Текст книги "Трофейщик"

Автор книги: Алексей Рыбин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

VIII

Звягина охватывала то дикая злоба, ненависть к этому мальчишке, влезающему постоянно в его дела, разрушающему его планы, пацану, который не понимает сам, во что ввязался, то откровенное ликование. Он заехал в Ольгино, ему хотелось побыть одному и все спокойно обдумать. Сейчас даже Таня помешала бы ему собраться с мыслями – так много вариантов вертелось в его голове, так много путей, и нужно было выбрать один, правильный, чтобы в очередной раз не обмануться в напарниках, не быть на вторых ролях – хватит уже холопствовать, старость на носу, негоже в его годы бегать, как мальчишке. Нет, хватит! А для Виталия есть у него один сюрприз, о котором тот и не догадывается. То-то удивится Виталий Всеволодович, отец родной. Гордится, что, мол, из дерьма Звягина вытащил, а на самом деле не так уж он и вытащил. Не захотел бы Звягин с ним работать – поискал бы он себе надежного напарника! В наше время надежного человека найти – проблема.

Да, но ведь ясно и то, что это дело ему одному не потянуть, тут и думать нечего. А вот знает обо всем теперь только он один. Ну, доктор – хрен с ним, доктор – проблема дней, даже часов. Нужны люди. Много людей, техника, связи, каналы сбыта – тут на самодеятельности далеко не уедешь. Не тот ли это случай, когда можно поработать с Бамом? Очень опасно, но, может быть, если по-хорошему договориться, а потом быстро свалить, то все обойдется? Нет, здесь не должно быть никаких «если». Бам не тот человек, с которым можно работать на «если бы да кабы», он убирает сразу, не раздумывает. Взять бы сразу с него деньги, а с товаром сам пускай разбирается – это реально. Деньги он найдет – кто же, как не он, может сразу дать наличными. Но бежать нужно будет немедленно, а деньги совать в карман уже по пути – Бам такой человек, что на ходу подметки… А может, и его попробовать грохнуть – вот это интересно будет. Пока разберутся, кто да за что – многие зуб на Бама имеют. Хотя как-то сами поумирали все те, кто начинал даже думать о разборках с Бамом. Он сварил себе кофе, позвонил Тане, предупредил, что задерживается, и снова стал думать о Баме. Звягин никогда его не видел, впрочем, может быть, и видел – по телевизору, где-нибудь в президиуме какого-нибудь съезда. Но кто же знает, который из одинаковых серых вождей, вождишек, помощников вождей – Бам, о котором ходили в бандитских кругах легенды. В частности, его кличка объяснялась тем, что в брежневские тихие времена он был среди авторов проекта знаменитой магистрали и, как ему свойственно, тихой сапой так развернул это дело, что превратил строительство фактически в свою вотчину, аккуратно получая оброк и понастроив себе там особняков. Впрочем, это, вероятно, уже были чистые россказни – зачем Баму особняки в такой дыре? Хотя Байкал – место чистое и для отдыха приятное…

Звягин давно интересовался его деятельностью, пытался найти выходы на этого загадочного человека – он чувствовал, что в команде такого воротилы он сможет развернуться по-настоящему, во всю силу, проявить себя и использовать все свои знания и жизненный опыт. Он рожден для больших дел, а не для возни с уличными хулиганами и вшивыми ворами.

Но его самого быстро нашли. Молодой человек подсел однажды к нему за столик в кафе, куда Звягин забежал перекусить, и, глядя в чашку кофе, тихо и монотонно, как бы про себя, но так, чтобы сосед услышал, выложил всю биографию Звягина вплоть до кличек сокамерников. Ошеломлен был тогда Александр Евгеньевич так, что молчал и боялся поднять глаза на скромного юношу. Потом все-таки спросил: «Ты кто?»

– Не ищите на пустом месте, Александр Евгеньевич, целее будете, – вежливо ответил юноша. – Вот вам моя визитная карточка, позвоните, скажите, что вы ошиблись номером и повесьте трубку. Вас найдут. Всего вам доброго, удачи и, самое главное, здоровья.

