Текст книги "Трофейщик"

Автор книги: Алексей Рыбин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

– Антоша, дорогой, не сочти за труд, возьми ключи и спустись, пожалуйста, посмотри, что там с машиной… Я уже больше не могу – то одно, то другое. Сделай, пожалуйста, будь другом.

– Конечно, я сейчас.

Антон исчез, потом появился уже в легком свитере, взял лежавшие на тумбочке у двери ключи от машины и вышел в прихожую. Он слышал, как Антон открывает два хитрых замка-засова на входной двери, а потом произошло что-то странное – вместо звука захлопывающейся двери он услышал тупой удар, и в прихожей что-то упало. Там началась какая-то возня, и Лебедев, сообразив, в чем дело, бросился к письменному столу, где в верхнем ящике лежал пистолет и рядышком разрешение на ношение оружия, – выдавил он его все-таки из Якова Михайловича в свое время, мотивируя это опасностью своей деятельности, – но не успел.

В комнату вошли двое – один, молодой, лет двадцати двух, совсем мальчишка, но здоровый, черт, видимо, серьезно собой занимается, в спортивном костюме, кроссовках, с бритым затылком; «пробойник», – подумал Лебедев. Он хорошо знал этих ребят, несчастных по-своему. Бандиты рангом повыше в случае проколов сдавали этих юношей органам пачками, на их место тут же приходили новые – даже своеобразная очередь существовала. Не определившиеся еще в жизни, но физически очень хорошо развитые, они шли за призрачными большими деньгами, которые, как им казалось, придут к ним без особого труда. Но это были иллюзии. Трудиться нужно было много, и в конце концов, когда начинало пахнуть жареным, они оказывались крайними.

Второй – постарше, явно уже за тридцать, был гораздо опасней; Лебедев разбирался в таких вещах. С молодым бы и Антон справился – как-никак, а каратэ он знал, не сказать, чтобы в совершенстве, но уж всяко выше среднего. Этот же, с аккуратной прической, в хорошем костюме, скрывающем крепкую сухую фигуру, мог запросто пристрелить – это было ясно по глазам, по неторопливой уверенности каждого жеста. Нет, все-таки больше по глазам. У Звягина такие же глаза…

– Спокойно, спокойно, стоять! – приказал молодой.

– Ну, здравствуй, Виталик. Здравствуй, Вилли, дорогой. – Виталий Всеволодович похолодел. В комнату как-то лениво вошел Джек – Женька, его коллега тридцатилетней давности. Именно Джек находил фирмачей, которые покупали у них иконы, именно он сводил Лебедева и Кашина с нужными людьми, и именно его Лебедев сдал Якову Михайловичу первого. Сначала Лебедев отслеживал его – после выхода из тюрьмы Джек не проявился, связался с ворами, снова сел, а потом вовсе пропал из виду, – и вот появился. Ждать от него можно было чего угодно – Лебедев понимал, что за эти годы Джек мог узнать про него все. Ну, может быть, и не все, но, сопоставив некоторые факты, он мог вычислить, благодаря кому он первый раз сел. Нужно не подавать виду, пусть он делает первый ход.

– Женя?.. Слушай, тебя совершенно не узнать. Столько лет прошло, – сказал Лебедев как можно спокойнее. – Ты теперь что, всегда с охраной ходишь? Проходи, проходи, садись, рассказывай…

– Да, Виталик, я теперь всегда с охраной, – сказал Джек скучным голосом. – Жизнь такая, Виталик, что приходится с охраной ходить. – Он крякнул и повалился в мягкое кресло у окна. – Лучше ты, Виталик, расскажи, как живешь, чем занимаешься. Вспоминаешь ли старых друзей? Парни, сообразите кофейку на кухне. Кофе-то есть у тебя? – посмотрел он на Лебедева.

– Есть, есть. На полочке там, на верхней…

– Ну, так чем живешь?

– Да как тебе сказать… Консультации, деловые советы, кручусь, верчусь…

– Неплохие деньги тебе за деловые советы платят, Виталик. – Джек оглядел комнату.

