Текст книги "Кубинец (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

Соавторы: Сергей Линник
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Наконец, я смог встать и убежать из беседки. Но ничего хорошего из этого не вышло. Я оказался в Аушвице, в газовой камере, только был одет в свой новый костюм и шляпу-федору. А вокруг стояли бесчисленные голые люди, и где-то били в барабаны, так что они начали подтанцовывать. Я пробивался сквозь эту кошмарную пляску, пока не вышел к Йосе. Он был таким же нескладным, как при жизни, и говорил тихо, почти жалобно:

– У меня совсем маленькая просьба. Ничтожная даже. Я, помнится, не дочитал молитву. Дошел до слов «Укшартам леот аль ядеха», а потом жизнь моя кончилась. Вы же грамотный человек, Симон, вам не трудно будет сходить в синагогу и произнести за меня остальные слова?

Слава богу, тут меня затормошили и я проснулся. Надо мной стоял Мигель.

– Ты чего, Луис? Кошмар приснился? Всё кончилось. Прочитай лучше «Патер ностер» или «Аве, Мария», и всё пройдет.

* * *

Так и проворочался я потом, не в силах уснуть. Слышал, как встал Мигель, чуть погодя – Педро. А я лежал, вспоминая сон. Да уж, давно так прошлое о себе не напоминало. Наконец, решил устроить подъём. Хватит валяться. Сходил, плеснул себе в лицо холодной водой, но легче не стало – будто вчера у меня была долгая пьянка. Занялся прыжками со скакалкой – нельзя запускать занятия, Сагарра меня специально предупредил. Если не буду в форме – отчислит из клуба. Хорошо бы еще с лапой позаниматься. Но где ее взять? Я с сомнением посмотрел на валик кресла в зале. Может поставить Мигеля подержать его пока бью? С ним у меня сложились самые дружеские отношения из всех.

Педро нарочито бодро схватил корзинку, буркнув, что вчера так и не купил еды, вышел на улицу. Вот странное дело – от нас требует осторожности, в сортир лишний раз не дает выйти, а сам гуляет по улицам средь бела дня. Я еще стоял над умывальником, когда дверь заскрипела. Опять наш начальник придумал отговорку и вернулся?

Что это Мигель застыл на месте и пялится в дверь? Тоже повернул голову и увидел чужака. Типичный барбудо: высокий, бородатый, в рубашке хаки. Уверен, что если его раздеть, то правое плечо всё в синяках от приклада.

– Ола, амигос. Это ваш грузовик во дворе? – спросил он, настороженно осматривая внутренности кафе.

Я кивнул, чувствуя, как по спине потекла капля пота.

– Черную корову со сломанным левым рогом не видели? – добавил он.

Я замялся и пробормотал:

– Здесь только овцы…

– Не овцы! Кошки! – выкрикнул Мигель так резко, что я вздрогнул.

Глава 19

Связного звали Сантьяго. Для своих – просто Яго. Когда Педро вернулся, на этот раз для разнообразия с продуктами, пришелец уже рассказывал, как в прошлом году водил за нос целую роту военных, которые устроили облаву. Помню, нигде столько не врут, как во время войны, после охоты или рыбалки и до выборов. А по мне так пусть рассказывает самые неправдоподобные байки, лишь бы вся эта опупея закончилась, и мы отправились назад.

Педро с Яго когда здоровался, кивнул вроде как знакомому. Милостиво оставив нам с Мигелем возможность заниматься гостеприимством, они вышли на улицу и, встав у грузовичка, начали о чем-то шушукаться. Вернулись они нескоро, наверное, дела революции торопливости не терпят. Мы решили их не дожидаться, и справедливо поделились кесадильями и хлебом с ветчиной. Сухомятка, кстати, начала надоедать. Хотелось чего-нибудь горячего и основательного, чтобы в конце трапезы лениво отодвинуть тарелку и, вытерев пот со лба, нехотя объявить, что объелся.

Наконец и Педро привел Яго. Они сели за стол, и закусили, чем бог послал. И только после этого начальник вздохнул и сказал:

– Такое дело, товарищи. В Гавану мы сейчас вернуться не сможем.

Мигель флегматично продолжил ковыряться в зубах зубочисткой, только что отщепленной от стола. И только я решил спросить:

– Почему?

– Дорога перекрыта войсками, – объяснил Яго. – Никого не пропускают на север.

– И сколько это продлится?

– Никто не знает.

– Останемся здесь? – продолжил я выдавать очевидные вопросы.

