Текст книги "Линкор «Шарнхорст»"

Автор книги: Альф Якобсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Так пессимистично и пораженчески говорил человек, в руках которого были жизни десяти тысяч молодых моряков Боевой группы. Какое же моральное право имели Кумметц, Клюбер и Шнивинд требовать жертв от своих подчиненных, если они сами уже не верили в возможность победы?

6 июля, в сияющий солнечный летний день, группа провела первые и оказавшиеся последними боевые учения в районе острова Сёрё. «Тирпиц», «Шарнхорст» и три эсминца были «синими» и представляли Боевую группу. «Лютцов» и пять эсминцев были «желтыми» и играли роль противника, т. е. британский линкор класса «Кинг Джордж V» («Король Георг V») и эскорт – именно с такой группировкой было суждено встретиться «Шарнхорсту» у Нордкапа через шесть месяцев. «Синие» выдали хорошее представление и в общем справились со своими задачами. Однако сражение у Нордкапа не было военной игрой, и никаких «синих» там не было. «Шарнхорст» был там в одиночестве.

Пока гремели орудия и военная игра продолжалась по плану, на берегу происходили иные события. Капитан цур зее Хюффмайер был давно озабочен необходимостью усиления мер контрразведки. Он предупреждал об опасности действий шпионов и диверсантов. В тот момент Боевой группе еще нечего было опасаться, но вскоре ситуация существенно изменилась.

Глава 7
ЛОНДОН АКТИВИЗИРУЕТСЯ

КАА-ФЬОРД, АВГУСТ 1943 ГОДА.

Через несколько недель после военной игры, проведенной Боевой группой, некий молодой человек скатил по сходням с местного пароходика старый, дребезжащий дамский велосипед. День был ясный, солнечный, а на поросших лесами долинах зацветали картофельные поля. Молодой человек не торопясь уселся на велосипед и покатил по покатому бесщебеночному участку дороги, которую построили организация Тодта и шоссейное управление в горах до самой Альты. Дорога длиной около 100 километров тщательно охранялась; основное внимание велосипедиста привлекала панорама расположения немецких кораблей, противоторпедные сети, зенитные батареи и другие средства обороны.

Велосипедиста звали Торбьёрн Иохансен. Смелый, с головой на плечах, он был младшим сыном руководителя комиссии по электроснабжению в Тромсё; ему был двадцать один год, но он уже считался опытным членом группы Сопротивления в Северной Норвегии. Результатом его поездки должно было стать одно из ценнейших разведывательных сообщений, переданных из Норвегии в Лондон за всю войну.

Задание Иохансен получил от Эгила Линдберга – телеграфиста метеостанции в Тромсё, который тайком работал на радиопередатчике Upsilon II, спрятанном на чердаке местной больницы. Линдберг, в свою очередь, действовал по поручению британской разведки, которая начала проявлять интерес к огромной немецкой военно-морской базе, созданной в западном Финмарке.

«Смотри, Торбьёрн, – сказал Линдберг. – Это радиограмма из Лондона, – они интересуются „Тирпицем“, который стоит в Каа-фьорде. Кроме подробной схемы расположения противоторпедных сетей, им нужно, чтобы была точно измерена плотность воды вокруг корабля. Это, конечно, немало, и тебе есть, о чем подумать».

Торбьёрн Иохансен умел работать руками и имел склонность к технике, будучи студентом колледжа университета в Тронхейме; сейчас же он с удовольствием проводил летние каникулы в Тромсё. Прежде всего ему нужно было сделать устройство для забора воды – им стала бутылочка, которую он спрятал в полом комле рыболовного удилища; во-вторых, нужно было раздобыть велосипед. Когда он в тот августовский день катил вдоль берега Ланг-фьорда, то заметил карманный линкор «Лютцов», стоявший на якоре к северу от Сопнеса, а также несколько эсминцев и корабль снабжения «Диттмаршен». Временно он устроился на работу на ферму по разведению лисиц, которая была расположена в глубине фьорда, недалеко от того места, где стояли «Тирпиц» и «Шарнхорст» на расстоянии около 200 метров друг от друга, вокруг них было видно от десяти до пятнадцати буксиров, танкеров и других вспомогательных судов.