Лебедев почувствовал легкое презрение и брезгливость к старому приятелю. Господи, каким он был – всегда, по собственному его выражению, «закованный в джинсуру», – это в те-то годы! Тогда «джинсура» эта самая стояла круче, чем сейчас костюмы, пошитые лично Славой Зайцевым… Стильный был парень Джек, ничего не скажешь. Девчонки к нему так и липли, а он их Лебедеву и Кашину передавал – не справлялся один. И это несмотря на его маленький рост и морду кирпичом. Обаяние какое-то в нем было, магнетизм какой-то. А теперь остался только маленький рост. Джек развалился в кресле – в дешевеньком сереньком плаще, из которого выглядывали лацканы кургузого пиджачка, в коротковатых мятых брючках, в ботинках скороходовских, за сотню, наверное, купленных где-нибудь в Военторге… Ну нет, на этот маскарад Лебедева не купишь. Маскируется, сволочь! Нет, не так прост Женечка, как хочет выглядеть.

– Ну, а ты-то как, Женя? Почему так долго не появлялся? Что делал?

– А то ты не знаешь? – Джек внимательно посмотрел Лебедеву в глаза.

– Ну, знал бы, не спрашивал.

– Да в торговле я подвизаюсь. На Апрахе в основном. Работа чистая, законная, налоги платим, население обеспечиваем товарами легкой промышленности.

– Нравится?

– Нравится, нравится. Знакомства всякие завожу. С национальными меньшинствами дружен стал. – Он принял чашку кофе у вошедшего бритоголового. Лебедеву кофе не предложили, а он сам спрашивать не стал.

– Да, о чем это я, – продолжал Джек после небольшой паузы, во время которой он сделал несколько глотков, – о национальных меньшинствах. Интересные ребята попадаются. Вот, например, один такой был – Ильгиз. Не слыхал?

Лебедев давно гордился своим здоровьем и тем, что, в отличие от большинства ровесников, до сих пор не знал вкуса валидола, но сейчас сердце прыгнуло вверх, а опускаться не захотело – затрепыхалось под горлом, задрожало, не зная, что делать дальше и как работать на новом месте. Стало не хватать воздуха, и Виталий Всеволодович постарался незаметно втянуть, вдохнуть побольше, поглубже, но ничего не получалось.

– Да, Ильгиз. Вроде хороший мужик, а на ерунде попался. У нас же рынок вещевой – шмотки, джинсы, то, се, – а он наркотики задумал торговать. Представляешь? Я, когда узнал, просто обалдел. А потом слухи дошли, что большую партию оружия берет на продажу, – ну что ты будешь делать? Уж не знаю, чем бы все кончилось, да он вдруг взял и помер. Представляешь?

Лебедев молчал. Все силы сейчас уходили на то, чтобы вернуть сердце на подобающее ему место. Он почти не слушал Джека, уже поняв все: и кто прикончил Ильгиза, и что сейчас будут от него требовать, и чем это ему грозит. Придется выбирать между Джеком и Яковом Михайловичем. А тут двух мнений быть не может – от Джека надо избавляться. Если, конечно, он первый не избавится от Лебедева.

– Ты чего побледнел, Виталик? Нехорошо?

– Все в порядке.

– Ну вот и славно, что все в порядке. Тогда можно и к делу перейти. В общем, так, дорогой. То, что ты стучал тогда, это, можешь считать, за давностью лет я тебе простил. Может, оно и к лучшему. Я из-за тебя многому научился. Сволочь ты, конечно, и гад, но не убивать же тебя… Мы сделаем проще. Хочешь реабилитироваться – отдашь мне то, что должен Ильгизу. Не отдашь – я даже тебя пальцем не трону. Просто расскажу кое-что нашим старым общим друзьям, тем, кто еще не в курсе про твои художества, – они тебя живого на части разорвут. Ну, а если не получится, я уж тогда помогу. Ведь друзьям надо помогать, а? Виталик?

– Где Антон? – хрипло спросил Лебедев.

– Телохранитель твой? В коридоре лежит. Да живой, живой, не дергайся. Буду я из-за говна мараться… Ну ладно, я пошел. Дружкам своим, что меня выследить пытались на дороге, привет передавай и скажи, чтобы больше не лезли. Один раз я их простил, второго не будет. Я тебя через несколько дней навещу, постарайся уж, Виталик, товар приготовить, очень тебя прошу. Мы люди торговые, для нас дело – в первую очередь. Пошли, парни.

