Текст книги "Скандерия (СИ)"
Автор книги: Алёна Моденская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Глава 19
Вечером первого июньского дня состоялась примерка свадебного платья Астры, изначально назначенная на начало мая (как сообщила Жюстина Викторовна сквозь зубы). В небольшой полусферической комнате с зеркальной стеной и белыми драпировками стояли на постаментах Агнесса, Ева и Лиза.
Подружкам невесты полагалось надеть бледно-розовые платья, скроенные по одному фасону. Однако к всеобщей радости, Жюстина Викторовна, вняв мольбам, угрозам и ультиматумам, граничащим с обмороками, согласилась допустить внесение в каждое платье чего-то особенного.
Агнесса стояла на постаменте, чуть подняв руки, и смотрела вглубь зеркала обычным отсутствующим взглядом. Её платье с v-образным вырезом и короткими рукавами доходило до колена. Сейчас работница мастерской ползала вокруг подола, закалывая его булавками.
– Валеолог вернулся, – вдруг произнесла Ева, до этого занимавшаяся исключительно позированием перед зеркалом и фотографированием себя с разных сторон. Её платье было без рукавов, с глубоким круглым вырезом и длиной на два пальца выше колена. Ева хотела мини-платье, но на это Жюстина Викторовна пойти не смогла.
Агнесса никак не отреагировала на замечание Евы и продолжала безмятежно смотреть в зеркало.
– Так, говорю на всякий случай, вдруг кому-то интересно.
– Почему нам это должно быть интересно? – скучающим тоном спросила Лиза.
– Не знаю. – Ева сделала очередную фотографию. – Просто я подумала, может, кто-то ждёт его возвращения.
– Может, кто-то и ждёт, – сухо сказала Агнесса, по-прежнему глядя в зеркало. – Например, эта девица с конской чёлкой. Или та, с дредами.
– Наташа Ростова поколения КК? – с усмешкой спросила Лиза.
– Что за «КК»?
– «Какой кошмар», – улыбнулась Лиза.
– Я серьёзно. – Ева повернулась к Агнессе. – Никогда не поверю, что ты всё это спустишь на тормозах.
– Никто не говорил, что спущу, – медленно проговорила Агнесса.
– И что ты будешь делать? – оживилась Лиза.
– Всему своё время, – отозвалась Агнесса.
Девушка из мастерской наконец закончила обрабатывать подол платья Агнессы, осмотрела весь «ансамбль», для чего поставила девочек в полукруг, вручив каждой по букету искусственных цветов, и разрешила переодеться.
Астра ещё не вышла из примерочной, и девочки направились в холл салона, где расположились на мягких белоснежных диванах.
– Так что ты всё-таки придумала? – спросила Ева шёпотом, будто кто-то мог их подслушать.
– Пока рано, – ответила Агнесса.
В этот момент вышла Астра в бальном свадебном платье, таком пышном, что никто не мог подойти к невесте ближе, чем на полтора метра. Фату длиной в десяток метров несли несколько работниц салона, рядом вышагивала Жюстина Викторовна, выглядевшая абсолютно счастливой.
– Ну-ка, помоги, – скомандовала мать невесты, и Лиза придвинула скамеечку, чтобы Астра смогла взойти на большой круглый постамент. – Теперь вуаль!
Лиза, встав на цыпочки, опустила кружевную вуаль на лицо Астры.
– Нет, лучше поднять.
Лиза убрала вуаль.
– Верни назад.
Ничего не выражающее лицо Астры снова прикрыли кружева.
– Не знаю, что-то мне не нравится. – Жюстина Викторовна сдвинула брови и прищёлкнула языком. – Пойди, принеси каталог вуалей.
Лиза отправилась на поиски каталога.
– Ну как? – спросила Жюстина Викторовна других девочек.
– Круто! Прям вообще, – выдохнула Ева, рассматривая Астру с разных сторон. Жюстина Викторовна чуть поморщилась.
– Платье изумительное, – спасла положение Агнесса.
– О, да, спасибо, – улыбнулась Жюстина Викторовна.
– Тебе самой-то нравится? – спросила Лиза откуда-то из-за необъятного подола платья.