Через несколько дней, как раз когда капитан цур зее Фридрих Хюффмайер вносил в дневник свои пессимистические записи, Торбьёрн Иохансен медленно проплывал на лодке мимо линкоров, а за ним на конце рыболовной лески тащилась не блесна, а самодельный заборник воды. Когда же он заменил его на настоящую приманку, ему повезло.

«Он почувствовал резкий рывок и, подмотав леску, вытащил крупную угольную рыбу… Вдруг над водой послышались аплодисменты, он поднял голову и увидел немецких моряков, которые, наклонившись над поручнями, хлопали ему. Он помахал им рукой и с гордостью показал свой улов… Они были в восторге».

Через неделю Иохансен ехал по той же дороге, но в обратном направлении, он вез тайно сделанную пробу воды, а между страницами нацистской пропагандистской газеты «Фритт Фольк» (Fritt Folk) были спрятаны подробные наброски карт двух военно-морских баз. Карты, проба воды и сопроводительный текст – именно за этим охотились англичане; выдержки из донесения были отправлены с помощью передатчика Upsilon в Лондон во время двух продолжительных радиосеансов 16 и 21 августа. В одной из радиограмм было сказано:

«Линкор „Шарнхорст“, который наш информатор распознал вполне определенно, стоит на якоре в Ланг-фьорде в точке с координатами 69°57′6″ N, 23°08′ E».

Далее говорилось:

«В мае на борту произошел сильный взрыв, который хорошо слышали все, кто живет поблизости… При взрыве погибло двадцать матросов. Для изготовления гробов немцы использовали защитные щиты, принадлежащие дорожному управлению… Кроме того, в Каа-фьорде находится ремонтное судно водоизмещением около 6000 тонн. Внешне оно похоже на транспорт, а после взрыва встало рядом с „Шарнхорстом“… 4 июля 1943 года все 15 кораблей вышли в море, потом немцы говорили, что они побывали у острова Медвежий… У „Шарнхорста“ нет постоянного места стоянки, иногда он становится на якорь в Ланг-фьорде, в других случаях – в Каа-фьорде, а также в Скилле-фьорде… В [Ланг-фьорде]… он стоял с марта по 15 июня… [Он защищен]… двойной противоторпедной сетью с шириной входа около 25 метров. Расстояние от берега до входа составляет примерно 50 метров».

За некоторыми несущественными исключениями, информация Торбьёрна Иохансена была поразительно точной. Как сказано выше, взрыв на самом деле произошел в апреле, а погибло семнадцать человек. Выход в море, упоминавшийся в донесении, относился к военной игре, проведенной Боевой группой. Наброски карт, сделанные Иохансеном, были даже подробнее, чем это показалось с первого взгляда, поскольку на них с поразительной точностью были изображены не только очертания двух фьордов, но также места стоянки немецких кораблей и расположение противоторпедных сетей.

«Это было одно из наиболее важных радиосообщений, отправленных норвежцами»,

– так сказано в официальной истории действий норвежской разведки во время Второй мировой войны. Донесение Иохансена, вместе со схемами стоянок немецких кораблей и пробой воды, курьер доставил в Швецию.

Действиями Линдберга и Иохансена руководило находившееся в Англии скандинавское отделение Тайной службы (Secret Service), которое в 1943 году возглавлял 46-летний лейтенант-коммандер Эрик Уэлш, химик по образованию. Грузноватый, но весьма энергичный, Уэлш с 1919 года жил в Бергене, где работал техническим управляющим компании, занимавшейся производством красок для флота. Он был женат на норвежке, которую звали Йохан Брюн Свендсен, и поэтому бегло говорил по-норвежски, хотя и с бергенским акцентом; у них было трое детей. Уэлш вернулся в Англию после вторжения немцев в Норвегию и довольно скоро стал опытным, хотя и не всегда последовательным, начальником отдела Службы тайной разведки (SIS – Secret Intelligence Service), причем особую ответственность он нес за операции в Норвегии.