– Опасно. Хоть полиции в Гисе полторы калеки, но мало ли что может случиться. Лучше вам переждать опасные времена у нас в лагере, – сказал Яго и вдруг замолчал. Словно проверял, как мы отреагируем.

В комнате стало тихо, только за стеной вдруг решил объявить о себе в неурочное время петух, громко прокричав свой боевой клич.

* * *

Быстро начались сборы. Тут бы вроде и собираться нечего – имущества у нас никакого, сел в машину, да поехал. Как бы не так. У нас был довольно громоздкий сейф, самая большая свинья-копилка на Кубе. И мы начали корячиться, вытаскивая гипсового Батисту в кузов. На этот раз в четыре пары рук, что, к сожалению, скорости не прибавило. К тому же в самом начале ящик упал на ногу Мигелю и отбил большой палец на правой ступне. Вроде и ерунда, если не надо участвовать в соревнованиях по бегу, но болит.

Когда диктатора окончательно спеленали в мешковину и привязали к бортам, Яго объявил:

– Первый пункт – Манзанильо. Там переночуем. А дальше… – он усмехнулся и махнул рукой. – Потом узнаете.

Очень разумно. Даже если кого-нибудь схватят, всё что узнают власти – мы отправляемся куда-то в горы. Плохо, что если проводник нас внезапно покинет, то никто из нас точно так же не узнает о маршруте. Секретность, она такая.

Громадным плюсом было моё изгнание из кабины в кузов. Я стал пассажиром! Сантьяго заявил, что поведет сам. Другой бы спорил. Я – не буду.

Наш отъезд ознаменовался появлением новой глубокой царапины на крыле. Но кто я такой, чтобы спорить с опытными водителями? Я, кстати, заехал в дворик без повреждений, хоть и с четвертого раза.

Чем хорошо в кузове – отличный обзор. Я по дороге сюда почти и не видел ничего – смотрел на дорогу. А тут – сидишь, ветер приятно обдувает лицо, обозреваешь окрестности. Пыль, правда, на зубах скрипит, но это дело такое.

Ехать недалеко – за неполных два часа управились, и я наблюдал такие же мелкие домики окраины, как и везде. Никакого асфальта, обычная грунтовка. И то, что мы приехали именно в Манзанильо, а не проезжаем очередную деревушку, подтверждалось тем, что конца этим домам видно не было – они тянулись вдаль сколько хватало взгляда. Надеюсь, там, где мы остановимся, есть возможность помыться.

После хибар и мазанок пошли дома посолиднее. Наверняка их строили лет сто назад, солидные идальго обустраивались здесь, как они думали, на века. Но жизнь оказалась чуть суровее, и сейчас стены порядком облупились, кирпич покрошился, фундаменты сели, пустив трещины. Жить можно, но уже не господам – те переехали куда получше, где свиньи и гуси не ходят по улице как у себя во дворе, а торговля идет в приличных лавках, а не с куска мешковины, брошенной прямо на землю.

И вдруг взгляд за что-то зацепился. Я поначалу не понял, и повернул голову, чтобы еще раз глянуть. Благое дело, быстро по этим улицам не поездишь. На пригорке стоял дом, беленый извёсткой, как и почти всё. Вот только над дверью была табличка с крючковатыми буквами иврита, а рядом для уверенности неизвестный маляр кривовато нарисовал менору, а рядом с ней – могендовид. Кусок моего сна встал перед глазами. Молящий об одолжении Йося.

* * *

Во двор нашего временного пристанища заезжать не стали – маловато места, да и улочка узковата, даже для «фордика». Приткнули к забору и слезли на землю. Домик ничем не отличался от остальных – три окна на улицу, во дворе манговое дерево и сарайчик с курами. Хозяйка, пожилая сеньора в цветастом платье, кивнув нам, посовещалась с Яго и бодро двинулась куда-то. Надеюсь, за едой.

Спросил для порядка разрешения и умылся в бочке с водой, а потом и сполоснул пропотевшую и пыльную рубашку в ведре. По такой жаре ее и сушить не надо, отжал, надел, и через полчаса сухая и почти не мятая одежда на тебе.

Хозяйка покормила нас на славу: в жертву была принесена курица, убитая, скорее всего, за излишнюю болтливость. Покойную она добавила в здоровенный казан с ароз конгри, что немного не по рецепту, но протестовать никто не стал. Мясо она порубила на мелкие кусочки, так что жевать почти не приходилось. Получилось очень сытно и вкусно. После нескольких дней на лепешках с овечьим сыром и мелкими добавками ветчины – так и вовсе праздник.

