Текст книги "Охота на ведьму (СИ)"

Автор книги: Алена Харитонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

На вкрадчивый вопрос мага юный рисовальщик покорно и равнодушно ответил:

– Да, Тальгато очень устал. Все бросили Тальгато и оставили ему страшный беспорядок.

Торой нахмурился – юному подмастерью час от часу делалось хуже, словно сумасшествие всё теснее оплетало его рассудок липкой паутиной. Паренёк смотрел в одну точку и непрестанно покачивался. Вперёд, назад, вперёд, назад, вперёд, назад… Чародей предпринял попытку удержать мальчика за плечи и, надо сказать, попытка эта даже увенчалась относительным успехом – покачиваться, словно ковыль под ветром, Тальгато перестал – теперь туда-сюда болталась только его голова.

– Вот, выпей, и сразу станет легче. Ты уснёшь, а, когда проснёшься, всё будет как прежде, – мягко сказал маг, размыкая судорожно сцепленные мальчишечьи ладони – все в пятнах засохшей краски.

Паренёк поднял на чародея бессмысленные, полные детской надежды глаза и прошептал:

– Правда? – из левого глаза выкатилась тяжёлая одинокая слеза.

– Правда, – убеждённо соврал Торой. – Пей.

И Тальгато выпил зелье, которое предложил ему незнакомый волшебник. Зелье оказалось горьким и невкусным, это так обидело мальчика, что он заплакал навзрыд. Впрочем, слёзы быстро высохли, и на рисовальщика навалилась блаженная истома. Он закрыл глаза и обмяк, утонув в уютном кресле.

– Люция… – Торой отшвырнул пустую пиалу. – Мне нужна твоя помощь. Быстрее! Зелье действует недолго и скоро наш горемыка…

– Умрёт?! – всплеснула руками ведьма. – Ты убил мальчика?

Маг бросил на свою спутницу испепеляющий взгляд:

– Ты хоть иногда можешь подумать обо мне не как о кровожадном самодуре, а? – огрызнулся он и пояснил. – Я лишь собираюсь аккуратно проникнуть в сознание этого несчастного. Бедняга настрадался, поэтому придётся использовать самые щадящие методы. Держи его за голову.

Ведьма, которой держание жертвы за голову никак не казалось щадящим методом, всё же покорно стала за спинкой кресла и крепко стиснула виски безвольного Тальгато.

– Отлично. Так и стой. Это на тот случай, если он вдруг дёрнется во сне. – Торой ногой придвинул к креслу табурет, уселся аккурат напротив рисовальщика и добавил, – если дёрнется, не пугайся, он спит крепко и не видит снов, любые судороги – лишь отзыв тела на то или иное воспоминание.

Потом подумал и закончил:

– Ну, а если дёрнусь я… значит, плохи наши дела.

Ведьма испуганно открыла рот, чтобы отговорить волшебника от опрометчивого поступка, но тот лишь махнул рукой и раздражённо пробормотал себе под нос:

– Эх, давно я этого не делал…

Торой закрыл глаза и посмотрел на Тальгато внутренним взором. Странно, он-то принял мальчишку за мага-подмастерье, а на деле – ни малейших способностей к волшебству – самый обычный человек. Что он делает в Гелинвире? Волшебник осторожно, едва ли не ласково коснулся рассудка паренька. Сознание, некогда имевшее радостный оранжевый цвет (его яркие сполохи нет-нет да высверкивались над головой рисовальщика), теперь стало грязно-охристым, мутным, словно стухшая вода. Прогнав бегущие по телу мурашки, Торой сделал глубокий вдох и шагнул в это полусумасшедшее чужое «я». Разум Тальгато болезненно вздрогнул и, ведомый инстинктом, попытался отпрянуть. Не вышло. Чужак легко проник в мысли, слился с ними и перестал чувствоваться как незваный пришлец.

На этот раз чародей выбрал в качестве прообраза не двери. С врагом подобная бесцеремонность вполне оправдывала себя – растерянность, вызванная неожиданной болью, помогала уверенно водвориться в чужом сознании, но Торою сейчас требовалось вовсе не это. Он не хотел водворяться и причинять Тальгато боль, лишь подглядеть за последними днями жизни рисовальщика. А подглядеть можно и в окна.