– Конечно, нравится, – ответила за Астру Жюстина Викторовна, передавая принесённый Лизой каталог менеджеру салона. – Самое дорогое платье, плюс мы кое-что добавили.
И мадам МакГрайв в тысячный раз стала обсуждать с менеджером детали наряда. Астра так и стояла с каменным лицом и смотрела сквозь своё отражение.
– Тебе, что, не нравится? – шёпотом спросила Ева.
– Мне плевать, – ответила Астра голосом, лишённым всякого выражения. Однако эту реплику услышала мать и метнула в сторону Астры грозный взгляд.
– Ты, что, передумала? – тихо спросила Лиза.
– А меня кто-то спрашивал? – тем же бесцветным голосом произнесла Астра. Потом повернулась к Лизе. – Почему ты прислуживаешь?
– Потому что мои родители не смогли бы оплатить удаление шрамов, – почти беззвучно проговорила Лиза.
– Думаю, для первой примерки достаточно, – громогласно заявила Жюстина Викторовна, и девушки из салона засуетились вокруг Астры, помогая ей сойти с постамента.
Утром следующего дня Истомин принимал экзамен у студентов восьмой ступени. Когда все сдали рукописное эссе и аудитория опустела, к Истомину подошла Соня. Её родителям пришлось заплатить штраф за порчу муниципальной собственности, а в личном деле появилась запись о взыскании за несогласованную пропаганду, однако этим всё и кончилось. Исключения, которого многие ожидали, не последовало.
– Э… – Соня мялась, явно желая что-то сказать.
– Да? – спросил Истомин самым официальным тоном, на который был способен, учитывая обстоятельства.
– Я хотела спросить… Как ваша племянница?
– Спасибо, идёт на поправку, – выдал Истомин дежурную фразу, которой отделывался подобных расспросов уже несколько недель.
– Я рада. – Соня смотрела по сторонам, что-то теребя в руках.
– Вы хотели что-то ещё? – Истомин уже собрал вещи, и не смотреть на студентку становилось всё труднее.
– Вы знаете…
– Да?
– Иногда студенты старших курсов устраивают что-то вроде вечеринок, куда зовут кого-то из учителей, – шёпотом выпалила Соня.
– И? – Истомину очень не нравилось направление беседы.
– Вот. – Соня сунула ему в руку какой-то смятый комок и выскочила из аудитории.
Приглашением на «что-то вроде вечеринки» оказался маленький пластиковый листок с отпечатанным адресом, датой и временем. А на обратной стороне листка разместилась «огромная просьба ко всем получившим приглашение, после прочтения его сжечь». Истомин так и поступил, твёрдо намереваясь мероприятие проигнорировать.
Однако его решение пошатнулось уже на следующий день, когда в одном из коридоров Гимназии он случайно подслушал разговор Евы и Тони.
– Ты поедешь? – спрашивала бледная и осунувшаяся Тоня.
– Конечно, – кивнула Ева.
Никто из них присутствия Истомина не заметил – Тоня отрешённо смотрела по сторонам, будто обдумывая что-то. А Ева увлёчённо строчила в коммуникаторе.
– Нельзя такое пропускать, – сказала Ева, не поднимая глаз.
– Что-то грандиозное затевается? – вяло спросила Тоня после небольшой паузы.
– Угу, – кивнула Ева, по-прежнему не отрываясь от экрана коммуникатора. – А ты, что, не собираешься?
– Нет, – сухо ответила Тоня, глядя в сторону. – Мне нужно к врачу.
– А в другое время нельзя сходить? – Ева наконец подняла голову.
– Нельзя.
– Ну и зря. – Ева вернулась к своей переписке. – Даже Несс поедет, а она такие сборища на дух не переносит.
– А с чего она в этот раз пойдёт?
– Не знаю, – пожала плечами Ева. – Кто её разберёт. Может, хочет надрать задницу этой мерзкой пигалице с конской чёлкой. Несс – девчонка мстительная. От неё живым ещё никто не уходил. – И Ева залилась картинным гортанным хохотом, но закашлялась, икнула и вернулась к переписке.