Звягин был достаточно умен для того, чтобы прекратить поиски Бама. Номер телефона он запомнил, визитку выбросил, а звонить не стал. Что он мог предложить тогда? Себя? За каким чертом Баму мог понадобиться человек с его репутацией? Мог, конечно, понадобиться – на какую-нибудь сомнительную разовую акцию с последующим мгновенным и безвозвратным исчезновением. Нет уж, спасибо! Он еще хочет пожить.

Но то, чем он обладал сейчас, наверняка придется Баму по душе. Да любому придется. Оружие – универсальная валюта, так же как и наркотики.

Он поехал домой. Сегодня началась новая глава его жизни – как всегда, она может оказаться последней, а может, и нет. Как повезет. Он уже столько раз ходил по краю, по самой кромке, отделяющей жизнь от небытия, что относился к этому достаточно спокойно. Да и сегодня мог уже лежать в этом лесу, прошитый пулями трофейщика, как Коля, которому просто не повезло. С такого расстояния из ППШ трудно вести прицельный огонь. Да и парень практики большой не имеет – откуда? Теоретически подкован, но что до стрельбы – это вряд ли. Случайно Колю зацепил, а мог бы и его.

Когда он подъехал к своему дому, на улице уже светало. В окне кухни горел свет. «Неужели она так и не ложилась, – подумал удивленно Звягин, – ну и хорошо. Сейчас позавтракаем вместе, потом нужно будет позвонить и начинать действовать».

– Таня! – крикнул он, войдя в квартиру. – Я приехал. Принимай, подавай на стол, есть хочу до невозможности.

Не услышав ответа, Звягин прошел на кухню и остановился в дверях.

Таня сидела за столом перед полной пепельницей окурков. Левая половина лица у нее была сплошь красно-синей и распухла так, что глаз почти закрылся набухшим вишневым веком. На полу и на столе лежали осколки разбитых чашек, валялись чайные ложечки, вилки, рассыпанный сахарный песок весело поблескивал в свете лампы.

– Кто? – спросил Звягин ровным голосом. – Таня, кто? Что они с тобой сделали?

– Саша, сядь пожалуйста. – Он сел на табурет. – Это был Виталий.

– Так, Виталий… – Звягин встал, подошел к Тане, осторожно пощупал ее голову, посмотрел в глаза. – Ты как? Все в порядке?

– Да, в порядке. Если это можно считать в порядке, то да. – Из ее глаз впервые за ночь закапали слезы. – Саша, он сильный такой… Я ничего не могла сделать…

– Ничего, ничего, успокойся. Танечка, не надо плакать. С головой все нормально? Сотрясения нет?

– Да с головой-то все… нормально… – Она уткнулась лицом ему в грудь. – Саша-а-а…

– Ты можешь немного побыть одна? Таня! Послушай меня! Я сейчас отлучусь ненадолго, вернусь очень быстро.

– Куда ты?

– Куда-куда… Найду этого гада.

– Саша, ну ты подумай, вряд ли он отсюда домой поехал. – Вот за это он больше всего ее любил – за способность не терять рассудок ни при каких обстоятельствах, всегда следить за ходом событий. – Что-то он новенькое задумал, это точно. Прискакал среди ночи, на меня накинулся – что-то здесь не то.

– Ничего, найдется, я его из-под земли достану. Ты мне веришь?

– Сашенька, я верю тебе.

– Ну вот и хорошо, – сказал Звягин. – Вернее, ничего хорошего. Жди меня, Таня, я скоро.

Он прошел в комнату, достал из письменного стола свой любимец, револьвер «Чартер» – короткоствольное, мощное оружие 38-го калибра, сунул в карман. Второй пистолет, с которым он был в лесу, лежал в машине, под сиденьем. С этим гадом надо держать ухо востро – Виталий при всей своей внешней интеллигентности и чопорности мужик здоровый, опытный и беспощадный. Звягин, в отличие от многих других, общавшихся с Виталием Всеволодовичем, знал его с этой стороны достаточно хорошо.