Маг и выдохнуть не успел, как оказался в самолично придуманном (надо сказать наспех) коридоре. Поскольку Торой не утруждался измысливанием деталей, коридор получился бесконечным, теряющимся во мраке, лишённым каких бы то ни было эстетических прикрас – неровные каменные стены, безликий пол, а потолка и вовсе не намечалось – лишь непроглядная тьма наверху. Зачем он нужен – потолок? В кривых мрачных стенах тоскливо бликовали грязные стёкла окон. Даже этот выдуманный коридор не скрывал царящих в сознании Тальгато неразберихи и хаоса – в затянутых паутиной окнах то и дело мелькали смутные образы недавних (и очень далёких) воспоминаний. Чаще образы были размытыми и нечёткими – именно такие наполняют сознание сумасшедших, рассудок которых непременно искажает и не удерживает надолго то или иное событие. Иногда (в таком случае образ получался более чётким и понятным) в окне мелькало нечто давнее, из той жизни, когда Тальгато ещё не увяз в болоте безумия.

Так, например, Торой увидел всамделишную деревенскую улицу, по которой хилого мальчонку лет пятнадцати таскал за вихры дюжий мужик. Воздух вокруг паренька и его мучителя вспыхивал тревожными красками страха, боли и унижения. Но, вот к мужику подошёл некто низкорослый, в мантии мага. Ага, стало быть, гном… Ну, если гном, то одно из трёх – либо краснодеревщик Лун, либо оружейник Шаха, либо художник Айе.

Вот гном повернулся лицом. Айе. Значит, Тальгато действительно рисовальщик… Но почему гном взялся учить человека, неспособного к волшебству? Какой в этом смысл? Да и зачем везти неумёху от чародейства в Гелинвир? Не найдя ответа ни на один из вопросов, Торой двинулся дальше – смотреть, чем закончится встреча добряка гнома и маленького забитого рисовальщика, не имело смысла.

В новом окне (пыльном и мутном) не открылось ничего интересного. Обычные ученические будни – холсты, краски, эскизы, кисти, угольные карандаши. А вот в следующем…

Торой вжался пылающим лбом в грязное стекло и застонал. Ничего страшнее он ещё не видел. Нашли, называется, надёжное убежище в Гелинвире…

* * *

Люция, которая, как ей казалось, уже битый час топталась за спинкой кресла, удерживая безвольную голову спящего Тальгато, подпрыгнула от ужаса – волшебник дёрнулся на своём табурете и судорожно вздохнул. Причём ведьма могла поклясться – в этом судорожном вздохе звучал неподдельный ужас. Совершенно струхнув, девушка ещё сильнее стиснула голову рисовальщика и забормотала старинную мольбу к Силам Древнего Леса, прося их о заступничестве и вспомоществовании. И Силы услышали!

Торой резво, словно ему прописали хорошего пинка, вскочил с табурета и, хватая ртом воздух, осел на пол. Создавалось впечатление, будто он не из чужого сознания вышел, а вынырнул из пучины, причём едва живым. Несколько секунд, скрючившись на корточках, маг молчал – восстанавливал сбившееся дыхание – а потом поднял на свою спутницу дикое лицо.

– Люция, – выдавил чародей. – Ты даже не представляешь, что здесь произошло…

Девушка передёрнулась – так жутко прозвучал осипший голос Тороя – и обречённо сказала:

– Ну, рассказывай что ли. – Она предпочитала не паниковать раньше времени, мужчины, как известно, любят сгущать краски – только волю дай.

Однако прежде, чем что-либо поведать, волшебник указательным пальцем коснулся переносицы Тальгато. Слабое мерцание осенило страдальческое лицо мальчишки. И едва погас переливчатый сполох Силы как осунувшийся рисовальщик преобразился – пропали мученические складки в уголках губ, разгладился лоб, и дыхание стало спокойным, почти неслышным. Теперь паренёк казался самым обычным ребёнком, ну, разве только выглядел младше своих лет.

– Этот мальчик уже никогда не будет прежним. – Тихо произнёс Торой. – Рассудок не излечить никаким волшебством, я могу лишь облегчить его мучения крепким сном.

