Текст книги "Кубинец (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

Соавторы: Сергей Линник
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава 9

Вот так неожиданность! Я, если честно, остолбенел на секунду. Даже во рту пересохло. Внезапно всё как бы сдвинулось, сосредоточилось вокруг Сьюзи, стало фоном для нее. Отель, богачи, шикарные машины – всё выстроилось вокруг её улыбки. Мой новый костюм, купленный всего несколько часов назад, уже не казался таким идеальным рядом с её нарядом, этими бриллиантами… Но её взгляд не был осуждающим, в нём была лишь искренняя, непритворная радость узнавания.

– Господа, познакомьтесь. Это Луис! – воскликнула она, еще шире улыбаясь.

А зубы у девушки словно жемчуг!

Её сопровождающие разом повернулись ко мне. Их лица, до этого полные самодовольного безразличия, мгновенно приобрели настороженное, даже неприязненное выражение. Не знаю, в каком они статусе – братья, приятели, может, даже один из них в женихах числится, но я только что стал досадной помехой в их жизни. Камешком в туфле. Мухой, упавшей в суп.

Ближе ко мне стоял высокий, широкоплечий, с коротко стриженными светлыми волосами и квадратной челюстью. Его костюм из тонкой шерсти сидел на нём так, будто был частью его самого, а на руке поблёскивали массивные золотые часы. Он просто-таки излучал уверенность и неприкрытое превосходство. Его глаза, серые и холодные, скользнули по мне с головы до ног, остановившись на моих новых туфлях, словно пытаясь понять, сколько стоит одежда на мне.

Второй был полной его противоположностью: невысокий, щуплый, с жиденькими рыжеватыми волосами, щедро набриолиненными и тщательно причёсанными на косой пробор. На его лице, усеянном веснушками, играла снисходительная улыбка, а в руке он держал стакан с чем-то прозрачным. Костюмчик тоже не из дешевых, но сидит мешковато, будто он его одолжил у кого-то. Этот изображал скуку. Всюду-то мы были, всё-то мы видели.

Рыжий что-то буркнул по-английски, тоном, которым обращаются к прислуге.

– Луис не говорит по-английски, – заявила Сьюзен. – Будьте добры разговаривать по-испански.

– Спаситель? – пробасил широкоплечий, обращаясь к Сьюзен, но его глаза не отрывались от меня. В его голосе прозвучала нотка насмешки. – Дорогая, ты преувеличиваешь, как всегда. Неужели этот дрыщ может кого-то спасти?

Сьюзен слегка нахмурилась.

– Мастер Уилли, вы забываетесь, – произнесла она, и в ее голосе прозвучала сталь. – Этот молодой человек помог мне, когда вы, – она бросила взгляд на широкоплечего, – предпочли в шторм бросить меня одну.

Блондин, казалось, пропустил её слова мимо ушей. Он сделал шаг вперёд, остановился очень близко ко мне. Будто в разборках с уличными «орлами». Сейчас по всем правилам он должен сказать что-нибудь обидное, а потом толкнуть меня. Этот Уилли на полголовы выше меня, смотрит сверху вниз. Но отступать нельзя. Оглядываться тоже. Остаётся только смотреть прямо в глаза и не показывать испуг.

– Не припомню, чтобы среди ваших знакомых числился кто-то вроде… – он сделал паузу, явно подыскивая слово, – … такого. Вы, молодой человек, здесь что-то продаёте? Или, быть может, вас прислали с поручением?

Рыжеватый парень рядом со Сьюзен тихонько хихикнул в свой стакан, и покачнулся. Похоже, он был уже прилично подшофе. Я почувствовал, как мои кулаки невольно сжимаются, а тело напрягается. Плевать, что он сильнее – я был готов. Мои мысли метались, пытаясь найти достойный ответ, который бы не вызвал скандал, но при этом поставил этих индюков на место.

– Я здесь, сеньор, как и вы, – сказал я, стараясь говорить спокойно, – пришел на концерт.

Уилли усмехнулся.

– И где вы слушали музыку? В партере на галерке? – он смерил меня взглядом. – Билет, полагаю, вы выиграли на радио? Или нашли на дороге?

– На дороге вас нашли, – пошел я на обострение. – С такими манерами… может, даже и в канаве.

