Текст книги "Кубинец (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

Соавторы: Сергей Линник
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Вскоре Пиньейро возвратился. В руках у него был чехол с костюмом. Он молча разложил его на топчане, расправил, а потом примерил. Костюм сидел неплохо, выглядел очень дорогим, но чуть великоват в плечах и свободен в талии.

– Пуговицы переставить, и будет в самый раз, – заметил я. – Или просто носить расстёгнутым.

– Это несущественно, – отмахнулся Пиньейро. – И так пойдет.

Зато он вынул из кармана несколько удостоверений и раздал нам. Мне досталось на имя Хосе Ареаса, Сантьяго стал Диего Моралесом, а сам Барба Роха превратился в Виктора Гонсалеса. Бумажки выглядели так, словно их делали на коленке. Даже эти новые документы производили жалкое впечатление: размытые фотографии, криво поставленные штампы, бумага серого оттенка. Я в очередной раз поразился, насколько низкого качества все эти «официальные» удостоверения личности. Интересно, а кредит в банке по такой макулатуре можно получить? Вот было бы раздолье для всяких аферистов.

Я посмотрел на Пиньейро в костюме и невольно усмехнулся: при всей дороговизне одежды, он всё равно оставался барбудо, только в хорошем костюме.

– Тебе бы ещё прическу и бороду подровнять, – сказал я. – Тогда совсем другой вид будет. А так сразу видно, кто ты и откуда. Любой полицейский стойку возьмет, не говоря уже о BRACO.

Он кивнул:

– Хорошо. Тоже думал об этом. Пойдемте-ка все в парикмахерскую.

– Поесть бы неплохо для начала, – буркнул Яго. – А то в животе урчит уже.

– Это ненадолго. Потом пообедаем, потерпи.

Первой жертвой парикмахера, флегматичного старого негра, стал Сантьяго. Пиньейро велел подстричь его и сбрить бороду.

– Зачем⁈ – возмутился Яго. – Я же как Самсон, ни разу не брил ее.

– Самсон, юноша, не стриг волосы на голове, – сказал негр. – Послушайте своего старшего, вам только лучше будет. В конце концов отрастите новую, это недолго.

– А, ладно, – махнул рукой Сантьяго. – Надо так надо.

Когда всё закончилось, я с трудом узнал его. Помолодел лет на пять, с оставшимися усами стал выглядеть как какой-то мелкий чиновник.

Потом настала очередь самого Пиньейро. Парикмахер подровнял волосы, оформил бороду, и когда Пиньейро посмотрелся в зеркало, я не удержался:

– Теперь ты похож на бизнесмена. Из тех, что летают в Майами по делам.

Он усмехнулся криво:

– Да, мне самому противно на себя смотреть.

– За свои мучения я требую королевский обед! – заявил Сантьяго, когда мы вышли из парикмахерской.

– Не знаю, ел ли вон в той закусочной хоть один король, но пахнет оттуда очень неплохо, – кивнул Барба Роха в сторону.

– Согласен и на такую! – зарычал Яго. – Быка готов сожрать!

С быками было не очень, но вот жареная курица имелась. И арроз конгри тоже оказалась очень вкусной. А пиво, которым мы это дело запили – и вовсе нектар, смешанный с амброзией. Так что на улицу мы не вышли, а выползли.

А затем снова погрузились в джип и выехали в сторону Гаваны.

Глава 24

В Гавану мы въехали довольно спокойно. Блокпост, хоть и собрал очередь машин на двадцать, миновали спокойно и тихо. Наверное, придираться к чистому джипу, который мы драили совсем недавно, и сидящему в нем молодому человеку, глядящему на окружающих как солдат на вошь, не хотелось никому. Никому даже в голову не пришло сравнивать внешность такого достойного кабальеро с портретом Барба Рохи, который вне всякого сомнения в BRACO висел на самых заметных местах. Скорее всего, такой наглости не ожидали. А два оборванца, один из которых сидел за рулем, а второй затаился мышкой на заднем сиденье, пошли прицепом.

И только когда мы колесили по улочкам Реглы, меня вдруг осенила гениальная мысль.

