Текст книги "Скандерия (СИ)"
Автор книги: Алёна Моденская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
– Привет, – заулыбалась девушка, имени которой он не помнил. Вроде бы это выпуск прошлого года, хотя выглядела она лет на тридцать пять. – Ничего, что на «ты»? Как на новом месте?
– Всё хорошо. Спасибо. – Истомин мечтал поскорей убраться из этого кафе.
– Ясно, получше, чем у нас. По крайней мере, интересней, это точно.
Появилась его бывшая… знакомая и поставила на стол чашку искусственного капучино.
– А правда говорят, что это была не голограмма, а настоящие трупаки ползли?
– Что? – не понял Истомин.
Но его бывшая знакомая толкнула коллегу в плечо и кивнула куда-то за спину. Та нехотя поднялась и отправилась к подвыпившим клиентам, единственным оставшимся посетителям, кроме Истомина.
– Рад был повидаться. – Истомин поднялся.
Он выбрался по крутой лестнице на улицу, но когда прошёл несколько шагов, получил толчок промеж лопаток.
– Опять решил меня бросить, да?!
Повернувшись, Истомин увидел летевшие ему в лицо длинные ногти. Перехватив тонкие запястья, попытался отстраниться, но не вышло. Бывшая подруга, даже не снявшая форму официантки, вырывалась и сыпала ругательствами.
– Ты меня бросил! Сбежал! Там у тебя теперь элитные тёлочки, да?!
– Да что ты несёшь, – процедил Истомин, отстраняясь от очередного удара.
– Ну вот и катись!
Ни один шлепок не достиг цели – мастер Шень, наверное, мог бы им гордиться. Бросив ещё несколько ругательств, и плюнув ему под ноги, бывшая подруга вернулась в кафе.
Истомин почти побежал. На ходу пытался вспомнить, что его здесь могло привлечь. Нет, честное слово, раньше от неё исходило необъяснимое очарование, настолько сильное, что он даже думать ни о чём больше не мог. Куда всё это подевалось?
Утром стало ясно, что маленькая племянница решила помочь дяде в разборе вещей. Разбросанными по полу оказались его одежда и присланные студентами открытки (видимо, девочке показались скучными банальные новогодние картинки, и она разноцветила их фломастерами). На дне сумки остался только свёрток, который малышку почему-то не заинтересовал.
Глубоко вдохнув и приготовившись к худшему (однажды ученики прислали ему коллекцию фуд-порно), Истомин развернул пакет. Внутри оказалась небольшая картина. На стекле, забранном в рамку, в виде мозаики, изображался песчаный пляж, пальмы и солнце, опускающееся за море и оставляющее на воде яркую оранжевую дорожку. Никаких подписей и пожеланий.
– Что это у тебя? – спросила вошедшая в комнату Мария Степановна.
– Кто-то из ребят прислал.
– Тутошних или тамошних?
– Тамошних, – улыбнулся Истомин, передавая матери подарок.
– Ничего, симпатично. – Мария Степановна тут же пристроила картинку на полке.
На вечер Агнессы Истомин не пошёл, несмотря на уговоры Вики, которая в конце концов отправилась туда одна. Начало встречи было намечено на пять вечера и предполагалось, что всё мероприятие займёт максимум два часа, но Вика вернулась домой далеко за полночь, явно нетрезвая, и, не раздевшись, завалилась спать.
– И часто такое случается? – утром спросил у матери Истомин.
– Да каждую неделю. Ты знаешь, она же опять взяла академический отпуск.
– Я думал, она на каникулах.
– Увы, – вздохнула Мария Степановна. – Ты, может, поговоришь с ней?
Но все разговоры с сестрой заканчивались тем, что она в грубой форме требовала не лезть в её жизнь. Новый год Вика отмечала где-то с друзьями, и до отъезда Истомин больше её не видел.