Улыбка сошла с лица Уилли, он сжал кулаки. Рыжеватый парень перестал хихикать. Сьюзен я не видел, она только что шагнула чуть в сторону, а мне приходится смотреть в глаза блондину.

– Ты, кажется, не понял своего места, парень, – прорычал он. – Тут не принято хамить людям, которые…

– Достаточно, мастер Уилли! – Сьюзен шагнула между нами, причем я остался на месте, а здоровяку пришлось сдвинуться назад. – Я не потерплю такого обращения с моим другом. Если вы не можете вести себя прилично, я прошу вас оставить нас. И вы, Роули!

Досталось и рыжеволосому – девушка кивнула на его стакан, спросила:

– Это уже третий! Вы что же, надеетесь, что я вас буду тащить в гостиницу⁈

Оба парня выглядели ошарашенными. Они явно не привыкли к тому, чтобы им указывали.

– Но, Сьюзен… – начал было Роули, но она лишь махнула рукой.

– Мне нужно поговорить с Луисом. Если вы хотите подождать, вы можете это сделать в баре. Или идти домой.

Её голос был вежливым, но непреклонным. Уилли, помявшись, понял, что проиграл. Он бросил на меня испепеляющий взгляд, развернулся и, не сказав ни слова, направился к бару. Рыжеватый парень, бормоча что-то неразборчивое, поспешил за ним.

Сьюзен обернулась ко мне, и её лицо озарилось улыбкой.

– Какой же ты… – она покачала головой, смеясь. – Острый на слово. А ведь семья Уилли действительно, поднялась в Чикаго с самого низа. Жили рядом с неграми в гетто.

– Он американец?

– Как и я. А ты?

– Я родился в Гаване.

– У тебя странный испанский…

Я почувствовал, как щеки мои наливаются краской.

– Совсем недавно я заикался, сеньора.

– Какая я тебе сеньора? – рассмеялась она. – Сьюзен. Спасибо, что поставил этих двоих на место. Они… они так утомляют. Мой отец надеется, что я выйду замуж за кого-то из их круга. Но они такие… одинаковые.

Она сделала жест рукой, выражающий скуку. Я посмотрел на неё, пытаясь понять, было ли это просто выражение вежливости или что-то большее. Но в её глазах была искренность.

– Концерт тебе понравился? – спросила она.

– Очень!

– Да. Очень. Это… было потрясающе. Во мне до сих пор живет эта музыка

– Во мне тоже, – я глубоко вздохнул, произнес. – Могу ли я тебя угостить чем-нибудь в баре? Или, может быть, прогуляемся? Ночная Гавана – это очень романтично.

– О! Мы дошли до романтики! Как все стремительно, – Сьюзан мне мило улыбнулась, я почувствовал, как краснею.

– Что же… Пойдём, мой спаситель!

Она взяла меня под руку, снова тесно прижавшись, как тогда, под дождем, и мы пошли по Малекону. Слева – чёрная гладь океана, рокочущего свои вечные песни. Справа —вывески казино и отелей мерцали, освещая прохожих разноцветными огнями. Люди гуляли, танцевали прямо на тротуарах под музыку мелких оркестров, доносившуюся из дверей открытых настежь баров. Сколько же здесь было небольших дансингов! Почти в каждом дворе.

– Сьюзен, – начал я, – что тебя привело в этот город?

Она улыбнулась.

– Мой отец, – ответила она. – Он крупный сахарный оптовик. Делает на острове, по его выражению, большой бизнес. А я… я здесь, чтобы учиться.

– Учиться? – удивился я. На Кубе с учебой было не очень – сюда богатые американцы приезжали развлекаться и наслаждаться жизнью.

– Да. Я мечтаю танцевать. Профессионально. Здесь, в Гаване, есть замечательная танцевальная академия. Я занимаюсь классическим балетом, но также изучаю кубинские танцы. Это… это совсем другое. Здесь столько страсти, столько ритма. Я даже выступаю в одном варьете в кордебалете, чтобы набраться опыта. Мой отец не очень этим доволен, он считает, что это не подобает его дочери. Но мне нравится.

Её глаза сияли, когда она говорила о танцах. Я чувствовал, как её энергия передаётся мне.

– Варьете? – сказал я, и вдруг в моей голове возникла шутка. – Надеюсь, мне найдется место в первом ряду на премьере.

Сьюзен рассмеялась, её смех был звонким и искренним.

