Текст книги "Линкор «Шарнхорст»"

Автор книги: Альф Якобсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Глава 26
ИТОГИ

ЗАПАДНЫЙ ФИНМАРК, ЯНВАРЬ – НОЯБРЬ 1944 ГОДА.

2 января 1944 года Сигрид, жена Карла Расмуссена, родила девочку, что произошло на ферме ее родителей, в долине Тверрельв. Это был счастливый момент для юной пары, мечтавшей о лучшей и более легкой жизни, которая должна была наступить после войны.

«Послали за акушеркой, и она скоро пришла. Роды оказались легкими. Ребенок оказался замечательной девочкой. Мы дали ей имя Брит. Она принесла мне много радости, а в дальнейшем была мне опорой и много помогала».

Сигрид не знала, что уже два месяца ее муж работает на радиопередатчике «Ида» со своим приятелем Торстейном Петтерсеном Рааби, который вернулся из Англии в октябре прошлого года. Однако она все время чувствовала что-то неладное и подозревала, что ее горячо любимый муж вовлечен в опасное дело.

«Он сильно изменился. В наших отношениях возникла какая-то напряженность, чего раньше никогда не было. Он просил, чтобы я не задавала никаких вопросов. Он хотел защитить меня».

Всю зиму 1944 года Сигрид занималась своей маленькой дочкой, а в это время важность надежной работы передатчиков «Ида» и «Лира» в Порсе резко возросла. «Шарнхорст» был потоплен и больше не угрожал русским конвоям, однако «Тирпиц», по-прежнему грозный, прятался за противоторпедными сетями в Каа-фьорде, а вокруг него стояли эсминцы 4-й флотилии; гросс-адмирал Дёниц продолжал усиливать базу подводных лодок в Хаммерфесте. Да, «Тирпиц» получил серьезные повреждения в результате героической атаки сверхмалых подводных лодок в сентябре 1943 года, однако на север была направлена целая армия сварщиков и рабочих с верфей Германии, которые должны были вернуть линкор в боеспособное состояние. Ходил слух, что ремонтные работы скоро завершатся, и он вновь выйдет на охоту за конвоями.

В Британском адмиралтействе возрастали тревожные настроения. Нужно было усиливать тихоокеанский флот, но пока «Тирпиц» оставался на плаву, в Северной Атлантике приходилось держать наготове несколько тяжелых кораблей и авианосцев. Благодаря дешифровкам «Ультра» удавалось регулярно перехватывать радиообмен между базой в Каа-фьорде и штабом флота в Киле, и все-таки некоторые аспекты обстановки были не совсем ясны. В связи с этим большое значение приобретали прямые наблюдения агентуры в тылу врага, особенно начиная с середины января, когда англичане начали готовить очередную атаку на «Тирпица».

Уже в понедельник 3 января 1944 года Рааби и Карл Расмуссен отправили в Лондон радиограмму, отвечая на запрос о степени ущерба, нанесенного «Тирпицу»:

«Определенными сведениями о повреждениях не располагаем, однако попросим „Лиру“ все выяснить. После атаки „Тирпиц“ получил крен на левый борт. На борт был доставлен цемент. На следующий день корабль стоял ровно. Судя по всему, заклинило орудия и башни. За исключением этого, ничего другого выше ватерлинии не видно. Ремонтное судно по-прежнему стоит рядом, работы ведутся непрерывно. Над трубами виден дым. Сварочные работы идут в носовой башне. С другого борта стоит небольшой танкер. Все машины, проезжающие мимо этого места, дважды останавливаются и проверяются».

В эти дни Альта представляла собой поселок, состоявший из произвольно разбросанных домишек, и все тут было известно всем; здесь также стояли немецкие части. Поэтому все время было ощущение опасности, сопряженной с раскрытием агентуры. Для успеха операции были нужны люди с сильными нервами и холодной головой. В отчете, который Рааби писал после возвращения в Лондон, в июле 1944 года, было сказано:

«Однажды мы с Калле выехали, чтобы выдать зарплату рабочим, но нас остановили недалеко от стоянки „Тирпица“. Так случилось, что Калле забыл взять пропуск. Нас заставили выйти из машины, наставили автоматы нам в животы, и мы подумали, что настал наш последний час. Наш водитель, умеренный сторонник Квислинга, свободно говоря по-немецки, заверял охрану, что мы – не шпионы. Калле объяснил, что мы работаем в дорожном управлении, везем зарплату, которую рабочие должны получить до конца дня. Калле предложил такой вариант: пусть водитель и я поедем, а он останется в качестве заложника. К нам подошел один из офицеров „Тирпица“, и предложение было принято. Таким образом, Калле полчаса простоял рядом с „Тирпицем“, что, вообще говоря, запрещалось».