Лебедев наконец вернул сердце на прежнее место, и на него напал какой-то столбняк – он не слышал, как захлопнулась дверь за Джеком и его свитой, сидел неподвижно, глядя в одну точку прямо перед собой без единой мысли в голове. В коридоре что-то звякнуло, и этот звук привел Виталия Всеволодовича в чувство. «Что со мной? – подумал он удивленно. – Что это я распсиховался из-за этого подонка? Мразь, торгаш комиссионный, челночникам своим пусть указывает, что им делать. Раздавлю мерзавца! Он еще мне угрожает. Да кто он такой? С бандитами связался, Ильгиза шлепнул – так для этого много ума не надо. Раздавлю!» Ярость захватывала Лебедева, ему стало ужасно стыдно за то, что он вдруг так перетрусил, но это ничего, это просто нервы. Много лет он представлял себе встречу с Джеком – зря на самом деле. Нагнал сам на себя мраку – вот и не выдержали нервы. Ничего, ничего, Виталий, мы еще покажем всем. Этот гаденыш сам признался, что Ильгиза грохнул, вот я его еще разик полковнику и отдам. И все дела. Апраха! Подумаешь, большое дело! А полковник на эту самую Апраху вместо Джека потом своего человечка сунет. Вот так, ко всеобщему удовольствию…

В прихожей снова что-то звякнуло. «Антон!» – вспомнил Лебедев и бросился в прихожую. Антон лежал на полу лицом вниз, из-под головы его растекалась по паркету небольшая красная лужица. Руки Антона были завернуты за спину и скованы наручниками. Ключа от них, разумеется, не было.

– Антоша! Что это с тобой?

– У-у-у, – промычал поверженный Адонис, возя головой по кровавой луже.

– Сейчас, милый, сейчас, потерпи… – Лебедев осторожно взял его за плечи и перевернул на спину. В центре лба у Антона наливался клюквенным цветом здоровенный кровоподтек. «Дубинкой, наверное, ударили», – оценил травму искушенный в таких делах Лебедев. Нос и губы были разбиты и сильно кровоточили.

– Ничего страшного, Антоша, ничего, сейчас я все сделаю. – Он стал приподнимать своего юного друга, но тот громко застонал.

– Руки, руки, Виталий Всеволодович… Снимите наручники, затянули, гады, больно… – пришепетывая и сглатывая кровь, выдавил из себя Антон.

Лебедев осторожно потрогал наручники. Да, ключ нужен, черт возьми, вот сволочи… У Виталия Всеволодовича не было дома никаких отмычек, да и пользоваться ими он не умел – не опускался никогда до черной работы, являясь всегда лишь мозговым центром любого предприятия.

– Сейчас, сейчас, Антоша. – Он беспомощно ковырял замок наручников, ощупывал его пальцами, понимая, что не справиться ему самому с этой проклятой железкой.

В дверь позвонили. «Звягин!» – вспомнил Виталий Всеволодович и бросился открывать дверь.

– Что случилось, Виталий? – хмурясь и не поздоровавшись, быстро спросил вошедший – это действительно был Звягин, – окинув взглядом прихожую.

– Саша, сейчас все расскажу. Нужно наручники снять с Антона – можешь?

– Плевое дело. Пусти-ка. – Звягин порылся в карманах пиджака, достал какие-то проволочки, присел, поковырялся в наручниках, Антон громко охнул и развел в стороны освободившиеся затекшие мускулистые руки.

– Спасибо вам.

– Не за что. Так что произошло?

– Пойдем в комнату. В общем, так, – начал Виталий Всеволодович, когда они вошли в кабинет, – конкуренты у нас появились. Или даже, скорее, не конкуренты, а просто рэкет.

– Рэкет? У нас? Ты в своем уме? Кто же эти мудаки?

– Да смешно сказать. Торговая мафия с Апраксина.

– Что предъявляют?

– Ничего не предъявляют. – Лебедев кривил душой, но не рассказывать же Саше про всех, кого он сдал КГБ. – Ничего, просто не нравлюсь я им. Чушь какую-то несут.

– Что хотят?

– Вот в этом-то и проблема, Саша. Если бы хотели денег – это понятно. А хотят они то, что мы в лесу ищем. Понял?

– Вот тебе и на! Уже весь город про это знает?

– Я и сам думаю, кто настучал. Ильгиза нет – если только кто-то из его окружения? Это в принципе возможно – они же торчат все, мало ли что наболтать могли. Или кто-то из нас.

