Текст книги "Режим бога. Эпоха Красной Звезды - 4 (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Переговариваясь, мы поднимаемся наверх и заходим в приемную. Полина Матвеевна на удивление спокойно реагирует на появление американца. Сдержанно здоровается с ним, предлагает кофе. От кофе я сейчас не откажусь, в присутствии этого американского господина голова должна быть ясной, с ним нужно быть начеку. Пока мы ждем напитки, ставлю кассету в видак. С ностальгией смотрю присланную запись. Ощущение, что с ее момента сто лет прошло – таким далеким и каким-то нереальным кажется все происходящее в клипе. А всего-то месяц минул. Оказывается, Горовские сотрудники смонтировали аж два варианта. И оба не плохи. Просто в одном побольше английского антуража, а в другом весь акцент на массовку. Безоговорочно выбираю первый – на мой взгляд, он намного интереснее получился, во втором слишком мельтешат люди, и получается сумбур. Думаю, и Клаймич поддержит меня, мы с ним «смотрим в одну сторону».

После просмотра клипов, мы с Праудом пьем кофе и болтаем. Атташе все пытается выехать на тему Магнуса и теракта в Лондоне. Ходит кругами. Я осторожно сливаюсь с подобного разговора. Да, у Красных Звезд есть фанаты. Теперь и в высшем эшелоне американского истеблишмента. Пишем хорошую музыку. Людям нравится. А уж какие у нас песни!

– Кстати, о песнях – Прауд достает из кейса несколько наших зарубежных пластинок – Тебя не затруднит подписать? Это для сотрудников посольства... Точнее для посла и его детей. Они уже взрослые...

Вижу, что дипломат смущен. Выпрашивать автографы ему не по статусу, а куда денешься? Я с улыбкой расписываюсь. Выглядываю из кабинета и прошу Полину Матвеевну подписать конверты у "звездочек" тоже.

– Ты, Виктор, просто не представляешь размеров своей известности на Западе. У нас в какой кабинет в посольстве не зайди – играет либо Мы мир, либо Почтальон. Итальянские песни тоже очень популярны. Ты кстати, не подумал над нашим предложением? – Прауд обводит кабинет глазами и театрально прикладывает указательный палец к губам. Явно намекает на разговор с Гором и Вебером. Тот самый разговор, в ходе которого мне предложили "выбрать свободу".

Вот тварь!

Возвращается Полина Матвеевна, отдает конверты.

– Подумал. Мой ответ нет!

Я резко перекидываю пластинки Прауду. Тот их ловко ловит, встает.

– Ну что ж... Очень надеюсь на дальнейшее сотрудничество. Ах да, вот официальное приглашение от посла на праздник Дня Независимости. На всех членов группы – атташе протягивает мне красивый конверт с американским гербом – Мы были бы очень рады, если Красные Звезды выступили в ходе фуршета. Исполнили... как у вас говорят? Пару-тройку? Да, точно. Пару-тройку своих песен. Это бы послужило делу разрядки.

Дипломат тонко улыбается.

– О таких вопросах надо договариваться в отделе ЦК по культуре – я тоже встаю и все-таки жму руку атташе. Хотя очень и не хочу.

–

Иду провожать Прауда. На выходе дипломат раскланивается с двумя мужчинами. Первый – все тот же наш куратор от Комитета – Сергей Сергеевич. Второй… Станислав Говорухин! Собственной персоной. Режиссера трудно спутать с кем-то другим, и трубка, которую он нервно покусывает – неизменная часть его привычного образа. Но вот вид у него не столько гневный, сколько усталый. Похоже, не просто дается мастеру создание одного из самых любимых зрителями телефильмов. Читал где-то, что Лапин у него кровушки попил немало, придираясь то одному, то к другому.

Знакомимся. Мэтр смотрит на меня с легким прищуром, словно пытается понять, что перед ним за фрукт. Ага… недозрелый такой. И зеленый совсем после приключений на крыше сталинской высотки. Но зато уже с шипами.