Порса тоже, по существу, была небольшим поселком, и там еще труднее было утаить что-либо, поэтому Трюгве Дуклат и Рольф Сторвик рисковали не меньше. Они не только работали на передатчике «Лира», но и слушали английское радио, а потом пересказывали военные сводки местным жителям. Довольно часто у них возникали конфликты с Рольфом Арнтом Нюгаардом; он был мэром Квалсунна, расположенного неподалеку, и поддерживал нацистов; кроме того, вместе с Дуклатом работал на местной электростанции и даже жил с ним в одном доме – в том самом, в подвале которого был спрятан передатчик. Ни Сторвик, ни Дуклат не знали, что еще в 1942 году Нюгаард был завербован абвером. За 500 крон, бутылку шнапса и 150 граммов табака, выдаваемых ежемесячно, Нюгаард согласился доносить обо всем подозрительном своим «работодателям». Схема была хитроумная. Нюгаард передавал свои доносы другому местному агенту абвера, который находился в Фагфьорде и имел в своем распоряжении радиопередатчик. Это был 31-летний норвежец из Хоннингсваага Нильс Баккен, имевший кличку «Бьярн». Доносы Нюгаарда Баккен передавал в эфир с помощью азбуки Морзе, а принимала радиосигнал станция «Теа» в штабе абвера Северной Норвегии, расположенного в Тромсё.

Вспоминая эти события уже после войны, Рольф Сторвик рассказывал:

«В Порсе жил сторонник Квислинга, которого звали Рольф Нюгаард. Он несколько раз пытался подловить меня на чем-нибудь и иногда угрожал передать в руки гестапо. Я помню, что в июне 1943 года приехал Хорнас [он привез передатчик „Лира“] Нюгаард позвонил председателю отделения лейбористов в Квалсунне и спросил, имеет ли он [Нюгаард] право требовать от незнакомых людей предъявить документы, поскольку такой человек здесь появился… Моя жена работала телефонисткой и слышала этот разговор… Судя по всему, Нюгаард следил за всеми, кто приезжал ко мне, это было для него очень важно… Например, он сообщил норвежской полиции, что моя жена мешала ему разговаривать по телефону и несколько раз умышленно прерывала связь».

Несмотря на опасность провала, всю зиму 1944 года «Лира» непрерывно передавала в Лондон радиограммы, иногда выходила в эфир по нескольку раз в день. В сообщениях речь шла о кораблях, проходящих через Варгсунн, укреплениях вокруг базы подводных лодок в Хаммерфесте; кроме того, сообщалось о результатах наблюдений в районе Каа-фьорда, которые Сторвик и Дуклат получали от своих агентов, работавших на местных судах; основным источником информации был Пауль Йонсен, помощник капитана «Брюнилена».

Например, в радиограмме от 10 января говорилось:

«К „Тирпицу“ подтащили плот длиной почти 30 метров; на плоту имеется какая-то надстройка. Очевидно, это плот со снаряжением для водолазов. Немецкий боцман говорит, что пробоины в корпусе „Тирпица“ были заделаны цементом, однако при выстреле из орудия вновь начинается протечка воды. Судно „Монте-Роза“ доставило несколько понтонов, с их помощью уменьшат осадку „Тирпица“».

26 января «Лира» радировала:

«Норвежский рыбак сообщает, что Альта-фьорд заминирован. Мины установлены в два ряда. Минное поле простирается от Тальвика до Альтнессета. У Альтнессета имеется широкий 500-метровый проход от берега до выхода в море. Создаются и другие минные поля. Подробности неизвестны. Тот же рыбак сообщил, что к „Тирпицу“ отбуксирован плавучий подъемный кран. Другими источниками эта информация пока не подтверждается».