– Амиго Пиньейро, – наклонился я к плечу начальника. – Может, и не моё дело, но вы уверены в безопасности того места, куда мы направляемся?

– Ладно, разрешаю называть меня Барба Роха, – смилостивился разведчик. – А ты почему это спрашиваешь?

– Напомню, наша поездка была вызвана арестом одного из наших. И потом, буквально через пару дней, BRACO пришли за Люсией, которую этот Алехандро знал…

– Ты хочешь сказать, что теперь неизвестно, как далеко они смогли продвинуться?

– Да.

– И говоришь это неспроста.

– Конечно. Предлагаю поехать в Санта Мария дель Мар. Этот адрес знала только Люсия.

На принятие решения Пиньейро понадобилось несколько секунд.

– Предположим, не только она, но и продавец, и нотариус, и твой тренер по боксу. Но ты прав, поехали.

* * *

Конечно же, все мелочи предусмотреть невозможно. Но то, что дом почти пустой, я из головы выпустил. А ведь составлял список необходимого! Наверное, он так и остался лежать в аптеке под прилавком.

Но вспомнил я об этом только когда мы загнали джип во дворик и я открыл дверь.

– Черт, забыл совсем. У меня ведь нет ни посуды, ни белья. Короче, пусто всё.

– Ерунда, купим, – махнул рукой Барба Роха. – Радио у тебя тоже нет?

– Смеётесь? Это предмет роскоши! Хотя я знаю место, где есть всё нам нужное. В том числе и приёмник.

– Дом аптекаря? – хмыкнул Пиньейро. – Там, наверное, уже наследники всё размели.

– У него не осталось прямых наследников.

– Можно проверить, Мануэль, – влез в разговор Яго. – Тихо пойдем, возьмем что надо. А не выйдет, тогда уж купим. Если что, у меня лишних денег нет.

– С кем я связался? – улыбнулся Барба Роха. – А ведь скажете потом, что обнесли дом покойного ради дела революции.

Естественно, мы пообедали – даже в пригороде Гаваны полно мест, где можно сделать это недорого и быстро. Если повезет, то даже вкусно. А потом поспали – всё же дорога выматывает, да и перед ночным походом надо отдохнуть. Особо за временем не следили – главное, чтобы была ночь.

Небо безоблачное, луна идет к полнолунию, так что фары можно и не включать. А на склонах тарахтеть тихонечко накатом. Доехали до нужного места практически незамеченными. Оставили джип за углом и пошли, прячась от лунного света под заборами.

Дом Альвареса никуда не делся, так и стоял темной коробкой. Впрочем, кое-что поменялось с тех пор, как я отсюда ушел: на дверь приклеили бумажку с печатью. Значит, полиция здесь побывала. Кумушки тогда не просто языками махали.

Мы переглянулись, и Барба Роха хмыкнул:

– Отличная защита. Входи, хозяин.

Я вытащил ключ из-под цветочного горшка и отпер дверь. Скрип петель среди ночи зазвучал как сирена.

Внутри пахло пылью и затхлостью. Я первым делом зашторил окна, щёлкнул выключателем. Свет лампы вырвал из тьмы знакомую обстановку. Только холодильника не было – на его месте зияло пустое пятно. Наверняка кто-то расторопный в полиции решил, что на его кухне это чудо техники будет смотреться намного лучше. Зато мебель, шкафы, кухонная утварь – всё оставалось. Наверное, не уместилось, и стражи порядка оставили это добро на следующий заход.

Мы работали быстро. Радиоприёмник сняли с полки, обернули в скатерть и осторожно уложили. Я сгреб посуду в две наволочки, проложил постельным бельём, чтобы не звенело. Ну вот, прибарахлился. Выключили свет и направились к выходу.

Мы вышли на улицу. Вроде тихо. И тут сзади закричала женщина. Голос её разорвал тишину:

– Воры! Зовите полицию!

Наверняка это беспокойная сеньора Варгас, или как там зовут эту каргу, сующую нос во все дыры. Мы замерли лишь на миг. Барба Роха рявкнул: «Быстро!», и мы, не оборачиваясь, понесли сумки к джипу. Женщина всё кричала, но догонять не решилась. Если кто и выскочил ей на помощь, мы не узнали. Через минуту мотор джипа взревел, и тёмная улица снова опустела.