– Виктор – Говорухин подходит ближе, тыкает в меня мундштуком трубки – Что такого случилось срочного, что меня выдергивают с Мосфильма, везут в ЦК, берут подписки…

– Надо сказать, я тоже в недоумении – к нам присоединяется Сергей Сергеевич – Был звонок от товарища Веверса с просьбой оказать максимальное содействие. А такие просьбы у нас выполняются как приказы.

– Товарищи, поверьте – я прижимаю руки к груди – Сам в недоумении. Я поделился с Арвидом Яновичем своей идеей совместного советско-британского фильма. По истории в Савое.

Мужчины синхронно кивнули и посмотрели на меня с интересом.

– А там ведь образ КГБ задействован, подключился генерал Веверс, ну и все завертелось. Прежде чем рассказать вам так сказать концепцию, может быть посмотрим студию? Станислав Сергеевич у нас первый раз.

Еще два кивка. Я облегченно перевожу дух. Рассматривая фотографии на стене достижений, Говорухин не выпускает изо рта трубку, хотя она и не дымит. Потом усмехается мне как-то по-доброму и указывает трубкой на изображение, где заснято, как мы прорываемся сквозь строй фанатов, осаждающих вход в лондонский Савой.

– Ну что, Виктор, не сладкое оно – бремя славы?

– Не сладкое! Но это еще цветочки на фоне того, что учудили там ирландские террористы.

Я неделикатно тыкаю пальце в фото, где мы с Магнусом стоим лестнице после пресс конференции. Видок у нас там еще тот. И не смотря на то, что мы успели привести себя в порядок, выглядим мы довольно потрепанно. Но не сломлено! Морды вон какие у обоих геройские, особенно у конгрессмена. Говорухин внимательно вглядывается в фотографию, словно хочет вобрать в себя атмосферу той бурной ночи. Переводит взгляд на другие, где я скачу по сцене на стадионе Уэмбли, и где Альдона в черном смокинге, прикрыв глаза, проникновенно поет про любовь.

– Интересная девушка. Фактурная.

– Вы даже не представляете, до какой степени!

– Как ее зовут? Она же из Красных Звезд?

– Да. Это Альдона Веверс. Она дочь Иманта Яновича.

– Хм.. Не знал…

Ну, да… Это в 90-е имена эстрадных звезд знали наизусть даже в глухих деревнях, а сейчас каждый варится в своей кастрюльке. Кинематограф и эстрада – это пока две разные планеты, орбиты которых редко пересекаются, если конечно фильм не музыкальный. И поющие артисты кино только-только начали массово появляться на эстраде и в телевизионных передачах.

– Наша Альдона не только красавица, у нее еще и черный пояс по тхэквондо. Она мне когда-то в Сочи так наваляла, что я еле до гостиничного номера дополз.

– И что вы с ней не поделили? – смеется Сергей Сергеевич. Говорухин тоже оттаивает, улыбается.

– Да мы только тогда познакомились, выясняли, у кого… короче говоря: кто из нас круче.

– Кто победил?! – мэтр заинтересованно смотрит

– Дружба! А если серьезно, то равных ей по уровню подготовки в Союзе мало. А может, и вообще нет.

– Слушай, Виктор, …а нельзя с ней договориться, чтобы она снялась в новом фильме по моему сценарию.

– А про что фильм?

– Про современных пиратов из Юго-Восточной Азии. Хотя бы в эпизоде, а? С людьми, владеющими восточными единоборствами, в Союзе действительно беда, а нам по сюжету нужен не один и не два таких персонажа.

Это что же он мне намекает на «Пиратов 20-го века»?

– Ну, если только в эпизоде. У нас сейчас плотный график, мы к гастролям готовимся, так что на полноценные съемки ее никто не отпустит. Слушайте, Станислав Сергеевич – на ум мне неожиданно приходит идея, которую я спешу озвучить – а у меня для вас есть еще один кандидат. Виктор Цой – парень из Питера, наполовину кореец. У него и внешность подходящая, и каратэ он вроде бы владеет. Про уровень его спортивной подготовки я, правда, не знаю, но внешность у него точно фактурная, азиатская. Хотите, подкину телефончик?

– Буду премного обязан! Ты даже не представляешь, как сложно подобрать актеров и каскадеров с восточной внешностью. А он учится или работает?

– Он вроде бы учится в училище, так что летом у него должны быть каникулы.

