Текст книги "Линкор «Шарнхорст»"

Автор книги: Альф Якобсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

«По внутренней системе связи объявили, что вспышки залпов тяжелых орудий (Schweres Mündungsfeuer) видны в совершенно неожиданном направлении, и все как будто сразу очнулись. Из показаний не совсем ясно, когда именно экипаж линкора понял, что огонь ведет тяжелое британское соединение, потому что до этого он имел дело только с крейсерами. Однако вскоре приказали заряжать орудия главных башен бронебойными снарядами, и тогда артиллеристам стало ясно, какой противник им противостоит».

Сначала действия Бея были скорее инстинктивными. Он отдал приказ отвернуть по левому борту и перевести «Шарнхорст» на противоположный курс. Однако на севере небо тоже озаряли вспышки артиллерийских залпов. Это стреляли тяжелые орудия «Белфаста» и «Норфолка». Бакхаус:

«Это было просто ужасно. Огонь велся со всех сторон. Казалось, что мы в сплошном кольце вражеских кораблей».

Спастись можно было, только двигаясь на восток. Бей вновь отдал команду развернуться, так что машинному отделению надо было творить чудеса. В 16.56 он отправил на базу радиограмму с пометкой «Высшей важности»:

«КВАДРАТ АС4677. ТЯЖЕЛЫЕ КОРАБЛИ. ВЕДУ БОЙ».

Гюнтер Стрётер говорил следователям абвера:

«Прозвучала команда: „Всем постам. Разворачиваемся к востоку“. Противник открыл стрельбу по правому борту… Мы находились в это время на левом борту и открыли люк орудийной башни. Прямо над нами висел факел осветительного снаряда».

Прошло пять драгоценных минут, прежде чем орудия «Шарнхорста» смогли открыть ответный огонь – сначала по линкору «Дюк оф Йорк», затем было произведено два залпа по эсминцам в северном направлении, но попаданий в цель не было.

Судя по официальным протоколам допросов уцелевших моряков, «Шарнхорсту» в течение всего боя пришлось полагаться исключительно на оптические дальномеры. Один из моряков говорил так:

«Вокруг „Шарнхорста“ все время разрывались осветительные снаряды; их свет слепил дальнометристов, так что им было очень трудно работать. Расчетам 20-мм и 37-мм пушек было приказано по возможности уничтожать факелы осветительных снарядов; сам же „Шарнхорст“ стрелял снарядами этого типа крайне неточно и неэффективно – они освещали только пустые участки поверхности моря».

Первые же залпы линкора «Дюк оф Йорк» попали в цель. Вильгельм Гёдде:

«Примерно без четверти пять в носовой части корабля по правому борту раздался страшный взрыв – где-то на уровне башни „A“. Ударной волной меня сбило с ног, и я чуть не задохнулся от густого дыма. С мостика спустился Хинтце. Он хотел выяснить, что произошло, потому что оттуда ничего нельзя было разобрать. Он помог мне подняться на ноги и спросил, не ранен ли я. Я ответил, что нет, и он сказал: „Оставайтесь на своем посту. Нам важно знать, что будет происходить здесь“».

Осколками разбило объективы перископов на мостике, однако при этом никто из находившихся там не пострадал. Дальше было хуже. В результате взрыва башню «A» перекосило, и несколько артиллеристов было убито на месте. Возник пожар, огонь быстро проник в систему подачи боезапаса башни «B», было много дыма. Во избежание катастрофы оба погреба были частично затоплены.

«Мы барахтались в ледяной воде, пытаясь спасти хотя бы часть боезапаса. Прошло несколько напряженных минут, прежде чем воду удалось откачать, и башня „В“ вновь стала боеспособной»,

– рассказывал один из артиллеристов этой башни Руди Бирк.

Вильгельм Гёдде:

«Когда башню „A“ заклинило, она была развернута по правому борту, приводы наводки вышли из строя. Потом по телефону сообщили, что внутри башни нет никаких признаков жизни. Из-за сильного огня и густого дыма башня в сражении больше не участвовала».

Второй снаряд пробил правый борт на уровне ватерлинии и разорвался в межпалубном пространстве. Ценой невероятных усилий аварийной команде удалось приварить металлический пластырь, наложив его на пробоину.

