Текст книги "Кубинец (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

Соавторы: Сергей Линник
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Первым желанием было бросить всё и уехать. Просто исчезнуть, раствориться в ночной Гаване, забыть об этом моменте, о революционерах, о мерцающем свете внутри банка. Но ноги будто приросли к педалям, руки – к рулю. Но потом я ощутил какой азарт. И даже странный, болезненный интерес к происходящему. Мне стало любопытно – чем это все закончится?

Внезапно в конце улицы, откуда мы приехали, я увидел фары приближающейся машины. Еще далеко, но над крышей —мигающие красные огни. Они приближались медленно, не спеша. И вместе с ними, по обе стороны улицы, начали мелькать сильные лучи фонаря, подсвечивающие дома. Методично, шаг за шагом, полицейская машина прочесывала улицу, приближаясь. Сердце вновь застучало с удвоенной силой. Полиция. Они сейчас заметят грузовик, разбитое окно, Педро с подельниками в банке. Надо что-то срочно делать! Но что⁇

Глава 14

Сердце билось так, что едва не выскакивало из груди. Я рванул на себя крышку бардачка, схватил первое, что попалось под руку. Отвертку. Выскочил из кабины грузовика, едва успев выдернуть ключ из замка зажигания, и рухнул на колени. Под ногами хрустнул гравий, отдаваясь болью в ногах, но я не обращал на это внимания. Сердце продолжало колотиться, оглушая своим стуком. Слева, откуда мы только что приехали, уже виднелись далёкие, но неумолимо приближающиеся всполохи красных огней. Они медленно пробивались сквозь влажный ночной воздух, отбрасывая зловещие блики на фасады спящих домов. Полиция. Они почти здесь.

Мозг работал на пределе, судорожно перебирая варианты, но времени на раздумья не было. Я не колеблясь, вонзил острый наконечник в боковину шины. С резким шипением воздух начал выходить, и запах резины смешался с запахом ночной Гаваны. Один прокол. Этого достаточно.

Я вскочил, отступил на шаг, переводя дыхание. Полицейские огни уже освещали дальний угол соседнего дома, лучи их мощных фонарей скользили по стенам, выхватывая из темноты окна и дверные проёмы соседних зданий. Они медленно приближались, прочёсывая каждый дюйм улицы, словно хищники, ищущие добычу. В любой момент их свет мог упасть на наш грузовик, на разбитое окно банка, на тени, мелькающие внутри.

– Только бы… только бы запаска не подвела! – прошептал я, и в моих словах прозвучала не мольба, а отчаянная надежда. Её я не проверял, только мельком глянул, что приторочена к кузову. Если не смогу ее отцепить, мой план рассыплется в прах. Я с трудом отцепил фиксаторы, молясь, чтобы она снялась. Прикипела она, что ли? Дернул еще раз. Готово! С непривычки тяжело ее снимать, но получилось.

Мне нужен был домкрат. Я вскочил в кузов и схватил его. Он был чугунный, испачканный в машинном масле и пыли, но сейчас его вес приятно оттягивал руку. Я быстро поставил его под шасси грузовика, стараясь сделать это максимально естественно, будто действительно собираюсь менять колесо.

Огни полиции уже были совсем близко. Силуэт патрульной машины вырастал из темноты. Я услышал приглушенный говор, потом голоса стали громче. Моя рука скользнула по запасному колесу. Я резко толкнул его, изо всех сил, так, чтобы оно покатилось по улице. Как по заказу, раскачиваясь, покрышка рухнула прямо на пути полицейского автомобиля.

Раздался скрежет тормозов. Полицейская машина остановилась буквально в паре метров от меня. Двери распахнулись, и из автомобиля выскочили двое. Толстый и тонкий. Как в рассказе Чехова. Они были мокрые от пота и злые, их лица были суровы, а руки уже лежали на кобурах.

– Эй! Ты, там! Что за чертовщина⁈ – рявкнул один из них, пузатый, с обвисшими усами. Он и ещё один, с двумя уголками на погонах – капрал, быстро двинулись ко мне, фонарь в руке тонкого беспорядочно заметался, выхватывая из темноты то меня, то грузовик.

Я тут же поднял руки, изображая испуг, и начал лепетать, стараясь максимально правдоподобно имитировать заикание.