Воодушевленный Говорухин просит разрешения позвонить своему режиссеру, а я вдруг задумываюсь: а был ли вообще Говорухин знаком с Цоем? То, что они оба снимались у Соловьева в его культовой «Ассе», вовсе не говорит об их личном знакомстве. Хотя… Вот теперь и познакомятся лет на семь раньше.

После экскурсии по студии, мы рассаживаемся в кабинете и возвращаемся к теме каратэ. Здесь у нас со Станиславом Сергеевичем царит полное согласие – боевые искусства это то же оружие, которое в преступных руках может принести много бед. А если учитывать, что постовые милиционеры у нас сейчас зачастую ходят по улице без пистолетов, оно вдвойне опасно. Физическая подготовка у рядового состава откровенно слабая. Если в Уголовном розыске еще как-то уделяют ей внимание, то в отделениях милиции с этим беда полная. Плавно перевожу наш разговор на Савой. Сетую на то, что там моя спортивная подготовка роли не сыграла, перед автоматом террориста все равны. Говорухин внимательно слушает рассказ, делает какие-то пометки в записной книжке. От рюмки коньяка отмахивается, а вот на кофе соглашается с большим удовольствием.

Итак, наша задача сначала набросать тритмент – это своего рода такая реклама что ли нашего будущего сценария. Он необходим, прежде всего, чтобы заинтересовать потенциальных спонсоров. Там прописывается не только краткий пересказ сюжета, но и более живой в отличие от синопсиса текст. Можно дать характеристику некоторым главным персонажам, иногда привести наиболее яркие фрагменты важных диалогов. Описать места развития сюжета или даже отдельные декорации. Что-то описывается подробно, что-то только скупыми набросками. В общем, это вольное изложение будущего сценария на нескольких страницах, и мы его должны написать. Желательно по-быстрому. А еще перевести на английский. Я мысленно хватаюсь за голову.

Говорухина тема уже захватила, я вижу это по его глазам. Он как гончая, которая взяла след и не собирается с него сворачивать. Выспрашивает какие-то подробности, щурится задумчиво, потирает длинными пальцами подбородок. По рассеянности он засунул зажженную трубку в нагрудный карман своего твидового пиджака, и теперь оттуда вьется дымок, на который Станислав Сергеевич не обращает абсолютно никакого внимания. Наблюдать за работой его ума мне очень интересно, и в таланте задавать правильные вопросы ему не откажешь. Эх, показать бы ему еще фотографии интерьеров Савойя, да где ж их взять? Может, у Веверса что-нибудь найдется?

К одиннадцати вечера, обсудив основную идею и некоторые подробности, мы наконец, расстаемся. У «стены Славы» Говорухин снова задерживается и как-то по-новому всматривается в фотографии. Я думаю о том, что надо бы отпечатать снимки со всех негативов, сделанных в Англии, лишней информации не бывает – глядишь, да что-нибудь нам пригодится. Прощаемся, договорившись встретиться в пятницу. К этому моменту режиссер обещает набросать черновик, изложив сюжет фильма так, как видит его он.

Глава 5

Мы с Лехой возвращаемся домой аккурат к началу программы «Время». Мама, Имант Янович и дед уютно расположились в креслах напротив телевизора. Нам машут рукой, предлагают присоединиться. Мама спрашивает, не голодны ли мы. Мамонт мотает головой, я же налив себе чаю, начинаю размешивать сахар. Погруженный в свои мысли, не сразу я соображаю, что музыка Свиридова «Время вперед» сменяется напряженным голосом диктора с застывшим лицом. Анна Шатилова говорит о чем-то и лишь на кадрах дымящейся бани мой мозг начинает выхватывать отдельные ее фразы: «трагическая случайность…», «пожар перекинулся…», «в результате погиб ряд высокопоставленных партийных деятелей…», «верные сыны Родины...» Под траурную музыку одна за другой идут фотографии Горбачева, Ельцина, Шеварднадзе, Яковлева... Моя челюсть медленно ползет вниз, дыхание сбивается. Под фотографиями короткие подписи фамилий и занимаемых должностей. Яковлев посол в Канаде, Горбачев все еще секретарь ЦК по сельскому хозяйству. А Ельцин так и вовсе рулит Свердловской областью. Каким образом эти люди могли встретиться в бане?!

