Текст книги "Линкор «Шарнхорст»"
Автор книги: Альф Якобсен
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)
Теперь оба передатчика – «Лира» и «Ида» – находились в непосредственной близости от немецких военно-морских баз. Операторы, работавшие на этих передатчиках, подвергались огромному риску. Они работали вместе, к тому же использовали одну и ту же агентуру, но их руководители в Лондоне считали, что риск оправдан. Оставалось всего четыре дня до 15 ноября – это был срок начала проводки первого конвоя из Шотландии в Мурманск. Было важно знать, не собирается ли выйти в море и немецкая Боевая группа. Были и другие, совершенно иные причины рисковать, но ни Карл, ни Торстейн, ни остальные об этом не подозревали.
Глава 10
НЕОЖИДАННЫЙ УЛОВ
ОСЛО, ЛЕТО 1999 ГОДА.
Весной и летом 1999 года я налаживал контакты с основными норвежскими рыболовными компаниями, имевшими опыт работы в районе к северу от Нордкапа, беседовал с владельцами траулерных судов в Хаммерфесте, на Лофотенах, в Олесунне и в других местах. Просматривая свои тщательно сделанные записи, я испытывал все большее отчаяние:
29 апреля: Эдвард Габриэльсен, капитан «Кьёлле-фьорда». Просмотрел карту, хранившуюся у него дома, и дал два варианта координат: 72°16,14' N, 28°41,48' E или 72°15,5' N, 28°38′ E. Сам там не бывал. Считает, что эти данные капитаны сообщали друг другу устно.
Коре Эрвик, капитан «Сафира-II». Дает такие координаты: 72°12,33' N, 28°41,37' E или 72°12,15' N, 28°42,5' E. Сам остов корабля не видел.
Ян Педерсен, капитан «Кёльна», не задумываясь выдал: 72°13′/28°41′, но тут же добавил, что существует еще две возможные точки, где может находиться «Шарнхорст». Не помнит, бывал ли в тех местах сам. Полагает, что информация сугубо устная.
6 мая: Юнгве Карлсен, капитан судна «Берлевогфиск», располагает сведениями, что останки «Шарнхорста» находятся в точке 72°16′ N, 28°40′ E. Эту карту он сам не видел, но у него есть английская карта, на которой отмечены остовы двух кораблей, которые лежат почти рядом в точке 72°13′ N, 28°42′ E.
11 мая: Ларе Иенсен, капитан «Маккаура», утверждает, что есть точка внутри круга диаметром от 20 до 30 км, от которой рекомендуется держаться подальше, и что якобы именно там находится «Шарнхорст» – 72°16′ N, 28°42,1' E.
4 июня: на борту «И-фьорда» компьютеризовано все что можно. Положение «Шарнхорста» зафиксировано в точке 72°18,0167' N, 28°44,9085' E… Капитан Гейр Свендсон понятия не имеет, кто отметил эту точку. Неудивительно, что он считает информацию GPS (Global Positioning System – глобальная система навигации и определения положения. – Прим. пер.) более точной, чем устаревшие данные фазовой радионавигационной системы «Декка», точность которых уменьшается по мере продвижения к северу от 72 градусов северной широты.
Несмотря на некоторый разброс мнений, общая картина вырисовывалась достаточно четко: большинство капитанов норвежских траулеров считало, что «Шарнхорст» находится точно или почти точно в официально признанной точке, которую в свое время указал адмирал Фрейзер. Видимо, когда-то ее отметили на карте, а потом капитаны судов сообщали о ней друг другу – в результате прошло много лет, а «точность» координат возросла до того, что их можно было считывать с дисплеев, получая сигналы спутниковой навигационной системы в виде десятичных чисел с четырьмя знаками после запятой! Оставался лишь один вопрос: ведь мы прочесали весь район вокруг точки, указанной Фрейзером, с помощью сонара и бокового сканирования, и выяснили, что там, где должен был лежать «Шарнхорст», нет ничего, абсолютно ничего. Получалось, что картам верить нельзя.