– О-о-о-ой, с-с-сеньоры, п-п-простите! Я-я-я… я н-н-нечаянно! Э-э-э-то… это запаска, я ее у-у-уронил! С-с-сейчас м-м-меняю колесо. Вот, п-п-проткнул шину… Какой у-у-ужас!

Капрал смерил меня взглядом. Я бочком, бочком, метнулся к запаске. Притащил ее обратно на обочину.

– Ты что, слепой, малый⁈ Она едва в нас не влетела! Ты вообще видел, куда катишь свой хлам⁈

– Н-н-нет, сеньор, н-н-не видел! Т-т-темно… – я ткнул пальцем в проколотую шину, стараясь выглядеть максимально растерянным. – С-с-совсем не п-п-повезло! А т-т-тут еще гайка п-п-прикипела. Не п-п-по-о-оможете сдернуть?

Я краем глаза, стараясь не выдать себя, посмотрел на здание банка. Лучей фонарей не было видно. Революционеры затаились. Наверное, сидят там в темноте, затаив дыхание, прислушиваются к каждому шороху. Или уже ушли, незаметно просочившись сквозь задние двери. Вряд ли. Педро не тот, кто бросает дело на полпути. И автоматы они взяли с собой не просто так…

Полицейские продолжали ругаться, обсыпая меня ругательствами. Не очень изобретательно, но обильно. «Идиот», «кретин», «недоумок», «куриный мозг» – эти слова летели в меня градом. Я продолжал извиняться, склонив голову, изображая полное раскаяние и глупость.

– С-с-сеньоры, п-п-простите! О-о-очень сожалею!

Наконец, поток ругательств иссяк. Полицейские, тяжело дыша, немного успокоились. Их фонари всё ещё метались, но теперь их лучи были направлены в основном на меня и грузовик, не особо исследуя окрестности.

– Что ты здесь делаешь посреди ночи⁈ – голос толстого всё ещё был полон раздражения. – Что за груз ты везёшь? И куда?

– Порожняком. Я… я еду в н-н-ночной магазин, с-с-сеньор, – ответил я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более устало и обыденно. – В с-с-соседнем районе. Забирать п-п-пустую тару. Б-б-бочки… п-п-поддоны…

Капрал нахмурился.

– Накладные есть? – грозно спросил он, его рука легла на кобуру.

Я изобразил крайнее удивление, будто меня спросили о чём-то совершенно абсурдном.

– Н-н-накладные, с-с-сеньор? К-к-какие н-н-накладные на п-п-пустые п-п-поддоны и б-б-бочки? – Я замолчал на секунду, потом медленно полез в карман, вытаскивая несколько купюр. – Н-н-наверное, вы п-п-просто у-у-устали, с-с-сеньоры. Н-н-ночь тяжёлая. Вып-п-пейте к-к-кофе…

Я протянул им две купюры по песо каждому. Они взяли их, не видя в этом ничего предосудительного. Лица полицейских смягчились. Усталость на них сменилась довольством. Даже один песо для обычного патрульного – возможность неплохо пообедать.

– Ладно, парень, – сказал капрал, махнув рукой. – Ты тут давай, не задерживайся. И в следующий раз будь осторожнее. А то так и до беды недалеко.

– С-с-спасибо, с-с-сеньор! Б-б-буду! – сказал я, вытирая пот с лица.

Полицейские, довольно переговариваясь, вернулись к машине, завели двигатель. Фонари они выключили, немного постояли и побурчали, а затем медленно уехали, их красные огни постепенно растворились вдали. А я все это время стоял и буквально плавал в поту. Сердце продолжало биться испуганной птицей.

Я выждал несколько минут, пока звуки их моторов не стихли совсем. В ночном воздухе снова воцарилась тишина, прерываемая лишь шелестом пальмовых листьев и далёким шумом океана. Едва заметный, облегчённый вздох вырвался из груди. Откручивать колесо я не стал – мои пассажиры могли вернуться в любую секунду.

Но прошло ещё минут двадцать, если не больше. Время тянулось невыносимо медленно. Наконец, из того самого окна выскочили тени. Одна, вторая, третья. Последним банк покинул Педро – я узнал его по грузной фигуре. Их лица, скрытые масками, были неразличимы, но судя по движениям, спешили они изрядно. В руках у них были мешки, туго набитые чем-то тяжёлым.