Примерно в это же время «Ида» сообщала из Кронстада:

«„Тирпиц“. Можно достаточно смело утверждать, что моральный дух экипажа весьма низок, и вот почему. Прежде всего, оставили след атака на „Тирпица“ и потопление „Шарнхорста“. Далее – бомбардировка Германии, долгие часы темноты и другие причины. Один из матросов (видимо, пьяный) сказал: „Остается только пить, все равно скоро капитулируем“».

Через шесть дней, 6 февраля, информация «Лиры» о плавучем кране подтвердилась:

«Повторно о „Тирпице“. 1-го февраля прибыл плавучий кран грузоподъемностью 20 тонн. Он установлен на понтонах вдоль правого борта „Тирпица“…»

9 февраля Дуклат и Сторвик отправили из Порсы в Лондон еще одну, довольно тревожную, радиограмму:

«Нашему осведомителю в Каа-фьорде удалось поговорить с немецкими рабочими. Среди них есть и такие, кто в свое время участвовал в строительстве „Тирпица“. Они уверяют, что линкор будет готов к выходу в море в марте».

Это сообщение подтвердило и выводы самих англичан, к которым они пришли на основе дешифровок «Ультра» и ранее полученной информации. Получалось, что «Тирпиц» будет вновь боеспособен где-то в середине марта 1944 года. Это означало, что не так уж много времени остается для того, чтобы предотвратить неизбежные атаки на конвои прямо в зародыше. Экипажи самолетов морской авиации уже начали подготовку к бомбардировке линкора. Используя аэрофотосъемку и подробную топографическую информацию, англичане создали точный макет немецкой базы в Каа-фьорде. Бомбардировщики «Барракуда» с ревом проносились над озером Лох-Эриболл в Шотландии, местность вокруг которого очень напоминала фьорды и острова западного Финмарка. «Иду» и «Лиру» просили представить более подробные данные о системе средств защиты «Тирпица» – зенитные батареи, дымовые установки, станции радиопеленгации. Стремились к тому, чтобы неизвестных факторов было как можно меньше.

Для перепроверки данных англичане часто задавал и обеим станциям один и тот же вопрос. 6 февраля камуфляжная окраска «Тирпица» описывалась «Идой» так:

«…„Тирпиц“ окрашен по-походному. Зигзагообразные пятна нанесены темно-серой, синей и светло-желтой красками. Палубы камуфляжной окраски не имеют. На юте установлены две времянки – одна из них имеет отношение к сварочным работам, назначение второй, меньшей по размерам, не выяснено. Они изготовлены из светлых досок и не окрашены. Источник надежный».

Через три дня радиограмму прислала и «Лира»:

«Изменения камуфляжной окраски „Тирпица“ замечено не было. Походный камуфляж представляет собой пятна треугольной и веерообразной формы трех цветов. Корпус окрашен в серый цвет перед носовой башней и позади кормовой, чтобы с воздуха корабль казался короче. Могу подтвердить, что плавучий кран, предназначенный для „Тирпица“, действительно прибыл».

В течение последующих суматошных недель «Ида» и «Лира» превратились в важнейший источник первоклассной тактической информации. Если бы в данный момент был организован налет с борта авианосца, занявшего позицию к северо-западу от острова Сёрё, то летчики уверенно обнаружили бы «Тирпица» на его постоянной якорной стоянке. Но если бы линкор вздумал поднять якорь и выскользнуть через какой-нибудь из бесчисленных узких фьордов, то вся подготовка пошла бы насмарку. Поэтому непрерывное поступление данных визуального наблюдения имело очень важное значение, дополняя ту информацию, которую англичане получали благодаря дешифровкам «Ультры» и облету района базы разведывательными самолетами.

«Ида» первая заметила признаки подготовки к выходу; 3 марта она радировала:

«…„Тирпиц“ находится на прежней якорной стоянке; сегодня, 3.3.44, в 10.00 GMT, произвел залп из двух носовых орудий по плавучей мишени. В Квенвике одна подводная лодка. Источник надежный».

Спустя неделю, 10 марта, новое сообщение:

«Сварочная времянка снята с палубы „Тирпица“, на борт поднята цистерна. Замечен 3000-тонный танкер, а также небольшое судно, доставившее боезапас. Мой источник надежен, он считает, что корабль готов к плаванию».