Глава 13
Первый учебный день после праздников начался с хороших новостей. Комиссия, рассмотревшая дело Мозгова, вынесла оправдательное заключение, и ему позволили вернуться на работу.
А по Гимназии опять оказались разбросаны журналы Правдоруба. На этот раз провокационных фотографий не напечатали, были лишь статьи и предположения. Так, Правдоруб рассказывал о скорой отставке Тамары Александровны и рассуждал о том, кто займёт её место. Всё сводилось к тому, что весь преподавательский состав нужно менять.
Ещё Правдоруб писал о сенсационных планах Родительского комитета создать новые правила по проверке преподавателей на всевозможные психические отклонения и потенциальные склонности к зависимостям. Как заметил Грибницкий, автор ровным счётом ничего не смыслил в педагогическом образовании, ведь подобные тесты уже существовали. Студентов педагогических университетов обследовали при поступлении, а проверки преподавательских составов учебных заведений проходили раз в год.
Найти того, кто распространял журнал, всё не удавалось. Просмотры записей с камер наблюдения ничего не давали, казалось, что журнал появляется сам по себе. Решено было, что, скорее всего, его приносят студенты, а потом передают друг другу и оставляют на видных местах.
В Гимназии выпустили специальное постановление администрации о запрете журнала. Только применить его на практике не удалось, потому что брошюра не имела названия, и чётко определить, какое именно издание не допускалось к распространению, не вышло.
Тогда решено было запретить все издания, в которых автором статей значился Правдоруб.
– Вы же понимаете, это ничего не даст, – вздохнул Грибницкий во время совещания, вертя в руках очередную брошюру. – Он просто изменит имя, и всё. Будет подписываться как Аноним или ещё как-нибудь.
– Надо найти того, кто распространяет! – Лёва нервно постукивал по «столу демагогии».
– И что вы предлагаете? – спросила Москвина-Котова. – Шмонать студентов при входе?
– Что за выражения, – с упрёком сказала Третьякова.
– Но ведь нужно что-то делать! – Федотов даже ударил кулаком по столу, так что все подпрыгнули. Таким злым его ещё не видели – он тяжело дышал, обиженно оттопыренная нижняя губа тряслась.
– Успокойтесь, Апрель Вениаминович, – растягивая слова, проговорила Москвина-Котова и погладила Федотова по руке. – Если будет нужно, мы сами поговорим с вашей супругой. Я уверена, она всё поймёт.
В очередном пасквиле Правдоруб намекал на существование внебрачных детей Федотова. Его жена, резкая угловата женщина, как раз ожидающая пятого ребёнка, выгнала Апреля Вениаминовича из дома, так что ему пришлось перебраться в соседнюю с Истоминым квартирку. Вечерами сквозь тонкую стенку Истомин слышал, как Федотов по телефону жалобно упрашивал жену пустить его обратно или хотя бы разрешить видеться с детьми. Пару дней назад к нему тайно пришёл старший сын – пятнадцатилетний худенький мальчик. По его словам, они вчетвером старались отговорить мать от идеи подать на развод, но Федотова уже взяла разгон, так что дело грозило скверным оборотом.
Федотов осунулся, побледнел, совсем перестал обращать внимание на внешний вид – оброс щетиной и, кажется, перестал стирать одежду. На занятиях его по возможности подменял Истомин, тогда как сам Апрель Вениаминович сидел, уставившись в одну точку, или писал в коммуникаторе письма жене.
Все знали, что в статье не было ни слова правды. Федотов любил жену и детей до обожания, и вряд ли ему могла прийти хотя бы мимолётная мысль об измене.
– А ведь умён, шельма, – невесело ухмыльнулся Грибницкий. – Вон как вывернул. Две статьи – бред сивой кобылы, а про Апреля… – Он выразительно хмыкнул.
На фоне историй о том, что Истомин на самом деле был андроидом, сбежавшим из секретной лаборатории, а Третьякова – сумасшедшей, убившей настоящую Магдалену Оскаровну и захватившей её жизнь, статья про Федотова выглядела правдоподобно, да и была написана гораздо более грамотно.