* * *

Первые несколько дней прошли в обустройстве дома. Мы привезли две старые кровати, найденных на каком-то складе, стол, несколько стульев. Жить стало лучше, жить стало веселее, как писали на каждой стене перед войной. Большая часть лавок и магазинов, действительно, была закрыта. На улицах, несмотря на приближающееся рождество, царила атмосфера тревоги. Люди спешили по своим делам, не задерживаясь, избегая взгляда друг друга. Иногда, проходя мимо группы солдат, я видел, как их глаза скользят по прохожим, оценивая каждого. Казалось, город замер в ожидании чего-то неизбежного. Боязнь витала в воздухе. Не открывались лавки, магазины. Вечером улицы пустели, лишь редкие автомобили проезжали по ним.

Утром, пока я готовил завтрак, Пиньейро сидел у радиоприемника, слушая новости. Он внимательно ловил каждое слово, время от времени что-то записывая в свой маленький блокнот. Повстанческие радиостанции были довольно маломощными, передачи часто прерывались помехами. Но можно было еще слушать испаноязычную станцию из Флориды. Те пытались подавать новости нейтрально, но скрывать, что ситуация для Батисты становится всё хуже, не могли.

Пиньейро периодически куда-то пропадал. Он уходил рано утром, возвращался поздно вечером, его лицо было уставшим, но глаза светились каким-то внутренним огнем. Он никогда не рассказывал, куда ходил, что делал, и я не спрашивал. Сантьяго тоже уходил вместе с ним. Я оставался один в доме, разбирая новые газеты, пытаясь понять, что происходит в Гаване, на Кубе, в мире. Постепенно картина прояснялась. Режим Батисты трещал по швам. Повстанцы продвигались вперед, их успехи становились все более очевидными.

Потом Барба Роха начал использовать меня. Сначала это были простые поручения – отнести письмо одному человеку, забрать записку у другого. Я ходил по городу, стараясь быть незаметным, смешиваясь с толпой. Записочки были зашифрованы невинными сообщениями. «Мануэль привезет рыбу в пятницу к дяде Игнасио». Или что-то вроде: «Завтра жду тебя у церкви. Принеси мне булочки». Но я знал, что за этими невинными словами скрываются какие-то приказы.

Как-то Пиньейро притащил армейскую рацию. Я таких не видел. Понятно, что старая и потертая, и весь набор выглядел так, будто скоро понадобится банка черной краски, которой всю эту технику надо было покрыть в три слоя перед тем как выбросить, но такое не встречал. Здоровенная дура, пять с лишним кило веса, с трудом влезла в противогазную сумку, но простая до изумления: ручка переключения каналов, регулятор громкости, да щель динамика. Ну и антенна – отдельное веселье, складная, но всё равно длинная и капризная. На испытания отправили, как водится, меня – самого молодого. Я гонял по округе, щёлкал тангентой, слушал хриплый треск и искаженные голоса. Плечи, правда гудели к концу дня, потому что аккумулятор у приборчика жил крайне мало. Вестимо дело, продукт был американским, изготовлен какой-то «Сентинел» и звался PRC-6.

Наконец, наступил Сочельник, Ночебуэна. Атмосфера в Гаване была необычной. На улицах, несмотря на тревогу, царила праздничная суета. Люди спешили купить подарки, украшали дома. Вечером, ближе к полуночи, мы с Пиньейро и Сантьяго отправились на рождественскую мессу. Церковь была заполнена до отказа. Свечи горели, бросая мягкие, мерцающие отсветы на лица прихожан. Пахло ладаном, воском и чем-то неуловимо праздничным. Голоса хора звучали чисто и проникновенно, наполняя зал гармонией. Я стоял рядом с Пиньейро, слушая проповедь священника, и думал о своей жизни, о своем пути.

После мессы, когда мы возвращались домой, я не выдержал.

– Амиго Пиньейро, – сказал я. – Какова цель нашего пребывания здесь, в Гаване? Мы же ничего не делаем. Только сидим и ждем.

