Текст книги "Скандерия (СИ)"
Автор книги: Алёна Моденская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Глава 10
В понедельник утром Истомина и Грибницкого вызвала Тамара Александровна.
– Садитесь, – кивнула она на винтажные кресла с бордовой обивкой. – Итак, сегодня утром меня на работе встретило вот это послание. – Тамара Александровна продемонстрировала несколько скреплённых листов. – Если вкратце, эта жалоба поступила из Нового института благородных девиц.
– На что жалуются? – спросил Грибницкий, сложив руки на набалдашнике трости.
– На поведение наших студентов в Елисеевом монастыре города Растяпинска.
– А они как-то не так себя вели? – снова спросил Грибницкий.
– Здесь сказано, – Тамара Александровна просматривала письмо поверх очков, – что они вели себя крайне недостойно, пренебрегали гидом, нарушили общественный порядок, грубо попрали общепринятые правила поведения в церкви и монастырский устав, оскорбляли окружающих и затеяли ссору с педагогом, сопровождавшим группу из Института.
Тамара Александровна вопросительно посмотрела на Грибницкого. Тот лишь пожал плечами и перевёл взгляд на Истомина.
– По правде сказать, – осторожно начал Истомин, – небольшой инцидент действительно имел место, но…
– Да? – Тамара Александровна смотрела на него поверх очков.
– Наши студенты были не виноваты.
– То есть этот, как вы изволили выразиться, инцидент был спровоцирован кем-то другим?
– Можно и так сказать.
– Даниил Юрьевич, скажите прямо. Кто затеял ссору?
– Строго говоря… одна из наших студенток, но её, как вы правильно сказали, спровоцировали. – Истомин в двух словах описал ситуацию, произошедшую у раки с мощами.
– А что за «пренебрежение гидом»? – спросила Тамара Александровна.
– О, гид нам попалась та ещё, – пробормотал Грбницкий.
– Фёдор Петрович, не понимаю вашей иронии, – сухо произнесла Михайловская. – Кстати, где вы были во время… хм… инцидента у мощей?
– В чайной, – честно ответил Грибницкий.
– Так или иначе. – Михайловская положила письмо на стол и устало повела плечами. – Второй экземпляр кляузы направлен в Управление образования, причём к ней приложены ещё и показания гида. Так что меры принять я обязана. Вам, как кураторам, не справившимся с задачей, объявляется выговор. В Управлении мы сейчас не в чести из-за эко-амазонок, которые завалили их требованиями и протестами. Так что мне придётся ещё и лишить вас обоих премии.
– Ну что ж, – вздохнул Грибницкий. – Ничего не поделаешь.
– Кроме того, вы обязаны присутствовать на воспитательной беседе со студентами, которую проведёт Калерия Марковна, с ней я уже договорилась. Теперь следующее.
У Истомина внутри ёкнуло.
– Даниил Юрьевич, что это за несогласованная поездка в зону отчуждения? – Михайловская, сложив руки на столе, снова смотрела на него поверх очков.
– Это было желание студентов, – промямлил Истомин, потирая вспотевшие ладони.
– Послушайте. – Тамара Александровна откинулась на спинку кресла и сняла очки. – Если мы будем потакать всем желаниям наших студентов, то какой смысл устанавливать правила? Вы в курсе, что девочка в госпитале?
– Как она? – встрял Грибницкий.
– Жить будет, но вот танцевать… – Михайловская складывала и раскладывала дужки очков. – На восстановление потребуется время. Так как Лиза стипендиатка, а происшествие случилось во время школьной экскурсии, оплачивать её лечение придётся из фонда Гимназии. И знаете, что самое интересное?
– Что? – спросил Грибницкий вместо Истомина, у которого язык прилип к нёбу.
– Сегодня звонили из следственной группы. Ваши показания не подтверждаются. – Михайловская внимательно посмотрела на Истомина.
– Как это? – снова пришёл на выручку Грибницкий.
– В Чернореченском заповеднике вообще нет егерей. Территорию патрулируют дроны.
– Но… – выдавил Истомин.
– Вот и мне непонятно. Если бы кто-то один на них указал, но целая группа…
В этот момент засигналил стационарный коммуникатор. Тамара Александровна кивнула на дверь и приняла вызов.
– За проделки студентов вне школы всё равно отвечают учителя, – сказал Грибницкий Истомину, когда они вышли из директорского кабинета.
Истомин уже собрался отправиться на лекцию к седьмому курсу, когда из-за угла на него налетела Магдалена Оскаровна Третьякова.
