Текст книги "Линкор «Шарнхорст»"

Автор книги: Альф Якобсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Глава 18
МОДЕЛИРОВАНИЕ В МОРСКОМ УЧИЛИЩЕ

ОСЛО, ЗИМА 2000 ГОДА.

Я познакомился с коммандером норвежского Королевского флота Маркусом Эйнарссоном Осеном, когда он пришел ко мне и рассказал об одной истории, связанной с островом Сенья. Эта история до сих пор многим навевает печальные воспоминания. Все случилось 12 апреля 1943 года, спустя три недели после того, как Боевая группа встала на якорь в западном Финмарке. Примерно в полдень появилась выкрашенная в серый цвет подводная лодка, она прокралась в район отмели Свенсгруннен, примерно в 20 милях западнее мыса Маанесодден. Тут было около тридцати рыбацких судов, рыбаки возились со своими снастями и сетями и вдруг увидели плавно двигающуюся черной тенью подводную лодку. У носового орудия были видны артиллеристы, а у комингса рубки стояло несколько моряков. Некоторые рыбаки брали в руки треску и показывали ее экипажу лодки, как бы предлагая воспользоваться случаем и получить свежую рыбу, если будет такое желание. Никакого страха рыбаки не испытывали – правда, только до момента, когда прозвучала громкая команда, а над головами просвистел первый снаряд. А потом уже было поздно что-либо делать. С расчетливой жестокостью артиллеристы в упор расстреляли три рыбацких судна, а затем захватили четвертое. Позже его обнаружили в Анд-фьорде – оно медленно дрейфовало, людей на борту не было. Во время атаки девять рыбаков погибло, семеро были ранены и еще семеро взяты в плен.

Это была советская подводная лодка К-21 под командованием капитана 1 ранга Николая Лунина, который теперь мог похвастаться громкой победой над четырьмя безоружными рыболовными судами. Жители острова Сенья были глубоко потрясены и возмущены этим ужасным преступлением, и неудивительно, что немцы, оккупировавшие Норвегию, постарались в своей пропаганде максимально использовать факт «трусливого и жестокого» поведения советской подводной лодки.

Осен происходил из довольно известной семьи, жившей на острове Сандсё, в Анд-фьорде, и в детстве не раз слышал рассказы об этой трагедии. Один из его друзей, Бьёрн Братбак, провел тщательное расследование инцидента и при этом сделал весьма любопытное открытие. Удалось выяснить, что через несколько часов после того, как советская подводная лодка ушла из района рыболовного промысла, норвежское судно «Барен» спасло молодого парня, который чуть было не утонул. Оказалось, что это – дневальный с подводной лодки; он упал за борт, но никто его не хватился, и парень был обречен на верную гибель. Это был девятнадцатилетний Александр Лабутин. Возмущенные происшедшим, многие жители хотели расстрелять парня на месте, но местному священнику удалось отговорить их от этого. Вместо этого русский моряк был отправлен в лагерь военнопленных под Тромсё.

Придя ко мне осенью 1999 года, Осен рассказал то, что было известно очень немногим. Братбак выяснил, что Лабутину удалось выжить во время войны и что сейчас он живет в небольшом городке, примерно в 100 километрах от Москвы. Тогда решили пригласить его в качестве гостя ВМС на встречу ветеранов в Тромсё, которая должна была состояться в 2000 году. Осена интересовало, смогу ли я содействовать тому, чтобы возвращение Лабутина было должным образом освещено в средствах информации, и нельзя ли снять об этом документальный фильм. Не задумываясь, я ответил согласием и сделал немало для того, чтобы организовать встречу русского со своими спасителями – впервые за пятьдесят семь лет. Это событие запомнится надолго – было очень трогательно наблюдать, как Лабутин обнимал и благодарил оставшихся в живых членов экипажа «Барена» и просил прощения за возмутительное поведение своего капитана.[24]24
  В книге К. М. Сергеева («Лунин атакует „Тирпиц“». – М.: Яуза, Эксмо, 2005. С. 261–262) этот эпизод описывается несколько иначе.


