Текст книги "Кубинец (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

Соавторы: Сергей Линник
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

В воде только плохо растворяется. Нужен жир. Tostada cubana – гренки, жаренные в масле. Альварес их поглощает килограммами. Я бегал за ними десятки раз в кафе за углом. Не пожалею сегодня собственных средств.

Но сначала порошочек. Ступка, пестик, вещество. Сколько тысяч раз я это делал? Даже соскучился. Так, не до воспоминаний! Ссыпать полученное в пергаментную бумагу, свернуть её в кулёчек. А теперь склянку назад в шкаф, запереть, ключ на место, посуду помыть, протереть, и сделать вид, что ее никто не трогал.

В кафе, к счастью, с утра никого. И работают. Я заказал тосты, пять штук, с ветчиной. Отдал последнюю мелочь, кстати. Жарят их быстро – смазать сливочным маслом длинную булку, разрезанную вдоль, и дождаться, когда подрумянятся. А потом сверху заправку для бутерброда. Строгого рецепта нет, тут каждый готовит, как ему больше нравится.

Сначала хотел насыпать порошок в ближайшей подворотне, но потом решил дотерпеть до аптеки. Мало ли кто случайно увидит. И я побежал что было силы.

Через пять минут я стоял перед кабинетом Альвареса.

– Сеньор, ваши tostada cubana, – постучал я.

– Что⁈ – заревел аптекарь.

– Вы заказывали, сеньор, десять минут назад.

– Ладно, давай. И помоги заодно этой puta умыться!

Точно – он сходит с ума. Так отметелить девчонку за то, что не даёт… Она же сама встать не может! Наверняка пара рёбер сломаны, лицо рассечено, и похоже на отбивную. Я подал пакет, надеясь, что руки будут дрожать не очень сильно.

А Альварес сел за стол, как ни в чем ни бывало, не замечая брызг крови на стенах и не глядя на Люсию, и открыл кулек.

– Кофе мне принеси! Быстро! – и впился в гренок зубами.

Я старался прямо не смотреть. Поднимал на ноги Люсию, пытаясь сделать это осторожнее. Куски он откусывает большие, глотает, плохо прожёвывая. Под ветчиной… Молодец! Ещё раз…

– Я сказал принести кофе! – заревел он, откусывая еще кусок. – Брось эту дуру, потом займёшься!

Повезло мне, кофе я заварил недавно, как раз перед началом этого представления. Не Альваресу, правда, но я не жадный. Когда я принес чашку, аптекарь доедал уже второй гренок. Поставил кофе на стол, и Альварес тут же глотнул из неё. А я начал поднимать Люсию, уже второй раз.

И тут началось.

– Что за?.. – до него дошло, что что-то не так, он отбросил остаток гренка в сторону и вскочил на ноги. – А-а-а! Жжёт как! Крысеныш, что ты…

И тут его вырвало. Первый раз. Пока просто едой. И он упал, сначала на стул, потом сполз на пол. Уже ничего не говорил, только стонал и его выворачивало кровью. Наверняка у него сейчас прощальный стояк, хотя аптекарю точно не до любовных забав. Кантаридин всасывается с огромной скоростью, не успел он всё вырвать. Да и насыпал я щедро, не жалея.

– ¿Qué hififte? – прошипела разбитыми губами Люсия, и я с трудом понял, что она спрашивает, что я сделал.

– Ничего. Давай, умываться! Пойдем отсюда!

Глава 6

Люсия вернулась слишком быстро – и минуты не прошло. Никуда она умываться не ходила, наверняка всё это время стояла за дверью и смотрела на меня. Я едва успел собрать тосты, рассыпавшиеся из старого газетного кулёчка. Их надо выбросить побыстрее, чтобы кто-нибудь случайно не откусил.

Альварес всё ещё был жив. Стонал, мычал, изо рта текла слюна, смешанная с кровью. Я не трогал его – пусть полежит так. Когда затихнет, приведу в порядок, а пока важнее другое: нужно согласовать с Люсией, что и как мы будем говорить.

– Фто это?.. – выдохнула она.

– Сядь, – я подтащил ей стул.

Люсия послушно опустилась, косо поглядывая на аптекаря. Дрожит вся, руки ходуном. Надо успокоить, но осторожно, нам ещё придётся договариваться о версии событий. А то переборщишь с успокоительным, и получишь спящее тело.