«Лира» отправила 14 марта из Порсы заключительную, предупреждающую об опасности радиограмму:

«Три торпедных катера несколько раз сегодня провели траление Варгсунна. Ранее так делалось только при появлении крупных кораблей. „Тирпиц“, вероятно, готовится к пробному плаванию».

Вывод Сторвика и Дуклата был совершенно правильным и вскоре был подтвержден дешифровками «Ультра». В 10.00 15 марта 1944 года «Тирпиц» впервые за шесть месяцев поднял якорь и собственным ходом вышел из фьорда.

«Весь экипаж радовался, когда корабль медленно покидал место своей стоянки. Его форштевень опять разрезал волны, а экипажи судов снабжения и эсминцев приветствовали его. „Тирпиц“ был вновь возвращен к жизни».

В течение двух следующих дней его капитан Ганс Майер проверял работу двигателей и готовность артиллерии. Была зафиксирована скорость в 27 узлов. Тяжелые 38-см снаряды разрывались где-то далеко в горах. «Тирпиц» был готов к боевым действиям.

Из барака дорожного управления в Кронстаде Торстейн Петтерсен Рааби и Карл Расмуссен передали несколько радиограмм высшей срочности.

«…„Тирпиц“ вышел из Каа-фьорда на своей обычной скорости. Противоторпедная сеть открыта. Сеть в Аускарнесе закрыта. Ради бога, ждите сообщений».

Вскоре после этого:

«…„Тирпица“ на его обычной стоянке не видно. В Каа-фьорде его нет. Источник хороший. Наблюдение сделано в 17.30 GMT. Постоянно ждите сообщений от нас».

На следующий день англичане, наконец, получили сообщение, которое ждали:

«…„Тирпиц“ вернулся на свою стоянку в 16.15 GMT. При входе он чуть не запутался в сети заграждения. Отсутствовал всю ночь. Утром был у Боссекопа, в 4.00 направился в сторону Зейланда».

18 марта в Блетчли-Парк перехватили рапорт о результатах пробного плавания, который Майер отправил командующему флотом в Киль. В этот же день Дуклат радировал из Порсы, очевидно, после совместной поездки со Сторвиком в Сопнес и обратно на местном пароходе:

«Личное наблюдение от 17-го. В Ланг-фьорде стоят три эсминца; в Каа-фьорде в 14.30: „Тирпиц“, „Монте-Роза“, „Харальд Хаарфагре“, „Торденскьольд“, крупный танкер „Ларсен“ и один эсминец».

В течение ряда последующих дней было отправлено еще несколько подобных радиограмм. Они убедили главнокомандующего Флотом империи адмирала Брюса Фрейзера в том, что нужно действовать, причем быстро. В результате в море вышла эскадра из пяти авианосцев, в том числе двух крупных; эскадра направилась в сторону немецкой базы, командовал ею заместитель Фрейзера вице-адмирал Генри Мур. Когда с помощью дешифровки «Ультры» выяснили, что на утро 3 апреля намечены новые испытания «Тирпица» с целью проверки скорости, было решено начать атаку.

Начиная с 17.00 2 апреля, «Ида» каждый час передавала сводку погоды, причем непосредственно из Каа-фьорда. Однако где-то в середине операции произошел случай, который мог иметь катастрофические последствия.

«В то время в Альте снабжение электричеством было лимитировано, и поэтому мы были вынуждены работать на аккумуляторах. Они вдруг неожиданно вышли из строя, а отремонтировать мы их не могли. Сначала нам в голову пришла идея запустить бензиновый генератор… однако это могло вызвать нездоровый интерес в таком небольшом городке… Расмуссен был знаком с управляющим электростанции Саунесом и повидался с ним. Тот был готов помочь нам и, несмотря на лимиты, гидроэлектростанция какое-то время работала бесперебойно».

Свежие сводки погоды имели огромное значение для летчиков, самолеты которых на следующее утро в 4.15 взлетели с авианосцев, расположившихся к северо-западу от острова Сёрё. В атаку пошли две волны самолетов – сорок два бомбардировщика «Барракуда» и пятьдесят один истребитель прикрытия. Погода была идеальная, первая волна появилась над Каа-фьордом в 5.30, «Тирпиц» как раз собрался сняться с якоря. Так что атака началась вовремя.