– Ну, теперь-то ты точно достоин первого ряда, Луис, – сказала она, слегка подталкивая меня локтем. – Ты так изменился с нашей последней встречи. Тогда выглядел… как оборванец из гаванских трущоб. Не в обиду, конечно.

Я улыбнулся, но внутри у меня все сжалось. Я ведь так и оставался тем самым оборванцем из гаванских трущоб. Фактически, бездомным.

– Я, как и ты, попал под удар стихии. Не суди меня строго.

Мы шли дальше, и Гавана обволакивала нас своими звуками и запахами. Из открытых дверей баров, где неоновые огни бросали разноцветные блики на лица танцующих, доносились ритмы сальсы и мамбо. Мелкие оркестры, состоящие из пары гитаристов, контрабасиста и перкуссиониста, играли зажигательные мелодии, и люди не могли устоять на месте. Пары кружились в вихре танца, их тела сливались в едином движении, полном страсти и чувственности.

– Ты любишь танцевать? – спросила Сьюзен, её глаза блестели от огней.

– Какой же кубинец не любит? – честно соврал я.

Мы прошли мимо небольшой площади, где под раскидистыми фикусами раскинулось несколько уличных кафе. За столиками сидели люди, потягивая ром и пиво, оживлённо беседуя. Над площадью витал аромат жареных бананов и свинины. Пригласить девушку перекусить? Или… Я просто взял Сьюзан за руку и как оказалось, она была не против.

– У такой красавицы, наверное, нет отбоя от поклонников…

Девушка слегка покраснела.

– Ну… они есть. Но… они все такие… предсказуемые. Ищут выгоду, понравится даже не мне, а моему отцу. А мне хочется… чего-то другого.

Она не договорила, но я понял. Ей, дочери богатого человека, нужны были искренние чувства, а не расчёт. Что ж, этого я мог предложить ей в избытке.

Мы подошли к большому дому, стоявшему за кованой оградой, увитой бугенвиллией. Фасад был светлым, с колоннами и широким балконом. Из окон лился мягкий свет.

– Мы пришли. Я тут живу.

Ничего себе поместье… Нечего даже сравнивать с моей разрушенной лачугой.

– А гостиница? Там тебя знают…

– Мы там жили первое время, и я захожу иногда встретиться с друзьями, – улыбнулась девушка.

Мы остановились у ворот. Ночная Гавана шумела вокруг нас, но здесь, у её дома, звуки были приглушёнными, будто за толстой стеной.

– Когда мы увидимся вновь?

Неожиданно мой голос прозвучал хрипло. Слова вырвались сами собой, будто не я их произнес, а тот, прежний Луис, чье тело я занял.

Сьюзен слегка склонила голову, наморщив лобик, как будто обдумывала сложную задачу.

– Завтра я занята, – ответила она, – репетиции допоздна. Но… послезавтра вечером? Хочешь пойти потанцевать?

Я почувствовал, как сердце у меня забилось чаще. Это был вызов.

Я набрался смелости, осторожно, едва касаясь, я положил руку ей на щеку. Её кожа была нежной и теплой. Её зрачки расширились, но она не отстранилась. Я наклонился и нежно, почти невесомо, коснулся её губ. Поцелуй был сладким, как кубинский сахар, и обжигающим, как местный ром. Сьюзен вздрогнула, но затем, к моему удивлению, её губы ответили. Она подалась вперёд, её мягкие, тёплые ладони легли мне на шею, притягивая ближе. Её тело прижалось ко мне, и я почувствовал её лёгкое, едва уловимое дрожание. Поцелуй становился глубже, страстнее.

Затем она резко отстранилась. Её дыхание стало прерывистым, глаза горели, но в них появилось и что-то похожее на испуг.

– Это был мой ответ, – я облизал губы, с трудом сглотнул.

– Послезавтра, – прошептала она, её голос был еле слышен. – В восемь.

И прежде чем я успел что-либо ответить, она развернулась и, подхватив подол платья, бросилась через ворота, скрывшись в тенистом саду. Дверь захлопнулась с тихим щелчком. Я стоял один посреди ночной улицы, ощущая на губах привкус её поцелуя.

