? – спрашиваю я.

– Я сама поражена… Он приехал издалека, из славной ирландской деревушки, невинным юношей, и его испортила жестокая атмосфера мира бизнеса. Он встал на путь, где его принципам конец, и попал в ловушку, им же самим поставленную.

– И ты удивляешься, что ему это не нравится?

Порша уходит от ответа.

– Джесси, я хотела бы попросить тебя… об услуге. Немного опусти свою планку, чтобы Раиф был доволен.

Джесси упирается.

– Он превращает мое искусство в безделицу над камином. Я могла бы с таким же успехом быть дизайнером интерьера…

– Изготовителем диванных подушек, – добавляю я.

– Ага, долбаным изготовителем диванных подушек!

Порша смеется.

– Понятно, почему вы подруги. Лично мне нравится твоя работа, Джесси. Можешь написать для меня любую картину, и я возьму ее не глядя. Честно говоря, меня разозлило, что Раиф оказался первым. Теперь мне сложно обращаться с такой же просьбой – не хочу, чтобы сочли, будто я копирую его идеи. Нужно правильно подавать себя – как в телевизионном бизнесе, так и в мире искусства.

– Конечно, ты можешь заказать картину!

Коммерческое настроение передалось и Джесси, она уже почуяла следующую сделку.

Меня начинает раздражать, что Порша не понимает, насколько важен разговор об алиби, но для меня это вопрос жизни и смерти. Пора вывести ее из безопасной зоны.

– Лекса убили.

Наконец-то Порша реагирует и переключает внимание на меня. На секунду она теряет самообладание, и мне кажется, что я вижу страх в ее глазах.

– Я не знала этого.

– Немногие знают.

Наступает неловкая тишина.

– Как он умер?

– Так же, как и Мелоди.

– Снова убийца-подражатель? – Дрожащей рукой она достает телефон, почти набирает номер, но передумывает. – Ты знаешь что-нибудь об «ищейке»? Раиф спрашивал об этом.

Я медленно опускаюсь на испачканный краской стул, пытаясь оправиться от шока. Хочу, чтобы мой голос звучал как обычно.

– Ищейка? – Я пожимаю плечами. – Не знаю. А когда он тебя спрашивал?

– Несколько дней назад. Лекс говорил, что это его следующий крупный проект.

Я качаю головой. Мир сжимается в одну точку, и я ликую. Так это ты, Раиф!

– Кейт? Ах, Кейт, я думаю…

Джесси пристально смотрит на улицу через большие окна мастерской. Что-то в ее голосе заставляет меня подбежать и посмотреть туда же. Мне сразу становится все понятно. Две полицейские машины резко остановились у здания, темные фигуры выскальзывают из открытых дверей. Я хватаю свою сумку и бегу к выходу.

– Кейт! – кричит Джесси мне вдогонку. – Подожди!

Нет, я не могу ждать, Джесси. У меня нет времени. Я не собираюсь возвращаться в камеру и безропотно ждать, пока другие будут писать мою историю за меня. С такой важной новой информацией я могу написать концовку сама, я еще могу. Джесси хватает меня и сует что-то в мою ладонь. Это ключ от ее велосипеда.

– Спускайся по лестнице в конце коридора. Выйдешь возле туалета.

Порша делает несколько быстрых шагов по направлению к нам, вид у нее враждебный.

– Джесси, возможно, ты оказываешь помощь и содействуешь преступнице. Это серьезное правонарушение.

Моя лучшая подруга поворачивается ко мне, а в это время дверь выбивается каким-то тяжелым предметом, который рикошетом отлетает к лестнице.

– Никаких компромиссов, – жестко шепчет она, и я бегу, бросив последний взгляд на удивленное лицо Порши.

Я перепрыгиваю через пять ступенек, а потом хватаю велосипед и выскакиваю в захламленный мусором переулок. Шлем Джесси подпрыгивает, как разбитая пластиковая корзина, когда я несусь по неровной каменной мостовой.