– Вот, выпей воды, – я налил из кувшина, чудом уцелевшего среди разгрома. – Что болит?

Получилось отвлечь хоть на секунду. Стукнув зубами о стакан, она сделала пару глотков и, помедлив, выдохнула:

– Рёбра… справа… голова… лицо…

Я осторожно прощупал бока. Три рёбра справа, одно слева. Руки и ноги целы. Альварес не успел пройтись по почкам только потому, что мулатка сразу упала к стене и потом отползла в угол.

– Сейчас сделаю укол, станет легче, – сказал я.

Что у нас есть? Дипирон – знакомый ещё как анальгин. Дам чуть больше обычного, один раз можно. Я не великий специалист по уколам, но девчонка молодая, не толстая, физически активная, вены должны быть. А в мышцу можно уколоть морфий. Буквально половину миллилитра, голову чуть затуманит, но не сильно. Будто стакан вина выпила. Сможет думать и успокоится.

Грудь туго забинтую, и она сможет передвигаться. Эластичный бинт в аптеке есть, хватит. Лицо промою перекисью. Надеюсь, обойдётся без швов.

Когда я вернулся с аптечкой, Люсия сидела, стараясь не шевелиться, чтобы не стало больнее. Альварес продолжал стонать.

– Давай руку, – я сел рядом. – Укол сделаю.

Она протянула было руку, потом спросила шёпотом:

– Ты умееф?

– Умею.

Я не стал тянуть. Попал в вену с первого раза, потянул поршень на себя – в прозрачном растворе вспыхнул багровый цветок крови. Ввёл лекарство и вытащил иглу.

– Согни руку и зажми ватку.

– Фпафибо, Луиф…

– Это был дипирон, – пояснил я. – Сейчас полегчает. Встань, осторожно: сделаю укол в ягодицу.

Слава богу, Люсия сейчас не очень сопротивляется, мне не пришлось убеждать ее, что показать кусочек задницы – не самая большая беда. Потом еще грудь бинтовать. Отвернулась только.

– Что с ним?

– Давай так. Ты не задаешь лишних вопросов – а мне не придется тебе врать. Сейчас я этому уроду вызову скорую.

Я подошел к телефону, набрал 104. Этот номер был записан на стене карандашом и видимо не просто так – бывало, в аптеку приводили больных, нуждающихся в срочной помощи. Объяснил ситуацию – сеньору Альваресу стало плохо, его тошнит и он задыхается.

Подстанция оказалась видимо, рядом, потому как не успел я добинтовать Люсию, как приехали медики. Альварес к этому моменту уже посинел. Началась агония.

– Тебе надо уйти в другую комнату, – я тяжело вздохнул, глядя, как глаза девушки превращаются в щелочки. – Чтобы не было лишних вопросов. Потом приложим лёд.

Люсия только кивнула, ушла. Слишком резко встала, и присела от боли, охнув.

Надо отдать должное скоропомощникам. Оба медика работали слаженно. Пока один мерил давление и температуру, второй заполнял бумаги, попутно расспрашивая меня, что ел сеньор аптекарь и с какими веществами работал. Я только пожимал плечами:

– Но се нада, сеньоры!

На мое «ничего не знаю», врачи морщились, но продолжали споро работать. Укололи несколько уколов – в вену и в мышцу. Что именно, я не смотрел. Какая разница, если ему сейчас и живая вода из сказки не очень поможет. Быстро приняли решение отвезти больного в госпиталь. Думать нечего – без сознания, чем-то отравился. Погрузили на носилки, припрягли меня носильщиком. Вот это – с удовольствием. Помог донести до машины – переделанного в «амбуланс» седана Форд Кантри. Кроме красного креста и мигалки на крыше ничего не говорило, что это карета скорой помощи. Фордов такой же веселой желто-белой окраски по улицам много ездит.

– В какую больницу его повезете, сеньоры? – спросил я, когда аптекарь уже был в машине. – Узнать насчет его состояния.

– Госпиталь Каликсто Гарсия, – бросил медик, захлопывая дверцу.

Номер телефона я в справочной узнаю. Буду очень сильно переживать за работодателя.