Ведьма сглотнула – с некоторых пор она верила в могущество своего волшебника едва ли не больше, чем в Силы Древнего Леса, и уж коли он говорил, что мальчик навсегда останется блаженным… Значит, у Тальгато и впрямь нет никаких шансов. Но даже не это ужаснуло девушку, её напугало другое – мысль о том, что должно было случиться в магической столице, чего не выдержал разум очевидца?

– Торой, – взмолилась колдунка, – да говори ж, наконец, я и так вся трясусь!

Собственно и волшебника при воспоминании о произошедшем в Гелинвире охватывала животная паника. Вся хвалёная сдержанность развеивалась без следа.

– Понимаешь, Люция, все маги и чародеи Гелинвира, – начал свой рассказ Торой, – умерли оттого, что кто-то стремительно вытянул из них Силу…

Ведьма захлопала глазами и уточнила:

– Их всех низложили?

Теперь она смотрела на волшебника с такой же жалостью, с какой давеча глядела на Тальгато. В первое мгновение Люция и впрямь засомневалась в здравости Тороева рассудка, подумала без обиняков, что нагулялся чародей в мыслях сумасшедшего и сам на время тронулся. Однако волшебник, нервно расхаживающий по комнате, вид имел скорее озабоченный, нежели безумный:

– В том-то и дело, что нет! – запротестовал он, рубя ладонью воздух. – Низложение отбирает лишь дар волшебства. А здешних магов буквально выпили до донышка – вытянули не только способности, но и жизненные соки. Поэтому они так похожи на старинные Атийские мумии. Кто-то выжал их без остатка за считанные секунды.

Теперь по комнате забегала, схватившись за голову, ведьма. А ведь буквально седмицей раньше она и подумать не могла, что известие о смерти Магического Совета повергнет её в такой транс, и эвон как всё вышло. Впрочем, Люция не была кровожадной, а потому никогда не желала чьей-то смерти (ну, тот подлый чернокнижник, что копошился у неё в сознании, конечно, не в счёт). Тем более, как успела колдунка разглядеть груду сложенных на площади тел, среди гелинвирцев были и дети, и подростки, и убелённые сединами старцы и даже… о, Силы Древнего Леса! Даже эльфы!

– Торой, – выдавила девушка, – но это невозможно…

Волшебник замер посреди комнаты.

– Прости, что ты сказала?

– Я сказала, что это невозможно. – Повторила она, оседая на табурет.

– Да! – с жаром согласился маг. – Да! Ты совершенно права – это невозможно!

И тут же растерянно закончил:

– Но это случилось.

– А почему, в таком случае, выжил Тальгато? – задала ведьма вполне резонный вопрос. – Почему не погиб, как остальные?

Эта хилая заковыка не смутила волшебника и не нарушила стройный ход его предположений.

– Я думаю, Тальгато с рождения немного отсталый. – Убеждённо ответил Торой. – Это объясняет его некоторую глуповатость. Мальчик, конечно, был единственным слабоумным в Гелинвире. А на таких волшебство не действует. Почти. Наш рисовальщик всё же лишился тех крох Силы, которые дала ему природа, да ещё и окончательно ослаб рассудком, то ли от боли, которая сопутствует любому низложению, то ли от одиночества, то ли от страха, то ли ото всего вместе.

Ведьма с сомнением посмотрела на спящего в кресле паренька и неуверенно спросила:

– Разве на обучение в Гелинвир принимают слабоумных магов?

Волшебник в ответ лишь горько усмехнулся:

– Люция, наш Тальгато всего лишь безобидный деревенский паренёк, отстающий от своих сверстников. Он не бешеный. Был во всяком случае. И, кроме того, у мальчика действительно талант. Рисует он превосходно. Во всяком случае, я такое видел только на картинах эльфийских мастеров.

Последнее замечание мало тронуло Люцию, которая выросла в кособокой лесной избушке и, само собой, ни разу в жизни не видела картин вышеупомянутых мастеров. Ведьма молчала, обдумывая сказанное волшебником, и дико волновалась. Она то и дело вскакивала со стула и принималась бегать из угла в угол. У мага после странствия по задворкам Тальгатоова сознания и без того кружилась голова, а мельтешение колдуньи совсем сбивало его с мыслей.