* * *

Вчера я зашел и купил много вкусной еды. Утром осталось только разогреть. После сытного завтрака, немного отдохнув, я вышел на зарядку. Все через черный ход, не дай бог запалят соседи. На пустыре неподалеку сделал комплекс упражнений, что мне показал Сагарра, попрыгал через скакалку. Отжимания и бой с тенью. После зарядки, мокрый и выжатый как лимон, так же втихаря вернулся в дом аптекаря. И сразу в душ. Боже! Хорошо жить, как белый человек… А не эти трущобы с летающими тараканами и цикадами. Никогда не был падок на внешний комфорт, всегда ценил внутренний. Но после оккупации и «лагеря смерти» кое-что четко понял. Все эти разговоры про внутренний мир – они для тех, кому есть что кушать на завтрак, кого не рвет на части овчарка.

Посмотрев на часы, я понял, что надо бы навестить Люсию. Вчера не пошел, хоть и обещал. А девчонка, небось, ждала, что принесу ей лекарства.

Я зашел в аптеку, убедился, что тут все спокойно. Достал из шкафа еще одну ампулу морфина и несколько таблеток дипирона. Взял с полок связку бинтов, мазь для синяков.

День уже перевалил за полдень, солнце стояло высоко, и привычная гаванская жара обрушилась на меня с новой силой. Контраст между прохладой внутри дома Альвареса и уличным пеклом был разительным.

Дом Люсии находился в таком же бедном квартале, что и мой, недалеко от нашей аптеки. И домик у них был ненамного лучше моей хибары. Но его пощадил ураган. Крыша цела, окна все тоже на месте. На веревках, натянутых между домом Люсии и соседней лачугой, сушилось бельё, едва прикрывая полуголых детей, играющих в пыли. У входа лежала старая соломенная циновка, зато у двери висел звонок на веревочке.

Я даже не успел к нему протянуть руку, как дверь чуть приоткрылась и в проёме показалось женское лицо. Старое и морщинистое. Кожа такого же тёмного оттенка, как у Люсии, но с примесью какой-то сероватой землистости. Глаза, глубоко посаженные, были мутными и настороженными, а седые волосы туго стянуты платком. Дверь открылась чуть шире, и я увидел, что женщина одета в старое, застиранное хлопчатобумажное платье, с заплатой на подоле. Я мгновенно понял – это мать Люсии. Лицо очень похожее – такой же подбородок, скулы.

– Что вам нужно, юноша? – спросила она, её голос был хриплым, будто она долго не разговаривала. В её взгляде сквозила подозрительность, привычная для обитателей этих трущоб. Меня не узнала. Моя новая одежда, видимо, сбивала с толку.

– Добрый день, сеньора, – ответил я, стараясь говорить спокойно – Я… я Луис. Мы с Люсией работаем у сеньора Альвареса. Пришёл проведать её. Она… она вчера плохо себя чувствовала. Я принёс лекарства.

На лице женщины мелькнуло что-то похожее на узнавание. Её глаза, до этого настороженные, слегка расширились. Она явно вспомнила худого, заикающегося парня из аптеки.

– Луис? – пробормотала она, и в её голосе появилась тёплая нотка, смешанная с удивлением. – Как ты вырос! Ты… ты так изменился. Я тебя и не признала.

Она приоткрыла дверь шире, приглашая войти. Я шагнул внутрь, и меня тут же обволокло запахом старого жилья, смешанным с ароматом горячей фасоли и чего-то сладкого. Внутри было так же тесно и бедно, как в моей бывшей лачуге. Одна комната, разделённая пополам натянутой простынёй, служившей ширмой. Вторая была спальней с двумя кроватями. На одной кто-то лежал.

– Лусия! К тебе Луис пришёл. Из аптеки.

Позвала она тихо и нежно, будто боялась повредить громким звуком.

Простыня слегка зашевелилась, и через мгновение из-за неё появилась Люсия. Увидев меня, она поправила ворот ночной сорочки. Её волосы были распущены, и это придавало ей более уязвимый, домашний вид. Лицо… на левой щеке расплывался синяк, окрашенный в оттенки тёмно-синего и жёлтого, а под глазом виднелась припухлость. Губа была разбита, и вокруг неё уже образовывалась засохшая корочка.

– Луис! – Она попыталась улыбнуться, но уголки губ дрогнули от боли. – Что ты здесь делаешь?