Мама с дедушкой тихо переговариваются, Веверс внимательно смотрит на меня.

Наконец, дыхание восстанавливается, и ко мне возвращается способность говорить.

– Имант Янович – хриплым голосом произношу я – Можно вас на пару слов? По вопросу студии.

Мы выходим в сад, встаем под фонарем. Наэлектризованный воздух застыл густым киселем, надвигается гроза.

– Зачем? Боже мой, вам мало Громыко?!? Зачем вы убили Ельцина?! А Шеварнадзе?! – я хватаюсь за голову – Ведь история уже пошла совсем другим путем!

– Говори тише! – Веверс достает из кармана портативный прибор подавления сигналов, включает его. Серая коробочка начинает мягко гудеть.

– У них же семьи, дети!! – я готов схватить Веверса за горло. Лишь огромным усилием я сдерживаюсь. От генерала пахнет гарью. С примесью какой-то химии. Вдалеке раздается первый гром.

– Ведь вы могли устранить их простым бюрократическим путем… Зачем убивать?!?

– Ты тоже мог написать анонимки на убитых предателей и маньяков. Но предпочел воспользоваться рицином.

– У вас такие возможности… Вы же сожгли людей заживо.

– Ну не заживо – на бесстрастном лице Веверса нет ни одной эмоции – Люди просто угорели. Когда начался пожар – они уже были мертвы.

– ЗАЧЕМ?!!!

– Мы… Я консультировался с ведущими футурологами и физиками. В науке есть концепция ригидности, неподатливости истории.

– Что?

– Исторические процессы – терпеливо начал объяснять мне генерал – Могут идти в одном и том же установленном русле. В разных слоях реальности. По каким-то неведомым нам законам. Мы обсудили это с Арвидом Яновичем и решили не рисковать.

– Рисковать?! Вы убили четверых человек просто, чтобы не рисковать?!! Вы вообще нормальные?

Вдруг над лесом с треском вспыхивает яркая, ветвистая молния. Я слепну на несколько секунд. Уши разрывает запоздалый удар грома. И тут же начинается сильный ливень. Мы мгновенно промокаем.

– Пойдем в дом, Витя – генерал приобнимает меня за плечи – Впереди еще много дел, ты не должен простудиться.

Покорно, словно робот, я иду к дому. В голове лишь один вопрос. Сколько еще крови должно пролиться, чтобы СССР выжил?

Снова громкий раскат грома, который раздается прямо над моим ухом, и я подскакиваю, с ужасом озираясь вокруг. Уфф… Это лишь сон. Сон! Я в постели, и сейчас судя по всему ранее утро, а не поздний вечер. Правда, гром вполне себе настоящий – за распахнутым настежь окном буйствует майская гроза. Я вытираю испарину со лба и трясу головой, пытаясь скинуть остатки сна.

Надо же такому присниться… Баня…! Да там тогда уже не баня, а целый троллейбус нужен. Как в фильме «Шпион». Хотя нет. Троллейбусом тоже не обойдется! Поезд понадобится, вагонов 20, и не плацкарт, а товарняк. Губернаторы всякие, мэры, министры... Под бизнес еще можно пару-тройку таких составов, и всех их потом под откос в самом глубоком ущелье...

А ведь Пельше такая безумная мысль наверняка уже приходила в голову. Он ведь никого жалеть не будет. Не тот у нас человек Арвид Янович. Скорее всего обладание информацией будущего жжет ему руки, и душа старого коммуниста требует активных действий. Время поджимает его, он наверняка уже знает, что скоро умрёт. И постарается успеть сделать по максимуму.

Уснуть мне больше не удается. Сон ушел, и хоть ты что делай. Ладно, придется вставать. Отправляюсь в душ и в коридоре сталкиваюсь с мамой

– Витюш, и тебя гроза разбудила?

Молча киваю ей. Можно сказать и так…

…От воспоминаний об этом неприятном сне мне удается избавиться только на работе. Переступаю порог студии и тут же окунаюсь в дела. Первым на пути мне попадается Клаймич:

– Вить, привет! Это ты Катю Семенову вызвал?

