Текст книги "Скандерия (СИ)"
Автор книги: Алёна Моденская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
О том, что омнибусы концерна были признаны одними из наиболее надёжных в мире и экспортировались в десятки стран, Правдоруб умалчивал. Как не сообщал и о том, что авария случилась по вине уснувшего за рулём водителя фуры, который вышел на третью смену подряд и работал без перерыва больше тридцати часов. Детям этого человека требовалось дорогостоящее лечение, и ему часто приходилось не спать по четыре дня, как случилось и в этот раз. Об этих печальных обстоятельствах Правдоруб упомянул, опять же косвенно обвинив в трудной судьбе водителя фуры всё того же Русакова. А о том, что магнат после случившегося полностью оплатил лечение самого виновника аварии и его детей, не было написано ни слова.
Зато почти половина номера отводилась на вопли эко-амазонок о том, что концерн отравляет окружающую среду. О том, что позиция «зелёных дам» противоречила всему, что они говорили ранее, тоже не упоминалось. Ведь именно эко-амазонки кричали во всё горло о необходимости заменить гибриды электрокарами и машинами на солнечных батареях, которые в стране производились только концерном Русакова. Именно эти дамы призывали (и в конце концов их призывы были услышаны) оборудовать все дома и учреждения сборниками дождевой воды и фильтрами для последующего её использования. Фильтры и очистительные сооружения, установленные опять же по просьбе эко-амазонок на всех ГЭС страны, также выпускались отделением корпорации «РусарЪ».
В журнале намекалось и на то, что руководители концерна «ПаРус», «втаптывающие собственных рабочих в грязь и отнимающие у людей будущее на чистой Земле», получают непомерно огромную прибыль, которую скрывают от налогов. «Ваши дети, – кричали эко-амазонки, – будут глотать пыль и гнуть спины на таких, как Русаков и его компания, а он будет время от времени бросать вам подачки в виде поломанных омнибусов и ждать благодарности. Ваши дети, – убеждал автор, – никогда не увидят голубого неба над головами и не попробуют натуральной пищи, тогда как дети хозяев заводов будут учиться в лучших школах, выставляя напоказ свои так называемые таланты, и все будут им аплодировать».
Истомин читал пасквиль во время очередного дежурства в общежитии. Днём он разговаривал с матерью, которая сообщила последние новости. Бэлла, дочь Вики, находилась в перевернувшемся омнибусе и сейчас лежала в реанимации.
Все расходы на лечение взял на себя концерн, детей с самыми серьёзными травмами отправили в столичные клиники, но Бэлла пока оставалась в РП-8.
Истомин любил племянницу. Она напоминала ему Вику в детстве, когда та ещё не пристрастилась к яркой косметике и ночным прогулкам. Винить Русакова в том, что случилось, казалось глупым. Этот человек, конечно, не вызывал симпатии, как, впрочем, и его дочь, но ведь не он лично устроил аварию. Истомину не нравился надрывный тон пасквиля, тем более что некоторые из описанных идей вбрасывались уже не в первый раз.
После смены, несмотря на позднее время, Истомин решил пройтись. Недалеко от детской площадки, разделяющей ряды дуплексов второго сектора и участки коттеджей первого, он увидел знакомые фигуры. Даже в опустившейся темноте весенней ночи силуэты узнавались безошибочно.
– Чем вы занимаетесь? – спросил Истомин, подойдя ближе.
Соня и Дина дружно обернулись. Но вместо лиц Истомин увидел только цветастые балаклавы.
– А, это вы, – с облегчением вздохнула Дина. – Мы листовки расклеиваем.
Действительно, на близлежащих столбах и заборах белели пластиковые листы.
– И что это? – спросил Истомин, жалея, что не пошёл сразу домой.
– Петиция против загрязнения окружающей среды «Русаром», – сказала Дина, засовывая листовку в почтовый ящик одного из коттеджей.
– Только «Русаром»? – спросил Истомин. – Больше никто окружающую среду не загрязняет?
Дина повернулась, очевидно, с намерением ответить что-то резкое, но Соня её опередила.
– Я знаю, там была ваша племянница, – сказала она сочувственно. – Мне очень жаль.
– А, да. Мне тоже жаль, – сухо подхватила Дина и двинулась к следующему почтовому ящику.
– Как она? – всё так же приторно-участливо спросила Соня.
– Опасности для жизни нет, – вяло ответил Истомин, размышляя, как бы поскорее уйти. – А за листовки вас не оштрафуют?
– Только если поймают, – отозвалась Дина и хихикнула.