– Ох, простите, – запыхавшись, пробормотала она. – Тамара Александровна у себя?
– У себя, – кивнул Грибницкий. – Что-то случилось?
– Ох, это чепе! – Третьякова, не обращая внимания на вопросы Грибницкого и удивлённый возглас секретарши, без стука ворвалась в кабинет директора.
Грибницкий вопросительно посмотрел на Истомина, тот только пожал плечами. Через несколько секунд из кабинета выбежала Третьякова, что-то сбивчиво объясняющая и размахивающая руками, за ней вышла Михайловская. Третьякова, не дожидаясь, пока директор её догонит, убежала на несколько шагов вперёд.
– Идёмте же! – с истерической ноткой воскликнула она.
– Я иду, – раздражённо произнесла Михайловская. – Поймите, я уже не могу бегать так, как вы. Возраст, знаете ли.
Истомин взял Тамару Александровну под руку, и идти ей стало легче.
– Что произошло? – громко спросил Грибницкий, которому спешка тоже давалась непросто.
– Наш фонтан, – прокричала Третьякова, оборачиваясь. – Кто-то его испортил!
Когда процессия добралась до фонтана, установленного в небольшом крытом зимнем садике прямо за корпусами, вокруг уже собралась толпа студентов и преподавателей, снимавших происходящее на видео. Правда, близко никто не подходил, а некоторые прикрывали лица.
По словам Третьяковой, фонтан испортили, но это было мягко сказано. Вода в приобрела бурый оттенок, чаша и небольшой бассейн белого мрамора покрылись грязными разводами. Вокруг распространялся гнилостно-фекальный запах, от которого щипало глаза и сдавливало горло.
Перед Тамарой Александровной толпа расступилась.
– Ученикам и преподавателям, я полагаю, стоит отправиться на занятия, – твёрдо сказала она. Когда Михайловская что-то произносила таким звенящим тоном, никто не решался ей перечить.
Через полминуты в зимнем садике осталась только она, завхоз Пал Палыч, Третьякова и Тяпкина-старшая.
– Теперь ещё и это, – тяжело вздохнула Тамара Александровна, опускаясь на скамейку у фонтана.
– Ничего страшного, я думаю. – Пал Палыч поскрёб лысину. – Как в тот раз, со шкафчиком. Тогда была просто краска.
– Просто краска, просто игрушки из шуточного магазина, просто потакание капризам студентов, – вздохнула Михайловская. – Как всё просто.
Пал Палыч развернулся и исчез, через минуту фонтан перестал работать, грязная вода стекла, оставив узоры разводов и склизкие бесформенные вонючие комки.
– Эко-амазонки, – уверенно сказала Третьякова. – Больше некому. Никто из студентов не посмел бы.
– Добрались-таки. – Тамара Александровна с досадой хлопнула себя по колену. – А я всё думала, почему в их протестах ни слова о фонтане. Пруд, бассейн. Вот они, значит, как решили его достать. Диверсия. И ведь ничего не докажешь.
– Как это – не докажешь? – Третьякова подняла брови. – А как же камеры?
Просмотр записей камер наблюдения в комнате охраны ничего не дал. Вода позеленела на перемене, когда у фонтана толпились студенты. Идентифицировать того, устроил диверсию, не получилось.
– Впрочем, одно мы узнали, – сказала Тамара Александровна, откидываясь на спинку кресла в комнате охраны. – Никого из посторонних у фонтана не было. Значит, как ни прискорбно, это сделал кто-то из студентов. Впрочем, как и в раздевалке и душевой.
Михайловская, Третьякова и Тяпкина-старшая вышли из комнаты охраны и направились к Профессорской. Решено было зафиксировать имена тех, кто во время диверсии находился у фонтана. Хотя то же было сделано после происшествий в спортивном павильоне.
– Надо будет сравнить списки. И это значит, кто-то из студентов поддерживает эко-амазонок, не иначе, – многозначительно проговорила Тяпкина-старшая. – Ох уж это свободомыслие.
У Профессорской их встретил Истомин.
– Что ещё? – спросила Михайловская со вздохом.
– Наверное, вам лучше самим посмотреть, – сказал Истомин и предложил Тамаре Александровне руку.
Вместе с Третьяковой и Тяпкиной-старшей они пересекли задний двор и вошли в физкультурное отделение, один из корпусов которого отводился под бассейн. В холле толпились и галдели студенты десятого курса, некоторые выглядели обеспокоенными, другие получали от происходящего откровенное удовольствие. Когда вошли Истомин и Михайловская, все притихли.