– Обратите внимание, – подал голос Линник, что случалось нечасто, – он ведь намеренно не дал журналу названия. Как знал, что мы попытаемся его запретить. Подстраховался, так сказать.
Сам Линник в последнее время стал нервным. Он всё время оглядывался и вскакивал из-за любого громкого звука. Ясно, он боялся статьи, где открыто могли написать о его нетрадиционной ориентации. Хотя уже много лет никто не обращал внимания на подобные предпочтения, а указывать на них при приёме на работу было законодательно запрещено, Линник всё же заметно волновался. Для этого была причина – многие семьи придерживались традиционных ценностей, а некоторые даже вступали в «Фундаментум», набирающее обороты движение консерваторов, проповедующее ортодоксальное отношение к браку и семье. Словом, Линник боялся огласки и реакции родителей студентов.
– А что, если попытаться найти типографию, где это состряпано? – предложил Лёва. В атмосфере всеобщей нервозности они с Линником даже перестали ссориться.
– Типографий тысячи, – махнула рукой Третьякова. – Да и как мы их найдём? Это в спецслужбы надо обращаться.
– А если привлечь родителей? – сказал Грибницкий. – Может, вместе с Управлением они смогут…
– Тогда надо заводить дело, – перебила его Михайловская. – А нам это ни к чему. И ещё раз, – она обвела присутствующих взглядом, – обращаю ваше внимание на необходимость быть начеку. После истории с Виктором Семёновичем, – Мозгов, всё время смотревший на свои руки, вздрогнул, – будьте внимательны. Обращайте внимание на то, что пьёте и едите.
– Докатились, – пробурчал Грибницкий.
Глава 14
Вычислить Правдоруба никак не удавалось. Тамара Александровна, казалось, ещё больше поседела и стала ниже ростом. Жена Федотова так и не пустила его домой, по ночам из-за стенки до Истомина доносились всхлипы. Мозгов ходил, глядя в пол, и ни с кем не разговаривал.
Линник всё-таки дождался статьи о себе и взял долгосрочный отпуск, из-за чего Гимназия лишилась основного хореографа, и студентам приходилось искать репетиторов. Правдоруб намекал на связи Линника со студентами, так что в Гимназию снова прибыли люди из Управления. Ничего не обнаружив, через пару дней они исчезли, однако Линник на работу не возвращался.
Управление прислало несколько временных педагогов, которые отчеканивали занятия и сбегали, боясь лишний раз заговорить со студентами. Приходящие преподаватели искусств на старшей и университетской ступенях всё чаще приглашали студентов в свои университеты, где работали постоянно, и отменяли уроки в Гимназии.
– Кажется, это конец, – задумчиво произнесла Валя, глядя в окно. Стоял пасмурный серый март, свободных часов становилось всё больше, и студенты проводили время в классах, занимаясь самостоятельной работой на копьютерах.
– Надеюсь, нет, – отозвалась Агнесса, не поднимая головы от электронного учебника, по которому готовилась к поступлению на университетскую ступень. – Нам ещё два года здесь учиться. Будет очень неудобно, если вузы отзовут свои лицензии.
– Два года, – повторила Валя, по-прежнему наблюдая, как по оконному стеклу струился холодный весенний дождь.
Девочки сидели в рекреационной зоне одного из коридоров, теперь полупустых. Студенты литературного факультета, которому отводился этаж, не нуждались в классах искусств с мольбертами, станками, зеркалами, музыкальными инструментами и столами для лепки. Литераторы, как их называли, проводили свободное время в библиотеке или в рекреационных зонах.
– Знаешь, – Валя наконец отвернулась от окна, – я не уверена, что останусь здесь ещё на два года.
– То есть? – Агнесса подняла голову от конспекта.
– Я думаю, мне надо найти работу и учиться дистанционно.