– Здесь же камеры, – сказал Истомин, и только тут до него дошло, что его-то лицо не скрыто, и если начнутся вопросы, он станет первым, кого привлекут к расследованию дела о порче муниципальной собственности и несанкционированной пропаганде.
– Ничего-ничего, – подбодрила его Дина. – За правое дело…
Как будто из воздуха материализовалась бледная рука и быстрым движением стащила с Сони балаклаву. В резком свете фонаря её волосы, теперь торчавшие в разные стороны, походили на шипы.
– Теперь кому-то придётся ответить за своё правое дело. – Агнесса равнодушно рассматривала балаклаву, которую держала в руке.
– А кому-то и за левое, – зло выпалила Дина.
– Как вы здесь оказались? – громко спросил Истомин Агнессу, вставая между ней и Диной и оттесняя Соню за спину.
– Я была на дополнительном занятии у профессора Грибницкого, – совершенно спокойно проговорила Агнесса, всё ещё рассматривая балаклаву.
– И сколько ты берёшь за такие занятия? – с неприятным смешком спросила Дина. Истомин мысленно застонал.
Агнесса медленно перевела взгляд на Дину. Так она могла бы смотреть на любопытный музейный экспонат. Через мгновение её глаза сузились, а губы изогнулись в тонкой улыбке.
– Мадмуазель Ашкинази, я полагаю? – спросила она, держа балаклаву двумя пальцами и раскачивая, как маятник. Дина, услышав свою выдуманную фамилию, отступила на шаг. – Или вы предпочитаете зваться княжной Ростовой? А как насчёт вашей настоящей фамилии? Мурашкина, если я не ошибаюсь?
– Не твоё дело, подстилка!
Агнесса светски улыбнулась, хотя её улыбка больше вышла похожей на оскал с жуткими клыками. Она сделала мягкий шаг в сторону, казалось, чтобы лучше видеть Дину, которая всё продолжала пятиться. Истомин, неплохо изучивший Агнессу во время тренировок и отлично знавший, что против неё даже у обеих девочек вряд ли были хоть какие-то шансы, снова встал между ними, загородив собой Соню.
– Агнесса, вам пора домой.
– Полагаю, я сама могу решать, что мне пора делать. – Агнесса по-прежнему следила за Диной взглядом снайпера. В её как бы рассеянном размахивании балаклавой чувствовалась готовность к броску. – А вот как вы здесь оказались, это вопрос. – Она по-прежнему смотрела мимо Истомина – немигающим взглядом следила за Диной, которая сделала ещё шаг назад.
– Прогулка перед сном, – механически ответил Истомин, гадая про себя, успеет он перехватить Агнессу или нет. С одной стороны, она была довольно предсказуемой, с другой – по какой-то необъяснимой причине ему никогда не удавалось убедить себя в том, что она будет действовать именно так, а не иначе. Поэтому он ей и проигрывал.
– Поливать людей грязью… нехорошо. – Агнесса мягко сделала шаг.
– Принцесса ужасов, вы только посмотрите. За год ничего не написала. Сколько у тебя в рейтинге портфолио? Полтора балла? – с деланной насмешкой спросила Дина.
Агнесса шевельнулась. По мимолётному движению было видно, что психологическую схватку она выиграла и знает об этом. Оставалось только достать противницу физически. Истомин с трудом переносил присутствие Дины, но позволить Агнессе прямо посреди улицы… А что, собственно, она собиралась сделать? Просто сорвать с Дины балаклаву, чтобы на записи камер попало лицо? И что в этом страшного? Дине не помешает хорошая трёпка.
Только вот намерения Агнессы вполне могли простираться далеко за пределы обыкновенной помощи официальному правосудию, запрещавшему расклеивать листовки на столбах и заборах. Сейчас Истомин вообще не мог прочитать Агнессу, видел только готовность к броску.
– Агнесса, послушайте. – Истомин, примирительно раскрыв ладони, сделал шаг к ней. – Не стоит так остро реагировать…
– У него, между прочим, из-за твоего папаши сестра в больницу попала, – выкрикнула Дина.
– Племянница, – автоматически подсказал Истомин.
Мгновение, которое понадобилось ему, чтобы поправить Дину, стало решающим. На миг отведя взгляд, он вовремя не заметил летящей в лицо балаклавы, а когда среагировал, Агнесса уже схватила его за шею и отшвырнула в сторону. Обернувшись, он увидел, как наперерез Агнессе с визгом бросается Соня и сразу же отлетает как котёнок.
Истомин резко обхватил Агнессу сзади – заведомо проигрышный приём – и в тот же миг перекувыркнулся через неё и плашмя упал на асфальт. Сверху на него смотрело совершенно спокойное бледное лицо Агнессы. Тёмные глаза сверкали, как чёрные угли. Она подняла взгляд, чтобы увидеть удирающую со всех ног Дину.