Истомин провёл Тамару Александровну через раздевалки к чаше бассейна. Обычно прозрачная лазурная вода выглядела мутно, дна видно не было, а на поверхности что-то плавало.
– Это ещё что? – громко произнесла Третьякова, опускаясь на корточки у края чаши. Её узкая тёмная юбка обтянула ноги, когда она наклонилась к воде, край белой строгой блузки вылез из-под пояса.
– Не советовал бы вам приближаться, – сказал Истомин и вынул что-то из кармана. В белый платок оказались завёрнуты насекомые. – Водяные жуки, личинки и черви.
Третьякова вскрикнула и вскочила на ноги. Движение оказалось слишком резким, каблук подвернулся, и она с криком упала в воду, подняв огромный веер бурых брызг. Михайловская и Тяпикина-старшая инстинктивно отшатнулись от всплеска.
Истомину пришлось спрыгнуть в воду, чтобы помочь Третьяковой выбраться. Одежда обоих промокла, покрылась пятнами и кишела насекомыми. Третьякова, взвизгивая, пыталась вытряхнуть жучков из волос. Из-за двери выглядывали студенты, Тяпкина-старшая вышла в раздевалку и громко их отчитывала.
– И когда вы это обнаружили? – спросила Михайловская у Истомина.
– Несколько минут назад, когда пришёл сюда от фонтана.
– Это первое занятие сегодня?
– Да, – кивнул Истомин, пытаясь стряхнуть насекомых с рук. Штрафную лекцию ему разрешили пропустить, так что из бассейна он сразу отправился в душевую. Его преследовало ощущение, что по одежде, телу и волосам ползают черви и личинки. Когда он только зашёл в бассейн, сразу накатила волна отвращения, и дело было не столько в мелких тварях, сколько в осознании того, что кто-то намеренно изгадил его рабочее место. Вместе с мутной водой его окатило ощущение осквернённости. И сколько он ни намыливался в душе, брезгливость не проходила, будто грязь въелась в кожу.
Остаток дня прошёл без происшествий, учащиеся вели себя культурно и вежливо, так что совершённая утром кем-то из них пакость казалась просто глупой шуткой. Однако вечером, когда он вошёл в тренировочный зал школы Шеня, сразу наткнулся на мраморно-равнодушную Русакову. Агнесса даже не показала, что заметила его появление. Лишь коротко кивнула, когда их снова поставили в пару.
Сутью основного упражнения тренировки была защита партнёра. Истомин и Агнесса стояли спиной к спине. Напротив каждого из них находился противник с шестом, задачей которого было достать того, кто за спиной. Ну а партнёры не должны были этого допустить.
Пары кружили так больше часа, и Истомин не мог упрекнуть Агнессу в невыполнении своей задачи – шест её противницы не коснулся его ни разу. Однако когда тренировка закончилась, Агнесса неприязненно посмотрела Истомина. Вслух она ничего не сказала, но по тому, как она потирала плечи и рёбра, Истомин понял, что он со своей задачей не справился.
Глава 11
Утро следующего дня начиналось с занятия десятого курса. Бассейн закрыли на чистку, и студенты играли в волейбол в большом зале павильона. Истомин, хотя и отчаянно противился сам себе, но не мог не высматривать Агнессу. Заметив фиолетово-чёрные синяки на бледных предплечьях, быстро отвёл глаза.
Всю предыдущую ночь в его мысли то и дело проникала Агнесса, следом появлялось жгучее чувство стыда за удары, которые он пропустил. Она же тощая, в чём только душа держится. И ей, наверное, было больно – шест жёсткий, а противник лупил совсем не слабо.
Агнесса, как обычно, не проявляла никаких признаков недовольства. Постороннему человеку могло бы показаться, что они с Истоминым и вовсе незнакомы.
Когда занятие закончилось и студенты покидали зал, Истомин сделал движение к Агнессе, но тут же себя остановил. Что он мог ей сказать? Принести извинения? Чтобы в ответ получить холодный пронизывающий взгляд?
Когда студенты разошлись, и Истомин остался в тренерской один, стало вообще тоскливо. Злило то, что он совершенно не представлял, как вести себя дальше. Он не понимал, почему Агнесса так часто вторгается в его мысли. Обычная же студентка. По меркам Гимназии.
С одной стороны, было неплохо отвлечься от постоянных раздумий о прошлом месте работы, о случившейся там истории, о том, почему Вика никак не могла остепениться. С другой, поменять эти метания на непрекращающиеся размышления о студентке, которая, судя по всему, и за человека-то его не считала.