Они быстро бросились к грузовику. Мешки полетели в кузов, с глухим стуком падая на брезент.

– Гони, гони! – прохрипел Педро, запрыгивая в кабину, его голос был глухим от возбуждения. – Быстрее!

Хорошо, что двигатель я так и не заглушил. Включил первую передачу, и грузовик дёрнулся.

– Гнать не получится, Педро, – спокойно ответил я, выжимая сцепление. – Я проколол колесо, чтобы отвлечь от вас полицию. Доедем на ободе до соседней улицы и там поменяем.

Педро опешил. Он повернулся ко мне, его глаза, сверкавшие из-за прорезей балаклавы, были полны одновременно изумления и уважения.

– Ты… ты проколол колесо? – прошептал он. – Вот это да! Ну, ты даёшь, Луис!

Мы медленно, со скрежетом и грохотом, двинулись вперёд. Пробитое колесо грохотало на ободе, грузовичок перекосило. Я старался вести как можно аккуратнее, чтобы не привлечь к нам внимания.

На соседней улице, в тени обветшалого склада, мы остановились. Парни Педро выскочили из кузова. Без лишних слов, с невероятной сноровкой, словно это была рутинная операция, они принялись за дело. Я тоже вышел, начал помогать. Даже Педро суетился рядом. В восемь рук мы сняли колесо, поставили запаску. Все прислушивались – не раздастся ли вой сирены сигнализации и звуки новой полицейской машины. Металлический лязг баллонного ключа, скрип домкрата, тяжёлое дыхание… Вся операция заняла не больше пяти минут. Вскоре грузовик снова был готов ехать. Мы осторожно двинулись дальше.

Педро весь был на взводе. Он не мог усидеть на месте, его руки нервно теребили края колпака, который он так и не спрятал.

– Луис, – произнес он, и в его голосе прозвучало искреннее восхищение. – Наше движение не забудет твой подвиг! Ты спас нас всех. Если бы не ты, мы бы попались. Я лично доложу Команданте, когда его увижу, о твоем подвиге.

Я лишь кивнул. Команданте – это, стало быть, какой-то большой начальник у партизан. Что же? Я теперь попал в самую гущу Революции?

– Сколько хоть взяли? – мне стало интересно.

– Такие вопросы лучше не задавать! – Педро покачал перед моим лицом пальцем.

Понятно. Как на экс обманом затаскивать – так они первые. А как узнать ради чего все – так иди, чико, гуляй.

– Куда теперь?

– Улица Обиспо, дом двадцать один.

– Показывайте

Я повел грузовик по знакомым улицам. Мы ехали осторожно, стараясь не привлекать внимания, обходя центральные проспекты, где могли бы ещё находиться полицейские патрули. Поднялся ветер, стало немного полегче. Я хотя бы перестал обливаться так потом.

Улица Обиспо, двадцать один оказалась небольшой, но крепкой постройкой в одном из старых районов. Трехэтажный дом, затерянный среди других таких же, ничем не выделяющийся. Мы остановились в глухом переулке, в тени стены.

Педро и его товарищи быстро выгрузили мешки. С такой же скоростью, с какой они их затаскивали.

– Спасибо, Луис! – сказал Педро, пожимая руку. – Мы тебе очень обязаны. Иди, отдохни.

Они исчезли в одном из подъездов, а я медленно побрел к морю. Кривыми улочками добрался до пляжа, скинул с себя все и голым окунулся в воду. Боже! Как же хорошо… Благословен Бог, создавший Кубу.

Уже под утро я вернулся в в аптеку, запер дверь на все замки и рухнул на тюфяк. Спать хотелось неимоверно. Только сейчас я понял, в какое дерьмо меня втравили Педро с компанией. Покрутив в голове все «за» и «против» – первых вообще не было, вторые начинались с тюрьмы, я уснул.

* * *

Кошмаров не было, так что общению с Морфеем никто не мешал.

Когда я открыл глаза, в аптеке было светло. Солнце било в окно, и воздух был тёплым и густым. Я почувствовал себя странно отдохнувшим, будто спал целую вечность. Потянулся, сладко зевнул. Затем, прислушиваясь к звукам снаружи, чтобы убедиться, что никого нет, достал часы и посмотрел на них. Циферблат показывал час дня. Двенадцать часов! Я проспал целых двенадцать часов!