– Схожу, пройдусь, – сказал я Сантьяго. – Замучился сидеть на месте. Прогуляюсь и вернусь, далеко уходить не буду.

Проводник, почесал бороду, пыхнул самокруткой, и вяло махнул рукой, мол, давай, не мешай послеобеденному отдыху. О конспирации с прочей секретностью и не думал, наверное.

До синагоги идти километра полтора. Двадцать минут неспешным прогулочным шагом. А куда мне спешить? До утра я совершенно свободен. Может, и дольше.

Дом собраний был открыт. Дверь нараспашку, за ней старенькая москитная сетка, заштопанная в нескольких местах. Возле двери, чтобы уж точно не ошибся никто, висела табличка «Sociedad Hebrea».

Я на секунду замешкался – как-то кипу я взять не догадался. Но потом решил, что грех небольшой, если голову я прикрою панамой. Так что отодвинул сетку и шагнул внутрь.

– Ола, – поприветствовал меня бородатый сефард лет пятидесяти с грустными глазами. – Чем могу помочь?

– Ола. Вы же раввин?

– Да. Раввин Марио Коэн.

Ого, одна из самых «козырных» фамилий. Кстати, значит именно «священник». Не то что Хайт какой-нибудь. Или Шустер. Портной с сапожником.

– Видите ли, у меня просьба… Немного необычная.

– Слушаю, – кивнул раввин. Никаких эмоций, стоит и слушает, будто нееврейские пацаны тут каждый день ходят со странными разговорами.

– У меня был знакомый. Еврей. Ашкеназ, – зачем-то уточнил я, и раввин кивнул, принимая эту информацию. – Его звали Иосиф. Хозе. И он умер.

– Очень печально, – вставил еврей и замолчал, понуждая меня заканчивать свой рассказ.

– Он приснился мне недавно и во сне сказал следующее: «Перед смертью я начал читать „Шма, Исраэль“ и не произнес молитву до конца. Остановился на словах „Укшартам леот аль ядеха“, когда смерть забрала меня». Извините, если я неправильно произнес, не знаю иврит.

– Вот прямо произнес эти слова? – удивленно спросил раввин.

– Да, надеюсь я правильно их запомнил.

– Очень правильно, молодой человек! Извините, я не спросил ваше имя.

– Луис, сеньор Коэн. Так меня зовут. Так вот, во сне мой товарищ Иосиф попросил при случае пойти в синагогу и дочитать «Шма, Исраэль» за него до конца. Вот я и зашел к вам. Посоветоваться, как правильно исполнить волю умершего.

– Прошу вас пройти со мной, – очень серьезно сказал раввин.

Сомневаться священник не стал. Если он и подумал, что это какой-то розыгрыш, то виду не подал. Поначалу у него в глазах мелькнула растерянность, но всего лишь на мгновение.

Мы зашли в какую-то небольшую комнату, и Коэн пригласил меня присесть. А сам достал толстую книгу на иврите, полистал ее, нашел нужное место, и сказал:

– Я буду читать молитву с самого начала. Это принято. Когда дойду до тех слов, вы будете повторять за мной. Сможете?

– Только не очень быстро, я ведь язык не знаю.

– Хорошо, Луис. Начнем.

Читал он красиво, с выражением. Не бубнил, не завывал, и не тряс головой. Чуть запрокинув голову, прикрыв глаза, он будто забыл обо всём. Впрочем, когда он остановился, я понял, что теперь наступила моя очередь. Повторять незнакомые слова было не очень удобно, временами я запинался и ошибался, и тогда раввин терпеливо повторял.

Молитва оказалась неожиданно длинной, а Йося умер почти в самом начале, так что к концу у меня немного закружилась голова от обилия непонятных слов.

– Спасибо, Луис, что выполнили просьбу своего товарища, сказал Коэн, закрывая книгу. – Вы говорите, он был ашкеназ? Если хотите, я прочитаю «Эль Мале Рахамим». Это поминальная молитва. Так мы почтим его память.

Я кивнул. Эта молитва короткая, слышал ее. От меня не убудет. Надеюсь, что Йосе стало легче на том свете.