В Норвегию за время войны было направлено свыше двухсот агентов, и поэтому в отдел, которым руководил Уэлш, непрерывным потоком шли донесения. В действительности же агенты подчинялись не Уэлшу. Задания исходили из другого и не менее засекреченного источника, а именно – из Центра оперативной разведки (OIC – Operational Intelligence Centre), который был расположен в защищенном от прямого попадания бомб подвальном помещении под зданием Адмиралтейства в Лондоне.

Радиосообщения из Тромсё, в которых подробно излагались результаты наблюдений Торбьёрна Иохансена, сделанные им во время прогулок на велосипеде, попали в отдел OIC, занимавшийся немецкими надводными кораблями; отделом руководил легендарный лейтенант-коммандер Норман Деннинг. Деннинг и его подчиненные играли важную роль, определяя местоположение кораблей немецкого военно-морского флота, а также пытаясь предугадать, что предпримут в обозримом будущем немецкие адмиралы. В этой работе Деннингу неоценимую помощь оказывала богатейшая информация, получаемая от самых различных источников. Из Правительственной криптографической школы (Government Code and Cipher School)[11]11
  Лайнер Л. «Погоня за „Энигмой“». – С. 58.


[Закрыть] находившейся в Блетчли-Парк, шел непрерывный поток перехваченных, а затем расшифрованных немецких радиосообщений; кроме того, отдел Уэлша пересылал результаты прямого наблюдения норвежских агентов на месте. От Королевских ВВС поступали результаты аэрофотосъемки, а от Службы безопасности (Security Service) – протоколы допросов немецких военнопленных.

В арктических водах было все спокойно с марта, т. е. с тех пор, как прекратились проводки конвоев в Россию. Несмотря на это, немецкие военно-морские силы сохраняли высокую степень боевой готовности и чаще, чем ранее, проводили учения. Сталин уже открыто выражал недовольство задержками в поставках, и все шло к возобновлению плавания после наступления полярной ночи осенью. В связи с этим в районах базирования немцев требовалось все больше агентов; эпизодических поездок на велосипеде уже было недостаточно.

Подготовительная работа началась. Летом 1942 года Финн Льед, курьер, который впоследствии был назначен министром промышленности Норвегии, пробирался из Швеции в Норвегию; он вез радиопередатчик, называвшийся «Лирой». Передатчик был спрятан в надежном месте до тех пор, пока 21-летнему курсанту Нильсу Хорнесу не было поручено установить передатчик поближе к стоянкам немецкого флота, который в то время находился в Нарвике. Однако прежде чем Хорнесу удалось найти исполнителя, корабли перевели дальше к северу.

Лишь весной 1943 года, после неоднократного перепрятывания передатчика, возможность его применения представилась сама собой. С помощью нескольких посредников Хорнес в конце концов вышел на 32-летнего Рольфа Сторвика, владельца деревенского магазинчика, в котором также размещалось отделение почты, телеграфа и посылок. Магазин был расположен в районе Порсы, на берегу Варгсунна, посредине между Альтой и Хаммерфестом. Сторвик, стойкий патриот, в свое время участвовал в боях, развернувшихся в 1940 году у Нарвика. Его предки перебрались на север, когда в горах Порса вскоре после наступления нового века были обнаружены богатые залежи меди. Однако Порса – это не Клондайк, и через несколько лет, в течение которых велась интенсивная добыча меди, ее запасы истощились. Владелец прав на добычу умер, а наследники либо не могли, либо не хотели продолжать работу. В результате с 1932 года шахты были заброшены, а канатная дорога, проведенная через живописную долину Порса, постепенно приходила в негодность и ржавела.

Теперь, спустя десять лет, Порса почти полностью вымерла; только семья Сторвиков да еще десять семейств пытались как-то жить здесь. Свои надежды на будущее они связывали с электростанцией, которая начала работать недалеко от этих мест в 1940 году. Ее мощность составляла 450 кВт, и она предназначалась для обеспечения электроэнергией ближайшего города – Хаммерфеста.