– Это почему?
– Чтобы помогать маме, ей тяжело будет содержать меня ещё несколько лет. Я же не Ева. Мои картины не продаются.
– Значит, твой талант скорее исследовательский. У тебя же всегда хорошие оценки по художественному анализу, ты и на конференции часто ездишь. Можешь стать исследователем или критиком, защитить диссертацию и преподавать в университете.
– Но деньги нужны сейчас. Понимаешь?
Агнесса кивнула.
– Ты могла бы найти работу и продолжить учиться, – произнесла Агнесса после паузы.
– Я это и собираюсь сделать.
– Нет, учиться здесь.
– И как я смогу заработать? Рисовать комиксы? Или клепать картинки к статейкам в газеты вроде этого Правдоруба?
– Всё лучше, чем ничего, – пожала плечами Агнесса. – А что ты планируешь?
– Устроюсь в издательство или в какую-нибудь редакцию, буду делать иллюстрации к книгам. Или пойду в театр помощником декоратора. Или на киностудию.
– Ты понимаешь, что тебя ни на какую приличную должность без образования не возьмут?
– Понимаю. Но мне, знаешь, не страшно начать снизу. Я не боюсь никакой работы, так даже лучше. Я своё имя заработаю сама, и никто не скажет, что мне всё досталось просто так.
Раздался звонок. Через пару минут в коридоре появилась Ева. Она швырнула на стол брошюру Правдорба и плюхнулась на диван.
– Ну и как вам такое?
– Давай по порядку, – сказала Агнесса, разворачивая журнал.
– Этот гад пишет, что мой отец заплатил за родословную! – выпалила Ева.
– Разве это не правда? – спросила Валя, тоже заглядывая в журнал.
– Правда. Для шутки заказал герб и типа генеалогическое древо, – хихикнула Ева. – А маме понравилось, и она всем растрепала. Но откуда Правдоруб-то об этом узнал?
– Брось, об этом все знают.
– А зачем тогда писать, раз все знают?
– На то он и Правдоруб, – пробормотала Агнесса, просматривая страницы. – О, да здесь не только о тебе.
– А о ком ещё? – Ева заинтересованно заглянула в журнал через плечо Агнессы.
– Об Астре. Ты разве не видела?
– Нет, я только о себе прочитала. Что пишет?
– Всё то же, – сказала Валя, водя пальцем по странице. – Никакого древнего клана МакГрайвов не существует… бла-бла-бла… сколько они заплатили и кого хотят обмануть. Ну и что?
– Действительно, – согласилась Агнесса. – Из того, что всем давно известно, сенсацию не сделаешь. Это нужно только для затравки и чтобы место занять. А вот это уже серьёзно.
Агнесса показала подругам разворот журнала, на котором красовалась фотография Москвиной-Котовой. Портрет Изольды Петровны, взятый с официального сайта Гимназии, поместили в эзотерические декорации со сверкающими звёздами, рунами и свечами. Статья называлась «Учитель вышел в астрал» и рассказывала об увлечении Москвиной спиритизмом. Якобы время от времени она устраивала у себя дома столоверчения и приглашала студентов поучаствовать.
– Подумаешь, – хмыкнула Ева. – Каждый сходит с ума по-своему. А Москвина вообще со сдвигом.
– В том-то и дело, – заметила Валя. – Если её будут проверять и выяснят, что это правда, ей грозит куча проверок у психиатра. А когда проверяющие знают, что искать…
– Обязательно находят, – закончила Агнесса.
Правдоруб в конце статьи опубликовал адрес ссылки, где предлагал посмотреть видео с «сеанса». Ева тут же отыскала ролик и положила планшет на стол. На экране сквозь шуршащую пену темноты проступали чьи-то головы. Из-за них слышался глубокий голос, похожий на голос Москвиной-Котовой, задающий вопросы вроде «Здесь есть кто-нибудь?». Потом духа поприветствовали, свечки, стоявшие на столе, мутно заиграли пламенем. Оператор в сеансе, похоже, не участвовал, стоял в сторонке. Далее вообще ничего не было слышно, потом раздался стук, кто-то слабо вскрикнул, и видео оборвалось.