Она явно смутилась, провела рукой по распухшей щеке, будто пытаясь скрыть следы побоев. Её взгляд на мгновение метнулся к матери, потом обратно ко мне.

– Ох, я, наверное, ужасно выгляжу, – прошептала она, опуская глаза. – Ты… ты не должен был меня такой видеть.

Я покачал головой, подошёл ближе и опустился на колени рядом с кроватью. Её мать молча отошла в сторону, прислонившись к стене, наблюдая за нами.

– Извини, что не зашел вчера, как обещал. Мой домик… его нет. Развалился во время шторма.

– Какой ужас! – охнула Люсия. – Как же ты теперь?

– Как-нибудь устроюсь, – махнул я рукой и показал глазами на стоящую у двери мать.

– Мама, извини, мне с Луисом надо посекретничать немного, – сразу поняла намёк девушка. – По работе кое-что обсудить.

– Ладно, мне всё равно во дворе надо поработать, – сказала сеньора и ушла.

– У тебя такой красивый костюм, Луис. Откуда? Рассказывай! – зашептала Люсия. – И прическа модная!

– Я решил изменить свою жизнь. Кардинально.

Я положил свёрток с лекарствами на край кровати.

– Я принёс тебе кое-что из аптеки, – объяснил я. – Обезболивающие. И мазь для синяков, чтобы быстрее сошли. А это… – я достал из свёртка ампулу морфина, – повторюсь, это на самый крайний случай, умоляю – только не злоупотребляй, ты же знаешь, что это опасно.

Она взяла ампулу, повертела её в пальцах, а потом её взгляд упал на мазь. Лёгкая улыбка тронула её губы.

– Спасибо, Луис – сказала она, и погладила мою руку. – Ты… ты единственный, кто позаботился обо мне.

– Как рёбра? – спросил я. – Сильно болят? Морфин вчера помог?

– Сегодня боли меньше, – она осторожно прикоснулась к забинтованной груди. – Бандаж держит хорошо. Но вчера пришлось делать укол, никак не могла уснуть. Стоило пошевелиться, сразу адская боль. Но ты так и не ответил, где взял деньги. Альварес? – еще тише прошептала она.

– Нашел у него кое что, – помолчав, сказал я. – Ты не это искала? – и я вытащил из кармана расписки из дома аптекаря.

Она быстро начал перебирать бумаги, пока не остановилась на одной. Её она внимательно перечитала, потом резко скомкала.

– Спасибо, Луис, – прошептала она.

– Свобода?

Она кивнула.

– Где же ты все-таки будешь жить теперь?

– Пока не знаю.

– Ты мог бы в аптеке поставить раскладушку. Вода там рядом, еду можно на спиртовке готовить.

– Может, так и сделаю. Спасибо, что заботишься обо мне.

– После всего этого? – заплакала Люсия, продолжая комкать расписку в руке. – Я думала, мне конец, Как вспомню…

– Не думай об этом, – я погладил ее по волосам.

– Луис, – начала Люсия, её голос понизился до едва слышного шёпота. – Пока я была в больнице… приходили полицейские.

Я почувствовал, как напрягся, но постарался не показать этого.

– Они говорили с мамой, – продолжила она, её взгляд метнулся к матери, которая лишь слегка кивнула, подтверждая её слова. – Они сказали… Сказали, что сеньор Альварес… умер.

Я кивнул. Для меня это точно не новость.

– Будет расследование? – спросил я.

– Пока не ясно. Ждут результаты вскрытия.

– Они ничего не найдут! – твердо произнес я.

Мы опять помолчали, каждый думая о своем.

– У меня к тебе опять будет просьба – Лусия полезла под подушку, достала оттуда сложенный листик. – Надо еще раз сходить к дону Педро. Поможешь?

Ну как я мог ей отказать?

Глава 10

Вот же, что просили, то и получили. Хотел подзаработать у Педро – извольте. Я вышел и повернул направо. Вроде здесь нужный поворот был. По крайней мере, в нужную сторону. Воздух Гаваны, густой и влажный, казался ещё тяжелее, чем когда я шел к Люсии. Солнце уже поднялось, и жара успешно отыгрывала кратковременное отступление во время бури. Я шёл по улице, сжимая в кармане записку, которую вручила мне Люсия. Новоиспечённый денди в белоснежном костюме теперь был курьером для подполья. На то они и сюрпризы, что получаешь их неожиданно. Надо просто уметь ими наслаждаться!

