Текст книги "Кубинец (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

Соавторы: Сергей Линник
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Барба Роха кивнул с одобрением.

– Правильно мыслишь. Умение держать язык за зубами – это даже важнее, чем стрелять. Стрелять я тебя уже учу.

Я поёжился и спросил:

– А что я буду делать как адъютант?

Он засмеялся, но не насмешливо, а тепло:

– Будешь моими руками и голосом. Передавать приказы, выполнять мелкие поручения, следить, чтобы нужные люди слышали не шум лагеря, а то, что я хочу им сказать. Ну, и помогать в тех делах, о которых другим знать не стоит. А главное – учиться. Тебе ведь это нравится?

Я кивнул. Жизнь в очередной раз повернула не туда, куда я рассчитывал. Но отказываться? Это было бы глупо.

Глава 22

Несмотря на предложение, Пиньейро не спешил меня ни привлекать к каким-то делам, ни обучать. Я-то думал, что мне как минимум будет выдано какое-то количество учебной литературы. Не полагается ведь Барба Роха на одну революционную сознательность? Или ему просто некогда? Занятие я себе нашел – по знакомой дорожке отправился к Ортеге. Здесь имитировать бурную деятельность можно бесконечно – крутить салфетки, снаряжать солдатские аптечки, мерить температуру с давлением. Или, сидя в углу, учиться игре в конкиан у Мигеля. Знание лишним не бывает. Никогда не знаешь, когда пригодится. Вечером пошел искать Сантьяго. Уж он точно знает все новости. А то по какой причине, начиная со вчерашнего дня, некоторые зашевелились больше обычного, непонятно. Казалось, весь лагерь готовился к чему-то важному, но что именно должно было произойти, мне, новичку, конечно, никто не объяснял.

Я нашел Сантьяго под навесом. Он сидел на корточках, сосредоточенно затачивая мачете на плоском камне. Металлический скрежет разносился по округе, смешиваясь с шумом лагеря. Его лицо было серьезным, что уже необычно для Яго, который обычно фонтанировал шутками и анекдотами. Увидев меня, он лишь коротко кивнул и продолжил работу.

– Что-то случилось? – спросил я, присаживаясь рядом на небольшой ящик.

Сантьяго отложил мачете, провел пальцем по лезвию, проверяя остроту. Затем поднял на меня свои проницательные, чуть насмешливые глаза.

– Случилось, Луис, – ответил он, его голос был низким, почти шепотом. – Большие люди приехали. И большие дела решаются.

Я напрягся. «Большие люди» – это всегда тревожно. Особенно когда они прибывают в военный лагерь глубоко в горах.

– Какие люди? – спросил я, стараясь говорить как можно более небрежно.

Сантьяго лишь пожал плечами.

– Придут – увидишь. А пока… Принеси воды, если не трудно, надо камень полить

Спустя где-то час народ начал стекаться к штабной палатке.

Мы тоже встали и пошли. В лагере было скучно, любые новые люди привлекали внимание. Возле нее, на открытом пространстве, обычно заставленном джипами и грузовиками, паслось несколько лошадок. Рядом с ними, чуть в стороне, стояла небольшая группа людей. Их было четверо. Все в военной форме армии Батисты. Один, судя по погонам, целый полковник. Даже если бы они были в гражданском – выдавала выправка. Но даже стой они в расслабленных позах, приехавшие держались так, как умеют только кадровые военные. Прямые спины, уверенные движения, цепкие, оценивающие взгляды. В их глазах читалась та же самая смесь высокомерия и усталости, что я видел у офицеров БРАКО на улицах Гаваны.

– Кто это? – прошептал я Сантьяго.

Он лишь неопределенно махнул рукой.

– Армейцы, – сказал он, понизив голос до едва слышного шепота, – Хотят договариваться с нами о зонах влияния

– Не опасно их в лагерь привозить?

– Уже нет. Поверь мне – Батисте недолго осталось. Уже никто не хочет за него воевать. Поднялась вся Куба. Ну им еще глаза завязали, перед тем, как сюда доставить.

Мы подошли ближе к штабной палатке. Возле входа стояли двое повстанцев с автоматами, их лица были напряжены. Они не пускали никого внутрь. Сначала в палатку быстро прошел Борода. Потом «Аргентинец». Собирается вся верхушка.