* * *

На следующий день мы выехали из Манзанильо. Долго тряслись по совсем ужасным дорогам, которые скорее были направлениями. Вечер встретили в маленькой деревушке, в доме на окраине. Там жила пышнотелая сеньора Розалия. Первым делом она сообщила, что ее сын ушел с Эль Команданте в горы еще в прошлом году. И дальше не теряла возможности говорить как на политинформации. Зато кормила нас так, словно мы всю жизнь голодали, а теперь ее задача – вернуть нам божеский вид. Каждый раз, когда я пытался отказаться от очередной порции фасоли или свинины, Розалия с сияющим лицом, на котором блестели от пота капельки, а вокруг рта чернели усики, приговаривала: «Ешь, мой дорогой, ешь! Тебе нужны силы! Наши парни должны быть сильными, чтобы сражаться за Кубу!»

Яго, сидя за столом, с довольным видом кивал, подхватывая её слова: «Вот так, сеньора! Вы – истинная патриотка!» и прочее в этом духе. Я же, честно говоря, устал от этой бесконечной революционной риторики, но ничего не поделаешь. Зато кормят, и этот факт покрывает всё остальное. Пусть мелют языком сколько угодно, я привычный. И организму это идет на пользу: вроде мышцы появились, даже на животе какой-то намек на кубики есть. Пока это вижу только я, но путь выбрал правильный. Тренировки и сытная еда. Вот два простых рецепта.

Пока сеньора колдовала у очага, я не сидел без дела. Помогал ей по хозяйству – таскал воду, рубил дрова, ощипывал и обжигал кур. Всё это было привычно. К тому же так время идет быстрее, чем когда бездельничаешь.

Утром третьего дня мы снова загрузились в наш «Форд». Мигель, несмотря на распухший большой палец на правой ступне, который он отбил накануне, бодрился, но я видел, как он морщится при каждом шаге. Ступня отекла, палец посинел и разбух.

– Ничего, скоро доберёмся, – подбадривал его Сантьяго. – Осталось совсем немного.

Дорога, по которой мы ехали, была уже совсем тропой. Иногда она сужалась до едва заметной колеи, заросшей высокой травой и кустарником. Стволы деревьев, раскидистые и мощные, смыкались над нами, создавая полумрак, который усиливался от низко висящих туч. Солнца не было видно, и воздух был влажным, тяжёлым, насыщенным запахом прелой листвы и земли. Некоторые участки были такими заросшими, что я с трудом различал, где заканчивается дорога и начинается лес. В одном месте нам пришлось пробираться через заросли колючих кустов, ветки которых скрежетали по кузову грузовика.

Я невольно подумал, что случись что, и мне бы никогда не найти обратный путь. Эти дороги были похожи на лабиринт, созданный самой природой, где каждый поворот, каждый холм казался одинаковым, и ориентироваться можно было только по каким-то еле заметным приметам, известным лишь тем, кто по ним передвигался не один раз. К тому же в открытом кузове мы с Мигелем больше были заняты попытками укрыться от хлеставших веток. Зато Сантьяго не умолкал ни на минуту, отпуская шуточки и рассказывая анекдоты.

На одном из привалов, когда мы остановились возле небольшой речки, чтобы набрать воды и немного передохнуть, между Педро и Сантьяго вспыхнула ссора. Она, очевидно, назревала уже давно, то затухая, то вспыхивая новыми искрами.

– Ты слишком много болтаешь, Яго, – начал Педро, его голос был глухим, низким, словно рычание дикого зверя. – Твои шуточки уже надоели. Глупые анекдоты достали. Ты можешь просто заткнуться и показывать дорогу?

– Ты слишком мрачный, Педро, расслабься, – парировал Сантьяго, с его обычным бесшабашным видом. – Надо радоваться жизни, а не ходить с таким лицом, будто у тебя все родные только что умерли.

– Радоваться? – Педро усмехнулся, и его усмешка была горькой. – Когда наши братья гибнут, когда народ страдает, ты предлагаешь мне радоваться?

– Мы победим! – Сантьяго хлопнул по плечу Мигеля, который сидел рядом, наблюдая за спором с ничего не выражающим лицом. – Разве нет, Мигель? Наш Команданте нас не оставит!

– Я устал от твоей болтовни, – прошипел Педро, и его кулаки сжались. – Ты думаешь, это игра? Ты думаешь, мы здесь ради смеха?

– Я думаю, ты слишком серьёзен, Педро, – ответил Сантьяго, и в его голосе прозвучала нотка вызова. – От этого люди быстрее стареют.