Вечеринка состоялась девятого июня, местом проведения в приглашении значился дом номер одиннадцать литера «Г» по второй линии посёлка «Тополя». Кому принадлежал этот дом, Истомин не знал. Около половины девятого он сошёл на станции и пешком отправился искать место сбора. Он двигался по шоссе, окаймлённому по обеим сторонам зеленеющими тополями. Как-то Истомин слышал, что раньше, ещё до повальной модификации деревьев, тополя разбрасывали всюду пух, вызывающий аллергию. Что это был за пух и как деревья могли его разбрасывать, Истомин не представлял.
Солнце клонилось к закату, тени становились длиннее и причудливее, ветер шуршал молодой листвой, отчего казалось, что деревья искрятся. Дачный сезон ещё не начался, и большинство домов стояли с закрытыми окнами. На заборах и столбах красовались уже знакомые Истомину зелёно-розовые листовки эко-амазонок. Большинство листков уже были потрёпаны ветром, краска потускнела от дождей, но встречались и свежие яркие экземпляры.
Истомин подошёл к одному из столбов, чтобы рассмотреть ближе листовку, призывающую кару небесную на «РусарЪ». Постер явно был отпечатан недавно.
По столбу скользнул яркий луч. Обернувшись, Истомин увидел подъезжающий гибридный мобиль. Поравнявшись с Истоминым, машина остановилась, и из окна выглянул Хуберт Подпорожский.
– Ух ты, и учителя с нами, – весело крикнул он. – Садитесь, подвезём!
Дверь машины открылась, и Истомин забрался внутрь. В салоне, тесно прижавшись друг к другу, сидели Тимур, Валя, Лиза и Арнольд.
– Так, ребятки, а ну потеснимся, – скомандовал Хуберт.
Истомин кое-как втиснулся между Арнольдом и дверцей машины.
– Все уместились? – спросил Хуберт. – Тогда поехали!
– Вы, значит, шпионить будете? – сказал Арнольд, поглядывая на Истомина.
– Так точно, – пробормотал Истомин, которому и дышать-то с трудом удавалось.
Дальше Истомин ехал молча, почти не прислушиваясь к разговорам студентов. Ни Агнессы, ни Евы в машине не было, и присутствующие их не упоминали, поэтому о том, что затевалось, узнать не получилось. Значит, постоянно надо быть начеку и заранее приготовиться к любым сюрпризам.
Дом одиннадцать литера «Г» оказался единственным обитаемым во всей округе. В ярких окнах мельтешили тени, и даже на приличном расстоянии слышалась музыка.
Когда Истомин вошёл в холл вслед за компанией, вечеринка уже была в разгаре. Всё здание как будто пришло в движение – пространство смеялось, кричало, звенело, танцевало, везде мелькали лица, улыбки. Истомин обнаружил, что никто, встретив его, не смущался, не прятал выпивку и даже не здоровался.
– Ой, вы всё-таки пришли, – раздался откуда-то тоненький голосок.
Истомин обернулся. Перед ним, покачиваясь, с бокалом пива в руке стояла Соня. Лицо её раскраснелось, блуждающий взгляд с трудом сфокусировался на Истомине.
– Я та-ак рада! – Соня попыталась положить руки на плечи Истомина, споткнулась и повисла на нём, облив пивом. – Ой, – Соня икнула а потом расплылась в глупой улыбке.
Истомин попытался поставить её на ноги, но это оказалось невозможно, Соня шаталась и что-то несвязно бормотала. Внезапно он всей кожей ощутил, что за ним кто-то наблюдает. Поверх головы Сони он рассмотрел заполненную знакомыми лицами гостиную, в углу которой на подоконнике сидела Агнесса.
Она внимательно и чуть насмешливо рассматривала Истомина, и от этого взгляда пробивала лёгкая дрожь. Истомин всё-таки стряхнул с себя повисшую на нём Соню и направился к Агнессе, чтобы прямо спросить, что она задумала, но путь ему преградил пьяный Самсон Бурливин.
Он даже не узнал Истомина, просто навалился на него, чуть не сбив с ног. Истомин помог Самсону сесть на пол, тот пробормотал что-то вроде «спасибо» и, отвернувшись к стене улёгся на бок, уснув прямо посреди прохода.
Когда Истомин выпрямился, рядом с Агнессой уже сидел Викент Левиафан. Он что-то шептал ей на ухо, а Агнесса чуть улыбалась.