«Поступавшая через пробоину вода в основном затрудняла работу сварщиков, опасности для корабля это не представляло, серьезных повреждений также не было»,

– рассказывал один из матросов аварийной команды.

Около пяти часов Гюнтер Стрётер вновь почувствовал, как корабль накренило и сильно тряхнуло:

«Я понял, что снаряд попал в центральную часть корпуса, скорее всего по левому борту… Сообщили, что из погреба идет дым… Командир орудийного расчета Виббельхоф приказал надеть противогазы… Чуть позже расчет 15-дюймового орудия правого борта сообщил, что снаряд пробил подъемник, и орудие вышло из строя. Матросы, обслуживавшие подъемник, были убиты. Оставшимся в живых было приказано идти к пункту сбора».

Прошло пятнадцать критически важных минут. Управляемый по радару огонь велся с двух сторон, на линкоре уже были сильные разрушения, но он держался на плаву, все еще сохраняя свое преимущество в скорости. В глубине корабля, под броневой палубой, на пределе сил работала команда энергетической установки, которой руководил корветен-капитан (инженер) Отто Кёниг. Теперь все зависело от них. Котлы и турбины работали на максимальной мощности. Ветер дул с правого крамбола, отсюда же шли волны; «Шарнхорст» продолжал быстро идти к востоку, скорость достигла 30 узлов – это было больше, чем во время учений в Варгсунне в конце ноября.

«В 17.08 „Шарнхорст“ твердо держал курс на восток, снаряды главного калибра уже доставали „Дюк оф Йорк“ и „Ямайку“. Тактика была такая – развернуться к югу, произвести полный бортовой залп, а затем вновь идти к востоку, одновременно готовя следующий залп. Это должно было затруднить работу артиллерии „Дюк оф Йорк“»,

– писал адмирал Фрейзер.

Первые залпы «Шарнхорста» дали большой промах, снаряды упали в воду на удалении почти 2000 метров от «Дюк оф Йорк» и «Ямайки», однако потом стали ложиться все ближе и, наконец, попали в цель. Два 28-см снаряда накрыли «Дюк оф Йорк» – в результате прямого попадания в фок-мачту снесло за борт одну из ее опор и временно вывело из строя радар, перебив кабель антенны.[31]31
  Антенный кабель вскоре был восстановлен, и огонь продолжался с прежней интенсивностью. – См.: Сулига С. В. «Линкоры типа „Шарнхорст“».


[Закрыть] Лейтенант Рамсден:

«Одновременно разорвалось два или три осветительных снаряда, факелы нависли над нами, испуская ослепительное белое пламя. Как будто над морем появилась яркая луна. Помню, я еще подумал, что нас видно на несколько миль вокруг. Было такое ощущение, что ты вдруг оказался совершенно голым, и захотелось спрятаться от этого пламени, как будто таким образом можно было спастись! Наконец факел стал затухать и, рассыпавшись, превратился в сноп ярких искр, которые упали в море – как будто кто-то ночью погасил окурок или выбил трубку».

Итак, факелы осветительных снарядов потухли, и «Ямайка» опять погрузилась в темноту, однако все только начиналось. Вновь лейтенант Рамсден:

«Как только мы погрузились в столь успокоительную темноту, я заметил вспышки первого бортового залпа 11-дюймовых орудий (линкор как будто „подмигнул“ нам издали) и подумал: „Он стреляет в нас…“ Слава богу, траекторий этих снарядов не было видно, в отличие от наших трассирующих снарядов, – это было бы еще хуже. Я вглядывался в бинокль и краем глаза заметил не очень яркую вспышку на корме по левому борту, а затем как будто кто-то начал щелкать огромным кнутом – и совсем рядом со свистом пронеслись осколки».

Робин Компстон, представитель Королевских ВВС в штабе Фрейзера:

«Ответного огня пришлось ждать недолго, сначала были недолеты, а потом прямым попаданием была накрыта передняя надстройка. Если бы эти 11-дюймовые снаряды разорвались в межпалубном пространстве, то еще неизвестно, чем бы все закончилось. Вскоре после этого накрытия снаряды упали в море прямо перед носом корабля, поднялись столбы воды, а через несколько секунд после того, как они опали, по этому месту прошел „Дюк оф Йорк“».