В доме царила тишина. Люсии не было. Я потер руками лицо, окончательно просыпаясь, вспомнил, что девушка сегодня с утра на процедурах в больнице.

И тут же подскочил с тюфяка. Я совсем забыл! Сьюзен! Я опаздываю на свидание!

Ополоснулся холодной водой из кувшина, кое-как причесал волосы, натянул свой новый льняной костюм. Туфли, шляпа – всё, что теперь составляло мой образ «приличного человека». Всё должно быть идеально. Нельзя подводить Сьюзен – ее папаша и так косо на меня смотрит.

Я выскочил из аптеки, снова заперев дверь, бросился по улице вниз к набережной. Солнце было в зените и шпарило так, что я мигом вспотел. Боже! Все бы отдал за еще одно ночное купание. Готов заново ограбить банк… Я практически бежал, стараясь сократить путь, обходя знакомые трущобы и направляясь в сторону Ведадо.

Дом Сьюзен оказался на том же месте, величественный, с колоннами и увитой зеленью оградой. Я поднялся по мраморным ступеням крыльца и громко постучал бронзовым молотком. Дверь открыл тот же пожилой негр-дворецкий. Его лицо было невозмутимым, как всегда, но глаза слегка расширились, когда он увидел меня.

– Я немного опоздал – начал я, запыхавшись. – Сеньорита Сьюзен…

– Она еще не готова, сеньор Луис. Проходите

Будь благословенна женская медлительность! Я не опоздал.

Я прошёл в просторную гостиную. Эмилио Альбертон сидел в том же кресле, что и в прошлый раз, с бокалом вина в руке, и читал газету.

– Вы опоздали, молодой человек, – произнес отец Сьюзен, не отрывая взгляда от газеты. Его голос был ровным, но в нём чувствовалась скрытая сталь.

Я кивнул.

– Извините, сеньор Альбертон. У меня были неотложные дела.

Интересно, есть ли в газетах про ограбление? Или еще не успели напечатать? Я остро пожалел, что не включил радио, когда собирался в аптеке. Узнал бы последние новости. Присмотрелся к заголовкам в газете Эмилио.

«El denodado ejercito repelio ataques de bandidos comunistas en la provincia de Las Villas». «Доблестная армия отразила нападения коммунистических бандитов в провинции Лас-Вильяс». Ого, это означало, что несмотря на мирные переговоры, повстанцы уже прошли две трети пути из Сьерра-Маэстры до Гаваны!

Альбертон, заметив, что я читаю, сжал газету.

– Бандиты, – процедил он. – Они разорят Кубу. Национализации, грабежи, хаос. Это конец.

Я выдохнул, стараясь говорить уважительно:

– Но тысячи кубинцев хотят равенства. Они устали жить в трущобах, пока другие тонут в роскоши.

Эмилио Альбертон медленно опустил газету, его глаза, до этого холодные и равнодушные, теперь смотрели на меня с нескрываемой неприязнью.

– Равенство? – фыркнул он, и в его голосе прозвучала явная насмешка. – Посмотри, что случилось в России после их так называемой «революции»! Гражданская война! Миллионы убитых! Массовый террор! Они уничтожили миллионы! Кровь лилась рекой! И к чему это привело? К ещё большей бедности и нищете! К диктатуре, которая контролирует каждый шаг человека!

– Террор был и до революции, сеньор, – возразил я, чувствуя, как мои щёки горят. – Например, Кровавое воскресенье. Вы знаете, что это такое?

Альбертон с удивлением на меня посмотрел, покачал головой.

– Это когда в столице войска расстреляли мирную демонстрацию, погибли тысячи простых людей.

Отец Сьюзен поморщился, его лицо потемнело. Он явно ничего не знал о Кровавом воскресенье, и это его раздражало.

– Достаточно! – отрезал он, отмахиваясь, словно от назойливой мухи. – Я не собираюсь слушать ваши коммунистические бредни! Вы, молодёжь, думаете, что знаете всё, а на самом деле – ничего! Только свободный рынок может обеспечить экономический рост! Именно он, создает рабочие места, обеспечивает зарубежные инвестиции… Без нас! – Эмилио поднял палец вверх – На острове не будет процветания!