– Луис, – подумав, тихо сказал он. – Надо научиться ждать. Это главное для разведчика. Ждать и наблюдать. Как рыбак ждет, когда рыба клюнет. А о задании ты узнаешь в нужный момент. Ведь ты сам говорил, что если вдруг тебя арестуют, лучше будет ничего не знать.

Я кивнул. Он был прав. Мой собственный принцип. Ничего не знать, чтобы не проговориться под пытками. Но все равно, хотелось действия. Вернее, хотелось, чтобы все это поскорее закончилось.

Двадцать шестого, на следующий день после Рождества, я собрался на тренировку. Там, наверное, и забыли обо мне. Но в том не моя вина. Будь моя воля, никуда не уезжал бы.

Но нет, помнят, как оказалось.

– Луис! Где ты пропадал, бездельник⁈ – закричал мне, Сагарра, когда я появился в зале. – Я думал, ты уже сбежал куда-нибудь, сеньор-боксер! Или совсем уже обленился, лежа на своих мягких простынях!

Я лишь пожал плечами, изображая виноватую улыбку.

– В наказание, – продолжил Сагарра, – сегодня ты встанешь на спарринг с Рафаэлем! Давай, покажи, на что способен!

Разминка пронеслась быстро. Я уже не изображал загнанную лошадь после пробежки, и не поднимал руки через силу после пяти минут у груши. Рафаэль, племянник Сагарры, стоял рядом в ринге, его лицо было серьезным, но в глазах мелькало предвкушение. Он, кажется, ждал этого момента, когда можно взять реванш за то, давнее поражение. Мы обменялись взглядами. И я глаза не опустил.

Тренер дал команду, и мы начали. Рафаэль сразу двинулся вперед. Быстрый, легкий на ногах, он начал с серии коротких джебов, пытаясь найти дистанцию. Я держал руки высоко, опустив подбородок. Защита, защита, защита. Главное – не пропустить сильный удар. Я уворачивался, блокировал предплечьями, отступал. Уклоны и нырки у меня получались просто отлично – я сильно прибавил. Теперь я двигался быстрее соперника, видел все его удары. Мое тело, до этого худое и болезненное, теперь было крепким, жилистым. Мышцы на руках и ногах играли, реагируя на каждое движение Рафаэля. Я уходил от его ударов, как будто танцевал. Он пытался пробить защиту, но я был непробиваем. Его удары скользили по перчаткам, по предплечьям, не достигая цели.

Рафаэль был агрессивен, но я видел его намерения, читал его движения. Я видел, как он готовится к каждому удару, как его тело напрягается, как он переносит вес. Все это было мне знакомо, я сам когда-то так же двигался. Но теперь я был другим.

В конце раунда я начал контратаковать. Короткий, резкий джеб в корпус, затем правый кросс в голову. Рафаэль зашатался, его ноги начали заплетаться. Я провел еще серию ударов, но не слишком сильных, чтобы не отправить его в нокдаун. Сагарра был строг – в голову сильно не бить. Он остановил бой.

– Отлично, Луис! – воскликнул Сагарра. – Есть прогресс!

Рафаэль, тяжело дыша, протянул мне руку.

– Ты… ты стал очень быстрым, Луис, – прохрипел он. – И бьешь сильно. Я тебя не узнаю.

Я лишь кивнул. В душе моей царило удовлетворение. Я не зря тренировался.

В раздевалке, после тренировки, боксеры начали спорить насчет Батисты и Фиделя. Настроение было приподнятым, все обсуждали предстоящие события. Война, которая до этого казалась далекой, теперь была близка.

– Вот увидите, – сказал один из парней, рослый мулат с татуировкой тигра на плече, – Батиста скоро сбежит. Как крыса с корабля. И тогда мы заживем по-настоящему! Фидель всех освободит! Даст землю крестьянам, работу рабочим! Все будет по справедливости!

Где-то я это уже слышал.

– Что за глупости ты говоришь, Эстебан? – возразил другой, белый, невысокий парень с разбитым носом, тот, что когда-то меня гонял. – Фидель… это такой же бандит, как и все остальные. Только с другой стороны. Он придет, и что? Заберет все, что у нас есть. И станет новым Батистой. А что, этого нам надо? От одного тирана к другому?