Прежде чем открывать огонь, Фрейзер приказал эсминцам построиться в два отряда – «Сэведж» и «Сомарец» шли по траверзу левого борта, а «Скорпион» и «Сторд» – по траверзу правого борта. Командиру дивизиона коммандеру Майклу Мейрику, находившемуся на борту «Сэведжа», было приказано «занять наиболее выгодную позицию для торпедной атаки».

Сражение продолжалось при безостановочном головокружительном движении кораблей на восток – иногда скорость превышала 30 узлов. Ветер и волны были направлены навстречу, так что эсминцы сбивались с курса, а иногда казалось, что они уже не вынырнут из очередной огромной волны. Капитан «Сторда» Скуле Сторхейл:

«Никогда не забуду впечатление, которое производят вид и грохот направленного прямо на тебя залпа 14-дюймовых орудий, а также понимание того, что стрельбу ведут с большой злостью. Из-за сильного волнения плавание очень напоминало серфинг, так что „Сторд“ и остальные эсминцы были вполне готовы к сюрпризам, характерным для этого вида спорта. Механики работали на славу и выжимали из турбин все, что можно. Сам „Шарнхорст“ мы не видели, заметны были только вспышки пламени, когда линкор производил очередной залп».

Несмотря на все старания, линкору «Дюк оф Йорк», крейсерам и эсминцам не удавалось подобраться поближе к «Шарнхорсту». Казалось, что удача вновь не покинула его. В котлах поддерживалось максимальное давление, и линкор на большой скорости уходил на юго-восток, с каждой минутой дистанция между ним и преследователями возрастала. Даже очередное попадание в центральную часть корабля не нанесло особого ущерба. Тяжелый снаряд разорвался у дымовой трубы и вызвал сильный пожар в ангаре гидросамолетов.

«Расчетам зенитных пушек было приказано потушить пожар. В ангаре находился авиационный бензин, температура была невыносимая. Возникла очень опасная ситуация, но в конце концов нам удалось справиться с пожаром»,

– рассказывал Бакхаус. Моряки проявили подлинный героизм, борясь с огнем, несколько человек погибло, в том числе командир батареи 10,5-см пушек.

Бушующее пламя упрощало работу дальнометристов «Дюк оф Йорк», поскольку они отчетливо видели цель. Когда пожар потушили, а это произошло примерно в 17.15, в качестве ориентиров стали использовать вспышки пламени из стволов орудий – «вспышки ярко-оранжевого цвета, которые были хорошо видны в темноте арктической ночи». Начиная с 17.17, линкору «Дюк оф Йорк» пришлось уже больше полагаться на управление огнем по радару. В это время дистанция была все еще около 12 500 метров, но в течение следующего часа она продолжала возрастать: в 17.46 – 16 500 метров, в 18.24 – 19 500 метров. Видимо, только этим можно объяснить самонадеянную радиограмму, которую Бей отправил Дёницу и Шнивинду в 18.02:

«SCHARNHORST IMMER VORAN»

Англичане перевели этот текст, как «„Шарнхорст“ всегда будет превосходить противника», хотя на самом деле это был лозунг линкора – «„Шарнхорст“ всегда впереди».

В результате последующего расследования было установлено, что в этот отрезок времени скорость линкора почти на 3 узла превышала скорость «Дюк оф Йорк». Иначе говоря, ему уже почти удалось уйти от погони, потом можно было под прикрытием темноты проскользнуть в Тана-фьорд или в какую-нибудь шхеру на северном побережье Норвегии – под защиту Люфтваффе и береговой охраны. Генри Лич, чей пост был в артиллерийской башне, прекрасно помнит, как «неумолимо и сердито щелкали счетчики дальномера по мере удаления врага. Не могу найти слов, чтобы описать отчаяние, охватившее тех, кто понял, что происходит; ведь нам удалось застигнуть врага врасплох, мы подошли к нему достаточно близко и как будто все делали правильно, но все впустую – враг постепенно уходил от нас, скрываясь в ночной темноте».