– Ну, это ты брось. Может, мальчишка этот?

– Да, мальчишка, мальчишка… Мальчишку нужно брать срочно. Брать и колоть по полной схеме – с Петровичем очную ставку, все связи, кто его туда навел, карты, если есть, а есть наверняка, вообще все, что знает. Так что без лишнего шума, тихо бери Железного, и придется вам в машине подежурить, подождать нашего трофейщика. В него все упирается, с него, мерзавца, все началось.

– Да не психуй ты, Виталий. Разберемся. А с торгашами-то этими что делать будем? Кто этим займется?

– С торгашами? – Лебедев прищурился. – С торгашами уж я сам все улажу. Обидели они меня сильно. И парня моего. – Лебедев кивнул по направлению прихожей. – Так что «страшная месть» с моей стороны гарантирована.

– Ну-ну, – покачал головой Звягин. – Как скажешь. Смотри только, осторожней. Не вляпайся в дерьмо – это все мелкая сошка, но уж очень их много.

– Много-то много, да мелкие мне не нужны. Тот, что приходил, не мелкий. Если с ним разобраться, другие не сунутся. Антон! – крикнул он. – Ты жив?

– Все нормально, Виталий Всеволодович. – Он стоял в дверях, потирая руки. – Кофе хотите?

– Мне – с лимоном, – сказал Звягин.

Ill

– Вот, Игнат, такие дела. Домой попасть нужно обязательно, а как – не знаю. Может, и не ждут меня там, а может, и ждут.

– Так проверить нужно. Давай я проверю. Съездим вместе, я поднимусь, а ты, скажем, из автомата позвонишь.

– Ну нет, Игнат. Ты здесь ни при чем, зачем я буду тебя подставлять. Я с ними сам должен разобраться. Столько дров наломал, ты, Игнат, даже себе не представляешь… Ты, если сможешь и время у тебя есть, проследи за Катей, чтобы с ней ничего не случилось. А то я пропал так неожиданно – мало ли что она подумает. А вдруг эти гады и на нее уже вышли, это же любимая тема, как в кино, – девушку в заложники… Помоги, а, Игнат?

– Леха, о чем ты говоришь! Знаешь что? Давай я ее сюда заберу. Меня-то они точно не знают. Леха, да ты что, – он хлопнул Алексея по плечу, – ты что, ревновать, что ли, надумал? Чего погрустнел-то? Не сходи с ума. Все будет чинно-благородно. Ты мне веришь?

– Да, конечно, Игнат, конечно. Давай забирай ее от греха подальше.

– Ну, тогда тронулись, Леха. Времени терять нельзя. Ты поел? – Игнат кивнул на кухонный стол, уставленный открытыми консервными банками с паштетом, сардинами и тушенкой.

– Да не хочется, Игнат. Аппетита нет. Поехали.

– Подожди. – Игнат отрезал здоровенный ломоть хлеба, намазал маслом, навалил сверху мясного паштета и протянул Алексею. – Давай быстро ешь. Нам предстоят великие дела!

– Спасибо. – Алексей запихнул в рот огромный бутерброд почти целиком, спеша закончить с трапезой побыстрее и начать действовать.

– Как ты думаешь домой попасть? – спросил Игнат, когда они вышли на улицу.

– Ничего пока не думаю. Приеду, осмотрюсь, а там как Бог даст.

– В Бога веришь? – серьезно спросил Игнат, скосив глаза на Алексея.

– Нет, Игнат, не верю.

– Вот и я не верю.

Когда Алексей вышел из метро «Купчино», на улице было уже совсем темно. «Это и к лучшему», – подумал он. Планов никаких по дороге так и не родилось, хотя Алексей и надеялся на это – обычно он быстро принимал решения, интуиция подсказывала ему нужные ходы, которые в большинстве своем оказывались верными.

Но сейчас он не знал, что будет делать, и шел по пустынным темным широким улицам Купчина – в очередной раз он порадовался, что живет здесь, а не в тесных лабиринтах центра. В Купчине же видно далеко, и от углов зданий можно держаться на приличном расстоянии – хоть немного можно себя обезопасить от нежелательных и неожиданных встреч.