[Закрыть]

Я решил воспользоваться представившейся возможностью и рассказал Осену о неудачах, преследовавших меня в процессе поиска «Шарнхорста». Он сразу же заинтересовался этим. В письме, отправленном ему вскоре после знакомства, я постарался обобщить все свои находки и выводы:

«Проведя собственные расследования, мы выяснили, что „Шарнхорст“ лежит не там, где он должен быть согласно официальной версии, т. е. в точке, которую до сих пор все считали чуть ли не священной. Какое значение это несоответствие может иметь с чисто военной точки зрения, я не знаю, поскольку неизвестно, где же фактически находятся останки. По нашему мнению, было бы крайне интересно попытаться обнаружить и снять на пленку останки корабля в пока неизвестном месте с учетом результатов анализа огромного материала, накопленного нами. Соответственно, меня интересует, не сможет ли принять участие в проекте военно-морской флот – прежде всего просмотреть наш материал, а затем оказать содействие в реальных поисках останков в Баренцевом море».

Генеральный инспектор ВМС, контр-адмирал Кьелль Биргер Ольсен проект одобрил и постарался заручиться поддержкой своего предшественника – контр-адмирала (в отставке) Кьелля Амунда Притца, чтобы он консультировал нас по вопросам, связанным с военным флотом. Он оказал еще одну важную услугу, познакомив меня с Ярлом Йонсеном – начальником отдела подводного флота в Исследовательском институте вооруженных сил в Хортене. Этот институт был осведомлен не меньше, если не больше, чем любая другая организация аналогичного профиля в Европе, о том, что можно найти в Баренцевом море, а также о том, что происходит на его поверхности и под ней.

Притцу тогда было шестьдесят пять лет, это был один из наиболее эрудированных и уважаемых морских офицеров и вообще приятный человек. Когда-то он служил капитаном фрегата и командующим эскадры береговой охраны, а впоследствии – командующим флотом Южной Норвегии и генеральным инспектором ВМС, так что хорошо был знаком со штабной работой и имел представление о том, что происходит в коридорах власти. В свое время он взял на себя всю ответственность за потерю фрегата «Осло» и твердо стоял на своем во время последовавшего разбирательства. Многие коллеги считали его добрым и мудрым человеком и называли «Великим стариком». Он сыграл незаменимую роль как в моих делах, так и в конечном успехе.

Сначала я показал ему весь собранный материал. Он сразу же обратил внимание на позицию, зафиксированную в бортжурнале «Дюк оф Йорк» в полдень 24 декабря (точнее, 26 декабря. – Прим. пер.) – за 7 часов до потопления «Шарнхорста». «Я доверяю штурманам линкора, – сказал он. – Они знали свое дело. Если они зафиксировали позицию в журнале, то это значит, что у них было два надежных источника данных. Мы не знаем, что это за источники, но я бы удивился, если бы положение корабля в полдень было определено с ошибкой. Речь идет о традициях Королевских ВМС. Результаты определения и счисления положения фиксируются в журнале, если только базируются на точных исходных данных».

А потом Притц сделал совершенно неожиданное предложение. С целью проверки наших теорий он предложил использовать новейшую систему имитационного моделирования с компьютерным управлением, которая благодаря его усилиям была установлена в Военно-морском училище. Образно говоря, эта система могла дать возможность «проиграть» ход сражения в течение восьми последних часов в виртуальном мире, а затем проанализировать результат. Я немедленно ухватился за эту идею и, не теряя времени, отправился в Берген. Тренажер был размещен в отдельно стоящем корпусе цилиндрической формы на территории училища. Внутри имелась реальная копия мостика современного корабля с круговым обзором на 360°, оборудованная всеми стандартными приборами навигации и управления. Например, когда на специальных компьютерных экранах воссоздается ситуация входа в бухту Бергена или плавание в других районах норвежского побережья и одновременно воспроизводятся реальные условия освещенности и звука, эффект достигается, мягко говоря, потрясающий. Ощущение того, что стоишь на мостике корабля, идущего в море, поразительно реалистично. Однако все это – эффекты, создаваемые мощными компьютерами STN Atlas, которые управляют работой установки имитационного моделирования. Тренажер дает курсантам уникальную возможность пройти близкую к реальной подготовку, однако нашу задачу было не так просто решить. Начальник установки коммандер Кьетил Утне и преподаватель навигации коммандер Петтер Люнде объясняли мне: «Объектом моделирования должен быть HMS „Дюк оф Йорк“, поскольку это – единственный корабль, которому удалось определить свою позицию в полдень. Затем необходимо зафиксировать относительное положение „Шарнхорста“ в момент его потопления. Но не забывайте, что имитатор – это „вычислитель“, результаты работы которого представляются в виртуальной среде. Если вы хотите, чтобы результаты вычислений были точными, то и данные, на которых они базируются, должны быть достоверными».