Я всё больше склонялся к мысли, что связался с революционерами. Не очень-то похожа Люсия на подручную бандитов. Никакого профита она до сих пор от этого сотрудничества не получила.

Я выбрал длинный путь до Ведадо. Не хотелось идти через знакомые кварталы, где каждый камень, казалось, помнил меня оборванцем. Теперь я выглядел иначе – новый льняной костюм сидел на мне идеально, на ногах были туфли из мягкой кожи, на голове – шляпа-федора, которую я купил вчера. Я лихо сдвинул её на затылок, пытаясь уловить лицом ветерок. На запястье поблескивали наручные часы. Я чувствовал себя другим человеком, и это новое ощущение придавало мне решимости. Моя походка стала увереннее, плечи расправились. Я старался держать спину прямо, как учил меня дон Сагарра, и дышать глубже. Физическая слабость прошла – стоило начать нормально питаться, и силы сами возникли в этом теле.

Вернусь, схожу в лавку и куплю повседневную одежду. В этой я слишком выделяюсь. Да и пыль сейчас после прогулки сядет, если не стирка, то чистка будут необходимы.

Но хреновый из меня гость получился. Шёл к больной, и не озаботился даже мелким гостинцем. Лекарства не в счет. Ничего, ответное послание понесу, куплю каких-нибудь сладостей.

По пути мне встретились знакомые места. Вот уличный кафетерий, где я вчера пил лимонад. Вон тот самый букинист, у которого я «купил» разговорник. Я невольно улыбнулся, вспоминая, как он кинулся на меня с тростью. Сейчас, в моём новом облике, он, скорее всего, не узнал бы меня. Да и денег у меня хватило бы, чтобы купить его развал целиком, вместе с букинистом в придачу. Мне вдруг стало стыдно: старик явно не жирует, сидит здесь целыми днями в надежде продать хоть что-то. А обещал ведь себе, что заплачу. Я достал из кармана пятерку, и развернулся: в своих раздумиях я прошел добрых два десятка метров. Вернулся к букинисту, и положил перед ним банкноту.

– За разговорник. Извините, что так вышло.

– Пошёл вон, засранец, – буркнул продавец, но деньги взял. И даже не попытался достать меня своей тростью.

* * *

Улицы становились всё шире, дома – величественнее. Я купил фруктовый лед в вафельном стаканчике и не спеша наслаждался недоступным ранее лакомством. До Ведадо оставалось совсем немного, когда заметил что-то странное. Движение на улице начало замедляться. Машины, которые до этого неслись по проезжей части, теперь ехали медленно, прижимаясь к обочине. Люди на тротуарах останавливались, парочка прохожих и вовсе развернулись и пошли в другую сторону. Из-за угла, откуда-то из глубины Ведадо, донёсся нарастающий гул. Он становился всё громче, и я различал в нём не только шум моторов, но и скандирование голосов, приглушённых расстоянием.

Я остановился, прислушиваясь. Напряжение в воздухе росло. Мимо меня, быстро оглядываясь, прошёл мужчина в дорогом костюме, с бледным и немного испуганным лицом. Он поспешно свернул в ближайший переулок. Несколько женщин затащили детей в магазин, плотно закрыв двери. Что-то происходило. И мне бы вслед за здравомыслящими гражданами тоже податься в сторону, но я же Луис Рафаэль Кальдерон Лопес, парень в белом костюме!. Я только крепко сжал в руке записку.

Из-за поворота, который вёл к центру Ведадо, показались машины. Не обычные такси, а военные грузовики, медленно ползущие по улице. За ними ехали несколько легковых автомобилей, чёрных, без опознавательных знаков, но с затемнёнными стёклами. В кузовах грузовиков стояли солдаты в форме, с винтовками наперевес. Кто-то кричал в громкоговоритель:

– Внимание! Всем стоять! Проверка! – разнеслось по улице.

Я оглянулся: сзади выбегали полицейские, перегораживая путь к отступлению.

Облава!

В моём сознании всплыли картинки из Аккермана: во время одной такой облавы треклятые мамалыжники загребли меня, приняв за еврея. Здесь, конечно, немного иначе. Не было собак и винтовок, направленных прямо на тебя. Но чувство беспомощности, ощущение того, что ты – лишь мелкая букашка, которую могут раздавить в любой момент, было таким же острым.