Сведения, полученные в Англии, оказались не менее обескураживающими. Я поговорил с одним из опытнейших капитанов траулеров Гулля – с Кеннетом Ноксом, который двадцать пять лет ловил рыбу для фирмы «Братья Хэмлин», а потом занимался картографией (в фирме «Кингфишер Чартс»); так вот он не задумываясь сказал, что нам нужна точка с координатами 72°16,33' N, 28°41,00' E. Потом показал карту, на которой положение остова «Шарнхорста» было помечено свастикой в этой самой точке; кроме того, имелся набросок контуров остова, скопированный им самим с эхограммы. «Если это не поможет вам найти остов корабля, – доверительно заявил он, – то вы вообще не имеете права его найти».
Однако мне в свое время довелось познакомиться с охотником за кладами Кейтом Джессопом. В конце 1970 года он отправился на поиск затопленного британского крейсера «Эдинбург», на борту которого должны были находиться слитки драгоценных металлов, стоившие теперь более 40 миллионов фунтов стерлингов. Так вот он тоже обратился за консультацией к Кеннету Ноксу.
Нокс вел себя точно так же, как и во время встречи с нами, – достал карты и записи и уверенно указал точку, в которой, по его мнению, находился корабль. «С помощью „Декки“, – сказал он Джессопу, – вы обнаружите его примерно в 300 метрах от указанной мной точки… Я это точно знаю, потому что однажды проторчал там больше восемнадцати часов, зацепившись сетями за остов». Это произвело сильное впечатление. Но, судя по всему, Нокс зацепился за останки «Эдинбурга» на банке Сколпен, а положение «Шарнхорста» отметил на банке Нордкапа.
Тем не менее Кейту Джессопу пришлось потратить целых двадцать семь суток на то, чтобы найти остов «Эдинбурга», но выяснилось, что он удален почти на 30 миль от места, показанного Ноксом. Экспедицию Джессопа финансировали самые богатые судовладельцы, которые собирались выручить миллионы, если все пройдет удачно; поэтому Джессоп и мог себе позволить потратить почти месяц на поиски. За мной же стояли не миллионеры, а всего лишь телевизионная компания; а это означало, что останки мне нужно найти не за двадцать семь суток, а за двадцать семь часов. Рисковать я не мог, и прежде чем предпринимать следующую попытку, надо было как следует подготовиться.
Весной и летом я занимался тем, что собирал карты и выяснял координаты интересующей меня точки, опрашивая капитанов сотен рыболовных судов – норвежских, английских и немецких. Практически во всех случаях без исключения точка, помеченная на картах, была именно та, которую ошибочно указал адмирал Фрейзер. Однако некоторые факты заслуживали более пристального внимания.
22 ноября 1993 года рыбоперерабатывающее судно «Нордстар» вело промысел трески в районе Нордкапа. «Когда мы вытащили трал, то обнаружили в нем торпеду длиной почти 6 метров. Боеголовка была цела, отсутствовала только хвостовая часть вместе с двигателем», – сказал мне капитан Рейдар Нюгаард.
Чтобы не подвергать риску судно и экипаж, он немедленно взял курс на берег, идя на максимально возможной скорости. По радио был передан сигнал тревоги, и с аэродрома в Банаке поднялся вертолет «Си-Кинг» с тремя аквалангистами из отряда по уничтожению мин, базировавшегося в Харстаде. В Тролль-фьорде, недалеко от Нордкапа, экипаж «Нордстара» был эвакуирован и пересажен на спасательное судно «Стольбас», после чего аквалангисты перенесли торпеду на плот из шести связанных между собой пустых бочек из-под горючего. Они отбуксировали этот самодельный плот на мелководье и утопили, обстреляв его автоматической винтовкой AG-3 и продырявив бочки пулями. Затем торпеду подорвали, заложив 5-килограммовый заряд динамита. Нюгаард сказал: «Столб воды от взрыва поднялся до неба. Уже потом нам сообщили, что в головке было 67 кг тротила».