– Саша… – Таня вышла из кухни в прихожую. – Саша, я боюсь. Приезжай скорее.

– Нечего уже бояться. Все кончилось. Я скоро. – Он вышел на лестницу со спокойным лицом, но лишь только за ним захлопнулась дверь, сжал кулаки и тихо завыл. Ну, Виталий, все, закончена совместная деятельность! Жить тебе осталось совсем недолго. Это, может быть, и к лучшему – сама собой решилась проблема, теперь все принадлежит ему одному, никакие обязательства теперь его не связывают с подонком Лебедевым. Надо же! Как же он решился на такое?

Звягин вел машину осторожно – всегда, когда шел на очередную операцию, он старался избежать досадных случайностей: задержек ГАИ за нарушение дурацких правил движения, автомобильных пробок. Конечно, вряд ли Лебедев сейчас спит дома, но в любом случае нужно с чего-то начать. По крайней мере удостовериться, что его там нет.

День вступал в свои права, машин было много, пешеходы спешили куда-то – Звягин не совсем понимал, куда могут люди идти в такую рань. Если верить средствам массовой информации – а он по многолетней привычке, оставшейся с прошлой, дотюремной жизни, каждый день читал свежие газеты, – все заводы, фабрики, все предприятия легкой, тяжелой, пищевой и непищевой промышленности стояли, работники их, вернее, бывшие работники, а ныне нищие, сидели дома без куска хлеба, страдали страшными болезнями, на лечение которых у них не было средств, их неграмотные, голодные дети, по социальному происхождению и финансовой несостоятельности родителей лишенные полноценного начального, среднего и высшего образования, волчьими стаями рыскали по грязным, разрушенным улицам, наводя на редких прохожих ужас, убивая и грабя их на каждом шагу, добытые же неправедным способом деньги тратили на компьютерные игры, обучающие жестокости и новым, ранее никому не ведомым способам насилия. И вообще, на улицу решались выходить лишь бандиты, проститутки и озлобленные отсутствием кайфа наркоманы, являющиеся хозяевами современной России.

Ничего подобного Звягин не наблюдал и удивлялся, как публика в большинстве своем принимает этот бред за чистую монету и серьезно обсуждает часами газетные сплетни о криминальной революции, о «России, которую они потеряли», о грядущем со дня на день окончательном развале страны. А все было наоборот: граждане по утрам спешили на работу, толпы прохожих, еще несколько лет назад серо-черных в основном тонов, теперь сверкали радужными расцветками одежд самых немыслимых фасонов. Они ели пирожки, бананы, мороженое, смеялись, целовались, жестикулировали и громко переговаривались. Трудно было поверить, что все они бандиты или проститутки.

Звягин прекрасно понимал, кому нужны все эти разговоры о повальной бедности и страшных унижениях простого народа. О бандитском беспределе и коррупции в верхах. Кому-то выгодно раздувать всю эту истерию, выгодно пудрить мозги людям, которые только ловят первые глотки свободы, только примеряют на себя новую одежду, еще не выбрав покрой по вкусу, только принюхиваются к новым запахам. Быстро, пока еще не привыкли к этому, все нужно отобрать, спрятать снова за крепкими стенами и выдавать особо отличившимся в гомеопатических дозах в качестве поощрения и приобщения. Гениальное изобретение – поощрять людей не солидными деньгами, не какими-то особыми, невероятными вещами, требующими затрат труда, финансов или фантазии, а лишить их всего, что необходимо иметь нормальному современному человеку: например туалетной бумаги или электрических лампочек, не говоря уже о таких изысках, как приличные носки или возможность съездить на недельку в соседнюю страну, и микроскопическими порциями подкармливать тех, кто будет за это добывать уголь, варить сталь и строить дворцы хозяевам.