– Если он выживет… – в дверях опять появилась Люсия. Вот же неугомонная! Живого места на ней нет, а все лезет…

– Лёд приложи, глаза сейчас совсем заплывут. Иди домой. Аптеку я закрою, повешу табличку, что мы не работаем по техническим причинам. Завтра и послезавтра отлежись. Вот еще морфий, – я достал из ящика склянку. – Если будут боли. Но не злоупотребляй. Сама знаешь, что бывает, если переборщить. Лучше на ночь немного.

Девушка взяла флакон, повертела его в руках. Внимательно на меня посмотрела:

– Я тебя не узнаю… Ты очень сильно изменился!

Я тяжело вздохнул.

– Будут спрашивать – ты ничего не знаешь. Оставь мне адрес, я проведаю тебя завтра. Принесу еще лекарства.

– Подожди, – сказала Люсия. – Мне надо…

И она, еще пару раз охнув, зашла в кабинет Альвареса, села на его стул, выдвинула ящик письменного стола и вытащила из него содержимое. Но перебрав бумаги, молча сгребла их назад. То же самое повторилось и со вторым ящиком, и с третьим.

Я ничего не спрашивал. Понятно, что ищет она что-то конкретное, но раз помощи не просит, то и называться не буду. Хотя знаю: в шкафу с сильнодействующими какие-то бумаги лежат. Мне не жалко, я отдам, но считаю, что инициативу проявлять не стоит.

* * *

За всеми тяжелыми хлопотами незаметно наступил вечер. Или вторая половина дня, если вечером считать непролазную темень, которая спускается на город часов в восемь вечера. Я пошел в библиотеку. И да, совесть меня не мучила, я даже не думал про Альвареса. Выживет, не выживет…

Сегодня мне надо было идти по плану в спортзал, но думаю, тренер поймет. Не каждый день у человека на глазах работодатель собирается дуба дать.

А к дону Хорхе появится надо. Меня всё грызёт желание узнать, что же случилось за годы с сорок четвертого и по нынешний. Эх, будь я богат и свободен, давно бы удовлетворил это желание просто заказав информационную справку. Но я беден, и, из-за этого несвободен. Теперь, когда испанский – не препятствие, можно и покопаться в нужных книжках.

Сегодня в библиотеке и вовсе никого. Владетель книжных богатств один сидел за своим столом и… читал. На обложке красивого голубого цвета было написано «Вымыслы». Имя автора прочитать не успел, книга легла на стол.

– Здравствуйте, дон Хорхе, – тихо, как и положено в библиотеке, сказал я.

– Здравствуй, Луис. Словарь?

– Нет, не сегодня, – ответил я. – Мне бы хотелось посмотреть учебник по мировой истории. Самый новый и подробный.

– Хм, – поправил Хорхе свои очки. – Сейчас посмотрим.

Он ушел, постукивая тростью, а я от нечего делать начал читать перевернутый для меня рассказ. Он назывался «Библиотека Вавилона», и был совсем неинтересный. В нём описывалась библиотека, состоящая из бесконечного количества шестигранных (на этом слове я надолго споткнулся) галерей.

– Вот, самый новый, пятьдесят шестого года, – положил передо мной довольно пухлый том библиотекарь.

Я схватил книгу и сел за ближайший столик. В оглавление не посмотрел, начал листать так. Книга явно была популярной – карандашные пометки почти на каждой странице. Наверняка к экзаменам кто-то готовился – выделял абзацы, подчеркивал карандашом слова, и даже писал на полях замечания.

В начале шло про древние времена, это я листал без остановки. Потом понял, что не с того конца книги смотрю.

Вторая Мировая война закончилась восьмого мая сорок пятого в Европе, и второго сентября на Дальнем Востоке. Военачальники, договоры, дележка территорий… Создание какой-то организации объединенных наций, какого-то договора Северной Атлантики. Война в Корее. Никаких подробностей, всё вскользь, по паре предложений. Не то я взял. Хотел уже закрыть книгу, когда взгляд упал на очередное примечание неизвестного студента. На странице 517 жирно дописали впереди номера цифры восемь и три. И подчеркнули дважды. Наверное, чтобы я не забыл свой лагерный номер, 83517.

Не веря своим глазам, я провел подушечкой указательного пальца по надписи. Меня как по голове ударили! Старая, давно сделана. Перевернул страницу – никакой ошибки, следы от надписи вдавлены в бумагу. Перевернул назад – проклятые цифры так и плыли перед глазами.