Истомин открыл шкаф, чтобы убрать форму, и остолбенел. На полке лежала голова Агнессы Русаковой. Забыв, как дышать, Истомин попятился и с треском врезался в стол. Закрыл глаза. Открыл. Точно, голова. Бледное лицо, закрытые глаза с синюшными веками, такие же губы, белые волосы, зачёсанные назад. Длинная шея – и пустота. Чуть приблизившись к лицу, Истомин рассмотрел даже тёмные ресницы (почему они у неё вообще тёмные?) и белые (белые!) волосинки тонких бровей, которые обычно совсем незаметны.
– Даниил Юрьевич?
Истомин мигом захлопнул шкаф и обернулся. Знакомый спокойный холодный голос. Ничего не выражающее бледное лицо и отстранённый взгляд.
– Да? – пробулькал Истомин.
Оказывается, он не запер дверь тренерской. Хорошо хоть рассуждал не вслух.
– Вы в порядке? – без какой-либо интонации спросила Агнесса. Живая и здоровая. Или это андроид? Или он сошёл с ума?
Истомин только слабо кивнул.
– Меня попросили вас найти. С Виктором Семёновичем неприятность, нужна помощь.
– С кем? – не понял Истомин.
– С Мозговым. – Отстраненный взгляд как бы в глаза, но в то же время сквозь Истомина. Хорошо, если она не может смотреть сквозь стенки шкафа.
Истомин даже не помнил, что Мозгова звали Виктором Семёновичем. Или не знал. Для него, как и для большинства студентов и преподавателей, это был просто Мозг. А ведь они жили в одном доме.
– Да. Иду. Сейчас.
Агнесса молча ждала, пока Истомин отлипнет от шкафа, и не давала возможности ещё раз заглянуть туда, чтобы удостовериться, что голова ему не померещилась. Кое-как он сделал пару шагов и вышел из тренерской вслед за Агнессой. Вместе они направились к корпусам. Нужно было срочно отвлечься.
– А что с ним? В смысле – с Мозговым.
– Не знаю, – ровно ответила Агнесса, глядя вдаль. – Странно себя ведёт.
– А причём здесь я?
– Калерия Марковна боится, что они с ним не справятся.
– Послушайте, я хотел…
– Не стоит. – Сказано всё тем же спокойным тоном, без поворота головы и даже без взгляда. Как будто он вообще не стоит внимания, и его присутствие – что-то вроде детали пейзажа. Есть – пусть будет. Исчезнет – никто не заметит.
На третьем этаже правого крыла было не протолкнуться. Со стороны могло показаться, что приподнятое настроение студентов связано с каким-нибудь радостным событием – все весело переговаривались, смеялись и показывали друг другу видео на коммуникаторах.
Появление Истомина и Агнессы осталось незамеченным. Агнесса молча двинулась сквозь толпу студентов, которую безуспешно пыталась разогнать Третьякова. У зала скульптуры их встретила Тяпкина-старшая.
– Наконец-то, Даниил Юрьевич, – с облегчением вздохнула она. – Спасибо, Агнесса, вы можете идти.
Агнесса повернулась и спустя мгновение исчезла в толпе. Истомин проследовал за Тяпкиной в зал скульптуры.
– Вот, полюбуйтесь, – кивнула она на человека, лежащего без штанов в рвотной луже посреди осколков полипластиковых и гипсовых фигур, подставок, грязных тряпок, каких-то обломков.
– Наш, с позволения сказать, коллега пришёл на своё занятие, как говорят студенты, сильно шатаясь, накричал на них, потом разнёс кабинет. Если хотите, можете попросить студентов показать вам видео, думаю, они не откажут. – Тяпкина выглядела разъярённой. – Может, вам удастся привести его в чувство? – Тяпкина сцепила руки, так что пальцы хрустнули. – Понимаете, оставлять его здесь нельзя, а вызывать «скорую»… лишняя огласка…
– Когда же он успел? – пробормотал Истомин.
– Что, простите?
– Не могу понять, когда он успел так набраться. А главное, где. Я же видел его сегодня утром, он был в полном порядке.
– Да, хороший вопрос. Так вы попытаетесь привести вашего друга в чувство?
Истомин попытался, но на все действия Мозгов только брыкался и мычал что-то нечленораздельное. Так что Тяпкиной всё-таки пришлось вызвать «скорую».