Мы отошли к толпе партизан, я услышал обрывки фраз. Они говорили о «перемирии», о «зонах контроля», о «гарантиях безопасности». Слова были общими, но их смысл был предельно ясен. Это были переговоры. Переговоры между повстанцами и представителями правительства Батисты. Или армейского руководства, что не одно и то же. Долго они не продлились. Спустя час военные с невозмутимыми лицами вышли из палатки. Им опять завязали глаза, помогли сесть на лошадей. «Аргентинец» лично повез их прочь в сопровождении семерых повстанцев.

Народ разошелся, а я остался сидеть в тени кустика. И невольно стал свидетелем, как их палатки вышли покурить Фидель с Бородой. Команданте раскурил сигару, выпустил густое облако дыма, а затем повернулся к Мануэлю.

– Ну, что, – произнес он, его голос был тихим, – как ты думаешь, они клюнули?

– Не знаю, шеф, – пожал плечами Борода. – Надеюсь. Иногда приходится отпускать одну небольшую рыбу, чтобы вся рыбалка оказалась успешной.

Я, слушавший этот разговор, усмехнулся. Политика! Что эти вояки пообещали Фиделю? И что взамен получили?

* * *

На следующее утро я проснулся раньше обычного, ещё до того, как солнечные лучи пробились сквозь плотно закрытый полог палатки. Воздух был свежим и прохладным, напоенным запахом утренней росы и далёкого дыма от костров. Я быстро оделся, натянул свои поношенные брюки и рубашку, которые, кажется, навсегда пропитались запахом лагерной жизни. Не успел я толком привести себя в порядок, как в землянке появился Сантьяго.

– Собирайся, Луис, – сказал он, его голос был бодрым, как всегда. – Красная Борода тебя ждет.

Голому собраться – только подпоясаться. Я поспешно последовал за ним. Мы вышли из землянки и направились к тому самому джипу, который стоял у штабной палатки. У него уже сидел Пиньейро, в своей привычной рубашке хаки, с сигарой в зубах. Он кивнул мне, и я забрался на пассажирское сиденье. Сантьяго исчез где-то в лагере, я не стал спрашивать, куда.

– Доброе утро, Луис, – произнес Красная Борода, его голос был спокойным и уверенным. – Сегодня у нас с тобой важная поездка.

– Куда, сеньор? – спросил я, принюхиваясь к запаху кухни. Неужели останусь без завтрака?

– В Баямо, – ответил он, усмехнувшись. – И у меня для тебя есть сюрприз. Очень приятный.

Он подмигнул мне, и в его глазах блеснуло озорство. Я внутренне напрягся. Сюрпризы от Красной Бороды могли быть самыми разными и я не мог придумать ни одного, который был бы приятным.

– И что это? – не удержался я.

Пиньейро лишь покачал головой.

– Сюрпризы не рассказывают, Луис. Их показывают. Сам всё увидишь. Но могу сказать одно – ты будешь очень доволен.

Он завел машину, и джип, чихнув, ожил. Мотор зарычал, и мы медленно двинулись по пыльной дороге. Я оглянулся на лагерь. Десятки повстанцев уже собирались, сворачивая палатки. Повсюду сновали грузовики, загруженные припасами и людьми. Казалось, весь лагерь пришел в движение. Кому-то в Гаване тоже можно ожидать сюрприза.

– Мы переезжаем? – спросил я.

Красная Борода кивнул.

– Да. Весь лагерь переезжает в Баямо. Город наш. Вчера жители восстали, выгнали администрацию Батисты.

Я удивлённо поднял брови. Баямо. Неделю назад, когда мы проезжали его с Сантьяго, он был ещё под контролем правительственных войск. Теперь он «наш». Это означало, что революция продвигается вперёд, что победа, которую предрекал Яго, становится всё ближе.

Дорога до Баямо оказалась на удивление короткой. Мы ехали по довольно приличной грунтовке, петляющей между невысокими холмами, поросшими густым лесом. Джип, несмотря на свои почтенные годы, резво бежал по дороге, обгоняя редкие телеги и грузовики. По пути нам попадались небольшие группы повстанцев, идущих пешком или на лошадях, их лица были радостными, они махали нам, что-то кричали. Я чувствовал, как в воздухе витает атмосфера эйфории. Похоже наш лагерь не был единственным.