Перед его домом простиралась большая травяная площадка – вернее сказать, маленькое незастроенное поле, – метров сто разделяло здесь девятиэтажные, стоящие параллельно дома. Сто метров зеленой подстриженной травы, исчерченной тропинками, образовавшимися стихийно – одна направлялась по диагонали прямоугольного газона, две другие, дугообразные, соединяли корпуса, тем самым экономя гражданам время. Алексей вышел к своему дому с дальней стороны зеленого прямоугольника и, сбавив шаг, быстро осмотрел пространство перед подъездом. На дорожке, идущей вдоль дома, стояло несколько машин, все они были Алексею знакомы уже много лет: соседский «Москвич», две «девятки», «Запорожец» тетки из соседней парадной. Людей видно не было, и ничего подозрительного он не заметил, но что-то внутри говорило ему: «Не ходи туда, не ходи, не ходи…»

Он постоял на месте, выкурил сигарету – никто не проходил мимо его подъезда, свет в окнах не горел. «Ну, это-то понятно. Если они там, то не дураки же светиться на весь двор…» Он медленно пошел к дому, обходя газон. По-прежнему вокруг все было тихо, но появилась уверенность, что через несколько секунд он увидит своих врагов. Откуда она взялась, непонятно – ничто вокруг не предвещало, казалось бы, неожиданной встречи, неоткуда было взяться этим бандитам. Однако взялись.

Почувствовав на левом плече чью-то руку, он успел подумать: «Умеют маскироваться, гады. Да, не один я такой умный». Не поворачиваясь, он правой рукой схватил кисть, лежавшую на его плече – «Какая здоровенная…», – крепко сжал и только тогда резко крутанулся влево, подняв локоть и одновременно падая на колени. По идее он должен был сломать нападавшему руку в локтевом суставе, но тот оказался словно выкованным из железа. Алексей наткнулся на его предплечье, поняв сразу, что эту металлическую балку таким способом ему не переломить. Но все же он свалил нападавшего с ног, потянув его за собой вниз. Огромная туша повалилась на асфальт, не издав не единого звука.

Алексей выпустил массивную тяжелую кисть и сделал кувырок назад, вставая на ноги. Нападавший тоже уже успел подняться и шел на Алексея как-то растерянно – видимо, не ожидал такого отпора. «Эх, Братец, была не была». – Алексей быстро шагнул вперед, занося руку для широкого, размашистого удара, но, не закончив движения, мыском сапога врезал по подъему ноги идущего на него великана. Тот охнул и дернулся, словно от удара током. «Попал», – удовлетворенно отметил Алексей. Голова была холодной и чистой, как на занятиях каратэ – он не видел ничего, кроме глаз противника. Смотреть нужно всегда в глаза. Все это он обдумывал меньше секунды, не опустив еще на асфальт ногу. Решения приходили быстро. Он, так и не коснувшись ботинком асфальта, нанес еще один удар – в солнечное сплетение, – великан снова пропустил его и как-то сжался, стал ниже ростом. И еще удар, той же ногой – в пах. Великан падал – только кряхтел, и в глазах его не было ни боли, ни удивления и уж совсем не было страха.

И вдруг Алексей понял, что сил у него не хватит свалить этого борова, что тот, принимая все его удары как должное, подождет, пока он выдохнется, а потом возьмет за шкирку и придушит одной рукой. Вспомнился любимый писатель Эдичка Лимонов – Алексей, как в одном из рассказов Эдички, сцепил кисти рук в замок и снизу вверх изо всей силы нанес удар великану под левое ухо. Того качнуло в сторону, и тут, продолжая смотреть на Алексея, великан улыбнулся. Страшно как-то улыбнулся, запредельно. Алексей еще прокручивал с космической скоростью варианты нападения, как вдруг мир зазвенел громыхающим телефонным вибрирующим звоном и улыбающийся великан поехал куда-то вверх. Алексей попытался было задрать голову, чтобы проследить за его исчезновением в темных небесах, но широко открытые его глаза видели только сплошной черный фон, в котором исчез и великан, и дома вокруг, и газон…

– Слушай, а умеет драться наш трофейщик, – обратился к продолжавшему улыбаться Железному Звягин. – Как считаешь?

– Саша, знаешь, больно бьется, сука. Я с ним на дело бы пошел. Лихой парень.

– Не знаю, не знаю. Не думаю. Ладно, хватит рассуждать, давай подгони машину. – Звягин поднял лежащего на асфальте Алексея и, обхватив его одной рукой, поволок тихонько по мостовой, словно пьяного. – Давай быстрее, Коля.