Аквалангисты определили, что торпеда была английской, типа Mark 8, модель 2; такие торпеды во время Второй мировой войны применяли как подводные лодки, так и надводные корабли. Во время сражения у Нордкапа участвовавшие в нем двенадцать британских судов и норвежский эсминец «Сторд» выпустили по «Шарнхорсту» в общей сложности пятьдесят пять таких торпед; неизвестно, сколько именно попало в цель, но, по всей видимости, не менее десяти-пятнадцати. Остальные сорок двигались до тех пор, пока не кончилось горючее, после чего они просто опустились на дно. А что, если торпеда, поднятая «Нордстаром», одна из них?
В кают-компании экипаж «Нордстара» установил стабилизатор торпеды на память об этой опасной находке, и никто, разумеется, не хотел, чтобы подобное повторилось. На металлической табличке выгравировали координаты точки, в которой выловили торпеду: 72°32′ N, 28°20′ E. Это было более чем на 20 миль западнее официальной точки адмирала Фрейзера. Дальность действия торпеды типа «Марк-8» составляла около 8500 метров; это означало, что если положение «Нордстара» было зафиксировано правильно, то нужно было, соорудив «поисковый аквариум» с размерами 8 x 8 километров, полностью обследовать район вокруг данной точки, на что потребовалось бы всего около двух суток.
Однако было совершенно необходимо точно знать, где именно была выловлена торпеда. Согласно записям в бортжурнале «Нордстара», трал находился за бортом три часа пятьдесят минут, а судно шло со скоростью 4 узла. Это означало, что судно, с тралом за кормой, прошло примерно 16 миль, так что в нашем уравнении оставалось слишком много неизвестных. Кроме того, в журнале не был зафиксирован курс судна. Я вычертил на карте круг диаметром 16 миль с центром в точке, где находился тогда «Нордстар». Площадь территории для поисков была довольно большой, особенно учитывая наши ограниченные возможности.
Я стал размышлять. Интересно, действительно ли это одна из торпед, выпущенных во время сражения? И если это так, то кто ее выпустил – «Сторд» с дистанции 1800 метров в 18.55 или «Ямайка» с дистанции 3750 метров в 19.37? Какой путь при этом проделал «Шарнхорст»? И опять же, когда выловили торпеду – в начале траления или ближе к концу? Если в начале, то как могло случиться, что она не взорвалась, если учесть, что ее почти четыре часа тащили по морскому дну?
Тут я вспомнил об информации, полученной мною в начале весны. Я тогда связался со своим старым другом Арне Иенсеном; он в свое время был капитаном «Гарджии» и впервые, в апреле 1977 года, показал мне на карте местоположение остова «Шарнхорста». Тогда Арне был самым молодым капитаном траулера в Норвегии. В настоящее время он уже не плавал, а работал на суше – в конторе начальника порта моего родного города Хаммерфеста. Карта, которую он мне тогда показывал, оказалась утерянной, но Арне, как всегда энергичный и готовый прийти на помощь, собрал трех своих приятелей из флотилии Финдуса на борту траулера «Догги». Он просил их помочь восстановить местоположение остова линкора с помощью старых карт, если они еще сохранились.
На картах почти всех рыболовных судов, которые вели промысел в северной Норвегии, была отмечена «официальная» точка, где должен был лежать «Шарнхорст»; эту точку указал адмирал Брюс Фрейзер – 72°16′ N. 28°41′ E. На картах флотилии Финдуса эта точка была смещена на 25–30 миль западнее, ближе к тому месту, где рыбообрабатывающее судно «Нордстар» выловило неразорвавшуюся торпеду периода Второй мировой войны.
Впервые после неудачной экспедиции на «Рисё» что-то начало проясняться, и я записал:
«28 апреля. Арне Иенсен собрал трех капитанов Финдуса на борту „Догги“ и попросил их показать, где лежит „Шарнхорст“. Арне Иенсен и сам плавал в этом районе и с помощью эхолота зафиксировал стальные останки какого-то корабля высотой от 25 до 30 метров. Судя по отметкам на карте, координаты точки были 72°42′ N, 30°01′ E. Однако два других капитана – Альберт Ивенсен и Йегвар Нильсен, возражали; они считали, что на самом деле координаты таковы – 72°29′ N, 28°15′ E. Посовещавшись, они решили, что эти координаты, по-видимому, более правильные».