В какой-то момент, когда мы проехали мимо небольшой, но довольно глубокой реки, через которую был переброшен старый, деревянный мост, я вдруг понял. Сантьяго, наш проводник, когда мы ехали из Гаваны, специально водил нас по каким-то невероятным кругам, по самым глухим и труднопроходимым тропам. Это было сделано для того, чтобы максимально скрыть наш маршрут, запутать следы. Или, может быть, чтобы избежать встреч с правительственными войсками? От этой мысли по спине пробежал холодок. Сколько раз мы могли погибнуть? Сколько раз наша маленькая экспедиция могла быть обнаружена? Я посмотрел на Красную Бороду. Он сидел, невозмутимый, словно ничего не произошло.

– Сантьяго водил нас по очень сложному маршруту, – произнес я, стараясь говорить спокойно.

Пиньейро лишь усмехнулся.

– Работа такая, Луис. У разведки всегда свои дороги. Чем сложнее, тем безопаснее.

Я кивнул. В этом была своя логика. Но всё равно, чувствовалось легкое раздражение.

Спустя еще час, мы въехали в Баямо. Город встретил нас шумом, пылью и неразберихой. Улицы были заполнены людьми – повстанцы, местные жители, крестьяне из окрестных деревень. Все смешалось в единую, пульсирующую массу. Над головой, на самодельных флагштоках, развевались красно-черные флаги «Движения 26 Июля». Были и транспаранты – я успел прочитать один: «Родина или смерть». Из открытых окон доносились звуки музыки, смех, громкие разговоры.

Джип медленно пробирался сквозь толпу. Красная Борода вел машину уверенно, нисколько не обращая внимания на хаос вокруг. Его взгляд был сосредоточен, он, казалось, видел сквозь толпу, прокладывая путь к своей цели. Время от времени он давил на клаксон и даже покрикивал на людей. Мы проехали несколько кварталов, минуя обломки баррикад. И наконец, остановились перед массивным зданием, украшенным колоннами и широкой лестницей. Это была мэрия. Над входом висел большой, красно-черный флаг.

– Приехали, – сказал Красная Борода, выключая двигатель. – Посиди здесь минутку, я сейчас вернусь.

Странно, обычно он не отчитывается. Но всё бывает в первый раз. Я сидел в джипе и вертел головой во все стороны. Конечно, большинство здесь, на площади – повстанцы. Мирные жители предпочитают в такое время куда-нибудь спрятаться и без особой нужды на улицу не высовываются – пока ситуация не успокоится, самая дружественная армия может причинить неудобства.

Задумался и пропустил как вернулся Пиньейрою

– Теперь иди внутрь. Твой сюрприз тебя ждет.

Я вылез из джипа, огляделся. На лестнице, ведущей в мэрию, стояла группка переговаривающихся между собой повстанцев. Вход в здание охраняли двое солдат с винтовками. Я пошел к ним, не совсем понимая, что именно меня ждет. Но на меня даже не посмотрели, и я прошел внутрь, озираясь по сторонам. За столом прямо у входа сидел молодой парень с каким-то гроссбухом перед ним. Наверное, для солидности взял – ни ручки, ни карандаша не видно. Я уже шагнул к нему, спросить, куда мне – и тут понял, какой сюрприз имел в виду Барба Роха.

Она стояла у входа, чуть в стороне, прислонившись к одной из колонн. В лёгком, ситцевом платье с турецкими огурцами, которое ей было слегка тесновато в груди, её волосы были собраны в высокий хвост. Люсия! Без следа синяка на щеке, с зажившими губами, да еще с ярким макияжем!

Моё сердце, до этого колотившееся в ожидании неизвестного, вдруг замерло, а затем забилось с удвоенной силой. Я не мог поверить своим глазам. Она была здесь. Живая и невредимая.

– Люсия! – воскликнул я, и бросился к ней.

Она обернулась, её глаза расширились от удивления. Затем на её лице появилась широкая, счастливая улыбка. Она тоже бросилась мне навстречу. Мы обнялись крепко, так, будто не виделись целую вечность. Я чувствовал её тело, её запах, её тепло. И в этот момент все тревоги, все опасности, все проблемы, казалось, отступили на задний план. На нас, наверное, все глядели, но мне было все равно. Пусть смотрят. И завидуют!