– Куда едем? – спросил Железный, когда они погрузили Алексея на заднее сиденье, предварительно сцепив ему кисти рук наручниками.

– На Васильевский, к Петровичу. Разбираться будем. – Он взял трубку радиотелефона. – Алло, Виталий? Все в порядке, везем нашего приятеля на Васильевский. Будешь? Хорошо. Ждем.

– Антоша! Антоша, поехали-ка со мной съездим. Нужно с одним парнем поговорить, порасспросить его как следует. Поедешь?

– Конечно, поеду.

– Ну собирайся тогда. Через полчасика выезжаем.

Настроение у Лебедева к вечеру заметно улучшилось. Он поговорил по телефону с полковником, в сжатой форме обрисовал ему ситуацию с Джеком, не называя имен, но Яков Михайлович все понял, и Лебедеву по его голосу показалось, что полковник остался доволен тем, что Лебедев держит его в курсе событий да еще обращается за помощью. «Не бзди, – сказал он по телефону. – Своих людей не дергай, я это сделаю по-своему. Совмещу, так сказать, приятное с полезным». Лебедев не понял, что Яков Михайлович имел в виду, но на душе у него полегчало – если полковник сказал, значит, сделает. В этом можно быть уверенным, тем более, что сейчас Лебедев ему снова нужен, ведь только через него полковник сможет получить то, о чем они говорили в его последний приезд на дачу. Теперь вот парня нашли. Сейчас, глядишь, и выясним, что он знает и откуда, и с Кашиным наконец закончим волынку, думал Лебедев, переодеваясь и засовывая в шкаф спортивный домашний костюм. Вошел Антон в кожаных узких штанах и кожаной же черной куртке, надетой на голое тело.

– Застегнись, – бросил ему Лебедев.

Антон послушно застегнулся, ухмыльнувшись при этом.

– Все, едем.

– Ну, поздравляю с первым рабочим днем! – Сергей Степанович протянул Роберту руку и крепко сжал его ладонь в своей. – Как потрудился?

– Нормально. Деньги вот…

– Хорошо. – Сергей Степанович, не считая, взял пачку бумажек и бросил в ящик стола. – Иди, Роберт, поешь, потом зайдешь ко мне, определимся, что дальше делать. Вообще-то, нравится тебе у нас? Лучше, чем по помойкам-то болтаться?

– Слушайте, Степаныч, я не от хорошей жизни по помойкам… Хватит, может, а? Я тебе кто, Степаныч? – Роберт незаметно для себя перешел на «ты». – Ты что мне, отец родной? Благодетель?..

– Ну ладно, ладно, извини. Не горячись. Иди поешь, говорю. У меня тут дельце одно возникло, сейчас мы его уладим, а потом и с тобой займемся. Да, пойдешь в столовую, загляни по дороге к Филиппу, скажи, пусть срочно ко мне зайдет.

Когда Филипп вошел в его кабинет, Сергей Степанович Медведев сидел за столом. Добродушие слетело с его лица, и он смотрел на Филиппа холодным суровым взглядом, который, впрочем, был Филиппу хорошо знаком.

– Проходи, садись, – прогудел Медведев. – Дело есть. Как там твои бойцы?

– Тренируются.

– Есть надежные парни?

– Кое-кто есть. Те, что с самого начала со мной работают.

– В общем, так. Наехали на нужного человека бандюганы. Надо разобраться. Дело очень серьезное. Звонил Яков Михайлович, лично просил помочь.

– Яков Михайлович? А что же он по своим каналам не разберется?

– Много вопросов задаешь, Филя. Значит, нельзя по его каналам. Дело тонкое, щекотливое.

– А что за хороший человек?

– Хороший. Это тот, который квартиры нам делает. Понял? Так что в наших интересах, чтобы от него отвалили. Усек?

– Ну, усек. Так что делать-то? Разобраться – это понятие растяжимое, и потом, мои ребята – не вышибалы. Им объяснить надо что и как, а самое главное – зачем.

– Ну вот ты и подумай. Исходные даю – оптовые торгаши с Апраксина. Все с криминальным прошлым и настоящим. Хотят снять с человека большие деньги. Вот в целом вся картина.

– С Апраксина? Вы понимаете, что это война?