– Батиста – вор! – воскликнул Эстебан. – Он продал Кубу американцам! А Фидель… Фидель – наш герой! Он борется за нас!

– Да что вы понимаете, – вступил в спор третий, молодой мулат, который раньше был одним из «орлов». – Батиста хотя бы порядок держал. Дороги строил, отели. Туристы ехали, деньги привозили. А что будет, когда Фидель придет? Разруха, голод. Кто будет платить зарплату? Кто будет покупать наш сахар? Никто!

– Ты просто боишься, что придется работать! – засмеялся Эстебан.

Спор разгорался. Голоса становились громче, интонации – резче. Я стоял в стороне, слушая их. В словах каждого была своя правда, своя боль, своя надежда. Куба была расколота, разделена между теми, кто верил в революцию, и теми, кто боялся ее, теми, кто цеплялся за прошлое, и теми, кто мечтал о будущем. Я понимал, что эта дискуссия не приведет ни к чему. Каждый останется при своем мнении. И только время покажет, кто прав.

Мне не было дела до Фиделя, до Батисты, до американцев. Каждый день я думал о своей собственной цели.

* * *

Весь день вроде как заходил дождь – плотные тучи висели над землей, казалось, вот-вот, и хлынет ливень, но незаметно все рассосалось, и к вечеру небо прояснилось. И даже приемник шипел и трещал намного меньше.

Ведущий, чей голос звучал возбуждённо, почти истерично, начал передавать новости. Похоже, редакционная политика у них поменялась. Или это другая станция? Потому что теперь с Батистой борются не бандиты, а повстанцы. Сначала рассказали о Че Геваре – его отряды, как сообщалось, двигались на Гавану с запада, занимая ключевые позиции. Захват Санта-Клары – это была серьёзная заявка на победу. Теперь она в руках революционеров. Как это изменит расклад? Вряд ли Батиста сможет удерживать столицу, если ключевые оборонительные пункты переходят к повстанцам.

Затем последовали новости о Камило Сьенфуэгосе, чьи силы направлялись к Колумбии – главной военной базе страны. Ещё один удар, прямой и болезненный, в самое сердце обороны диктатора. Постепенно, из обрывков фраз и нарастающего шума в эфире, вырисовывалась картина стремительного коллапса. И если Че брал столицу провинции, а Камило – казармы, то Фидель, как донесли через несколько минут, уже захватывал Сантьяго-де-Куба, выступая перед ликующими толпами. Это был конец. Правительство, которое теряет контроль над крупнейшими городами и ключевыми военными объектами, теряет и легитимность. Народная поддержка – вот что было самым мощным оружием в этой войне. А народ, судя по новостям, уже перестал бояться и открыто праздновал победу.

– Батиста точно все, – тихо произнёс Барба Роха, словно подтверждая мои собственные мысли. Спокойно сказал, без эмоций. Он просто знал.

Я лишь кивнул. Слова были излишни. План Фиделя – организовать восстание в столице – казался теперь избыточным. Зачем, если режим и так рушится? Но это было бы слишком просто. Всегда есть детали, которые ускользают от общего взгляда.

И тут радиоведущий перешел к главному: Эрнесто Че Гевара, с небольшим отрядом повстанцев, смог захватить бронепоезд, полный вооружения и солдат. Они просто сдались! Какая красивая вишенка на торте…

– Восстания не понадобится, – подтвердил мои мысли Барба Роха, выключая радио. В комнате повисла тишина, нарушаемая только звуками улицы. – Город сам падёт. Теперь нам надо действовать. Быстро. Но сначала сходим на разведку.

Мы вышли из дома. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в оранжево-красные тона. Где-то рядом, через пару домов, какая-то женщина начала свой почти ежевечерний концерт. Обычно она пела «Guantanamero» и еще пару песен. Голос у нее был красивый и глубокий, с хрипотцой, что придавало любой вещи в ее исполнении потаенную страсть. Вот и сейчас, пока мы шли по улице, она начала петь глупую, скорее всего, свадебную песенку о том, как танцевать бамбу. Что это за танец, я не знал, но подумал, что если песню услышат русские, то подумают, что она – о рыбе. Иначе как они будут воспринимать слова «эй, вставай»? Только как «а я – рыба». Мне вдруг стало смешно, и я еле сдержался, чтобы не захохотать вслух.