Другой мой старый приятель Ян Педерсен, также капитан траулера, в конце 60-х годов был старшим мастером добычи на траулере «Тю-Младший»; тогда, летом, я нанялся на временную работу на этот траулер. Он был опытным мореходом, на его карте был помечен крупный объект на дне, в точке с примерно теми же координатами – 72°31,55' N, 28°15,52' E.
«Нордстар» выловил торпеду на расстоянии 5 миль к востоку от этих двух точек. Могло ли это быть просто совпадением?
Я вновь обратился к копиям карт, полученных из Англии. На них, на удалении примерно 35 миль к северо-западу от знака в виде свастики, красным цветом был заштрихован довольно большой участок, отмеченный предупреждением – «Очень опасно».
Как найденная торпеда, так и две точки, указанные капитанами траулеров в Хаммерфесте, находились в пределах примерно одного и того же участка моря. Сердце забилось учащенно! Значит, в западном секторе зоны поисков действительно находился какой-то крупный объект, и затеплилась надежда, что это – «Шарнхорст». В этом районе скопились останки порядка десяти кораблей и судов, оставшиеся от двух мировых войн, – так что мне следовало воздержаться от чрезмерного энтузиазма. И все-таки я поставил на карте жирный вопросительный знак.
Глава 11
ВОЛНЕНИЕ, ДВИЖЕНИЕ И ШУМ[17]17
Alarums and excursions – театральная ремарка.
[Закрыть]
БАРЕНЦЕВО МОРЕ, НОЯБРЬ – ДЕКАБРЬ 1943 ГОДА.
Патрулирование подводной лодки U-307 проходило довольно однообразно; эта лодка серии VIIC водоизмещением 760 тонн год тому назад была спущена на воду на верфи «Флендер-Верке» в Любеке. Зона патрулирования охватывала территорию от острова Медвежий до линии, удаленной на 60 миль к югу, однако пока что ничего, кроме пустынного пространства серого штормового океана, не наблюдалось. Начиная с конца октября, день за днем, впередсмотрящие тщетно вглядывались в горизонт, пытаясь обнаружить суда противника, а подводная лодка зигзагообразным курсом шла то вперед, то обратно, по девять часов в одном направлении и по девять – в противоположном. Капитаном лодки был 33-летний обер-лейтенант цур зее (старший лейтенант) Фридрих-Георг Херль, родом из Рейнланд-Пфальца. Командование лодкой U-307, своим первым кораблем, он принял в ноябре 1942 года; после пятимесячных учебных плаваний в Балтийском море, в июле 1943 года лодка вошла в состав 13-й флотилии и была направлена в Хаммерфест.
«Херль и я стати друзьями. Он был хорошим человеком и большим шутником»,
– вспоминает Ганс-Гюнтер Ланге:
«Однажды нам понадобилось, вне штатного расписания, принять на борт судового врача. Мы с Херлем встретились в открытом море, с одной боевой рубки на другую перебросили конец, и мы потащили врача к себе. Херль очень хотел подшутить над беднягой, и когда тот уже был на полпути, Херль вдруг заорал: „Ныряй!“ Я мгновенно втащил врача через люк и отдал команду на погружение. Для большего эффекта Херль бросил в нашу сторону связку гранат. Однако он не рассчитал их взрывную мощь. Поэтому взрыв получился на славу. Когда я вновь всплыл, то обнаружил, что пушка, стоявшая до этого на носу, бесследно исчезла.
Надо сказать, что на борту подводных лодок находилось до пятидесяти молодых парней. Возможность смерти ощущалась все время, и противопоставить ей можно было только смех. На флоте нацистов было мало; например, на моей лодке был всего один. Хорошо помню, как мы стояли в Нарвике, и партия прислала нам офицера по политической работе; он был в форме коричневого цвета – мы этих типов называли „золочеными фазанами“. Он должен был научить нас правильно думать. Однако нам удалось его напоить и затем, пьяного, сунуть в бочку с краской. А когда он очухался, то превратился в одного из нас – его форма тоже стала синей».