«Посыпались бомбы, они разрывались на верхних палубах, нанося большой ущерб, пробивали легкую броню, разрушали переборки и перебивали трубки паропровода. Много матросов погибло и было ранено, они лежали в лужах крови и воды (она попадала сюда в результате взрывов бомб рядом с кораблем). Самолеты поливали палубы из пулеметов, добивая раненых. Прислуга орудий была вынуждена уйти в укрытия. Система управления кораблем вышла из строя. Он был застигнут врасплох».

Операция «Вольфрам» (Tungsten), проведенная союзниками, оказалась успешной. На «Тирпице» 112 человек было убито, 312 ранено, в том числе был ранен и капитан корабля, Ганс Майер. Четырнадцать бомб попало в цель. Но они были слишком легкими, чтобы пробить броню главной палубы, и поэтому жизненно важные системы не пострадали; тем не менее немцам понадобилось бы еще три месяца на ликвидацию разрушений на палубе и в надстройках. Так что линкор вновь был, хотя и временно, выведен из строя. Из района бомбардировки «Ида» передавала:

«На местное население бомбардировка произвела огромное впечатление. Пострадавших нет, есть незначительные повреждения домов. Дополнительные подробности позже».

Однако для норвежской агентуры наступало время расплаты. За ними начало охоту гестапо. Еще в ноябре 1943 года были замечены автомашины с антеннами пеленгаторов.

«Потом работать стало более опасно, потому что немцы начали разъезжать на длинной черной машине, которая останавливалась около каждого дома в Эльвебаккене. При этом риск того, что нас обнаружат, был высок, поскольку дом, в котором мы жили, находился всего в 20–30 метрах от дороги. Мы неоднократно думали переехать куда-нибудь, но и в любом другом месте было бы не менее опасно, потому что немцы были повсюду. Так что наиболее целесообразно было остаться там, где мы и находились, т. е. в Кронстаде. До ближайшей немецкой части было по крайней мере 200 метров. Кроме того, в случае переезда пришлось бы объяснять соседям, зачем мы это делаем. Однажды я работал на передатчике, а Элиас находился на улице, наблюдая за обстановкой. Вдруг он вбежал в дом и сказал, чтобы я выключил передатчик, потому что у одного из соседних домов он заметил немца в наушниках и с рюкзаком за плечами. Из рюкзака высовывался стальной стержень длиной около метра. На следующий день немцы произвели обыск в этом доме. Все это происходило сразу после воздушной атаки на „Тирпиц“. Могли возникнуть вопросы, почему я не зарегистрирован как налогоплательщик, почему не отметился в полицейском участке и т. д. Калле только смеялся, но были все признаки того, что лед, по которому мы ходили, становится все тоньше».

Карл Расмуссен внешне выглядел таким же жизнерадостным, как и раньше, но улыбка на его лице была вымученной. Сигрид видела, как напряжены его нервы:

«Ему начали сниться кошмары. Иногда он вскакивал на постели, кричал и звал меня. Он разговорился только после одной из вечеринок в его конторе, на которой мы были вместе. Я хотела отпустить мать, которая сидела с маленькой Брит, и настояла, чтобы мы ушли пораньше. По дороге домой Калле впервые рассказал мне о том, чем он занимается. Я уже давно кое-что подозревала, но все равно услышанное ошеломило меня. Я как будто онемела. Мне даже в голову не приходило, что мы принимаем участие в такой обширной и опасной шпионской работе. Я упала на землю и разрыдалась. Я упрашивала его все бросить, но он говорил, что пути назад уже нет. Это было долгое и грустное возвращение домой. Мы оба плакали. В ту зиму он дважды видел, как я плачу. Это был первый из тех случаев».

Торстейн Петтерсен Рааби уже решил свернуть работу на «Иде» и бежать через границу в Швецию. Вечером 4 апреля он отправил радиограмму в Лондон:

«Тут становится все опаснее, немцы в бешенстве. Я должен бежать».

Однако англичане планировали новую воздушную атаку на «Тирпиц» и убеждали Торстейна, что он должен продолжать работу.