– Луис! – прошептала она, её голос был прерывистым от волнения. – Я так рада тебя видеть!

– И я тебя, – ответил я, нежно целуя её в щеку. – Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попала?

Она отстранилась, её лицо стало серьёзным.

– Мне пришлось бежать, Луис, – сказала она. – Через пару дней после того, как ты уехал. БРАКО… Они приходили в мамин дом. Слава Богу, я была в аптеке, мне тут же сообщили.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. БРАКО. Наверняка Алехандро раскололся, и они пошли по адресам.

– С мамой все в порядке? Они её не забрали вместо тебя? Я слышал, БРАКО начал брать заложников.

Люсия покачала головой.

– Нет, Луис. Она успела уехать – поехала в деревню, к родственникам. Будто знала, накануне… Там ей будет безопасно.

Я облегчённо вздохнул. Хотя бы одна хорошая новость.

– И что ты теперь будешь делать? – спросил я.

– Здесь пока чем-нибудь займусь. Еще ничего не известно. Но мне выделили комнату в одном доме. Здесь, недалеко. Там есть… там даже есть ванна! – она улыбнулась. – И я так давно не принимала горячую ванну.

Я рассмеялся. Кто о чем, а Люсия о чистоплотности. Ванна. Горячая вода. После всех этих недель в лагере, с его холодными умывальниками и отсутствием элементарных удобств, это казалось раем и мне тоже.

– А я ужасно голоден, Люсия, – сказал я. – Ты не знаешь, где здесь можно пообедать?

Она взяла меня за руку.

– Пойдем ко мне, – предложила она. – Я приготовила рис с фасолью.

Я почувствовал, как в животе заурчало. Рис с фасолью. Простая еда, но сейчас она казалась мне самой желанной на свете.

– Хорошо, – сказал я. – Только мне надо отпроситься у Пиньейро.

Я нашел Красную Бороду, который всё ещё стоял рядом с джипом, что-то объясняя молодому повстанцу. Он повернулся ко мне, подмигнул.

– Что, Луис? Уже нашел свой сюрприз? – спросил он, и в его глазах блеснуло озорство.

– Да, сеньор. Очень приятный сюрприз. Могу я отпроситься до утра?

Мануэль лишь усмехнулся.

– Иди, Луис. Отдыхай. Ты это заслужил. В восемь утра жду здесь.

Слишком легко он согласился. Чует моё сердце, аукнется это мне.

– Спасибо, сеньор Пиньейро, – сказал я, и бросился обратно к Люсии.

* * *

Дом, где жила Люсия, оказался довольно скромным, но чистым и уютным. Небольшой, одноэтажный, с внутренним двориком, засаженным цветами. Очень похож на тот, что я купил в Гаване. Внутри – две комнаты, кухня и санузел. И, самое главное, ванна.

– Ну, что, Луис, – сказала Люсия, входя в комнату, – сначала ванна, а потом еда. Или наоборот?

– Ванна! – не раздумывая, ответил я. – Горячая. Я так давно не мылся по-настоящему.

Она засмеялась.

– Да уж… Пропах ты костром сильно. Хорошо. Тогда я пойду разогрею еду. А ты… наслаждайся. А я после тебя.

Я зашел внутрь. Уборная была небольшой, но чистой. В углу – старая чугунная ванна, с облупившейся эмалью, которую я быстро наполнил горячей водой. Она пахла хлоркой. Я сбросил с себя одежду, которая уже, казалось, приросла к телу, и погрузился в тёплую воду. Боже! Это было блаженство. Горячая вода обволакивала тело, снимая усталость, смывая пыль и грязь лагерной жизни. Я закрыл глаза, наслаждаясь каждым мгновением, каждой каплей. Это было такое простое, такое земное удовольствие, о котором я мечтал все эти недели. Быть чистым – это такая привилегия по нынешним временам… Впрочем, я помнил и другие времена, похуже этих.

Я долго лежал в ванне, почти не двигаясь, лишь изредка пошевеливая пальцами ног. Казалось, что я растворяюсь в этой воде, что все мои проблемы, все мои страхи уходят, уносятся прочь. Время остановилось.

Спустя некоторое время я услышал голос Люсии.

– Луис? Ты не уснул там? Еда уже остывает.