– Глупость какая-то! – тем временем жалобно повторяла девушка. – Кому, ну кому понадобилось убивать столько волшебников?

– Да, – произнёс Торой, – мне это тоже интересно…

Он запнулся, и колдунья тут же воспользовалась образовавшейся паузой:

– Но как же ты???

– А что я? – волшебник удивлённо посмотрел на свою собеседницу.

– Но ведь ты – маг! И, насколько я вижу, ты жив, здоров, в меру прожорлив и вовсю чародействуешь!

Торой горько усмехнулся.

– Твой покорный слуга в момент действия колдовства находился в Мираре, то есть был за тридевять земель, да и, окажись поблизости, чары навряд ли подействовали – я ведь был низложен, а что у такого отнимать? Как видишь, окаянное заклятье защитило получше волшебных стен.

Ведьма прошлась по комнате, ломая пальцы и не замечая звонкого хруста суставов. Наконец, она сказала:

– Значит, погибли только гелинвирские волшебники? А королевский чародей? Ну, который тебя спас от Ноиче, он случайно не был похож на сушёный гриб?

Крепко спящий Золдан, как помнил ученик, на мумию не походил, поскольку, охваченный колдовским сном, оставался крепок, тяжёл и румян.

– Так, значит, он не умер? – заключила ведьма и тут же поспешно спросила. – И, стало быть, не низложен?

Торой утвердительно кивнул:

– Конечно, нет! Это ж какую силищу надо иметь, чтобы низложить всех чародеев! Хотя, теоретически, отобрать Могущество можно и во сне. Но зачем неизвестной ведьме убивать всех магов? Удар, я думаю, пришёлся на Гелинвир – здесь разом были уничтожены лучшие волшебники сопредельных королевств. А истреблять всех прочих попросту нет смысла. К чему? Остальных достаточно усыпить. Пока проснутся, пока опомнятся, пока то да сё… Есть все шансы…

– Что? – нетерпеливо подогнала колдунья осекшегося неожиданно мага. – Что за шансы?

Торой округлившимися глазами смотрел перед собой, словно не веря неожиданной догадке. Наконец, с трудом произнёс:

– Есть все шансы прийти и занять Гелинвир. Ты же слышала, ещё тогда, в Мираре, горшечник, который нас подвозил, говорил, будто колдуны и чернокнижники зачем-то стекаются в Атию… Должно быть, это являлось частью некоего плана.

– Они встретились, чтобы нанести удар? – тут же торопливо предположила Люция.

Собеседник в ответ лишь покачал головой:

– Нет, не думаю. Подобные перемещения, по всей вероятности, были лишь уловкой – пока Великий Магический Совет держал под колпаком колдунов и некромантов, стекающихся в Атию, кто-то, кто придумал всю эту катавасию, умело прятался в Мираре и делал то, что требовалось – какие-то манипуляции с зеркалом. Впрочем, нет, не знаю, это всего лишь догадки…

Он сбился, запутавшись в предположениях, и замолчал – только длинные пальцы напряжённо продолжали тереть подбородок. Ведьма подошла к волшебнику и осторожно коснулась его плеча. Торой стоял лицом к камину – бледный и растерянный. Сперва он не заметил утешительной ласки и даже не обернулся, но, когда девушка неуверенно коснулась его плеча лбом, вздрогнул.

Некоторое время они стояли неподвижно, глядя на огонь – два растерянных испуганных человека в опустошённом мире, полном хаоса. А потом маг осторожно обнял колдунью, и она, окончательно осмелев, уткнулась ему носом в шею. Огонь в очаге уютно потрескивал, углы комнаты терялись в полумраке, тихо сопели спящие дети, за окном шелестел нудный дождь. И никогда в жизни Люция не чувствовала себя так хорошо.