Да, грядут перемены, что-то должно произойти. И Бам очень даже может пригодиться в этом случае. Все эти байки о власти бандитов в стране Звягин знал очень хорошо и знал также, что это всего лишь байки. А власть как была в руках таких, как Бам, так им и принадлежит до сих пор. И будет принадлежать. И кто вовремя не успеет пойти с ними в ногу, тот будет сметен мгновенно. Он знал и то, что все так называемые бандитские группировки власть может накрыть и ликвидировать в течение суток. Все, которые не будут ей нужны. И необходимо владеть информацией и оказаться по одну сторону баррикады с Бамами, иначе никакие заслуги и никакие таланты и способности не будут приняты в расчет – раздавят, как дождевого червя на проезжей части, и не заметят.

Звягин не стал заезжать во двор Лебедева, оставил машину на улице, развернувшись радиатором к Марсову полю, – в случае спешки там можно было выбирать путь в трех направлениях, через мост на Петроградскую или по обе стороны поля, куда светофор позволит. Он достал из-под сиденья пистолет с глушителем, засунув на его место револьвер – две «волыны», как он иногда называл оружие, могли пригодиться в случае осложнений. Лебедев явно имел какие-то обширные планы и мог оказать самое лихое супротивление.

Поднявшись по лестнице, Звягин постоял несколько секунд перед дверью квартиры Лебедева, отсчитывая от девятки до нуля – старый, еще со школьной скамьи любимый способ сосредоточиться, – и нажал на кнопку звонка. Через толстую железную, спецзаказную дверь не проникал ни один звук из квартиры.

Звягин достал пистолет из кармана и держал его в опущенной руке так, чтобы он не бросился сразу в глаза открывавшему, но и так, чтобы воспользоваться оружием можно было мгновенно.

За дверью тихо звякнуло, кто-то открывал сложные замки, выпуклый глазок оставался темным – он был сработан таким образом, что с площадки нельзя было определить, смотрит кто-то в него из квартиры или нет. Звягин, придав лицу спокойное, приветливое выражение, уставился прямо в черный кружок линзы, зная, что его сейчас разглядывает подозрительный глаз, вот только знать бы еще чей. «Александр Евгеньевич?» – послышался из квартиры голос Антона. «A-а, пидор юный, – подумал Звягин, – вот и хорошо».

– Да, я, я это. Открывай.

Дверь поехала на него, и в открывшемся узком проеме показалась блестящая от пота полуобнаженная фигура красавца телохранителя – он делал утреннюю зарядку с гантелями. Антон раскраснелся, глубоко дышал, массировал одной рукой грудные мышцы, в другой сжимал гантелю. Звягин сделал быстрый, маленький шажок в сторону, чтобы оказаться прямо напротив узкой щели, образованной полуоткрытой дверью и стеной, и рука его мгновенно взлетела вверх, упершись длинным стволом пистолета с глушителем в горло Антона. Тот от неожиданности разжал ладонь, сжимавшую гантелю, и она с тяжелым стуком грохнулась на пол. Звягин резко надавил пистолетом на кадык, и красавчик атлет, глухо сглотнув, попятился в прихожую. Звягин, продолжая давить стволом ему на горло, прошел за ним, захлопнув за собой дверь. Еще раз сильно ткнув Антона в горло, так что тот повалился на диван в гостиной, Звягин быстро спросил:

– Где Виталий?

– Не знаю, – хрипло ответил красавец. – Что вам надо? Вы что, с ума… – Он не договорил. Звягин выстрелил ему в лоб, и Антон, с удивлением, застывшим в округлившихся глазах, медленно повалился на бок, заливая кровью из аккуратной черной дырочки между бровей белый плед, покрывающий диван.

Звягин сразу почувствовал себя легче. Чуть отпустила тяжелая ненависть, давившая свинцовой плитой на грудь с той самой секунды, когда он увидел разбитое лицо Тани. Частично рассчитался, можно сказать. Теперь самое главное – найти этого гада. Ну и к Баму двигать. Он посмотрел на телефон, стоявший на столике у окна. Да вот, собственно, можно и позвонить. Звягин вытянул из кармана носовой платок, обернул им трубку, прежде чем поднять, и, только убедившись в том, что отпечатков его пальцев не останется на блестящей пластмассе, набрал номер, впечатанный в его память накрепко.