Шагнуть бы назад, раствориться в толпе. Но толпы уже не было. Пока я тормозил, те, кто поумнее, разбегались, прятались в подъездах, за прилавками магазинов, растворялись в переулках. На улице остались лишь те, кто не успел. И я вместе с ними.

Грузовики и машины остановились, перекрыв движение. Из них выскочили солдаты и люди в гражданском. Впрочем, у цивильных торчали кобуры на боку. На их лицах читалась смесь агрессии и усталости. Пожилой мужчина в панаме, стоящий рядом, выругался.

– Проклятый BRACO!

О Бюро по подавлению коммунистической деятельности знали все. Цепные собаки Батисты. Ими пугали детей. Могли задержать по малейшему подозрению, и долго не выпускать.

– Всем к стене! Руки поднять! – крикнул один из солдат.

Я увидел, как несколько мужчин, стоявших ближе к ним, покорно подняли руки и встали лицом к стене. Кого-то толкнули к машине и начали обыскивать, нисколько не церемонясь. Ещё одного вдруг начали охаживать резиновой дубинкой.

Моя рука, до этого сжимавшая записку, теперь двигалась сама по себе, будто по давно отработанному плану. Послание Люсии… «Мануэль привезёт рыбу в пятницу к дяде Игнасио». Спросят, кому несу, кто такой Мануэль, где живет Игнасио – и готово. Этого было достаточно, чтобы меня приняли за революционера и отправили в застенки BRACO. А там они церемониться явно не будут.

Не колеблясь ни секунды, я развернул клочок бумаги, поднёс его ко рту и быстро, методично, начал жевать. Пожилой кубинец посмотрел на меня с испугом. Бумага была тонкой, почти безвкусной, но её шуршание в зубах казалось оглушительным. Я запихал её за щеку, пытаясь размягчить слюной, а затем проглотил давясь. Я почувствовал, как она скатывается комком по горлу, оставляя ощущение сухости и горечи. Меня чуть не вывернуло наружу. Наконец, я догадался заесть ее фруктовым льдом.

Ко мне подошли двое. Один – солдат в зелёной форме, с автоматом на ремне. Второй – человек в гражданском, с усами и жёстким взглядом.

– Ты что делаешь?

– М-м-мороженое, сеньор, – показал я стаканчик. – Боюсь, что растает и и-и-испачкает одежду.

– Брось на землю! – рявкнул военный. – Документы!

Слава богу, я не забыл взять с собой удостоверение! Бросил в сторону стаканчик и медленно достал из кармана карточку. Он взглянул, вернул:

– Что ты тут делаешь⁈

Его глаза сузились. Солдат в зеленом охлопал меня по карманам, ничего не обнаружил, отступил назад.

– Иду к друзьям на обед.

Его взгляд скользнул по моему дорогому костюму, по туфлям, задержался на шляпе.

– Давай, парень, шагай, – буркнул он, и махнул рукой в сторону, указывая, что я свободен.

Я быстро кивнул, развернулся и пошёл, стараясь сохранять невозмутимость. Сердце колотилось в груди, как сумасшедшее. Кажется, я только что избежал очень больших проблем.

* * *

Стоило пройти полицейский кордон и повернуть за угол, как всё кончилось. Снова обычные прохожие, идущие по своим делам, и никто не стоит лицом к стене, задрав руки. До дома дона Педро оставалось несколько кварталов. Я невольно пошел быстрее, стараясь подальше отойти, от места облавы. И сразу почувствовал, как взмокла спина. Не сколько от жары, столько от волнения.

А вот дом тридцать семь по Кайе Хэ. Стоит на месте, никуда не делся. В массивную входную дверь я постучал уверенно. Я же знаю, что мне сюда. На этот раз её почти сразу приоткрыл сам дон Педро. Но не впустил, посмотрел сначала на меня, потом мне за плечо. Будь со мной полиция, давно бы ворвались.

– Опять ты? – удивился он. – А где Люсия?

– Она серьезно больна, не выходит из дома. Прислала меня. Сеньор Педро, – задыхаясь, проговорил я. – Там… там облава. Полиция и BRACO. На углу. Останавливают всех. Я… короче, я съел записку, что мне дала Люсия. Но я хорошо помню текст: «Мануэль привезёт рыбу в пятницу к дяде Игнасио».