А Торой, прижавшись щекой к каштановому затылку ведьмы, думал вовсе не об уюте и даже не о погибших магах. Он, совершенно не к месту, вспоминал подругу своего далёкого детства. Ту самую Тьянку, которую часто лечил после розог, получаемых (и весьма справедливо) от щедрот папаши повара. Вздорную непоседу, что погибла в неполные пятнадцать лет и которой в самый решительный момент Торой не смог помочь. Именно тогда Золдан впервые увёз его в Гелинвир, дабы представить Совету. Визит продлился три дня и именно в один из этих трёх дней Тьянка, отправленная отцом в «холодную» за овощами, оскользнулась на длинной каменной лестнице и расшиблась насмерть. Видать, торопилась, непутёвая, поскорее выполнить скучное задание, да улизнуть на реку.

Торой и Золдан вернулись как раз через сутки после обряда похорон. Придворный лекарь сказал в утешение, мол, девочка совсем не мучалась. Даже, наверное, не успела понять, что произошло. Но Торой сомневался. Как же это так? Умереть и не понять, что покинул мир живых? Глупость какая-то. И юный волшебник, которому до того момента ни разу не доводилось кого-то терять, всю ночь простоял у окна, глядя в темноту. Словно неживой. Тогда он впервые понял, насколько хрупко и ненадёжно человеческое существование. А коли так, коли смерть может настигнуть в любой момент, то и дорожить этой жизнью нечего, один итог – когда-нибудь загнёшься. А уж какая разница – годом раньше или годом позже?

Увы, Торой не умел плакать. Не плакал и узнав о Тьянкиной смерти. Только пусто-пусто стало на душе, так безвыходно одиноко, что хоть волком вой. А ещё обидно. Обидно на Тьянку, которую нелёгкая понесла в прискок по скользким ступеням «холодной», на лекаря, который не сумел помочь. И, главным образом, конечно, обидно на себя, что не успел сказать подруге что-то значимое и важное. Не успел. И не успеет же.

С тех пор как-то и повелось, что юному магу стало нечем дорожить. Во всяком случае, до сегодняшнего дня. Волшебник замер, боясь спугнуть непривычное замирание сердца – девушка в его объятиях, вздорная и насмешливая, с бледными улыбчивыми губами и прозрачной зеленью глаз показалась вдруг самой главной драгоценностью.

Сердце мага билось ровно и размеренно, Люция чувствовала это по ритмично пульсирующей жилке на шее. Колдунья боялась пошевелиться и отстраниться, хотя отстраниться очень хотелось – в отличие от Тороева, её сердце пустилось в такой непристойный пляс, что девушке стало стыдно – ну, как маг заметит беспорядочные трепетания? А потом она махнула на всё рукой и прижалась к волшебнику ещё крепче.

Наконец, стоять в обнимку и дальше, по мнению Люции стало просто неприлично. Девушка оторвалась от уютного плеча и посмотрела на волшебника задумчиво и растерянно. Торой улыбнулся уголками губ. Ведьме очень хотелось, чтобы он её поцеловал, как тогда, на заснеженной улице. Очень-очень хотелось. Но он не поцеловал, лишь посмотрел ей через плечо. Раздосадованной колдунке против воли пришлось обернуться, чтобы узреть во всей красе заспанного Эйлана с Кошенькой на руках.

– Мы уже приехали? – уточнил мальчик, которого все треволнения нынешнего вечера удачно обошли стороной. – А я есть хочу.

Девушка выругалась про себя, но момент, удобный для поцелуя, был безвозвратно упущен.

– Будешь бульон? – вздохнула ведьма.

* * *

Торой стоял у окна и краем уха слушал, как колдунья отвечает на какие-то расспросы паренька и рассказывает ему обязательную перед сном сказку. Волшебник смотрел на серую завесу дождя. И думал. Хм, а ведь Люция оказалась права – жуткие чары не пощадили никого, даже эльфов. Маг хотел посмотреть, был ли среди погибших Бессмертных Алех, однако в общей куче обезображенных тел сложно было отыскать кого-то определённого. Вполне возможно, что в момент нанесения удара Алех отсутствовал. Остроухий волшебник часто бывал в разъездах и не особенно любил протирать хитон на заседаниях. По эльфийским меркам он был ещё слишком молод, а потому в меру непоседлив – триста восемьдесят лет, разве это за возраст для бессмертного? И всё же, маг уныло вздохнул, понимая, что надежды могут и не оправдаться. Да что там! Наверняка не оправдаются. Скорее всего, сдержанный щёголь Алех лежит в общей куче – такой же сморщенный и высушенный.