«Как Адмиралтейство, так и разведка понимают, что обстановка вынуждает вас бежать. Тем не менее считаем необходимым сказать, что ваши сообщения в течение трех ближайших недель имели бы чрезвычайно важное значение».

Трижды в апреле и мае Торстейн и Карл получали просьбы передать сводки погоды. Однако атака была отложена, а немцы становились все бдительнее. В это время Торстейн подыскал себе замену. Это был Элиас Ёствик из Хаммерфеста, который давно хотел работать на радиопередатчике и вполне был способен заменить «Иду». В мае 1944 года из тайника на острове Кальвё выкопали один из передатчиков, спрятанных в начале операции «Венера». Радист Йоханнес Офстад, работавший в Норвежском телеграфном агентстве, обещал помочь наладить аппаратуру. Рааби поехал с Ёствиком в Хаммерфест и помог доставить рацию и генераторы в небольшой домик, стоявший на берегу озера недалеко от города. Однако в комплекте передатчика, названного «Вали», не оказалось кварцевых пластин. Раздобыть их не удалось, и поэтому Ёствик, Офстад и Рааби так и не наладили новую связь с Лондоном.

Попрощавшись с Дуклатом и Сторвиком, Рааби вернулся в Альту. На 15 мая была намечена атака, в которой должны были принять участие двадцать семь «Барракуд», взлетев с авианосцев, однако операцию пришлось отменить из-за плохой погоды. На следующий день, поздно вечером, в Лондон была отправлена последняя радиограмма:

«К сожалению, я должен уехать. „Вали“ начала работу – слушайте ее по согласованному расписанию. Собираюсь быть в Швеции через восемь дней».

Рааби и Расмуссен упаковали «Иду» и отправили ее в Хаммерфест, там ее закопали как комплект запасных частей для «Вали». Рааби писал:

«Я предлагал Калле уехать со мной, однако он сказал, что ему нужно вернуться и посмотреть, как там дела. Кроме того, если бы исчезли оба, то это сразу вызвало бы подозрения».

Карл Расмуссен не мог оставить свою жену и четырехмесячную дочь; он мог пойти на это лишь в случае крайней необходимости. Она рассказывала:

«Я ему сказала, что они с Торстейном собираются бежать в Швецию, даже не предупредив меня. На что он ответил: „Я обязательно тебя предупрежу. Но пойду на это только в самом крайнем случае“. Свое обещание он сдержал, и это была большая ошибка. Ему нужно было уходить вместе с Торстейном».

Поэтому Рааби отправился в долгий путь в Швецию, взяв с собой другого члена группы «Ида» – Кнута Моэ из Хаммерфеста. После утомительного 350-километрового лыжного перехода беглецы 27 мая 1944 года оказались в Каресуандо; здесь, в нейтральной Швеции, они были в полной безопасности.

Они ушли в самое время, однако в Порсе передачи продолжались, как обычно. Ни Трюгве Дуклат, ни Рольф Сторвик не подозревали, что кольцо вокруг них начало сжиматься. Высокочастотные сигналы «Лиры» были давно зафиксированы центральной станцией слежения под Берлином, однако из-за большого расстояния сигнал был слабый, и запеленговать ею не удавалось. Немцы выяснили только, что передатчик расположен где-то между Тромсё и Нордкапом. Ответственность за контрразведывательные действия, связанные с охраной морских баз в данном районе, была возложена на центр абвера в Тромсё. В Альте находилось одно из его подразделений; в апреле 1943 года ему было поручено заняться расследованием; им руководил бывший морской летчик из Бремена – фрегатен-капитан Клаус Кюль, которого, однако, летом перевели в Тромсё. Его место занял капитан-лейтенант Хольцабек.

Одним из агентов Кюля был норвежец – Нильс Баккен из Фагсфьорда. Согласно показаниям Баккена в полиции после войны, Кюль приказал ему «внимательно наблюдать и сообщать обо всем подозрительном… он должен был просто выполнять приказы, в противном случае его бы арестовали». Баккену выдали радиопередатчик и шифровальные блокноты и отправили в Квалсунн; два раза в неделю он должен был связываться с «Теа» в Тромсё.

В конце зимы 1944 года к Баккену пришел Рольф Арнт Нюгаард, который также был агентом абвера и имел кличку Альф.