В одно мгновение их спор перерос в драку. Педро, быстрый, несмотря на свой вес, бросился на Сантьяго, пытаясь ударить его в лицо. Тот увернулся, отскочил, и они начали кружить, обмениваясь ударами и ругательствами. Их голоса, до этого приглушенные, теперь звучали громко, разрывая тишину леса. Мигель, хромая на больную ногу, попытался их разнять, но его оттолкнули в сторону.

– Остановитесь! – крикнул я, шагнув между ними и оттолкнув каждого из них в разные стороны. – Здесь не место для драк!

Педро, замахнувшийся на Сантьяго, на мгновение замер. Сантьяго, приготовившийся к ответному удару, тоже опустил руки. Их лица были перекошены яростью, но они послушались.

– Успокойтесь! – повторил я. – Давайте немного потерпим!

Педро тяжело дышал, его грудь вздымалась. Он бросил на Сантьяго испепеляющий взгляд, но ничего не сказал. Сантьяго лишь усмехнулся, поправил свою рубашку, на которой уже появились пятна от пыли.

– Хорошо, Луис, – сказал он, его голос был чуть хриплым. – Ты прав. Мы не враги.

– Я не сяду с ним в кабину! – вдруг заявил Педро, указывая на Сантьяго. – Я поеду в кузове!

Сантьяго лишь пожал плечами. Пусть Педро посидит, укрываясь от веток брезентом. Ему на пользу пойдет, а то от его мрачности иногда кажется, что скоро всё молоко в округе прокиснет. Вроде до отъезда из Гисы он пободрее был. Так я тоже не очень рад ехать от своего нового дома, в котором даже пожить не успел.

– Хорошо, – ответил я. – Мигель, садись в кабину.

– Не, я в кузове останусь. Когда лежишь, нога не так болит.

– Ладно, тогда я поеду с Яго.

И мы продолжили путь. Сантьяго, сидя рядом, нисколько не переживал по поводу ссоры. Он без умолку рассказывал байки и анекдоты, перемежая их рассказами о счастливом будущем, которые почерпнул из всяких агиток. При этом он перекрикивал двигатель грузовика и умудрялся не охрипнуть. Я же, слушая его, невольно улыбался. Его бесконечный оптимизм был заразителен.

Последний привал мы сделали, совсем немного не добравшись до места. Просто в темноте ехать опасно, как сказал Сантьяго, так что лучше с утра выдвинуться.

* * *

Проснулись все как по команде. Даже не завтракали – сходили, оросили деревья, и полезли в машину. Но отъехали мы недалеко, пару километров. Мотор грузовика вдруг затарахтел, и резко затих. «Наверное, попрощался с нами», подумал я. Попытался завести, но ничего не получилось. Мы вылезли из кабины и открыли капот. К сожалению, таблички с надписью «Дёрни здесь, и всё пройдёт» там не было. А я тот еще специалист. Внутрь мотора полез Яго, но тоже ничего не добился. Потом пришел Педро. Глубокомысленно изрек, что проблема, возможно, в зажигании. Или подаче топлива. Как по мне, так грузовик сдох от старости. Ему сколько? Лет двадцать, наверное. На нем бы товары по ближним магазинам развозить, в щадящем режиме, а не мотаться по всей Кубе. Но меня никто не спросил. Для порядка мы по очереди крутнули кривой стартер, но мотор не схватывал.

– Ну что, придется дальше ножками, – сказал Яго. – Да тут рядом совсем, часов за шесть дойдем.

– А Мигель? – спросил я. – Он и пары сотен метров не пройдет. Его не понесем.

– Ну подождёт здесь? Да, Мигель? Воду оставим, еда есть. Поспишь, отдохнешь, а там за тобой вернемся, – сказал проводник.

Мигель, сидя на ящике, опустил голову.

– Подожду, конечно, – прохрипел он. – Делать больше нечего.

– Раз пешком, надо перекусить, – заметил Педро.

А вот это очень разумное предложение. Шагать несколько часов на голодный желудок не очень хочется.

Мы развели костёр, поджарили на нём остатки колбасок, которые нам дала донна Розалия, и, сидя вокруг огня, перекусили.

А потом отправились в путь. Но перед уходом Педро залез в кузов и сбросил Батисту на землю. Взял монтировку и начал колотить его по голове. Очень скоро мы могли достать содержимое копилки. Оказалось его довольно много. Разделили на три примерно одинаковых кучки, и разложили по мешкам. Попрощались с Мигелем и двинулись за Сантьяго.

Примерно через километр я решил, что в банке взяли много. Но сколько именно и почему не сработала сигнализация – Педро молчал. А спрашивать я не решался. Еще полторы тысячи шагов спустя я начал считать, что добыча оказалась слишком большой.