В начале 1943 года Нильс Хорнес, вместе со своим связным Эмилем Самуэльсбергом, сошел в Порсе на берег с борта парохода, принадлежавшего транспортной компании Финмарка. В багаже были спрятаны передатчик «Лира», пистолет «кольт», бинокль, четыре модели немецких боевых кораблей, карта Альты и 800 крон (в 1940 году это было равно 40 фунтам стерлингов) наличными. Интересно, что думал Хорнес, когда пароход огибал мыс и стала видна кучка домов, которая называлась Порсой. Он удивлялся, как это военное начальство, находящееся в таком огромном метрополисе, как Лондон, могло быть в курсе того, что происходит на крупнейшей военно-морской базе на севере Европы, на основании информации, получаемой из такого крохотного поселения. Порса-фьорд не был фьордом в полном смысле этого слова; это был просто залив, правда, вода в нем была глубокой до самого берега. От оконечности залива шел крутой подъем, который заканчивался моренным гребнем, а отсюда начиналась долина Порса. Среди разбросанных домишек выделялась выкрашенная в белый цвет вилла, у которой были окна со средниками и застекленная веранда, здесь когда-то сидел управляющий шахтой и любовался видом, открывавшимся за узким проливом.

Сторвик уже все подготовил. Он посвятил в свои планы одного из инженеров электростанции – 32-летнего Трюгве Дуклата, когда-то плававшего на торговом судне.

«Мы обсуждали, где установить передатчик, и пришли к выводу, что лучше всего для этого подходит кладовая Рольфа Сторвика»,

– писал Дуклат в отчете, который он составлял в 1945 году. Поскольку Дуклат получил отдаленное представление об азбуке Морзе, когда плавал, было решено, что радистом будет именно он.

«При любой возможности Хорнес и я осваивали азбуку Морзе. Из-за любопытства местного населения, а также из-за того, что все знали все обо всех, мы подумали, что будет лучше, если Хорнес уедет примерно через пять недель… За два дня до его отъезда, благодаря антенне, которую мы проложили в водосточном желобе, мне без особых усилий удалось связаться с Центром в Лондоне. Я сообщил им, что мы готовы к работе и что при благоприятных обстоятельствах будем сообщать о передвижениях флота в Варгсунне и в районе военно-морской базы в Альте».

В Лондоне Уэлш зафиксировал, что первый контакт с «Лирой» был установлен 2 июля 1943 года, что произошло за три дня до начала летней военной игры внушавшей страх Боевой группы в открытом море. Имея возможность беспрепятственно наблюдать за Варгсунном, при наличии контактов в Альте и Хаммерфесте, агенты теперь могли постоянно следить за выходами кораблей из базы на север.

Вскоре им удалось перенести передатчик из кладовой в виллу бывшего управляющего. Это была сложная и достаточно рискованная операция. В соседней квартире жил еще один инженер электростанции – Рольф Арнт Нюгаард. А Нюгаард был не только членом партии «Национальный союз» Квислинга и председателем совета провинции Квалсунн, он был также ярым нацистом и тайным агентом абвера – военной разведки Верховного командования вермахта (Obercommando der Wehrmacht – OKW).

Глава 8
У ОСТРОВА МЕДВЕЖИЙ

БАРЕНЦЕВО МОРЕ, СЕНТЯБРЬ – ДЕКАБРЬ 1943 ГОДА.

Вряд ли где-нибудь еще в мире существует такое пустынное и безжизненное место, как район вокруг острова Медвежий. Остров, неприступная серая скала, расположенная на ничейной земле, возникает как бы ниоткуда на расстоянии 240 миль к северу от Нордкапа. Чаше всего остров окутан туманом. На избитых непрерывными ударами тяжелых волн, круто обрывающихся берегах высадка практически невозможна. На востоке находится наивысшая точка острова, удачно названная горой Страдания, отвесные склоны которой поднимаются на высоту 500 метров. Зимой этот скалистый остров скован арктическим льдом, он становится, хотя это и кажется невероятным, еще более мрачным, унылым и неприступным.

Остров Медвежий покоится на широком подводном плато. Окружающий район моря мелководен, а дно каменистое, однако к югу оно резко обрывается и достигает глубины 500 метров. Получающаяся впадина называется «Проходом», который делит Баренцево море на две части.