На душе стало совсем мерзко. Как бы сильно не презирал низложенный чародей многих эльфов и волшебников, а погибших было жаль. Жаль и выжившего безобидного Тальгато, волей судьбы оказавшегося в Гелинвире в столь неурочный час. Просто жаль. А о грядущем хаосе и беззаконии, вызванных устранением светил магии, даже думать не хотелось.

– Их нужно похоронить, – тихо сказала подошедшая Люция. – Если это возможно. Мальчишкам завтра ни к чему видеть груду мёртвых тел.

Волшебник молча кивнул, соглашаясь.

– Что мы теперь будем делать, Торой? – спросила ведьма. – Куда нам бежать? Где прятаться?

– Бесполезно бежать и прятаться, – ответил маг. – Нас уже дважды находили. Найдут и трижды, если понадобится. Собственно, после давешней битвы, ведьме вообще проще простого меня отыскать. Теперь она знает, как я выгляжу под внутренним взором, а это всё равно, как если бы охотник шёл по чётко оставленному зверем следу. Жаль только, что в нашем случае она охотник, а мы четверо (точнее, уже пятеро, если считать вместе с Кошенькой) – дичь.

Он рассеянно постучал пальцами по подоконнику. Сердце Люции сжалось.

– Без тебя мы тоже не побежим! – отчаянно выпалила она.

Маг в ответ только кивнул:

– Знаю. Да и не убежите вы далеко. А где вас спрятать я не имею ни малейшего представления. Гелинвир больше не магическая крепость. Это всего лишь каменный оплот, лишённый Силы. И населённый призраками…

Но даже эти мрачные эпитеты не испугали Люцию. Вместо того чтобы пасть духом, она воинственно возмутилась:

– Но почему мы должны оставаться дичью? Нужно стать охотниками! Нужно дать отпор!

Волшебник лишь улыбнулся этой горячности:

– Милая Люция, мы не можем стать охотниками по двум причинам. Первая – загнанный в угол зверь способен только защищаться, а не охотиться. Вторая – мы даже не знаем толком, от кого защищаться. Для нас сейчас каждый незнакомец – враг.

Но колдунка снова упрямо мотнула головой:

– Тогда нужно подготовиться к битве. О, Силы Древнего Леса, почему в этой крепости не выжил ни один маразматик эльф! Уж этим бессмертным всегда хорошо известны тайны прошлого, уж они-то, небось, всё знают и про зеркало и про всякое прочее…

Девушка не успела договорить как Торой подхватил её на руки, стиснул в объятиях и закружил по комнате.

– Люция, ты умница! – громким шёпотом воскликнул он, стараясь не разбудить спящих мальчишек. – Ты умница! Я не перестаю тебе удивляться!

И маг снова порывисто обнял девушку. Голова у Люции закружилась ещё сильнее, сердце затрепыхалось в груди, словно безумный маятник, ведьма неожиданно ослабла и даже не смогла обнять волшебника в ответ – руки бесполезными плетьми повисли вдоль тела, только маятник в груди продолжал отчаянно раскачиваться. А Торой подумал, что ещё никогда в жизни не был так необъяснимо счастлив. Он поставил Люцию на пол и зачастил, схватив девушку за плечи и время от времени встряхивая, будто спелое плодовое дерево:

– Ты умница! Ты даже не представляешь, какая ты умница!

Люция кроткая и совершенно сомлевшая сползла вдоль стены на подоконник и счастливо захлопала ресницами. А Торой с прежней запальчивостью продолжал:

– Здесь огромная библиотека, нужно только хорошенько порыскать по полкам и, наверняка, что-нибудь отыщется про волшебное зеркало. Сила побери, я уверен, что отыщется! – он с облегчением приложил ладони к воспалённым глазам. – Какая ты молодец, я бы ни за что не сообразил в этой панике…

Колдунка, которая ни слова не произнесла про библиотеку, а по чести сказать, вообще с трудом понимала, что говорит Торой – только отрешённо улыбалась. Девушка не думала ни о каких библиотеках, ни о каких зеркалах – она ещё не опомнилась от столь неожиданно обрушившихся на неё объятий.