Агнесса выпрямилась, поправила причёску и тёмную приталенную куртку и, не сказав ни слова, с грацией топ-модели двинулась к выходу из Профессорского квартала.
Истомин медленно поднялся. Тело ещё не осознало, что его приложили об асфальт, и почти не болело, только двигалось с трудом. Истомин наклонился к Соне, распластавшейся на газоне, и помог ей встать.
– Как ты? – спросил он, едва не вскрикнув от прострелившей спину боли.
– Кажется, всё нормально, – ответила Соня, всё ещё глядя по сторонам расширенными от испуга глазами. – А вы как?
– В порядке. Пойдём, я тебя провожу.
Ещё раз глянув вслед Агнессе, почти скрывшейся в ночи и ни разу не обернувшейся, он положил руку Соне на плечи и повёл её в сторону общежития.
– Где Дина? – спросила Соня, с беспокойством оглядываясь по сторонам. Голос её дребезжал, и она потирала предплечья, будто ёжась от холода. Истомин чувствовал, что она вся дрожит.
– Убежала, – как можно спокойнее сказал Истомин.
– Она не сорвала с неё маску? – спросила Соня, шмыгая.
– Нет, – уверенно сказал Истомин, хотя не заметил, убегала Дина в балаклаве или без. Но судя по тому, как Агнесса прожигала его взглядом, достать противницу ей не удалось.
Соня продолжала ёжиться, теперь её била крупная дрожь, было слышно, как стучат зубы. Истомин крепко обнял её за плечи, и Соня тесно прижалась к нему, время от времени всхлипывая и глядя по сторонам. Худенькие плечики Сони то и дело содрогались, и Истомин попытался крепче её обнять, чтобы девочка наконец успокоилась.
Когда они дошли до общежития, дверь оказалась запертой – наступил комендантский час.
– Вот блин, – прошептала Соня, вытирая нос тыльной стороной кисти.
– А как вы рассчитывали вернуться? – спросил Истомин.
– Ну… – Соня явно не горела желанием раскрывать дежурному студенческие секреты.
– Пожарная лестница? – догадался Истомин.
Они обошли вокруг здания, и Истомин подсадил Соню, чтобы она забралась на площадку запасного выхода.
– Спасибо, – раздался голос Сони из темноты.
Истомин смог лишь помычать в ответ. Мышцы начинало сводить судорогами – падение на асфальт обещало проблемы. А ведь учебный год ещё не закончился, да и Федотов до сих пор не вернулся в строй. Кто теперь будет следить, как студенты наворачивают круги на поле?
К счастью, до общежития педагогов ему никто не встретился. Постоянно осматриваясь, Истомин открыл дверь и ввалился в свою квартирку. И всё равно казалось, что проскочить незамеченным не удалось. Хорошо, если никто не снял на видео, как он, шатаясь, ковылял домой.
Спать лёг на пол, подстелив тонкий матрас. Такое спальное место пришлось кстати – спина после падения на асфальт ныла от копчика до шеи, и ровный жёсткий пол позволял принять мало-мальски комфортное положение и хоть немного расслабиться.
Случайно дёрнувшись, Истомин сжал зубы, чтобы не взвыть от прострелившей спину боли. Как ему постоянно удавалось находить себе проблемы? Как потом родителям в глаза смотреть? Они еле отошли от переживаний по поводу предыдущей истории с ученицей, а уже на подходе новая. И как помогать им справляться с Викой, если он сам потеряет место?
Поняв, что мысли пошли по кругу, Истомин попытался отвлечься. Дыхательные упражнения, которым учил Шень, помогли успокоиться, но уснуть Истомин так и не смог.
Глава 18
Утром пришлось выпить обезболивающее, чтобы добраться до Гимназии. Путь в десять минут казался бесконечным. По дороге Истомин то и дело оглядывался по сторонам, со всех заборов и столбов на него смотрели листовки, поливающие грязью корпорацию «РусарЪ» и её руководство.
Когда Истомин добрался до работы, первой, кого он встретил, оказалась Агнесса. Она прошла мимо, не здороваясь и даже не удостоив его взглядом. Вид у неё был совершенно спокойный, даже безмятежный, так что оставалось только гадать, какие выводы она сделала из событий прошлой ночи и что планировала дальше. Об этом не знал даже Грибницкий, который ухватил Истомина за локоть и оттянул в угол Профессорской.
– Послушайте… хм, не моё дело, конечно, но по всем правилам вы должны были хотя бы попытаться остановить тех девиц. И уж никак не расхаживать в обнимку с одной из них по кварталу.