Всю войну конвои, организованные союзниками, бесстрашно преодолевали этот открытый участок океана, обеспечивая жизненно важные поставки в Мурманск. Здесь также постоянно патрулировали немецкие подводные лодки. Данного участка очень боялись те, кому приходилось плавать в этих местах. Немецкие моряки называли его «Адским морем» (Hölies Meer), а англичане – «Дьявольской танцплощадкой» (Devil's Dance Floor).

«Работая там, на обледенелой крыше мира, испытываешь особый страх, сжимающий сердце. Люди испытывали сложное ощущение, вбирающее в себя страх перед темной и безжизненной водой, которая замораживала упавшего в нее человека; страх перед переменчивой погодой; страх перед возможным нападением противника с моря или с воздуха; наконец, хотя и не в последнюю очередь, ноющее чувство недоверия к самим загадочным русским».

Уинстон Черчилль несомненно был одним из самых бескомпромиссных антикоммунистов двадцатого столетия. Однако он также был прагматиком и сторонником реалистичной политики. Уже вечером 22 июня 1941 года, когда Гитлер двинул свои войска на Советский Союз, выступая по радио, Черчилль обещал Сталину оказать широкую поддержку, однако сразу дал понять, что его щедрость отнюдь не означает любви к большевикам. Он сказал:

«Нацистскому режиму присущи худшие черты коммунизма… По своей жестокости и яростной агрессивности он превосходит все формы человеческой испорченности. За последние двадцать пять лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я».

Однако, выпустив такой залп, он сменил тон.

«Но все это бледнеет перед развертывающимся сейчас зрелищем. Прошлое с его преступлениями, безумствами и трагедиями исчезает. Я вижу русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли, охраняющих поля, которые их отцы обрабатывали с незапамятных времен… Я вижу также серую вымуштрованную послушную массу свирепой гуннской солдатни, надвигающейся подобно тучам ползущей саранчи».

Продолжая, он сказал, что вторжение Германии в Россию – «это лишь прелюдия к попытке вторжения на Британские острова».

«Поэтому опасность, угрожающая России, – это опасность, грозящая нам и Соединенным Штатам, точно так же как дело каждого русского, сражающегося за свой очаг и дом, – это дело свободных людей и свободных народов во всех уголках земного шара».[12]12
  Черчилль У. «Вторая мировая война». – В 3-х кн. – Кн. 2. – М.: Воениздат, 1991. – С. 170–172.


[Закрыть]

Черчилль понимал, что и Британия заинтересована в том, чтобы Советский Союз смог противостоять нападению немцев. Поэтому, заручившись поддержкой Рузвельта, он предложил Сталину неограниченную материальную помощь на весьма благоприятных финансовых условиях. Прежде всего речь шла о грузовиках, самолетах и других материально-технических средствах – на общую сумму 1 миллиард долларов, за что нужно было расплачиваться золотом и серебром. Его личный секретарь сэр Джон Колвилл записал, что когда Черчилля ругали за резкое изменение взглядов, он отвечал:

«Если бы Гитлер вторгся в ад, то [я] был бы благосклонен к дьяволу».

Первый регулярный конвой, в состав которого входило десять транспортных судов, дошел до Мурманска в сентябре 1941 года, причем без потерь. В период до Рождества в прямом и обратном направлениях прошло еще семь конвоев, было потеряно одно судно, торпедированное у острова Медвежий. Однако потери 1942 года были более тяжелыми: до конца этого года пошли на дно шестьдесят судов. И все же через Баренцево море в Россию было доставлено 1,35 миллиона тонн грузов.