Старшие офицеры в Нарвике и Киле, которые внутренне были против этой авантюрной атаки конвоя, отдавая приказ о ее начале, теперь испытывали все большую тревогу. У подводных лодок Рудольфа Петерса был очень неудачный день; после получения сообщения от Роберта Любсена в 12.38 о том, что он видел «четыре силуэта», мало что произошло. Правда, капитан-лейтенант Рудольф Бюхлер с U-387 в 14.05 заметил два эсминца. Он хотел ускользнуть на запад, однако дул очень сильный ветер, и скорость лодки не превышала 13 узлов. Поэтому ему показалось, что самое разумное – это пойти на погружение. Когда спустя полтора часа он вновь всплыл, то ничего не увидел. Исчезли не только эсминцы, куда-то пропал и конвой, контакт с ним больше установить не удалось. Командующие группами в Нарвике и Киле были вне себя от отчаяния. Никакой координации действий между флотилиями и соединениями не было, так же, как и понимания подлинной сути обстановки. Самому молодому из капитанов «Железной бороды», капитан-лейтенанту Герхарду Шаару, командовавшему U-957, было всего двадцать четыре года. Он прибыл в район острова Медвежий прямо из Киля. Еще в звании обер-лейтенанта цур зее (младшего лейтенанта) весной 1940 года он видел под Нарвиком, как героически сражался эсминец «Эрих Гизе», но потом буквально разлетелся на куски под обстрелом британского линкора «Уорспайт» и эсминцев сопровождения. В 1944 году Шаар был награжден Рыцарским крестом за подвиги в Арктике. Сейчас он не очень улавливал реальную суть складывающейся обстановки и в 16.17 записал:

«До сих пор не получил данных от станций радиопеленгации. Результаты счисления позиции не очень точны и только приблизительно характеризуют местоположение врага. Ясно только то, что где-то поблизости находится лодка Бюхлера, наверное, есть и надводные корабли, но они действуют совершенно независимо от нас. Может быть, следует предложить, чтобы этим кораблям было приказано вывести нас на конвой».

В это время на нескольких подводных лодках услышали звуки артиллерийской перестрелки, происходившей на большом удалении от этого района. Однако впередсмотрящие ничего не видели: поверхность моря была совершенно пустой.

В 17.24 Бей снова радировал базе:

«ОКРУЖЕН СОЕДИНЕНИЕМ ТЯЖЕЛЫХ КОРАБЛЕЙ».

Командующий флотом генерал-адмирал Шнивинд получил это сообщение через сорок пять минут. Он все еще рассматривал два варианта возможных действий, но потребовал, чтобы была установлена радиосвязь с командующим флотилией эсминцев Рольфом Иоханесоном.

«Если сообщение достоверно… то мы должны направить в зону сражения 4-ю флотилию эсминцев».

Он также запросил Люфтваффе – могут ли они отправить самолеты в данный район. Ответ был получен отрицательный – погода по-прежнему была нелетная.

Как командующий флотом, Шнивинд оказался в крайне затруднительном положении. Реагируя на настойчивые просьбы Петерса, он до последней минуты пытался отозвать Боевую группу, однако ответственность за выполнение операции в целом лежала на нем. В зоне боя царила полная темнота и бушевал шторм – сбывались его наихудшие предчувствия. Судя по всему, и сам Шнивинд не до конца разобрался в обстановке. Например, он не знал, где в данный момент находятся эсминцы, не подозревал и об отсутствии согласованности действий Бея и Иоханесона. Процессы принятия решений и установления взаимной связи протекали с черепашьей скоростью.

Когда он запросил о местонахождении эсминцев, то оказалось, что они сместились далеко к западу и сейчас со скоростью 24 узла шли в сторону берега. На борту Z-29 первое сообщение с «Шарнхорста», что он окружен соединением тяжелых кораблей, было получено в 17.45, т. е. почти через час после отправки. Иоханесон курс не изменил, но из сделанной им записи следовало, что происходящее он оценивал как бы со стороны:

«Сообщение свидетельствует, что обстановка крайне печальна. В девяноста милях к востоку, без эсминцев прикрытия, командующий оказался в руках вражеского соединения, которое осталось незамеченным и расположилось между нами и побережьем. Сможет ли он уйти, имея в виду, что противник с помощью радара сможет следить за ним на дальности более 33 миль?»