Мы шли в сторону Ведадо. По пути я видел много домов, где люди грузили пожитки в легковые автомобили. Женщины, дети, мужчины, их лица были бледными, испуганными. Они бросали торопливые взгляды на улицу, словно боялись опоздать на какой-то невидимый поезд. Мебель, картины, чемоданы – всё это наспех запихивалось в багажники и на крыши машин. Это было зрелище, которое я уже видел: бегство от надвигающейся угрозы, будь то война, революция или погром. И всегда первыми бегут те, у кого есть что терять, те, кто может позволить себе бежать.

– Уже бегут, – засмеялся Борода, кивнув в сторону одного из таких домов. – Как крысы с тонущего корабля.

В моей голове внезапно всплыла мысль о золотом запасе. Батиста, этот прожжённый диктатор, не мог просто так уйти, не прихватив с собой то, что, по его мнению, принадлежало ему. Он был из тех, кто привык к роскоши, кто не упустит возможности набить карманы в последний момент. Если этот крендель без зазрений совести объявил себя победителем в двух розыгрышах национальной лотереи, кто ему помешает повторить то, что мы видим, только в большем масштабе?

– А что если Батиста сбежит с золотым запасом центрального банка? – невольно вырвалось у меня.

Мануэль замедлил шаг, повернулся ко мне. Его глаза, обычно спокойные и проницательные, теперь смотрели на меня с нескрываемым интересом. Он оглядел меня с головы до ног, словно впервые видел.

– А ты очень умный парень, – произнёс он, и в его голосе прозвучало лёгкое удивление, смешанное с одобрением. – Даже удивительно. Ты мыслишь как… как опытный игрок. Не ожидал от тебя такого. Но лучше помалкивай о таких вещах.

Я смутился. Никогда раньше мне не говорили таких слов.

Мы продолжили путь, и вскоре дошли до Ведадо. Богатый район, где дома были построены с размахом, окружены пышными садами и коваными оградами. Здесь «погрузочные работы» было ещё более оживлённым.

Наконец, мы оказались на улице, где стоял дом Сьюзен. Я узнал его сразу – светлый фасад, колонны, увитая зеленью ограда. Всё выглядело так же, как и тогда, когда я последний раз видел её. Вот отсюда, от калитки для прислуги, я убегал от погони. Но теперь здесь тоже царила суета. Слуги грузили мебель, картины, чемоданы в грузовик. А рядом, у входа, стоял огромный, блестящий «Кадиллак». В его багажник тоже запихивали чемоданы. Я невольно остановился, моё сердце забилось быстрее. Воспоминания о Сьюзен вернулись с новой силой. Я не видел её саму, но зато увидел сеньора Альбертона. Он стоял у машины, нервно теребил сигару, его лицо было бледным и напряжённым. Он командовал слугами, указывая, что куда грузить, и время от времени бросал нервные взгляды на улицу, словно ожидая появления какого-то врага.

Барба Роха, заметив моё лицо, которое, наверное, изменилось, повернулся ко мне. В его глазах мелькнуло понимание.

– Твои знакомые? – спросил он, его голос был тихим, почти нежным.

Я вздрогнул. Мои мысли метались, пытаясь найти подходящий ответ.

– Нет, – ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, без всяких эмоций. – Первый раз вижу.

Я отвернулся, пытаясь скрыть своё лицо. Барба Роха посмотрел на меня ещё несколько секунд, затем кивнул, словно принял мой ответ. Он не стал задавать лишних вопросов.

* * *

Собственно, разведкой нашу прогулку можно было назвать с большой натяжкою Прошлись по улицам – и все. Разве что ходили мы большей частью по Старой Гаване, в районе Плаза-де-Армас, где в основном осматривали всякие подворотни.

На следующий день Барба Роха умотал куда-то с утра, велев нам сидеть дома и не высовываться. Вернулся, и сразу скомандовал выезд. Даже есть не стал. Мы погрузились в джип и поехали в Старую Гавану, а потом остановились неподалеку от пересечения Кайе Куба и Кайе Обиспо. Я понял, что здание с колоннами, мимо которого мы только что промчались – тот самый Центральный Банк, поминаемый совсем недавно.