Тут у меня в голове что-то замкнуло. От недосыпа, наверное. Мне бы промолчать, но я почему-то вспомнил свою разрушенную хижину и сверток с двадцатью восемью песо.

– Процветание? – в моём голосе прозвучало откровенное ехидство. – Пока вы, американцы, превратили наш остров в огромный бордель! Ваши гостиницы, ваши казино, ваши публичные дома… Вы покупаете всё, что вам нужно, за бесценок, а народ… наш народ ничего не получает! И процветают лишь те, кто продаёт свою совесть и свою родину!

Эмилио побледнел, а я сделал глубокий вдох, решив идти до конца.

– Вот случился шторм, сеньор Альбертон! Тысячи людей лишились домов! Остались без еды, без средств к существованию! Помогло им правительство Батисты⁈ Нет! Оно просто отвернулось! Может богатые американцы поехали в трущобы с помощью? Тоже нет. Никто не протянул кубинцам руку! Значит, такое правительство надо менять! Такую власть надо свергать!

Губы Эмилио сжались в тонкую нитку, а глаза полыхнули яростью. Он вскочил с кресла, с силой ударив кулаком по подлокотнику.

– Да ты… да ты сам революционер! – прошипел он, его голос сорвался на крик. – Я так и знал! Ты пришёл сюда, чтобы развратить мою дочь! Ты… ты коммунист!

В этот момент, встревоженная шумом, по лестнице спустилась Сьюзен. Её глаза были широко раскрытыми от ужаса, она посмотрела то на меня, то на отца, не понимая, что происходит.

– Папа! – воскликнула она, её голос дрожал.

Эмилио Альбертон повернулся к дочери, его лицо было искажено яростью.

– Сьюзен! – закричал он. – Я запрещаю тебе встречаться с этим человеком! С этим… революционером! Он опасен! Он заражён этой коммунистической чумой! Я не позволю ему приближаться к тебе!

Девушка посмотрела на меня, её губы дрогнули, и по её щекам покатились слёзы. Она ничего не сказала, просто смотрела на меня с болью и отчаянием. А я почувствовал, как у меня разрывается сердце. Я все-таки подвел Сью.

– А теперь, молодой человек, – прошипел Эмилио Альбертон, указывая на дверь. – Убирайтесь из моего дома! Немедленно! И не смейте больше появляться здесь!

Я посмотрел на девушку. Она выглядела такой несчастной и растерянной. В этот момент я понял, что всё кончено. Я кивнул отцу, развернулся и, не сказав ни слова, вышел из дома, чувствуя, как дверь за моей спиной захлопнулась с глухим стуком, отрезая меня от Сьюзен и от этого мира, к которому я так надеялся прикоснуться.

Глава 15

До полудня оставалось почти два часа, но в аптеке уже царила привычная духота. За окном слышались ленивые крики уличных торговцев, смешанные с далеким шумом моря. Воздух, несмотря на усилия Люсии по проветриванию, все еще пах сыростью после шторма, перебиваемой приторным ароматом лекарственных трав и какой-то сладкой, но навязчивой отдушки, которую так любил использовать покойный Альварес. Я старался не думать, что именно он пытался этим скрыть. Впрочем, сейчас его дела уже никого не волновали.

Вчерашнее изгнание из рая, конечно, немного выбило из колеи. Я уже начал привыкать к обществу Сьюзи. Она стала для меня отдушиной, кусочком другого мира, в который я попал почти как персонаж романа. Приятно было чувствовать себя прокравшимся в высшие сферы самозванцем, это бодрило, наверное – сделать то, на что никогда раньше не отваживался. И девчонка симпатичная, этого не отнять. И сколько я ни пытался себя убедить, что вокруг миловидных барышень полно, и приятно провести время можно в любом дансинге – но внутри всё равно грыз червячок сожаления.