Итак, исходные данные должны быть надежными – в этом главный вопрос. Я опять впал в отчаяние, когда понял, что это значит. Поставленная задача загоняла нас в тупик. Чтобы создать адекватную математическую модель корабля, идущего в море, нужно иметь по крайней мере 800 элементов исходной информации – от длины и ширины корабля до числа и площади рулей, числа и радиуса винтов. Когда дошло до этого момента, нужную информацию мы нашли только частично. «Дюк оф Йорк» давно был списан, а линкоры вообще остались в прошлом. Подобно динозаврам, они исчезли навсегда. Существующие базы данных относились лишь к современным судам с совершенно иными, более изящными обводами.

Я пребывал в растерянности, однако Утне и Люнде призвали на помощь все свои творческие способности. Они решили использовать модель судна-контейнеровоза, и 3 мая 2000 года мы уже виртуально воспроизводили «сражение» у Нордкапа, несмотря на пробелы в исходных данных, на которых базировалась модель.

Мы понимали, что нельзя вычислить оптимальный курс «Дюк оф Йорк», не имея оптимальную модель. Однако используя модель контейнеровоза, можно было хотя бы приближенно оценить воздействие ветра и течения на достаточно крупное судно, хотя, конечно, и не линкор.

В течение двух захватывающих дней мы совершали виртуальное вторжение в сердце Баренцева моря. Полученный результат оказался для нас совершенно неожиданным. Было проведено четыре сеанса вычислений – один был чисто математическим, без учета внешних факторов, а в остальных варьировались параметры силы ветра и течения. Действительно, при юго-западном ветре модель уходила на север слишком далеко – больше чем на 20 миль, однако наиболее интересным было не это. Главное заключалось в том, что по результатам всех четырех сеансов получалось, что официальная позиция слишком далеко смещена к востоку. Отсюда следовало, что район поисков нужно сдвинуть к западу, т. е. ближе к точке, зафиксированной в бортжурнале, к точке, где была найдена торпеда, а также к той, которую называли капитаны траулеров Финдуса.

Выводы Притца были совершенно четкими:

«Британская торпеда Mark 8 найдена недалеко от точки, зафиксированной в бортжурнале „Дюк оф Йорк“ как точки потопления „Шарнхорста“. На мой взгляд, корабль действительно затонул именно в этом месте. Дальность действия торпеды порядка 5 миль, т. е. 8500 метров».

Меня разбирал смех. Мы провели несколько часов, собравшись вокруг одной из мощнейших компьютерных установок в Норвегии, только для того, чтобы подтвердить возможную правоту моего непрофессионального мнения. Однако я подавлял свое радостное настроение. Все-таки стоимость одного часа работы на установке – 3500 крон (около 325 фунтов стерлингов), и тут уже не до смеха.

Глава 19
«ШАРНХОРСТ» ВЫХОДИТ В МОРЕ

ЛАНГ-ФЬОРД, СУББОТА, 25 ДЕКАБРЯ 1943 ГОДА.

Полдень рождественского дня. Прошло двенадцать часов после того, как генерал-адмирал Шнивинд отправил на утверждение гросс-адмиралу окончательный проект приказа. Теперь все зависело от Дёница, однако с ним было трудно связаться: в это время он летел высоко над слоем облаков, нависших над континентом. Его комфортабельный личный самолет Ju-52 поднялся с аэродрома под Парижем рано утром; на борту находились сам гросс-адмирал и его штаб.