Я не суеверен, и не стал бы искать знаки судьбы в случайной надписи. Но сейчас… Может, господь вот так напоминает о моей клятве? Указывает путь? Так я и секунды не забывал.

* * *

– Всё узнал? – спросил дон Хорхе, откладывая чтение.

– Нет, – вздохнул я с сожалением. – Здесь нет подробностей. Мне нужно знать, что случилось с нацистской верхушкой. Написано только то, что Гитлер совершил самоубийство и был сожжен. Ну и про Нюрнбергский суд.

Я показал страницу с «лагерным» номером.

– Учебники не для этого, – пожал плечами Хорхе. – Историю лучше искать в газетах. Они безбожно врут, конечно, но лучшего источника не найти.

– Дайте мне подшивки… с апреля сорок пятого года, допустим. Что посоветуете?

– «Diario de la marina», пожалуй. Только подшивку ты возьмешь сам, стар я таскать такие тяжести.

Отдельные номера «Морского дневника» я видел у нас в подвале, среди газет с объявлениями и местными новостями. Да, там были и международные новости.

Я быстро нашел нужные статьи и заметки. Как оказалось, бесследно исчезли Эйхман, Менгеле… Пропал и не был предан суду Мартин Борман. Список насчитывал с десяток высокопоставленных нацистов, что разбежались в мае сорок пятого года из осажденного Берлина. Новости о нацистах попадались и в сорок шестом, и еще годом позже. Кого-то видели в Аргентине, кого-то – в Испании. Один поселился в Сирии и его отказывались выдавать местные власти.

Аккуратно выписав все сведения, я спрятал тетрадку в карман. Смотрел на газету, а перед глазами у меня стоял Йося.

Может, это и есть мой путь? Найти нацистов и закончить так сказать дело? Но как их искать? Мне добраться до Аргентины – как на Луну. Нищему это недоступно. А ведь мало сесть на корабль и доплыть до Буэнос-Айреса. Там придется переезжать с места на место, питаться, нанимать людей. И это не день и не два. Я такое просто не потяну.

* * *

Не успел я дойти до дома, как начался дождь. Не просто ливень, а натуральный ураган. Сначала поднялся ветер, бросая в лицо пыль и всякий мусор, а потом хлынуло. Нет, нельзя сказать, что дождь стоял стеной. Просто везде была вода, и она летела параллельно земле!

И нет бы мне посмотреть, как люди себя ведут. А они при первых порывах ветра ускорились, некоторые даже побежали. И только я изображал мечтательного болвана, никуда не спеша. Мало того, пошел не домой, а зачем-то в последний момент повернул к Малекону. И когда усилился ветер, тупо продолжил туда идти. Так что когда с неба полилось, промок мгновенно.

Я стоял и смотрел на волны, перехлёстывающие через ограждение набережной. Сколько же там до воды? Порядком. Какую-то машину, стоящую на обочине, вдруг подняло, потащило, и стукнуло о пальму. Совсем рядом со мной, кстати. Думаю, если бы я не стоял сейчас за таким же деревом, меня могло бы точно так утащить ветром куда-нибудь.

И тут я увидел её. Девушку. Она шла, согнувшись от ветра, и светлое платье облепило стройную фигурку, не скрывая ничего. Зачем-то она держала открытый зонтик. Уж не знаю, от чего она там пыталась укрыться, в такую погоду это совсем бесполезная вещь.

Вдруг зонт вывернуло на ветру, потом она выпустила его из рук, и он полетел прямо на меня. Скажем, почти на меня. Но я поймал. Как не помочь такой милой девушке, которая явно расстроилась из-за потери, и закричала мне по-английски «Хэлп!».

С трудом преодолевая ветер, я шагнул к ней и отдал зонтик. Она что-то крикнула, наверное, благодарила, но этот язык я совсем не знал. Да и зачем он бедняку? Так что я крикнул ей в ухо:

– ¡No hablo inglés!

– Спасибо! – крикнула она на испанском. – Пойдем со мной, подождешь, когда кончится дождь.

Девушка схватила меня под руку и, тесно прижимаясь, буквально потащила за собой к входу в отель. Я бы к нему и близко не подошел. Наверняка здесь только богачи останавливаются.