– Филя, а может быть, это то, что нам нужно, а? Именно война с криминалами.

– А потянем?

– Думаю, потянем. Начнем сами, потом, Бог даст, ОМОН поможет. А потом видно будет. Умные люди всегда смогут между собой договориться. Прецедент нам нужен, понимаешь? А это как раз тот случай, когда общественность нас поддержит.

– Ох, опасное это дело, Сергей Степанович, очень опасное.

– Боишься?

– Если честно, то боюсь. Но это ничего не значит. Глаза боятся – руки делают. Сколько нужно человек?

– Чем больше, тем лучше.

– Ну что ж. – Филипп встал. – Когда начинать и с кем конкретно разбираться?

– Подготовь людей и жди указаний, – хмуро сказал Медведев, словно внезапно утратив интерес к беседе.

– Все понял. Я могу идти?

– Иди.

Медведев остался в кабинете один. «Началось, – думал он. – Наконец-то началось. Скоро все узнают, кто в городе настоящий хозяин. Всех ублюдков уничтожим». Мышцы Сергея Степановича напряглись, адреналин бушевал в крови, кулаки сжимались и разжимались, мрачное веселье овладевало всем его существом. «Сколько деньжищ награбили за несколько лет, сколько домов понастроили… Все наше будет. Миллионы за нами пойдут. Вся страна поднимется. Сейчас мы сделаем первый шаг, искру пустим. Как там у Ленина, в „Искре“ – возгорится пламя! Он-то не смог до конца довести. Юрист хренов – учился, учился, а так ни одного уголовного дела и не выиграл. Нет, мы покажем всем, как надо со страной управляться. Начнем, а там посмотрим, кто у руля встанет. У кого сила, тот и встанет. И побольше умных людей вокруг нужно собрать. Умных и безжалостных. Как Роберт. Интересный мужик – не похож на бомжа совершенно. Он еще себя покажет, это точно. Задиристый, собака! Нужно с ним поаккуратнее, если вольется к нам, много дел с ним можно натворить. Много».

В дверь постучали.

– Входите! – очнувшись, громко сказал-крикнул Медведев.

В кабинет осторожно, боком, неуклюже вошел Роберт.

– A-а, это ты. Я как раз о тебе сейчас думал. Присаживайся. Ну, рассказывай, как день прошел.

– Так вы же спрашивали уже. Нормально прошел. Поторговал газетами вашими, поговорил там…

– Сам-то почитал?

– Да почитал, почитал. Ладно, Сергей Степанович, слушай, что скажу. Я к тебе не нанимался. Денег дали – на том спасибо, а я пойду-ка водочки выпью. Душа горит, не могу терпеть.

– Да сиди ты, сиди. – Медведев встал, подошел к серванту напротив письменного стола и, открыв дверцу бара, достал оттуда бутылку «Белого орла» и два тонких стакана. – Запивать будешь?

– Буду, ежели есть чем.

Медведев открыл две бутылки «Пепси», разлил водку по стаканам и пододвинул один из них Роберту.

– Ну, будем.

– Слушай, ты, по-моему, так и не понял, что происходит. Это же новая жизнь начинается. – Медведев развалился на стуле и закурил «Мальборо». – То, что не удалось коммунистам построить, сделаем мы. Понимаешь? А начнем с экспроприации экспроприаторов. Передел собственности, сечешь, Роберт?

Роберт молча слушал, вертя в руке пустой стакан.

– Квартиру тебе сделаем, зарплату будешь получать – что, не нравится?

– Красиво говоришь, Степаныч, да слабо верится, честно говоря. Эти новые уже такую силу набрали. Как ты со своими пятнадцатью молодцами да с тетками, которых я у Гостиного видел, все это собираешься свалить?

– А кто тебе сказал, что у меня пятнадцать молодцов?

– Ну а сколько здесь, – Роберт обвел рукой кабинет, – сколько в этом домике помещается?