Но сейчас, осенью, морякам было не до шуток. У Херля была в запасе еще одна неделя, и на этом его сорокадневное патрулирование заканчивалось. Подводная лодка и экипаж провоняли запахами дизельного топлива, соли и застоявшегося пота. Все мечтали об отдыхе на борту «Блэк Уотча» в Хаммерфесте – там их ждали горячие ванны, чистое постельное белье и хорошая еда.
Ранним утром, в четверг 1 декабря, U-307 находилась в 45 милях к юго-западу от острова Медвежий, и вдруг неожиданно раздался сигнал тревоги. В сумеречной дали впередсмотрящий заметил едва различимый силуэт, который вскоре превратился в несколько теней с неясными очертаниями. Из боевой рубки с помощью биноклей, настроенных на большое увеличение, вскоре удалось определить, что это – отряд боевых кораблей, шедших с высокой скоростью курсом на запад. Быть обнаруженным таким мощным эскортом могло присниться командирам подводных лодок только в кошмарном сне. Херль не стал медлить. Он срочно погрузился, а экипаж молил бога, чтобы лодку не заметили. Однако их молитвы не были услышаны. С мостика британского эсминца «Инконстант» ясно видели силуэт подводной лодки, который четко вырисовывался на фоне горизонта на расстоянии в несколько сотен метров. Прозвучала команда «Полный вперед!», луч прожектора пронзил темноту, и эсминец открыл огонь. Через несколько минут «Инконстант» прошел по тому месту, где погрузилась U-307, и сбросил десять глубинных бомб.
«Мы еще не погрузились на достаточную глубину, как раздались взрывы… Бум-м-м… Бум-м-м… Бум-м-м… Детонация отдавалась неправдоподобно отчетливо – слышались пронзительные звуки металлического скрежета и ударов, по сравнению с которыми раскаты грома – просто веселое соударение кеглей на дорожке кегельбана. Стальной корпус как резонатор усиливал звуки взрывов, которые распространяются в воде мучительно долго, а потом молотом бьют по нервам. У человека возникает ощущение, что он полностью отрезан от внешнего мира… На борту корабля не слышалось ни звука. Все механизмы были застопорены, чтобы враг нас не услышал. Моряки застыли на своих постах. Слышался тихий голос радиста, передававшего сообщение в штаб. „Шум винтов по курсу 190 градусов… приближается… становится громче“. Напряжение возрастало. Следующая серия взрывов оказалась наиболее мощной. Глубинные бомбы проходили совсем рядом с лодкой, ближе просто некуда. Мы посматривали друг на друга. Моряки вопросительно вглядывались в лица офицеров. Пора было призвать на помощь все свое самообладание. Весь экипаж сгрудился в носовой части лодки. Внутри замкнутого пространства стального „цилиндра“ слышалось только тяжелое дыхание… Куда упадет следующая бомба?.. А затем шум винтов вдруг начал затихать. Звуки взрывов слышались все дальше. Врагу не удалось обнаружить нас в нашем новом положении!.. Мы медленно приходили в себя. Появились улыбки… Это было наше второе общее рождение! Смех разрядил невыносимое нервное напряжение».
Охота, которую возглавляли «Инконстант» и канадский эсминец «Ирокуа», продолжалась несколько часов. Преследование прекратилось лишь в 11.30 утра, и только после этого Херль решился дать команду U-307 на всплытие и передать радиограмму в штаб командования подводными лодками в Нарвик:
«ВЕРОЯТНО, ОБНАРУЖЕН ЗАПАДНЫЙ КОНВОЙ. В ТЕЧЕНИЕ ЧЕТЫРЕХ ЧАСОВ ТРИ ЭСКОРТА ЗАБРАСЫВАЛИ НАС ГЛУБИННЫМИ БОМБАМИ».
Херль осторожно провел U-307, получившую серьезные повреждения, обратно в Хаммерфест, а оттуда – на свою базу в Тронхейме для ремонта. Он и не подозревал, что у него в руках мог оказаться исторический и чрезвычайно ценный трофей – британский крейсер «Кент». Этот корабль входил в эскорт западного конвоя RA-54A, вышедшего из Мурманска 26 ноября. В трюме корабля находилось 4 тонны золотых слитков и 50 тонн серебряных – часть платы за вооружение и другие поставки Сталину.