Я открыл глаза. И в этот момент почувствовал, как она подходит к двери. Она чуть приоткрыла её, и я увидел её лицо. Красивое, смуглое, с чуть припухшими губами. В её глазах играли и беспокойство, и смущение, и что-то ещё, неуловимое, но притягивающее.

– Нет, не уснул, – ответил я, стараясь говорить спокойно, хотя никакого покоя уже не чувствовал.

Девушка протянула мне полотенце. Я привстал в ванной, потянулся за ним, и в этот момент наши руки соприкоснулись. Легкое, едва уловимое касание. Но оно было как искра. Я поднял глаза, и наши взгляды встретились. В её глазах читалось то же, что и в моих: желание, вырвавшееся на свободу.

Я, роняя капли воды на пол, перешагнул бортик ванной, Люсия подалась навстречу. Мы столкнулись в дверном проёме, и мои губы, не спрашивая разрешения, коснулись её губ. Поцелуй был долгим, жарким, наполненным всем тем, что мы пережили, что скрывали, что хотели. Её руки обхватили мою шею, притягивая ближе. Я почувствовал тепло и мягкость прижавшегося тела.

Мы не могли остановиться. Поцелуи становились всё жарче, всё глубже. Люсия толкала меня, кажется, в спальню. Ну точно, я уперся ногой в кровать, и мы упали, не разрывая объятий. Я стягивал с Люсии платье, не понимая, как можно запутаться в такой простой вещи. Наконец, она освободилась от одежды, и тут же еще теснее прижалась ко мне, пытаясь обхватить ногами. Я забыл обо всём на свете, так меня пленила копившаяся страсть.

Сколько это длилось – не знаю. Кто в такие минуты смотрит на часы? Когда всё кончилось, мы лежали рядом, прижавшись друг к другу. Люсия положила голову мне на плечо, поглаживая мне рукой живот.

И тут, в этот момент, в моей голове возникло странное сравнение. Сьюзи. Американка. С её утончённостью, с её красотой, с её, казалось бы, идеальным телом. Я вспомнил её запах, её прикосновения. Но всё это было… другим. Сьюзи была словно далекая звезда – красивая, но недоступная. Её любовь была игрой, лёгким флиртом, развлечением. Она не знала моего мира, не знала моей боли, не знала моих страхов. А Люсия… Люсия была здесь. Рядом. С ней я чувствовал себя не просто мужчиной, а живым человеком. Её тело было чуть тяжеловатым, а голос – не таким нежным. Но в ней было что-то настоящее, земное, что-то, что было созвучно моей собственной душе, моей собственной боли. Выходит, Сьюзи проигрывала Люсии по всем статьям. Не было в ней этой глубины, этой силы, этой непоколебимой верности. Люсия была той, кто поднял меня, кто кормил, кто заботился. И теперь она была здесь, рядом, даря мне не только тело, но и душу.

– Луис, – прошептала Люсия, приподнимая голову. – Ты почему такой задумчивый? Тебе было хорошо со мной?

Я глубоко вздохнул. На какое-то мгновение мне захотелось ей все рассказать. Об Аушвице, об учебнике с моим лагерным номером, о жрице. Но я почему-то не рассказал. Просто не было нужных слов. Поверит ли девушка в такую фантастическую историю с путешествием моей души во времени? Вряд ли…

Глава 23

Я проснулся рано утром от прикосновения к лицу. Прядь волос щекотала мне щеку. Где-то вдалеке кричали петухи. В комнате было прохладно, но уютно. Похоже, по соседству кто-то уже готовил, и не просто бобы, а жарили мясо. Такое не перепутаешь. Даже если аромат смешивается с какими-то особо пахучими цветами. Люсия лежала рядом, ее распущенные волосы касались моего лица, дыхание ровное, спокойное. Точно, спит еще, посапывает немного. Я погладил девушку по щеке, потом моя рука скользнула к груди. Проснется? Нет, спит. В этом мягком утреннем свете она выглядела особенно нежной и беззащитной.

Я осторожно сполз с кровати. Хорошее настроение, сейчас потренироваться – вообще в радость. Я потянулся, размял плечи. Вышел в дворик, начал свою обычную зарядку: приседания, отжимания, потом бой с тенью. Кулаки мелькали в воздухе, ноги отбивали ритм, тело извивалось, уклоняясь от воображаемых ударов.