В гостиной происходило хаотичное движение, которое постепенно переросло в скандирование.
– Стриптиз! Стриптиз! – кричали десятки пьяных голосов.
Кто-то приглушил свет, Истомина оттеснили в дальний угол. На середину комнаты выдвинули большой стол, очевидно, из столовой. Музыка заиграла громче, и на столе вдруг оказалась Моника Джелато, пьяная, как и большинство гостей. Она, громко смеясь, под аплодисменты и улюлюканье стянула с себя почти всю одежду, а в финале танца рухнула со стола.
– Моя очередь! – раздался тонкий визгливый голос.
К столу пробиралась Соня. Она находилась с другой стороны большой комнаты, набитой пьяными подростками, и Истомину, чтобы её остановить, пришлось пробиваться сквозь гудящую и ревущую ораву.
Когда он добрался до стола, Соня уже успела полностью раздеться и спрыгнуть на пол с противоположной стороны, так что все усилия Истомина оказались бесполезными. В ярости он развернулся и начал прокладывать путь к выходу, не обращая внимания на визг и пошлые выкрики толпы, подбадривающей очередную танцовщицу.
Выйдя из гостиной, Истомин увидел, что по лестнице на второй этаж поднимается Викент Левиафан. Ступал он тяжело, потому что нёс на руках Агнессу. Истомин хотел пройти мимо как можно быстрее, но что-то заставило его остановиться и ещё раз посмотреть в сторону удалявшейся наверх пары. Голова Агнессы откинулась назад, несколько раз ударилась о перила лестницы, но девушка абсолютно на это не реагировала.
Истомин, полностью отключив запланированный самоконтроль, машинально взлетел по ступенькам. Он догнал Левиафана, когда тот уже открыл дверь одной из спален. Истомин схватил парня сзади и ударил головой об косяк. Что-то хрустнуло, и Левиафан вместе с Агнессой повалился на пол.
Переступив через потерявшего сознание Левиафана, Истомин взял Агнессу под мышки и перетащил на середину комнаты. От Агнессы не пахло спиртным, однако она была без сознания. Несколько раз ударив ещё по щеками и сильно встряхнув, Истомин добился лишь невнятного бормотания.
Он перетащил Агнессу на кровать и пошёл вниз за водой. В дверях наткнулся на Левиафана, взял его за ноги и поволок вглубь коридора. Одна из ближайших дверей была приоткрыта, и Истомин, пятясь, затащил Левиафана в тёмную комнату, которая оказалась ванной.
Оставив парня на кафельном полу, Истомин спустился в гостиную. Ему навстречу попались несколько пар, которые, шатаясь и хихикая, поднимались наверх, чтобы занять какую-нибудь кровать.
Споткнувшись о Самсона, который так и лежал на прежнем месте, он чуть не упал, поскользнувшись на неприятно пахнущей субстанции. Оказалось, Самсон заблевал и себя, и пол вокруг.
Бросив Бурливина, Истомин прошёл на кухню, набрал воды в первый попавшийся стакан и побежал наверх, к спальне, где оставил Агнессу. Он нашёл её сидящей на полу и держащейся за голову. Кровать уже была занята парой, которая, как и все остальные, не обратила на его появление никакого внимания.
Агнесса сидела у комода, Истомин сгрёб её за плечи и вздёрнул на ноги. Блуждающий взгляд на секунду остановился на его лице, потом Агнессу вырвало.
– Да заткнитесь вы! – выкрикнула Агнесса, повернувшись к парочке на кровати, но те лишь залились пьяным хохотом.
Не обращая внимания на тела, валяющиеся по всему дому, Истомин почти волоком дотащил Агнессу до выхода. В холле на него упала Соня.
– Вот… вы… ка-а-ак! – Перепачканная Соня, в расстёгнутой рубашке и без штанов, с трудом стояла на ногах. – Я в… вас лю… у-у-у-у… а в-вы-ы…
Споткнувшись, Соня завалилась набок и упала. Истомин даже не попытался ей помочь, потому что с другой стороны поддерживал почти не стоявшую на ногах Агнессу. Оставаться дольше в этом месте он не собирался, но дверь оказалась запертой, поэтому он ногой вышиб её вместе с замком и частью косяка, и, наконец-то выбрался вместе с Агнессой на крыльцо.