– Я. А она что, уже здесь?

– С девяти у Полины Матвеевны на диване сидит, третью чашку чая пьет!

– Во, дает! Я ее так рано и не ждал. Ладно, пойдемте вместе поговорим с ней.

Катя, одетая в легкий сарафанчик и босоножки, уже действительно ждет в приемной и при нашем появлении вскакивает, чуть не уронив чашку. Радостно улыбается нам с Клаймичем. Мы проходим в кабинет, рассаживаемся вокруг журнального столика.

– Рассказывай, как поживаешь, Катюш!

Я разглядываю фактурную грудь певицы.

– Хорошо поживаю. Пародия на Пугачеву стала очень популярна. Несколько раз приглашали выступить в сборных концертах, есть пара предложений стать солисткой в ВИА. В ресторан хороший звали выступать. Но… – девушка смущенно поправляет волосы – группы молодые, никому пока не известные, а ресторан... Не знаю, нужно ли мне это?

– А как ты сама видишь свое будущее?

– Как? Ну, …гастроли, концерты, поклонники, наверное…

Катя смущенно замолкает. Клаймич тихо хмыкает. Я тяжело вздыхаю. Такие типичные девичьи мечты.

– Кать, мне нужна твоя помощь. Девчонки готовятся к гастролям, а мне нужно записать презентацию двух новых песен для Эдиты Станиславовны. Сможешь исполнить их в ее манере?

– Ох… я постараюсь.

– Постарайся! А я в долгу не останусь.

Наш разговор прерывает звонок Полины Матвеевны по громкой связи:

– Виктор, звонил товарищ Марков из ЦК, просил предупредить, что к 11,00 он подъедет на студию с представителями японской фирмы SONY. И еще разговора с вами очень настойчиво добивается Александр Бовин с телевидения. Говорит, что это срочно и согласовано с ЦК.

– Срочно? – Аж, самому интересно стало, что у него за срочность такая – Хорошо, соедините меня с ним, и подготовьте, пожалуйста, кабинет к визиту японцев.

Вот так. Все планы ударно поработать опять насмарку. Времени до японцев остается только на то, чтобы напеть мелодии двух будущих хитов Пьехи и дать Клаймичу возможность записать их ноты. Разговариваю с Бовиным. Назначаем встречу в Останкино на семь вечера, раньше у меня вряд ли сегодня получится вырваться. Он хочет записать интервью для ближайшего выпуска «Международной панорамы» и время уже поджимает. Несколько минут раздумываю насчет заодно появится и у «утренних почтовиков». Их редактор тоже звонил, умолял. Но понимаю, что не успеваю.

После телефонных переговоров, мы с Катей и Григорием Давидовичем спускаемся в аппаратную, а Полина Матвеевна начинает готовить кабинет к переговорам. И когда мы через полтора часа возвращаемся туда уже с японцами, там царит идеальный деловой порядок. Помещение проветрено, в центре стола охлажденная минералка и поднос с хрустальными стаканами. Напротив каждого кресла писчая бумага и остро заточенные карандаши. Лишний раз убеждаюсь, что Полина Матвеевна – идеальный секретарь. А достоинство, с которым эта женщина встречает японцев, вообще отдельная тема – ее сдержанной улыбкой и безупречными манерами даже япошки впечатлены, и уважительно раскланиваются с пожилой дамой. Марков в это время успевает шепнуть мне, что переговоры в ЦК были не простыми, но закончились тем, что японцы согласились со всеми нашими условиями. Если коротко, то я становлюсь лицом Вокмэна, снимаюсь в рекламном ролике для ТВ и участвую в фото сессии для печатной рекламы, фирма SONY становится спонсором моих гастролей в Японии. Они намечены на июль. Первоначальная сумма контракта возросла в полтора раза.