1 декабря, в 14.25, на борту «Шарнхорста», стоявшего на якоре в Ланг-фьорде, прозвучал сигнал тревоги. Экипажу была объявлена трехчасовая готовность, ожидали, что из Баренцева моря поступят дополнительные радиосообщения. На корабле начали разводить пары, а моряки бросились к своим постам, скорее подчиняясь чувству долга и привычке, чем вере в реальность скорой схватки с врагом.
Той осенью было немало ложных тревог. Офицеры очень нервничали после нападения на «Тирпиц». В октябре недалеко от противоторпедных сетей слышались какие-то подозрительные звуки. На всякий случай было сброшено несколько глубинных зарядов и организовано патрулирование, чтобы «перехватить норвежцев, пытающихся выйти на связь с всплывающими подводными лодками-малютками». В одну из ноябрьских ночей на берегу, недалеко от места стоянки, был замечен таинственный свет. Тут же были включены и направлены в эту сторону мощные прожекторы «Шарнхорста» – в их лучах все увидели ничего не подозревающего солдата с карманным фонариком в руке, который таким образом получил сильнейшее потрясение в жизни!
Капитан цур зее Фриц Юлиус Хинтце проявил себя как энергичный и умелый командир. Несмотря на острую нехватку топлива, ему было разрешено провести целую серию сложных учений, причем особый упор делался на отработку артиллерийской стрельбы с управлением по радару. Начиная с конца октября, один залп за другим нарушал покой Стьернсунна, и все это продолжалось до 10 ноября, когда с запада накатился сильнейший шторм.
«Фьорд вел себя, как своеобразная воронка. Сила стокового ветра была такая, что на входе в Ланг-фьорд метеоприборы зашкаливало. И в то же время внутри фьорда шторм почти не ощущался, что подтверждает очень удачный выбор места стоянки»,
– такую лаконичную запись сделал Хинтце в дневнике.
Моряки натерпелись страха, когда их капитан, решив проверить надежность якорной стоянки, вывел линкор в Сторе Леррес-фьорд. Во время отлива корабль резко накренился на левый борт. Характерный скрежещущий звук засвидетельствовал, что он оказался на мелководье, которое на картах не было отмечено. Хинтце невозмутимо дождался прилива, а потом аккуратно, без единой царапины, снял корабль с мели.
О Хинтце говорили, что он, в отличие от Хюффмайера, – прирожденный моряк, и поэтому экипаж все больше его уважал. Судя по всему, он искренне заботился о своих подчиненных и часто смотрел кино вместе с простыми матросами. Он был «совой» и редко просыпался раньше десяти часов утра – день у него начинался с того, что целый час он быстро мерил шагами квартердек. И еще он свято соблюдал сиесту. Каюта Хинтце была расположена непосредственно за 10,5-см носовой зенитной установкой. Между часом и тремя часами дня на корабле должна была царить абсолютная тишина: никто не смел ходить по палубе и даже прикасаться к орудию. Это, конечно, была странность капитана, но введенные им запреты экипаж уважал и, более того, они никак не сказывались на популярности.
18 ноября Хинтце разрешил провести стрельбу тремя 11-дюймовыми орудиями башни «A» непосредственно из тесного Ланг-фьорда. Было сделано десять залпов, снаряды пролетали высоко над Альтейдером, а целью был небольшой остров Сюккерет («Сахарная голова»), расстояние до которого составляло 21 километр. Точность целеуказания оказалась поразительной. Ширина островка была всего 100 метров, и все же один залп дал прямое попадание в него, а снаряды пяти других залпов разорвались в непосредственной близости. Хинтце был намерен показать, что «Шарнхорст» можно использовать как плавучую огневую позицию, способную защищать от нападения врага всю близлежащую территорию. Он писал:
«По крайней мере, шпионы теперь могут сообщить врагу, что крупные корабли способны и на большой дистанции перекрывать входы во фьорды, и эта информация может оказать сдерживающий эффект».