Агнесса, оказавшись на воздухе, начала приходить в себя, покачиваясь, она обхватила голову и, пытаясь удержать равновесие, уставилась на Истомина.
– О, водичка! – Агнесса выхватила стакан, который он всё ещё держал в руке, и жадно впила. Через секунду Агнесса перегнулась через перила, и её снова вырвало.
Истомин спустился с крыльца и быстро пересёк двор. Пинком открыв калитку, почти выбежал на дорогу и повернул налево, туда, где находилась станция.
– Эй, а можно не так быстро!
Услышав хриплый голос, Истомин обернулся. За ним, спотыкаясь, плелась Агнесса. Истомин остановился. Впервые он видел её растрепанной и помятой.
– Спасибо, – выдохнула Агнесса, поравнявшись с Истоминым.
– Пожалуйста. – Истомин развернулся и двинулся дальше. Поняв, что Агнесса за ним не успевает, притормозил и позволил ей повиснуть у него на руке.
Кое-как они добрались до станции. Истомин оплатил своей картой проезд до города и, устроив Агнессу на относительно удобном месте, сел рядом, угрюмо отвернувшись к окну.
И зачем он вообще приехал на это сборище? Кого он хотел спасать от Русаковой? Наверняка кто-то из присутствующих снимал оргию на видео. Если записи попадут в Сеть, а так и будет, можно не сомневаться, это станет своеобразной вишенкой на торте его карьеры.
И хоть бы можно было сказать, что всё это не зря, что он преследовал благородную цель. Чего добиться-то хотел? Защитить Соню от Агнессы? А какое ему, собственно, дело до них обеих?
Истомин выпрямился и посмотрел на Агнессу, которая, закрыв глаза, массировала виски. Что она собиралась сделать с Соней? И собиралась ли вообще?
Истомин беззвучно застонал. Каждый раз одно и то же – восторженно-романтичные студентки (или студентки, считающие верхом привлекательности образ прожжённой шлюхи, – такое тоже бывало) пробуждали в нём рыцарские замашки. Как заметил однажды один из инспекторов, курировавших его дело, не стоит спасать людей от самих себя. Дело это неблагородное и неблагодарное.
Хорошо, что хоть здесь нет никаких знакомых – почти пустой вагон. Снова повернувшись к спутнице, Истомин увидел, что Агнесса побледнела больше, чем обычно, но взгляд уже стал осознанней.
Встретившись с ним глазами, Агнесса встала и удалилась в «дамскую комнату».
Глядя на проплывающую за окном темноту и своё искажённое стеклом отражение, Истомин размышлял о том, почему он вытащил с мерзкой вечеринки именно Агнессу. Мог же забрать с собой Соню, явно больше нуждавшуюся в опеке. Но нет – едет домой со студенткой, к которой не питает ни малейшей симпатии.
Агнесса вернулась через несколько минут. Волосы и одежду она привела в порядок, только лицо всё ещё отдавало синевой. Мельком глянув на Истомина, она, напустив на себя обычный равнодушный вид, отвернулась к окну.
– Зачем вы туда пришли? – спросил Истомин.
– Могу задать вам тот же вопрос. – Агнесса даже не удостоила его взглядом.
– Я думал… то есть… – Истомин кашлянул. – До меня дошли сведения, что вы хотите отомстить Соне.
– И поэтому вы притащились на это сборище? – Агнесса всё-таки повернулась и смотрела на него с нескрываемой насмешкой. – Чтобы защитить бедняжку от такой ведьмы, как я?
Агнесса рассмеялась, и от её смеха снова холодок пробежал по ноющей спине.
– Не льстите ей, – наконец сказала Агнесса. – Я пришла туда, потому что сейчас работаю над описанием студенческой вечеринки. Свежие впечатления нужны.
– Вы их получили?
– О да. Более чем достаточно. Великолепная выйдет завязка. – Агнесса снова отвернулась к окну.
До станции они ехали молча. Когда металлический голос объявил нужную остановку, Агнесса встала и, по-прежнему не глядя на Истомина, направилась к выходу.