Первым, кто предпринял правильные действия, был капитан цур зее Петерс в Нарвике. Получив в 17.17 радиограмму Бея о том, что «Шарнхорст» вступил в бой с тяжелым линкором, он записал:

«Сообщение крайне тревожно. Либо „Северная группа“ встретила „Шарнхорст“, либо его догнала „Южная группа“».

Через четверть часа он узнал, что «Шарнхорст» окружен кораблями противника, и тогда он добавил:

«Боюсь, что судьба корабля предрешена».

В 18.15 Петерс объявил группе «Железная борода» тревогу, отправив радиограмму следующего содержания:

«KRIEG! KRIEG! НА ПОЛНОЙ СКОРОСТИ ИДИТЕ В КВАДРАТ АС4930».

Все лодки, находившиеся в надводном положении и получившие этот сигнал, немедленно соответствующим образом изменили курс.

Шнивинд, находившийся в Киле, тоже понял, что «Шарнхорст» оказался в большой беде. Несмотря на это, записанный им комментарий, как ни странно, серьезности обстановки вовсе не соответствовал:

«Возникает вопрос, разумно ли приказывать эсминцам идти к „Шарнхорсту“. Я склонен отвечать на этот вопрос положительно. Речь идет о единственном нашем боеспособном линкоре, по-видимому, сражающемся с превосходящим противником. Поэтому ему нужно оказать помощь во что бы то ни стало. Это важнее, чем организовывать атаку на конвой силами эсминцев и подводных лодок».

Еще до того, как приказ о том, чтобы идти к «Шарнхорсту», имея в виду последние данные о его местоположении, дошел до Z-29, Иоханесон, впервые за этот воскресный день декабря, набрался смелости действовать самостоятельно. С ветром по корме, он взял курс на восток.

«Неясно, можно ли оказать помощь „Шарнхорсту“, вынужденному вести явно неравный бой. Никаких приказов флотилия на этот счет не имеет, но пора действовать».

Таким образом Иоханесон как бы оправдывал собственную пассивность. Было уже почти 18.30, и сражение близилось к концу. Как эсминцы, так и подводные лодки находились слишком далеко.

Бой продолжался уже полтора часа, и в 18.19 с борта линкора, которому уже был нанесен большой ущерб, ушла еще одна радиограмма, которую получили адмиралы в Нарвике и Киле:

«ВРАГ ВЕДЕТ ОГОНЬ С УПРАВЛЕНИЕМ ПО РАДАРУ С ДИСТАНЦИИ БОЛЕЕ 18 000 МЕТРОВ. ПОЗИЦИЯ АС4965. КУРС 110 ГРАДУСОВ. СКОРОСТЬ 26 УЗЛОВ».

А через мгновение тяжелые снаряды вновь накрыли корабль. Вильгельм Гёдде:

«После этого я уже плохо ориентировался. Мощь [взрывов] была чудовищная. Один из снарядов разодрал всю носовую часть корабля, и меня снова сбила с ног ударная волна. С мостика спустился капитан цур зее Хинтце, он хотел оценить нанесенный ущерб. Он был ранен осколком в лицо, но все же подошел ко мне и помог подняться. Он вновь спросил, не ранен ли я, и я ответил, что как будто опять повезло. Потом он отправил меня к директору правого борта, чтобы выяснить, почему дальнометристы не реагируют на звонки. Оказалось, что все они погибли. А дальномер разнесло на мелкие кусочки».

А всего через пять минут, в 18.24, вышла из строя радарная система управления огнем «Дюк оф Йорк». Дистанция к этому времени увеличилась почти до 20 000 метров. Линкор прекратил огонь, потому что в противном случае снаряды тратились бы впустую.

«После команды о прекращении огня возникла гнетущая атмосфера разочарования: снаряды несомненно попали в цель, и тем не менее враг может уйти, обладая более высокой скоростью»,

– сказано в артиллерийском отчете.