Новости в принципе хорошие. Очень даже хорошие! Но упертое нежелание цэковцев приглашать меня или Клаймича на переговоры с японцами просто выбешивает! Опять меня без меня женили. Взрослые дяденьки, конечно, лучше знают «как надо», да вот только кому придется все разгребать? Марков, поняв, что я тихо закипаю, пытается меня утихомирить

– Не сердись. Контракт, правда, неплохим получился, и японцы изначально готовы были идти на любые уступки, лишь бы заполучить тебя в качестве рекламного лица. К тому же черновик контракта и предложения по рекламной компании ты сам составил, если помнишь.

Помню. Составил. Но все равно обидно, что за щенка меня держат. Хотя после той школы что прошел в своей прежней жизни, я мог бы сам поучить наших нынешних юристов-международников, как надо контракты с капиталистами подписывать, и какие интересные «мины замедленного действия» можно туда заложить.

– Ладно. Проехали. Сам-то договор хоть дадите почитать? Или он уже подписан?

Марков мотает головой и молча, протягивает папку с двумя экземплярами, отпечатанными на русском языке. Один вручаю Клаймичу, во второй внимательно вчитываюсь сам. Андрей Иннокентьевич в это время развлекает японцев беседой. Оба «соневца» одеты в черные, классические костюмы. На лицах – маска необязательной доброжелательности. Интересно, они слышали про Кельн или нет? А если слышали, то почему не включили пункт о корректном поведении Селезнева в контракт?

Мой мозг тем временем на автомате включает прежние навыки, и по мере чтения отмечает все опасные места в договоре, которые со временем могут превратиться в финансовые или юридические ловушки, и доставить нам неприятные хлопоты. Беру карандаш и нахально отмечаю их на полях жирным вопросительным знаком, заодно подчеркивая спорные формулировки, которые можно истолковать двояко. Надо отдать должное – спорных моментов всего три на весь десятистраничный текст, но они есть. В принципе очень неплохо для 79-го года. Признаю, что наши юристы-международники не даром едят свой хлеб. Даже интересно кто-нибудь из них преподает международное право в МГУ? Извинившись перед японцами, отзываю Маркова в приемную, объясняю необходимость внесения поправок в контакт. Тот долго пытается вникнуть в суть моих претензий и наконец, соглашается: да, при таких формулировках неприятности могут возникнуть, и хотя они маловероятны, нам стоит подстраховаться и сразу исправить их. Андрей Иннокентьевич звонит из приемной юристам, а я возвращаюсь к японцам.

Еще раз, извинившись за паузу, предлагаю гостям посмотреть черновой вариант клипа, присланный Гором. У тех сразу загорается интерес в глазах, и наши переговоры быстро переходят в конструктивное русло. Мне торжественно вручают коробку, в которой лежит десяток новеньких Вокмэнов. Удивительно, но никакого яркого «разноцветья» нет и в помине: Вокмэны самой первой серийной модели – TPS-L2 выпущены в одном единственном цвете – серебристо-синем. Да, пока это всего лишь переработанный диктофон Pressman, и даже габариты у этого плеера еще великоваты, но вся громкая слава гаджета впереди – когда в 81-м выпустят новый Walkman II. А пока японцы и сами еще не догадываются о грядущей революции под названием «носимый плеер», они даже с названием до конца не определились – Soundabout, Stowaway или все-таки Walkman? Я же с ностальгией вспоминаю свой собственный первый Walkman Sports из самого начала 90-х. В ярко-красном корпусе, с желтыми кнопками и прозрачным окошком на тыльной стороне, в котором весело крутились разноцветные шестеренки. Ладно... Сейчас главное втянуться в контракт с SONY, а потом можно будет и разные усовершенствования им подсказать. Начиная с перекомпоновки механизмов, разъемов и клавиш, а, заканчивая более интересным дизайном корпуса. Но тоже не задарма, естественно.

Неожиданно выясняется, что с желанием японцев снять меня на фоне Храма Василия Блаженного возникли непреодолимые трудности – он сейчас на реставрации и стоит в лесах. Съемка на фоне Мавзолея запрещена по моральным соображениям, и из самого интересного на Красной площади остается только Кремлевская стена, Исторический музей, да здание ГУМа в псевдо-русском стиле. Этого мало – здесь я с японцами полностью согласен. Нам нужны такие исторические объекты, которые известны во всем мире. Так что пришло мне время презентовать свой вариант. Выкладываю перед гостями цветные фотографии, которые мы сделали с Лехой еще в конце апреля, после первого визита гостей с островов. Поясняю, что сейчас эти виды Москвы еще лучше, потому что там распустились зелень. Расстилаю перед ними карту столицы, показываю на ней локацию предлагаемых мною мест. Тут же даю японцам пояснения по своему сценарию.