Дверь нам открыл швейцар. Мы вошли и я сразу остановился. Куда мне тут по мрамору ходить? Кругом позолота, панели резные, ковры на полу. Чтоб я так жил…. Возле ног начала расти лужица. На меня внимания ноль. Портье начал квохтать возле девушки, заискивающе что-то говоря на английском. Небось, переживает, что гостья промокла. Может, предлагает горячую ванну побыстрее набрать, чтобы не простудилась. А я старался не смотреть на просвечивающие сквозь мокрую тонкую ткань соски ее маленьких грудей.

– А ты что встал? – вспомнил обо мне привратник. – Давай, на выход!

Вот же козёл! Перед кем выёживаешься? Работает тут попкой, дверь открывает, да спину гнёт за чаевые. Тоже мне, хозяин жизни нашелся.

– Это мой гость! – заговорила девушка на испанском. – Я его пригласила! Как вы можете его выгонять?

А ее испанский получше моего, и намного. Она ни на миг не запнулась, подыскивая нужные слова.

– Мисс Сьюзен, но сами понимаете, мы…

– Всё в порядке, я пойду, – развернулся я. – И дождь уже стихает.

– Подожди, – схватила она меня за руку. – Как тебя зовут?

– Луис, сеньора.

– Какая я тебя сеньора? Зови меня Сьюзи, – засмеялась она, так беззаботно, будто я был ее старым знакомым. – Спасибо, Луис. За зонтик. И просто так. Приятно было встретиться.

Понятно, что это обычные слова вежливости, но мне вдруг стало приятно, будто в хорошем сне.

– Адьос, – сказал я ей, и, не дожидаясь ответа, развернулся и бросился обратно под дождь.

Дождь и вправду немного стих. К тому же теперь ветер дул в спину, подгоняя. Я шел, не разбирая дорогу. Швейцар, конечно, мелкая сволочь, но всё равно обидно. А на что я надеялся, когда заходил в это царство роскоши? На сухую рубашку и ужин из четырех перемен блюд при свечах? Ну помог девчонке, ничего такого. Не стоило просто тащиться за ней. Но она была такая… неземная, что ли. Голову напрочь снесло. Это всё молодой организм Луиса – его по руке погладили, он и думать перестал совсем.

Ноги сами привели меня в знакомый переулок. Так, вот сейчас небольшой поворот, и я на месте. Наконец-то переоденусь в сухое, а то под этим дождем я впервые здесь замерз.

Повернул, и в слабом свете, падающем из соседского окна, увидел, что моей лачуги больше нет! Осталось стоять полторы стены! Остальное лежало на земле! А крыши не было совсем!

Глава 7

Желания рвать на себе волосы и лупить кулаком в стену не возникло. Как говорится, легко пришло – легко и ушло. Не о чем печалиться. Я так и не начал считать эту халабуду своим домом.

Только сейчас я понял, почему так много людей на улице: отовсюду доносились голоса. Наверное, приводят в порядок последствия урагана. Но мне нет смысла ставить назад стены: легче разрушить всё до конца и выстроить лачугу заново. Только где взять на это деньги? Доски для стен, окно, жесть на крышу. Даже если не железо… Моих скудных сбережений на стройку явно не хватит…

Как можно было забыть об этом? Я пошел к развалинам. Так, кровать, насквозь промокшая, в сторону её. Я ощупал в темноте пол в углу. Вот и знакомая выщербина. Попытался приподнять доску, но палец соскочил с мокрого дерева. Ко всему еще и ноготь сломался. Да что же за невезение?

Вторая попытка оказалась удачнее, и я вытащил свои сбережения, завернутые в клеенку. Все двадцать восемь песо – за месяц я умудрился не только восполнить свои траты, но и даже доложить песо. Такими темпами я мог рассчитывать лет через сто скопить на билет до Аргентины. Но сейчас это всё, что у меня есть.

Что еще? Моя драгоценная книга – «Самый полный испанскій разговорникъ для путешественниковъ». Он лежал под грудой мокрых тряпок, тоже промокший, но все еще читаемый. Я вытащил его, разгладил страницы. Моя тетрадка со словами – ее не было. Наверное, унесло ветром. Или растворилась в воде. Не страшно, я уже запомнил достаточно, да и библиотекарь дон Хорхе, уверен, даст мне новую. Огрызок карандаша вывалился из кармана и исчез в грязи. Да и черт с ним.