Люсия сидела за кассой, перелистывая бухгалтерские книги, которые она, кажется, только сейчас по-настоящему изучала, пытаясь разобраться в бесконечных записях и вычислениях. Ее волосы были туго стянуты платком, а на щеке все еще виднелся слегка поблекший и пожелтевший синяк – напоминание о недавней драме и о моем собственном, столь же недавнем, преображении из безвольного полотера в нечаянного вершителя судеб. Она морщила лоб, что-то бормоча себе под нос, иногда задумчиво смотрела на потолок, будто пыталась там увидеть решение загадки. Я же, пока не было посетителей, стоял у стеллажей, перекладывая банки с этикетками, названия которых все еще не всегда связывались в моей голове с их содержимым. Мой испанский развивался семимильными шагами, но до полной языковой свободы было еще далеко, особенно когда речь заходила о тонкостях фармацевтических наименований. Латынь спасала, но, увы, не всегда.

Внезапно колокольчик над дверью тонко звякнул, нарушая тишину аптеки. Я невольно вздрогнул. В проеме показался полицейский. Высокий, подтянутый, в выглаженной форме, несмотря на жару. На плечах – жёсткие погоны с тонкой серебряной полоской и маленькой пятиконечной звездочкой. Брюки, чуть заправленные в высокие, слегка припыленные чёрные сапоги. На груди – портупея с кобурой, блестящая никелевая пряжка. Голову венчала форменная фуражка с лакированным козырьком и кокардой с изображением пальмы и ключа. Красавчик! Прямо Шон Коннери – афиши фильма «Туманы беспокойства» с портретом актера висели чуть не на каждом углу. Его взгляд, цепкий и оценивающий, скользнул по нам, задержавшись на мне, затем на Люсии, а потом начал медленно осматривать помещение. Не старый, лет сорока, с легкой проседью на висках. Знал я одного такого в Одессе до войны – уверенный, потому что цену себе знает, и очень хорошо знающий дело. Расследовал ограбление у соседей и раскрыл его быстро, хотя поначалу казалось, что дело – швах. Но у пришедшего жесткости во взгляде поменьше, вечная маньяна повлияла, наверное.

– Добрый день, – сказал он, его голос был ровным, без интонации. – Лейтенант Мартинес. Из пятого участка. Вы, полагаю, работаете здесь?

Я тяжело вздохнул. Начинается! Понятно, что власти не оставят нас без внимания, но так быстро… Люсия, закрыв книгу и сложив руки на столе, тоже кивнула, ее лицо тут же стало непроницаемым.

– Я Луис Перес, – представился я, чуть запинаясь на фамилии, – помощник аптекаря. А это… это сеньорита Люсия Гомес. Она у нас сейчас за главную.

Лейтенант прошел глубже в зал, его взгляд прямо-таки бегал по сторонам, изучая каждую деталь. Он приметил заколоченное окно, потом снова посмотрел на меня.

– Так, так, – протянул он. – Сеньор Альварес… он ведь… умер, так?

Я сглотнул, почувствовал, как напрягаются мышцы на шее.

– Да, сеньор лейтенант, – ответил я, – Ему внезапно стало плохо. Из больницы сообщили, что он умер, но результатов вскрытия мы не знаем. Может, заразился чем-то – у него возникли проблемы с желудком, рвота. А потом он потерял сознание.

Лейтенант кивнул. Он явно привык к таким объяснениям. Или, возможно, уже получил отчеты от своих коллег, которые приезжали сюда после моего звонка.

– Да, мы знаем, – произнес он, его взгляд был как будто прибит к моим глазам. – Скорая его забрала. Скончался в госпитале. Говорят, от… ну, так и не выяснили пока, от чего. Дело мы еще не заводили, но предварительное дознание я обязан провести.

Он сделал паузу, многозначительно посмотрел сначала на меня, потом на Люсию. Я почувствовал, как на моей спине выступил холодный пот.

– Вы что-то можете сказать по этому поводу, сеньоры? Он ведь был ваш хозяин. Что случилось в тот день? Может, он с кем-то поругался? Ел что-то не то? Работал с какими-то опасными препаратами?

Я покачал головой, изображая крайнюю степень недоумения.

– Нет, сеньор. Все было как обычно.

– День был жаркий, – добавила Люсия. – У него лицо покраснело, одышка… Я слышала, что сердечный приступ может проявляться болями в желудке.

Молодец, девчонка! Помогает мне.

Мартинес задержал на ней взгляд дольше, чем это было бы уместно. Его внимание привлекло декольте, из которого выглядывала грудь. Вот любят кубинки глубокие вырезы на платьях…

А полицейский, похоже, был одним из тех, кто не упускает возможности оценить женскую красоту, даже в такой ситуации. Затем его взгляд вернулся к стеллажам.