– Алло! – услышал он чей-то резкий, четкий мужской голос.

– Извините, я ошибся номером, – внятно и медленно проговорил Звягин.

– Не вешайте трубку, – сказал ему невидимый собеседник.

Звягин немного подождал – в трубке слышались шорохи, шаги, невнятное бормотание, потом тот же голос сказал, даже не сказал, а приказал тоном, не терпящим возражений и дальнейших вопросов.

– Будьте через полчаса на углу набережной Фонтанки и улицы Чайковского.

Иван Давидович проснулся от холода. Он и во сне мерз, все время старался натянуть на себя одеяло, но оно почему-то было коротким, и, стоило ему прикрыть уши, как через минуту начинали мерзнуть ноги, поддувало откуда-то в левый бок ледяным сквозняком. Нужно было встать и закрыть окно, но сил не было совершенно, и Иван Давидович продолжал ворочаться, пытаясь создать для себя более или менее терпимый микроклимат, сворачивался калачиком, поджимал ноги и подносил ладони, сжатые в кулаки ко рту, согревая их дыханием, но все было напрасно. Наконец он разрешил сонному сознанию выбраться из мягких пещер грез и заставил себя открыть глаза.

Мгновенно все вспомнилось, и стало ясно, отчего он мерз всю ночь. Иван Давидович лежал на траве, накрытый какими-то зелеными тряпками. Под головой у него вместо подушки находился свернутый кусок брезента. Солнце уже встало, и Иван Давидович видел деревья, стоящие вокруг плотной стеной, вовсе не страшные, как показалось ему вчера, а наоборот, красивые, мощные, спокойные, живые.

– Леша! – крикнул Иван Давидович и удивился, насколько легко слова выскочили из горла. Не было обычной в последние годы утренней хрипоты, покашливания – ночь в лесу под открытым небом хоть и подморозила Ивана Давидовича, но зато прочистила легкие и гортань, забитые городскими миазмами и табачной гарью.

– Алексей! – снова крикнул Иван Давидович, пытаясь подняться. Это удалось ему с некоторым трудом – тело совершенно затекло, ноги и руки выламывала давно забытая острая боль в мышцах, не страшная, иногда даже приятная, здоровая боль, возникающая при выделении молочной кислоты, реакция застоявшихся в безделье мускулов на непривычно большую нагрузку.

– Тише ты, – услышал он ответный голос Алексея, – тише, Вань. Сейчас пойдем. – Братец говорил тихо, почти шептал. Ваня чуть повернул голову и увидел его – Алексей был почти неразличим на фоне деревьев. Он сидел вытянув ноги и привалившись спиной к черному толстому стволу, руки, лицо, одежда его были совершенно такого же цвета, как кора дерева неведомой Ване породы. Братец сидел совершенно неподвижно и, произнося слова, почти не открывал рта, словно чревовещатель. – Устал я, Ваня, сейчас отдохну чуть-чуть и двинем. Нужно сматываться отсюда.

– Что с тобой? – Иван Давидович сбросил остатки сна и внимательно смотрел на друга. – Тебе помочь? С тобой все в порядке?

– Все нормально, Вань, просто сил нет никаких. Я же всю ночь там ползал. Фонарик сел, но я нашел солярку, бензин, еще дрянь какую-то, факел сделал… Там тряпок старых до черта, все слежались, не разорвать… Помоги подняться, Вань.

Иван Давидович протянул руку и помог Алексею встать.

– А что там, Леша?

– Там, Ваня, то, о чем я всю жизнь мечтал. Оружие, боеприпасы, документы, форма. Искал-искал, нашел – и все к черту!

– Слушай, а зачем тебе это все было надо? Такая каша заварилась – зачем?