Через четыре дня, вечером в понедельник, 22 ноября, прозвучал первый по-настоящему серьезный сигнал тревоги. В этот день, после почти 90 часов напряженного труда, дешифровщикам из Службы радиоразведки и пеленгации (B-Dienst) Кригсмарине удалось расшифровать радиограмму, отправленную 18 ноября британским Адмиралтейством из Лондона неизвестному получателю в Баренцевом море:
«ИЗМЕНИТЕ КУРС ОТБИВШИХСЯ СЛЕДУЮЩИМ ОБРАЗОМ: ИЗ ТОЧКИ (E) В ТОЧКУ (O), 79.19 N, 28.20 E».
Разведчиками в Берлине смысл сообщения был ясен: «отбившимися» назвали суда, которые по тем или иным причинам не могли двигаться в одном строю с остальными судами конвоя. А это, в свою очередь, означало, что проводка конвоев, которую Дёниц ждал с марта, возобновилась.
В 19.00 телетайпы, установленные в штабе контр-адмирала Эриха Бея на борту по-прежнему небоеспособного «Тирпица», стоявшего в Каа-фьорде, отстучали:
«БОЕВОЙ ГРУППЕ – ТРЕХЧАСОВАЯ ГОТОВНОСТЬ. ПРИНЯТЬ ПОЛНЫЙ ЗАПАС ТОПЛИВА. ГОТОВИТЬСЯ К ВЫХОДУ В МОРЕ».
Через час на «Шарнхорсте» была получена следующая радиограмма:
Немцы поняли смысл английской радиограммы правильно. Это был приказ Адмиралтейства, который был адресован восемнадцати судам конвоя JW-54A, вышедшего из Шотландии 15 ноября, – первого за последние девять месяцев. Однако весь район вокруг острова Медвежий был окутан плотным туманом, а тучи нависали так низко, что самолет, отправленный на поиск конвоя, ничего не обнаружил.
Вечером того же дня «Шарнхорст» принял с танкера «Иеверленд» 4800 кубических метров топлива. Однако на этот раз приказа на выход в море не последовало, и через два дня Хинтце отдал команду морякам занять свои посты. Он решил воспользоваться тем, что был полный запас топлива. Дело в том, что энергетическая установка не проходила всесторонних испытаний уже более года, и поэтому 25 ноября Хинтце вывел линкор в Варгсунн и приказал идти с максимальной скоростью.
Сложнейшей энергетической установкой командовал один из ключевых офицеров линкора корветен-капитан (капитан 3 ранга) (инженер) Отто Кёниг, родом из Паунсдорфа, что недалеко от Лейпцига. Кёниг был популярным и талантливым офицером; в 1928 году его товарищи – курсанты Кадетского училища – провели опрос и выяснили, что он имеет наибольшие шансы в будущем стать адмиралом. После многолетней службы на суше и в море, в том числе некоторое время в качестве офицера-инженера на торпедном катере «Мёве», в октябре 1943 года Кёниг был переведен в той же должности на «Шарнхорст». Это назначение означало, что, несмотря на молодость (ему было всего тридцать четыре года), его считали достаточно опытным, чтобы занимать наиболее престижные и ответственные посты в Инженерной службе Кригсмарине. Энергетическая установка «Шарнхорста» – это двенадцать котлов высокого давления, три современные турбины и километры труб и шлангов для подачи пара и топлива, воплощение всех достижений техники того времени. Параметры энергетической установки являлись важнейшей эксплуатационной характеристикой корабля: с одной стороны, высокая скорость определяла эффективность внезапной атаки «Шарнхорстом» противника, а с другой – давала возможность спастись в крайнем случае. Поэтому для обеспечения живучести линкора жизненно важное значение приобретала безотказная работа двигателей; следует заметить, что до этого было несколько случаев сбоев. Надежность в боевой обстановке была одним из жестких требований, предъявляемых к кораблю, и поэтому энергетическая установка должна была находиться под постоянным контролем. Это усложняло обязанности Кёнига. Плюс ко всему примерно тогда же, когда Кёниг был назначен главным инженером, около ста моряков из среднего состава, в том числе и из машинных отделений, были откомандированы на другие корабли. Тем, кто пришел им на смену, не хватало опыта. Во время одной из тренировок Кёниг, к своему ужасу, выяснил, что команды на аварийную проверку оборудования исполнялись с задержкой до сорока минут из-за неисправностей системы внутренней связи, а также из-за того, что новые моряки не знали, за что именно нужно хвататься. В своем дневнике Кёниг констатировал:
«Тренировка нового личного состава дает свои плоды, однако обучение идет медленно. Причина в том, что они не имеют никакой подготовки по паровым двигателям высокого давления».