Теперь же шла осень 1943 года, с марта конвои были отменены, и Сталин начинал терять терпение. Отношения между Советским Союзом и Великобританией никогда не отличались особой теплотой – ни на высших уровнях власти, ни на уровне населения в целом. Моряки, оказавшиеся в замкнутом пространстве бухты Ваенга (ныне Североморск. – Прим. пер.), были обречены на то, чтобы неделями ждать принятия их ценного груза, жаловались на ужасные бытовые условия, а также на некомпетентность, подозрительность и высокомерие местных партийных руководителей. Контингент Королевских ВМС в составе 170 офицеров и матросов вел казавшуюся безнадежной борьбу с большевистской бюрократией. Английские моряки имели слабое представление о том, что совсем недавно в России существовал отсталый, фактически феодальный строй; что эту страну истерзала кровавая революция, а потом она подверглась принудительной индустриализации, проводившейся в обстановке безжалостного террора. В результате жестокого нападения Гитлера страдания страны драматически возросли, и уже миллионы русских погибли в боях. С 1941 года Мурманск был в осаде и в результате почти ежедневных бомбардировок от него теперь оставались только развалины. Поэтому многим русским постоянные жалобы англичан казались следствием непонимания обстановки и заносчивости. Ситуация усугублялась еще и тем, что именно в Мурманске и Архангельске, всего около двадцати лет назад, высадились английские войска, чтобы участвовать в Гражданской войне на стороне белых. Этот исторический факт помнили почти все русские.

Союзникам же было трудно согласиться с таким отношением со стороны русских. К тому времени ситуация изменилась, и войска нацистской Германии отступали на всех фронтах. За победой союзников в Северной Африке зимой 1943 года последовала высадка в Италии, и все это непосредственно повлияло на ход войны на Севере. Люфтфлотте 5 был вынужден отозвать часть своих лучших и наиболее опытных эскадрилий из Финмарка, чтобы помочь немецким войскам в Южной Европе. На Восточном фронте Советская Армия одержала решающие победы под Курском, Орлом и Харьковом. Вермахт отступал на всем пространстве от Москвы на севере до Черного моря на юге; на Германию бомбы сыпались днем и ночью, и город за городом превращался в руины. Операция «Оверлорд». ставившая целью вторжение в оккупированную Европу, была намечена на 1944 год; в этом случае возникал Второй фронт, на открытии которого давно настаивал Сталин.

В сентябре 1943 года Черчилль решил, что настало время оказать давление на русского диктатора – до возобновления проводки конвоев. Он хотел покончить с бесконечными мелочными придирками, из-за которых жизнь моряков торговых судов и военных кораблей, сидевших в Мурманске, как в клетке, была просто невыносимой. Перечень претензий был достаточно большой: ограничения на свободу передвижения, досмотр личных вещей; горы бумаг, сопровождавших выдачу паспортов и виз, а также требование, чтобы письма подвергались цензуре в Москве. Сами по себе эти неудобства могли показаться несущественными, однако для людей, задачей которых была проводка конвоев, такие досадные неудобства были реальностью повседневной жизни. Мало того, ожидая, когда в порту Экономия на Белом море будет сформирован конвой в обратном направлении, боцман и кок торгового судна «Довер-Хилл» ввязались в драку. Приняв чрезмерную дозу горячительного – водки, единственного продукта, которого было в избытке, двое местных жителей задали англичанам самый больной вопрос – когда все-таки произойдет долгожданная высадка в Европе. Они тем самым как бы намекали на то, что англичане предают своих союзников. Начавшийся «обмен мнениями» закончился всеобщей дракой. Один из русских оказался членом партии, и местные власти были в ярости. Оба английских моряка были арестованы и приговорены к разным срокам заключения, в зависимости от степени нанесенного оскорбления, – четыре года и семь лет, соответственно. Известие о скандале дошло до ушей обитателей Даунинг-стрит. Черчилль был в бешенстве и отказывался посылать конвои до освобождения обоих моряков; и вообще он требовал от русских более гуманного отношения.

Инцидент сопровождался дипломатической перебранкой до тех пор, пока министр иностранных дел Иден не встретился с Молотовым, и им удалось уладить дело. 1 октября 1943 года Черчилль объявил о том, что запрет отменен и что очередной конвой, состоящий из тридцати пяти судов, выйдет из шотландского порта 15 ноября. После этого, сказал он, поставки будут происходить ежемесячно, вплоть до февраля 1944 года. В результате в общей сложности около 140 судов должны были поставить 1 миллион тонн танков, истребителей, грузовиков, тяжелых артиллерийских орудий, боеприпасов, одежды, медикаментов, каучука, жести, меди и другого сырья.