– Тяжело? – спросил Сантьяго. – Это деньги революции! Не переживай, Луис, скоро отдохнем! Представь, сколько винтовок мы сможем купить на эти бумажки! Сразу легче станет!

Дорога заняла полдня. Мы шли по узким, заросшим тропам, продирались через густые заросли, перебирались через мелкие речушки. Солнце палило нещадно, воздух был влажным и тяжёлым. Хорошо, ветра нет, и комары со всяким прочим гнусом по такой погоде не особо кусают. Пот стекал по лицу, одежда прилипла к телу, а мышцы ног горели от усталости.

Педро, идущий впереди, вдруг споткнулся о скрытый корень дерева, упал, и, пытаясь удержаться, сильно поранил руку о сломанную ветку. Глубокая царапина на предплечье кровоточила, пачкая его одежду.

– Вот чёрт! – выругался он.

Я, не теряя ни секунды, подбежал к нему.

– Сейчас, Педро, – сказал я, разорвав край своей рубашки. – Давай перевяжу.

Я промыл рану водой из фляги, затем замотал ему руку, стараясь остановить кровотечение. Педро морщился, но терпел.

– Спасибо, Луис, – пробормотал он, его голос был хриплым. – Ты… ты хороший парень. Я замолвлю за тебя словечко перед Команданте. С банком нам сильно помог, и с доставкой груза тоже. Хотя был не обязан.

Я лишь кивнул. Что тут скажешь? Всё правда. Жаль, конечно, что рома нет, сейчас бы пригодился рану промыть.

В лагерь, расположенный в долине за перевалом, мы пришли в сумерках. Как-то не очень близко оказалось. Я уже еле переставлял ноги, но когда кто-то скомандовал «Para!», то я с удовольствием подчинился и остановился.

– Альберто! Не узнал, что ли? – крикнул Яго. – Вот так, на три дня ушел, и уже забыли!

– Ола, – поприветствовал нас вышедший из-за камней на обочине парень с винтовкой. – Добрались?

– Да, машина сломалась, – ответил Яго.

Мы спустились по крутой тропе, и перед нами открылся вид на лагерь.

– Ну вот, теперь это ваш дом, – сказал Сантьяго, его голос был полон гордости. – Добро пожаловать.

Я был впечатлен. Это был не просто лагерь, это была настоящая крепость. Землянки, искусно замаскированные под естественный ландшафт, почти невидимые среди деревьев и кустарников, тянулись вдоль склона. Между ними виднелись палатки, над которыми была натянута маскировочная сетка.

Судя по количеству палаток, жила здесь кабы не сотня. Может, и больше, видел я не всё. Но транспорт здесь имелся – два «Форда» и один «Шевроле» серии АК. Чуть сбоку стоял джип.

Возле машин сидела компания, которую, казалось, собрали, чтобы продемонстрировать всю разноцветность населения Кубы. Это я у дона Хорхе в библиотеке вычитал названия. Ближе всех сидела парочка negro Azul y trompudo de pasos, то есть иссиня-черных, толстогубых и курчавых. Рядом с ними сидели мулаты – Mulatos, как здесь говорили, «кофе с молоком» или «молоко с кофе», в зависимости от оттенка кожи. Не хватало только negro de pelo – темнокожих с прямыми волосами, которые здесь считались красивее, чем Negra de pasos, с «изюминками», или курчавыми волосами. Вон того бородача можно считать blanquito, у него кожа светлая, а волосы темные. Ну и blanco, это такие как я.

Сантьяго провел меня к навесу, где уже лежал спальный мешок.

– Вот, – сказал он, – здесь ты переночуешь. Замерзнешь – иди к костру. Завтра утром тобой займутся. Никуда не отходи. А то полезешь не туда, взорвешься на мине, – захохотал он. – Сейчас схожу, найде тебе что-нибудь поесть.

– А Педро?

– Он будет сдавать наш груз. Денежки счёт любят, так же?

Мне оставалось лишь кивнуть. Закутавшись в спальник, я поворочался, пытаясь лечь поудобнее. Уж чего-чего, а опыта ночёвок на жестких поверхностях у меня хватало с избытком. Подумал, а каково бы здесь пришлось Сьюзи после мягкой постели с шелковыми простынями, и улыбнулся. Вдруг понял, что с трудом представляю ее лицо. Каждую деталь вроде могу, а всё вместе… Что-то туманное и ускользающее. Или это просто со…