Впрочем, нам досталось место поскромнее, а именно один из темных дворов. Стоило нам приехать и остановиться, как Яго вытащил из-под сиденья винтовку и подал мне.

– Осторожно, заряжено, – предупредил он.

Ладони у меня сразу вспотели. Похоже, сегодня мне не удастся поучаствовать с баллонным ключом в руке. Пиньейро включил рацию и постучал по тангенте.

– Всем внимание. Доклад каждые десять минут. Без команды ничего не делать! – тихо сказал он.

– Лопес на точке… Спокойно, – сразу последовал ответ.

– Васко. Первый закончили. Второй под погрузкой. Третий ждет.

Потянулась ожидание. Яго сразу засопел, даже похрапывать начал. Пиньейро молчал, только угукал после докладов. Прошел час, второй. Единственное изменение – сообщение об окончании погрузки, после которого Барба Роха сразу подобрался, а Сантьяго проснулся и сразу схватил лежащий рядом с ним автомат Томпсона.

– Внимание! – сказал Пиньейро. – Напоминаю, только по команде!

Через минуту рация ожила, и последовал новый доклад:

– Выехали из банка. Тяжелые, рессоры еле держат! Идут по маршруту, повернули к вам. Броневик и три грузовика.

– Давай! – крикнул Барба Роха. – Все вперед! Действуем по плану!

Взревел мотор, и джип рванул из двора на улицу, повернув направо так резко, что машина немного проехала на двух колесах. Метрах в тридцати от нас я увидел фары. Наверное, броневик. Яго вскинул автомат, щелкнул предохранителем, и выпустил длинную очередь. Стрельба раздалась и сзади колонны, причем гораздо интенсивнее.

– Чего встал⁈ – закричал Пиньейро. – Стреляй!

Я почему-то пару секунд возился с предохранителем, потом щелкнул затвором, поднял винтовку, прижал поплотнее к плечу, и выстрелил куда-то в сторону броневика. Сразу после этого у него погасла правая фара. Может, это я попал, не знаю. Но дверца броневика вдруг открылась, и оттуда высунулась рука с платком.

– Мы сдаемся! – закричал кто-то, сорвавшись на фальцет. – Не стреляйте!

– Всем выходить с поднятыми руками, оружие бросать перед собой! – крикнул в ответ Пиньейро. – Начали! Первый пошел!

* * *

Всего в броневичке сидело пятеро. Они высыпали как-то очень быстро, побросав перед собой портупеи – чтобы сомнений не было. Яго быстро отогнал их к стене и поставил на колени с руками, сомкнутыми на затылке.

Минуты не прошло, как еще шестерых пригнали со стороны хвоста колонны, их конвоировали решительные ребята в гражданском. О, знакомые лица! Педро! Давно не виделись! Помнится, он очень быстро исчез тогда, я как раз был занят в обосранном бараке, мы даже не попрощались. А спрашивать о таких вещах было не принято, наверное. По крайней мере, я так подумал.

Он подошел к Пиньейро, что-то коротко доложил, и только после этого вроде как заметил меня и коротко кивнул.

– Ну что, давайте посмотрим, ради чего мы тут устроили шумиху в центре города, – сказал Барба Роха. – Луис, прихвати монтировку.

Я пошел следом за всей компанией, и мы прошли мимо двух трупов, лежащих рядом у кабины первого грузовика. Не то чтобы дурно стало, но я отвернулся. Чужая смерть – всегда нехорошо. Исключения из правила есть, но это не тот случай. Пиньейро с Педро лихорадочно распутывали шнуры, держащие тент. Только откинули его, я, как самый молодой, залез первым в кузов. Мысль, что в темноте может скрываться неучтенная охрана, родилась слишком поздно, когда Яго уже подсвечивал фонариком ящик с какими-то буквами и цифрами на крышке. Доски поддались с хрустом. Внутри лежали бруски, обёрнутые в серую бумагу, на каждом штамп Banco Nacional, 400 oz. Я взял один двумя руками, но он оказался неожиданно тяжелым. Пальцы скользили по гладкому металлу. Сколько тут? Аптекарь я, или так, погулять вышел? Четыре сотни унций – это двенадцать кило с хвостиком. Сколько же здесь?