Тяжесть складывающейся обстановки ощущалась в разговорах, которые велись в салоне самолета. Немецкие войска пока что сохраняли позиции от Пиренеев на юге до полуострова Фискер на севере. Первые годы войны были для Германии победоносными. Однако Дёниц был реалистом: ситуация резко изменилась, на Востоке армия терпела одно поражение за другим. Если задержать наступление советских войск не удастся, то тысячелетний рейх рухнет так же быстро, как и возвысился. Будучи главнокомандующим Кригсмарине, он был обязан использовать все имеющиеся в его распоряжении средства для предотвращения краха. Поэтому было предельно ясно, что ему надлежит делать. Чтобы не потерять лицо перед Гитлером, надо отдавать приказ Боевой группе о выходе в море. Он долго откладывал принятие решения, но лучшая возможность вряд ли представится:

«Конвой с военным грузом для России проходит через район, который находится в пределах досягаемости Боевой группы. Крейсерский эскорт конвоя – это не противник для нашего линкора. Ледовый барьер у острова Медвежий воспрепятствует попытке конвоя скрыться. Более высокая скорость немецких кораблей – залог того, что избежать атаки конвою не удастся. Наша авиаразведка не установила факт присутствия вражеских сил в данном районе, хотя это, конечно, не значит, что таких сил нет в море вообще. Но если они даже и есть, то находятся далеко, и поэтому у „Шарнхорста“ будут все возможности для проведения быстрой и успешной атаки. На борту двадцати судов находится значительный объем военных грузов, которые способны существенно усилить наступательную мощь Советского Союза. Надо использовать любую возможность, чтобы воспрепятствовать этому. Мое мнение, а также мнение командующего флотом и начальника штаба таково, что ситуация предоставляет „Шарнхорсту“ прекрасный шанс».

Когда самолет приближался к Берлину, решение уже было принято. Точно в 14.12 приказ был отдан – сначала по телефону, а затем по телетайпу:

«Боевой группе надлежит своевременно выйти в море и провести атаку на конвой».

В Киле генерал-адмирал Шнивинд ждал принятия этого драматичного решения пятнадцать часов. Он уже приготовил все для шифровки сигнала на тот случай, что все пойдет так, как он это себе представлял. Примерно через двадцать минут, в 14.33, он уже был готов передать приказ капитану цур зее Рудольфу Петерсу в Нарвике, придав ему форму четкой и роковой по своим последствиям радиограммы:

«ОСТФРОНТ 25/12».

Шифровальщики на борту яхты командующего в бухте Нарвика пользовались стандартным шифром «Энигма», а не более сложным ключом M-Offizier,[25]25
  В этом случае сообщения на «Энигме» шифровались дважды – сначала с помощью так называемых «офицерских» ключевых установок, а затем – с помощью стандартных. – Лайнер Л. «Погоня за „Энигмой“». – С. 251.


[Закрыть] и все равно прошел целый час, прежде чем приказ был получен на «Тирпице», а в 15.27 радиограмма была переадресована «Шарнхорсту» и эсминцам сопровождения в Ланг-фьорд, но с важным дополнением:

«ОСТФРОНТ 1700/25/12».

«Это означает, что Боевой группе приказано действовать против конвоя. Мы выходим!»

– такую взволнованную запись сделал капитан цур зее Иоханесон через несколько минут после получения приказа.

Несмотря на затянувшиеся сомнения и нескончаемые споры высших офицеров, с самого утра шла напряженная работа по планированию операции. Уже в 7.00 из Тромсё вышел тральщик R-121 с тремя лоцманами на борту; они должны были осторожно провести Боевую группу через фьорд и затем вывести в открытое море. Когда тральщик оказался в Каа-фьорде, ему было приказано идти дальше – в Ланг-фьорд, где лоцманы перешли на борт «Шарнхорста» и эсминцев Z-33 и Z-29. В 12.30 из Хаммерфеста в Ланг-фьорд были направлены еще два тральщика – R-56 и R-58; они прибыли туда через четыре часа и встали рядом с «Шарнхорстом».