– Вас проводить? – спросил Истомин уже на платформе.
– За меня не волнуйтесь, – сказала Агнесса, внезапно повернувшись к Истомину и глядя ему в глаза. – И за свою маленькую подружку тоже. Всего доброго.
Агнесса развернулась и через секунду скрылась в подземном переходе.
Глава 20
Утро десятого июня разбудило Истомина ярким солнечным лучом. Пару часов, что прошли после возвращения с вечеринки, Истомин проспал, хотя думал, что уснуть не сможет. Однако, вернувшись домой, рухнул на кровать и тут же забылся спокойным липким сном без сновидений.
Поднявшись, он запретил себе думать о том, что ожидает его в Гимназии. Поэтому спокойно принял душ, побрился, надел свежий костюм и отправился на работу.
Человеку неосведомлённому могло бы показаться, что этот вполне успешный преподаватель элитной Гимназии, пышущий энтузиазмом, спешит к своим ученикам (то есть на горячо любимую работу). Однако, как понял Истомин уже по дороге к Гимназии, неосведомлённых людей вокруг не было.
Все студенты, встречавшиеся по пути, бросали на него косые взгляды и ехидно кривили улыбочки. Стайка девочек, стоило ему попасть в поле видимости, сбилась в кучку, попеременно оглядываясь, а потом взорвалась хохотом.
Источник всеобщей осведомлённости не заставил себя искать. Все горизонтальные поверхности Гимназии оказались заполнены свежим номером журнала Правдоруба, полностью посвященного «скандальной оргии». Обложку журнала украшала красочная фотография Моники Джелато, танцующей на столе. Автор снимка не удосужился даже отретушировать фото, и подправленные пластическими хирургами «детали» Моники предстали во всей красе.
На поле собирались студенты девятой ступени для сдачи нормативов.
– Ничё так дыньки, – пропел один из парней, когда появилась Моника.
– Ага, только отвисшие, – хохотнула девочка-стипендиатка, которой Моника зимой насыпала битого стекла в ботинки.
– Пасть заткни, нищебродка! – И Моника, схватив журнал, швырнула его в лицо девочке.
Та уже собиралась ответить, но Истомин дунул в свисток и повёл студентов к дорожкам.
«Скандерия» этим июньским утром походила на хихикающий, визжащий и шипящий муравейник. Даже студенты, у которых не было экзаменов, пришли в Гимназию, что собственными глазами увидеть пикантные фото.
Единственным местом в школе, где царило почти полное молчание, оказалась Профессорская. Как только Истомин вошёл туда после зачётов, все присутствующие сразу повернулись в его сторону.
Истомин громко пожелал коллегам доброго утра и направился к шкафу, где хранились экзаменационные ведомости и бланки. Приветствие было принято несколькими молчаливыми кивками, и только Тамара Александровна произнесла глухое «и вам того же».
Михайловская сидела за столом у окна, сцепив пальцы в замок и, забыв о чашке давно остывшего чая, остановившимся взглядом смотрела на улицу.
Недавно вернувшийся на работу Линник и несколько педагогов, приглашённых для замены отсутствующих учителей, делали вид, что заняты своими материалами, а на самом деле планшетами прикрывали брошюры Правдоруба. Лёва Штоцкий читал журнал в открытую и при появлении Истомина гаденько улыбнулся.
Тяпкина-старшая сидела за столом, ни на кого не глядя, и яростно черкала в листах, которые, по-видимому, являлись экзаменационными работами студентов. Грибницкий тоже открыто листал журнал, сидя в своём любимом кресле. Он сочувствующе улыбнулся Истомину, а потом почему-то грустно посмотрел на Линника.
Истомин взял нужные для экзамена пятой ступени материалы и направился к выходу, но тут дверь открылась, и вошёл Федотов.
– А, Даниил Юрьевич, доброе… это… – Федотов замялся.
Оттолкнув Федотова, в дверь протиснулась Третьякова и следовавшая за ней Петровская. Бросив гневный взгляд на застрявшего у прохода Федотова, Третьякова громко произнесла:
– Коллеги, прошу внимания. У госпожи Петровской есть для вас объявление. – Она чуть отступила, пропуская Петровскую вперёд.