Внезапно над полем боя наступила странная тишина. Не слышалось ни одного выстрела. Только завывал ветер да раздавались страдальческие стоны раненых. Никто тогда не знал, что один из последних залпов, а может быть, и вообще последний залп линкора «Дюк оф Йорк», нанес смертельный удар «Шарнхорсту». Около 18.00 в правый борт попал снаряд, который пробил тонкий пояс верхней цитадели (45 мм) и батарейную палубу, срикошетировал вдоль 80-мм нижней бронепалубы и пробил такой же толщины гласис над котельным отделением № 1. Разорвало множество паропроводов четырех котлов. Осколки снаряда пробили двойное дно, из-за чего отделение затопило до уровня настила пола.[32]32
  Более подробное, чем у автора, описание этого рокового для «Шарнхорста» эпизода взято из: Сулига С. В. «Линкоры типа „Шарнхорст“».


[Закрыть] Бакхаус рассказывал:

«Я взглянул на индикатор скорости – он показывал 22 узла. Ситуация была безнадежная. Я понимал, что если скорость поднять не удастся, то нам уже не уйти».

Вильгельм Гёдде был ближе к месту событий:

«Третья турбина перестала работать из-за того, что был перебит паропровод. Главный инженер доложил, что постарается устранить повреждения за двадцать-тридцать минут. Я слышал, как Хинтце сказал: „Офицеры и матросы машинного отделения, благодарю вас за отличную работу“».

Капитанский мостик уже был сильно разрушен, но Хинтце сохранял хладнокровие. В 18.25 он продиктовал текст радиограммы на имя Гитлера, которая была немедленно передана:

«МЫ БУДЕМ СРАЖАТЬСЯ ДО ПОСЛЕДНЕГО СНАРЯДА».

Так он оценивал ситуацию.

Скорость «Шарнхорста» неумолимо падала, но лишь через четверть часа операторы радаров и дальнометристы на борту кораблей союзников осознали, какой драматический оборот приняли события. Еще в 18.40 адмирал отправил довольно кислую радиограмму вице-адмиралу Барнетту на «Белфаст»:

«НЕ НАДЕЮСЬ ДОГНАТЬ „ШАРНХОРСТ“, НАМЕРЕН ПЕРЕЙТИ НА ПРИКРЫТИЕ КОНВОЯ».

Таким образом, Фрейзер собирался отменить операцию, но ему опять чудом повезло. Прежде чем успели передать этот приказ, из штурманской рубки поступили взволнованные доклады. Происходило нечто совершенно неожиданное.

«Довольно резко дистанция перестала увеличиваться, а затем опять включился и защелкал счетчик дальномера. Ощущение было такое, что мы проснулись после ужасного кошмара. Мы поняли, что сможем опять поймать его»,

– рассказывал Генри Лич.

На мостике «Сэведжа» коммандер Мейрик испытал аналогичное чувство.

«Наша скорость была лишь ненамного выше скорости „Шарнхорста“, так что догнать его было совсем непросто. Потом кто-то из офицеров, находившихся в штурманской рубке, крикнул мне, что мы опять начали сближаться с ним…»

Получив эту новость, Фрейзер не стал медлить и сразу отменил свой последний приказ:

«Я уже все равно принял решение идти к норвежскому берегу, потому что считал, что вражеский корабль может развернуться в этом же направлении, и у эсминцев мог вновь появиться шанс для атаки. Когда же мне доложили о падении скорости „Шарнхорста“, я решил идти прямо на него».

На борту «Сторда» Скуле Сторхейл также заметил, что «Шарнхорст» теряет скорость:

«Двигатели „Сторда“ выжимали максимальную мощность – нам нужно было выйти на такую позицию, чтобы атаковать с востока. Однако это было непросто сделать, потому что „Шарнхорст“ шел примерно с такой же скоростью, что и мы… Дистанция между нами была 10 000 метров, когда мы обнаружили, что скорость „Шарнхорста“ упала – вероятно, в результате попадания снаряда, удачно выпущенного линкором „Дюк оф Йорк“. Мы изменили курс. Нам нужно было подойти поближе, чтобы провести торпедную атаку».

На «Шарнхорсте» большинство моряков находилось в шоковом состоянии. Броневые и стальные листы, защищавшие палубы и надстройки, были деформированы и местами выдраны в результате попадания тяжелых снарядов. Кругом валялись мертвые и раненые. Санитарам досталась ужасная работа: чтобы оказать раненым первую помощь, их приходилось тащить на носилках, пробираясь через развалины. В проходах колыхались лужи крови и морской воды. Некоторых матросов, находившихся на палубах, разорвало в клочья. Некогда было убирать оторванные конечности и куски тел.