Обещание Черчилля дало бы в конечном итоге гросс-адмиралу Дёницу долгожданный шанс показать, на что способна Боевая группа. Однако моральный дух моряков, запертых в Ланг– и Каа-фьордах, был подорван длительным пребыванием в тылу и находился на довольно низком уровне.

В начале сентября адмирал Отто Кумметц повел «Тирпиц», «Шарнхорст» и эскорт из эсминцев к Шпицбергену и вернулся с триумфом. В результате обстрела из тяжелых орудий, продолжавшегося несколько часов, Лонгйир и Баренцбург были превращены в руины. Шестеро норвежцев погибло, тридцать восемь были взяты в плен. Остальная часть гарнизона, около 150 человек, спаслась, уйдя в горы. Немецкая пропагандистская машина объявила о безоговорочной победе, однако на самом деле все было иначе. С военной точки зрения не было никакого смысла тратить боеприпасы на уничтожение шлаковых конвейеров, покосившихся домишек и складов. Истинной целью рейда было поднять дух личного состава и поддержать самолюбие Гитлера.

Судя по записям, сделанным в дневниках на борту кораблей, первая цель была успешно достигнута.

«Поход вызвал большое удовлетворение у моряков. Корабль как бы облегченно вздохнул… Моряки почувствовали, что им, наконец, было дано задание, которое имело какой-то смысл… особенно с учетом того, что происходило со стариками, женщинами и детьми в Германии… Этими настроениями необходимо воспользоваться… до того, как из-за полярной ночи боевые действия станут невозможными»,

– писал Хюффмайер, находясь на борту «Шарнхорста».

Командующий 4-й флотилией эсминцев капитан цур зее Рольф Иоханесон был настроен не менее оптимистично:

«Люди прошли крещение огнем. Этот успешный поход сплотил их в ходе решения обшей боевой задачи… Их уверенность в себе возросла, и они готовы к решению новых задач».

Никто из офицеров между тем не отметил, что бой породил скорее чувство горечи, чем радость на борту тех кораблей, которые участвовали в набеге. Когда на берег Шпицбергена был отправлен десантный отряд, нервы одного из моряков эсминца сдали, и он спрятался вместо того, чтобы присоединиться к отряду. С этим мириться было нельзя. На заключительном заседании трибунала несчастный моряк был приговорен к смертной казни и расстрелян прямо на квартердеке «Шарнхорста» в присутствии всего экипажа.

За бравадой скрывались и другие, более существенные реалии. Как «Тирпиц», так и карманный линкор «Лютцов» существовали как бы в одолженном времени. Они уже давно должны были быть поставлены в док для переоборудования и ремонта в Германии, и было принято решение, что «Лютцов» отправится домой 23 сентября. Но что произойдет с Боевой группой, если следом пойдет и «Тирпиц»? Тогда для нанесения «сокрушительного удара» по конвою, обещанного Дёницем Гитлеру, остается один «Шарнхорст». Мало кто мог рассчитывать на успех в этом случае.

Флотское начальство взвешивало все «за» и «против» в этой ситуации до тех пор, пока англичане не приняли решение за него. Рано утром 22 сентября 1943 года сигнальщики «Тирпица» заметили у бортов корабля два объекта, напоминавшие небольшие подводные лодки. Артиллеристы, которым удалось направить орудия вниз под достаточно большим углом, открыли огонь, были предприняты отчаянные попытки вывести стальной гигант из опасной зоны. Но все было тщетно. В 10.12 под килем корабля взорвались два мощных заряда.

«Два взрыва слева по борту с интервалом в 1/10 секунды. Корабль сильно трясет в вертикальном направлении и крутит между якорями то в одну, то в другую сторону»,

– такая лаконичная запись появилась в одном из дневников.