Куда мне теперь? Из хороших знакомых у меня только Люсия. Но вряд ли она обрадуется, если я среди ночи заявлюсь к ней домой с просьбой посушить одежду и переночевать. У нее сейчас своих забот хватает. Хотя что думать? В моем распоряжении есть целый спортзал! Ведь Сагарра дал мне ключ, чтобы я мог там убираться. Там можно расположиться с удобствами! Сейчас достану свою одежду из-под развалин – и в путь.

На поиски гардероба ушло немало времени – сверху на нём лежала груда досок, ещё недавно бывших стеной. Я перетаскивал их одну за другой, пока не добрался до запасной рубашки и жалких остатков белья. Не богатство, но сейчас каждый сентаво на счету.

* * *

Я вышел в переулок. Шторм не утихал. Дождь шел где-то в стороне, но совсем недалеко. Молнии вспыхивали, разрывая ночное небо на части, а раскаты грома дополняли их оглушительным треском. Я брел по затопленной улице, чувствуя, как ноги утопают в грязи.

Дорога до боксерского клуба заняла целую вечность. Я миновал обрушенную стену какого-то сарая, чуть не споткнулся о поваленный фонарный столб. И пальмовые листья! Эта гадость путалась под ногами постоянно.

Я вытащил ключ, который дал мне сеньор Сагарра. Дверь тут такая, что ее плечом вывалит любой взрослый, замок больше для порядка. Внутри было темно, но сухо. И тихо, если не считать приглушенного шума бури снаружи. Запах пота и старой кожи, сейчас довольно успокаивающий, совсем не раздражал.

Я прошел вглубь зала, туда, где на полу лежали старые маты. Нащупал один из них, опустился, и, тяжело вздохнув, лег. Даже мокрая одежда сейчас не беспокоила. Подул слабый сквозняк, принесший запахи пыли и какой-то дезинфекции. За окном, закрытым ставнями, вспыхнула молния, и ее яркий свет на мгновение пробился сквозь щели, мелькнув пыльными лучами. А затем снова грохот грома, гул ветра.

Я лежал на матах, ощущая их жесткость под собой, и пытался привести мысли в порядок. Моя собачья будка. Как её ремонтировать? Денег нет. Те двадцать восемь песо – это не на ремонт, а на еду, чтобы ноги не протянуть. Что я буду делать? Моя прошлая жизнь аптекаря давала мне профессию, стабильность. Здесь же я – никто. Полотер, заикающийся паренек, который едва сводит концы, а теперь еще и бездомный. Как я смогу выжить? Что делать, когда шторм утихнет? Куда идти?

Я встал, пошел к выходу и распахнул дверь. Холодный, влажный ветер ударил в лицо. Я шагнул на крыльцо. На углу собралась небольшая толпа, человек двадцать, наверное. Взрослые, дети. Кто с каким-то скарбом, кто с пустыми руками. И почти все они галдели, не слушая никого. В центре стояла седая грузная мулатка с огромным бюстом. Ее растрепанные волосы прилипли к лицу, платье порвалось на боку. Она кричала, пытаясь организовать соседей, но ее не очень-то слушали. Помню, видел ее несколько раз, она кого-то распекала за невывезенный мусор. Наверное, старшая по кварталу, или как здесь такая должность называется.

Я не думая ни секунды, распахнул шире дверь, крикнул, привлекая к себе внимание. Помахал рукой – мол, идите сюда.

– Луис! – закричала она, увидев меня. – Слава богу! Ты жив! Помоги нам, ради всего святого!

Я не раздумывал ни секунды. Шагнул под дождь, бросился к ним. Мысль о моей собственной разрушенной крыше отступила на второй план.

– Сюда – крикнул я, указывая на открытую дверь спортзала. – Здесь сухо! Заносите детей!

Она повернулась ко мне, кивнула, и, схватив какие-то вещи, пошла к входу. Сначала пошли дети постарше, потом взрослые с пожитками: промокшие одеяла, сундук, мешки с утварью. Маленькие цеплялись за родителей, прятались. Я подхватил одного, занёс в зал и усадил на маты.

Вскоре все собрались в зале. О, а вот и местный священник. В дождевике поверх сутаны, с фонарем. Зашел, благословил всех, переговорил коротко с людьми. Подошел и ко мне. К счастью, особенности общения я давно подсмотрел у кубинцев. Говорить коротко и тихо, руки на виду, никаких лобызаний колец и рук домиком, как у православных. Главное, креститься правильно.