А маг, меж тем, заполошно носился по комнате.

– Да, да, надо посмотреть в библиотеке! И потом, у меня ведь есть лист с руной Чие, оставленный Рогоном. Я всё ломаю голову – при чём здесь Безмолвие? Нужно подробнее её изучить, ведь не просто же так он это начертал. Я сейчас же пойду в библиотеку и…

– Торой, – прервала его нервное бормотанье Люция, наконец-то, взяв себя в руки. – Торой!

– А? – он обернулся уже будучи у двери. – Что?

– Сейчас ночь, нам нужно отдохнуть с дороги, мы всё отыщем завтра, а сегодня лучше придумать, что делать с телами. – Она кивнула в сторону окна, за которым на мостовой лежало то, о чём шла речь.

Волшебник замер и только теперь взгляд его прояснился – азарт несколько поутих. Чародей не без труда успокоился и смущённо произнёс:

– Ты права… А я что-то совсем отупел. Идём на улицу.

* * *

Они стояли под дождём, держась за руки. Ведьма не смотрела на груду тел, предпочитая отводить глаза в сторону. Торой же, обладавший куда более завидным хладнокровием, решительно выпростал руку из-под широкого плаща и простёр её перед собой. И теперь колдунке не оставалось ничего иного, как, поддавшись любопытству, устремить взгляд на мага – чего-то придумает?

От кончиков пальцев волшебника поплыл поток дрожащего марева – словно жар из раскалённого горна. В волнах призрачной дымки мир дрожал и расплывался. Вот странные чары окутали тела погибших, заключили их в мерцающий кокон. Скрюченные, вывернутые останки колыхались за пеленой марева, утрачивая чёткость. А потом откуда-то со стороны подул лёгкий ветер. Он развеял мелкие дождинки и потянул прозрачную дымку к крепостной стене. Мерцающий поток, переливаясь и курясь в волглом воздухе, плыл над мостовой, над изогнутыми мостами… Плыл медленно, словно понимал трагизм и торжественную драматичность ситуации. Он возносился в мрачную высоту, изящно огибая тонкие дуги воздушных мостовых, и в его потоках клубилась и парила мелкая серая пыль – так ветер поднимает с тротуаров песок и гонит, гонит его вперёд.

Когда же колдунья опустила глаза – на мостовой, там, где ещё мгновения назад лежали тела погибших, поднимались в воздух последние дуновенья то ли пепла, то ли праха. А спустя ещё мгновенье не осталось и вовсе ничего – лишь сухая брусчатка, которую тут же окропил нудный дождь.

– Вот и всё. – Тихо сказал Торой. – Как говорит наш рисовальщик «теперь здесь полный порядок».

Девушка содрогнулась и спросила:

– Когда мы умрём, с нами будет то же самое?

Волшебник пожал плечами:

– Ну… всё зависит от того, как мы умрём. Если, скажем, неизвестная ведьма решит превратить нас в каменные статуи, которые будут украшать её покои – сомневаюсь, что бы мы когда-либо обратились в две-три горстки праха. Скорее, будем стоять и пялиться каменными глазницами в пустоту. Может, конечно…

Судорожное всхлипывание послужило своеобразным аплодисментом его мрачной шутке.

– Идём. Да не плачь ты, пошутил я, – проворчал Торой и тут же добавил, – не догадается она про статуи, испепелит быстро и безболезненно.

Люция зашипела и ткнула волшебника в бок жёстким кулачком. Однако Торой не обратил внимания на непочтительность спутницы, он вглядывался в темноту и напряжённо к чему-то прислушивался, а потом, вдруг нарушил молчание:

– Я думаю, наша ведьма прибудет в Гелинвир через пару суток.

Юная колдунка даже рот открыла от восхищения – как это маг эдак ловко и без усилий определил, где находится коварная вражина? Но вредный волшебник в подробности вдаваться не стал, только коротко ответил: «Я её вижу. Она далеко».