Вдруг послышался лёгкий скрип двери. Обернувшись, я увидел Люсию. Она вышла сонная, потирая глаза, волосы растрёпаны. На ней не было ничего, и утренний свет ложился на её кожу мягким сиянием. На мгновение мне показалось, что всё это сон: слишком красиво это выглядело, чтобы оставаться явью.

– Луис… – сказала она, улыбнувшись так, будто и не заметила своей наготы. – Доброе утро.

– Люсия, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно. – Прикройся. Или я за себя не отвечаю!

Она вздрогнула, будто только сейчас поняла, что стоит передо мной раздетой, и, смущенно улыбнувшись, поспешно спряталась за дверь.

– Доброе утро, Луис! – повторила она. – Я еще не проснулась толком. Пойдем, приготовлю тебе что-нибудь на завтрак.

Но когда мы вернулись в дом, то услышали грохот посуды. Первым делом я подумал о крысах, но шагнув вперед, увидел Пиньейро. Он уже хозяйничал у плиты. Стоял, облокотившись на столешницу, в своей неизменной рубашке хаки, с сигарой в зубах, и насвистывал какую-то мелодию. Услышав нас, он улыбнулся, его рыжая борода блеснула в свете лампы.

– Ну ты и выдал боксерский поединок, – произнес он, кивая в сторону кухонного окна, что выходило во дворик.

Позади меня Люсия ойкнула и бросилась в спальню.

– Я сейчас! – крикнула она, и дверь с легким стуком закрылась за ней.

– Откуда вы здесь, амиго Пиньейро? – спросил я, стараясь говорить непринужденно. – Как нас нашли?

Барба Роха усмехнулся.

– Это моя работа, Луис. Всегда знать, где находятся нужные люди. И что они делают. Или могут сделать. Адрес сеньориты Люсии известен, да и ты вроде сбегать не собирался.

В его словах не было угрозы, лишь констатация факта, но мне все равно стало не по себе. Я вдруг почувствовал себя под колпаком, будто каждый мой шаг был записан и проанализирован. Сплошной контроль, и никакой свободы.

– Что будем есть? – спросил я Пиньейро. Он хоть и мой начальник, но увольнительная еще не закончилась, и к тому же он начал готовить.

– Кофе и тосты, – ответил Барба Роха. – Ты жаришь гренки.

Вернулась Люсия, одетая во вчерашнее ситцевое платье с турецкими огурцами. Она выглядела смущенной, но постаралась сохранить невозмутимый вид. Мы сели за стол, и принялись завтракать. Тосты были хрустящими, кофе горячим и крепким.

– Хорошо посидели, – произнес Пиньейро, доедая последний тост. – Но дела не ждут. Нам надо срочно выдвигаться.

Я увидел как напряглась Люсия. Ей явно не понравился приказ Бороды.

– Куда? – спросил я, не глядя на него.

– В Гавану, – ответил Мануэль, его голос стал серьезным. – Время пришло.

Я перевел взгляд на Люсию. Она сидела молча, лицо было грустным. В ее глазах читались и тревога, и решимость. Она понимала, что это значит. Мнда… Недолго продлился наш «медовый месяц».

– Зачем?

– Слышал выражение «падающего – толкни»? – спросил Борода и сразу же продолжил: – Режим Батисты вот-вот рухнет. Мы знаем, как ускорить его крах.

Мне-то это зачем⁇ Я в революционеры не записывался. Но похоже меня записали «явочным порядком». Сразу как явился к партизанам с Педро… Или вместо Люсии записочку понёс, так вернее.

– До встречи, Люсия, – сказал я, вставая из-за стола. – Адрес ты мой знаешь. Если что – оставлю записку у двери.

Девушка поднялась. В глазах у нее были слезы. Она обняла меня крепко, прижавшись всем телом.

– Будь осторожен, Луис, – прошептала она. – Пожалуйста!

Я лишь кивнул. Слова были не нужны.

Мы вышли из дома. Джип Пиньейро уже ждал у калитки. Сантьяго стоял рядом, его лицо было серьезным, он сосредоточенно дробил челюстями жевательную резинку. Я забрался вперед, Пиньейро сел за руль, Сантьяго прыгнул на заднее сидение. Джип, чихнув, тронулся с места, оставляя позади дом Люсии и ее печальный взгляд.