Показания уцелевших матросов значительно отличаются. Николаус Вибуш, 21-летний парень из Куксхафена, входил в один из расчетов батареи 37-мм зенитных пушек, расположенных на корме, по правому борту:

«Дальность стрельбы наших пушек составляла всего 4800 метров, так что никакой мишени у нас не было. Поэтому нам было приказано идти в укрытие, и мы ничего не видели».

Один из наиболее опытных механиков, 24-летний Рольф Зангер из Ветцлара, прошел подготовку по специальности моториста в Морском училище в Везермюнде. Сначала служил на эсминце «Карл Гальстер», а в начале 1941 года получил назначение на «Шарнхорст». Его вахта в котельной № 3 закончилась в 16.00, после чего он был включен в состав аварийной команды, находившейся в межпалубном пространстве:

«Спасательного жилета у меня не было – только кожаные куртка и брюки. Нам их выдали как специальное средство защиты от выброса пара, если снаряд разорвется в котельной. Двигатели „Шарнхорста“ обладали фантастическими характеристиками, но они работали на паре с высокими параметрами давления (58 атмосфер. – Прим. пер.) и температуры – почти 500 °C (точнее – 450 °C). Так что если бы пар прорвался, то он бы уничтожил всех. В самом начале боя загорелись кабели, проложенные по левому борту. Такой пожар очень трудно тушить, но мы справились».

Несколько раньше двадцатилетний Франц Марко тоже сменился с вахты в машинном отделении. Он сразу побежал за своим спасательным жилетом, видел много убитых и раненых.

«Я пробегал мимо одной из легких пушек. Один из артиллеристов по-прежнему находился на своем месте, но головы у него не было – ее начисто срезало».

В это время «Дюк оф Йорк» прекратил обстрел, замолчали и орудия «Шарнхорста». Однако передышка продолжалась всего несколько минут. В 18.45 были замечены темные очертания кораблей за кормой и по правому борту. Это приближались эсминцы для нанесения последнего удара.

Среди офицеров-артиллеристов «Шарнхорста» возникла неразбериха, они перестали понимать друг друга. Несколько ранее корветен-капитан Бреденбекер приказал прислуге орудий вторичной батареи идти в укрытие, чтобы избежать больших жертв, поскольку эти орудия все равно не стреляли. К этому времени орудия среднего и малого калибра были уничтожены, а уцелевшие было некому обслуживать. Из протокола допросов:

«Примерно в 18.30 были замечены „тени“ на обоих траверзах к „Шарнхорсту“. Старший артиллерист якобы заявил, что он не может стрелять по теням и что ему нужны настоящие цели. Однако многие из допрашиваемых утверждали: „Эти тени были вполне реальными, чтобы уничтожить нас торпедами“.

На дистанции 8000 метров „тени“ превратились в эсминцы. Было такое сильное волнение, что даже с верхних палуб эсминцы почти не были видны, и поэтому была предпринята отчаянная попытка – подсветить их хотя бы 20-мм и 37-мм трассирующими снарядами».

На «Сторде» Бьёрн Хаген, командир носовой артиллерийской батареи видел, как впереди вырастают очертания огромного линкора:

«Мы открыли огонь с дистанции около 6000 метров, и я видел, как снаряды попадают в надстройки».

Когда на «Шарнхорсте», наконец, поняли, что вот-вот начнется торпедная атака, линкор вдруг совершил резкий разворот к югу. При этом он чуть не столкнулся со «Стордом», но Сторхейл сохранил хладнокровие и не стал отворачивать. Эсминец бросало во все стороны, корабль то вздымало вверх на огромных волнах, то он срывался с них, так что от удара содрогался весь корпус. Нильс Оурен:

«Мы сближались на большой скорости… Внезапно вокруг нас выросли высокие столбы воды – это падали снаряды, выпущенные „Шарнхорстом“. Он вел огонь по нашему кораблю.

Начали срочно готовить к залпу торпедные аппараты. Дистанция уменьшалась ужасно быстро: 3000 – 2500 – 1900 – 1800 метров. Я не верил глазам. Прямо передо мной был этот страшный стальной гигант. Он был настолько огромен, что в командирский бинокль его можно было видеть только наполовину».