Он уставился на меня, брови медленно поползли вверх. В глазах мелькнуло удивление, а затем – лёгкое одобрение.

– Съел, значит, – пробасил он, и в его голосе прозвучало нечто, похожее на усмешку. – А ты, парень, не промах. Заходи.

Он отступил в сторону, пропуская меня. Я шагнул внутрь, и тяжёлая дверь за моей спиной глухо захлопнулась. Я оказался в том же прохладном полумраке, наполненном запахом дорогого табака.

– Ну, рассказывай, – сказал дон Педро, усаживаясь в скрипучее кресло в большой гостиной. – Что за облава?

Я подробно описал ему всё, что видел: появление грузовиков, начало проверки, избиение сопротивлявшихся. И на закуску – история, как я ловко соврал про обед у друзей.

– Молодец, – кивнул он, выслушав. – Другой бы всё испортил. А ты парень не промах.

Педро поднялся и подошёл к окну, затянутому тяжёлыми шторами. Он осторожно отодвинул край, прислушался, а затем вернулся к креслу.

– Слушай, Луис, – начал он, глядя мне прямо в глаза. – Водить машину умеешь?

Я кивнул. В своей «прошлой жизни» я научился водить полуторку, была возможность. И попрактиковаться пришлось.

– Умею, сеньор. Но прав у меня нет.

Он усмехнулся.

– Да у половины кубинских водителей нет. Нужна твоя помощь. Мы надеялись на Люсию, но раз она не может… Надо будет кое-что отвезти из одного места в другое.

Он подошёл к календарю, висящему на стене, обвёл пальцем дату.

– Приходи сюда через неделю. Вечером. В восемь.

Я нахмурился.

– Зачем мне это, сеньор? Я… я просто помощник аптекаря.

Педро покачал головой.

– Ты теперь не просто помощник. Ты, парень, можешь стать частью чего-то большего. Нам срочно нужна помощь. Люсия… она выбыла из строя. Ты же видел. Помоги нам – мы поможем тебе.

– Кто мы? – спросил я, и моё сердце забилось быстрее. Я уже предчувствовал ответ.

– Мы – Движение 26 Июля, – торжественно произнес дон Педро. – Наша задача – свергнуть предательский режим Батисты (1)

Мои глаза невольно скользнули по комнате. В доме началась какая-то суета. Я увидел, как в соседней комнате, служившей, кажется, спальней, двое крепких парней начали копаться в ящике. Послышался металлический лязг, такой знакомый по войне. Оружие.

– Среди нас есть разные силы, – продолжал тем временем дон Педро, не обращая внимание на парней. – Но все мы едины в одном – Куба должна быть свободной от тирании и американского господства. Нас поддерживают во всём мире! Они знают, что мы делаем правое дело!

Он подошёл к небольшой книжной полке, вытащил откуда-то из-за корешков книг тонкую, потрёпанную брошюру. Протянул её мне.

– На, посмотри пока, – сказал он. – Это о нас. Но… – его голос понизился до шёпота, – ни в коем случае не выноси её за пределы дома. Если поймают с ней – попадешь в BRACO. Понял?

Я кивнул, взял брошюру. Обложка была напечатана на дешёвой бумаге, с неярким, но чётким изображением крестьянина с мачете, рубящего сахарный тростник, и рабочего, заносящего молот над наковальней. Над ними, на фоне восходящего солнца, возвышалась пятиконечная звезда. Текст напечатан крупным шрифтом. Я начал читать.

«Народ Кубы! Сколько ещё мы будем терпеть угнетение? Сколько ещё будем голодать, пока кучка паразитов жирует на наших землях? Батиста и его приспешники продали нашу Родину американским капиталистам! Они превратили Кубу в публичный дом для янки, в плантацию, где каждый из нас – раб!».

Обычная революционная агитка. Одни лозунги, ничего конкретного. Землю крестьянам, фабрики рабочим, всем старикам пенсия, а детям – образование. Такая литература мало чем отличается в разных местах. Все призывают бороться с эксплуататорами за счастливое будущее. Хорошие слова, только к чему они приведут?

– «Свобода Кубе! – эти слова были напечатаны самым крупным шрифтом. – Долой кровавый режим Батисты! Долой диктатуру! Да здравствует народная власть, власть трудящихся!».