* * *

Мы ехали на запад от Баямо по узкой, ухабистой дороге, петляющей между холмами, поросшими густым лесом. Дорога становилась все уже, превращаясь в еле заметную тропу, и я невольно думал о том, как легко здесь заблудиться. Примерно через час мы приехали в маленький поселок. Как он называется, неизвестно – никаких указателей на дороге не было. Мы проехали его почти насквозь, и остановились не то на заросшей травой площади, не то на вытоптанной поляне. Мы загнали наш джип поближе к другим, их в рядок под деревом стояло уже пять штук. Кучкой собрались такие же, как и мы, сопровождающие. А основные фигуры – шагах в десяти.

Фиделя я узнал – трудно не запомнить, если почти каждый день видишь. Остальных мне показал Яго. Он, кажется, вообще всех знал. Лохматый симпатичный молодой человек лет тридцати с жидкой бородкой – Че Гевара. Тоже аргентинец, разговаривает со своим земляком, недоброй памяти Фунесом. Тот, правда, больше меня не доставал. Может, передумал. Или ждет удобного момента – кто ж его знает, психа этого. Улыбчивый здоровяк, чуть не на голову возвышавшийся над остальными – Камило Сьенфуэгос. Гладковыбритый скромняга, стоящий чуть поодаль – Рауль, младший брат Фиделя.

Видать, командиры недавно пили кофе – в воздухе витал его запах, смешанный с сигарным дымом. Я, стараясь не привлекать к себе внимания, вышел из джипа и встал чуть в стороне, прислонившись к стволу раскидистого баньяна. Все понятно – собрание партизанских командиров.

Фидель подошел к краю поляны, где стоял ветхий сарайчик, облупившийся от солнца и дождей. Совсем рядом с нами. Он что-то оживленно рассказывал Сьенфуэгосу, жестикулируя сигарой. Внезапно раздался резкий хлопок. Я инстинктивно пригнулся. Пуля с сухим звуком впилась в деревянную стену сарая, буквально в паре сантиметров от головы Фиделя. На дереве над нами закричали птицы, вспорхнули с веток. Я замер, ожидая реакции. Но Фидель даже не обратил на это внимания. Он лишь слегка повернул голову, бросил короткий взгляд на пулю, затем снова повернулся к Камило и продолжил говорить, словно ничего не произошло. Его голос не дрогнул, а лицо оставалось абсолютно невозмутимым. Сразу начался переполох. Повстанцы бросились в сторону, откуда предположительно прозвучал выстрел. Кто-то крикнул команду, и десятки вооруженных людей начали прочесывать лес. Я услышал шум шагов, шелест листвы, приглушенные голоса. Искали снайпера, который, кажется, растворился в воздухе.

Команданте докурил сигару, бросил ее на землю, и спокойно шагнул назад. Я был поражен. С каким пренебрежением он относился к опасности, с какой будничной обыденностью воспринимал угрозу смерти. Будто не в него стреляли, а в кого-то другого, незнакомого.

Спустя полчаса поиски прекратились. Стрелка не нашли.

Меня, понятное дело, не пригласили на совещание. Я, как и другие рядовые повстанцы, стоял снаружи, прислушиваясь к обрывкам фраз, доносившимся из небольшого домика. Окна там открыли, чтобы собравшиеся не задохнулись в сигарном дыму, и кое-что было слышно. Голоса были приглушенными, но я уловил несколько ключевых слов: «Гавана», «наступление», «координация». Стало ясно: Фидель задумал наступление на столицу. Наверняка он собирался штурмовать город, а не вести переговоры.

Вскоре совещание закончилось. Командиры, с серьезными лицами, выходили из палатки, что-то быстро обсуждали. Фидель, его взгляд был сосредоточен, коротко переговорил с Пиньейро, что-то указал на карте. Затем Барба Роха подошел к нам.

– Идемте, Луис, Яго, – сказал он, его голос был низким, но в нем чувствовалась энергия. – Сначала нам заехать в одну колонну. Выходим с ним на позиции.

Мы сели в джип. Я рядом с водителем, Сантьяго опять на заднее сидение. Пиньейро повел машину по другой дороге, петляющей между деревьями. Через полчаса мы добрались до небольшой колонны, которая уже готовилась к выдвижению. Человек тридцать, не больше, в основном вооружены винтовками, но пара человек были с автоматами. У них имелся даже один ручной пулемет. Зато почти все одеты в американскую форму без знаков различия. Наверняка повстанцы закупили где-то по дешевке.