Рекс Чард, главный штурман «Скорпиона», находился рядом с одним из 4,7-дюймовых орудий эсминца:

«[Мы] подошли к линкору на большой скорости и сразу развернулись, в этот момент „Шарнхорст“ открыл огонь… между нами и „Шарнхорстом“ разрывались осветительные снаряды [стрельбу этими снарядами вели „Сомарец“ и „Сэведж“], и из-за этого мы ничего не видели, потому что свет снарядов слепил нас… Дистанция быстро уменьшалась, было видно, что линкор разворачивается и быстро идет в нашу сторону. Мне приказали произвести выстрел осветительным снарядом, что я и сделал – мы увидели, что линкор идет прямо на нас, и поэтому выпустить торпеды было нельзя. К счастью, в последний момент линкор отвернул, подставив левый борт, дистанция была около 2000 ярдов, условия для торпедной атаки – просто идеальные».

С минутным интервалом «Скорпион» и «Сторд» выпустили по линкору по восемь торпед. Таким образом, в 18.55 с дистанции 2000 метров в его сторону пошло в общей сложности шестнадцать торпед. Капитан «Сторда» Сторхейл:

«Накатившаяся огромная волна сбила нас с курса и залила всю кормовую часть корабля, смыв с палубы одного из торпедистов, который утонул. Кроме того, была повреждена труба торпедного аппарата, снесены за борт заряженные бомбометы. Начали ставить дымовую завесу, но тут же отказались от этого, опасаясь, что плотный черный дым привлечет внимание врага».

«Наступило томительное ожидание,

– писал Нильс Оурен, —

а потом раздалось несколько подводных взрывов подряд. Кто-то слышал три таких взрыва, другие – четыре. Нашлись и те, кто утверждал, что слышал шесть и даже семь взрывов».

Из-за тяжелого моря и все еще высокой скорости «Шарнхорста» попасть в него все-таки было трудно. «Скорпион» зафиксировал лишь одно попадание, а Сторхейлу пришлось признать, что ни одна из его торпед не поразила цель, несмотря на мнение экипажа.

«Сэведж» и «Сомарец», занявшие позицию с другого борта линкора, привлекли к себе его внимание и в результате оказались в более тяжелой ситуации, чем «систершипы». По эсминцам был открыт огонь из малокалиберных пушек; кроме того, еще стреляли и орудия башни «С», однако эсминцы подошли так близко, что тяжелые снаряды пролетали над ними, не нанося никакого ущерба. Лейтенант Деннис:

«Когда мы подошли к „Шарнхорсту“, он попытался отогнать нас артиллерийским огнем, но благодаря капитану, который умело маневрировал кораблем, никто не пострадал, несмотря на то, что снарядов летело в нашу сторону предостаточно».

Коммандер Мейрик, напряженно вглядываясь в бинокль, ясно видел, как «Шарнхорст» совершает отчаянный разворот к югу, и понял, что это – идеальная цель. До этого эсминец шел сзади линкора, а теперь, после разворота, был виден весь его борт.

«Я не поверил глазам, когда, сфокусировав бинокль, увидел правый борт гигантского корабля всего в нескольких сотнях ярдов от себя… Я даже подумал – как все-таки красив „Шарнхорст“, отливающий серебром на фоне арктической темноты. На верхней палубе я видел моряков и, казалось, что они совсем рядом и стоят так близко, что можно пожать им руки»,

– воспоминание Джорджа Гилроя – матроса «Сэведжа».

В 18.56 «Сэведж» произвел полный залп восемью торпедами с дистанции 3500 метров и сразу отвернул в сторону. «Сомарецу» же не повезло. 11-см снаряд пробил директор, при этом на месте погибло десять матросов, двое получили ранения. Осколки изрешетили борт и надстройки, пробили маслопровод. Скорость эсминца упала до 10 узлов; он смог выпустить еще четыре торпеды, после чего с большим трудом отвернул и отошел, ставя дымовую завесу; повреждения были значительные.

Для оставшихся в живых моряков «Шарнхорста» атака эсминцев была жутким кошмаром. Гельмут Бакхаус: