Текст книги "Скандерия (СИ)"
Автор книги: Алёна Моденская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Глава 7
Через неделю девочки собрались в пентхаусе семьи Евы на девичник, устроенный по поводу завершения новой картины. Не было только Лизы, работавшей на подтанцовке в гастрольном туре известной певицы.
Хозяйка встретила подруг в глянцевом лиловом мини-платье без бретелек.
– А родители где? – спросила Астра, расхаживая по творческой студии Евы. Свою махровую шаль она оставила на кресле-пуфе и осталась в длинном узком белом платье с рукавами до локтя.
– Уехали за город на пару дней. Годовщина свадьбы. – Ева расставляла на низком стеклянном столе фужеры и вазочки со сладостями и фруктами.
В центре просторной круглой студии, увешанной эскизами и набросками, стоял накрытый белой тканью мольберт. Кое-где попадались и репродукции картин Евы, выставленных в галереях или проданных в частные коллекции. Девочки разместились на широком круглом диване и пуфах-мешках.
Тоня скинула свои мокасины и залезла на диван с ногами, подобрав цветастую юбку в складках. Её французские косы сверкали серебряными лентами, в тон множеству звенящих при каждом движении браслетов и ожерелий.
– Вид просто чудесный, – мечтательно сказала Валя, глядя на красочный осенний закат. Вся внешняя стена студии представляла собой одно большое окно от пола до потолка, так что вид открывался действительно впечатляющий – закат отражался от множества окон и крыш близлежащих домов, так что город в этот день сверкал.
– Прошу внимания! – громко произнесла Ева, закрыв жалюзи. – Приветствую вас на премьерном показе моей новой картины, которая, я надеюсь, займёт достойное место в достойном музее. Ну, или будет продана за кучу денег. Итак, позвольте вам представить – «Герцогиня хрустальной ночи»!
Ева сдёрнула с мольберта покрывало, и гостям предстало полотно, изображающее скрученную в спираль бледную фигуру, поднимающуюся из глянцевой поверхности тёмного озера. Головой, запрокинутой под невероятным углом, Герцогиня (очевидно, это была именно она) стремилась ввысь, к множеству разноцветных планет, расположенных вне всякой системы. Неестественно большие бриллиантовые глаза смотрели вверх, туда, где среди планет сияла яркая золотистая звезда.
Некоторое время девочки молча рассматривали картину.
– Впечатляет, – кивнула Валя.
– Да, мне тоже нравится, – подхватила Тоня.
Девочки обступили Еву и стали наперебой её поздравлять.
– Всё-всё-всё! – прокричала Ева, когда все её перецеловали. – Теперь фуршет!
Все расселись вокруг столика, и Ева стала разливать по высоким бокалам самое настоящее шампанское.
– Откуда такая роскошь? – спросила Тоня, разглядывая пузырьки.
– Отец разрешает, – пожала плечами Ева.
– Мне нельзя, – сказала Астра, прикрывая рукой свой фужер, когда Ева подошла к ней с бутылкой.
– Тогда бери сок или что тебе там можно. Ну, за меня, любимую! – Ева радостно подняла свой фужер.
– И талантливую! – подхватила Агнесса.
Шампанское кончилось быстро, других алкогольных напитков на столе не появилось.
– Да, вы видели новые брошюры? – спросила Валя спустя некоторое время. Она так и сидела на диване прямая и угловатая, как доска. Зелёное закрытое платье, напрочь спрятавшее грудь, но выделившее плечи, делало её плоской и прямоугольной.
– Кто на этот раз? – спросила Тоня, икнув от газиков в шампанском.
– Чистые Сёстры. – Валя продемонстрировала всем квадратную книжицу с пасторальным пейзажем на обложке.
– Кто вообще позволяет им разбрасывать свою рекламу в школах? – снова икнув, спросила Тоня.
– Новая секта, – фыркнула Ева, полулежа в кресле и закидывая ногу на ногу.
– Да вроде нет, к религии они не относятся, – сказала Валя, передавая буклет Агнессе. – Сплошная благотворительность и нравственность.
– Большой Тяпке бы туда, – заметила Ева, наклоняясь к Агнессе и заглядывая в брошюру. – Может, она уже с ними?
– Может быть, – хохотнула Тоня. – А вот её дочурку они не примут.
– Это почему? – спросила Астра.
– У них до свадьбы нельзя. – Тоня звонко рассмеялась.
– Ну, тогда туда никого из нас не возьмут. – Ева выхватила буклет и бросила его за спину. – Хотя на это сейчас мало кто внимание обращает – не в то время живём.
Раздался звонок домофона.
– Это ещё кто? – пробормотала Ева, поднимаясь и одёргивая коротенькое платье. Пока она топталась у двери, Агнесса и Тоня отправились на кухню, откуда вернулись с подносом, полным чашек, и кофейником.
– Что там? – с любопытством спросила Тоня, когда Ева вернулась с большой коробкой, перевязанной чёрными лентами.
– Не знаю, курьер привёз.
– Наверное, подарок от поклонника. – Тоня подсела к Еве, чтобы помочь развязать ленты.
– Как-то мрачновато, – прошептала Астра на ухо Агнессе.
Сняв крышку, Ева достала карточку, лежавшую на пластике, прикрывающем содержимое короба.
– На вечную память, – громко прочитала Ева, удивлённо приподняв брови.
– Может, на долгую? – спросила Валя, с прямой спиной наклоняясь вперёд и пытаясь разглядеть коробку.
– Нет, на вечную. – Тоня скривилась, заглядывая через плечо Евы.
Девочки собрались вокруг коробки, которую Ева поставила на стеклянный журнальный столик.
– Может, не надо смотреть, что там. – Астра сцепила пальцы так, что костяшки побелели.
Агнесса вопросительно посмотрела на Еву, та пожала плечами. Агнесса оправила чёрное платье-футляр, подошла к столику, присела и аккуратно, двумя пальцами приподняла пластиковый лист.
– Похоже на цветы. – Тоня, наклонившись сбоку, заглядывала в образовавшуюся щель.
Агнесса откинула лист, под которым оказалось что-то вроде плоского овального букета. Пёстрые красно-синие искусственные цветы в обрамлении непонятной потрёпанной бахромы оплетали проволочный каркас, образуя овалы вокруг грязно-белого эллипса в центре.
– Это ещё что? – Ева скривилась так, будто в коробке лежали гниющие отходы.
Тоня просунула руку под цветы и вытащила заляпанную грязью чёрную ленту с белыми буквами.
– Дорогой Лерочке от… Дальше непонятно. И что это значит? – Лента провисла в руке Тони.
– Это похоронный венок. – Прохрипела Валя, вцепившись в горло так, будто у неё гортань сдавило судорогой. Она даже попыталась отползти на спинку дивана. – Только причём здесь Лерочка? И кто такая эта Лерочка? Может, Лера Вавилонова? – Валя наконец отпустила собственную шею, покрывшуюся розовыми пятнами.
– Похоже, это, и правда, её венок, вон, какой грязный. – Тоня брезгливо оттирала руки влажными салфетками.
Ева, всё это время стоявшая молча, сжала кулаки. Её глаза расширились, дыхание стало шумным и прерывистым. Вдруг, с рёвом, она бросилась на венок, стала бить по нему руками, вырывая искусственные цветы и разбрасывая обрывки ленты и куски проволоки. Воя, она зашвырнула то, что осталось от венка, в угол студии.
– Ненавижу, – прошипела Ева. От напряжённого выдоха колыхнулись растрепавшиеся волосы, упавшие на лицо. Поправив причёску, Ева направилась к выходу, опрокинув по пути столик. Обернувшись, она крикнула: – Возьмите эту дрянь.
Агнесса и Валя собрали ошмётки венка в коробку и пошли следом за Евой. Этажом ниже, куда все спустились по винтовой лестнице, располагалась гостиная, уставленная тяжёлой мягкой мебелью и столиками «под дерево».
Ева сидела коленями на полу и швырялась в камине. Когда пламя зашлось, она молча выхватила коробку у Агнессы и швырнула её в огонь.
В это же время на площадке за дверью пожарного выхода в ученическом общежитии снова происходила тайная беседа двух стипендиаток «Скандерии». Истомина, стоявшего за дверью и слушающего разговор уже пару минут, тошнило. Но он всё не решался обнаружить своё присутствие. Он хотел выбрать наименее щекотливый момент для своего появления, но разговор уходил всё дальше в материи, которые не принято обсуждать при свидетелях.
Истомин заставил себя открыть дверь.
– Курить запрещено, сколько раз вам напоминать? – как можно громче отчеканил он.
– Да ладно вам, – растягивая слова, проговорила сидевшая на ступеньке Дина, выпуская колечки приторного дыма.
– Мне составить докладную? – резко спросил Истомин.
– Чё это с вами сегодня? – Дина смотрела на него разноцветными глазами.
– Так, пошли вон отсюда.
– Ой, ну всё. Уходим, уходим.
Девочки медленно встали и, мрачно глянув на Истомина, вошли в здание.
– Ещё раз увижу – напишу докладную, – сказал Истомин вдогонку девочкам.
– Окей. – Дина пожала плечами, развернулась и, шаркая, пошла по коридору.
Соня посмотрела подруге вслед, потом повернулась к Истомину. Он вдруг отметил, что у неё яркие зелёные глаза. Пару секунд Соня внимательно смотрела на Истомина, как будто что-то обдумывая, потом, так ничего и не сказав, побежала за подругой.
Через час Истомин сдал смену Мозгову и отправился домой. Тошнота не проходила, и он решил прогуляться. Чем больше времени он работал в этой школе, тем чаще сталкивался с мерзостями, скрытыми за красивым фасадом. В прошлой школе тоже были девочки, не истязавшие себя воздержанием и соблюдением нравственных законов. Но они этого хотя бы не скрывали.
Вдруг Истомин услышал женский крик. Он уже дошёл до коттеджей Первого сектора. Голоса доносились из приоткрытого окна одного из коттеджей.
– … как уличная девка!
– Я хочу жить так, как мне нравится!
– Не смей кричать на мать!
Истомин узнал голоса. Это Лариса Тяпкина ругалась с Калерией Марковной. Чтобы не перегружать и без того тяжёлую голову, Истомин быстро отправился домой, где засел за проверку эссе. Писать стало легче, хотя рука всё ещё дёргалась и быстро уставала – уже через несколько минут начинало ныть запястье.
На предыдущем месте все тесты учеников проверяли компьютерные программы, эссе в обучение вообще не входило, так что объём работы для Истомина с переходом в «Скандерию» увеличился в несколько раз.
Помимо выписывания слов возникла другая проблема. Умевший только печатать, Истомин привык, что текстовые редакторы сами исправляют ошибки, поэтому теперь перед тем, как написать сложное слово (а они почти все оказывались для него сложными), заглядывал в словарь, который постоянно держал открытым в планшете. Плюс пришлось загрузить приложение для проверки знаков препинания и вписывать туда все предложения, которые потом перекочёвывали под эссе студентов.
Закончив с работами восьмого курса, Истомин откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Веки щипало, взгляд не фокусировался.
Услышав звук принятого сообщения, Истомин вскинулся. Оказывается, он заснул прямо за столом. На экране планшета всплыло окошко сообщения. Прочитав коротенький текст, Истомин почувствовал, как ускорился пульс.
«Скоро все узнают правду», – обещал неизвестный абонент.
Глава 8
Снег к началу декабря так и не выпал, погода стояла сухая, солнечная и довольно тёплая для начала зимы. Хотя погодный хаос давно стёр все представления о нормах.
В первые выходные месяца десятый курс отправился в древний городок Растяпинск, чтобы выполнить социально-культурный норматив семестра.
– Ты тоже с нами? – спросила Лиза у Агнессы, когда студенты погрузились в вагон туристического поезда.
– Иногда занятно почувствовать себя туристом в знакомом месте. – Невыразительность голоса и лица Агнессы, которые обычно пугали окружающих, имели и свои плюсы. Мало кто мог уличить её во лжи. Даже Ева не всегда понимала, говорила подруга правду или врала, выдавала серьёзные вещи или шутила.
– А что сейчас в вашей усадьбе? – спросила Астра, листая путеводитель по Растяпинску.
– Музей дворянского быта, – ответила Агнесса, глядя на проплывающие за окном поля и фермы.
– А разве твоя бабушка живёт не в Растяпинске? – спросил Тимур. – Ты, кажется, недавно к ней ездила.
– Да, чтобы привезти её к нам, – сказала Агнесса, снова радуясь, что может сохранять внешнее ледяное спокойствие. Она всего-то раз, да и то случайно, упомянула о своём визите к бабушке и никак не ожидала, что кто-то припомнит такую деталь. – Бабушка жила в другом доме, который выделили семье после того, как старое здание усадьбы ушло под музей. Но ей было тяжело одной, и мы забрали её к себе.
– В Елисеевом монастыре находятся чудотворные иконы и мощи старицы Людмилы, – сказала Астра, просматривая путеводитель. – Ей молятся девушки, чтобы удачно выйти замуж.
– Значит, нам там делать нечего, – кивнул Тимур Хуберту.
– Ну, молиться-то всем можно, – неуверенно сказала Валя. – Правда?
– Конечно, – кивнула Агнесса, изо всех сил стараясь унять нарастающее напряжение. Мышцы сами собой сжимались, ногти уже почти впились в ладони.
– А недалеко от монастыря, – продолжала читать Астра, – находится Вражья гора. На вершине церковь, где лежат мощи князя Елисея и епископа Михаила. По легенде, они сражались со злыми духами и завещали похоронить себя на горе, а над могилами поставить церковь, чтобы и после смерти защищать людей от чудовищ.
– Мальчики, вам туда, – улыбнулась Ева.
– Да, к ним обращаются воины и вообще все мужчины, чтобы получить смелость и крепость духа, – добавила Астра.
– Прямо как к Гудвину, – хмыкнул Хуберт. – Сердце и мозги у них не просят?
– Мрачное место, – задумчиво произнесла Агнесса, глядя в окно. Челюсть застыла и плохо двигалась, язык едва ворочался.
– Монастырь или церковь? – спросила Тоня.
– Да оба. В монастыре во время гонений на религию людей расстреливали прямо за стеной и закапывали там же.
– Ужас, – передёрнула плечами Ева.
– А, вот здесь про вас. – Астра стала читать громко и почти по слогам: – Несколько веков назад земли, где находится Растяпинск, принадлежали семейству Русаковых, и до настоящего времени сохранилась усадьба и несколько хозяйственных построек. После Революции в усадьбе был устроен музей, во время Великой Отечественной – госпиталь. Когда Советский Союз распался, Русаковы сумели договориться с местными властями и выкупить поместье. Некоторое время там жил Анастас Русаков, известнейший писатель. Растяпинск был признан памятником культуры федерального, а позже и международного значения, застройку выше трёх этажей запретили. Дома, возведённые до запрета, расселили и снесли. Фактически Растяпинск превратился в один большой музей под открытым небом.
– О, да ты у нас завидная невеста, – пропела Лиза. – Мальчики, обратите внимание.
– Ещё какая завидная, – выдавила Агнесса, изо всех сил стараясь унять начинающиеся судороги.
– Там был взрыв, – вдруг сказала Астра, подняв взгляд от путеводителя. – Давно, лет десять назад.
– Да, я тоже что-то такое помню, – подхватила Лиза. – Психопаты из какого-то не то союза, не то объединения.
– Союз психопатов? – со смешком спросил Тимур.
Агнесса резко встала и направилась к дверям в конце вагона.
– Ты куда? – спросила Ева.
– Я… – Агнесса, не оборачиваясь, вцепилась в поручень. – Пойду посмотрю, как там профессор Грибницкий.
У выхода из вагона располагалась скамейка, предназначенная для гида. Занявший её Грибницкий, которому выпало курировать поездку вместе с Истоминым, мирно дремал, сцепив руки на животе. Агнесса, бросив мимолётный взгляд на профессора, вышла в тамбур.
Всё вернулось. Поезд, мягкий стук колёс, мерное покачивание, сельские пейзажи за окном… Мандариновый закат, небо располосовано цветными облаками. Так тихо и спокойно. И вдруг в долю секунды всё переворачивается с ног на голову, кресло оказывается наверху, скрежет, звон стёкол, вопли… Потом съехавший с рельсов поезд, будто изломанная игрушка, крики, распластанные люди прямо на снегу… Агнесса пытается встать на четвереньки – надо найти старшего брата, она не может потеряться, ведь это их первая поездка без взрослых. Брат за неё отвечает, его отругают… И бабушка расстроится…
Не получается встать – руки подгибаются, ладошку пронзает боль. Сев на коленки, Агнесса засовывает больную руку под мышку. Прямо перед ней бугор снега, как будто сахарного, кристаллики сверкают под закатным солнцем. На ослепительно белом клочке отпечаталась алая рука – ладошка и пять пальчиков.
Да, идея была так себе. Стоило сразу понять, что эта история обязательно всплывёт.
Поезд пустили под откос активисты «Возмездия ради Справедливости», десять лет назад только что отколовшегося от Единства. Приверженцы Возмездя обвинили Единство, масштабную правительственную патриотическую организацию, в излишнем либерализме. Они считали, что надо полностью перекроить систему, и открыто призывали к «активным действиям», суть которых обычно сводилась к беспорядкам.
Самой громкой их акцией стала серия взрывов, один из которых прогремел во время фестиваля народных промыслов в Растяпинске.
Вспомнив грохот, отбросившую волну, страх, крики, скользившие в чём-то горячо-липком ладони, когда она ползла в дыму неизвестно куда, Агнесса снова ощутила запах гари и солёно-металлический привкус крови и прислонилась к стене. Дыхание пропало, в груди образовалась воронка, грозившая затянуть её в морок, вокруг нагнеталось марево.
Багровый отпечаток ладошки на снегу. С трудом разжав кулак, Агнесса кое-как распрямила пальцы. Бледную ладонь с фиолетовыми сетками капилляров пересекали три удивительно ровные лиловые черты. Шрамы, непостижимым образом распоровшие кожу прямо по линиям жизни, ума и сердца.
– Что с вами? – донёсся откуда-то тихий голос.
Сквозь туман проступило чьё-то лицо. Агнесса обнаружила, что сидит на полу в тамбуре поезда. За окном светилось бирюзовое предзакатное зимнее небо. Наклонившийся человек с беспокойством заглядывал ей в глаза. Быстро сжав руку в кулак, Агнесса наконец смогла вдохнуть.
– Ничего, я в порядке, – прошептала она, пытаясь подняться.
Истомин подал ей руку.
– Благодарю, – ужё твёрже сказала Агнесса, поднимаясь на всё ещё ватные ноги. Она вопросительно посмотрела на Истомина, стоявшего напротив.
– Я шёл проведать профессора Грибницкого, – сказал он после паузы.
– Профессор спит, – произнесла Агнесса, с радостью отметив, что голос восстановился, а ноги снова слушались.
Истомин заглянул в вагон сквозь стеклянную дверь. Все сидели по местам, распития алкоголя и чересчур громких споров не наблюдалось.
– Я подумал…
– Что Грибницкий, возможно, слишком стар для подобных путешествий? – спросила Агнесса, глядя на Истомина вернувшимся холодным взглядом.
– Я имел в виду… – Истомин неожиданно для себя растерялся.
– Грибницкий вполне способен контролировать ситуацию, – твёрдо сказала Агнесса.
– Прекрасно, – сухо ответил Истомин и вернулся в свой вагон.
Грибницкий по-прежнему дремал, проснулся лишь за пять минут до прибытия, когда Агнесса принесла ему имбирный чай.
Студенты разместились в отеле, выполненном в стиле построек девятнадцатого века. Двухэтажные домики из синтетического «дерева» со стилизованными резными наличниками и ставнями оказались весьма уютными.
Вечером ребята собрались в комнате, которую заняли Тоня и Валя.
Ева, лёжа боком на кровати и опираясь на локоть, порхала пальчиками по экрану планшета.
Пару дней назад по всей Гимназии оказались разбросаны журналы, в которых на нескольких страницах в красках описывались якобы вскрытые скандальные факты из жизни гимназистов и преподавателей, все статьи были подписаны «Правдоруб». В частности, в журнал попали фотографии Моники и Самсона. Правдоруб также опубликовал ссылку, по которой можно было попасть на портал, где якобы было выложено откровенное видео парочки. Ева сразу же скачала это видео, вставила туда собственные едкие комментарии и разослала с анонимного адреса всем друзьям Самсона.
– Интересно, это Правдоруб обещал всем рассказать какую-то правду? – Тоня зачем-то начала взбивать подушку.
– Да, эти сообщения всем нервы помотали. – Ева перевернулась на живот и качала согнутыми ногами.
– А что, все их получили? – У Тони подушка упала на пол.
– Я думаю, да, – спокойно сказала Ева, положив подбородок на сцепленные пальцы.
– А я думаю, нет, – отозвалась Валя, устроившаяся на подоконнике с альбомом для набросков и цветными карандашами.
– Те, кто говорят, что ничего не получали, врут, – заявила Ева. – Всем есть что скрывать.
– Так, завтра мы первым делом идём в монастырь, потом поднимаемся на Вражью гору, – диктовала Астра, записывая план действий в коммуникатор. – Надо поклониться мощам, посмотреть иконы, после горы ещё спуститься к набережной. Здесь написано, с горы открывается шикарный вид на водохранилище. – Астра вопросительно посмотрела на Агнессу.
– Да, вид там замечательный, – сказала Агнесса, ни на кого не глядя. – А уж какие живописные остатки города из-под воды торчат.
– В смысле? – заинтересовался Хуберт.
– Когда наполняли водохранилище, затопили городок Мазыйка. Потом уровень воды снизился, и верхушки зданий вышли на поверхность. Та ещё красота.
– Жуть, наверное, – с предвкушением сказал Тимур. – А что там ещё за ужасности происходили?
– Да много чего, – уклончиво ответила Агнесса. – В Растяпинске даже есть специальный «готический» маршрут для туристов.
– Он у нас запланирован? – спросила Лиза с энтузиазмом.
– Нет, – покачала головой Астра. – Ещё чего.
– Тогда ты рассказывай! – Хуберт легонько толкнул Агнессу в бок.
– Да что рассказывать. – Агнесса пожала плечами. – Мой сборник о сундуках и шкафах читал? Там всё есть.
– Это, что, всё правда? – Тоня снова уронила подушку. В своё время она долго не могла уснуть после прочтения сборника мистических рассказов «Сундуки и шкафы».
– Да, – просто кивнула Агнесса. – Там вообще жутко, хотя, и правда, очень красиво.
– Жутко, хотя красиво, – повторил Тимур, хмыкнув.
Агнесса решила не рассказывать друзьям о том, что одно из самых кошмарных для неё мест уже много лет служило источником вдохновения. Собственно, за этим она и приехала.
Утро следующего дня встретило студентов ярким багряным рассветом и лёгким морозцем. После обзорной экскурсии по городу, во время которой гид (молодая девица в стильной шапке-ушанке и длинной узкой юбке) не скупилась на истории об ужасах татаро-монгольского нашествия, массовых расстрелов и о до сих пор живущих в этих местах язычниках, совершающих «кровавые жертвоприношения», студенты отправились в монастырь.
– Здесь, что, до сих пор живут язычники? Правда? – шёпотом спросила Агнессу Валя.
– Да, только никаких ужасных жертвоприношений они не устраивают, – громко сказала Агнесса.
Истории гида приобретали всё более устрашающие краски, и Грибницкий, громко заявив, что его старые кости промёрзли, предложил где-нибудь погреться.
Первым в программе значилось посещение храма в честь Архангела Михаила, где хранились мощи старицы Людмилы, но просто так зайти туда не получилось. Выходные и хорошая погода привлекли в монастырь огромное количество туристов, так что попасть в церковь можно было, только отстояв длинную очередь, конец которой терялся где-то за монастырским садом.
Агнесса заняла очередь к мощам, чтобы дать остальным время прогуляться по монастырю и посетить местный музей, устроенный в бывшей трапезной.
Эту же стратегию избрала группа из какого-то института благородных девиц или духовного училища, возглавляемая умильно улыбающейся женщиной средних лет в чёрном платке. Девочки в одинаковых коричневых пальто и платках разбрелись по территории монастыря, оставив свою наставницу держать очередь за несколько человек до Агнессы.
Очередь продвигалась медленно, Агнесса замёрзла, и её сменил Истомин. Он сообщил, что Грибницкий ушёл греться в чайную, а остальные в сопровождении гида отправились на Вражью гору.
– А вам разве не интересно? – спросила Агнесса.
– Я здесь уже был, – ответил Истомин.
Он приезжал сюда год назад со своими бывшими учениками. Тогда это удивительно красивое место показалось ему до жути пугающим. Как будто что-то затаилось в этой красоте и ждало своего часа, чтобы наброситься, и… Истомин не знал, что дальше, но ничего хорошего явно не предвещалось.
Теперь, когда Истомину сообщили о назначении куратором поездки в Растяпинск, он сразу отказался. Но у других преподавателей уже были свои планы, замены не нашлось, и пришлось ехать. Что конкретно так не понравилось Истомину в прошлый раз, он и сам не мог толком объяснить. Но и теперь ощутил то же самое липкое предчувствие.
Агнесса сходила проведать Грибницкого и быстро вернулась. Очередь продвинулась, и Истомина она обнаружила уже в притворе. Он с небольшой группой паломников вежливо слушал наставницу институток, рассказывающую биографию старицы Людмилы.
После отвратительно жутких историй гида изложение преподавательницы истории православной церкви, как она себя назвала, выглядело приторным сиропом. Старица Людмила Русакова приходилась Агнессе дальней родственницей и была тайной монахиней, что открылось только после её смерти.
Со слов благочестивой наставницы выходило, что жизнь Людмилы была корзиной цветов, а каждая её воспитанница – одуванчиком, хотя на самом деле случалось всякое. И сама старица была простой женщиной, а не восторженной и оторванной от реальности почти бесплотной блаженной. В своё время она выступила против внедрения программы семейного лицензирования, чем свела упоминания о себе практически к нулю. Но приторная рассказчица об этом, конечно, умолчала.
В предыдущее посещение Истомин приложился к стеклу, под которым хранились завёрнутые в ткань мощи, только ради приличия. Он вообще не понимал одержимости костями давно умерших людей.
Та, с которой он ступил на скользкую дорожку, где они оба чуть не разбились, в прошлый раз тоже приехала сюда из чистого любопытства. Её образ проступал почти в каждой благородной институтке, строившей ему глазки за спиной своей кураторши. Где-то внутри зародилось и стало медленно расползаться раздражение, засев в мыслях неприятной занозой. Несколько месяцев он запрещал себе думать об истории, в которую угодил, но теперь, оказавшись в месте, куда они приезжали, уже храня тайну, отгораживаться от свербящих воспоминаний становилось всё трудней.
Из равновесия выводило всё – от самого места, давившего всплывающими прошлогодними картинами, до людей. Жеманные девочки с умилённой учительницей, Чистые Сёстры, принципиально не замечающие ничего вокруг и уткнувшиеся в свои одинаковые книжки, туристы с маленькими невоспитанными детьми. Финальным аккордом стало появление той, кого он терпел с трудом.
Агнесса подошла и сообщила, что Грибницкий повёл ребят в музей, и всего лишь спросила, не хочет ли Истомин к ним присоединиться. Истомин в ответ чуть не наговорил грубостей, но, увидев её холодный пронизывающий взгляд, вдруг ощутил абсолютную пустоту.
– Вы в порядке? – спросила Агнесса, глядя на него без малейшего интереса.
– В полном, – ответил Истомин, отвернувшись.
Очередь потихоньку продвигалась, и начали подтягиваться ребята из группы. Ева появилась с кислым выражением лица. Увидев причину недовольства подруги, Агнесса не удержалась и тихо рассмеялась. От шуршащего звука её смеха у Истомина холодные мурашки побежали по шее. А рассмотрев открывшиеся в улыбке синюшных губ двойные зубы-клыки, он резко отвернулся и с трудом удержался, чтобы не выбежать из церкви.
Ева пришла в монастырь в короткой юбке, и, совершенно равнодушная к чужому мнению, не обращала внимания ни на презрительные взгляды институтских девочек и Чистых Сестёр, ни на недовольное цыканье других паломниц в юбках до пят. Ничто не омрачало настроения Евы до тех пор, пока тётенька, следившая за порядком в храме, не заставила её накрутить на талию фартук из старой ткани неопределённого цвета. На голову Евы накинули полупрозрачный малиновый шарф, тоже из общедоступного монастырского гардероба для невежественных посетительниц. Ева закрепила шарф модными узлами, отчего выглядела ещё более нелепо.
– Ну, в чём-то смотрительница права, – сказала Агнесса, отсмеявшись. Сама она предусмотрительно надела под пальто платье ниже колена и накинула на голову шарф. – Это всё-таки мужской монастырь, не стоит смущать людей мини-юбкой.
– А я чем провинилась? – Вокруг талии Астры тоже оказался намотан фартук, только не серо-бурый, как у Евы, а линяло-пёстрый. Выданный платок сверкал золотистыми нитями с затяжками и торчавшей во все стороны бахромой. Астра даже не попыталась придать своему временному головному убору приличную форму.
– В брюках и без головного убора в церковь нельзя! – гаркнула, проходя мимо, смотрительница.
– Здесь с этим строго, – с притворной серьёзностью сказала Агнесса. Пару лет назад она посмела войти в храм в платье на пару сантиметров выше колена. Та же дежурная прямо во время службы, никого не стесняясь, за локоть протащила её через весь храм к выходу, где в старом сундуке хранились платки и фартуки, одним своим уродством, очевидно, призванные наказать прихожанок за нарушение правил.
Этот огромный кованый сундук тогда дал толчок к написанию первого рассказа сборника. Теперь же никакого, даже малейшего порыва к творчеству Агнесса не ощущала, как ни старалась.
Подошла очередь Чистых Сестёр. Их руководительница проследила, чтобы каждая приложилась к раке, перекрестилась столько раз, сколько положено, и провела у мощей строго определённое количество времени.
За Чистыми Сёстрами с пренебрежением наблюдали институтки, чья очередь была следующей. В отличие от Сестёр, эти девочки серьёзно застопорили продвижение, потому что собрались не все, и их наставница ещё некоторое время стояла у раки, проталкивая опоздавших подопечных без очереди.
Семейная пара поклонилась мощам и спокойно удалилась, следом грузный мужчина со спящим мальчиком на руках старательно удерживая ребёнка в равновесии, кое-как наклонился к раке, ткнулся лбом в стекло, с трудом перекрестился и отошёл.
Стоявший впереди Истомин по-джентльменски пропустил вперёд Еву и остальных гимназисток. Но стоило Еве вделать шаг к раке, как наставница благонравных студенток снова перегородила проход, чтобы её ученицы приложились к мощам вне очереди. Оттеснив Еву, она упёрлась в стену, буквально создав рукой шлагбаум.
Институтки одна за другой степенно подошли к раке, нарочито тщательно перекрестились и приложились к мощам, наклонившись при этом так, что длинные разрезы их якобы пуританских юбок открыли всем присутствующим панорамный вид на своё нижнее бельё. У одной обнаружились кружевные чулки, у второй – панталоны с начёсом.
Мужчина с мальчиком на руках собирался поставить свечку, но застыл с приоткрытым ртом.
Когда «шлагбаум» перекрыл проход, Ева слегка оторопела, но быстро пришла в себя, и, обратившись к наставнице девочек, прошедших вне очереди, громко и отчётливо произнесла:
– Послушайте, дама, вы ведёте себя неприлично.
Эхо стен древней церкви великолепной акустикой размножило слова и донесло до всех находившихся в храме.
Мужчина с мальчиком выронил свою свечку и, пока пытался её поймать, опрокинул ещё десяток. Девочки, продемонстрировавшие всему храму то, что скрывалось под юбками, замерли у раки. Их наставница с застывшей умилительной улыбкой медленно повернулась к Еве и окинула её ледяным взглядом.