– Посмотрели? – спросил Пиньейро. – Хватит прохлаждаться. Пора отогнать это добро. Что с остальными?

– Второй вроде ничего, – ответил Педро, – а крайний совсем плох. Прострелили не только все колеса, но и радиатор.

– Перегружаем! Быстро!

Всего в налете участвовали, как оказалось, десять человек. Не очень много, если надо срочно переместить тяжелые ящики из одного кузова в другие. И даже помощь пленных, которые таскали груз быстрее нас, не слишком помогала.

Где-то раздались сирены, а за ними и стрельба. Не рядом, но довольно отчетливо.

– Заканчиваем! – крикнул Пиньейро. – Сколько там осталось?

– Четыре ящика и мешков с десяток, – ответил Яго из кузова.

– Хватай по мешку, и поехали!

– А с этими что делать? – спросил один из бойцов, ткнув стволом в сторону полицейских.

– Разогнать! – рявкнул Барба Роха.

Из толпы пленных вразнобой начали славить Иисуса и Богородицу.

– Яго, Луис, первая машина. Педро – вторая. Я впереди. Остальные – в кузовах спрячутся. Быстрее!

* * *

Мой дом встретил нас такой же тишиной. Мы выгружали ящики, ставили их вдоль стен. Сначала заполнили одну комнату, потом вторую. Пирамиды поднимались всё выше, пока не коснулись потолка. Деревянный пол стонал под тяжестью. Как бы не провалился… Кто-то открыл бутылку рома, сделал глоток, передал другому. Никто не говорил. Лишь тяжёлое дыхание, скрип досок, лязг металла.

Уже светало, когда мы закончили. Педро со своими ребятами сели в грузовики и погнали их куда-то в сторону Гаваны. Сквозь щели в ставнях пробивался серый свет. Лица были уставшие, руки в ссадинах. Борода сел на край ящика, вытер лоб, усмехнулся:

– Слышишь? – и кивнул в сторону юга.

Я прислушался. Сначала только ветер. Потом – отрывистые очереди, одиночные выстрелы. В небе поднялась осветительная ракета, ещё одна. Белые, потом красные искры. Борода поднялся, глаза сверкнули:

– Наш сигнал.

Он пошёл к двери, расправляя плечи. Я остался сидеть на ящике. Подо мной золота на миллионы песо! Я провёл рукой по шершавой доске, покачал головой. Новый год, которого я не ждал.

Борода махнул:

– Пора. Поехали встречать наших.

Пять человек во главе с Сантьяго остались охранять нашу добычу, мы погрузились обратно в джип. Выехали на шоссе Централь де Куба, остановились на ближайшем перекрестке. Утреннее солнце поднималось из-за домов, освещая дорогу. Навстречу нам двигалась колонна машин. Впереди – джип с красно-чёрным флагом, развевающимся на ветру.

На улицы начали выходить жители Гаваны. Многие с детьми, я увидел даже младенцев на руках. Толпа все росла и росла. Люди стояли на тротуарах, махали руками, кто-то бросал шляпу вверх, голоса сливались в общий гул. Какая-то женщина бросила в машину небольшую охапку наспех собранных цветов, они рассыпались в воздухе и осыпались по лобовому стеклу на капот.

Я смотрел из окна на их лица. Радость, надежда… А вот страха ни у кого нет.

Борода перегнулся через борт нашей машины, перекликнулся с одним из командиров на джипе. Тот ответил коротким жестом, показывая направление. Люди на улице все больше кричали, махали руками.

И тут солнце появилось из-за крыш – начинался новый день. Новый день для целой страны. Люди кричали, смеялись, плакали от радости. Я смотрел на них и не мог понять: это и мой день тоже? Или я всего лишь прохожий, случайно занесённый сюда бурей? Я только вздохнул и опустил взгляд. Новый день пришёл, но что он принесёт – я не знал.

КОНЕЦ 1 ТОМА. НАЧАЛО 2-ГО УЖЕ НА АТ – ЖМИТЕ НА КНОПКУ =