«Рольф Нюгаард сказан, что в Порсе происходит что-то странное и что Мортенсен [представитель абвера] приказал ему связаться с обвиняемым [Баккеном]; последний должен был передавать его сообщения, поскольку передатчика у него не было. Обвиняемый записал сообщение Нюгаарда. Оно сводилось к тому, что, по его подозрениям, в Порсе ведется какая-то подпольная работа, потому что население подозрительно хорошо осведомлено о происходящем в мире, а кое у кого имеется оружие… Нюгаард считал, что немцам следовало бы разобраться с этим».

Позже, в мае 1944 года, к Баккену явился очень возбужденный агент Нюгаарда. Нюгаард сказал, что он [Баккен] должен отправить еще одно сообщение о том, что «немцам нужно срочно приехать в Порсу, потому что происходит много подозрительного. Нужно тщательно все обыскать… Зафиксированы подозрительные сигналы… появляется много людей, которым здесь делать нечего». Нюгаард был уверен, что нащупал что-то очень важное, но что именно, он не знал.

Одним из подозреваемых оказался Торстейн Петтерсен Рааби. Приняв сообщение к сведению, абвер должен был передать дело отделению гестапо в Тромсё, а последнее уже привлекло бы людей тайной полиции в Хаммерфесте.

Во время войны жители моего родного Хаммерфеста постоянно испытывали чувство страха. В гавани, где постоянно стояла на якоре плавучая база «Блэк Уотч», была база подводных лодок, и весь прилегающий район тщательно охранялся. Однако больше всего люди боялись гестапо. Еще с ноября 1940 года местное отделение гестапо возглавлял 35-летний унтерштурмфюрер (младший лейтенант) СС Ганс Отто Клётцер, родом из Дрездена. Клётцер был сыном шахтера, одно время занимался шляпным делом, а в 1931 году вступил в нацистскую партию Гитлера и стал полицейским. Полицейский участок был небольшим, в его штат входили три гестаповца, несколько местных переводчиков и секретарши. Гестапо и абверу удалось завербовать довольно много агентов и создать в этом районе целую сеть осведомителей. Как мэр, Педер Берг, так и его заместитель, Мортен Тиберг, были на содержании абвера; более того, у последнего был радиопередатчик, с помощью которого он держал связь с отделением гестапо в Тромсё. По-норвежски Клётцер говорил плохо. Подчиненными он руководил железной рукой, однако по отношению к населению вел себя относительно корректно – по крайней мере до весны 1944 года, когда удалось выйти на группу Сопротивления в Порсе. Британские офицеры разведки, допрашивавшие его после войны, охарактеризовали его так:

«Умен, но не отличает зло от добра. Типичный продукт нацизма, упрямый и довольно неприятный тип».

Когда Клётцеру поручили выследить передатчики «Порса» и «Моэн», как их назвали немцы, за представившуюся возможность отличиться он ухватился обеими руками. По информации абвера, один из передатчиков находился в Порсе, однако для того, чтобы его точно обнаружить, требовались новые средства пеленгации.

«Пеленгация была проведена несколькими станциями в Норвегии, кроме того, были получены результаты перекрестной пеленгации станциями в районе Невер-фьорда и на Зейланде; по всем данным получалось, что передатчик может находиться только в Порсе. В пеленгации участвовали немецкие корабли. Вся операция заняла несколько недель»,

– рассказывал Клётцер норвежской полиции после войны.

Он подчинялся своему начальнику в Тромсё – обергауптштурмфюреру (капитану) СС Похе, от которого получал указания.

«Он считал, что дело имеет жизненно важное значение, угрожая успеху войны Германии на море, и поэтому нужно было любым способом докопаться до истины. Клётцеру было приказано применять усиленные методы допроса, чтобы ничего не упустить. В Хаммерфест он возвращался в сопровождении нескольких профессиональных следователей».