– Довожу до вашего сведения, уважаемые педагоги, что в вашем расписании произошли некоторые изменения. – Выглядела Петровская при этом как ребёнок, получивший самый желанный подарок на день рождения. – Во-первых, обязанности по проведению всех экзаменов и зачётов по валеологии переходят к Федотову. Вы, уважаемый Даниил Юрьевич, временно, до выяснения всех обстоятельств, отстранены от работы. Нужно объяснять, почему?
– Нет, спасибо. – Истомин вручил все материалы, которые успел достать из шкафа, Федотову и сел в кресло, демонстративно открыв журнал Правдоруба. Больше он не посмотрел в сторону Петровской, у которой от такой реакции даже губы побелели, ни разу.
– Далее, – собравшись после паузы, продолжала Петровская. – Марк Андреевич Линник также отстранён. Магдалена Оскаровна, – она кивнула на Третьякову, – перераспределит нагрузку между другими педагогами.
– Но… но… – Линник даже привстал.
– Вы, наверное, не слишком внимательно читали журнал. – Петровская, хищно улыбаясь, кивнула на номер, сползший с колен Линника. – Там про вас ближе к концу. Как дочитаете, поделитесь впечатлениями. Такая возможность у вас будет сегодня в ходе совещания.
– Общее совещание состоится сегодня в пятнадцать часов, – вклинилась Третьякова.
– Да, спасибо, – процедила Петровская, явно недовольная тем, что кто-то посмел произнести вслух заготовленную ею фразу. – И последнее. Тамара Александровна Михайловская также отстраняется от работы за неспособность подобрать кадры и управлять коллективом. Временно исполняющей обязанности директора назначается Магдалена Оскаровна.
Михайловская вежливо кивнула и снова отвернулась к окну. Повисла пауза. Видимо, Петровская ожидала, что Третьякова сообщит о совещании именно сейчас, однако объявление уже было сделано, подходящих слов ни у кого не нашлось, поэтому Третьякова, громко фыркнув, направилась к шкафу, дабы найти и раздать преподавателям материалы для экзаменов, с которых был снят Линник.
Грибницкий беспокойно ёрзал в кресле. С одной стороны, он давно и крепко дружил с Тамарой Александровной, с другой – с Третьяковой тоже никогда не конфликтовал, а сейчас поддержать одну из них значило рассориться с другой.
Линник лихорадочно листал журнал в поисках компромата на себя, одна из заменяющих преподавателей, худосочная блондинка с лошадиными зубами, откинулась на спинку кресла и полушёпотом (но так, чтобы все слышали) рассуждала о том, сколько дополнительной нагрузки на неё навалится из-за педагогов, «не умеющих обуздать свои низменные порывы».
В Профессорской висела тяжёлая тишина, никто ни с кем не разговаривал. Грибницкий отправился принимать экзамен, заменяющие педагоги последовали за ним. Заходившие время от времени преподаватели спешили поскорее сделать то, зачем пришли, и уйти на экзамены, зачёты или свои кафедры. Михайловская по-прежнему смотрела в окно, Третьякова оформляла документы, а Истомин досматривал журнал.
Петровская рассылала письма в Родительский комитет и другим «заинтересованным сторонам» и составляла расписание бесед в рамках расследования.
К своему удивлению, Истомин не нашёл упоминания своего имени в журнале Правдоруба, однако номер изобиловал красочными фото с вечеринки и ссылками на сайты с «горячими видео».
Истомин попытался вспомнить, кто снимал происходившее на видео, но все лица, звуки и перемещения слились в памяти в сплошной хаотичный поток. Хорошее качество фотографий позволяло предположить, что фотограф был абсолютно трезвым, возможно, даже специально готовился.
Дочитав журнал полностью, до последней страницы, Истомин не нашёл ни своего изображения, ни даже простого упоминания. Это казалось странным, ведь он не прятался, и, тем не менее, его отстранили от работы за посещение «сего сборища». Значит, кто-то за ним следил и потом сообщил куда следовало.