– Всего-то? – разочарованно произнесла Валя.
– То есть, ей светит… – Ева замолчала, подняв брови.
– В лучшем случае выговор, в худшем – отстранение и клиника. – Агнесса постукивала ручкой по столу. – Если бы дело касалось кого-то другого, то и говорить было бы не о чем. Но Москвина – учитель, а с них особый спрос. Особенно сейчас.
– Может, он хочет выжить отсюда всех педагогов? – предположила Валя.
– По-моему, это псих, – заявила Ева.
– Кто бы сомневался. Но псих, знающий, что делает, – сказала Агнесса. – В каждом журнале две или три откровенно бредовые статьи или такие, как здесь, которыми никого не удивишь. И одна провокационная. Каждый раз точное попадание при минимуме затрат.
– Как он к Котовой-то попал? – задумчиво спросила Валя. – Вряд ли она вешает приглашения на доску объявлений.
– Но тогда выходит, – глаза Евы округлились. – Выходит, это кто-то из своих?
– А то как же, – кивнула Агнесса. – Слишком уж хорошо осведомлён.
Со звонком девочки отправились на занятие по истории искусств, которое не состоялось из-за отсутствия преподавателя. Изольда Петровна внезапно почувствовала недомогание и ушла. Телефон молчал, и никто не имел понятия, где её искать.
Всем преподавателям было поручено выяснить, не знал ли кто-то из учеников, куда исчезла Москвина-Котова. Все расспросы ни к чему не привели, и прибывший очередной Инспектор отправился к ней домой в микрорайон «Лабиринт», кварталы которого были построены в авангардном стиле – разноуровневые этажи, витые конструкции, заползающие друг на друга крыши.
Когда Истомин впервые побывал в «Лабиринте», он машинально отметил, что здесь хорошо смотрелась бы Москвина-Котова, и только потом узнал, что именно здесь она и проживала.
Её увлечения спиритизмом и сопутствующими материями тоже не были тайной. Поговаривали даже об особом, собранном ею кружке, в который приглашались только избранные студенты, обладающие «даром», «особыми способностями» или хотя бы банальной «повышенной восприимчивостью».
Истомину Котова по-своему нравилась, и статья Правдоруба его расстроила. С другой стороны, каждый раз, держа в руках очередной пасквиль, он ощущал мелкую дрожь, будто играл в русскую рулетку – ожидание увидеть своё имя на страницах разгоняло пульс и держало в напряжении, пока все статьи не были просмотрены. Тогда наступало облегчение от того, что мишенью на этот раз стал кто-то другой. Это выматывало нервы и сеяло вражду и подозрительность, из-за чего все недоверчиво косились друг на друга и даже переставали общаться.
Во время дежурства Истомин размышлял о том, удалось ли Инспектору найти Котову, и как раз в этот момент в дверь комнаты тихо постучали.
– Можно? – из-за двери показалась Соня.
– Можно, – вздохнул Истомин. – Вы сегодня без подруги?
– Она… – Соня мялась на пороге. – Я только хотела узнать, нет ли новостей об Изольде Петровне.
– Я не в курсе.
– А. Ну тогда…
– О, ты уже здесь, – мимо Сони в комнату протиснулась Дина и уселась на диван. – Привет! – кивнула она Истомину, который в ответ отвернулся, чтобы не показывать недовольства.
Соня вздохнула и тоже вошла, устроившись рядом с подругой.
– Про Котову не слыхать? – спросила Дина, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Нет, – тихо ответила Соня.
– Да найдётся она, не переживай, – Дина хлопнула подругу по плечу и, обращаясь к Истомину картинно понизила голос: – Сонечка от Котовой без ума. Даже на её сеансах…
– Дина!