Капитан R-58 Вернер Хаусс оставил такое описание этой сцены:

«Здесь, в голове фьорда, спокойно, как в мельничном пруду, несмотря на то, что в открытом море – сильные шквалы и беснующиеся волны. Эсминцы затемнены так же тщательно, как и „Шарнхорст“. Не видно ни одного огонька и не слышно никаких звуков, кроме легкого шума ветра. Изредка на мостике линкора можно видеть призрачные, сине-фиолетовые проблески фонаря, передающего азбукой Морзе сигналы эсминцам. Тишина кажется какой-то потусторонней. Рядом возвышаются угрюмые горы, покрытые снегом, на фоне усеянного звездами небосвода переливается северное сияние, что еще больше усиливает ощущение чего-то сверхъестественного».

Капитаны двух тральщиков – Хаусс и Маклот – должны были явиться к капитану цур зее Фрицу Юлиусу Хинтце, и их пригласили на борт линкора.

«Мы шли через запутанный лабиринт проходов, герметичных дверей, трапов, кают, ремонтных мастерских, телефонных проводов, кабелей, труб, нижних палуб и кают-компаний… Везде идет лихорадочная суета… Корабль напоминает растревоженный муравейник, матросы носятся, как на стометровой дистанции, вверх и вниз по трапам, взад и вперед по проходам, как будто у них в распоряжении осталось всего секунд десять».

После длинного путешествия по душным и узким проходам их, наконец, привели к каюте капитана.

«Лейтенант постучал в дверь и открыл ее… Мы незаметно переглянулись. То, что предстало перед нами, было настоящей роскошью по сравнению со скромной обстановкой на тральщиках, к которой мы привыкли. Мы отдаем честь, затем на всякий случай отходим к стене. Такое впечатление, что одновременно делается несколько дел… Капитан, его первый помощник [фрегатен-капитан] Доминик и главный инженер Кёниг стоят у стола и что-то обсуждают. Рядом с капитаном стоит адъютант, у него в руке радиограмма. Капитан явно дает какие-то указания главному инженеру… Навострив уши, слышим последние слова: „Надо торопиться. В 18.00[26]26
  Время в использованных автором материалах указывается как гринвичское (GMT), или как центрально-европейское (CET, т. е. GMT +1 час).


[Закрыть] мы должны быть готовы к выходу!“… И только сейчас я заметил в каюте просторные, удобные кресла, картины на переборках, фотографии в рамках на столе, и блюдо с рождественскими яствами. И подумал: „А ведь сегодня Рождество“. Я бы, наверное, и не вспомнил об этом, если бы не увидел яблоки и изюм, орехи и пирожное, шоколад, еловые ветки, украшенные мишурой. Все это навевает воспоминания, и я предаюсь мечтам».

38-летний фрегатен-капитан Эрнст-Дитрих Доминик, второй по старшинству среди присутствовавших офицеров, родом из Гибольдехаузена, был известен как педантичный и опытный моряк. В 1924 году, будучи кадетом, он прошел подготовку по артиллерийскому делу и затем служил на крейсере «Эмден»; на только что принятый флотом «Шарнхорст» он был назначен в январе 1939 года. Мало кто знал корабль лучше, чем Доминик. Он был на борту с самого начала и командовал всей корабельной артиллерией, а зимой 1943 года (имеется в виду зима 1942/43 гг. – Прим. пер.) стал первым помощником и правой рукой командира. Доминик был прирожденным бойцом. После четырех лет службы в море он 1 октября 1943 года получил назначение в штаб флота в Берлине. Однако сменщик до сих пор не прибыл в Ланг-фьорд, и поэтому Доминик по-прежнему находился на борту.

Его сын, фрегатен-капитан Вульф Доминик, сделавший карьеру в Бундесмарине после войны, рассказывает:

«Примерно в это время от отца пришло письмо моей матери, которая тогда жила у своих родителей в Нордхайме, под Гановером. Он писал: „Я думаю о родине. Пусть бог даст нам силу, чтобы наш гордый корабль смог внести вклад в победоносное завершение войны“. Это письмо было непроизвольно написано как завещание. Мне кажется, слова отца отражали типичные настроения всего экипажа».