Сейчас, в девять часов утра, была прекрасная погода, и главный инженер постепенно увеличивал давление пара в котлах. «Шарнхорст» быстро шел по проливу, его скорость возросла с 25 до 27 узлов и, наконец, в полдень стала максимальной. С технической точки зрения все работало безупречно, однако результат все же разочаровал. Дело в том, что в 1940 году корабль развил скорость 31,14 узла, сейчас же удалось выжать лишь 29,6 узла.
«В целом результат проверки скорости весьма удовлетворителен,
– писал Кёниг. —
Двигатели работали плавно на полной мощности и в течение двух часов обеспечивали скорость более 29 узлов… Некоторое уменьшение скорости… может быть связано с большой загрузкой корабля. По сравнению с испытаниями, проведенными в 1940 и 1942 годах, осадка была больше примерно на полметра».
Хотя технически испытания прошли безупречно, контр-адмирал Бей остался недоволен состоянием единственного крупного корабля в его распоряжении, который был пригоден для боевых действий.
«Уменьшение скорости на 3 узла, как в случае с „Шарнхорстом“, совершенно неприемлемо. Вполне уместно потребовать, чтобы двигатели линкора имели достаточный запас мощности для компенсации падения скорости на 10 % при полной загрузке корабля».
Однако механики мало что могли сделать даже при максимальном старании, находясь на такой изолированной от всего мира базе, как Альта. В это время продолжала поступать противоречивая информация от подводных лодок и самолетов, находившихся в Баренцевом море. Так, 29 ноября лодка U-636 подняла тревогу, сообщив, что ею в районе острова Медвежий замечен «самолет с выпущенным шасси». Такой самолет в данном районе мог подняться только с палубы авианосца. Боевую группу донимали телефонные звонки. Правда ли, что обнаружена группировка англичан? Ответ давали отрицательный. Более тщательное расследование показало, что был замечен просто «метеосамолет» Люфтваффе, совершавший свой ежедневный полет из Банака до Шпицбергена и обратно.
«Сообщения об обнаружении самолетов, базирующихся на авианосцах, требуют принятия интенсивных мер противодействия, так что информация должна быть точной»,
– выговаривал обескураженному капитану командующий группировкой подводных лодок в Нарвике Рудольф Петерс.
1 декабря появление противника заставило погрузиться подводную лодку U-307. На следующий день U-636 заметила на горизонте цепочку огней, что также вызвало тревогу. Однако ни самолетам, ни подводным лодкам обнаружить конвой не удавалось. Поэтому оба конвоя – вторая половина JW-54B из четырнадцати судов и обратный конвой RA-54B (в его эскорт помимо других боевых кораблей входил крейсер «Кент», который вез слитки драгоценных металлов) дошли до мест назначения без потерь.
Капитану цур зее Петерсу, получившему поручение обеспечивать патрулирование территории к югу от о. Медвежий, последующие недели ничего, кроме разочарования и ощущения неопределенности, не принесли. Группа «Железная борода» к этому времени оказалась существенно ослабленной. Сначала U-307 была вынуждена отправиться на докование в Тронхейм из-за повреждений, полученных при взрывах глубинных бомб, потом U-713 врезалась в берег, высаживая персонал метеостанции на одном из островов к северу от о. Медвежий. В результате в распоряжении Петерса оставалось всего четыре подводные лодки. Все его просьбы о подкреплении остались без внимания, «несмотря на то, что проводка конвоев, по всей видимости, возобновилась», как он записал в дневнике.