2 июня, после нескольких дополнительных сеансов пеленгации, Клётцер уже был твердо уверен, что интересующий его объект поиска находится в Порсе. Он сформировал отряд, в который входило более ста солдат, полицейских и моряков, и посадил их в Хаммерфесте на борт нескольких сторожевиков и тральщиков. Он хотел захватить агентов с поличным и поэтому выжидал до 6 июня, когда «Лира» вновь вышла в эфир. Корабли с пеленгаторами медленно продвигались по Варгсунну, сигнал становился все сильнее: в это время Трюгве Дуклат и Рольф Сторвик передавали в Лондон две очередные радиограммы. В одной из них сообщалось о том, что немцы везут нефть в южном направлении, а уголь – на север. Во второй приводились дополнительные сведения об ущербе, нанесенном «Тирпицу»:

«Из Альты сообщают, что ангары и частично кормовая надстройка „Тирпица“ будут разобраны. Материалы, главным образом алюминий, будут отправлены на юг. Среди обломков замечены части самолетов».

Клётцер решил, что пора приступать к действиям. На берегу, недалеко от деревушки Квенклюббен, он высадил патрульный отряд, приказав ему, пройдя через горы, выйти с тыла. Сам же он бросился в Порсу. В своих показаниях в полиции Рольф Сторвик кратко описал, что произошло затем:

«6 июня 1944 года два немецких сторожевых катера пришли в Порсу и отшвартовались у причала. Дуклат вышел из подвала, где находилась рация, и сидел рядом со мной. Затем он вскочил и бросился обратно, чтобы заблокировать механизм, открывавший вход в подвал, учитывая, что мог быть повальный обыск. Мы не думали, что немцы подозревают о существовании передатчика. С катеров высыпало около ста солдат, они окружили все соседние дома. Выглянув в окно, я заметил среди них начальника тайной полиции Клётцера и понял, что мы раскрыты».

Солдаты хватали всех мужчин и загоняли в помещение холодильного склада. Сторвика допрашивал начальник отделения гестапо.

«Он… спросил, не появлялись ли здесь какие-либо подозрительные лица, и не знаю ли я их. Я назвал несколько фамилий, но они его явно не заинтересовали. Он сказал, что речь идет о тех, кто недавно бежал из страны. Незадолго до этого ко мне приходил Арне Петтерсон [это была одна из кличек Торстейна Рааби]. Мне было известно, что он имел какое-то отношение к рации в Альте и, кроме того, бывал в Англии. Так что было ясно, за кем охотится Клётцер».

Немцы начали повальный обыск во всех домах Порсы. Руководили этой операцией Клётцер и его помощники – Рудольф Иллинг, Август Шерер и Альфонс Зелински из отделения гестапо в Тромсё. Особый их интерес вызвала квартира Трюгве Дуклата в доме бывшего управляющего шахты; здесь они нашли кое-какую литературу по радиотелеграфии. Впрочем, это можно было объяснить тем, что Дуклат когда-то был моряком. Труднее было объяснить, почему на обрывке бумаги, найденном в печке, записаны цифры какого-то шифра, а на клочке бумаги, обнаруженном в кухонном шкафу, карандашом записано название боевого корабля.

Когда из холодильного склада вывели Дуклата, Клётцер заметил, что тот многозначительно подмигнул своей жене. Во время допроса Дуклат все отрицал и говорил, что не знает, что это за цифры, и вообще непонятно, как бумажка оказалась в печке.

«Задержанный продолжал утверждать, что не имеет отношения к тому, что у него нашли, и унтерштурмфюрер пришел в ярость. Он славился своим бешеным характером, даже подчиненные его боялись. Он выбежал и вскоре вернулся – у него в руках была увесистая палка, и он начал ею избивать Дуклата. Делал он это методично: сначала бил по предплечью, потом по плечам и спине, медленно перенося удары все ниже – по ягодицам и, наконец, по бедрам. Избиение продолжалось до тех пор, пока пленный не упал на пол. Потом Клётцер начал пинать его своими начищенными до блеска сапогами. В конце концов, испытывая невыносимую боль, Дуклат признался, что передатчик спрятан в доме».

Весь избитый и окровавленный, он показал немцам, как проникнуть в тайный подвал. Полицейские были изумлены: они никогда не узнали бы о тайне механизма, открывавшего вход в подвал, не разрушив весь дом. В подвале нашли передатчик, а рядом с ним лежал пистолет. Но даже не это было главным. Облава была организована так неожиданно, что Дуклат даже не успел уничтожить журнал, в котором были тексты радиограмм, которыми обменивались «Лира» и лондонский центр. Ликуя, Клётцер потирал руки. О таком улове можно было только мечтать.