Ведьма крайне озадачилась подобным заявлением. Ну, как же это так – без заклинаний, без шептания таинственных наговоров – просто закрыть на пару мгновений глаза, постоять в тишине и объявить восторженно таращащейся неискушённой зрительнице, мол, ведьма ещё не близко! И всё-таки любопытная колдунка выбила из мага объяснения, до которых он явно не был большим охотником. Торой пояснил:

– Я с самого утра слежу за ней внутренним взором и вижу, что наша преследовательница пока далеко, ещё даже не за пределами Флуаронис. Однако она приближается и, должно быть, завтра к вечеру или послезавтра утром будет здесь.

– Но как ты её видишь? – удивилась Люция.

Маг пожал плечами:

– Очень просто, там, на горизонте, сполохи её Силы – чистый аметист, щедро подсвеченный пурпуром нетерпения и злости.

– Так она фиолетовая? – протянула девушка и тут же поспешно спросила, не переборов любопытства. – А какая я?

Торой усмехнулся и ответил:

– Если хочешь такого же поэтического сравнения, то ты – хризолитовая.

Люция наморщила лоб (ещё бы, откуда ей знать хризолит, хорошо хоть про аметист поняла) и недовольно буркнула:

– Это как?

– Бледно-зелёная. – Пояснил маг.

На этом беседа закончилась.

* * *

Библиотека оказалась такой же громадной, как и всё в Гелинвире. Ведьма никогда раньше не видела столь больших комнат. Потолок терялся в необозримой высоте, грандиозные окна, заплаканные дождём, навевали тоску, мозаичный пол пестрил в глазах, а ещё длинные-предлинные стеллажи со старинными свитками и рукописями. Одним словом – скукота. И всё же нынешние обитатели крепости с самого раннего утра собрались в этом мрачном месте.

Тальгато сидел на широком мраморном подоконнике и самозабвенно рисовал угольным карандашом в потрёпанном альбоме какие-то затейливые орнаменты. Эйлан, которому подобные кроткие развлечения казались скучными, носился среди гулких книжных коридоров, играя с Кошенькой в догонялки. Топот ног и клацанье когтей по мраморному полу многократно умножались гулким эхом.

Впрочем, эхо совершенно не мешало склонившимся над конторкой ведьме и магу. Торой вдумчиво листал огромную невероятной толщины книгу, а Люция, подглядывала в текст из-за его плеча. Говоря проще – каждый был чем-то занят. Шелест переворачиваемых страниц, скрип карандаша по бумаге, да счастливые повизгивания Эйлана создавали обстановку совершенной безмятежности. Но двум взрослым было не до умиления.

После долгих и безуспешных попыток сориентироваться среди многочисленных полок, Торою удалось-таки найти старую книгу о древних артефактах с утомительным и длинным названием «Предметы во благо человеческое и супротив сего блага некогда созданные, уничтоженные, утерянные и обретённые. По описи и с повеления Великого Магического Совета магом-рукописцем Каисом составленные».

В книге, по прикидкам ведьмы, было никак не меньше тысячи страниц и все мелко-мелко исписаны… Да, видать, вышеозначенный рукописец Каис был парнем усидчивым и строчить пером ой как любил…

Волшебник тем временем пробегал глазами страницу за страницей, но до сих пор не находил ничего подходящего. Правда, и продвинулся недалеко, листов на сорок.

«И чего этот кропотун Каис список содержимого не составил? – подумала Люция. – Вот в ведьмачьих книгах завсегда содержимое на первой страничке перечислено – так и искать быстрее, и сразу понятно, что да где найдёшь. Маги-то, видать, позже до этакого удобства додумались, а когда смекнули, то, наверное, из гордости не стали подражать особенностям ведьмачьего книгосоставления».

Колдунья скучала. Её не развлекал даже тот помпезный факт, что она первая и пока единственная ведьма, ступившая на мостовые Гелинвира и в его святая святых – Главную Библиотеку, кладезь волшебных знаний.

Прям уж и честь…

Время от времени девушка отходила к окну и смотрела на творение Тальгато. Рисовальщик застенчиво улыбался такому вниманию и, как назло, рисовать сразу же прекращал. Люции было неимоверно жаль – следить за работающим художником оказалось куда как интереснее, чем за читающим магом, но художник совершенно не мог работать, когда на него таращились. Пришлось вернуться к конторке и, стоя рядом с волшебником, лениво обмахиваться сложенным вдвое листом бумаги.