Истомин тут же подумал об Агнессе, но Грибницкий, словно прочитав его мысли, сказал:
– Я видел вас из окна. Теперь к вам будут вопросы. – И он указал взглядом на дверь, куда только что вошла Тамара Александровна в сопровождении высокой стройной брюнетки в зелёной форме Инспектора из Управления образования.
– Даниил Юрьевич, – сразу обратилась к нему Михайловская, – у нас к вам несколько вопросов.
Профессорская опустела за несколько секунд.
Дама из Управления представилась Дарьей Леонидовной Петровской, заняла кресло во главе «стола демагогии» и, не теряя времени, командирским тоном приказала Истомину дать полный отчёт о том, как он провёл вчерашний вечер.
– И вы не знаете, кто была вторая девушка? – спросила Петровская, делая пометку в своём планшете, когда Истомин рассказал о том, как наткнулся на студенток, развешивающих листовки. Врать по поводу Сони не имело смысла – её лицо попало на записи камер. Разумеется, её уже опознали.
– Понятия не имею, – в очередной раз солгал Истомин.
– Возможно, это была не наша студентка, – мягко сказала Тамара Александровна. – Помните, ни профессор Грибницкий, ни Агнесса Русакова тоже не смогли её опознать.
– Что ж, возможно. – Петровская сделала очередную пометку в планшете. – Что было после драки?
– Я пошёл домой, – сказал Истомин, понимая, что близится главный вопрос.
– Вы пошли домой один? – спросила Петровская, не поднимая взгляда от своих записей. Михайловская смотрела в сторону.
– Нет, – ответил Истомин. – Я пошёл провожать Рябинину, и…
– Да? – по-прежнему глядя на экран, спросила Петровская.
Повисла пауза. Михайловская прикрыла глаза ладонью. Петровская наконец закончила делать пометки и теперь буравила Истомина взглядом бледно-голубых глаз.
– Вы понимаете, – начала она, чеканя каждое слово, – что грубо нарушили внутренние правила и Декрет о субординации преподавателей и учеников в общеобразовательных учреждениях?
– Да. – Почему-то в этот момент Истомин думал не о своей незавидной судьбе, а о том, как легко и изящно Петровская выводила буквы стилусом.
– То есть, вы намеренно помогли ей обойти охрану? Вы понимали, что нарушаете принятые нормы? Понимали, что через этот «чёрный ход» в студенческое общежитие мог проникнуть любой преступник? А если это будет террорист или маньяк? Вы готовы взять на себя такую ответственность?
– Я должен был оставить её одну ночью на улице?
– Вы должны были обратиться к коменданту общежития и сообщить ему о тайном входе, а в случае отказа открыть дверь или полного отсутствия реакции – вызвать службу экстренного реагирования и проследить, чтобы девочка была доставлена в отделение приёма несовершеннолетних. – Петровская чеканила слова как робот. – Вы ведь подписывали акт ознакомления с собранием Декретов об образовании и педагогике? – С этими словами Петровская достала из папки копию акта с электронной подписью Истомина. – Вы помните, как вы это подписали?
– Помню, – признал Истомин.
– И тем не менее вы пренебрегли своими обязанностями? – Это было скорее утверждение, чем вопрос.
– Выходит, что так.
– Прекрасно. – Петровская сделала ещё одну пометку и достала из папки очередной лист. – В таком случае вам выносится представление. Ещё одно нарушение в этом семестре – и вы будете отстранены от работы до конца учебного года. Подпишите.
Истомин поставил подпись на акте допроса и форме ознакомления с уведомлением об отстранении. Внутреннее порадовался, что теперь он научился ставить витиеватую закорючку, и ему больше не нужно сканировать коммуникатором код в углу документа для отправки электронной подписи.
Петровская сухо попрощалась с Михайловской и, не дожидаясь ответного «до свидания», вышла.
– Её дочь не прошла конкурс в Гимназию, – тихо сказала Михайловская, глядя на закрывшуюся дверь.
Истомин попрощался с Тамарой Александровной, выразившей надежду на то, что всё обойдётся, и отправился в тренерскую. Утешало только то, что учебный год почти закончился.
Когда Истомин вошёл в павильон, где располагалась тренерская, ему навстречу выпрыгнула Соня.
– Даниил Юрьевич, я никому…
– Я в курсе, – оборвал её Истомин и только теперь заметил плохо замаскированный тональным кремом большой синяк и опухший край губы.
– Это ребята. – Соня вытирала кулачком глаза. – Получается, я выдала тайну. Пожарку теперь закрыли.
– Понимаю, – как можно мягче сказал Истомин, внутренне радуясь наконец-то перекрытому лазу студентов к проблемам.
– Спасибо, что не выдали Дину, – обернувшись в дверях, сказала Соня.
Соня была единственной, кто его за это поблагодарил. Сама Дина вообще ничем не показала, что имеет отношение к ночному происшествию.
Приём, блестяще проведённый Агнессой, всё-таки заставил Истомина взять больничный. Из-за непрекращающихся болей в спине приходилось пить таблетки, носить корсет и почти постоянно лежать. Истомин коротал время за книгами. Сам не зная почему, он вдруг почувствовал интерес к произведениям Агнессы Русаковой. Никогда ему не нравились мистические рассказы о призраках и страшных тайнах, он даже посмеивался над Викой, в подростковом возрасте собравшей целую библиотеку подобной литературы.
Сейчас Вика при личном содействии Глеба Русакова устроилась в отдел кадров больницы, где находилась Бэлла. Врачи говорили, что девочка вряд ли сможет полностью восстановиться.
Мама и отец Истомина как будто постарели сразу на несколько лет, а Вика наконец перестала наносить свой «боевой раскрас». Когда Истомин разговаривал с ней по видеосвязи, он даже не сразу её узнал. Вместо раскрашенной маски с резким крикливым голосом и развязными манерами на него смотрела просто уставшая женщина.
Раньше сестра была так занята собой, что ей не хватало времени ни на детей, ни на родителей. Теперь же она восстановилась в Академии, работала и ещё успевала повозиться с младшим сыном.
Истомин звонил домой почти ежедневно, так как мама требовала полного отчёта о каждом визите в Управление. Год назад он уже прошёл все круги Управления, но и во второй раз это оказалось ничуть не легче.
Грибницкий, вызванный в качестве свидетеля, упрямо твердил о своём преклонном возрасте, говорил, что никакой драки не видел, и потому в Службу обеспечения правопорядка не позвонил, а до листовок ему дела не было.
Перекрёстный допрос с Агнессой, тоже вызванной в качестве свидетельницы, прошёл спокойно. Агнесса смотрела в пространство своим отстранённым взглядом и монотонно отвечала на вопросы. Она пересказала все события с подробностями, достойными писателя, но утверждала, что не узнала вторую «правонарушительницу». Зачем она бросилась на неё? Только чтобы сорвать маску. Как она оценивает рукоприкладство со стороны Истомина? Никак. Пусть следователи оценивают. Какого наказания она хочет для Истомина? Пусть следователи решают. Как она относится к содержанию листовок? Собака лает, ветер уносит.
Истомин не знал, что после происшествия в Растяпинске, круто перевернувшего её жизнь, Агнессе пришлось посещать психиатров столько раз, что не сосчитать (триста семьдесят восемь), и она давно научилась отвечать на провокационные вопросы.
Агнесса отказалась предъявлять претензии к Истомину за рукоприкладство. Между тем, это было одно из наиболее серьёзных обвинений в его новом деле. Даже учитывая, что Истомин применил силу по отношению к студентке вне Гимназии и седлал это, защищая другого человека, инцидент грозил проблемами.
Однако Агнесса от обвинений отказалась, да и Вику из клиники не уволили, что было хорошим знаком. Именно за Вику и племянницу волновался Истомин больше всего. Его мама провела в приёмной Русакова несколько часов и всё-таки добилась личной встречи. Потом она почти в слезах описывала «этого чудесного человека», который не только взял на себя все расходы на лечение и реабилитацию, но лично ходатайствовал о восстановлении Вики в Академии и устройстве её на работу. А сын так безответственно напал на его дочь.
Истомин понимал, что за странным поведением Агнессы что-то крылось. Она вышла из кабинета после очной ставки, даже не обернувшись. Но Истомин работал с ней в паре на тренировках Шеня, а теперь ещё и читал её произведения. Отказ Агнессы от претензий можно было объяснить только вынашиванием каких-то планов. В благородство, которое считалось наследственной чертой Русаковых, он не верил.
Так или иначе, позиция Агнессы перевела Истомина из обвиняемых в свидетели. Комиссия пришла к выводу, что его действия во время встречи с девочками, расклеивающими листовки, были адекватными обстоятельствам. А из драки с Агнессой победителем вышла она – миниатюрная девочка, на вид хрупкая, как фарфоровая куколка. Приложила так, что он до сих пор спал на полу, а врачи трижды продлевали больничный.
Но близились экзамены, и пришлось вернуться на работу. Главное – не забывать закрывать дверь в тренерскую, чтобы никто не увидел корсет.