Когда бригада везла Мозгова на каталке через толпу хихикающих студентов, Истомин шёл следом. Случайно он заметил Агнессу, которая, стоя у стены, отрешённо наблюдала за тем, как медики пробираются к выходу. К ней, улыбаясь, наклонился парень со старшего курса театрального факультета, имени которого Истомин не помнил. Истомин вдруг подумал, что они отлично смотрятся вместе. Смотрелись бы. Если бы Агнесса проявила хоть какие-то эмоции. Если бы в облике этого красавца не сквозило что-то неприятное. Истомина вдруг передёрнуло. Он был занят явно неподобающими мыслями.
Краем глаза Истомин разглядел видео, которое студенты перебрасывали друг другу через коммуникаторы. На видео Мозгов, уже без штанов, что-то кричал, шатался, а потом снёс несколько стоек в скульптурном зале и рухнул на пол.
– Блин, он разбил моего коня, – икая от смеха, сказала девушка с татуировкой на щеке. – Хотя это так потрясно, что и не жалко.
Истомин быстро вышел на улицу, почти бегом добрался до павильона и влетел в тренерскую, заперев за собой дверь. Пару раз глубоко вдохнув, приоткрыл дверь шкафа. И ничего не увидел. Открыл полностью – полка оказалась пуста. Голова Агнессы исчезла.
Вечером Истомину пришлось отдежурить смену Мозгова в студенческом общежитии. Он очень надеялся, что Соня и Дина не почтят его визитом, и получится проверить хотя бы несколько эссе. Надежды не оправдались – девочки ввалились в вахтенную без стука и сразу уселись на диван.
– Как вам это? – со смехом спросила Дина, швырнув Истомину очередной сборник статей Правдоруба. – Грязища в фонтане, опарыши в бассейне, и бухой препод. Круто!
Истомин хмуро посмотрел на девочку. Даже держать этот пасквиль в руках было противно.
Дина расплылась в широченной улыбке, так что стал виден разрезанный язык.
– Вы читайте, а мы пока покурим. Сонька, пошли.
Девочки поднялись и отправились на площадку за дверью пожарного выхода.
– Курить запрещено, – вяло сказал им вслед Истомин, всё-таки развернувший журнал.
Фото разводов в фонтане пропустил, обратив внимание только на статью, где Правдоруб потешался над администрацией Гимназии и обещал отправить сувенирные фото в рамочках в штаб эко-амазонок.
Статью о бассейне Истомин прочитал внимательнее, но опасения по поводу упоминания его имени не подтвердились, хотя Правдоруб довольно грубо прошёлся по Федотову, назвав его «тупым увальнем, неспособным поддерживать порядок». Затем автор рассуждал о том, зачем нужен бассейн в Гимназии, если «ответственные лица» не в состоянии за ним следить, и не лучше ли «прислушаться к голосу разума и отказаться от этого излишества».
Фотографии и едкие комментарии по поводу Мозгова и его появления в пьяном виде Истомин хотел пропустить. Но потом, вспомнив о своей утренней встрече с ещё трезвым Мозгом, всё же прочитал статью. Но автор никак не объяснял несостыковку, а только лишь язвил по поводу «принципов отбора преподавателей в Гимназию» и «куда смотрит Родительский комитет».
Гимназии явно грозило официальное расследование Управления образования.
При мысли об этом внутренности скрутило в узел. Однажды Истомин уже оказался объектом такого расследования и по опыту знал, что «чёрная метка» на досье может грозить чем угодно, начиная от потери работы и вплоть до пожизненного лишения лицензии или даже уголовного наказания.
В прошлый раз Истомину очень повезло, теперь же вроде бы ничего не грозило, и даже в пасквиле его не упомянули. Однако осознание того, что вызов на «беседу» обязательно поступит, вызывало тошноту. Ведь непременно станет известно, что одно расследование уже проходило, и тогда он числился не свидетелем (как он надеялся, будет в этот раз), а подозреваемым.
Хорошо ещё, про голову в шкафу тренерской никто не знает. По крайней мере, очень хотелось в это верить. Хотя кто-то же её туда положил. Если всё это вообще происходило в реальности, а не стало галлюцинацией от измотанных нервов.
– Эй, вам плохо? – из мутной пелены выплыло лицо Сони с хлопающими ресницами и бирюзовыми глазами.
– Всё нормально, – соврал Истомин, откладывая журнал.
– День тяжёлый? – ухмыльнулась Дина, с ногами залезая на диван.
– Точно. – Тошнота не проходила. – Думаю, вам пора идти. Отбой через пять минут.
– Ну и скука.
Девочки слезли с дивана. Уже в дверях Дина обернулась и со смешком спросила:
– Как думаете, эти личинки съедобные?
Соня ткнула подругу в бок, и та засмеялась в голос:
– Наверное, уж получше пищевых брикетов.