Джоггинг. Утренняя пробежка по Софийской набережной Москвы-реки, с отличным панорамным видом Кремля на противоположном берегу.

Учеба. Здесь я немного переиграл в свете моего предстоящего поступления в МГУ. Теперь это сквер с видом на высотку, по которому я иду в один из лучших университетов мира. Сквер сейчас утопает в цветущей сирени – получится красиво.

Работа. Эти кадры снимем прямо здесь, в нашей студии. Аппаратура у нас хорошая, современная, студийное помещение выглядит прилично, за него мне не стыдно.

Досуг. Компания молодежи на роликовых коньках. На фоне фонтана «Дружба народов» на ВДНХ. Фотография с золотыми фигурами в народных костюмах приводят японцев в полный восторг. Ага… этакий сталинский вариант фонтанов Петергофа. Богато!

«Лунная походка». Последнюю из локаций оставляю на выбор: Исторический музей на Красной площади, одна из площадей Кремля с древними соборами, или более современный вариант – на фоне новой гостиницы Космос. Заодно предлагаю включить в локацию несколько наиболее выдающихся станций московского метро, например: Киевскую, Маяковскую и Новослободскую. А вот спортивные олимпийские объекты столицы, к сожалению еще не готовы, но к ним мы можем вернуться позже, ближе к Олимпиаде.

По моим прикидкам в результате должен получиться небольшой рекламный фильм минут на 15-20, который потом с успехом можно порезать на отдельные короткие ролики или даже кадры для печатной продукции. И главным героем этого рекламного ролика станет Вокмэн, с которым я не расстаюсь в фильме ни на минуту. Впрочем, этот фильм можно вполне использовать еще и как рекламу наших предстоящих гастролей. С точки зрения промоушена, такой рекламный фильм универсален, при этом мы сэкономим для компании SONY кучу времени, сил и денег.

Даем японцам время обсудить между собой новые предложения, и снова выходим с Марковым в приемную. У нас есть несколько минут, чтобы переговорить по поводу моего участия в «Международной панораме». Оно действительно одобрено в ЦК, и от меня требуется рассказать о демонстрации в Кельне, и вообще об антивоенных настроениях в Европе. Передача будет посвящена предстоящему подписанию договора ОСВ 2 в Вене, участие в ней более чем уместно. Основной рефрен выпуска – интересы американской и натовской военщины идут в разрез с чаяниями европейских народов, особенно прогрессивной их части, представленной молодежью и представителями левых партий. Вот этой линии я и должен придерживаться в интервью. Есть у Андрея Иннокентьевича и плохие новости: югославы наотрез отказались проводить товарищеский матч. Без объяснения причин. Что странно. Теперь остается только надеяться, что кубинцы будут более сговорчивыми и покажут нашим боксерам мастер класс, опустив их с небес на землю. Делаю себе пометку – связаться с Киселевым. Если я уже обратно в сборной – нужно появляться на тренировках. Иначе опять отчислят.

Японцы одобряют мой сценарий. Он действительно разумен и сэкономит нам кучу сил. Постараемся уложиться за два съемочных дня – четверг и пятницу. Завтра по плану – «Утренняя пробежка», «МГУ» и метро. Там буду задействован только я. На первую половину пятницы останется «Лунная прогулка» и «ВДНХ», где будет массовка. Теперь нам нужно срочно найти роликовые коньки и тех, кто умеет на них кататься. Изо всех наших на роликах уверенно держимся только я да Лада, а Вере с Альдоной придется, наверное, сидеть в коньках на бортике фонтана и изображать, что они утомились кататься. Хорошо, четверо есть. А где нам еще взять человек шесть-восемь? По сценарию компания молодежи должна быть довольно большая. Может, рижан подключить? Тогда нужно срочно звонить Александре. А раз мы вызываем рижан на пятницу, то в этот же день съездим и в Таманскую дивизию, чтобы снять кадры для антивоенного клипа, убьем, так сказать, двух зайцев сразу.