Вот так, с корабля на бал попали. Ехали по какому-то ерундовому поводу, а попали в самый замес. И Барба Роха, недолго думая, решил поучаствовать в веселье. Нас спрашивать никто не стал.

Командир колонны по имени Карлос, совсем молодой, лет двадцати с небольшим хвостиком, явно бывший военный, скептически посмотрел на мой кольт, и велел выдать винтовку. Лучше бы спросил, сколько раз мне доводилось из нее стрелять до этого. Думаю, ответ «ни разу» его вряд ли вдохновил бы. Мне дали старый, но ухоженный карабин Маузер. Подергал затвор, пересчитал патроны. Самое последнее дело идти в бой с не пристрелянным оружием. Сердце забилось быстрее. Страх. Я никогда не был на войне. Но я видел ее последствия.

Сантьяго, заметив мое состояние, подошел ко мне, хлопнул по плечу.

– Не бойся, Луис, – сказал он, его голос был спокойным и уверенным. – Это нормально. Только дураки ничего не боятся. Главное – хоть что-то делать. Просто иди вперед, смотри по сторонам, поддерживай ребят огнем. Стреляй в ту же сторону, что и остальные, и не высовывайся. А то у меня сегодня никакого настроения копать тебе могилу нет.

Я кивнул, пытаясь взять себя в руки. Дышать глубже. Не показывать страха.

Мы двинулись вперед, медленно, осторожно, пробираясь сквозь густой подлесок. Ночь уже опустилась, и в лесу царил полумрак. Я крепко сжимал карабин, прислушиваясь к каждому шороху, каждому звуку. Через час мы вышли на опушку леса. Впереди, в свете редких фонарей, виднелись позиции правительственных войск. Два блокпоста перед въездом в небольшой городок – колючая проволока, мешки с песком, часовые.

Карлос отдал приказ, и несколько повстанцев, рассредоточившись, открыли огонь. Залп, еще один… Я тоже нажал на спусковой крючок. Отдача больно толкнула в плечо, ухо заложило. Как-то я забыл, что приклад надо посильнее прижимать. Я увидел, как пули впиваются в мешки с песком, поднимая облачка пыли.

Но сражения практически не было. После нескольких выстрелов с нашей стороны, один из солдат, стоявший на посту, вдруг поднял руки. Затем другой, третий. Над баррикадой показались белые тряпки. Солдаты сдавались. Только офицер, что-то крикнув своим подчиненным, бросился бежать в сторону, но никто не стал его преследовать.

Мы вошли на позиции. Солдаты, большинство из которых были совсем молодыми парнями, стояли с поднятыми руками, их лица были бледными, испуганными. В их глазах читалась усталость и нежелание воевать. Повстанцы, не церемонясь, начали собирать оружие.

* * *

Попробуй, пойми, какие районы контролируют повстанцы, а какие – Батиста. Мы ехали в сторону Гаваны, но нас нигде не останавливали. Пару раз на обочине мелькнули блок-посты, но джип проезжал мимо, не притормаживая. Будто у нас был универсальный пропуск для всех.

К вечеру мы были в Санкти-Спиритусе. Такое впечатление, что мимо этого городка мне не проехать. Чуть-чуть осталось до Санта-Клары, и вроде бы стемнело не совсем, но Пиньейро решил остановиться. Похоже, на какой-то конспиративной квартире. По крайней мере, он уверенно проехал мимо халуп, в одной из которых мы ночевали по дороге на восток. Заехали на узенькую улочку, даже тупик, и остановились у небольшого домика. Как оказалось, пустого.

Перекусили всухомятку, только кофе вскипятили на спиртовке. И легли спать – я рядом с Сантьяго на полу, постелив джутовые мешки, а Пиньейро – на топчане.

Я думал, что утром двинемся дальше, и готов был предложить свои услуги водителя, если Барба Роха устал накануне. Да и Сантьяго тоже способен шоферить. К тому же джип намного удобнее «Форда ББ». Но Пиньейро скомандовал сидеть и не высовываться. А сам собрался и ушел. Естественно, докладывать, когда собирается вернуться, не стал.