Когда Маклот и Хаусс получали последние указания от Доминика, он уже куда-то очень торопился. На то были веские причины. В 12.00 на «Шарнхорсте» была объявлена часовая готовность и он давно стоял под парами; в таком же состоянии были и эсминцы. Однако контр-адмирал Бей в это время находился в Каа-фьорде. Без командующего эскадрой Боевая группа не могла выйти из своего фьорда. «Адмиралы северных морей (Admirals Nordmeer) приказали выходить в 17.00. Но это совершенно невозможно. Бей до сих пор не прибыл на флагман», – записал командир флотилии эсминцев Рольф Иоханесон.

Сейчас уже каждая минута приобретала жизненно важное значение. Чтобы атака имела хоть какой-нибудь шанс на успех, Боевой группе следовало быть в позиции к югу от острова Медвежий утром следующего дня. Однако в Каа-фьорде события как-то незаметно начали развиваться крайне неблагоприятно для нерешительного адмирала. В 14.00 Бей вместе со своим штабом из 36 офицеров перебрался с «Тирпица» на борт эсминца Z-30, которым командовал корветен-капитан Карл Лампе; однако эсминец только через час отшвартовался от судна снабжения «Нордмарк». Из-за неожиданного снежного шквала было трудно отвести буи, закрывавшие вход в Каа-фьорд. Запросили буксир, но он задерживался. Лишь около 16.00 Z-30 выбрался из Альта-фьорда и направился в Истестофен, причем шел не очень торопясь, со скоростью 21 узел. В 18.15 Бей, наконец, добрался до «Шарнхорста», но линкор и после этого продолжал стоять на месте.

«Машины эсминцев работают, но ничего не происходит. К сожалению, так и не удалось поговорить с командующим эскадрой»,

– все более раздраженно записывал Иоханесон. Дело было в том, что на борту «Шарнхорста» возникла новая, весьма серьезная проблема: вышла из строя радарная сигнальная система, а она имела решающее значение в боевой операции. Чтобы как-то выйти из положения, корветен-капитану Герфриду Брютцеру было приказано передать радарный обнаружитель Z-38 на линкор, и эта процедура заняла три четверти часа.

Наконец в 19.01 вспышки сигнальных фонарей с мостика передали: «Якоря поднять». Вскоре после этого к эсминцу Иоханесона Z-29 подошел катер. На борт поднялся офицер – он передал приказ Бея об атаке конвоя; чувствовалось, что двухстраничный текст диктовал человек, которого очень поджимало время. Несколько машинописных ошибок было исправлено от руки. Вскоре во фьорде появилось еще одно моторное судно. На его борту находились главный корабельный старшина Вильгельм Гёдде и группа матросов, выделенных для дополнительной охраны противолодочных сетей и имевших глубинные заряды. Оба младших лейтенанта – Хаусс и Маклот – получили личные указания от Доминика и давно покинули флагманский корабль. Их задача заключалась в том, чтобы расчистить путь эскадре через Стьернсунн, и они ждали только приказа, чтобы взяться задело.

«С мостика „Шарнхорста“ через мегафон передают приказ отдать швартовы. Матросы R-56 и R-58 бросаются к своим боевым постам, а молодые капитаны мгновенно появляются на мостиках. Раздаются два пронзительных свистка боцманских дудок, петли канатов сбрасывают с причальных тумб, затем канаты быстро вытягивают и сворачивают в бухты на палубе. Матросы хорошо знают свое дело. Похожие на привидения, оба минных тральщика медленно отходят и ложатся в дрейф, ожидая остальных».

В полной темноте откуда-то неожиданно появились два буксира.

«В этом месте фьорд узкий, а линкор стоит поперек него, носом к ветру, поэтому буксиры должны развернуть его на 90°, а потом он пойдет своим ходом через проход в сетях, установленных в устье фьорда».

Матросы вахты правого борта поднимали якорь и принимали швартовы, а весь остальной экипаж собрался на юте.

«Все как один – матросы с нижних палуб, офицеры из своих кают и кают-кампаний – торопятся на корму… Из-за задней орудийной башни появился высокий, стройный офицер – фрегатен-капитан Доминик. Это – опытный артиллерист, он командовал и зенитными пушками, и тяжелыми орудиями до того, как был назначен первым помощником капитана. Смелый и рассудительный человек, он в течение всей своей длительной службы постоянно проявлял заботу о подчиненных».