– Добрый вечер, падре, – сказал я, чуть кивнув.

– Добрый вечер, сын мой. Давно тебя не видел в церкви. Почему не приходишь?

– Работа, падре. Даже по воскресеньям. Сеньор Альварес… очень требовательный, понимаете?

– Понимаю, сын мой. Но время для молитвы всегда найдётся. Я поговорю с сеньором Альваресом. Нельзя отказывать христианину в стремлении посетить храм.

«Вряд ли у тебя получится поговорить с аптекарем, – подумал я. – Для этого придется как минимум умереть».

– Постараюсь, падре.

Он улыбнулся и похлопал меня по плечу.

Тут я вспомнил традиционное прощание с попами.

– Благодарю, падре. Господь с вами.

Он кивнул, еще раз обошёл зал, благословляя всех. И ушел. А что, заботу показал, с народом побыл. Хотя ему таких мест как это надо еще не одно обойти, чтобы весь приход помнил: случилась беда, и падре посетил их в тот же день.

– Спасибо, Луис, – подошла ко мне та тучная мулатка. – Не знаешь, нет ли здесь на чем согреть воду?

– Посмотрю в тренерской, может, найду спиртовку, – сказал я.

– У нас всё промокло… Может, и чай там есть?

– Сейчас посмотрю, сеньора… – я запнулся, поняв, что не знаю имени женщины.

– Ну какая я тебе сеньора, Луис? Всегда называл меня тётей Патрисией! А теперь будто с чужой разговариваешь!

– Извините, тиа Патрисия, – смутился я.

Нашлись и спиртовка, и кастрюлька, и чай. Удалось даже разыскать в шкафчике полупустую пачку крекеров. Надеюсь, тренер не сильно обидится на мое самоуправство.

– Спасибо, Луис, – устало сказала она. – Я уж думала, что конец всему. Твой дом… я видела. Тебя тоже не пощадило.

Я лишь кивнул. Что толку говорить, от этого ничего не изменится.

– Такая беда… – Патрисия покачала головой, ее глаза затуманились. – Завалило семью Гонсалес. Сеньора Анна погибла, ее балкой убило.

– Ужас какой!

А Патрисия все продолжала болтать:

– … Как тогда, с твоей мамой на пожаре, помнишь? Впрочем, ты совсем маленький был, лет пять, наверное. Она такая была… твоя мама. Глаза большие, карие. Ты очень на нее похож… Всегда улыбалась, хоть и жизнь нелегкая. А Рафаэль… Золотые руки… он одежду шил такую, хоть на витрину ставь. И вышивал красиво.

Ого! Патрисия рассказывает про «моих» родителей. Точнее, Луиса. Я стал прислушиваться внимательнее.

– А потом этот пожар… Они пытались спасти швейную мастерскую. И Рафаэль не смог выбраться. Все дотла сгорело. Так ты и остался без отца, Луис. Я тогда тебе молочко носила, помнишь?

Я кивнул.

– А уж Инэс, благослови Господи, её душу… – перекрестилась она, – растила тебя, хоть сама и не оправилась от ожогов. Но ты вырос сильным. И добрым. Таким, как они.

То есть мать еще жила, что и спасло Луиса от сиротского приюта. Да, судьба парню досталась не из легких. В горле почему-то встал ком.

Внезапно дверь спортзала распахнулась. А вот и хозяин пришел, сеньор Сагарра. Что он сделает? Выгонит всех на улицу? Мокрая рубашка прилипла к телу, волосы слиплись от дождя. Он посветил фонариком на сидящих на матах людей, а затем его взгляд остановился на мне.

– Что здесь происходит? – прогремел его голос.

* * *

– Альсидес, слава богу, ты пришел! – Патрисия шагнула вперёд. – Луис позвал нас укрыться от непогоды.

Тренер неожиданно улыбнулся:

– И правильно сделал, – кивнул он. – Мы с племянником как раз шли, чтобы открыть зал и собрать тех, кому негде ночевать. Рафаэль! – крикнул он на улицу. – Заходи, нечего там мокнуть!

– Извините, сеньор Сагарра, – сказал я. – Мы взяли ваш чай и печенье. Я верну.

– Не болтай глупостей, Луис. Всё правильно.