– И что теперь с аптекой? – спросил он. – Кому она принадлежит? Кто здесь будет работать? Вы вдвоем? У вас есть лицензия? Документы?

В его голосе прозвучала интонация, которую я хорошо знал – нотка нескрываемого интереса к возможности «решить» вопрос. Не первый день работаю, прекрасно понимаю, что за этой «заботой» о документах скрывается желание получить свой кусок пирога. У нас это называлось «подкинуть на лапу».

Я снова пожал плечами, делая вид, что понятия не имею, о чем идет речь. Моя роль была проста: я – всего лишь глупый парень на побегушках, неспособный разобраться в столь сложных вопросах. Но Люсия, похоже, тормозила. Хлопала ресницами и тупила. Я незаметно показал ей два пальца, которые трутся друг о друга. Интернациональный жест, означающий деньги. Девушка медленно поднялась из-за кассы, покачивая бедрами, подошла к небольшой стопке бумаг, лежавших на полке под прилавком.

– Так как сеньор Альварес являлся единственным владельцем аптеки, – уверенно начала она, – то по закону она переходит наследникам. Но его семья живет далеко на востоке острова, сеньор лейтенант. Пока им сообщат… Аптека была зарегистрирована как частное предприятие, и ежегодный налог уже уплачен. Мы продолжаем работать, выполняя требования муниципалитета. Я полностью ответила на ваши вопросы?

Она произнесла последнее слово с едва уловимой, но понятной интонацией, и даже краешек ее губ дрогнул в чуть заметной, почти скрытой улыбке. Во взгляде, который она бросила на лейтенанта, читалось что-то вроде: «мы ведь с вами, сеньор, люди опытные, не будем ходить вокруг да около».

Мартинес задумчиво почесал ус. В его глазах мелькнуло понимание, а затем – удовлетворение от того, что мир остается простым и предсказуемым. Они встали рядом друг с другом, из рук в руки перекочевало несколько купюр, номинал которых я не разглядел.

– Понимаю, сеньорита, – сказал он, его голос стал чуть мягче. – Ну, тогда, я думаю, на сегодня всё. Если будут какие-то… вопросы, проблемы… вы знаете, где нас найти. В пятом участке.

Он еще раз окинул помещение взглядом, затем повернулся и вышел, не забыв кивнуть нам на прощание. Колокольчик звякнул, возвещая о его уходе, и в аптеке снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь редкими звуками с улицы. Я глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться.

Люсия, стоило только лейтенанту уйти, опустилась на стул. Она посмотрела на меня, и на ее лице появилась широкая, искренняя улыбка.

– Ну, Луис, – сказала она, – ты сегодня был очень… убедительным. И про деньги вовремя сообразил!

Я промолчал. Радоваться не хотелось. Вероятно, глубоко укоренилось во мне недоверие к любой власти, способной в любой момент разрушить человеческую жизнь.

– Как прошла акция? – вдруг спросила Люсия, ее голос понизился до шепота, и в нем прозвучало нескрываемое нетерпение. – Все в порядке? Ты… ты не пострадал?

Я замер. В ее глазах читались и волнение, и ожидание. Она была частью этого. И ждала от меня ответа. Но что я мог ей сказать? Все подробности? Как я проколол колесо и обманул полицейских, как чувствовал себя, когда Педро с подельниками грабили банк? Нет, это было бы слишком много. И опасно.

– Всё в порядке, Люсия, – ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, без лишних деталей. – Мы справились. Всё прошло… хорошо. Остальное прочитаешь завтра в газетах.

Она кивнула, но ее взгляд оставался напряженным. Ей явно хотелось узнать больше, но она сдержалась. И так терпела столько времени. Девушка встала, подошла ко мне, ее глаза блестели от чего-то, что мне показалось смесью облегчения и восхищения.

– Спасибо тебе, Луис, – тихо и почти нежно сказала она. – Большое спасибо. Ты даже не представляешь… Очень за тебя боялась!

Я стоял так близко к девушке, прямо как полицейский пять минут назад. И мой взгляд невольно скользнул в то самое декольте. Во рту сразу пересохло, я глубоко вздохнул, пытаясь вернуться к разговору.