Главный старшина построил экипаж и отдал рапорт Доминику, который поднялся на возвышение. Он кратко охарактеризовал обстановку и в заключение сказал: «Конвой идет с грузом для Восточного фронта. Наша задача – уничтожить конвой».

Прошло десять месяцев с тех пор, как «Шарнхорст» в сопровождении своего эскорта пришел в Ланг-фьорд. Уже несколько недель ходили всякие слухи, особенно последние дни. Корабли все время находились в состоянии повышенной готовности, несколько раз давали отбой. Но на этот раз начались реальные события.

«Не успел Доминик закончить последнюю фразу, как началось бурное ликование. Радостные возгласы разносятся над фьордом, матросы, забыв о дисциплине, подхватывают помощника капитана и восторженно несут его на плечах. Потом все бросаются к боевым постам. Через три минуты, за рекордно короткое время, они уже были на месте».

Котельный машинист Файфер, которому удалось остаться в живых, вспоминает этот эпизод:

«Оглядываясь назад, пожалуй, трудно понять, почему была такая реакция экипажа. Но дело, наверное, в том, что мы ждали целых десять месяцев. Нет ничего хуже этого. Мы были полностью уверены и в корабле, и в офицерском составе. С нами ничего не могло случиться. Большинство из нас было уверено, что мы вернемся дня через два, а затем продолжим отмечать Рождество».

Но у Гельмута Бакхауса, сигнальщика, которому вскоре предстояло забираться на фор-марс, возникло странное предчувствие:

«Надевая зимнюю одежду, я вдруг заметил свой жетон, висевший в шкафу. Раньше я его никогда не носил. Теперь же почему-то решил повесить его на шею».

На борту тральщиков R-56 и R-58 Маклот и Хаусс по-прежнему ждали приказа.

«Буксиры начали медленно разворачивать корпус стального гиганта, один тащил его за нос, а второй – за корму. Прозвучал сигнал телеграфа в машинном отделении, буксирные канаты были отсоединены, и винты линкора вспенили воду… Постепенно линкор завершает разворот на левый борт и направляется к выходу из фьорда… Моряки, стоящие на мостиках других кораблей, молча и в восхищении наблюдают за этой сценой. Постепенно длинный, изящный корабль набирает скорость, а затем плавно и почти бесшумно проходит мимо, на нем не видно ни огонька – красивый, но смертельно опасный хищник, вышедший из своего логова в горах в поисках добычи».

Эсминец Z-38 шел впереди «Шарнхорста» на дистанции 1200 метров в направлении буев на выходе из фьорда, остальные четыре эсминца держались сзади. Только в 20.37, т. е. с опозданием в три с половиной часа, «Шарнхорст» прошел через проход в противолодочной сети в голове фьорда, обогнул мыс Клуббенес и взял курс на запад, через Стьернсунн, в открытое море. Скорость сбавили до 25 узлов. В проливе эскадру встретил сильнейший штормовой ветер, порождаемый стоковыми воздушными потоками с окружающих гор; ветер яростно набрасывался на мачты и такелаж. Носовая палуба линкора исчезала под накатывающейся горой воды, потом «клиперный» нос как бы отряхивался и пробивался сквозь следующую волну. Все как будто забыли о двух минных тральщиках, которые, имея максимальную скорость всего 16 узлов, все больше отставали. Вернер Хаусс, находясь на борту R-58, напряженно вглядывался в бинокль, но ничего не было видно.

«Еще недавно я мог различать шесть неясных теней на фоне темных гор, теперь они окончательно исчезли».

За стремительным выходом эскадры наблюдал не только Хаусс. В своем доме на склоне горы, расположенной на восточном берегу Ланг-фьорда, семья Йохана Дигре сидела за рождественским обедом. Дигре был одним из связных группы «Ида», и поэтому было бы странно, если бы он днем, видя перед собой всю панораму устья фьорда, не следил с повышенным вниманием за проходами через заграждение в обоих направлениях. Его сын Пер, которому тогда было десять лет, вспоминает те события.