– Ну, Ваня, это долгий разговор. Пошли отсюда скорее, в город надо. Мне же в Америку завтра лететь, не верится даже. Добраться бы только до самолета. А тебе, Ваня, линять надо. Прятаться. Все так круто заварилось, в покое не оставят. Меня вот вычислили элементарно. Этот лысый – зверь, будет мстить до конца. Это сразу видно.

– Так что же делать, Леша? Может, заявить?

– Ну да, и заодно заяви, как ты их лечил – сколько лет? Два, три? Пять? Ножевые и пулевые?

– Да, всякое было. Абстиненцию снимал, алкогольную, наркотическую, были и ножевые, и пулевые… Вот черт!

– А мне заявить, как я оружие копаю, как этого лысого подстрелил и дружка его заодно укокошил.

Нам с тобой, Ваня, до самой смерти не отмыться будет. Еще на нас же все и повесят, а сами чистенькими выйдут. Толик с наркотой был завязан, тоже на нас спихнут. Торговали, мол. У тебя откуда квартира отдельная? И свидетелей найдут, и покупателей. И ничего не докажешь. Мне вообще очень странно, почему в этой истории до сих пор менты не фигурируют, – столько уже наворочено, неужели все этим гадам с рук сходит или у них действительно все куплено? Ты об этом думал? Бегаем, стреляем, в плен нас берут, пидор какой-то меня пытать собирался, и все тихо! Шито-крыто. Я точно знаю, что они с органами завязаны, свои люди у них там есть.

– Откуда ты знаешь?

– Ну какая разница! Знаю, и все. Надо как-то повернуть, чтобы им самим было невыгодно на нас все валить. А как это сделать, я не знаю. Может быть, само собой все получится…

– Как это «само собой»?

– Ну, я им здесь маленький сюрпризик приготовил. Может быть, сработает.

– Какой сюрпризик?

– Как тебе сказать… В общем, попробовал заминировать всю эту мутотень.

– Ты что? Обалдел? А если туда кто-нибудь другой полезет? Люди же…

– Ваня, ну кто туда еще полезет? Столько лет никто не лез, а теперь вот полезет. А эти – что, люди? Ты вспомни, как они в тебя стреляли, люди эти. Если сработает, то здесь все разнесет, всех их накроет, тогда и у нас шанс появится дальше спокойно пожить. А сейчас пока такого шанса нет. Все, давай сюда тряпки. – Он кивнул на куски брезента, служившие ночью Ване одеялом. – Нужно это спрятать, они не должны видеть, что мы здесь были. Давай сюда. – Вместе они собрали брезент в охапки, и Ваня, двинувший было ко входу в подземелье, вздрогнул от крика Братца. – Стой, идиот! Куда ты лезешь, стой на месте! – Ваня замер, не выпуская брезента из рук. – Тихонечко назад, Ваня, тихонечко… Вот так, молодец… Пошли отсюда, от греха подальше, это все в лесу засунем куда-нибудь. – Алексей медленно побрел в чащу. – Ваня, двигай ногами, нам далеко идти до электрички…

– Тебе хоть умыться надо, куда тебе в таком виде в электричку.

– Да? Ну, по пути найдем лужу какую-нибудь почище… Пошли, Ваня, а то я упаду сейчас. Деньги есть у тебя с собой на билеты? Надо нам сейчас до дома без эксцессов лишних добраться.

– На билеты хватит.

По дороге Алексей ополоснул лицо и руки, но с одеждой было сложнее – похоже, она уже не поддавалась восстановлению, особенно в таких походно-полевых условиях.

– Ладно, черт с ним, кому какое дело! Сейчас и не такие персонажи по городу гуляют.

К станции электрички Алексей подходил уже словно во сне, почти ничего не видя сквозь полузакрытые глаза. Иван Давидович же, наоборот, как-то воспрял, шагал довольно бодро и тащил шатающегося Братца за собой. В вагоне электрички, которая по счастью – иначе Алексей заснул бы на перронной скамье – подошла почти сразу, они плюхнулись на жесткое, выкрашенное грязно-вишневой краской сиденье.