В действительности взрывы явились результатом одной из самых дерзких и успешных диверсий за время войны – атаки двух сверхмалых подводных лодок (midget submarines) – X6 и X7. Шесть таких лодок отбуксировали из Шотландии, потеряв две из них по дороге; лодки вывели в точку на некотором удалении от места стоянки «Тирпица». После героической борьбы двум из четырех оставшихся лодок удалось прорваться сквозь противолодочные сети и установить 8-тонные заряды из аматола под днищем линкора – вполне возможно, что помогли наброски карт и донесение, отправленные в Лондон после августовской поездки на велосипеде Торбьёрна Иохансена. «Тирпиц» остался на плаву, но был нанесен серьезный ущерб корпусу, энергетической установке и орудиям. Повреждения были настолько серьезными, что исключалась всякая надежда на то, что корабль сможет вернуться в Германию для ремонта; вместо этого были затребованы необходимые материально-технические средства и ремонтники, чтобы устранить повреждения прямо на месте. Таким образом, примерно в течение шести ближайших месяцев «Тирпиц» уже не мог участвовать в боевых действиях.[13]13
  Атака сверхмалых подводных лодок на «Тирпиц» подробно описана в кн.: – Пиллар Л. «Реквием линкору „Тирпиц“» /Пер. с нем. Ю. Чупрова. – М.: Яуза, Эксмо, 2004; Вудворд Д. «„Тирпиц“. Боевые действия линкора в 1942–1944 годах» / Пер. с англ. Ю. А. Алакина. – М.: Центрполиграф, 2005.


[Закрыть]

Генрих Мюльх об этом инциденте не упоминал в письме, отправленном Гертруде после взрыва, – не говоря уж о том, что все фотоаппараты были конфискованы. Он также написал, что треть экипажа отправлена в отпуск. К его разочарованию, он не оказался среди этих счастливцев, однако сообщал, что скоро и ему представится такая возможность.

«Это был лучший праздник в моей жизни… и это во многом благодаря тебе. Так что тебе не нужно беспокоиться. Как только смогу, я приеду опять… Если же отпуск домой окажется по каким-либо причинам невозможным, нам останется только ждать. Тебе – и мне».

В другой раз он писал:

«Сейчас поздний вечер, и я запер все ящики стола, чтобы не видеть никаких бумаг, напоминающих о войне. Снаружи так темно, что почти ничего не видно. С обеих сторон возвышаются темные и грозные горы, а над ними нависает закрытое облаками синевато-серое небо. Тут темнеет уже в пять часов вечера, и окружающая местность становится невидимой. В сумраке вечера море перестает блестеть. Трудно даже разобрать очертания крупных валунов на берегу. Море и небо сливаются воедино, так что видны только переменчивые оттенки серого цвета. Звезды светят совсем не так, как дома. Но если в облаках появляется разрыв, то высоко в небе можно увидеть северное сияние, которое напоминает колеблющееся покрывало. Деревья давно сбросили листья под напором осенних штормов, которые хлестали по фьорду. Вся зелень лета исчезла, и основной чертой ландшафта являются теперь эти мрачные горы… Судьбе угодно, чтобы мы больше не встретились в этом году. Однако жизнь продолжается, и после декабря всегда в конце концов наступает май. И тогда мы опять сможем подумать о празднике… А пока что ты должна помнить, что все время являешься для меня прекрасным источником радости, приносишь прежде всего чувство огромной любви и товарищества. Ты дала мне веру в прекрасное будущее, которое мы проживем вместе».

Фридриху Хюффмайеру, наконец, повезло. Вечером, накануне атаки лодок-малюток, он вывел «Шарнхорст» в Альта-фьорд, чтобы на следующий день провести артиллерийские учения. После нападения на «Тирпица» он быстро вернулся в надежное лоно Ланг-фьорда, после чего немедленно предпринял жесткие меры по обеспечению безопасности. А через три недели попрощался с «Шарнхорстом». Члены экипажа давно подозревали, что их капитан уговорил Дёница отправить линкор на Север только потому, что больше всего на свете он хотел получить Рыцарский крест. Так это было или нет на самом деле, но надежды Хюффмайера были перечеркнуты, потому что он получил звание контр-адмирала и был направлен на штабную работу в Берлине. 14 октября он приветствовал своего преемника – капитана цур зее Юлиуса Хинтце. Хинтце, которому был сорок один год, родился и вырос под Гамбургом. Будучи сыном мельника, он тем не менее всю жизнь мечтал о том, чтобы стать военным моряком.