«Я помню, что все мы вышли из дома, и вдруг увидели „Шарнхорст“, который скользил по воде, вырисовываясь темной тенью на фоне далеких гор на той стороне фьорда. Он шел с высокой скоростью, а волна за кормой была такая сильная, что пришлось срочно вытаскивать нашу лодку на берег. На следующий день мы увидели во фьорде плавающие в воде рождественские елки – их выбросили за борт с кораблей».

Йохан Дигре позвонил другому связному – Харри Петтерсену, жившему на берегу Каа-фьорда; при этом якобы хотел просто поздравить его с Рождеством, но пользовался понятным только им шифром: «На Рождество я буду дома, но бабушка уехала на все праздники». Петтерсен сразу понял, что имел в виду Дигре. «Бабушкой» в группе «Ида» условились называть «Шарнхорст». Он вспоминал:

«Я связался с Торстейном Рааби и Карлом Расмуссеном, которые проводили Рождество в долине Тверрельв. Это они работали на радиопередатчике, спрятанном в подвале дома, принадлежавшего дорожному управлению».

Сигрид Расмуссен, которая была уже на последнем месяце беременности, открыла дверь.

«Это был наш сосед; у него неподалеку тоже была ферма. Он сказал, что к телефону просят подойти Калле или его приятеля Торстейна. Отец очень рассердился, когда они, извинившись, встали из-за стола и ушли. Однако „Шарнхорст“ вышел в море. Не могли же они сказать, что им нужно срочно отправить радиограмму в Лондон».

А в это время погода в северной части Баренцева моря испортилась еще больше. Конвой прошел над U-601 утром, примерно в 8.30, и с тех пор Отто Хансен сделал несколько отчаянных попыток установить с ним контакт. Однако дул 8-балльный юго-западный ветер, сопровождаемый то дождем, то снежной пургой, лодку сильно качало и бросало из стороны в сторону. Хансен записал:

«Море очень бурное, видимость всего 100 метров, боевая рубка все время под водой».

Вахтенным на боевой рубке выпало нелегкое утро.

«Кругом кромешная темнота. „Берегись!“ – кричит вахтенный офицер. Лодка резко кренится. Мы хватаемся за все, что можно. На нас мчится огромная волна, вода захлестывает лица и плечи, заливает рубку… Вокруг только бушующее море, которое со стороны, наверное, кажется очень красивым… Лодка пробивает себе путь среди волн, пенистые гребни которых вздымаются над нами на 8–10 метров… С боевой рубки открывается грозное зрелище. Прямо на тебя катятся черные горы лоснящейся воды… По небу несутся рваные тучи. Если на несколько секунд в них появляется разрыв, мы обшариваем горизонт биноклями. Ведь мы здесь для того, чтобы обнаруживать вражеские корабли… И вновь нос лодки глубоко зарывается в воду. Очередная волна кажется особенно огромной. Ее гребень покрыт белой пеной. Она разбивается о рубку со звуком, напоминающим грохот грузового поезда, идущего по мосту. Пена хлещет по лицам. Такое ощущение, что кто-то бросил в лицо горсть крупного песка. Несколько минут мы ничего не видим. Соленая вода жжет кожу».

Впередсмотрящие Отто Хансена могли различать только темные контуры торговых судов, идущих где-то впереди. В 11.02 он сообщил:

«ВИЖУ ЭСМИНЕЦ И НЕСКОЛЬКО СИЛУЭТОВ, КУРС 90 ГРАДУСОВ»

в 12.26:

«ЕЩЕ ТОРГОВЫЕ СУДА И КРУПНЫЙ ДВУХТРУБНЫЙ ЭСМИНЕЦ».

Хансен непрерывно информировал обо всем происходящем капитана цур зее Петерса в Нарвике. Однако такая погоня была опасным делом. Эсминцы входили в состав ближнего эскорта конвоя: они перехватывали немецкие радиограммы и знали, что где-то неподалеку находятся лодки из группы «Железная борода». Матросы были готовы в любой момент сбросить глубинные бомбы.