– Поспи пока, – посоветовал Иван Давидович, – ехать далеко.

Но сон у Алексея куда-то подевался – еще на станции он с трудом не позволял векам сомкнуться, а сейчас им овладело возбуждение, которое бывает при большом недосыпе, что-то вроде второго дыхания, и теперь он чувствовал себя довольно бодро, словно чуть-чуть под хмельком.

– Домой нам сейчас нельзя, Ваня, поедем-ка в Озерки к одному моему приятелю. Там и Катерина должна быть сейчас, если, конечно, все нормально.

– А что с Катей-то? – спросил испуганно Иван Давидович.

– Да знаешь, я ее на всякий случай доверил Игнату, ну, в Озерках который, а то мало ли что – в заложники ее загребут, нам же ее не отбить будет, это же не кино со Шварценеггером или со Сталлоне. Так что, думаю, все в порядке. – Он замолчал ненадолго, а потом вдруг начал говорить, развивая тему, на которой останавливался еще ранним утром, и Ваня уже успел про нее забыть.

– Оружие, спрашиваешь? – Иван Давидович сначала было удивился, он ничего такого не спрашивал, но дальнейшие слова Алексея напомнили ему собственные утренние вопросы. – Оружие, да… А ты не задумывался никогда, почему люди марки собирают? Или спичечные этикетки? Ну, история – это понятно, древность, то-се. На самом деле ерунда это. Есть архивы, где вся эта история хранится профессионалами, классифицируется и изучается. – Алексея понесло, слова лились непрерывным потоком, он иногда путался. Иван Давидович слушал внимательно, поправляя иногда приятеля. Ему вдруг стало действительно интересно – Алексей не часто при нем говорил серьезно, все больше хохмил. Его так и воспринимали в их компании – легкий человек, весельчак, бодрячок…

– Эти собиратели, может быть, одни из самых счастливых людей на свете. Понимаешь, они нашли себе игру, которая стала их жизнью, они изолировали себя от всего остального, от негативных вещей. Их на службе начальство покроет, а они придут домой, шкаф откроют, альбомчики свои достанут и тащатся… У них есть цель в жизни, смысл. У тебя вот есть цель в жизни?

– Ну, по большому счету, – Иван Давидович помедлил, – по большому счету – нет, – сказал он неожиданно для себя. Еще секунду назад, слушая последние слова Братца, он был уверен, что ответит утвердительно, конечно, есть у него цель, как и у всякого нормального человека, конкретная цель… – Нет, Алеша, знаешь, вроде бы нет у меня никакой цели. Разве что жить спокойно. Вот и все, если по-честному.

– Вот я так и думал. Ни у кого ее нет, это же элементарная истина. Вернее, так же как у тебя и у меня, цель – жить. Кому-то – спокойно, кому-то – бурно. И все. И в этом заключаются остальные как бы подцели, которые многие считают главными – счастье детей, родителей, мир на земле, богатая страна, все, о чем говорят каждый день. А на самом деле просто жить хочется хорошо. Вот так. Бога-то нет, ты же это понимаешь? – неожиданно спросил Алексей.

– А при чем тут Бог? – удивленно переспросил Иван Давидович.

– Ну, как при чем? При том, что есть один только человек, на семьдесят или на сколько там, на девяносто процентов состоящий из воды, а в остальном – тоже из всякой органики. Тварь дрожащая, одним словом, как незабвенный Федор Михайлович говаривал. Вернее, писывал. Кстати, еще тот персонаж…

– В смысле – Раскольников?

– В смысле – Достоевский.

– A-а, да-да. Он бы сейчас такого наворотил – небу жарко стало.