И тут из-за его спины появился… племянник? А жизнь, как известно, любит подбрасывать сюрпризы. В Гаване живёт миллион двести тысяч человек – вдвое больше, чем в довоенной Одессе. И при этом судьба ухитрилась снова свести меня с главарём тех засранцев, которые недавно изо всех сил пытались испортить мне жизнь.

Он меня узнал. Свет фонарика Сагарры метался, то выхватывая из темноты его лицо, то снова пряча, но взгляда хватило.

Пока тренер с тётей Патрисией обсуждали что-то про ночлег, парень кивнул мне в сторону, мол, выйдем.

– Привет, – сказал он спокойно.

– Ола, – буркнул я.

– Что такой бледный? Боишься? – ломающимся юношеским баском произнёс Рафаэль. – Раз ты занимаешься у дяди, можешь ходить спокойно, «Орлы» тебя не тронут.

– «Орлы»? – переспросил я.

– Моя команда, – с гордостью пояснил он.

Детство у него явно ещё в полном разгаре. «Орлы»… Туда же его… Наверняка у них ещё и звания есть. Хотя, глядишь, чуть подрастёт – и начнёт грабить взрослых. Не моё дело: есть у него семья, пусть они переживают, чтобы кровиночка не загремела в тюрьму.

– Луис, ты же у Альвареса в аптеке работаешь? – спросил Сагарра.

– Да.

– Там окно разбито. Мы проходили, я заметил.

– Спасибо, – вздохнул я. – Пойду, посмотрю, что можно сделать.

А ведь и правда… Почему я сразу об аптеке не подумал? Там ночевать куда удобнее, чем на земляном полу в спортзале.

* * *

Я попрощался со всеми и направился к аптеке, прижимая к груди свёрток с вещами. Ветер снова усилился, и я уже мечтал, как окажусь внутри, в сухом тепле: разденусь, вытрусь насухо… Становилось всё прохладнее. Понимаю, на улице больше двадцати градусов, но меня пробирало до костей.

Если стекло действительно разбито, придётся сперва собрать осколки, чем-то закрыть проём, вытереть натёкшую воду… Что загадывать, скоро всё увижу и так.

Проник я с черного входа. Так привычнее, да и обходить здание не надо. Смешно, конечно, рассуждать о сэкономленном десятке метров, но что есть, то есть.

Первым делом я занялся собой. Поставил на спиртовку джезву с водой – чтоб время зря не терять, потом разделся и вытерся насухо ветошью. Налил в мензурку спирт, долил сверху раствор глюкозы и выпил. Надо было чуть больше разбавить, у меня дыхание даже перехватило. Зато в животе сразу разлилось тепло. Можно бы повторить, но на голодный желудок быстро опьянею, а тут ещё дел невпроворот.

Погрыз сухарики из запасов Альвареса. Ему вряд ли сейчас до них дело, а мне хоть чем-то подкрепиться. Потом натянул аптекарский халат. Меня, конечно, можно в него дважды обернуть, но он сухой. А теперь пора за уборку приняться.

Сначала собрал осколки стекла. Хорошо, что это было не витринное, а обычное оконное – и то накопилось прилично. Всё же порезал указательный палец на левой руке, тот самый, где недавно ноготь сломал. Пришлось прерваться, залить йодом, перебинтовать. Испачкал халат кровью, но сразу подумал, что теперь это не так уж и важно.

Наступила очередь окна. Тут бы фанерой для уверенности забить, но у меня нет инструмента, чтобы выпилить кусок нужных размеров. Да и самой фанеры тоже нет, кстати. Вытащу гвоздики, на которых держалось стекло, и прибью ими картон, сложенный в несколько слоев. Хватит срам прикрыть. Надо будет – займусь этим завтра. Но не сейчас.

И тут в дверь постучали.

* * *

Я выглянул в окно – у дверей стояли двое полицейских. В нашем районе они появлялись редко, а уж в такую погоду и подавно. Оба мокрые до нитки, фуражки поблёскивали каплями дождя. Сегодня сухих на улице вообще вряд ли встретишь.

Я взял ключ и отпер дверь. Прятать мне нечего, ничего противозаконного я не совершал. Вряд ли они пришли разузнать о несчастье с сеньором Альваресом – прошло слишком мало времени. Скорее всего, заметили свет и решили проверить, не шарудят ли здесь мародёры. Смешное слово, кстати, по-испански – merodeador. Если не знать, можно подумать, что речь о матадоре с корриды.