– Роберт, те, кто здесь, – это всего лишь катализатор. Детонатор, который взорвет всю страну. Мы рассчитываем на пролетариат, на тех, кто на Кировском, на Металлическом, – это же тысячи и тысячи. Они вот за нами и пойдут. Люди не могут годами без зарплаты работать, им детей кормить нечем, они же все ненавидят эту власть. Что она им дала? Бананы, которые не купить? Машины, на которые они только смотрят издали? Порнуху по телевизору, от которой дети развращаются с ранних лет? Мы же за социальную справедливость. Кто не работает – тот не ест! Каждому – по труду! – Медведев распалялся, краснел, Роберт смотрел на него с легким удивлением. «А может, действительно все вернется? Только эти уже окажутся наверху. И я с ними, – думал он. – Чем черт не шутит? Кто ожидал от этих демократов – когда они пиздели, все только посмеивались. А они – бац! – и в дамки. Почему бы Степанычу не попробовать? А если заводы встанут – куда им всем деваться? Главное, чтобы заводы поддержали, – тогда все. Все наше будет».

– Ладно, скажу тебе больше. Сейчас начинаются наконец реальные дела. Начинаем борьбу с преступностью. С ларечной мафией. Хочешь поучаствовать?

– А как поучаствовать?

– Понимаешь, рэкетиры на наших людей руку поднимают. А мы ответим не судами и статейками газетными, мы по-нашему, по-рабочему – в морду гадам, в морду! Люди у нас есть – хочешь, присоединяйся, если не боишься.

– Ничего я не боюсь. Я их голыми руками душить буду, сук рваных.

– Молодец! – Медведев разлил водку по стаканам. – Молодец, Роберт. Ты мне сразу понравился. Я же вижу человека – не простой ты бомж, вижу в тебе рабочую косточку, настоящий стержень. А то, что на улице оказался, – мало ли что в жизни бывает. Ты не обижайся на меня, Роберт, я человек прямой, что думаю, то и говорю. И не стал бы я с тобой сидеть, если бы не уважал тебя, как своего, как работягу…

– Степаныч, – кривя рот и глубоко дыша после полустакана водки, морщась, сказал Роберт, – Степаныч, можешь мне верить, не подведу. Мы с тобой горы своротим. Я тебе как родному говорю – не подведу. Давай-ка еще маханем. А закусочки нету?

Медведев снял телефонную трубку.

– Филя? Слушай, пусть кто-нибудь в магазин сгоняет. Ты потом подтягивайся, посидим, побазарим. Пусть чего пожрать возьмут, ну и ее, матушки, парочку. Давай подходи, надо нервное напряжение снять. Мы с Робертом тут сидим. Да. Ждем.

Они гуляли весь день, заходили в кафе, сидели в Летнем саду, кружили по дугообразным улицам Петроградской и под вечер добрели до Невского.

– Ты не устала? – спросил Гена, ноги у которого уже начали ныть довольно ощутимо.

– Не очень. До меня дойдем пешком? Я ненавижу троллейбусы.

– А метро?

– Тоже ненавижу. Ты не обращал внимания, когда в метро бежишь по эскалатору вниз, а перед тобой тоже кто-то бежит, так этот кто-то, не добежав ступенек двадцать до конца, вдруг тормозит и останавливается. Как будто уже прибежал. И я, как дура, тоже стою и тупо жду, когда лестница доедет до низа. Бред!

– А такси?

– Терпеть не могу. Особенно мерзко, когда шофер начинает тебе свои истории рассказывать. Сидишь, поддакиваешь, а он тебе грузит, грузит что-то, чушь какую-то, совершенно ненужную. Ни подумать, ни расслабиться…

– Да, это я знаю. Особенно когда с инструментом куда-нибудь едешь, вообще беда. Начинают спрашивать, в какой группе играешь, сколько зарабатываешь. Или говорить, что я, мол, в детстве тоже играл… Им все кажется, что это игрушки.

– А еще я ненавижу, когда на улице прохожие толкаются. Как будто не обойти – локтями, сумками цепляют, прут напролом…

– А я ненавижу женщин в общественном транспорте. Мужчины куда ловчей – встанут, зацепятся за поручень и висят на нем. А женщины из стороны в сторону мотаются, пыхтят, распихивают всех.

– А я рестораны ненавижу… Чем богаче ресторан, тем мерзее. Мерзостней то есть. И публика уродливее. Не поесть туда ходят, а повыдрючиваться друг перед другом, у кого денег больше.

– А я очереди ненавижу. Уже лет пять в очередях не стою. Если вижу, что больше пяти человек у кассы, просто в другой магазин иду. Единственное необходимое зло – это железнодорожные билеты. Но я в этих случаях в семь утра встаю, первым иду к открытию касс – есть шанс, что очереди не будет.