– Да брось, все всё знают.
– Она отличный педагог, – заявила Соня.
– Разумеется, отличный, – картинно согласилась Дина. – У неё же такие передовые методы преподавания. Знаете, как она учит? – обратилась она Истомину со смешком. – Концепция эмоционального и чувственного восприятия. Недавно задала нам эссе – надо написать, какие чувства вызывает у нас «Чёрный квадрат». Я написала, что хочу жрать каждый раз, как его вижу.
– Дина! – Соня даже хлопнула подругу по колену.
– Что? Это правда.
– И какой балл вам поставили? – с улыбкой спросил Истомин.
– Мне плевать на баллы, – равнодушно сказала Дина. – Кстати, Сонь, а ду́хи не предупреждали вас, что на Котову нацелился Правдоруб?
Соня почти плакала. Истомину стало её жаль.
– Да что ты расстраиваешься? – Дина обняла подругу за плечи. – Вон, тут про этих деланных аристократок написано, как думаешь, будут они плакать?
– Их же не лишат лицензии за купленные титулы, – всхлипнула Соня.
– А зря. Надо бы. Все эти Долгих, Мак-кто-то-там, Русаковы.
– Про Русакову там ничего не было, – сказала Соня, вытирая глаза кулаком.
– Тоже зря. А, ну да. Ты же её фанатка.
– Она хорошо пишет. И потом, все знают, что род на самом деле дворянский.
– Двести лет прошло, дворян давно уж нет. А эти всё кичатся своей типа голубой кровью, а кому похвастаться нечем – те выдумывают.
– А вы не выдумываете? – спросил Истомин, стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче, хотя очень хотелось влепить Дине подзатыльник.
– В смысле? – Дина смотрела на него выпученными глазами. Модные очки в толстой ядовито-зелёной оправе делали взгляд глуповатым.
– В смысле, – поддержала валеолога Соня, – ты сама и не Ашкинази, и не Ростова, и даже не Леопольдина.
– Ну и что, – пожала плечами не-Леопольдина. – Да, я себе придумала псевдоним, но я же не кричу, что у меня какие-то предки-аристократы.
– А как вас по-настоящему зовут? – спросил Истомин. Многие студенты свои работы подписывали вымышленными именами.
– Карина.
– Почему вы решили сменить имя? Оно хорошо звучит.
– Не хочу, чтобы мне хоть что-то напоминало о нашем РП. – Дина фыркнула. – Ненавижу это место. Одно быдло, которому плевать на всё, что дальше их носа. Спалить бы их всех.
– Ну зачем ты так, – с упрёком сказала Соня.
– А затем! Ненавижу эту дыру! Чтоб она провалилась!
– Вы злитесь на тех, кто живёт в вашем родном посёлке, – сказал Истомин, еле сдерживаясь, чтобы не наговорить резкостей. – И злитесь на тех, кто учится с вами здесь.
– Ненавижу и тех, и других. Посёлок – выгребная яма, люди там слишком тупые, чтобы сбежать. А здесь одни уроды с раздутым самомнением. Бездарности, которым родители покупают славу.
– А стипендиаты? – спросила Соня.
– Ну, с этими ещё можно о чём-то поговорить.
У Дины запиликал коммуникатор, и она, быстро попрощавшись, вскочила и убежала. Соня тоже поднялась.
– Вы не думайте про Дину… Она вообще-то ничего.
– Да, – Истомин улыбнулся, ожидая, когда его оставят в одиночестве. Почему-то после общения с Диной всегда хотелось вымыть руки.
– Я пойду. – Соня всё мялась. – Спокойной ночи.
– И вам. – Истомин выжидающее смотрел на Соню, которая всё переминалась с ноги на ногу, как будто хотела что-то сказать.
В конце концов, она, кажется, решилась и даже сделала судорожный вдох, будто собираясь что-то выпалить, но потом одёрнула себя и убежала.