– Вот-вот. Это называется русская литературная традиция, пропитанная христианским духом. Коммунистическая партия у нас сейчас тоже пропитана христианским духом – священники с партийными обнимаются, целуются, партийные им храмы отстраивают, которые в свое время повзрывали, а попы их благословляют. Комедия просто, клоунада какая-то. Да, о чем мы начали? О коллекционерах. Вот верующие – это самые большие, самые фанатичные коллекционеры. Они коллекционируют свою веру, символы, способы защиты от действительности. Понимаешь, о чем я?

– С трудом. При чем здесь коллекционеры?

– Ну, я же говорю: коллекция – это буфер между реальностью и человеком. А у верующих это особенно сильно развито, особенно мощный этот буфер. У них же есть ответы на все вопросы, все природные и социальные явления они могут объяснить, для них вообще нет проблем. Бог дал, Бог взял, так Богу угодно. Вся ответственность снимается с них таким образом. Ну а те, кто не маньячит, кто попроще – мы то есть, просто коллекционеры, – мы так уж не зарубаемся на этом деле, но кайф оно приносит огромный. Генку вот возьми – он же зарабатывает неплохо, а все бабки на пластинки тратит. Он их все наизусть знает, а все равно покупает – ему на них смотреть приятно. Знаю, сам такой. Я же оружие собираю не для того, чтобы из него стрелять, хотя и пострелять люблю. Любил. – Алексей чуть запнулся. – Да, любил. А оружие – это такая вещь, столько в нем разных смыслов заключено… С одной стороны, это как бы и орудие убийства, противоестественная вещь, ненормальная, да? А с другой – ну, разве в конце двадцатого века винтовку можно называть серьезным оружием? Атомная бомба уже устаревает. Как ты, Ванечка, к химическому оружию относишься или к бактериологическому? Вот современное оружие, настоящее, действенное. А климатическое? Раз – и затопили город-другой, а то и страну небольшую. Вот Питер затопить несложно, если покумекать как следует. Я уж не говорю о телевидении – это всем оружиям оружие, граждане еще слабо себе представляют его возможности и то, что оно с ними может сотворить. Вернее, уже творит. А все огнестрельное и холодное – это оружие каменного века. На самом деле принцип-то остался тот же – метание снарядов в противника. Камни это или куски свинца – какая разница? Результат-то один. Здесь прогресс идет не в сторону принципиальных изменений, а в сторону увеличения личного комфорта, вместо тяжелого камня маленькая пулька, и руками опять же махать не надо, напрягаться – спустил курок, и все. Оружие вообще всегда было, есть и будет, пока люди вообще существуют. Так почему бы его не собирать – классные штуки. Образцы технического совершенства своего времени. Все лучшее из достижений механики и вообще науки всегда в первую очередь направлялось на конструирование и производство оружия. И опять же вещь не совсем бесполезная. Как почтовые марки, например.

– Ну, марки, это, положим, деньги. Хотя оружие тоже…

– Да, оружие тоже деньги, но оно самоценно, это вещь в себе, а стоимость марок искусственная, просто люди как-то договариваются между собой: это – дорого, это – дешево… Все условно, как условна и ценность, скажем, одежды – одни джинсы стоят триста тонн, другие – сто пятьдесят. А вся разница в названии фирмы. Мода. А оружие имеет некоторую абсолютную ценность. Не только оно, еще ряд других вещей, но их крайне мало на фоне всего, что мы покупаем. Все эти новые модели видео, аудио, обои какие-нибудь сумасшедшие, мебель – это же игрушки для взрослых, у которых нет своей индивидуальной игры, как у меня или, скажем, у Генки, и они хватаются за все подряд. – Алексей широко зевнул. – Ладно, Ваня, замучил я тебя. Давай-ка я посплю немного.

– Слушай, Алеша, – тихо спросил Иван Давидович, – а тот автомат, что ты в лесу прячешь? Куда ты его подевал ночью? Извини, конечно, если это твоя тайна…

– Автомат я там внизу оставил, где все оружие. Я, Ваня, с этим покончил. Надеюсь, что покончил. Нет у меня больше автоматов, ничего я про них не знаю и знать не хочу. Все, я сплю.