– … товарищи очень подробно расспрашивали о тебе. Стоит ли доверять? Можно ли привлечь к делам движения? И я… я сказала им, что ты надежный.

Ага, значит, меня позвали не с бухты-барахты, справки наводили. Ну, раз доверили, значит, сочли достойным.

* * *

Как я и предполагал, количество покупателей быстро пришло в норму. Не то чтобы я запарился, делая лекарства по простым рецептам и подавая готовые формы, но, наверное, накопилась усталость после ночной вылазки и тревожного дня. Так что стоило мне проводить Люсию и помыться над тазом, как тюфяк вдруг стал особенно притягательным, и сил сопротивляться не осталось. Сон накрыл мгновенно. Последняя мысль перед темнотой была – опять не сменил солому. Маньяна.

На следующий день с утра в ожидании первых покупателей я стоял за прилавком, прихлебывая кофе из здоровенной кружки. Люсия задерживалась. Мы договорились, что она будет отдыхать подольше, тем более, что в начале дня покупателей мало. Но вместо мамочки, жаждущей приобрести слабительное для младенца или старушки, пытающейся с помощью растирки вернуть гибкость колену, пришел тренер Сагарра.

– Ола, Луис, – он щелкнул пальцами. – Есть эластичная повязка? Потянул запястье.

– Конечно, сеньор. Одну секунду.

Пока я искал бинт в коробке, тренер разглядывал газету с объявлениями, что лежала у меня на прилавке.

– Ищешь себе квартиру?

– Хотелось бы дом, конечно. Но дорого.

Сагарра почесал в затылке:

– Мои дальние родственники уже давно продают дом. Все никак не могут найти покупателя. Два раза снижали цену.

– А где? – заинтересовался я. – В каком районе?

– Санта Мария дель Мар.

Ого! Хорошее место, на берегу океана. Не такое, в котором жил Альварес, но довольно пристойное.

– Продают с мебелью, – продолжил соблазнять меня тренер.

Я почувствовал, как сердце ёкнуло. Неужели получится? Собственный дом. Это казалось несбыточной мечтой, чем-то из той, прошлой жизни, которая навсегда осталась за колючей проволокой Аушвица.

– И сколько хотят? – спросил я, стараясь говорить равнодушно, но внутри всё дрожало от предвкушения.

– Три с половиной тысячи, – ответил он, внимательно глядя на меня. – Торговаться можно, но я думаю, они и так уступят. Если быстро возьмёшь.

Это было больше, чем я мог себе представить, но и меньше, чем я ожидал за целый дом. Мои сбережения, спрятанные под аптекой, составляли семь с половиной тысяч песо, не считая фунтов и долларов, найденных в тайнике Альвареса. В теории, я мог бы купить этот дом.

Все эти дни, пока я метался между аптекой, спортзалом и подпольщиками, я ощущал себя бездомным призраком, не имеющим своего угла. Моя «собачья будка», как я её называл, разрушилась в один миг, оставив меня без крыши над головой. Аптека, при всей своей доступности, всё равно была временным пристанищем, чужим гнездом. Да и использовать ее как жилье… Здесь даже помыться толком не получится.

– И можно посмотреть? – спросил я, сдаваясь.

– Конечно! Пошли, хоть сейчас.

– Мне бы дождаться Люсию… Давайте я вам кофе налью.

– Помоги лучше с повязкой пока.

К счастью, Люсия пришла скоро, тренер даже кофе не допил до конца. Вздохнув, она отпустила меня «на недолго». Ничего страшного не случится, позже вернусь и всё быстро сделаю.

Идти было сравнительно недалеко, и вскоре мы оказались в районе, который, хоть и не блистал роскошью Ведадо, выглядел значительно лучше моих бывших трущоб. Улицы здесь были пошире, мощеные камнем, дома, даже старые, выглядели крепкими. Не так шумно, не так людно. В воздухе витал более свежий запах, смешанный с ароматом цветущих кустов.

– Район неплохой, – сказал я, оглядываясь.

Мне нравилось. Тишина, спокойствие. Никаких тебе «Орлов» и подозрительных личностей, снующих в переулках. Даже цикады стрекотали как-то тише, размереннее. Это место казалось островком порядка после нашего бедного района.