Заканчиваем переговоры,и прощаемся с японцами до завтрашнего утра. Клаймич с Марковым провезут сегодня японскую съемочную группу по всем местам предстоящих съемок. А я отправляюсь в мастерскую к Львовой, чтобы подобрать костюмы. Это дело серьезное и Татьяна Леонидовна подходит к нему со всей ответственностью. Обсуждение и отбор занимает пару часов, а потом я, прихватив кельнскую кассету, выезжаю в Останкино к Бовину.

Ну, что сказать? Удивительный человек этот Александр Евгеньевич. Ну да, полный, даже обрюзгший, с залысинами и жидкими длинными волосами, немного неряшливый. Зато какая энергетика!

Беседовать с ним одно удовольствие. Сидит он расслабленно в кресле, прикрыв глаза и сложив пальцы в замок на животе – то ли слушает тебя, то ли думает о чем-то своем сокровенном. А потом р-раз! И выдает вдруг что-нибудь весьма остроумное и неожиданное… Впрочем, говорят, что его остроумие вышло однажды ему боком. На какой-то дружеской вечеринке Бовина спросили, читал ли он последнюю речь Брежнева? «Что значит „читал“? Я её писал», – ответил Александр Бовин, который на тот момент был неофициальным спичрайтером Генсека. На следующий же день этот остряк стал простым полито бозревателем газеты «Известия». Что вовсе не избавило его от независимого характера и привычки говорить вслух то, что считает нужным. Как он при этом уживается с Лапиным остается для многих загадкой.

– Виктор, а вы в курсе, что документальный фильм «Хочу жить в СССР» выдвигают на американскую премию Оскар?

Разговор с Бовиным начинается с неожиданного вопроса. И я на секунду подвисаю. Разумеется, я знаю про премию – мы с Гором обсуждали такую возможность в ходе нашего последнего разговора. Даже спорили насчет музыки – еще не поздно сделать новый саундтрек. Но есть ряд жестких условий для выдвижения иностранного документального фильма на Оскар. И среди них то, что фильм этот должен пробыть в кинопрокате на территории округа Лос-Анджелес не меньше недели. А времени у нас осталось для этого – до 30 сентября. Так что пока это из области желаемого, а не действительного. Но что ответить журналисту? Сыграем-ка мы удивление.

– Нет, не знал. Но пользуясь случаем, хочу поздравить весь дружный коллектив Останкино с этим событием. Ведь фильм снимали «всем миром». Там не только я и Моника поработали…

– Хотите победить и подержать в руках фигурку Оскара?

– Конечно, хочу. Надо же проверить из настоящего ли золота сделана премия… От американцев всего можно ожидать.

Бовин смеется, я улыбаюсь во все 32 зуба на главную камеру.

Дальше журналист плавно переходит на мои приключения в Кельне. Обсуждаем антивоенные настроения в ФРГ. Делаем специальную паузу, чтобы редакторы на монтаже вставили мое скандирование. Бовин ехидно мне сочувствует. Дескать, что американцы мне этого безобразия не простят и не видать теперь Красным Звездам гастролей в Штатах. Я скромно улыбаюсь, достаю из внутреннего кармана пиджака официальное приглашение от Прауда:

– Уже простили. Money talks – bullshit walks

По глазам Бовина вижу, что он понял пословицу. Деньги решают все. И его же взгляд мне прямо говорит – это вырежут на монтаже.

Мы возвращаемся к теме митинга. Я веду себя свободно, шучу, высмеивая реакцию МИДа ФРГ на мое выступление в Кельне, но становлюсь крайне серьезным, когда доходит дело до обсуждения антивоенного движения. Александр Евгеньевич дает очень точные оценки происходящему и рассуждает о политической расстановке сил в Западной Европе так умно, что поневоле заслушаешься. Аналитик он конечно от бога. Ставлю себе галочку, что надо бы осторожно посоветовать Романову вернуть этого умнейшего человека из ссылки. Генсеку просто необходимо иметь в своем окружении специалиста, способного сказать правду в глаза. Какой бы горькой она не была…