Фотография со спящим на полу Самсоном открывала номер, далее следовала красочная подборка фото с танцами на столе и картинки, которые детям обычно смотреть запрещают. Завершался номер фотографией Линника, взятой с сайта Гимназии. Под ней была небольшая статья, рассказывающая о его непристойном поведении. Факты и доказательства, разумеется, отсутствовали, однако автор настаивал на том, что Линник присутствовал на вечеринке. Истомин посмотрел на Линника. Тот сидел, безжизненно глядя в пространство. Истомин подумал, что в журнале написана откровенная ложь, по крайней мере, в отношении Линника. К тому же подобная статейка уже была опубликована раньше.
Однако в номере была тонна правды, да ещё скабрезной, и на этом фоне история Линника, пусть и повторяющаяся, тоже выглядела правдивой. Всего-то ложечка лжи в бочке неприглядной правды – и мнение сформировано. Видимо, кого-то задело возвращение Линника на работу. Не смогли уничтожить его первой статьёй – написали другую.
Занятно, что Правдоруб поменял стратегию – раньше на фоне откровенно бредовых историй выделалась одна, похожая на правду. Теперь же в поток фактов, пусть и гнусных, вклинивалась непристойная лживая статейка, которая из-за общего гадкого настроя вполне могла сойти за правду.
Из журнала Истомин также узнал, что дом, в котором проводилась вечеринка, не принадлежал ни одной из семей студентов в Гимназии. Правдоруб пространно намекал на то, что вечеринку устроили специально, и таким образом, чтобы всё закончилось именно так – грандиозным скандалом.
Ещё автор упомянул о том, что уже утром, когда гости разошлись, в ванной был обнаружен Викент Левиафан с проломленной головой. Теперь он находился в реанимации в крайне тяжёлом состоянии. Помощь своевременно ему не оказали, и врачи не могли гарантировать даже того, что Левиафан хоть когда-нибудь придёт в себя.
Истомин пытался найти в себе угрызения совести, однако их не оказалось. Он вообще ничего не чувствовал по поводу Левиафана – ни вины, ни ощущения того, что всё правильно сделал.
Петровская попросила педагогов не покидать Гимназии до завершения совещания, которому предшествовали личные беседы.
Пролистав журнал, Истомин достал коммуникатор. Писать родителям и пугать их было рановато, поэтому, чтобы хоть чем-то себя занять, просмотрел пару похабных видео, снятых на вечеринке. Себя он там не нашёл, зато всплыл рекламный баннер со ссылкой на занятное сообщество под названием «Жертвы Скандерии». Простенький сайт представлял собой фото студентов с краткими биографиями, датами отчисления и «ухода». К каждому профилю прилагался каталог ссылок на работы «творческой личности, безвременно покинувшей жестокий мир».
На одном фото, явно взятом из школьного альбома, изображалась девушка со свирепым взглядом и стрижкой каре. Лера Вавилонова, по мнению авторов сайта, была жестоко затравлена руководством Гимназии и некоторыми студентами. В частности, намекалось, что к её «уходу» руку приложили Ева Долгих и Агнесса Русакова. Они обвинялись в давлении на администрацию из мести.
Лера, известная в Сети как Разрушитель Вавилона, не обладала яркими творческими талантами, зато исправно писала критические отзывы на работы других студентов Гимназии. Так, Еву она обвиняла в неспособности работать с цветом, непонимании перспективы и отсутствии оригинальности сюжетов. В одной из своих статей вообще назвала её картины «мазнёй, не стоящей и ломаного гроша». И конечно, много слов о том, как родители оплачивали выставки Евы и призовые места в конкурсах.
В другой статье Лера прошлась по Агнессе. В деталях разбирала её сюжеты, стиль и язык, придираясь к каждому абзацу. Резюме гласило, что Агнесса «исписалась, и лучше бы ей заткнуться и найти себе полезное занятие. Например, пойти работать в больницу санитаркой».
Последняя запись Леры, набравшая несколько тысяч лайков, вообще сводилась к перечислению имён людей, без которых, по мнению автора, мир стал бы чище. Лера объявляла деятельность своих оппонентов Вавилонской башней, которую призывала разрушить. При этом Лера пространно намекала, что разрушение начнётся очень скоро, что «правда вскроет нутро строителей Вавилона, и они падут на землю, чтобы разбиться вдребезги и никогда не восстать».
